Идёт дождь. Тропинка сворачивает налево, постепенно сужаясь. Среди густой зелёной листвы, утяжелённой и затемнённой впитанной влагой почти не видно её поворотов. Дождь идёт уже всё утро и весь день. Он превратился в бесконечность. Одно унылое монотонное стучание капель, как будто кто-то хочет что-то доказать, нацелясь в одну и ту же точку. Эта мокрая стена-пелена могла бы умиротворяюще усыпить того, кто находится под защитой уюта и тепла дома. Но когда ты вне его добрых и греющих стен, ты - одинок, и печаль проникает в тебя безвозвратно вместе с льющимися с неба потоками грусти и безысходности.
Дом. До него ещё добрых сорок минут ходьбы пешим шагом. Узкую петляющую тропинку не пробежишь с разбегу, ибо она постоянно взбирается вверх, и её изгибы теряются в гуще разношёрстной листвы и переплетения гнущихся и извивающихся веток. Не проедешь здесь ни на каком виде транспорта, слишком мало места для всего, кроме человека. Но я люблю свой дом и дорогу к нему. Дом стоит на горе, на самой её вершине. Он практически и есть сама верхушка горы, так как он слит с ней воедино, он влюблён в гору, а она в него, и оба являются продолжением друг друга.
Я нашёл его однажды, когда бродил в поисках ночлега в здешних местах, заплутав в загустевающих сумерках. Я почувствовал его нутром, тем изголодавшимся по любви и ласке нутром, которым ощущают и притягивают родственную, желающую любви душу. Я пришёл к нему и влюбился в него сразу. Я принял его всем внутренним пониманием того непреложного искреннего почти исповедального знания, что он - для меня, он ждал меня. Он хотел одного лишь меня и был предназначен мне. Никто другой не смог бы обнаружить его и добраться до вершины. Лишь для меня расступилась листва, и проявилась заросшая тропинка.
А, может быть, я когда-то и жил в нём. Быть может, я даже его и построил, хотя мне всегда казалось, что он появился из ниоткуда. Мне всегда казалось, что я жил много раз. И каждый раз, уходя, я оставлял что-то для себя иного, нового, того, кто придёт после...