Поручив свекровь воспитательнице Стасика, Лиза помчалась на работу. Опоздания руководство не приветствовало, штрафовало за каждый промах, а после родов и трех лет сидения с сыном – Стасик рос болезненным мальчиком и нуждался в домашнем уходе – на прежнюю работу кондитером в ресторан «Якорь» Лизу не взяли. Конечно, кто будет ждать три года? Пришлось временно бросить якорь в кафе, куда её взяли поваром. Правда, заниматься ей пришлось выпечкой пирожков и пирогов с разными начинками. А так хотелось вернуться на прежнее доходное место в приятном сработанном коллективе - надежда в Лизе не умирала, особенно после недавнего разговора с хозяйкой ресторана – та задумала выпускать торты на заказ. Мол, обращаются многие, а рук на всё не хватает… Вот если бы ты взялась помочь… И заронила Лизе в душу сияющую надежду на скорые перемены к лучшему.
Лизино кафе стояло на бойком месте, и народу, особенно в обеденное время и час пик, было хоть отбавляй, Лиза только успевала накладывать на противни сырые пирожки, а уж готовые с пылу с жару шли на ура. Домой Лиза тоже прихватывала пакетик румяных с луком и яйцом да с вишней, как любил Макс. Ребёнок к еде был равнодушен и пирожков не жаловал. Сегодня она тоже захватит для свекрови, пусть побалуется с чаем. Переодевшись, Лиза заняла место у своих столов и пышущих жаром агрегатов и принялась за тесто…
А тем временем свекровь побывала на празднике Осени в саду у внука, видела, как он на сцене потерянно стоял в короне, похожей на золотисто-багряный резной лист клёна, и озирался по сторонам. Дети по ходу действия то поднимались на сцену, то убегали, уступая место следующим выступающим. Играла музыка, малыши смешно танцевали, читали, спотыкаясь, стихи. Приз за костюм получила девочка, изображавшая ивушку. У девочки были длинные, распущенные, как у русалки, волосы с белым веночком и острыми серебристо-зелёными листиками. Девочка станцевала плавный танец, все ей хлопали, и Стасик тоже. А у Стасика кленовые листья, которые он должен был разбрасывать, куда-то подевались, и мальчик не знал, что ему делать, стоял чуть не плача…
Раиса Максимовна смотрела-смотрела, да и не утерпела, подошла к внуку, поцеловала в макушку, взяла за руку и увела от греха подальше, а то неровён час расплачется дитя, какой уж тут праздник.
Потом они шли домой и разговаривали.
- Ты чего же стоял, стих бы прочитал какой или покружился под музыку…- с улыбкой спросила бабушка.
- Так Генка куда-то задевал мои листья, мне нечего было разбрасывать. А стих мне не дали…
- Ну, ничего, в следующий раз почитаешь, - примирительно сказала бабушка. – А знаешь что? Давай купим мороженое и дома съедим, ты какое любишь?
- Никакое. У меня горло от него болит, мама мне не разрешает…
- А-а. Ладно, а чего бы тебе хотелось?
- Мама говорит, что скоро у меня будет братик или сестричка. Вот только денег побольше они с папой заработают и сразу купят. Так если можно, ты купи мне братика, но только старшего, чтобы он меня защищал от Генки, а то он дерётся…
- Я с этим Генкой поговорю, он не будет больше тебя бить и отнимать листья… А братика или сестричку я тебе купить не смогу – моих денег на это не хватит… Хоть я и корову продала…
- А у тебя была корова? Настоящая? С рогами? И с молоком?
- Настоящая, с рогами, молока хоть залейся было у моей Зореньки… Эх… Пришлось продать, чтобы вот тебя повидать. А то не на кого было оставить хозяйство, козу норовистую да корову, вот я и не приезжала… Теперь всё распродала и к тебе в гости пожаловала…
- А корова теперь где?
- У хороших людей… Конечно, она по мне скучает… Столько лет мы жили вместе. С самого её рождения, можно сказать. Очень я любила Зореньку. Она меня лучше всех понимала. Бывало заболею, а она не мычит, ждёт. Придёшь, она пофырчит-пофырчит, жалобно так скажет «Му-у-у», пожалеет меня. А кто же меня ещё пожалеет-то? Некому больше, так мы с ней и коротали время…
- Бабушка, а ты теперь с нами будешь жить?
- Не знаю, миленький. Как твои папа с мамой решат. Один у меня сыночек - твой папа Максим. Дедушка твой Николай давно уже умер, одна я, как бобылка, живу.
- А кто такая бобылка?
- Ну, это такой одинокий человек, без семьи, и некому его до смерти доглядеть, помочь, значит… Одной-то жить ох-как тяжело, не с кем слово молвить. А уж если заболеешь, так и вовсе ложись да помирай…
- Бабушка, а помирать страшно?
- Да как тебе сказать… Господи, что это я тебе говорю-то… Рано тебе о смерти думать, у тебя вся жизнь впереди. Ты вот скоро в школу пойдёшь, выучишься, станешь большим человеком, у тебя будет своя семья… Но ты всё равно не забывай своих родителей. Они к тому времени постареют, будут нуждаться в твоей помощи. Стариков бросать – большой грех.
- А что такое грех?
- Грех – это плохие поступки. Вот твой Генка, когда тебя бьёт – грешит, поступает плохо, понимаешь?
- Ага, - кивнул Стасик. – Только Тамара Сергеевна Генку за это не наказывает, говорит, что он сам должен понять. А он не понимает.
- Да, миленький, - вздохнула бабушка, - сразу мало до кого доходит, что хорошо, а что плохо. Иным и жизни не хватает, чтобы разобраться…
Продолжение http://www.proza.ru/2018/10/11/420