Хвостатый Солярис

Елистратов Владимир
Этим летом со мной произошла вот какая история.
Получилось так, что где-то в июле месяце я вдруг пересмотрел все фильмы замечательного режиссера Андрея Тарковского. Начал почему-то с «Зеркала», а дальше – все подряд: «Андрей Рублев», «Солярис», «Сталкер» и прочее.
С «Зеркалом», кстати, у меня связано одно позорнейшее воспоминание. До сих пор стыдно. Наверное, это самый худший эпизод в моей жизни.
Когда я учился на первом курсе, мой приятель Федя Чингаров по кличке Чингачгук достал билеты на «Зеркало». Забыл, в каком кинотеатре, кажется даже, в «Октябре» на Новом Арбате. Фильм был снят десятью годами раньше, но презентации всего запретного только начинались. В тысяча девятьсот восемьдесят третьем году достать билеты на «Зеркало»… Сами понимаете…
Мало того, что это было «Зеркало» Тарковского – перед началом фильма должна была выступать сама Маргарита Терехова, мой идеал (на то время) женской красоты.
Ну что может быть прекрасней, соблазнительней и сладостно-порочней Леди Уинтер, лживо признающейся в любви Д’Артаньяну-Боярскому?.. Это ж потаенная мечта любого советского подростка позднесоветской эпохи.
Вот мы с Чингачгуком и поехали смотреть «Зеркало».
Идем к метро ВДНХ. Мимо винного. И вдруг видим: портвейн. Только что завезли. Грузовик отъезжает. И никакой очереди. Мы прямо синхронно с Чингачгуком протерли глаза. Представляете? В одна тысяча девятьсот восемьдесят третьем году средь бела дня: винный, куча портвейна и ни одного человека! Сказка. Мираж. Кстати (что-то я зачастил «кстати»), в магазине во всю грохочет «Мираж»: «Музыка на-а-ас связала, Тайною на-а-ашей стала…».
В моем доме (кстати, номер 3) одно время жил руководитель «Миража». Мы с ним даже как-то выписали. Приятный человек. Честно.
Ну и вот. Мы с Чингачгуком, разумеется, берем «огнетушитель» (это портвейн «Кавказ»), тут же захотим на стадион «Мягково», стремительно давим огнетушитель, напиваемся, что называется, «до изумления» и продолжаем свой путь в сторону «Зеркала» уже совсем в другом настроении. Летящей походкой… Дело (кстати, номер 4) было в мае.
Приезжаем. На сцене красавица Маргарита Терехова. Рассказывает что-то о Тарковском, о съемках, отвечает на записки из зала. Мы с Чингачгуком никакие. Напились, как леопарды. Сидим, оглядываемся, пытаемся, что называется, навести прицел.
Я говорю:
- Чингачгук, а тебе не кажется, что Рита слишком разговорилась?
- Кажется, Лисистрата (меня так стали называть после того, как мы сдали историю античной литературы на первом курсе).
- Надо ее остановить, Чингачгук, пока не поздно.
- Надо, Лисистрата…
И тут я нетвердой рукой достаю из внутреннего кармана куртки блокнот и ручку, отрываю листок и пишу: «Рита! Ты, конечно, роскошная баба. И рассказываешь ты интересно. Но пора закругляться. Харэ уже умничать. Давай уже фильм смотреть уже». И отправляю записку Тереховой. Пьяный идиот…
Все-таки: вот что значит гениальная актриса!
Когда она взяла и прочитала мою записку, у нее на лице не дрогнула ни одна жилка. Абсолютно спокойно, даже с какими-то особыми умиротворенно-философскими модуляциями, грудным, как все недра и омуты мира, голосом, она сказала:
- Дорогие друзья, здесь один из наших глубокоуважаемых зрителей вежливо, в самой изысканной форме намекает мне на то, что ему очень хочется поскорее начать смотреть картину. О, я слишком хорошо понимаю это справедливое нетерпение. Фильм Андрея Арсеньевича воистину чудесный!.. Всем огромное сердечное спасибо за внимание и – приятного просмотра. Особенно – автору этой в высшей степени куртуазной записки. До новых встреч.
Встала и под горный (нет, не «горный» – «горний») гром аплодисментов, как какая-то там царица Савская, вся рыже-золотистая, стройно-неприступная, вся сплошь в очах и персях, персях и очах, прошла поступью мудрой лани, идущей с духовного водопоя, буквально в двух метрах от нас с Чингачгуком, обдав нас волной роз, жасмина и пачулей, ландыша, сосны и олеандра…
А мы с Чингачгуком, нервно дыша дешевым перегаром, резко протрезвевшие, как две кнопки в старом чертановском лифте, вдавились от позора и стыда в кресла и больше уже из них не выдавливались до конца сеанса.
Ужасная история! Можно было бы из нее соорудить отдельный рассказ «Как я обидел Маргариту Терехову». Но – стыдно.
С тех пор я, кажется, никогда никому не хамил. Надеюсь, что это так. По крайней мере старался.
«Зеркало» - хороший фильм, хотя многого я там не понимаю. И все-таки больше всего мне нравится «Солярис». Тут тоже есть одна маленькая предыстория.
«Солярис» я впервые посмотрел тоже где-то в начале восьмидесятых, не помню, какой это был год. При не совсем обычных обстоятельствах.
На какой-то вечеринке я познакомился с неким Васей Именинниковым. Он был студентом театрального училища имени Щепкина. При Малом театре. Учился Вася на курсе самого; Михаила Царева, тогда – главы Малого театра.
С Именинниковым мы как-то резко сдружились. Вася стал таскать меня по театрам с контрамарками без места. Помню, театра я наелся именно тогда. Потом к театру охладел. Настоящего театра – очень мало, театральщины – завались.
И вот однажды Вася пригласил меня, как Чингачгук на «Зеркало», на просмотр «Соляриса» в Малом. С последующим обсуждением фильма студентами курса Царёва с самим Царёвым.
Фильм тогда произвел на меня сильное, хотя и очень неоднозначное, впечатление, особенно то, как Крис никак не мог отделаться от Хари.
Ладно. Просмотрели «Солярис». Зажигается свет. Сидит Царёв. Молчание. Царёв, после долгой густой паузы, слегка грассируя на «р»:
- Не понимаю… Не понимаю… Что это? Какое-то ухо волосатое (он произнес «вауасатое»)… какой-то карлик… Я вообще терпеть не могу карликов… Не понимаю… Не понимаю… Зачем нам эти карлики, эти уши «вауасатые»… Не понимаю… Не понимаю…
Встал и вышел. Всё. Обсуждение было закончено.
Там действительно есть эпизоды с карликом и с волосатым ухом. Я тоже – не очень понимаю. Вернее – совсем не. Но – проехали. Возвращаясь в наши дни.
Итак, в июле я просмотрел фильмы Тарковского, в том числе «Солярис». И поехал на дачу.
На даче у нас есть соседи – через три участка от нашего. Семья Ветрянкиных. У них трое детей, а кроме того две кошки и две собаки. На даче они живут круглый год и ездят на работу отсюда. Дети еще маленькие. Есть бабушки, няни. Словом, у Ветрянкиных все в порядке.
В августе Ветрянкины решили поехать в Крым. А нас, отпустив на волю бабушек и нянь, попросили последить за животными. С этого места, как любят повторять следователи в российских детективных сериалах, поподробнее. О животных.
Во-первых, у Ветрянкиных есть маленькая дворняжка – Зинка. С помойки. Беленькая с длинными невинными белесыми ресницами, такая слегка психованная раздолбайка. Есть такой собачий (и не только собачий) тип.
Во-вторых, котенок Твиксик. Тоже беленький, с абсолютно философским характером. В прошлой жизни он явно был Буддой. Или будет Буддой в следующей жизни.
Его называют и Твиксиком, и Чипсиком, и Сникерсом, и Баксиком, и Памперсом. Как угодно. Он все равно ни на одну из кличек не отзывается.
Если не ошибаюсь, это Веничка Ерофеев заметил, что котам, например, очень подходят в качестве кличек названия лекарств. Кот Пирамидон. Кот Валидол. Кот Цитрамон. Или двусложные: кот Цетрин, кот Гастал… Так же и в качестве роскошных женских имен могут выступать такие слова, как: Гарантия (Чем хуже, чем Констанция?), Доктрина, Коллегия, Эмансипация, Иллюстрация и т.п. Но это так, к слову.
Значит, котенок Твиксик.
В-третьих, кошка Берта. Пожилое жирное млекопитающее, которое или ест или спит.
И, наконец, крупная сеттериха Хилари, названная в честь сами понимаете кого.
Схема была выработана следующая. Зинка и Твиксик переселяются к нам. Как мелкое зло. Они вообще очень дружат, спят вместе и целый день могут играть друг с другом. А Берту и Хилари мы ходили кормить раз в день в дом Ветрянкиных.
С Бертой проблем не было. Она ела и спала. А вот с Хилари все было сложнее.
Участок у Ветрянкиных – тридцать соток. Забор из рабицы. Каждый божий день Хилари норовила подкапывать забор в новом месте и убегать. Каждый раз Ветрянкин-старший латал подкопы, но тщетно. А отпускать Хилари с участка было опасно. Кругом куча собак, в том числе бездомных.
Поселить Хилари у нас было невозможно. Она перекапывала все грядки и вытворяла черт знает что. У Ветрянкиных – просто газон. А у нас – «хозяйство». Хилари и редиска – «две вещи несовместимые». А уж тем более Хилари и огурцы.
Ветрянкины уехали. Мы взяли Твиксика и Зинку. Каждый день аккуратно ходили кормить Берту и Хилари.
Но тут-то и началось.
Вы помните «Солярис»? Солярис – это планета-океан, где материализуются человеческие мысли, будь то сладкие мечты или жуткие кошмары. К главному герою Крису Кельвину приходит его умершая возлюбленная Хари. Он всячески хочет отделаться от нее, но это невозможно. Он запирает ее в комнате, а она продирается к нему сквозь стальную дверь. Он отправляет ее в космос на ракете, а она все равно возвращается. Потому что отделаться от собственных грез и кошмаров невозможно.
На второй день после отъезда Ветрянкиных, под вечер, я задремал в гамаке. И вдруг почувствовал, что кто-то дышит мне в лицо. Я открыл глаза и увидел большой розовый язык с серебряной сосулькой слюны. Это была Хилари.
Она крутила хвостом и как бы говорила:
 - Это я, Крис, твоя Хари, я люблю тебя, Крис… Крис, не бросай меня… Мы будем счастливы, Крис.
Я взял Хилари-Хари за ошейник и отвел на участок Ветрянкиных. Тщательно изучил забор. Нашел подкоп. Хороший подкоп. Качественный. Если постараться, я бы сам в него пролез. Долго в раздумии чесал репу, наконец нашел старый ржавый таз, заткнул им дыру, вколотил для надежности в землю пару солидных кольев. Накормил Хилари и ушел. Хилари повиляла мне вслед хвостом, как бы говоря:
- Куда ты, Крис?.. Крис, зачем ты бросаешь меня? Вернись, Крис!.. Крис, я люблю тебя!..
Ночью было душно. Я спал на веранде с открытой дверью.
В полночь большой теплый и мокрый язык нежно лизнул мое лицо – от кадыка до челки. Потом еще раз – от уха до уха. Дальше – от левой скулы до правого виска. И – для симметрии – от левого виска до правой скулы. Как бы прорисовав на моем лице британский флаг. Протерев лицо подушкой, я взял фонарик в правую руку, ошейник Хилари вместе с Хилари в левую и пошел искать подкоп.
Ночью с фонариком, согласитесь, искать (да еще на чужом участке) подкоп труднее, чем днем при свете солнца. Но я нашел его. Хороший, добротный, основательный подкоп. Я завалил его старой бочкой для сжигания мусора. Бочку припер кирпичами и пошел спать. Было темно, я не видел мою хвостатую Хари, но чувствовал спиной, что она виляет хвостом, как бы говоря:
- Все равно ты мой, Крис!.. Моя любовь сильнее, чем твои идиотские бочки и тазы. Я приду к тебе, Крис!.. Крис, запомни – любовь бессмертна.
Я забылся тяжелым сном. Утром, сквозь золотисто-малахитовую рябь солнца, пробивающуюся сквозь закрытые веки и отрывистые выкрики просыпающихся птиц, похожие на звуки нежных поцелуев, я почувствовал на своей груди что-то большое, тяжелое, мокрое и волосатое. Это была лапа. Хвост Хари-Хилари стучал об пол, как молот, забивающий сваю.
- Вот я, Крис… Всю ночь я думала о тебе. Я знаю, что и ты, Крис, обо мне думал… Ведь ты думал обо мне, Крис?..
- Да, я думал о тебе всю ночь, Хари…
Я в ужасе осознал, что вслух отвечаю собаке, которая молча пыхтела своей мокрой лазоревой пастью.
- Конечно, ты ведь любишь меня, Крис?.. Скажи, Крис, ты любишь меня?
- Да, я люблю тебя, Хил… Хари.
- И ты будешь вечно любить меня, Крис?
- Да, Хари, я буду вечно любить тебя…
- О как я рада, Крис! Сейчас, Крис, ты опять попытаешься избавиться от меня. Ты завалишь мой подкоп вон тем старым мангалом, который ржавеет возле сарая.
Она посмотрела в окно в сторону сарая. Я, как в кошмарном сне, проследил за ее взглядом и действительно увидел старый мангал…
- Прихвати его, Крис. У Ветрянкиных уже практически не осталось никаких предметов, которыми можно закрывать мои подкопы. Подкопы моей любви к тебе, Крис… А у тебя на участке, Крис, куча всякого ненужного  барахла. Ты ведь у меня такой жадный, в смысле – хозяйственный, Крис. Бери же меня за ошейник, Крис (я так люблю, когда ты ведешь меня за ошейник своей сильной и одновременно нежной рукой, Крис!) и веди меня на участок к Ветрянкиным. И не забудь мангал, Крис…
Когда, завалив мангалом очередную дыру под рабицей, я уходил от Ветрянкиных обратно, мотающийся хвост моей Хари говорил:
- Да встречи, Крис, любимый… Я, так и быть, сегодня приду к тебе вечером. Выспись, любовь моя, хорошенько днем. И заранее сними с мансарды старое кресло. Оно все равно рассохлось и никуда не годится. А дыру в заборе, пожалуй, закроет. И еще, Крис: когда через две недели Ветрянкины все-таки приедут из Крыма, который наш, наш с тобой, как и вся Вселенная, Крис, заклинаю тебя: закажи контейнер для мусора и выкинь наконец все это дерьмо, которого накопилось, извини за выражение, любимый, херова туча за эти сорок лет. Нельзя же быть таким Плюшкиным, Крис! Ты уже охренел со своим скопидомством, Крис, милый мой. Обещаешь заказать контейнер?
- Обещаю, Хари…
- Он недорогой, Крис: всего шесть с половиной тысяч за доставку и потом плюс по двести рублей в день. Я думаю, дня за три ты соберешь контейнер. Шесть с половиной плюс шестьсот. Итого семь сто. Ты потянешь, Крис. Тем более: через три недели придет гонорар из газеты «Моя семья», где ты пишешь всякую ахинею. Такую чушму может писать только такой дегенерат, как ты, душа моя Крис. Даже не понимаю, за что эти бесхвостые платят тебе деньги, Крис. Ты ведь в сущности такой придурок, мой любимый… И что ты будешь без меня делать, мой недоделыш лопоухий… Так ты закажешь контейнер, Крис?..
- Закажу, Хари…
- Точно, Крис?
- Да, точно, точно, Хари. Сколько можно переспрашивать?..
- Не груби мне, Крис. Ведь я так люблю тебя, вонючка ты этакая. До вечера, Крис, любимый! Мы никогда-никогда не расстанемся, Крис. До встречи, солнце мое!
- До вечера, Хари!
Через две недели по периметру участка Ветрянкиных лежала куча всякого барахла. Я очень сильно похудел. Был давно не брит. Зато по совету Хари выкинул несколько дырявых маек, стал есть по утрам кашу вместо бутерброда с сервелатом. А когда приехали Ветрянкины, вызвал-таки контейнер для мусора. Туда же пошло и все то, что заваливало подкопы Хар… Хилари. А Ветрянкин наконец-то забетонировал весь периметр своего участка.
В Москве я еще долго просыпался, как говорится, в холодном поту: мне снилось, что снова пришла моя Хари-Хилари и говорит:
- Это снова я, Крис. Ты так и не дописал статью для «Вестника» МГУ? Какая же ты ленивая тварь, любовь моя. Лежит, как кастрированный боров, а в декабре твое переизбрание. Милый, вставай и пиши статью. Слышишь меня, Крис? А заодно, кстати, постриги себе уши. Они ужасно «вауасатые». А заодно и помой. У тебя, наверное, там давно пробки. Хочешь я промою тебе уши, любимый? Ты меня слышишь?
- Слышу, Хари.
- Ну так вставай и стриги уши.
- Сейчас.
- Не сейчас, а вставай.
- Отстань…
- У-у-у… Да ты совсем озверел, любовь моя…
- Отзынь…
- Не отзыну, любимый мой, потому что я безумно люблю тебя, Крис… А ты, Крис, любишь меня?
- Люблю…
- Точно?
- Да точно, точно…
- Безумно?
- Да безумно, безумно…
И так далее.
В следующем августе Ветрянкины планируют отдыхать в Турции. Я очень надеюсь на качество бетона.