Одним из основных предметов в КВИМУ*, как и во всех вузах страны, был «научный коммунизм». Помимо обязательного конспектирования лекций, мы должны были после занятий сидеть в библиотеках и конспектировать труды основоположников марксизма-ленинизма, а затем сдавать конспекты преподавателю на проверку.
Преподавателем «коммунизма» был молодой мужчина с военной выправкой и фанатичным блеском в глазах. Он считал свой предмет наиглавнейшим и говорил, что постигать его надо не только умом, но и сердцем. Со всей своей страстью он пытался привить нам если уж не преклонение перед вождями мирового пролетариата, то, по крайней мере, почтительное к ним отношение. Он был искренним в своих убеждениях, поэтому мы его уважали. Но переписывания ленинских статей довольно сильно тяготили, как и всякая объемная, бессмысленная на наш взгляд и нудная работа. Естественно, уж если увильнуть от нее невозможно, то хотелось хотя бы как-то ее разнообразить.
Прикинув по объемам сдаваемых на проверку конспектов, что преподаватель, даже если всю ночь будет читать, вряд ли одолеет хоть четверть из наших трудов, и уповая на свой неразборчивый почерк, я стал откровенно халтурить. Переписывая почти дословно в верхней части тетрадной страницы абзацы из очередной статьи, я заполнял середину всплывавшими в мозгу бессмысленными фразами, перемежая их с написанными более ровным почерком обрывками цитат, а внизу страницы снова вставлял что-то ленинское, внося своего рода творческий элемент в рутинную работу. На мой взгляд, получалось довольно забавно и даже вызывало чувство удовлетворения.
До поры до времени это сходило с рук, в конце конспектов стояли стандартные отметки преподавателя об их проверке, иногда он писал какие-то ничего незначащие или касающиеся неразборчивости почерка замечания. Но однажды, открыв после очередной проверки тетрадь, я обнаружил, что ее страницы сплошь испещрены красным карандашом. ВСЕ напридуманное мною было подчеркнуто и отмечено вопросительными знаками.
Вот, для примера, небольшой отрывок из конспекта знаменитой ленинской статьи «Шаг вперед, два шага назад» (с сохранением орфографии и пунктуации):
«Вопрос о политическом значении того деления нашей партии на “большинство” и “меньшинство”, которое сложилось на втором съезде партии и отодвинуло далеко назад все прежние деления русских социал-демократов. КАК ГОВОРИЛ КАРЛ МАРКС БОЛЬШЕ ВОДЫ — ДАЛЬШЕ БЕРЕГ. вопрос о принципиальном значении позиции новой “Искры” по организационным вопросам, поскольку эта позиция является действительно принципиальной. ДЫРКА В ДНИЩЕ — К ПРИКЛЮЧЕНИЯМ есть вопрос о конечных результатах этой борьбы, об ее финале, о том принципиальном итоге, который получается по сложении всего, что относится к области принципов, ТЫ ПОПУТЧИК, Я ПОПУТЧИК. СОБРАЛИСЬ МЫ ВСЕ ДО КУЧИ И ИДЕМ СВЕРКАЯ В РАЙ. ЛЕНИН НАШ СВЯЩЕННЫЙ ЛУЧИК, БРЕЖНЕВ ПЕСНИ ПЕТЬ НАС УЧИТ А КОГДА НАМ ВСЕ НАСКУЧИТ СНОВА СПРЯЧЕМСЯ В САРАЙ Главным недостатком наличной литературы о нашем партийном кризисе является, в области изучения и освещения фактов, почти полное отсутствие анализа протоколов партийного съезда,
БОЛЬШЕ МУТИ — МЕНЬШЕ СУТИ между коренной ошибкой тов. Мартова и тов. Аксельрода в формулировке параграфа первого устава и в защите этой формулировки, с одной стороны, и всей «системой» ЛЕТИТ НАД ДОНОМ СКОВОРОДКА, ТО НЕ ФЕДОРИН ЗАВОРОТ И НЕ ДЕТАЛЬ ПОДВОДНОЙ ЛОДКИ, ТО ПРОСИГНАЛИЛ Я МАРУСЕ, ЧТО НИКОГДА К НЕЙ НЕ ВЕРНУСЯ (поскольку тут может быть речь о системе теперешних принципиальных взглядов «Искры» по организационному вопросу
РАСТУТ ГРИБЫ В МОЕЙ ОТЧИЗНЕ КАК САМОВАРЫ ПОД ОКНОМ, А НУ-КА СОЛНЦЕ ЯРЧЕ БРЫЗНИ, ЧТОБ НЕ НАЙТИ МНЕ ИХ ПОТОМ, ПУСТЬ ВСЕ ДОСТАНЕТСЯ ПОТОМКАМ В ГОЛОДНЫЙ ГОД ОТ ПЕСЕН ЗВОНКИЙ партийного съезда и из созданных им учреждений, и их стремление идти снизу вверх, предоставляя зачислять себя в члены партии всякому профессору, всякому гимназисту и «каждому стачечнику», и их вражда к “формализму”, требующему от члена партии принадлежности к одной из признанных партией организаций, и их наклонность И ЛЕНИН ДЕРНУЛ ПРОВОДА ИЗ НИОТКУДА В НИКУДА — ВВЕРХ ТОРМАШКАМИ СТРАНА, И ЦЕЛЬ, И ЦЕПЬ У ВСЕХ ОДНА, И ВСЕ РАВНЫ, И ВСЕМ ДО ФЕНИ ИЗ ПОКОЛЕНЬЯ В ПОКОЛЕНЬЕ к оппортунистическому глубокомыслию и к анархическим фразам, и их тенденция к автономизму против централизма, одним словом, все то, что расцветает теперь пышным цветом в новой “Искре”, все более и более содействуя полному и наглядному выяснению сделанной первоначально ошибки
СОЛНЦЕ ВСХОДИТ И ЗАХОДИТ, А В СТРАНЕ МОЕЙ ТЕМНО, И НИКТО НАС НЕ НАХОДИТ — ВСЕМ БЕЗ НАС И ТАК СВЕТЛО, ВСЕМ БЕЗ НА И ТАК ПРИЯТНО, ЧТО-ТО В ЭТОМ НЕПОНЯТНО, ЧТО-ТО В ЭТОМ НЕПРИЯТНО. ОТТЕРЕТЬ БЫ С СОЛНЦА ПЯТНА И ПОЙТИ ПУТЕМ ПОПЯТНЫМ можно добиться (и должно добиваться) того, чтобы краткие конспекты речей, сухие экстракты из прений, мелкие стычки по мелким (по-видимому, мелким) вопросам слились в нечто цельное, чтобы перед членами партии встала, как живая, фигура каждого выдающегося оратора,
МЫ КРИЧИМ, А НАС НЕ СЛЫШАТ. ВСЕ ВОКРУГ ОРУТ, ОРУТ. ТИШЕ ЛЮДИ. ТИШЕ, ТИШЕ! ПУСТЬ СЛОВА УМРУТ, УМРУТ! ПУСТЬ В СЕРДЦАХ ПРОСНУТСЯ МЫСЛИ О ПРЕКРАСНОМ, О БОЛЬШОМ. НО О НИХ И МЫШЬ НЕ ПИСКНЕТ. ТАК КОГДА МЫ ЗАЖИВЕМ? ТИШЕ ЛЮДИ каждой группы делегатов партийного съезда А господа противники пусть попробуют представить нам картину действительного положения дел в их “партиях”, хоть отдаленно приближающуюся к той, которую дают протоколы нашего второго съезда!»
Надо ли говорить, как сжалось мое сердце и заметались беспорядочно мысли. Он ВСЕ прочитал! Он расшифровал ВСЕ мои каракули! Более шестидесяти страниц липовых конспектов сплошь испещрены его красными жирными вопросами! Что теперь будет? Отчислят из училища? Исключат из комсомола? А может, хуже — сообщат в соответствующие органы, причислят к диссидентам, посадят? Но какой из меня диссидент — я же никому это не показывал. Ха-ха-ха — не показывал! Кроме самого убежденного на земле марксиста — нашего преподавателя научного коммунизма! Для него ленинские труды — святыни, а я, пусть и не по злобе, без умысла, надругался над ними.
Ночь я не спал, пытаясь просчитать возможные варианты развития событий — позитивных среди них не было.
На следующий день первой парой были занятия по военно-морской подготовке. Преподаватель, капитан второго ранга Топчий, добродушный толстяк с низким убаюкивающим голосом, монотонно рассказывал нам об устройстве зенитного комплекса.
После бессонной ночи я из последних сил старался держать глаза открытыми. Наконец преподаватель предложил нам повернуть головы к стоящей около задней стены класса зенитной установке.
Я развернулся всем корпусом, поставил локти на спинку стула, положил на них подбородок и, пользуясь моментом, блаженно закрыл глаза.
Очнулся я от собственного громкого сопения и смеха других курсантов. Топчий вызывал меня к доске, чтобы я что-то там объяснил по поводу маркировки ракет.
Я повернулся заспанным лицом к нему, поднялся, и в это время раздался спасительный звонок.
Короткий сон дал свой положительный эффект — на научном коммунизме я уже был бодрым и отдохнувшим. Преподаватель вошел в класс. Дежурный доложил о нашей готовности к уроку. Преподаватель поздоровался, мы дружно ответили и по его команде сели на свои места.
— Курсант Красавин.
Я встал.
— Расскажите нам о втором съезде партии.
Я напряг память и выдал на-гора все, что на тот момент смог вспомнить. Преподаватель уточнил некоторые места. Как всегда, увлекся сам, стал дополнять мой ответ и в заключение спросил:
— Надеюсь, вы принесли новую тетрадь для конспектов?
— Нет, — ответил я растерянно.
— Возьмите у меня на столе и содержите ее в чистоте, как снаружи, так и изнутри.
Инцидент был исчерпан. Никаких публичных разносов, призывов к покаянию, никакого давления. Все осталось сугубо между нами.
Старую тетрадь я завернул в целлофановые пакеты и зарыл в землю на пустыре недалеко от могилы Канта. К конспектам ленинских работ стал относиться как к осознанной необходимости (для лиц неосведомленных — в марксистско-ленинской диалектике между понятиями свободы и осознанной необходимости стоит знак равенства).
Но самое главное, что я вынес из этой истории — чувство ответственности не только за себя, но и за другого человека, не доложившего куда следует о моем «диссидентстве» и тем самым доверившего мне свою судьбу. Довольно быстро это чувство перекинулось и на отношение к другим предметам, к учебе в целом, ко всему, что я делаю, говорю.
И вот что странно, чем больше я брал на себя ответственности, тем больше ощущал в себе сил, росло желание быть кому-то нужным, я стал более насыщенно ощущать радость жизни, творчества, борьбы. Из инфантильного юноши, чувства и эмоции которого целиком зависели от внешнего мира, я превратился в мужчину, который ощущает и долю своей ответственности за все происходящее в окружающем его мире.
Если хорошенько разобраться — все на земле устроено для нашего блага. В обществе друзей мы можем расслабиться, отдохнуть, насладиться приятным общением, а враги учат нас напрягать ум, быть сильными. Благодаря им на земле существуют такие понятия как мужество, стремление к победам, милосердие к побежденным. Разве не так? Как говорил наш преподаватель научного коммунизма — «Противоположности дополняют друг друга, одно без другого существовать не может». Чужое и личное — понятия относительные. Все вокруг взаимозависимо. Чем полнее этим проникаешься, тем красочнее жизнь, тем сильнее ощущаешь радость бытия. На этой светлой ноте я и позволю себе закончить книгу.
Иллюстрация: КВИМУ Курсанты-выпускники и преподаватели. Электромеханический факультет, 1974 год.
* КВИМУ – Калининградское высшее инженерное училище (1969 –1991). Ранее с 1966 по 1969 называлось КВМУ (Калининградское высшее морское училище). С 1991 года по настоящее время БГАРФ (Балтийская государственная академия рыбопромыслового флота).
Предисловие и оглавление: http://www.proza.ru/2018/10/07/1618