ДАЧА
1.
Дача была похожа на терем.
Впрочем, если учесть, что Виктор теремов, не считая иллюстрированных русских сказок, в жизни ни разу не видел, то его сравнение, как принято говорить в таких случаях, хромало. Может быть, в старом русском тереме вместо стёкол и не натягивали бычьи пузыри (а что тогда ставили в окна? венецианские стёкла?), но уж, во всяком случае, германские стеклопакеты из ПВХ «под дерево» в нём точно не красовались. Не говоря уже о наличии электричества, газа и водопровода. Присутствовала только одна общая черта, которая и позволяла сей деревянный гибрид назвать теремом. Весь дом, не считая, разумеется, фундамента и цокольного этажа, был собран из сосновых брёвен. Правда, брёвнышки были ещё те! Все на подбор, как из инкубатора – гладкие и ровные.
Хозяин терема – обычный московский служащий средней руки почему-то зарабатывал (или получал?), несмотря на свою молодость, совершенно несусветные деньги. Уточнять последнее обстоятельство было бы верхом неприличия, и все гости воспринимали богатые хоромы как нечто само собой разумеющееся. Ну, дом как дом. Подумаешь – два с половиной этажа! Вокруг вон какие замки стоят, с башенками по углам, постоянной охраной и видеокамерами вдоль высоких заборов.
Поэтому Виктор только утвердительно покачал головой, когда хозяин, впрочем, без всякого форса, заявил, что застраховал дачу всего на 200 тысяч баксов. Мол, правильно, больше она и не стоит. И даже зависти не почувствовал. Ну, разве будет нормальный человек завидовать тому, что у президента рабочий кабинет в Кремле, а у него – в городской поликлинике. Так и должно быть. Suum cuique.
У молодого хозяина было не самое распространённое в России имя – Иосиф. По даче он ходил в мятых шортах не первой свежести и застиранной футболке с портретом Энди Уорхола. А отмечали они день рождения его жены, которую звали совсем просто – Мария: восточного типа брюнетка с лёгким пушком на верхней губе и с удивительно тонкими пальцами на узких длинных кистях. Был и девятилетний ничем не примечательный сынишка – Марк. Хорошо, хоть не Иисус.
Гости только на первый взгляд могли показаться разношёрстной публикой, а на деле по профессиональной принадлежности были вполне предсказуемы. Двое оказались коллегами Виктора – стоматолог и гинеколог. У врачей так бывает нередко: пациенты становятся друзьями, а друзья – пациентами. В данном случае имел место первый вариант. Сам Виктор несколько лет назад успешно лечил эмоционально неустойчивую и истеричную Марию, которая работала в Министерстве культуры.
Глава «святого семейства», быстро разглядев его безбытность и одиночество, как-то вместо очередного презента сначала пригласил Виктора на ужин, а потом и на дачу. Отсутствие между ними служебных или родственных взаимоотношений с их ситуационными колебаниями делали знакомство если не безоблачным, то весьма стабильным.
Но мы отвлеклись от гостей. Их шутливое преимущество перед родственниками подчёркивала деревянная поделка, привезённая кем-то из Штатов, с надписью: «Welcome Friends. Relatives by Appointment». То есть: родным предписывалось приходить «по согласованию».
Помимо устойчивого набора «семейных медиков» обычно присутствовали ещё три-четыре пары непостоянных, но всегда значительных персон. То директор столичного драматического театра с супругой-артисткой, то гастролирующий в Москве знаменитый музыкант, о существовании которого раньше Виктор даже не подозревал, то какой-нибудь Андрис Лиепа, то Марк Розовский.
Демократичность одежды и взаимоотношений с лихвой компенсировалась стоящими во дворе дачи и за её воротами последними марками «Мазды», «Ниссан альмеры», «бумером» и чьим-то «Лэнд Ровером». Жигулёвская «шестёрка» Виктора торчала среди них вульгарным опёнком, выгодно оттеняя завораживающую блескучесть иномарок. Тёмно-синяя «Ауди» хозяина дачи пряталась от солнца в гараже.
Компании всегда подбирались нешумные, без излишней богемности и без пьяного ухарства. Большинство, в связи с малоподвижностью своей работы, питали склонность не столько к закускам и винам, сколько к бадминтону, настольному теннису и бильярду. Последнее обстоятельство особенно нравилось Виктору. Вынужденный по профилю своей специальности большую часть времени проводить в кресле, он пользовался любой возможностью побороться с гиподинамией. Но на работе мог позволить себе лишь неслышную ходьбу по паласу во время проведения группового сеанса внушения или аутогенной тренировки. В остальное время его прибежищем были три кресла: дома, в машине и на работе.
Поэтому опрокинув пару рюмок за здоровье хозяйки, наиболее спортивные натуры, в основном, разумеется, мужчины, без стеснения встали из-за стола и спустились с просторной веранды (или как она там у терема должна называться?) на просторный, гораздо больше шести «советских» соток дворик.
Иосиф, большой любитель игры в бадминтон, сразу объявил своё традиционное пари. Он встал на середину своей площадки и заявил, что будет играть против любого игрока, не сходя с места. И ведь всегда выигрывал, ловко махая ракеткой, которую при необходимости ловко перекидывал из одной руки в другую, и загоняя до седьмого пота своего соперника. Тот метался по своей площадке, но Иосиф всякий раз умудрялся послать волан в противоположный от игрока угол. Сам же ударов никогда не пропускал.
Виктор предпочитал золотую середину. Сначала играл пару партий в бильярд на ещё новом столе с целенькими лузами, в который мог и проиграть, но затем навёрстывал упущенные победы в настольном теннисе. Впрочем, только в том случае, если Иосиф не менял к тому времени бадминтонную ракетку на теннисную. Его «закрутки» были совершенно неотразимыми.
Больше всего Виктору нравилось играть со стоматологиней.
При первой же игре Виктор убедился, что миниатюрная изящность её фигуры только кажется бесполезной в спортивном отношении. Играла она на любительском уровне и часто оказывалась совершенно беспомощной против некоторых «финтов», но защищалась упорно и цепко. Быстрота движений сочеталась с гибкостью, что позволяло ей дотягиваться до самых боковых мячей. Однако «гасить» не могла. Вообще психология их игры была Виктору крайне интересна.
На первый взгляд за теннисным столом явно доминировал Виктор. В отличие от реальной жизни, в которой он был тих и малозаметен, во время игры Виктор позволял себе роскошь быть жёстким и самоуверенным. Так, при подаче он высоко подкидывал мячик, бил резко и сильно, а при малейшей возможности агрессивно «гасил». И почти всегда вёл в счёте.
Её звали Людмилой. Так вот, Люда играла мягче и в зрелищном отношении, безусловно, проигрывала своему партнёру. Но при этом количество пропущенных ею мячей почти всегда соответствовало количеству промахов, которые допускал Виктор. Партии обычно достигали счёта 21:21, однако дальнейший их исход зависел от Виктора, так как стиль игры Люды не менялся. Ежели он брал себя в руки, начинал играть более расчетливо и осторожно, вспоминал свои старые приёмы (в юности часто и неплохо играл в пинг-понг), то победа оставалась за ним. Если продолжал лихачить и выпендриваться, при этом сам удивляясь проявлениям не очень свойственного ему пижонства, то проигрывал. Зато чувствовал себя так, словно совершил джентльменский поступок. Ему нравилась Людмила, ему нравилось играть именно в такой агрессивно-мужской манере и смотреть, как она грациозной кошечкой прыгает из стороны в сторону перед теннисным столом.
Кстати, Виктор познакомился с Людмилой не в гостях у Иосифа, а совершенно самостоятельно. Находясь в ранге человека с больным зубом. С того события ещё и год не прошёл…
2.
Виктор сидел в маленьком фойе в ожидании пока освободится стоматолог. Медсестра уже приняла его заказ и предложила «немного подождать». В окружении офисной мебели волоокая брюнетка полукавказской национальности эффектно смотрелась перед плоским компьютерным монитором и едва слышно цокала лакированными ноготками по «клаве». Рядом стоял лазерный принтер…
Главное – Виктор нашёл нужную стоматологическую клинику, которую ему порекомендовали свои же, но бюджетные стоматологи. Они популярно объяснили, что при лечении зубов большое значение имеют не только руки, но и применяемые материалы. А государственная поликлиника не может дать гарантию, что ему не придётся выплёвывать только что поставленную пломбу сразу по выходе из учреждения. Нужно идти к частникам. Он и пошёл. Теперь сидел и соображал, во сколько ему обойдётся пломба. Наверняка ведь найдут ещё что-нибудь, «требующее лечения», а значит и дополнительных денег. Живут они здесь явно не бедно, так что цены, разумеется, будут не пролетарскими.
На противоположной от него стене была устроена оригинальная декорация: всю её свободную часть занимали полтора десятка разнообразных часов. При внимательном рассмотрении оказалось, что все они одинаковы по своей конструкции и являются модернизированным аналогом обычных «ходиков». Маятники исправно качались из стороны в сторону, но приводились в движение не гирькой, висящей на цепи, а электрической батарейкой.
Мельтешащиеся перед глазами маятники были остроумно оформлены в виде руки, держащей зубную щётку; сразу под маятником нарисована радостно-зубастая улыбка. Каждые часы представляли собой своеобразную модель чистки зубов. Щётки и рты были все разные, поэтому помимо хронометрической функции часы призваны были исполнять роль не только рекламы, но заодно и санитарного просвещения. И ещё, подумал Виктор, декорация оказывала психотерапевтическое значение: этот тикающий коллаж хорошо отвлекал внимание и мысли от предстоящей процедуры.
Из кабинета вышла женщина и подошла с квитанцией к медсестре. Да, та была явно непростой штучкой. Перед ней помимо компьютерного монитора и телефона переговорного устройства оказался ещё маленький кассовый аппарат.
«Вот так и надо работать, если хочешь хорошие бабки зарабатывать. Одна за десятерых», - удовлетворённо подтвердил Виктор новое жизненное кредо. И услышал негромкое:
- С Вас три тысячи семьсот рублей.
Нормально ребята зарабатывают. Молодцы! Он выразительно повернулся в сторону красотки-медсестры. Но та, расплачиваясь с пациенткой, пока не обращала на него никакого внимания. Ничего. Ещё пару минут придётся подождать.
И Виктор вновь уставился на бегающие по стене зубные щётки.
При первой встрече Люда, тогда ещё для него Людмила Леонидовна, произвела на него двойственное впечатление. За зелёной марлевой маской и большими защитными очками лицо нельзя было как следует разглядеть. Тонкая фигура в белом халате на фоне чёрной спинки её креслица, впрочем, в глаза бросилась сразу.
Но Виктор в тот момент был слишком поглощён своей зубной болью, чтобы смотреть на врача-стоматолога с точки зрения мужчины. Сейчас он был всего лишь пациентом, напряжённо ожидающим ещё большего мучения.
Коротко поздоровавшись, Люда задала только один вопрос – «Болит?», и знаком приказала ему открыть рот.
«Вот и весь анамнез», - с горькой усмешкой подумал Виктор. Ему на своём приёме иногда не хватало и сорока минут, чтобы разобраться с первичным больным. А тут – одним словом! И даже без уточнения, какой именно зуб болит. Начнёт ещё по ошибке сверлить здоровый…
Люда засунула ему в рот смотровое зеркальце и какой-то стальной крючок, осмотрела все зубы и уверенно, но легонько коснулась больного.
Виктор сморщился и кивнул головой.
- На холодное и горячее реагирует? – последовал уточняющий вопрос, а в ответ на его очередной кивок недовольное: - Головой, пожалуйста, не трясите.
«Да как же с тобой ещё объясняться, мать твою за ногу! – разозлился Виктор. – Ртом ей ничего не скажешь, головой кивать нельзя… То же мне врачи, одно название! Чёрт с тобой, сверли, где хочешь!» Виктор крепче сжал подлокотники своего кресла и уставился каменным взглядом в потолок поверх рефлектора. «Садистка, небось. Естественно! Разве психически полноценная женщина выберет себе такую специальность?»
Люда чуть отодвинула от него своё кресло, опустила на шею маску, подняла на лоб очки, очень мило улыбнулась и спросила:
- Неужели я настолько страшна, что Вы меня так боитесь?
- Почему? Я не боюсь… - Вот тогда Виктор впервые и разглядел её лицо. Серо-голубые глаза и бледно-прозрачная, как это часто бывает у не загорающих рыжеватых женщин, кожа.
- Расслабьтесь. Я обещаю, будет совсем не больно. Зуб придётся депульпировать. Но мы это сделаем под анестезией. Ничего не почувствуете. Успокоились?
- Да я, в общем-то, и не волновался. Так, неприятно немного. Зубную боль плохо переношу.
- Как и большинство других людей. Это вполне нормальная реакция. Но боли не будет. Главное не напрягайтесь и пальцы мне не откусите, хорошо?
- Хорошо.
Виктор почувствовал, как внутренне успокоился и действительно перестал бояться.
«Провела дураку рациональную психотерапию. Молодец… Ну, ладно, посмотрим, что будет дальше…»
3.
- Неужели Вам Люда не нравится, Виктор Владимирович? – спросила у него Мария.
- Очень нравится. И играет великолепно, как раз для меня партнёрша, - отдуваясь после законченной партии, ответил Виктор, ещё не понимая, куда клонит именинница. – С Иосифом играть тяжело, как на первенстве мира. А с Людмилой – одно удовольствие.
- Так осчастливили бы девушку.
- В каком смысле?
- Виктор Владимирович, Вы такой опытный психотерапевт, а иногда не понимаете элементарных вещей. Вы не заметили, что нравитесь ей?
- Да, не собираюсь я жениться, Мария. Я уже Вам говорил.
- А Вас никто под венец и не ведёт. И на танцы её приглашать совсем не обязательно. Неужели не понимаете, что я имею в виду?
- Понимаю, конечно… Знаете, в отношениях между мужчиной и женщиной последовательно возникают определённые периоды для определённых действий. В один момент её удобно пригласить на ужин, в другой уместно поцеловать, а в третий и в постель уложить. Но с Людмилой я пропустил все подходящие для таких дел периоды. Мы как-то стали в большей степени хорошими знакомыми, чем потенциальными любовниками.
- Ну, что ж. Во всяком случае, Вы согласились, что сами в этом виноваты. Ладно, не обращайте особенного внимания на слова опьяневшей женщины… Пойду посмотрю, как там с чаем дела обстоят.
- Спасибо, что сказали мне об этом. Пожалуй, Вы сформировали у меня «гештальт». Теперь уже моя задача – его завершить. Я подумаю.
- «Подумаю»… Эх, думальщик Вы наш!.. Ваши рассуждения уместны, когда Вы лечите такую взбалмошную и ненормальную женщину, как я. Но Вы-то сами? Здоровый и нормальный мужчина. Чего мудрите? Живите проще…
Гамак был привязан в дальнем углу двора между двух сосен. Дети, которые играли около него, вдруг, как стайка птиц, сорвались с места и с криками побежали за дачу. Виктор сразу воспользовался освободившимся местом. Захотелось побыть хотя бы в относительном одиночестве и подумать.
Он вынул из гамака игрушки и провалился в сетчатое ложе, выставив за его края ноги – лень было снимать кроссовки. Наверху кроны сосен соприкасались, и кажущиеся редкими внизу деревья, тем не менее, образовывали над всем двором хвойный зонтик. От дождя он не спасал, но от солнца защищал хорошо.
Итак, Виктору надо было подумать. И не столько над тем, что сообщила ему Маша, сколько проанализировать свою жизнь за последние годы. А то в чужих судьбах копается по несколько раз на дню, а в свою и заглянуть некогда. Или не хочется?..
Итак, что имеет Виктор в свои тридцать пять лет кроме двух разводов? Сына от второго брака, с которым встречается по субботам. Но тринадцатилетний Денис его называет «дядей Витей», а приёмного отца – «папой». Каков; это слышать?! Так, конечно, лучше для его развития и воспитания в таком возрасте. Папа – сила и авторитет - всегда должен быть рядом. А приходящий, да ещё не в каждую субботу… Эх, что об этом думать? Сколько можно пилить опилки? Хватит…
Итак, что же всё-таки он имеет? Мать, ещё не старую, но часто болеющую после смерти отца. Две работы. Основную, в государственной поликлинике – для стажа и пенсии. И дополнительное совместительство в хозрасчётном центре «Ars medendi», где и получает большую часть своего дохода. И приобретает интересные знакомства. Как, например, это.
Виктор даже приподнял голову, чтобы убедиться, что дорогостоящий терем и доброжелательные друзья находятся в поле его зрения. Кстати, Людмилу он не увидел. Может быть, внутри? Мария звала недавно всех на чай.
Что ещё? Хорошую библиотеку на три тысячи томов, которой с полным правом гордится (отцовский задел плюс собственные книжные приобретения). Имеет на обед пакет кефира с покупными пирожками, зато всегда вкусный ужин, приготовленный матерью. И для профилактики атеросклероза – бокал сухого красного вина. Затем следует уже вошедший в привычку просмотр теленовостей и столь же привычный отказ от всех других телепередач. Жизнь не столь длинна, чтобы её расходовать на телевизор. Vita brevis… А потом до самого сна он читает, совмещая специальную литературу с беллетристикой.
Вот такой у него получается жизненный расклад на сегодняшний день…
- Вы не заснули? Чай будете?
Виктор открыл глаза. Рядом стояла симпатичная рыжеволосая женщина. Почему же он раньше не обращал внимания на то, что Люда так привлекательна?
Разговаривать с ней лёжа было неудобно, и Виктор, как рыба подёргавшись в ячейках сети, с трудом вылез из гамака.
- Можно и попить. Спасибо.
Но ни он, ни Люда не торопились уходить. Виктору показалось, что Люда не случайно подошла к нему. В самом деле, достаточно было бы крикнуть с веранды.
Они некоторое время молча стояли друг против друга.
Наверное, ему надо было что-то сказать ей, спросить. Но Виктор, как всегда, промолчал, протянул, опоздал…
Люда развернулась и пошла к дому. Виктор быстро догнал её и зашагал рядом. Вид пустого теннисного стола начал пробуждать его застывшую в самоанализе мысль, и он разродился остроумным наблюдением:
- А у нас с Вами сегодня ничья. Один-один.
Люда промолчала, но перед самыми ступеньками на веранду обернулась к нему и самым серьёзным голосом тихо произнесла:
- Если бы кто-нибудь знал, какой у нас счёт в действительности.
- Я думаю, что и в этом смысле у нас с Вами ничья.
- Вы так считаете? Ну, что ж. Тогда ещё не всё потеряно...
И она первая стала решительно подниматься по лестнице.
Около семи часов вечера стал готовиться к отъезду со своей женой и шумным приплодом брат Иосифа – Яков. «Лэнд Ровер» оказался его.
- Люда, Вас захватить?
Виктор успел ответить раньше неё:
- Я её довезу. Спасибо. – И обратился к Люде: - Если, конечно, Вы променяете джип на «Жигули».
- Запросто. Были бы колёса надёжные.
Люда ехала с Виктором не в первый раз. Ему уже приходилось, возможно, в результате закулисных маневров Марии, то «подбрасывать» Люду на дачу, то захватить с собой по дороге домой. Пока Виктор раздумывал с чего лучше начать намеченный им разговор, Люда заметила:
- Вы с машиной обращаетесь, как с теннисной ракеткой.
- В каком смысле?
- Ну, как играете, так и водите. Так же лихо и даже бесшабашно. В жизни Вы не такой. Не пытались понять почему?
- Что значит «в жизни не такой»? А это разве не часть моей жизни? – И он похлопал рукой по баранке. – Но, по сути, Вы правы. Видимо, мне требуются периодические разрядки для своей скрытой агрессивности. – И без всякого перехода сказал то, что наконец-то продумал. – Людмила, давайте перейдём на «ты»? Я ведь Вам и коллега, и старший товарищ. Куда уж ближе?
- Не возражаю. Про «старшего товарища» ты точно заметил. Что верно, то верно.
- Я сегодня думал о том, как живу, и чего достиг, – не обратил внимания на её «подколку» Виктор. – Когда в гамаке лежал, а ты позвала меня чай пить. Так вот, все влечения человека можно разделить очень условно, конечно, на группу «haben» - от немецкого «иметь», и на группу «sein» - от немецкого «быть». С «haben» у меня нормально. Во всяком случае, в полном соответствии с моими доходами. Не всем же на «BMW» ездить. Jedem das Seine. Но это не самые главные, не высшие влечения человека…
И Виктор как-то сразу, коротко и без прикрас выложил Люде весь своей anamnesis vitae: и про неудачные браки, и про «потерянного» сына, и про то, как бросил научную работу ради более высоких заработков психотерапевта.
- Мне на кафедре выше доцента ничего не светило. Одни бумаги, планы и сплошная писанина. Я и уволился сразу после защиты кандидатской. Не скрываю, что мечтал заведовать кафедрой, писать книги, готовить учеников и создать свою психотерапевтическую школу. Но это всё оказалось недостижимым. То ли быт слишком заедал, то ли собственного упорства не хватило. Ушёл на практическую работу, и сразу мировоззрение изменилось: появились «выгодные» и «невыгодные» больные. Мария, например, очень выгодная пациентка. Приходится иногда идти наперекор своим желаниям и держаться за таких больных. Порою противно. Но всё реже…
- Мне это чувство знакомо. Не забывай, я же сама на хозрасчёте. От мыслей о деньгах избавиться очень трудно. Я недавно своей маме пломбу ставила. Закончила и машинально говорю ей: «Ну, вот, на восемьсот пятьдесят рублей я тебя налечила»…
4.
«Жигулёнок» давно стоял около подъезда Людмилы, но выходить никто из них не торопился. Виктор положил голову на руки, которые всё ещё держали рулевое колесо, и смотрел перед собой. И поговорили о многом, и как бы ещё не всё сказали друг другу, что хотели…
- Проводи меня, пожалуйста.
Люда, как и Виктор, жила вместе с матерью. Интересная российская демографическая закономерность: рано умирающие мужчины и долго живущие женщины. Они прошли в её комнату и Виктор, не скрывая любопытства, стал оглядывать интерьер. Он ожидал увидеть бросающиеся в глаза признаки женского проживания: ну, хотя бы трельяж и стоящие на нём пузырьки с косметикой и духами. Или большого плюшевого мишку, застрявшего с детских лет на постели хозяйки. Но он явно недоучёл унисексуальность современной молодёжи, а также почти «мужскую» профессию Люды.
Тахта, дальше компьютерный столик и окно. Напротив «стенка» из трёх предметов: по краям плательный и книжный шкафы, между ними тумба с музыкальным центром. У стены рядом с дверью стоял журнальный столик и одно кресло. Единственное число этого предмета домашней мебели вызывало щемящее чувство жалости. Впрочем, второе кресло в этой небольшой комнате явно бы не уместилось.
- Садись там. – Люда указала ему рукой на кресло.
Но Виктор не мог смириться с недостаточным количеством информации. Профессионально он стремился узнать о человеке как можно больше по объективным признакам.
- Можно я книги твои сначала посмотрю?.. О! А это чьи спортивные кубки? «За победу в чемпионате по настольному теннису». У тебя кто-то в семье профессионально играл в теннис?
- Я. В далёкой молодости. Входила в юношескую сборную Москвы.
- Так ты играла в теннис как спортсменка? А почему мне не сказала?
- Во-первых, ты не спрашивал. Во-вторых, я тебе ничуть не поддавалась и играла в полную силу. Просто я наполовину левша. Ложку и бор держу правой рукой, но авторучкой и ракеткой лучше управляюсь левой. А с тобой я всегда играла правой. Так что всё было по-честному.
- Ладно, прощаю… Можно посмотреть твою библиотечку? Мне всегда было любопытно, что читает знакомый человек. Насколько его интересы разнятся или совпадают с моими? В случае с тобой играет роль, разумеется, и половое различие, но всё равно. Итак, отечественные авторы у тебя стоят отдельно: Улицкая, Акунин, Бурносов, Толстая, Сорокин, Радзинский, Цветаева и Полина Дашкова. Если не считать Дашкову, то совпадение полное. Да ещё какая-то Вознесенская. Кто такая? Не слышал.
- Это полурелигиозный роман. Типично женский. Но мне понравился.
- А как тебе Сорокинский «Пир»?
- Мерзопакостная вещь, но прочитала, чтобы знать, за что его ругают. Впрочем, язык вполне тургеневский…
- Ясно. А теперь посмотрим «импортную» литературу: Фаулз, Сарамаго, Перес-Реверте, Мураками, Коэльо. Что ж, приятно убедиться, что библиофильские интересы у нас с тобой почти одинаковы.
- Может быть, мы просто следуем одной и той же моде?.. Хочешь чаю? После шашлыка обычно ещё долго пить хочется.
- С удовольствием. Тебе помочь надо?
- Нет. Продолжай изучать мою личность по комнатной обстановке. Как насчёт вина?
- Лучше не надо. В субботний вечер всегда полно «гаишников». Не хватало ещё нарваться на неприятность…
Общаться с Людой было столь же приятно и удобно, как и играть с ней в теннис. Возникало, правда, ощущение, что она беседует с ним тоже «правой рукой». За недоговорённостью коротких фраз чувствовалась умная и сильная личность.
В дверях комнаты возникла невысокая худенькая женщина с высокомерным выражением лица и удивлённо посмотрела сначала на Виктора, затем на Люду:
- Людмила, ты здесь?
- Да, мамуля. Я с товарищем. Его зовут Виктор.
- Ах, конечно, Виктор… Я помню…
Она соизволила любезно улыбнуться, а Виктор поднялся с кресла и поздоровался. Женщина послушна отозвалась:
- Здравствуйте… Людмила, а ты приготовила…
- Мамуля, идём к тебе. – Перебила её дочь, мягко обняла её за плечи и вывела из комнаты.
Когда она вернулась, Виктор, ничего не спрашивая, вопросительно посмотрел на Люду. Захочет, сама всё пояснит. И разгадка не заставила себя ждать.
- Неужели болезнь Альцгеймера может начинаться так рано? - спросила она.
- Вообще-то Альцгеймер развивается после шестидесяти лет, чаще после шестидесяти пяти. А твоей маме сколько?
- Пятьдесят семь.
- У неё амнестический синдром какой-нибудь другой этиологии. Возможно, сосудистой. Надо обследовать, ты это должна сама понимать.
- Знаю. Всё никак не соберёмся. Да ещё тешила себя надеждой, что всё обойдётся. Дурочка… Тебе покажется странным, но я, сама врач, страшно боюсь ходить по врачам. Чехов говорил, что болезнь – это самое неинтересное, что есть в человеке. Хотя понимаю, что смотреть будут не меня, а маму. И ещё почему-то боюсь водить машину. Ездить – сколько угодно, а самой водить… Нет! И тоже прекрасно понимаю, что машина мне нужна больше, чем кому-либо. Совсем ненормальная, да?
- Если тебе станет легче, то могу сказать, что боязнь врачей называется ятрофобией, а страх водить машину – амаксофобией. И у каждого страха есть свои причины.
- Ну, про вождение я и сама могу догадаться. Меня в шестнадцать лет сбила машина… Сделали четыре операции… То, что я прихрамываю, заметно?
Виктор удивлённо вздёрнул брови и отрицательно помотал головой
Они ещё долго пили чай и беседовали. Но без всяких сексуальных поползновений с чьей-либо стороны.
«Неужели тот период уже безвозвратно упущен?», - с грустью подумал Виктор, когда после дружеского поцелуя в щёчку, спускался по лестнице к выходу.
5.
Отношения наших героев вопреки ожиданиям всех знакомых и, вероятно, их собственным, продолжали развиваться всё в том же малоперспективном дружеском русле. Ясно, что первый шаг, который мог бы сломать сложившийся стереотип, должен был сделать Виктор. Но он, не даром что сам психотерапевт, был закомплексованным психастеником, который умело разбирался только в чужих конфликтах и стрессах. Что касается своих собственных решений, то Виктор над ними подолгу размышлял, взвешивая все «за» и «против», перебирал все возможные варианты, а потом… предпочитал всему идти своим чередом. И утешал себя где-то вычитанной наукообразной максимой: «Инертность – физиологическая основа мудрости».
По всему выходило так, что их взаимоотношения мог изменить только случай. Какая-нибудь там Мойра или Парка, которая пряла нить их судьбы. Кому-то обидно отдаваться на волю случая, и он сам куёт своё счастье. Но Виктор явно не был рождён кузнецом.
И Его Величество Случай, в очередной раз убедившись, что ситуация героев принимает патовый характер, наконец-то вмешался. Но, как всегда, вмешался с брутальной бесцеремонностью, и не думая о тех самых последствиях, которые с такой щепетильностью просчитывал Виктор. И понадобилась-то этому случаю всего одна неделя.
- Вера Илларионовна? – Очень уж у них голоса были похожи. – Здравствуйте. Это Виктор беспокоит. Людмила дома?
- Ах, да, Виктор. Я помню. Здравствуйте. Вам Людмилу?
- Да. Позовите, пожалуйста, её к телефону.
- Одну секундочку. – Через минуту в трубке раздался удивлённо-растерянный голос: - А Людмилы нет. Вы не знаете, куда она вышла?
- Я не знаю, Вера Илларионовна. Она сегодня была дома?
- Ну, разумеется… Простите, как Вас?..
- Я - Виктор.
- Да-да, я помню. А Людмила не у Вас?
- Нет, Вера Илларионовна. Я её не видел. Я Вам уже третий день звоню, а Люды всё нет и нет.
- Да, это очень странно. А я смотрю – продукты кончаются… Так Вы не знаете, где Людмила? Простите, как Вас?..
Прошёл ещё один день. Люда не появлялась. Хуже всего было то, что невозможно было определить, когда именно она исчезла. Мать, Вера Илларионовна, ничего определённого сообщить не могла, и только всякий раз беспомощно спрашивала: «Людмила у Вас?».
Виктор съездил на работу к Люде.
- После понедельника, как в воду канула. Ума не приложим, куда она могла деться. Никогда раньше за ней такого не наблюдалось. Только предупредила насчёт больных, чтобы приём отменили и всё… - Многословно пояснила волоокая медсестра.
Виктор стал привычно перебирать в уме наиболее возможные версии исчезновения Людмилы.
Добровольный отъезд исключался: не могла же она оставить одну больную мать!
Похищение? Нелепо и маловероятно.
Несчастный случай? Но она заранее знала, что не выйдет на работу.
На четвёртый день Виктор стал обзванивать приёмные отделения больниц. Почему-то в его голове доминировал самый печальный исход: Люду сбила машина. И не удивительно! Эти иномарки носятся как угорелые, даже перед «зеброй» не притормаживают. А Люда, как и большинство женщин, наверняка документы с собой не носит. И не установят, кто она и откуда. Мать, естественно, её не ищет, да и не сможет найти. Теперь без дочери совсем пропадёт. Надо бы сообщить о ней в Отдел социальной защиты. Виктор даже не знал, есть ли у них здесь ещё какие-нибудь родственники…
И он лишился друга. А может быть и кого-то большего. Слишком долго он созревал для решительного объяснения. Но теперь при первой же встрече с Людой (не умерла же она на самом-то деле!) он скажет ей о своих чувствах. И ведь знает, что они взаимны. Чего тянул, дурак?
На пятый день ему позвонила Люда:
- Не волнуйся. Я на месте. Звоню с работы.
- Людмила! Ты где пропадала? Тебя все искали…
- Я тебе потом всё объясню. Сейчас уже приём начался.
- Подожди! Как ты могла бросить мать? Она там с голоду умирала?
- Маме, о которой ты так переживаешь, я набрала продуктов на целый месяц и по десять раз в день звонила и говорила, где взять и что съесть. Успокоился?
- Так, где ты всё-таки была?.. Впрочем, можешь, конечно, ничего не объяснять. Просто я совершенно не ожидал…
- И напрасно. Мало ли я где я могла быть…
На следующий день к Виктору на приём пришла Мария: истерично-раздражённая и слезливо-жалкая одновременно.
- Вы представляет, Виктор Владимирович, что этот мерзавец отмочил?!
- Какой «мерзавец»?
- Как какой? Конечно, Ёська. Кобель пархатый. В командировку, видишь ли, уезжал! Я тут одна с Мариком возилась, а он на даче всю неделю с Вашей Людкой кувыркался!
- Почему «с моей»? – окончательно опешил Виктор.
- Ладно… Чего уж там… Чёрт с ними! Теннисисты грёбанные… Мне помогите, пожалуйста. Ни сна, ни настроения! Что делать?.. Совсем измучилась!.. – И она нервно застучала тонкими и длинными пальцами по столешнице.
6.
Иосиф попросил Виктора приехать вечером к нему на дачу «для приватной беседы», добавив, что никаких гостей не ожидается. Виктор, понимая, что нормализовать эмоциональное состояние Марии будет легче, если он поговорит с мужем, согласился. Хотел поставить свой опёночного цвета драндулет на обочине около ворот, но предупредительно вышедший хозяин распахнул их и сделал приглашающий жест. Молча пожали друг другу руки.
- Извините, Виктор Владимирович, что попросил ехать в такую даль, но для подобного разговора больше собраться негде. Сейчас всё поймёте.
В просторном холле, или как он у них там назывался? – каминном зале? – в кресле-качалке сидела Люда. Иосиф принялся возиться около камина:
- Правильно я время рассчитал на Вашу дорогу. Как раз дрова обгорели. Сейчас сёмгу зажарим. Только сразу предупреждаю, с закуской не очень: взял какие-то салаты в универсаме и всё. Ну, ещё хлеб и кофе. А так – шаром покати. Выпивка, разумеется, есть, но с ней – по своему усмотрению. Людмиле Леонидовне, впрочем, гаишники не страшны. А Вам, Виктор Владимирович, Ваш любимый армянский… Пить или не пить – вот в чём вопрос…
Он ещё что-то говорил, раскладывая на решётке розовые куски рыбы. Потом засунул её в камин и закрыл дверцу. Вышел помыть руки, вернулся и сел напротив Виктора.
- Я сразу к делу. Маша настаивает на разводе, хотя мне этого очень не хотелось бы. Вопрос окончательно не решён, но из квартиры меня выгнали, и я уже фактически живу на даче. Вы понимаете, что она может выдать самую непредсказуемую реакцию, когда такое объяснение у нас с ней состоится. Хотел спросить Вашего совета, как по возможности обойтись с наименьшими неприятностями. Это первое. – Он открыл камин, что-то там то ли перевернул, то ли потрогал, потом закрыл дверцу и продолжил. – Второе касается Людмилы Леонидовны. Ту неделю, которую она якобы провела со мной на даче, Людмила Леонидовна была у своих родственников в Коломне. Естественно, по моей просьбе, что я и подтверждаю. Если без обиняков, то она пожертвовала своей репутацией ради другой женщины, о которой я не хочу ничего говорить… Вот, собственно, и всё… Я хотел бы только напомнить свою просьбу, Виктор Владимирович: посоветуйте, как бы мне аккуратнее провести беседу с Машей. Чтобы без трагических неприятностей. Вы понимаете, о чём я?
- Понимаю… И готов на эту тему поговорить. Но только сначала хотел пообщаться с Людмилой. – Он обернулся к не проронившей до сих пор ни единого слова Люде. – Пойдём немного пройдёмся?
Люда молча поднялась, а Иосиф сказал:
- Только учтите, что минут через двадцать рыба будет уже готова.
Они вышли на веранду, которая окружала по периметру весь дом на уровне второго этажа. Или первого? С этим теремом никак не разберёшься.
- Давай по ней походим. На земле после дождя сыро. Не хочу ноги студить, - предложила Люда.
Освещённый по углам двор красиво смотрелся и в пасмурную погоду. Он напоминал лесную полянку с невесть откуда взявшимися лампочками. Теннисный стол был, разумеется, убран. Площадка для бадминтона выделялась только двумя проплешинами в мокрой траве. Не было и гамака.
- Людмила, неужели ты не могла сказать мне правду?
- Не могла. Чтобы не говорить ничего лишнего в своё оправдание, сразу скажу, что я поступила как расчётливая стерва. Можешь меня так и назвать. Не обижусь. Заслужила. Иосиф меня купил на корню. Просто и быстро, со всеми потрохами. Помнишь, ты как-то говорил, что иногда приходится идти наперекор себе, чтобы не терять клиентов. Мой случай, примерно, из этой серии. Нам в кабинет нужен физиотерапевтический прибор для лечения пародонтоза и прочих мерзостей. Около тысячи баксов. Иосиф мне этот счёт оплатил. Столько, получается, моя порядочность и стоит. Плюс условие ничего не говорить тебе и недельный отдых у моей бабушки в Коломне. И, разумеется, наши испорченные отношения. Я прекрасно понимала, какую гадость тебе делаю… Прости… У меня, как видишь, расчёт преобладает над чувствами. Сама переживала, но что теперь об этом? – Они прошли несколько шагов в молчании. – Скажи что-нибудь. Не молчи только… А то сейчас брошусь, как Ярославна с крепостной стены. Убиться не убьюсь, а ноги себе точно поломаю. Да ещё запачкаюсь… Витюша, ну, не молчи. Ну, обзови меня, отругай, пошли куда подальше, но не молчи!
Виктор обнял её и поцеловал, почувствовав, с какой трепетной радостью Люда прижалась к нему.
- Я сам в этом виноват. Поцеловал бы тебя раньше, сказал бы, что люблю, и не было бы никакой истории с твоей пропажей. Так?
- Да куда бы я тогда от тебя делась? Обходились и раньше без физиопроцедур…
Когда они вернулись в помещение, Иосиф уже раскладывал по тарелкам поджаренные куски сёмги. В середине стола стояли пластмассовые банки с салатами. Пучок зелёного лука и кетчуп завершали сервировку дачного ужина.
- Иосиф, мне нужно больше информации. Развод или временно разъехались? Чья теперь дача и чья машина? Мария может сама и не говорить об этом, но думать будет обязательно. А мне гораздо легче успокоить её, располагая этими сведениями. Это всё важно. Стратегически ты можешь принять решение любой жёсткости, но тактически всё должно быть очень мягко и с какими-то уступками с твоей стороны. Я понимаю, что ты не оставишь Марию с ребёнком на улице, но главное, как это преподнести…
- Вот с этого места, пожалуйста, поподробнее.
- Например, приходишь к ней с цветами и просишь прощения.
- Она цветы выбросит, а меня обзовёт «вонючим козлом».
- Очень хорошо! Следовательно, двадцать пять процентов своей отрицательной энергии она уже израсходует социально приемлемым и допустимым способом. Дальше скажи ей, как сильно её ценишь и какая она хорошая мать. Что ты ей многим обязан. И сильно переживаешь по поводу того, что допустил такую непростительную ошибку и увлёкся посторонней женщиной. При этом Мария может и поплакать и покричать, главное – чтобы ты ей всё это успел сказать. А затем предложи несколько дней пожить раздельно, чтобы разобраться в своих чувствах. Сообщи, что будешь через день или каждый день навещать Марка. Это важный момент, так как сын может послужить той дорожкой, по которой легче вернуться к жене. Только сначала реши всё окончательно для себя. И, разумеется, я должен буду её увидеть в этот же день. Следовательно, сделай так, чтобы ваше объяснение пришлось на первую половину дня. Сразу её после такого разговора лучше одну не оставлять. Тем более что я ей уже назначил кое-какие лекарства. Ничего сверхсильного, но нежелательно, чтобы она начала их для успокоения принимать горстями… Вот такие советы… А дальше: время – лучший лекарь, чем бы у вас всё это не закончилось…
Когда мы выехали с территории дачи, то, развернувшись, оба посмотрели на Иосифа, который, закрыв ворота, уже поднялся по лестнице.
- Никак не могу понять, на каком этаже эта чёртова веранда, а? На первом или на втором? Если считать цокольный этаж…
- На полуторном!.. Витюша, ты лучше прикинь, сможем ли мы находить триста баксов в месяц, чтобы снимать квартиру. Да ещё желательно, чтобы она находилась недалеко от наших домов. Матерей одних оставлять тоже нельзя…
ДОМИК
1.
В августе собрались небольшой компанией на даче у Иосифа отмечать десятилетие Марка. Отношения между Иосифом и его Марией внешне выглядели вполне дипломатическими. А уж как там было на самом деле, кто знает? Потребуется помощь Виктора, сами обратятся. Пока он был вполне удовлетворён результатами своего лечения: Мария давно перешла на эпизодические курсы поддерживающего лечения и чувствовала себя хорошо. И жили они, насколько это было известно Виктору с Людой, снова вместе.
Сытно поели, интересно поболтали, хорошо выпили. И в самом сладостном промежутке между горячим блюдом и десертом, в антракте между двумя вкусовыми отделениями прекрасной обеденной симфонии к Виктору подошёл Марк, на которого к этому моменту уже никто особенного внимания не обращал, и потянул за рукав:
- Дядя Витя, хотите, я Вам домик инопланетян покажу?
Виктор жалостливо погладил раздавшийся после еды живот, и вяло произнёс:
- Может быть, как-нибудь в другой раз, Маркуша, а? Они улетать пока не собираются?
- Они в нём не живут. Построили и сразу улетели. Это рядом. Давайте сходим?
- Сходи, Витюша, разомнись перед десертом, - посоветовала мне Люда. - А то потом опять жаловаться будешь, что переел. А мы пока всё уберём и приготовим чай. Марик, твой инопланетный домик, где находится?
- Я же говорю: совсем рядом!
- Минут десять ходьбы, не больше, - пояснил Иосиф. – Но в горку. Там кто-то сарай построил без дверей. Вот пацаны и бегают на него смотреть.
- Нормально. Значит так: десять минут туда, десять минут на разведку объекта, и десять минут обратно. Как раз к чаю и вернёшься. Погуляй с парнем. А то наш именинник совсем заскучал…
Дачи располагались в один ряд вдоль речки, потому что метрах в пятидесяти-шестидесяти берег довольно круто поднимался вверх. Строиться на таком склоне было наверняка дороже и не так удобно. Холм покрывал густой кустарник и какие-то невысокие деревца, среди которых Виктор смог определить по характерному виду плодов только орешник. Да и тот, как уверил его многознающий Марк, являлся кустарником.
Виктор подумал, что это по существу не холм, а равнина, плоскогорье. А речка и расположенные вдоль неё дачи находятся в глубокой ложбине. Впрочем, сути дела подобное уточнение не меняло: ему всё равно пришлось подниматься за Мариком вверх чуть ли не до самой вершины. Впрочем, жаловаться особенно было не на что, так как высота лесистого берега вряд ли превышала те же пятьдесят-шестьдесят метров. Но после обильного обеда, приправленного несколькими бокалами украшенного соблазнительным товарным знаком «VSOP» виски куда-то лезть?.. И ради чего?..
«После вкусного обеда по закону Архимеда полагается поспать», - бубнил Виктор, не утруждая себя разглядыванием ландшафта. Мелькающие перед его носом кроссовки и щебечущие «размышлизмы» Марка по поводу местонахождения ранее прилетавших сюда инопланетян служили вполне надёжным ориентиром. Наконец десятилетний проводник остановился и торжественно спросил:
- Дядя Витя! Правда, отсюда ничего не видно?
Виктор выпрямился и огляделся. Тропинка, вернее – намёк на тропинку, продолжала уходить вверх, а справа и слева от неё стеной стояли кусты.
- Хорошо они замаскировались, правда?
- Да, уж… Никаких следов стартовой площадки.
- И хода в сторону нет. Они специально так сделали, чтобы их труднее было найти. А теперь смотрите!
Марк подошёл к ближайшему слева кусту, раздвинул ветки, шагнул внутрь и сразу исчез из поля зрения.
- Эй, Марик! Меня чтобы подождал! – Крикнул Виктор. – Далеко не уходи. – И уже тише ворчливо добавил: - Ещё самому заблудиться не хватало…
Ему ничего не оставалось, как тоже шагнуть за провожатым, надеясь, что очки защитят глаза от острых концов веток. Но он всё равно невольно зажмурился, сделал наобум шагов пять и почувствовал, что кусты кончились.
- Марик, ты где?
- Я здесь, дядя Витя! – Мальчик стоял чуть выше, метрах в десяти от Виктора. – Идите сюда. Мы уже совсем рядом. Сейчас сами их домик увидите.
Они прошли метров двадцать по относительно ровной поверхности, так как двигались перпендикулярно подъёму, и Виктор, наконец, увидел боковую стенку «инопланетного» домика. Как не крути, но сбоку больше всего он был похож на «строение типа сортир» с покатой к задней стене крышей. Да ещё совершенно неуместно расположенный.
- Подходите ближе, не бойтесь, дядя Витя!
- Чего мне бояться? – Пытаясь нормализовать дыхание, ответил Виктор. – Ты же сам говорил, что инопланетян в нём нет.
Но уже через несколько минут Виктор убедился, что гипотеза будущего уфолога Марка Иосифовича имело некоторое право на существование. Виктор встал перед сараем и стал разглядывать его необычный вид. Первое, вернее – уже второе сравнение, которое пришло ему в голову при взгляде на домик, было более изысканным и благородным. Свободные концы свисающего по обе крыши рубероида сворачивались в трубки. Сарай с этими завитками по бокам напоминал расплющенную колонну с ионической капителью.
- Нас в школе учат размышлять вслух. Развивают логическое мышление. Вот и Вы так попробуйте.
- Ну, я в такую школу, как ты, не ходил, но попробовать можно.
- Итак, - явно копируя голос своего преподавателя по «логическому мышлению», произнёс Марик, - какие необычные особенности у данного домика Вы можете отметить?
- У данного домика я могу отметить следующие необычные особенности, - играя роль прилежного ученика, ответил Виктор: - Во-первых, он построен как дзот, словно в нём собираются защищаться.
- Что такое «дзот»?
- Ну, во время войны строили такие оборонительные сооружения… Видишь, передняя стенка не шире трёх метров, а состоит из четырёх очень солидных столбов, между которыми набит не какой-нибудь берёзовый горбыль, а тёсаные доски, Скорее всего, половой брус. «Сороковка», небось.
- А что такое «сороковка»?
- Это доска толщиной в сорок миллиметров. Целых четыре сантиметра! Зачем такие доски на сарай расходовать?
- Я знаю! Чтобы пуля не пробила.
- Может быть, и так. Самому удивительно... Продолжим логическое размышление. Ни спереди, ни по бокам у этого строения нет двери. Глухие стены… А ты сзади смотрел, Марик?
- Мы с Димкой всё облазили. Видите, там земля кверху поднимается. Веток и всякого мусора сзади до середины стены навалено. А двери там нет, это точно! Тоже четыре столба и доски. Глухая стена, как Вы говорите.
- Так... Двери нет, зато есть окно. Но тоже какое-то странное. В сараях такие не делают.
- А в дзоте делают?
- В дзотах узкие бойницы. Как в крепостях. А здесь окно, как на вашей даче! Зачем такое большое?.. Марик, а ты в него не заглядывал?
- А за ним они второе стекло поставили – зеркальное. Поэтому ничего и не видно. Посмотрите сами!
Виктор приблизился к окну. Не считая абсолютно неуместного для такого сарайчика размера – практически метр на метр – выглядело окно вполне обычно. Не цельное, а с частым переплётом. Но это, как раз, естественно. Такие на скромных дачках и сараях для прочности обычно и ставят. А вот наличие второй рамы – это уже перебор! Она не столько зеркалила отражение, сколько за счёт абсолютной темноты внутри хорошо отражала всё находящееся перед окном.
«Почему внутри так темно? На улице – день, солнце. Свет, проникая внутрь, должен хоть что-нибудь высвечивать…»
Смотреть дольше на своё отражение стало почему-то неприятно. Виктор вспомнил типичную для многих детективных фильмов мизансцену: в специальной комнате идёт допрос преступника, а невидимые участники следствия наблюдают за происходящим через зеркальное стекло. Только в данном случае наблюдать могли за ним с Мариком изнутри.
Но там никого не должно быть…
Появившееся чувство настороженности и тревоги уже не проходило, и, пожалуй, даже нарастало.
- Вы почему замолчали, дядя Витя?
Виктор отошёл от окна.
- Послушай, Марик, а ты со своим другом не пробовал… ну, камушком в него…
- Пробовали! Несколько раз кидали, а оно не бьётся. Пуленепробиваемое. Камни отскакивают от него, как мячики. Знаете, когда у стенки играешь в мяч, то, как ударишь, с такой же силой он и отскакивает.
- Интересный феномен…
- А Вы попробуйте сами, если не верите. – Марик протянул ему довольно увесистую гальку.
«Кстати, странная форма для камня на холме, находящегося так далеко от моря. Впрочем, когда-то в этой ложбине могло располагаться русло большой реки, так что ничего удивительно нет. Я уже начинаю сам себя накручивать фантастическими вымыслами».
Камень Виктор взял, но кидать в окно, разумеется, не стал. Подобное хулиганство выглядело бы непедагогично в присутствии мальчика.
- Да Вы не бойтесь, дядя Витя! Всё равно не разобьёте.
- Я и не боюсь. Но давай лучше продолжим перечисление необычных особенностей. Итак, у этого домика имеется двухкамерное тонированное окно, явно несоответствующее своим размером строению. А вот крыша у него совершенно не солидная. Раскатали два куска рубероида, и даже концы не обрезали, вот они и болтаются как уши у слона.
- А правда у слона такие уши?
- Ну, не совсем такие… Дело в другом. Очень прочные стены не соответствуют такой хлипкой крыше! Её палкой проткнуть можно.
- Ага, можно! Вы попробуйте!
- А что?
- Мы с Димкой залезали на крышу. Этот, - как его? – рубероид лежит там как гранитный памятник! Мы по нему и ногами стучали и палками ковыряли. Фигушки!
- Очень интересно! А чем сверху эти рулоны прикреплены? Гвоздями или рейками?
- Нет там никаких гвоздей или реек. Лежит ровно, как асфальт. И такой же твёрдый.
- Ну, этого, допустим, не может быть…
Виктор подошёл к сараю. Залезать на крышу он не собирался, хотя с задней стороны это нетрудно было сделать. Но вот ощупать сей странный домик не помешало бы…
Он положил ладонь на один из опорных столбов: возникло полное ощущение твёрдой шероховатости наждачной бумаги. Провёл пальцем: осталась белая полоска спилившегося ногтя.
«Что же это за порода такая? Дерево-корунд?»
Посмотрел на свернувшиеся в локоны концы рубероидных рулонов по обе стороны сарайчика.
«Всё сделано так крепко и основательно. А тут раскатали в обе стороны и оставили».
Виктор поднял руку и потрогал край смолистого покрытия. Оно оказалось холодным и… металлическим. Попробовал отломить краешек и вдруг почувствовал волну охватившего его страха. Непонятно откуда взявшаяся тревога всё больше и больше переполняла его.
- Марик, иди сюда. Быстро! И хватить таращиться в окно! – с раздражением крикнул Виктор.
Мальчик удивлённо посмотрел на него, но подошёл и ухватился за протянутую руку.
- Нам пора уходить. Мама что сказала?! Через полчаса должны быть дома!
- Это тётя Люда сказала, а не мама.
- Какая разница?! Пошли!
- А Вы ещё одну особенность не отметили?
- Чёрт с ней!.. А какую?
- Вокруг домика со всех сторон растут деревья, а перед окном их нет.
- Там сразу начинается спуск. Деревья растут, но внизу. Видишь - их верхушки торчат.
- А почему только перед самым окном верхушки его не загораживают, а с других сторон везде растут и всё загораживают?
- Почему, почему! Через потому что! Много вопросов задаёшь! Идём быстрее!
- Мне руку больно, дядя Витя!
- Ну, извини, Марик. Я слишком поторопился… Давай-ка остановимся на секунду.
Виктор оглянулся на этот сволочной домик, который сбоку действительно был похож на сортирную будку.
- Ну-ка, встань за тем деревом и никуда не уходи… Говоришь, камень, как мячик отскакивает? А это мы сейчас проверим. Стой, где я сказал!
«До него отсюда метров десять. Попаду! Посмотрим, что за звук будет? И как отскочит камень? Стены явно не резиновые, это уж точно».
Виктор со всей силы кинул камень и сразу спрятал голову за ствол рядом стоящего дерева. Если камень на самом деле отскочит, как мяч, то ему ещё только синяка на лице не хватало. Но в самое последнее мгновение он успел увидеть, что, коснувшись стены, камень… исчез. Не отскочил, не пробил стену, а исчез из виду самым натуральным образом.
Развернувшись, Виктор подошёл к Марку, взял его за руку и потащил в сторону кустов, где был выход на тропинку.
- Дядя Витя, а куда камень делся?
- Как куда? Отскочил в сторону. Ты правильно сказал: отскочил как мячик. И без всякого шума. Ты не слышал стука?
- Нет.
- Вот я и говорю: отскочил в сторону совершенно бесшумно.
2.
В ночь с субботы на воскресенье, как и планировали, остались на даче. Несмотря на то, что Виктор перед сном до изнеможения парился в сауне, заснуть он всё равно не смог.
Их с Людмилой всегда укладывали в небольшой комнатке на втором (или третьем?) этаже. Рядом с раскладывающимся диваном в центре наклонного потолка находился оконный блок, выходящий на крышу. Виктор лежал и смотрел через него на небо. А в голове продолжали бесконечной каруселью вертеться одни и те же навязчивые мысли:
«Почему столбы у этого сарайчика из необыкновенно твёрдого дерева? И, кстати, это дерево или не дерево?..
Почему рубероид похож на стальной лист?..
Почему в стенах нет дверцы?..
Почему в заброшенном сарайчике установлены тонированные пуленепробиваемые стёкла как на правительственном лимузине?..»
Но на все эти вопросы всё-таки можно было бы ответить, не прибегая к помощи научной фантастики.
А вот – куда делся камень?
Хорошо, пусть Виктор не заметил, не успел зафиксировать взглядом, как он отскочил в сторону.
А непонятно откуда возникшее чувство страха? Виктор, разумеется, не считал себя героем в стиле Рембо, но и к слабонервным девицам себя не относил. Подобный витальный страх смерти без причины не возникает. Более того: появившаяся тревога лишь немного уменьшилась после возвращения на дачу, но окончательно проходить не собиралась.
Люда почувствовала изменение в состоянии Виктора, и когда они улеглись на диване, через несколько минут спросила:
- Что с тобой, Витюша? Ты почему не засыпаешь?
- Да так… что-то… Не хочется…
- Ты сегодня весь вечер сам не свой. Я думала, пройдёт, а ты до сих пор не успокоился. Хочешь, давай обнимемся?
- Знаешь, Людмилочка, я пока тебе всего не расскажу, не смогу успокоиться. Только не перебивай и не сочти меня сумасшедшим. Хорошо?
- Насчёт первого можешь быть спокоен. А относительно второго … Разве может быть нормальным мужчина, который вместо того, чтобы приласкать женщину, предпочитает ей что-то рассказать.
- Не смейся. Я серьёзно.
- Ну, ладно. Давай, рассказывай, что там с тобой стряслось?
И Виктор, пожалуй, с излишними драматическими подробностями пересказал жене все свои впечатления от прогулки с Мариком. Закончив, спросил:
- Что ты по этому поводу думаешь?
- Ничего. Я же там не была, Витюша. Поверить тебе готова в каждой детали, но никаких своих объяснений у меня нет. Предположить могу только одно: все эти несуразности наверняка имеют какое-нибудь вполне естественное толкование.
- Я тоже себя в этом убеждаю. Никогда не верил в летающие тарелки, но тревога почему-то не проходит. И снотворное с собой не захватил. Теперь до утра не засну… Людмилочка, давай завтра сходим туда вместе? Подъём не очень крутой, я тебе помогу. Хочу, чтобы ты всё увидела своими глазами.
- Хорошо. После завтрака и сходим. Они в это время всё равно гулять собираются.
- Умница ты моя! А я думал, что ты смеяться надо мной начнёшь.
- Когда я над тобой смеялась, Витюша? Что ты городишь? Только у меня условие: чтобы ты сейчас заснул.
- Не хочется…
- А от того «инопланетного домика» никакого излучения, вызывающего импотенцию, не исходило?
- Да откуда оно там возьмётся?
- Вот и я о том же. И надеюсь, что ты сможешь сейчас доказать мне, что ничем там не облучился...
3.
На следующее утро после завтрака все стали собираться на прогулку. Виктор сказал Иосифу, что они с Людой выйдут пораньше, а потом ко всем присоединятся.
Шли они не медленнее, чем он вчера с Марком, но Виктор не очень хорошо запомнил то место, где мальчик свернул с тропы.
- Надо было Марика с собой взять.
- Я не думаю, что здесь за каждым кустом стоят домики пришельцев из космоса. Ты говорил, что до вершины вы не доходили…
- Да. Только, вот где именно мы свернули?.. Так, постой здесь. Я сейчас посмотрю за этими кустами.
Наконец, он узнал знакомое место и увидел черневшие «локоны» рубероида. Вернулся за Людмилой и повёл её сквозь кустарник:
- Закрой глаза, а то ветки колючие. Здесь шагов пять сделать и дальше будет ровное место.
Они ещё не успели приблизиться к сараю, как Виктор паническим голосом воскликнул:
- Люда! Он совсем другой! Он изменился за ночь! Честное слово! Тот был совсем другой…
- Может быть, это не тот домик?
- Нет. Тот самый, сволочь! Только почему он так изменился?
Трудно было одним словом выразить то, что произошло с этим фантастическим строением типа «сортир». Постарел лет на сто, по-другому не скажешь…
Размеры его, впрочем, остались те же самые. Но вместо колоннообразных столбов фасад держался на четырёх вполне заурядных и кривоватых берёзовых стволах, на которые небрежно были набиты тесины. Щели между ними закрывал горбыль. Окошко, как и полагается обычно таким сарайчикам, представляло собой прямоугольный осколок стекла, укреплённый между досками под самой крышей.
- Двери нет, но всё остальное… Это что же? – у нас с Мариком была коллективная галлюцинация? Надо его сейчас сюда привести. Пусть он тебе подтвердит, что мы вчера здесь видели.
- Этого ещё не хватало! Оставь ребёнка в покое.
Люда подошла к стене и провела по ней ладонью. Посыпалась пыль и труха от сгнившей на досках коры.
Виктор, в свою очередь, дёрнул за конец болтавшийся рулон рубероида. Уголок легко обломился, запачкав ему руку.
- Вот, сволочь! Что же с ним произошло?
- Успокойся, Витюша, и не ругайся. Пошли назад. Что-то мне нехорошо стало. Да и спускаться будет труднее, чем подниматься…
- Одну секунда, Людмилочка!
Виктор встал напротив мутного оконца и несколько раз подпрыгнул, пытаясь разглядеть, что находится за ним.
- Есть! Жаль, что ты его снизу не увидишь!
- Господи! Ну, что там ещё?
- За этим грязным осколком стекла укреплено второе, зеркальное!
- Ну и что?
- Как – что? Вчера такое же было… Но почему они уменьшились? И сам домик словно скукожился… Ещё одну секунду, ну, пожалуйста…
Виктор наклонился к земле в поисках камня. Вчера Марк достал его с края этого обрыва. Виктор нашёл подходящий камень, выпрямился и посмотрел вперёд. Вид точно такой же, как и вчера. Только от окна и открывался подобный обзор, с любого другого места от сарая его закрывали деревья. А отсюда был виден поднимающийся противоположный берег реки. Но ни крыш, ни самих дач, ни шоссе, которое проходило по вершине того берега. Только лес и небо. И ещё солнце бьёт в глаза. В тот раз оно было справа, на юге, потому что они приходили после обеда. А сейчас оно, поднимаясь к зениту, точно светит в эту сторону… Прямо в окошко сарая…
Может быть, поэтому он свой «глаз» и «зажмурил»? Мало солнца – большое окно, много солнца – маленькое оконце. Но думать так – это чистой воды бред!
- Виктор! Не вздумай стёкла бить! Не веди себя как мальчишка.
- Людмилочка, солнышко моё, извини и не обижайся. Но я в него сейчас обязательно кину камень. А дальше будет два варианта. Если оно разобьётся, тогда мы больше об этом домике вообще не разговариваем. А второй вариант…
- Если твой камень исчезнет?
- Сейчас всё выясним. Стой, где стоишь.
Прицелившись, очень уж узкой была полоска стекла, Виктор швырнул камень, внимательно наблюдая за его полётом.
Он не промахнулся. Камень беззвучно коснулся оконца, мягко отскочил от него и полетел в сторону кидавшего. От неожиданности Виктор не успел ни присесть, ни отклониться, только закрыл глаза и отвернул голову.
Камень сбил с него очки, которые, падая, оцарапали ему нос.
- Чёрт возьми!
- Тебя не задело? – подбежала к нему Люда. – Не шевелись, дай посмотрю… Всё на месте. Стой, очки я сама подниму… Смотри, одно стекло разбилось… Машину вести сможешь?
- Давай… Спасибо… Смогу… Отскочил, как мяч, ты видела?.. Марик об этом же говорил…
- Витюша, пошли отсюда. Мне совсем плохо что-то становится… Если бы камень пролетел двумя сантиметрами правее, он попал бы тебе точно в висок. Ты представляешь, чем бы это могло закончиться?
- Отскочил, как мяч… И окошко не разбилось… - заворожено повторял Виктор, пристраивая разбитую оправу с одним уцелевшим стеклом на носу.
- Не попал в него, вот оно и не разбилось.
- Попал! Я точно видел!
- Ну, попал, попал, успокойся! Снайпер ты мой ненаглядный! Так вот: или мы сейчас же отсюда уходим, или я пойду одна, понял?
- Всё я теперь понял. Вот только почему стенки изменяются, никак не соображу. А окно - это зрачок с нормальной фотореакцией. Много света – оно сужается, мало света – расширяется… А вот стены… Я уже иду, Люда…
Вскоре они присоединились к гулявшей вдоль берега компании. Марк ездил по асфальтированной дорожке на велосипеде.
- Марик, ну-ка подкати сюда!
- Не вздумай устраивать ребёнку допрос! Не морочь ему голову и не пугай.
- Я ему только один вопрос задам и всё.
Когда Марк остановился около Виктора, он спросил:
- Маркуша, а ты видел когда-нибудь, чтобы у того «инопланетного домика» окошко было вот таким маленьким? Ну, и стены были… как бы старые и трухлявые.
- Видел.
- А мне почему об этом не сказал?
- Так Вы же не спрашивали, дядя Витя! Но он и старый такой же, как новый. Камни от него всё равно как мячики отскакивают.
- Я это теперь уже и сам знаю. А когда…
- Виктор! Ты обещал! – вмешалась в его беседу Люда.
- Ну, ладно. Хорошо, Марик. Иди, гоняй на своём велике. Смотри, не свались…
Когда мальчик умчался, Люда сказала:
- Витюша, я согласна с тобой, что с этим домиком что-то не так. И чувствую опасность, которая от него исходит. Но реакции у нас с тобой на это обстоятельство различные. Тебе хочется узнать, что там и почему? А я хочу больше около него не появляться! И не дам тебе втягивать в твою авантюру ребёнка. Будешь к нему приставать, я всё Маше расскажу. Ты меня знаешь!
- Но он всё равно туда со своим другом ходит! Они и камни в него кидают, и на крышу залезают.
- Вот пусть мальчишки одни туда и бегают. Детей даже дикое животное может не тронуть. Но если зверь видит взрослого человека, всякое может случиться…
4.
От больницы, куда госпитализировали Веру Илларионовну, и где на первую ночь осталась с ней Люда, до дачи Иосифа было ровно полтора часа езды. Если, конечно, не считать возможные пробки на дороге. Уже начинало темнеть, но в лесу должен сохраниться выпавший накануне снег, так что Виктор был уверен, что на его светлом фоне он легко найдёт этот чёртов домик. Кроссовки и мощный фонарик он уже припас в машине заранее.
Ему самому не очень легко было сформулировать мотивы своего поведения. Ну, действительно: зачем он туда едет? Чтобы ещё раз посмотреть на «домик инопланетян»?
В общем, да.
И убедиться, что сейчас, вечером окно у него самых больших размеров, а стены приобрели непробиваемость крепостного бастиона?
Да.
Но что дальше? Снова задавать себе одни и те же вопросы: отчего так происходит и почему?
Но не мог он смириться с тем, что незыблемые законы физики могут так легко и без всяких достаточных для того причин нарушаться! В конце концов, разве он так многого хочет?
Он хочет, чтобы рубероид не был стальным, чтобы ствол дерева не имел твёрдость напильника, стекло разбивалось от удара камнем и чтобы камень при соприкосновении со стеной сарайчика не испарялся. И всё! Ну, желательно было бы ещё, чтобы сам домик не менял за одну ночь неизвестно каким образом свою конструкцию и материал, из которого построен.
Другими словами, чтобы всё было понятно и естественно.
На даче, как он и рассчитывал, в будний день никого не было. Виктор припарковал машину у её ворот, переобулся и, пока ещё не совсем стемнело, быстро отправился в лес.
Уверенно вышел к домику. И нисколько не удивился, увидев его в «вечернем наряде»: громадное, разросшееся на полстены окно, и те самые, из «сороковки», стены.
Виктор остановился и задумался.
Ну, чего он от него хочет? Ну, этот сарай ВОТ ТАКОЙ, не как другие! Ну, и что? Сжечь его теперь за это?..
Но почему он не такой как все?..
Интересно, а среагирует ли стекло в сумерках на яркий свет его фонаря? Виктор включил фонарь и направил луч на оконные переплёты. Свет, проваливаясь, пропадал в чёрном квадрате. Вдруг, от одного из стёкол оконного переплёта луч отразился и такой яркой вспышкой ударил в глаза, что Виктор отшатнулся и сразу выключил фонарь.
- Ну, ладно, ладно. Извини... Когда в глаза светят фонарём, это всегда неприятно, - пробормотал он, не отдавая себе отчёта, что говорит вслух. – Больше не буду. Мне вообще здесь у тебя делать нечего… Есть, конечно, несколько вопросов, но чтобы задавать их сараю, надо быть абсолютно сумасшедшим. А если ещё ожидать от сарая ответа, то – круглым идиотом!.. Ладно… Будь здоров, домик! Детям, как я понимаю, ты вреда не причинишь, а взрослым около тебя и делать нечего. И я сюда больше не приду… Прощай!
Виктор скорее увидел, чем услышал, как что-то упало около его ног. Нагнулся и поднял камень. Очень похожий на ту самую исчезнувшую на его глазах гальку, которую он кидал, когда был здесь с Мариком, в стену.
- И на том спасибо. – Положил камень в карман куртки и выкрикнул: – А рубероид у тебя по бокам всё равно болтается самым дурацким образом, понял? – И вполне беззлобно добавил: - Всё-таки ты – сволочной домик!
И не оборачиваясь, быстро стал спускаться по тропинке к дороге, на которой оставил машину. Поэтому Виктор не смог увидеть, как медленно и бесшумно стали разворачиваться висящие рулоны рубероида. Поблескивая сталью, они полностью распрямились и прижались к боковым стенкам домика, словно готовились к защите от предстоящего нападения.
В машине Виктор включил обогреватель и стал ждать, когда прогреется движок. Засунул замёрзшие руки в карманы и наткнулся на камень.
Ну, вот опять! Разве он видел, что этот чёртов сарай кинул ему камень? Разумеется, нет. Правильнее сказать, камень как-то вдруг появился в снегу около его ног. С другой стороны, в темноте его полёт можно было просто не заметить… И что прикажете? - опять гадать на кофейной гуще?
Виктор достал камень из кармана и замер, уставившись на него. Та это была галька или не та, теперь уже не имело никакого значения. По всей поверхности гладкого камня шли какие-то буквы. Или знаки? Или витиеватые символы, похожие на письмена?
Откуда они на нём появились? И что они означают?
Если это проделки домика инопланетян, то, значит, они глупее, чем полагалась бы быть разумным пришельцам из космоса! Откуда Виктору знать их язык?..
Вернувшись в квартиру, которую они снимали с Людой последние месяцы, Виктор сразу сел за стол, включив помимо люстры и настольную лампу. Взял лупу и стал внимательно рассматривать необычный камень. У него почему-то сразу родилась ничем не подкреплённая уверенность, что камень представляет собой послание, адресованное лично ему. Более нелепого предположения, разумеется, трудно было себе представить. Но здравомыслящей Людмилы в этот вечер рядом с ним не было, а одиночество часто приводит мужчин к малообоснованным выводам. Особенно после только что пережитого путешествия по ночному лесу.
Первое открытие, которое сделал Виктор, разочаровало его, так как заключалось в следующем: знаки-буквы на камни могли иметь только природное происхождение. Они ни на микрон не возвышались над его чуть ли не полированной поверхностью, а, значит, не были нанесены кем-нибудь или чем-нибудь. Завитки и полоски чёрной линии причудливо петляли в разные стороны по серому фону гальки. Обычный рисунок на камне, состоящего из слоёв разного цвета. Будь Виктор геологом, а точнее, - кто там изучает структуру камней и минералов? Петрологи? - он смог бы, наверное, назвать и породу этого, не достигшего ещё взрослых размеров булыжника, и объяснить естественнонаучным способом происхождение рисунка, образовавшегося, может быть, миллион лет назад.
Второе открытие Виктор сделал вслед за первым, но не сразу смог в него поверить. Извивающаяся непрерывной змейкой чёрная полоска явственно образовывала не без труда, но вполне узнаваемые буквы. Ни иероглифы, ни арабскую вязь и даже не декоративный орнамент, на который с первого взгляда больше всего и была похожа. Линия изображала буквы русского алфавита!
Вот буква «т», которую, допустим, можно было бы принять за прописную латинскую (английскую, немецкую и т.д.) букву «Т», если бы линия, плавно завершив нижнюю часть буквы, сразу бы не переходила в расположенную чуть ниже букву «я», которая в других языках романской группы отсутствует напрочь.
Виктор вспомнил, когда-то изучаемую и за ненадобностью забытую им стенографию, где каждая последующая буква слова изображалась непосредственно после окончания предыдущей, не возвращаясь на исходную линию строки. Делалось это, разумеется, для увеличения скорости письма и наравне с предельно упрощённым написанием всех букв и принятой системой сокращений слов составляло сущность «быстрописания».
Таким образом, Виктору следовало найти лишь начало предложения. Через несколько секунд он понял, что и в этом нет никакой необходимости. Сделал пометку фломастером около уже распознанного слога «тя», чтобы не сбиться, и начал выписывать все буквы, которые обнаруживал одну за другой в затейливом кружеве. Главное – не потерять эту нить Ариадны и не вернуться в текстовом лабиринте на уже прочитанное место.
Слова не отделялись промежутками, но это обстоятельство не представляло особых трудностей. Более того, Виктор, предположив, окончанием какого слова может быть слог «тя», позволил себе роскошь разбирать буквы в обоих направлениях: и вперёд, и назад. И довольно быстро на листке бумаги образовалось легко читаемое предложение: «давынебойтесьдядявитявсёравнонеразобьёте»…
Ясно, что камень являл собой чудн;ю, если не чудесную, модель «магнитофонной» записи части разговора Виктора с Мариком. Другими словами, был необычным для нашей цивилизации носителем информации. Но количество имевшихся у Виктора вопросов после произведённого открытия только увеличилось.
То, что домик представлял собою необычный феномен, понятно было и раньше. А вот зачем и с какой целью он передал Виктору своё послание? Призывал к диалогу? Но можно представить себе это безумное зрелище: Виктор стоит перед сараем, задаёт ему вслух вопросы, а тот выбрасывает свои ответы на инкрустированных буквами камнях.
Во всяком случае, никакой угрозы каменное письмо не содержало. Если бы домик захотел, он мог бы так запустить в него этим же самым камнем, что лежал бы сейчас Виктор перед ним с пробитым черепом. И когда бы его ещё там обнаружили?..
Так что же всё-таки хотел сообщить домик? Что он настолько же непрост внутри, насколько необычным выглядит и снаружи?
«Собственно говоря, зачем мне мучиться вопросами, на которые я всё равно не смогу ответить? Ответы на них знает только домик. У него и надо спросить. И при первой же возможности. Лишь бы ничего об этом не узнала Люда. Ей моё общение с сараем наверняка не понравится»…
Но в ближайшие месяцы вырваться за город не удалось. Уход за Верой Илларионовной, начавшаяся беременность Люды, «завал» на работе – всё это не оставляло свободного времени…
5.
Когда дача – действительно Дача, а не однокомнатная постройка, в ней зимой также комфортно, как и летом.
В начале декабря Иосиф пригласил Виктора, «разумеется, с Людмилой Леонидовной» провести с ними уик-энд по случаю его очередного примирения с Марией. Та как раз лечила в это время у Людмилы зубы.
Просторный холл первого этажа и отсутствие других гостей делали пребывание на даче особенно интимным. Виктор с Иосифом выпили какой-то мудрёный коктейль, в приготовлении которых Иосиф был знатоком, и в ожидании ужина устроились перед растопленным камином. В стороне, где холл переходил в кухню, готовили еду и о чём-то негромко переговаривались женщины. В углу перед телевизором смотрел какую-то мультяшную страшилку Марик. Набегавшийся по сугробам хозяйский фокстерьер оттаивал на половичке около входной двери.
Было спокойно, тепло и по-домашнему уютно. О прошедших стрессогенных событиях никто не вспоминал. Стрелки часов только переползли за цифру семь – самое время для ужина. А за окном уже стояла не городская темнота и тишина, которые придавали некоторую необычность происходящему. Виктор и Люда, редко выбиравшиеся из города, чувствовали её острее хозяев.
Заранее запрограммированный термостат с утра включил отопление на б;льшую мощность, и во всём доме стояла вполне комфортная температура. Особенно приятной она воспринималась после того, как мужчины на совесть повозились с лопатами, разгребая во дворе снег, чтобы освободить площадку под машины.
Виктор обратил внимание на новую большую фотографию. На ней перед высоким крыльцом у входа в какое-то здание стояла Маша. Площадка перед домом была выложена пёстрыми мраморными плитами и на её середине красовалась огромных размеров железная плита. По периметру шла надпись: сверху «Boston University», а по нижнему полуовалу «Learning. Virtue. Piety». В центре плиты – разлапистый крест на фоне треугольного щита. И на кресте, широко расставив ноги и восторженно взметнув руки, - Мария.
- Это в Бостоне?
- Где-то там. Маша в сентябре ездила в Штаты по «культурному обмену». Говорит, что это изображение печати Бостонского Университета.
- Солидная железяка. А надпись что обозначает? Ну, «учение», я понял. А два других слова?
- По её словам, это основные ценности американцев в девятнадцатом веке: «Учение, добродетель и благочестие». Хорош слоган!
- Да, любопытный выбор. Но какие-то расплывчатые критерии... Впрочем, у нас тоже была своя триада: «Самодержавие. Православие. Народность». Не помню точно, в какой последовательности шли эти принципы, но они представляются более конкретными.
- Вероятно… Давайте ещё по рюмашке… Маша, вы там скоро?
- Всё готово. Уже несём.
Серьёзные разговоры с Иосифом у Виктора почему-то никогда не получались. Возможно потому, что были они слишком уж разными людьми. Просто оба достаточно хорошо воспитаны, чтобы не обострять свои различия. Впрочем, когда Виктор коснулся более материальной темы: они с Людой решили, что пора менять машину на что-нибудь «более приличное», то сразу получил от Иосифа вполне определённые рекомендации. Тот по полочкам разложил ему наиболее оптимальные варианты, назвал предпочтительные, в соответствии с их финансовыми возможностями, иномарки и посоветовал ехать на Люберецкий рынок.
- Выбрать сами сможете? Там сотни машин стоят, и внешне все они будут неплохо выглядеть. Главное - «утопленника» не купите.
- Какого «утопленника»?
- Ну, помните, было наводнение в Европе? Многие машины, оказавшиеся под водой, потом погнали к нам на продажу. Такую, разумеется, брать нежелательно.
- Да как же я их отличу?
- Вы-то никак… Здесь нужен хороший консультант… Есть ещё вариант, где подобные заботы уйдут на второй план. Это – покупать машину у знакомого человека... Десять тысяч баксов наберёте?
- Где девять, там и десять. Наберём, если надо. А что за марка?
- «Опель Астра». Семьдесят пять лошадей. Серебристая трёхлетка. В аварии не была, это я сам точно знаю. И выглядит так, как Вы хотели: машина среднего класса без особых претензий на изыск. Но качественная. Немцы плохо не делают. Опять же – не самая частая марка, такие обычно не угоняют.
- Не даром говорят: машину выбирай немецкую, одежду итальянскую, косметику французскую, а женщину – русскую.
- Про женщин не знаю, но «Опель» - хорошая марка. Свести с продавцом?
- Ну, насчёт женщин, дорогой, ты, допустим, слукавил, - не сдержалась в его адрес Мария…
Виктор с трудом дождался момента, когда можно было, не привлекая к себе излишнего внимания, сесть на ковёр (телевизор почему-то стоял на полу) рядом с Мариком. И также незаметно, изображая внимание к демонстрируемой передаче, спросить в полголоса, чтобы его услышал только мальчик:
- Маркуш, а ты к тому домику больше не ходил?
- Нет, - не отрываясь от экрана, ответил Марк. – Димку снова в Германию увезли. А одному туда ходить неохота. – Потом, досмотрев заинтересовавший его эпизод, спросил: - А хотите посмотреть, как он стреляет?
- Кто? – не понял Виктор.
- Ну, домик. Вы же про него спрашивали?
- Хочу.
- Только это будет после девяти вечера. И чтобы родители не знали, ладно, дядя Витя?
- Хорошо, - ответил Виктор, с трудом сдерживаясь, чтобы тут же не засыпать Марка вопросами.
- У Вас часы точные? Тогда скажите, когда будет девять. Только потихоньку, ладно?
- Хорошо.
Они говорили, как опытные конспираторы, не отрываясь от экрана телевизора. Виктор понимал, как это глупо может выглядеть со стороны. Он встал и присоединился к Иосифу, который уже держал в руках оперённые дротики для игры в дартс.
- Сыграем, Виктор Владимирович?
Ближе к девяти часам, бездарно проиграв Иосифу две партии, Виктор начал придумывать, под каким предлогом ему лучше уйти с Марком из гостиной. И, кстати, куда его парнишка поведёт? Не в лес же?
Виктору невольно помогла Людмила. Болезненно сморщив носик, она объявила:
- Вы уж извините меня, но я теперь никудышная участница застолий. Что-то уже устала. – И повернулась к Виктору: - Разложи, пожалуйста, диван, Витюша. Я лягу пораньше. А ты ещё посиди…
Наверху находились три спальни и совмещённый санузел. Две комнатки считались «гостевыми», а в третьей обычно ночевал Марк, хотя при наплыве приглашённых его из неё безжалостно выпроваживали в спальню родителей.
Мальчик поднялся по лестнице вслед за Виктором, который, придерживая под локоть беременную Людмилу, помогал ей идти. Когда на лестничной площадке Виктор обернулся, Марк выразительно кивнул ему головой в сторону своей комнаты.
«Что же это мы в шпионов играем? С мальчишки-то, что взять? А я совсем в параноика превратился! Почему бы не рассказать всем?.. Не обсудить вместе все происходящие странности?..»
Заданные самому себе вопросы, как и многие другие на эту тему, остались без ответа.
Постелив постель и поцеловав Людмилу, Виктор сказал:
- Ну, ты спи. Я ещё посижу с ними внизу немного… Спокойной ночи.
Закрыл за собой дверь и посмотрел с балкона в каминный зал. Со стороны кухни раздавались негромкие голоса Иосифа и Марии. Развернулся и быстро пошёл в комнату Марика. Свет в ней не горел, но на фоне окна выделялся тёмный силуэт мальчика.
- Чего же Вы опаздываете, дядя Витя! Сейчас уже начнётся, - прошептал он.
Виктор встал рядом с ним. Горящий во дворе фонарь освещал внутреннюю сторону ворот и въезд в гараж. И погружал в ещё большую темноту всё окружающее.
- А куда надо смотреть, Марик?
- Вот сюда, - мальчик уверенно ткнул пальцем в левый верхний угол окна. – Там, где звёзды начинаются, это небо. А ниже – холм с лесом.
- Ну, это, допустим, я и сам…
Договорить Виктор не успел. Вверх полыхнул тонкий голубоватый луч, и мгновенно исчез.
- Больше ничего не будет, дядя Витя, - спокойно констатировал Марк. – Домик отослал на космическую станцию своё сообщение… Я пойду ещё телек посмотрю, ладно?
Потрясённый Виктор не стал вступать в спор, и остался в комнате, пытаясь проанализировать увиденное.
«Во-первых, это был не луч, а что-то вроде стрелы, ограниченной по длине. Световой импульс?… Во-вторых, шёл он не строго вверх, а с наклоном вправо. В-третьих, не очень-то он был и ярким. Во всяком случае, если сравнивать его с ракетой, ничего вокруг он не осветил. В-четвёртых… Может быть, это просто какой-нибудь оптический эффект? Иллюзия? Но откуда тогда Марику известно точное время? И вообще, пожалуй, самое странное в этой истории заключается в том, что Марик всегда оказывается прав… Или у него непредвзятый и незашоренный никакими законами классической физики взгляд ребёнка?..»
«БЛИЗКИЕ КОНТАКТЫ ТРЕТЬЕГО ВИДА»
1.
Виктор взял лист бумаги и провёл в центре вертикальную черту. Наверху слева написал «ЗА», справа – «ПРОТИВ». Какое-то время смотрел на правую половину листа, но стал быстро заполнять левую.
1. Он будет, как две капли воды, похож на Дениса и никто ни о чём не догадается.
2. Его пилотное исследование будет продолжаться всего три дня, пока не закончатся школьные каникулы и никому не помешает.
3. Поселить его можно будет не с нами, а у матери. А я, как любящий отец, буду его там навещать после работы и ходить с ним гулять. Ничего необычного в этом нет. Если к нам присоединится Люда, ради Бога! Она моего Дениса только на фотокарточке и видела.
Прежде, чем заполнить строку в четвёртом пункте, он немного помедлил. Затем не очень решительно написал:
4. Участие в гуманитарной миссии, имеющей вселенский характер.
Для «ЗА» этого вполне хватит.
А что может быть «ПРОТИВ»?
Думал дольше, чем заполнял пункты левой стороны. Потом написал всего одну фразу: «Я обману Люду».
Добавил вторую: «А кто мне мешает взять к себе на зимние каникулы своего настоящего сына?»
Доводов «ЗА» оказалось больше. Являлись ли они более весомыми? Скорее всего, нет. Но это уже другой вопрос.
Виктор вспомнил вчерашнее посещение домика. Совершенно неожиданное и неподготовленное. Люда сказала, что задержится на работе, и попросила его приехать к шести часам, чтобы вместе заехать к тёще. Вот Виктор сразу после окончания своего приёма и рванул на новом «Опеле» к тому самому инопланетному сараю. По дневному времени доехал быстро, но был в костюме и туфлях. Когда в машине установлен «климат-контроль», то зимние ботинки, естественно, ни к чему. Если не планируется прогулка по занесённому снегом лесу…
Поэтому вскарабкался Виктор на холм с немалым трудом, цепляясь руками за каждую подходящую ветку: кожаные туфли скользили не хуже коньков. Изорвал перчатки, но до нужного места добрался, остановился и подумал: «А чего, собственно говоря, меня сюда принесло? Что мне от домика надо?»
Вокруг никаких следов: стоит себе обычный сараюшка, засыпанный снегом. И стенки у него, как и полагается для светлого времени суток, из обычного «дерева».
Или это «дерево» только «прикидывается» деревом? Наверняка!
Додумать до конца свою гениальную мысль он не успел. Около его ног в снег упал камень. Довольно крупная галька, похожая на все предыдущие, и затейливо усыпанная мелкими буквами. Прочитать, что на ней написано в темноте, «не отходя от кассы», Виктор всё равно бы не смог. Да, и что стоять здесь, как дураку? Пора ехать за Людой… Ему бы ещё спуститься, не сломав шею…
Вечером дома взял лупу и уже гораздо увереннее, чем в первый раз, прочитал эпистолярную вязь:
Ну, ни бред ли?! Ему для полного счастья не хватало только встретиться с клонированным (интересно, с какой матрицы?) сыном!
Но Виктор всё-таки взял лист бумаги и провёл в центре вертикальную черту...
2.
- Мне как к Вам обращаться?
- Ну, давай так, как это будет удобнее мне. Ты существо универсальное, так сказать, высшего порядка! Сможешь легко приспособиться к любому варианту. А я человек обычный, поэтому…
- Говорите, пожалуйста, конкретнее. Мне пока трудно улавливать смысл «живого разговора».
- Ишь ты! – Недовольно произнёс Виктор, но понял, что внешность стоящего рядом с ним подростка и должна быть обманчива. И даже трудно себе представить, до какой степени! Кто бы знал, какое существо, и какого возраста (кстати!) скрывается под внешностью его Дениски? – Ну, хорошо! Ты прав. Договариваемся так: я тебя зову Денисом, а ты меня «дядей Витей». Но если кто-нибудь спросит, кем я тебе прихожусь, то отвечай, что - папа.
- А почему тогда – «дядя»?
- Долго объяснять. Так уж у нас сложилось…
- Понял, но это странно. Мне надо пожить с вами двое или трое суток, чтобы адаптироваться к окружающим. Можно?
- Теперь чего уж спрашивать? Можно. И давай обращаться друг к другу на «ты».
- Согласен.
- Денис, а для тебя не опасно далеко отходить от домика?
- Не более опасно, чем любому человеку, когда он выходит из своего дома.
- Там кто-нибудь для страховки остался?
- Нет, я на станции один. Я должен посмотреть, как вы живёте. Кроме ваших теле- и радиопередач я ничего больше не сканировал. Общался только с ребятами и с тобой. Запутался окончательно. Вы все – и дети, и взрослые - какие-то неразумные и совершаете очень странные поступки. Удивительно, как вы ещё удерживаете такую цивилизацию.
- В каком смысле – «удерживаем»?
- По нашим предположениям, вы должны были к этому времени самоуничтожиться. У вас всё к этому и идёт, но каким-то непонятным образом, ваша неразумность и не всегда адекватная эмоциональность продлевают ваше существование. Нелогично. Хотелось бы в этом разобраться.
- А в чём, интересно, мы нелогичны и неразумны?
- Ну, возьми себя, дядя Витя! Ты встретился с необъяснимым случаем. Моя база – классический пример трансцендентного феномена. Дальше у тебя должен быть единственный вариант действий: собрать вокруг станции армию учёных, чтобы понять выходящие за рамки вашего опыта артефакты. Так?
- Так.
- А ты что сделал? Взрослый человек, врач с материалистическим мировоззрением и вроде бы совершенно не склонный к оккультизму, вступаешь в индивидуальный контакт с представителем другой цивилизации и ничего в этом особенного не видишь. Опять же – внешне. У вас всех, видимо, большую роль в выборе модели поведения играет подсознание. Говорите и думаете одно, а поступаете по-другому. Например, ты мне папа, но звать я тебя должен «дядя». Не знаю, сам ты отдаёшь в этом себе отчёт или нет. Даже сейчас ты до конца не понимаешь, или не хочешь понять, с чем столкнулся. Я ведь принял образ твоего Дениса, чтобы тебе было легче со мной общаться, и чтобы ты охотнее согласился на моё предложение. Может быть мне безопаснее было бы принять образ какой-нибудь вашей кинематографической Годзиллы… Впрочем, подростком, наверное, легче будет общаться с людьми…
- Однако ты разговорился… Быстро обучаешься. Краткость, смотрю, - не твоя сестра.
- Почему сестра?
- Не важно. Но ты вышел из своей роли. Я – твой отец, и читать нравоучения – моя прерогатива. А ты, как сам решил, всего лишь мой сынок. Причём, сынок послушный. Или возвращайся в свой домик. Давай придерживаться этих рамок.
- Согласен.
- Итак, ты сильно рискуешь, предпринимая своё пилотное исследование? Тебя, в случае чего, спасти смогут?
- Дядя Витя, ты за меня особенно не беспокойся. Инстинкт самосохранения, он и на вашей планете инстинкт. Определить моё местонахождение смогут, но помочь, если что случится, нет. Не будут же развязывать звёздную войну из-за одного Разведчика!
- Так ты разведчик?
- Что-то вроде этого.
- Да-а-а… Ты – серьёзная персона… Давай-ка вернёмся к судьбе нашей планеты. Вы что, собираетесь её уничтожить?
- Разумеется, нет! Она нам нужна в сохранённом виде, может быть даже с людьми, но без всякой техники. Извини, что я невольно перехожу на язык ваших кинофильмов, но вы, товарищи, пошли не тем путём. Это тупиковый вариант эволюции. Моя задача – лишь убедиться в этом. Никак вам я помешать или навредить не могу и не хочу. Я должен лишь спрогнозировать срок заката вашей цивилизации и передать своё мнение тем, кто меня сюда послал.
- Так ты здесь в роли судьи.
- Скорее в роли эксперта.
- Ладно. Давай-ка пока замнём этот вопрос для ясности.
- Для ясности?
- Ну… Это так выражаются. Типа идиомы… Слушай, а какое у тебя настоящее имя?
- Зачем оно тебе?
- Ну, так… Любопытно.
- Непонятна мне эта ваша любопытность! Странное свойство… Моё имя – Лилиэр.
- Звучит немного по-женски, но почти поземному. А что оно обозначает? Его можно как-нибудь перевести?
- Ты, наверное, хотел бы услышать что-нибудь вроде «Чингачгук Большой Змей»? Наши имена тоже довольно информативны, но в другом смысле. Лилиэр, если обратиться для сравнения к вашей военно-морской терминологии, что-то вроде «кавторанга», капитана второго ранга.
- Ишь ты! А если тебя повысят в звании, тогда имя тоже изменится?
- Разумеется. Меня тогда станут называть «Лилия». Имя всегда должно соответствовать его носителю и изменяться вместе с ним.
3.
Лилиэр лежала на тахте и делала вид, что спала, стараясь не слушать мысли находящейся за стеной семейной пары. Сон ей, разумеется, не нужен. Как и еда. А вот вода жизненно необходима, но это проблема успешно решена. Небольшой бутылочки хватает на пять-шесть часов. Её цена оказалось удивительно низкой. Лилиэр захватила с базы пачку пятисотрублёвок – средней, как ей показалось, по своей номинальной стоимости ассигнации. Утром она поинтересовалась:
- Дядя Витя, мне этого хватит, если я буду покупать четыре бутылки воды в день?
- На эти деньги ты сможешь покупать каждый день по четыре бутылки неплохого виски. А откуда, кстати, у тебя такие бабки? В смысле, деньги. Они фальшивые?
- Как и я сам. И да, и нет.
- Не понимаю.
- Если я настоящий человек, то и эти ассигнации настоящие… Во всяком случае, вряд ли кто сможет отличить их от ваших.
- А ты у меня, оказывается, фальшивомонетчик! Смотри, в тюрьму не загреми.
- Сам этого не хотел бы… Получается, что мне столько не нужно… Давай договоримся так: эти пятисотрублёвки бери себе, а мне дай ассигнации меньшего номинала, чтобы я мог без проблем покупать воду в любом киоске…
«Думаю, что я приняла верное решение. Выбор тела тринадцатилетнего аборигена имеет ряд существенных преимуществ. Дети пользуются у них приоритетом, и в неожиданно сложившейся стрессовой ситуации именно подростка в первую очередь должны пожалеть и спасти. Хотя вопрос сохранности и собственного жизнеобеспечения для меня будет стоять тем острее, чем дальше я отойду от базы. Можно было бы выбрать более близкое мне биологически женское тело. Но с этим дядей Витей наладился хороший контакт, а находиться у него я могу только в образе сына.
Чтобы избежать ошибки в своих выводах, которые основаны лишь на сведениях, полученных из придуманных аборигенами кинофильмов и радиопередач, необходимо пилотное исследование обстановки. Именно по этой причине я и должна познакомиться не только с их художественной, но и реальной жизнью. Такую задачу передо мною и поставили. Надеюсь, я правильно поняла его подтекст. Мне необходимо убедиться в отсутствии шансов на дальнейшее благополучное развитие этой цивилизации. Убедиться в «отсутствии», а не в наличии. И если выводы всех Разведчиков нашей экспедиции из разных точек Земли совпадут, участь этих аборигенов решена».
Одного дня пребывания в семье человека Лилиэр хватило для полной адаптации своего поведения к окружающим и достаточного овладения разговорной речью. Завтра она предпримет поездку в их столицу для более тесного общения и знакомства с мыслями реальных, а не кинематографических людей. На таком расстоянии от базы, разумеется, заметно ослабнет её энергетическая поддержка, но пилотное исследование потому так и называется, что подразумевает значительную степень не виртуально-игрового, а вполне реального риска. Без этого варианта её миссия не может считаться выполненной полностью и добросовестно.
Первые свои сутки вне базы Лилиэр провела нормально. Контакты устанавливались вполне успешно. В наивности и инфантильности аборигенам действительно не откажешь, но это ей было только на руку.
На сегодня уровень энергообеспечения Лилиэр составлял 98%, но степень силовой защиты – всего 28%. А вот способность вооружённого сопротивления – 5%. И самое главное – она находилась не в тренажёрном кабинете, а на чужой планете!
Всё следующее утро Лилиэр работала в большом зале ожидания одного из московских вокзалов. Как и предполагала, именно здесь оказалось возможным в кратчайшее время сканировать наибольшее число мыслей и переживаний аборигенов. Ничего хорошего обнаружить она не смогла. Ничего хорошего, разумеется, для них. Для неё все их переживания и заботы о собственном благополучии только увеличивали число минусов, которые она выставляла в обширной таблице характеристики землян. Завтра она решила походить около входа в их Правительство и Государственную Думу. Полученные в этих местах данные во многом помогут дополнить психологический портрет местного населения.
А следующий этап пилотного исследования на сегодня – сканирование мыслей прохожих. Одно дело пассажиры, и совсем другое, например, покупатели магазинов или прохожие на улицах мегаполиса. Может быть, она сможет обнаружить у них что-нибудь более благородное и логичное.
Она вспомнила схему города, наметила для себя маршрут, и уже решила вставать, как рядом с ней уселись два парня одного, примерно, с её земным телом возраста. Волну сдерживаемой агрессии и настороженности Лилиэр почувствовала раньше, но не сразу смогла спроецировать её на этих молодых существах. Ожидала опасности от взрослых, а тут – дети! Стоило на пару секунд отвлечься и уйти в свои мысли, как сразу очутилась в неприятной ситуации. Впрочем, всё происходящее наверняка пригодится для полноты информации.
Вот только, что им от неё надо? Сидела спокойно, ни с кем не разговаривала, ни к кому не подходила… Нежелательный контакт с недружелюбно настроенными малолетними аборигенами становился неизбежным.
- Ты здесь кого пасёшь, пидор?
- Что?
- Чего высматриваешь, говорю? Ты откуда?
- Я просто сидел и отдыхал.
- Ха! Колян, он очень устал, прикинь! Пять часов зырил за всеми, а теперь бамбук курит.
- Я не курил. И мне пора домой... Мне надо идти.
- Поздняк метаться, крендель. Сейчас с нами пойдёшь. И не вздумай дёргаться. Того мента видишь? Закочевряжишься, он тебя сразу в свой обезьянник запрёт. А так - побазарим по-хорошему. Если ты в стороне, вали, куда хочешь…
Основное условие пилотного варианта экспертизы – не привлекать к себе внимания. Поэтому Лилиэр пришлось отправиться с малолетними аборигенами, одновременно тестируя параметры своего жизнеобеспечения: степень силовой защиты колебалась на десяти процентах. Для этих маленьких варваров достаточно, но неизвестно, что её ожидает.
Они спустились по лестнице. Кафельный коридор. Два входа в туалеты. Третья дверь вела в подсобное помещение.
А эти мальчишки хотят не только с ней поговорить. Очень уж много в них злости! Черноволосому нравится её куртка. Лилиэр не знала, как дорого стоит эта вещь, так как куртка принадлежала дяде Вити. Он отдал ей свою, раскритиковав тот наряд, в котором Лилиэр появилась перед ним. И потом - дать себя ограбить?
Малюсенькая квадратная комнатушка. Вёдра, швабры, столик у стены, заставленный какими-то бутылками. Напротив ещё одна дверь.
Опасность!
За дверью в помещении находятся два взрослых аборигена, встречу с которыми необходимо избежать! Они ждут её и собираются о чём-то допрашивать.
Лилиэр резко взмахивает руками и опускает их на головы своих сопровождающих. Подхватывает ослабевшие тела, стирает их кратковременную память, усаживает у стены и тихо, стараясь не хлопнуть дверью, возвращается в зал ожидания. Быстро находит взглядом милиционера, но у того голова занята уже посторонними мыслями. Не останавливаясь, выходит на улицу и продолжает своё пилотное исследование.
А местные аборигены получают от неё ещё один штрафной балл.
Да, странные и нелогичные они существа. Так извращённо использовать свои умственные способности!? Что ж, тем хуже для них...
В нескольких магазинах, которые посетила Лилиэр, её ждало неожиданное открытие. Многие покупали подарки не для себя, а для других. И чувствовали при этом удовольствие. Не очень логичное поведение, но в минус аборигенам его поставить было нельзя. От этого чувства два шага до альтруизма, который на её планете, где постоянно доминировал дух соперничества, не был частым явлением.
Результаты исследований, которые другие Разведчики сейчас тоже проводят в своих районах этой планеты, естественно, могут различаться. Но это уже задача Наставника суммировать все полученные от пилотов сведения, оценить их и дать необходимое для Совета заключение. Миссия Лилиэр заключалась в максимальной объективности своих собственных выводов. Она хорошо помнила слова напутствия:
- У землян всё большую роль начинает играть наркоцивилизация, представителями которой стали самые могущественные страны. А наркоцивилизация формирует в первую очередь потребителя и приспособленца. Сам принцип приспособления предполагает не развитие личности, а её деградацию. Поэтому нам и необходимо выяснить, достигла ли у них эта деградация критического уровня? Мы имеем моральное право очистить планету от аборигенов только в том случае, если у них исчерпаны все потенциальные возможности для нравственного прогресса…
4.
Пилотное изучение употребляемых аборигенами наркотических средств всегда сопровождалось определённым риском и трудностями. Чтобы в полной мере оценить зависимость от этих веществ и дать правильный прогноз, требовалось не только проведение химических и спектральных анализов. Последнее обстоятельство как раз не представляло никаких сложностей, так как вся лаборатория располагалась внутри тела Лилиэр. Но кроме этого требовался собственный субъективный опыт действия наркотических средств на психику и поведение. Для этого приходилось полностью отключать защитную систему контроля и подвергать свой мозг воздействию наркотического яда.
Любой Разведчик понимал риск подобных экспериментов. Но на то они и были Разведчиками, для того и проходили у себя соответствующую подготовку. А Лилиэр не считала себя худшей среди членов своей экспедиции.
У неё, правда, возникали сомнения в отношении того, сможет ли она приобрести нелегально какой-нибудь наркотик в облике подростка. Но возвращаться своим ходом на базу, перевоплощаться, затем снова ехать в Москву!? Она уже как-то вжилась и свыклась со своим новым образом. У аборигенов, кстати, этот феномен назывался «системой Станиславского». Для пилотного варианта факт совсем не лишний.
Если уж не получится, тогда – другое дело. Когда Лилиэр в последний раз покупала пиво, то продавщица, протянув бутылку, с явным недовольством пробормотала:
- Слушай, малый, не ходи ко мне больше. Покупай где-нибудь в другом месте. А то неприятностей из-за тебя не оберёшься!
А Лилиэр заметила, что пиво, хотя немного и дороже воды, но вкуснее и вполне подходит ей для нормального функционирования, И даже придаёт дополнительный энтузиазм в работе.
Лилиэр провела необходимые эксперименты с основными видами табачной и алкогольной продукции аборигенов, и пришла к выводу, что зависимость от них может возникнуть только при длительном употреблении. Но цивилизованное существо подобного делать не станет! Кто заставляет аборигенов продолжительное время курить и пить, вполне сознательно добиваясь привыкания? Только собственная извращённость влечений, свойственная представителям деградирующей цивилизации.
Наконец Лилиэр осталось проанализировать какой-нибудь наиболее распространённый в её регионе наркотик, и задание можно было считать выполненным.
Вычислить первого попавшего молоденького наркомана она смогла уже на автовокзале, как только вышла из автобуса. Выглядел он чуть постарше неё, и Лилиэр, обнаружив, что он приехал в столицу «к барыге за порошком», решила проследовать за парнем вплоть до места покупки. Деньги для приобретения наркотика она захватила заранее. На всех планетах, где побывала Лилиэр, наркотические вещества всегда стоили в несколько раз дороже продуктов питания. И тот факт, что возрастающее число аборигенов всё равно продолжало их покупать, также являлось неоспоримым доказательством деградации.
Она подумала, что если бы выбрала внешность привлекательной девушки, то смогла бы без труда познакомиться со своим «ведущим», так как самым сильным желанием у того после стремления достать героин выражалось весьма немудрено: «позову Тамарку, дам ей ширнуться, а потом трахну». Молодёжный сленг местных аборигенов Лилиэр усвоила в необходимом объёме. Но как ей вести себя дальше, находясь в образе малолетнего Дениса, придётся решать по ходу дела.
Потерять своего «ведущего» по имени Ростик Лилиэр не боялась: мысленно заякоренный ею абориген уже был не в состоянии от неё скрыться. Она быстро «прочитала», что приехал он в Москву, чтобы купить сразу три грамма «чистяка» за четыре тысячи рублей. Затем планировалась изящная комбинация «разбодяживания» трёх грамм героина в пять «чеков» по одному грамму. В результате хитроумный Ростик возвращал почти все свои деньги и становился обладателем двух доз.
Лилиэр необходимо испытать на себе действие наркотика, и только после этого пилотное исследование этих дикарей, украшенных мобильными телефонами, можно будет завершить. Материала Лилиэр накопила вполне достаточно для получения, как она могла предположить, вполне определённого вывода: цивилизация землян находится на пороге самоуничтожения и не обладает необходимыми духовными ресурсами, чтобы преодолеть критический период своей эволюции и войти в группу космического сообщества. Какой-то местный философ прозорливо заметил, что весь их прогресс приводит к наибольшей сумме страданий при стремлении достичь наибольшей суммы наслаждений. Что ж, туда им и дорога!
5.
Лилиэр находилась в смятении недостойном Разведчика. И весь её «земной» вид – она сидела на корточках на краю обрыва спиной к своей базе - свидетельствовал о полной растерянности. Да ещё курила (зачем она начала курить? кто бы ей ответил на этот вопрос?) фальшивые сигареты «Мальборо».
Лилиэр смотрела на солнце. Аборигены лишены этого удовольствия: они стараются не смотреть на слепящий круг, и не видят той красоты, которая открывается в инфракрасном спектре. Такой уж у них примитивный орган зрения… Так как же она, такая совершенная по сравнению с аборигенами, допустила такую непростительную ошибку!? Как, утратив самоконтроль, приобрела зависимость от земного наркотика?!
Выбранная ею телесная оболочка аборигена, возможно, оказывала своё влияние на её поступки, изменяла её биохимическую индивидуальность. Но не до такой же степени!
Лилиэр оказалась слишком беззащитной перед цивилизацией, которой она так уверенно выставляла свои «плюсы» и «минусы». Она неправильно рассчитала своё поведение, которое с самого начала моделировала под тинэйджера. В общем, «села на иглу» да ещё безнадёжно влюбилась. В парня. И это притом, что сама-то была в облике мальчишки!
И сейчас Лилиэр не знала, возвращаться ей на базу или нет? Стоит оказаться внутри, как приборы зарегистрируют плачевное состояние её организма, и в следующий момент всё станет известно Координатору их пилотного исследования. Решение он может принять только одно. В полном соответствии с Уставом, которая сама Лилиэр знает назубок. И никакие прошлые или настоящие заслуги не спасут от допущенного промаха.
Нет, имя её не будет покрыто позором. Скорее всего, ей даже присвоят очередное звание - «Лилия». Но в Уставе разведчика написано чётко: «Заразившийся болезнью аборигенов немедленно сообщает об этом Контролёру и самоуничтожается в пределах своей базы».
За несколько безумных недель, проведённых с Ростиком, Лилиэр окончательно растеряла большую часть своих врождённых способностей. Поэтому подошедшего человека она заметила в самый последний момент, когда зашуршали ветки, и невдалеке показалась его фигура.
Мозг Лилиэр был до такой степени заторможен недавно принятой дозой героина, что она никак не могла сообразить, знает ли её в лицо подошедший мужчина. Встречались они когда-нибудь? Мог ли он видеть Дениса на какой-нибудь фотографии? И должна ли она показать, что сама знает его?
- Привет, Денис!
- Здравствуйте, дядя Иосиф.
Денис поднялся, а мужчина остановился рядом. От него исходили волны насмешливой недоброжелательности.
- У тебя здесь присесть негде? Пару стульев не сообразишь? Или с мебелью напряжёнка?
- Откуда здесь стулья? – растерянно ответила Лилиэр, а в затуманенном мозгу уже появилась первая догадка.
Иосиф кивнул в сторону домика.
«Неужели?!»
Приступ слабости и страха, пожалуй, впервые за всё время нахождения на этой планете охватил Лилиэр с особой силой.
«Неужели он…?»
- Вы – Контролёр?
- Да. Но если быть абсолютно точным, я его сын. Ты же знаешь, у нас эта миссия передаётся по наследству. Так что отличить базу от деревенского сарая, а Разведчика от земного пацана могу без особого труда.
- Что Вы от меня хотите?
- Чтобы ты отправлялся восвояси. Ты уже больше двух месяцев у нас торчишь, привлёк к себе излишнее внимание и практически раскрыл себя. А это всё недопустимые с твоей стороны нарушения. Я прав?
- Да. Но пилотный вариант допускает некоторые отклонения от правил.
- Не будем спорить. Когда ты отбываешь?
- Не знаю. Я заболел вашей болезнью. В таких случаях возвращаться запрещено.
- Что-то ты не похож на больного. Что случилось? И почему не обращаешься к своим фиктивным родителям? Они врачи, организовали бы тебе лечение.
- Стыдно.
- Что? С каких это пор у Разведчиков появилось столь неведомое им раньше чувство? Ты чем заразился? Сифилисом?
- У меня наркомания.
- Ну, это не смертельно.
- Вы не представляете себе всех особенностей этой болезни.
- Какие там могут быть особенности? Хочешь вылечиться, обращайся к врачу.
- А если не хочу?
- Что значит «не хочу»? У нас не хочешь, отправляйся к себе. У вас там, небось, все болезни излечивают.
- Во-первых, я не имею права возвращаться. Во-вторых, я не хочу лечиться. Я хочу остаться здесь.
- Ишь ты! А чего здесь хорошего? Тем более – для тебя?.. В общем, так. Насколько я знаю, сигнала «SOS» ты не подавала. Я тебе даю сутки на принятие решения. Затем по своим каналам сообщаю о допущенных тобой нарушениях. И что потом с тобой будет, меня мало интересует. Я понятно выразился?
- Да. Обещаю, что меня Вы больше не увидите. А база ликвидируется сегодня ночью.
- Хорошо… Ну, давай, Денис, или как там тебя. Зла я тебе не желаю, но договорённости надо соблюдать. Удачи тебе!
Иосиф развернулся и пошёл к сторону тропинки.
Лилиэр посмотрела ему вслед, выругалась, прибегнув к земной лексике, и прошла сквозь стену в «домик». В последний раз. Прекрасно понимая, что если она выйдет наружу, то уже больше никогда не вернётся на свою базу. А значит – домой.
6.
Весной при очередном посещении домика Виктор не обнаружил на том месте никаких следов: обычная трава, обычные кусты и камни. Долго перебирал последние в поисках «послания». Но никаких признаков пребывания гостей из космоса не нашёл. Словно и не было здесь ничего.
В один из вечеров, когда Виктор, вернувшись с работы, загонял в гараж свой «Опель», в воротах показалась девушка.
- Здравствуйте. Вы будете дядя Витя?
- Да. А что?
- Я знакомая вашего Дениса.
- Какого Дениса?
- Ну, вашего племянника. Он просил передать Вам записку.
- Спасибо… А где Денис? Как он?
- Не знаю. Я его видела недели три назад. Мы вместе на Чёрном море тусовались. Вот, это Вам.
На грязноватом конверте было написано «Дяде Вите», но никаких сомнений в том, что эти два слова были написаны Денисом, у Виктора не возникло. Они, правда, мало напоминали витиеватую каменную вязь, но своим начертанием явно претендовали на «космическую азбуку»: каждая последующая буква начиналась в том месте, где заканчивалась предыдущая.
Одетая и раскрашенная под панка, лет двадцати девушка внимательно разглядывала Виктора. Он достал из конверта сложенный листок и спросил:
- Если я ответ напишу, сможешь ему передать?
- Вряд ли. Я не знаю, когда мы с ним снова пересечёмся… Ну, я пошла.
- Спасибо. Тебя как зовут?
- Лиля.
- До свидания, Лиля. Если где-нибудь случайно увидишь Дениса, то передай, пожалуйста, что я хотел бы с ним встретиться.
- Без проблем.
Девушка прощально помахала рукой. На дороге её ждал потрёпанный «Жигулёнок», за рулём которого сидел парень.
Виктор развернул листок.
«Дядя Витя. Я сменил облик, так что меня не ищи. Я решил остаться у вас, и до сих пор не могу понять, правильно ли поступил. Но пока не жалею. Пишу, чтобы ты знал, что я очень благодарен тебе за помощь и чтобы без нужды не беспокоился за меня. А лучше – забудь. У тебя есть свой Денис, который, я его, кстати, видел, совсем от рук отбился, и мать с ним одна не справляется. Прими к сведению. И прощай… Впрочем, очень уж ваш мир тесен… О главном: я думаю, что лет пятьдесят у НАС ещё есть. Так что, будем жить, дядя Витя».
Виктор посмотрел вслед уехавшей машине. Пожалел, что не догадался задержать эту Лилю и поподробнее расспросить её о Денисе.
Ему и в голову не пришло, что эта панкующая и раскрашенная как новогодняя ёлка девица была Лилиэр.
7.
После одиннадцати вечера дом, засыпая, затихал. И становились слышными другие, в обычное время совершенно не воспринимавшиеся звуки.
В квартиру, где Лилиэр жила со своим парнем Сергеем, в это время суток начинал доноситься откуда-то снизу и со стороны болезненно-тягучий старческий голос, назойливо повторявший одну и ту же фразу:
- Дай попить!
И так в течение получаса. Лилиэр, прожившая столько месяцев среди людей, никак не могла взять в толк: ну, почему бы этому старику-инвалиду, который, видимо, сам не может ходить, сразу не дать воды? Ведь через полчаса кто-то там к нему всё равно подойдёт, напоит и он замолчит. Не понятно…
А себя-то она понимает? Стоило ли ей идти на риск и такое серьёзное нарушение Устава Разведчиков?!
С утратой Лилиэр своих экстраординарных психических возможностей она сама всё больше нуждалась во сне, хотя из пищи ей по-прежнему хватало одной воды, но уже в большем количестве. Другими словами, она в какой-то степени всё больше превращалась в человеческое существо.
Что хотела, то уже испытала. Самыми приятными в итоге оказались три ощущение: наслаждение от солнечного тепла, героиновое опьянение и секс. Но все виды и варианты этих ощущений у неё остались в памяти, и она могла вызывать их самопроизвольно. И для этого ей не нужны ни Солнце, ни шприц, ни этот спящий рядом парень.
Его забота о ней, впрочем, тоже доставляла Лилиэр удовольствие, так как была почти бескорыстной. Сергей называл это «любовью». Не имея постоянной работы, он всё последнее время содержал её. Иногда мошенничал, кстати, не без её помощи. Сейчас они зарабатывали на жизнь, продавая книги. Покупали их по оптовой цене в спорткомплексе «Олимпийский», а потом, превращаясь в коробейников, продавали в Подмосковье по более высоким ценам. Сергей ходил с сумкой по электричкам, а она - по более спокойным местам: поликлиникам, школам, конторам и магазинам.
Но постепенно жизнь на этой планете потеряла для Лилиэр всю привлекательность и новизну. Она стала понимать, что прожить среди землян всё отпущенное ей природой время просто не сможет. Причём в одном и том же облике, который не будет изменяться с течением времени.
Вывод напрашивался один: единственная возможность возобновить связь с Наставником – это встреча с Контролёром. Она его, к счастью, знает – «дядя Иосиф». Он, конечно, не узнает её в новом облике и при потере всех её способностей, которые Контролёр или другой Разведчик всегда уловит. Сейчас она практически превратилась в земную девушку. Но это уже второй и вполне разрешимый вопрос. Хуже другое. Прямая обязанность Контролёра в подобных случаях сообщить о ней другому ближайшему Разведчику. А прямая обязанность последнего – уничтожить её, как нарушившую Устав.
Риск огромен, но оставаться на Земле, всё больше понимая, что она не выполнила своё задание, нарушила долг им клятву, Лилиэр не хотела. И ещё у неё оставалась маленькая, хотя и вряд ли оправданная надежда. Никто из Разведчиков не смог собрать столь уникального материала, которым сейчас располагает она. Более того, её организм, прошедший чуть ли не полную метаморфозу в человеческое существо, наверняка сам по себе должен был бы заинтересовать учёных… Если их этот вопрос вообще может заинтересовать. Ведь цели для исследования общества землян поставлены совсем иные…
8.
Городской адрес Контролёра Лилиэр не знала. Но вот расположение его дачи смогла определить по своим воспоминаниям. И когда уставшая, и, хуже всего, оставшаяся без воды, она добралась на междугороднем автобусе, а потом пешком до нужного «терема», то, увидев в его окнах свет, очень обрадовалась. Хотя и не знала, чем может закончиться их встреча.
Но дверь ей открыл совсем другой человек.
- Ой! Дядя Витя? А Вы здесь откуда?
- Здравствуй! А тебе кто нужен?
- Извините. Вы меня, конечно, не помните. Мне нужен дядя Иосиф. Можно его позвать?
- Ну, проходи. А мы разве знакомы?
- Помните, я Вам в гараже как-то записку от вашего Дениса передавала.
- А! Вспомнил! Ты ещё сказала, как тебя зовут…
- Да. Я – Лиля.
- А ты с Денисом больше не встречалась?
- Видела его и многое могу рассказать. Но при одном условии. Вы уж извините меня, но… если чаем меня горячим напоите. Замёрзла что-то…
- Конечно, о чём речь?! Снимай свою куртёнку. Ты что-то не по сезону одета… Ну, ладно… Проходи вон за тот стол, садись… Да, и руки помой. А то у тебя вид, как… у лягушки-путешественницы.
- Обязательно помою! И про путешественницу Вы верно заметили… А дядя Иосиф здесь?
- Нет. Но должен скоро приехать. Ужин готов, и ты, если хочешь есть, можешь нас не дожидаться и начинать.
- Спасибо. Есть не хочу, а вот чаю бы мне… И побольше. Это – с удовольствием.
Минут десять она с явным наслаждением выпивала одну чашку за другой, и Виктор счёл негостеприимным задавать ей в это время интересующие его вопросы.
- Дядя Витя, у Вас мобильник звонит.
- Где?
- Не знаю. Где-то там, наверху.
- Ах, да! Я же его в спальне оставил. И как ты его услышала? – И он побежал по лестнице на второй этаж.
А Лилиэр так и замерла с чашкой в руке. Она сама испугалась произошедшему. Через секунду поняла, в чём дело. Почему ей не пришло в голову сразу проанализировать это ощущение, когда она вошла на территорию дачного посёлка? Она – подзаряжается энергией! Самым обычным и столь привычным для неё ранее способом. Но этот факт мог свидетельствовать только об одном: где-то в радиусе одного земного километра находится база Разведчика.
Где???
Её собственная база ликвидирована. Контролёрам иметь такую аппаратуру не полагается, да она им и не нужна. Они же – самые обыкновенные люди, обладающие единственной «дополнительной» способностью – чувствовать присутствие Разведчика.
Неужели где-то поблизости или на её старом месте устроили новый пункт? С новым Разведчиком, который продолжает её работу?
Учитывая её бегство, это вполне логичный вариант повторного пилотного исследования. Только этим можно объяснить присутствие мощного энергетического поля, которое буквально вливало в неё силы и возвращало утраченные способности.
Но если она сейчас подзаряжается, то Разведчик быстро заметит этот процесс. Расход энергии всегда строго контролировался приборами станции. Разведчик скоро сообразит, в чём дело. А когда сообразит, быстро найдёт её. А когда найдёт…
По лестнице, с кем-то разговаривая по телефону, спускался дядя Витя.
- Это я понял. Сделаю. А за вас очень рад... Мне уж самому мирить вас надоело… Но у меня тут одно неожиданное обстоятельство. Вернее – у тебя. Сейчас, подожди секунду.
Он обратился к Лилиэр:
- Слушай, Лиля. Ты, может, сама объяснишь Иосифу, что тебе от него нужно?
Лилиэр задумалась лишь на мгновенье. Она уже столько нерушимых правил нарушила, что теперь – одним больше, одним меньше – всё равно. Протянула руку к мобильному телефону, но, как утопающий хватается за соломинку, тихо спросила у Виктора:
- Он сегодня не приедет?
Виктор отрицательно помотал головой.
Лилиэр ничего не оставалось, как произнести ту условную фразу, которая сразу всё ставила на свои места. Пароль заключался в озвучивании первого упоминания имени конкретного Контролёра в Библии, и в странах, исповедующих христианство, безопасно применялся в течение тысячелетий.
Медленно, тщательно выговаривая каждое слово, чтобы у Иосифа не осталось никаких сомнений по поводу её личности, процитировала в телефонную трубку строчку из «Бытия»:
- «Она зачала и родила Иакову сына, и сказала Рахиль: снял Бог позор мой. И нарекла ему имя: Иосиф…»
В ответ - долгое молчание, которое совсем не удивило Лилиэр. Ведь Иосиф знал, что сейчас рядом с ней находится землянин. Тогда она произнесла растерявшемуся Иосифу тот цифровой код, который был адекватен земному SOS и обязывал Контролёра в любом случае откликнуться на призыв Разведчика:
- Двенадцать, сто двадцать три, тысяча двести тридцать четыре, двенадцать тысяч триста сорок пять… Мне продолжать?
- Назови последний символ, - наконец-то раздалось в ответ.
- Двенадцать миллиардов триста сорок пять миллионов шестьсот семьдесят восемь тысяч девятьсот один.
- Ты не тот самый мальчишка, который жил у Виктора Владимировича?
- Да. Только уже не мальчишка.
- Понял. Но встретиться с тобой я смогу только завтра.
- А для меня завтра не будет поздно?
Снова молчание и обоюдное домысливание про себя непроизнесённого вслух.
- Думаю, нет. Хозяин «домика» сейчас отсутствует. Так что тебе пока безопаснее находиться именно там, где ты есть.
- А когда он вернётся?
- Ну, откуда же мне это знать?.. Передай трубку Виктору Владимировичу и постарайся не делать своё положение ещё более безнадёжным.
Лилиэр молча протянула телефон Виктору.
«Что ж, Контролёр не должен быть слабодушным дураком. И нарушение им установленных правил чревато для него не менее серьёзными последствиями. В отношении меня у него сейчас два прямо противоположных выбора: помочь мне или сначала сообщить обо мне Разведчику. Что он выберет?».
- Хорошо, Иосиф, всё понял… Да, она уже чайника два выпила. Не беспокойся: и напою, и уложу спать поближе к туалету, и завтра довезу её до города…
Когда Виктор закончил говорить, шутливая улыбка сползла с его лица, и он уставился на Лилиэр непонимающим взглядом.
А она размышляла, что и в каком объёме может рассказать этому когда-то близкому и помогавшему ей человеку. С одной стороны, он и так слишком много знает. С другой, чем больше её тело наполнялось знакомой энергией, тем в большей степени она ощущала себя Разведчиком, со всеми присущими тому инстинктами и осторожностью.
Но присутствовала и третья сторона: никакой она сейчас не Разведчик? Её могут и должны в любую минуту уничтожить: через пять минут, ночью, завтра… Считать себя во временной безопасности она может только в присутствии Контролёра. Но о чём сейчас думает этот Иосиф, и что он решил в отношении её? Узнать это она была пока не в состоянии.
- Ты обещала рассказать мне о Денисе. С ним всё в порядке?
- Вы ещё ничего не поняли?
- То, что у тебя шуры-муры с Иосифом, я догадался. Он всегда был неравнодушен к молоденьким девушкам.
- Разве?.. Впрочем, так и должно быть. Это действительно наиболее оптимальная форма функционирования на вашей планете.
После этих слов они с минуту молча смотрели друг на друга. Лилиэр заметила, что уже понимает некоторые его наиболее эмоционально насыщенные мысли.
- Ну, теперь-то, дядя Витя, догадались?
- Ты такая же, как и Денис?
- Что-то Вы не очень сообразительны. Я и есть Денис, дядя Витя. И Вы не ответили мне, какая нелёгкая Вас сюда принесла?..
СРЕДИ СВОИХ (вместо эпилога)
- Как себя чувствуешь, Лилия?
- Отлично. Но Вы ошиблись, Наставник: я пока Лилиэр.
- С сегодняшнего дня ты уже Лилия. Совет удовлетворил моё ходатайство и тебя повысили в звании. Поздравляю. Насколько мне известно, таким именем ты себя на Земле и называла.
- Вы правы, Наставник. Спасибо. Но я многого не могу понять. Вы стёрли мою память?
- Лишь твоё последнее утро на Земле. Твоя память для нас представляет слишком большую ценность. Так что готовься к напряжённой работе с мнемонистами.
- А зачем надо было стирать то воспоминание? И, простите, Наставник, но я не понимаю, почему меня не наказали? Мне даже говорить об этом стыдно. Да ещё присвоили очередное звание!
- Ты специально была запрограммирована на нарушение Устава и максимально возможное приближение к жизни аборигенов. Разумеется, и у Департамента безопасности были свои интересы: многие сомневались в том, что ты захочешь добровольно искать с нами контакта, рискуя собственной жизнью. Так что ты блестяще выдержала оба испытания. Я горжусь тобой.
- Благодарю Вас. Наставник, а что случилось тем утром, память о котором Вы стёрли?
- Это было моё предложение. Ты знаешь, что я всегда относился к тебе с особым расположением. Не забудь, ты остаёшься Разведчиком, и для тебя уже подготавливают очередное задание. Поэтому, тебе сейчас ни к чему лишние переживания и земные воспоминания. Твоя психика ещё не достаточно окрепла, и они могут выбить тебя из равновесия.
- Наставник, я прошу Вас сообщить мне о происшедшем, хотя бы вкратце.
- Если ты настаиваешь… Спрашивай, что именно тебя интересует?
- Утром дядя Витя… ну, тот мужчина-абориген должен был отвезти меня на встречу с Контролёром.
- Да.
- Я Вас очень прошу, скажите, что было дальше.
- В тебе ещё осталось так много земного, Лилия… Я предполагал, что тебя ещё рано загружать работой… Хорошо... По дороге в город ты вышла из машины, а на твоё место села какая-то посторонняя девушка, которая просила её подвезти. Сразу же после этого Разведчик, который следовал за Вами, организовал автомобильную аварию. Ты же должна понимать, что твоё тело ни в коем случае не должно было попасть на исследование к анатомам Земли. Тебя Разведчик отвёз на свою базу и телепортировал. Вот и всё.
- Дядя Витя погиб?
- Разумеется. Он же обладал излишней информацией. Кстати, не без твоей помощи.
- А та случайная девушка? Она же ни в чём не была виновата!
- Лилия, дорогая. Я вижу, что ты ещё с недостаточной критикой оцениваешь своё состояние. Контролёр должен был быть уверен, что мы тебя уничтожили, как и полагается по Уставу.
- Наставник! Основная заповедь Разведчика – не лишать жизни аборигенов!
- Правильно. Но я надеюсь, что ты выучила Устав до самого конца, и помнишь такое правило: «Всеми возможными способами препятствовать собственному разоблачению». Ему мы и следовали… Успокойся. Ничего страшного в этом нет, но я вижу, что тебе надо ещё как следует отдохнуть. Я распоряжусь, чтобы в ближайшее время тебя никто не беспокоил. Ещё раз поздравляю с успешно выполненным заданием.
- Спасибо, Наставник.
Экран потух.
Лилия подошла к окну. За ним, как всегда, было темно, и шёл непрекращающийся уже много десятилетий снег. Где-то далеко внизу термальные установки растапливали его и отводили далеко в сторону образовавшуюся воду.
«Разумеется, о погоде в разных регионах Земли Совет прекрасно осведомлён. Но представляют ли они себе, какое это наслаждение – лежать на траве или сухом песке и нежиться под лучами солнца? В моей памяти это ощущение запечатлено сильнее всех остальных. И оно, как и масса других впечатлений, после сканирования станут всеобщим достоянием и, безусловно, повлияют на принятие окончательного решения о колонизации Земли. Тогда вольно или невольно погибнут не два аборигена, а миллионы… А жизни дяди Вити и той девушки так и останутся на моей совести».
Лилия открыла окно. Если она упадёт с такой высоты, то, пожалуй, вряд ли кто после этого сможет воспользоваться её памятью.
Она без сожаления оглядела небольшое помещение, в котором проживала. По земным меркам, оно представляло собой средних размеров тюремную камеру с плазменным экраном, водопроводом и голыми стенами. Вспомнила, как люди любят украшать свои квартиры совершенно ненужными, но такими симпатичными вещами и безделушками… Странно, что она тоскует по тому, чужому для неё миру…
Лилия встала на подоконник и шагнула в темноту.
Она не сразу сообразила, на каком уровне была перехвачена и фиксирована спасательной сеткой. Услышала мысль сотрудника Департамента безопасности:
«Да, нас не зря предупреждали, что этот объект может совершить неадекватный поступок»…
* * *
2002 – 2009 гг.