Театр начинается не с вешалки, как считал Станиславский. Театр начинается с рабочих, которые монтируют декорации на сцене. И только после этого зрителей впускают в гардероб. Переехав в Германию, первые семь лет я работал как раз рабочим, или как здесь называют, техником сцены. Причём, мне приходилось даже участвовать в спектаклях, правда, в качестве невидимого существа. Театр – искусство условное, и я, вроде бы, был на сцене, но меня, якобы, никто не видит. Например, во время одного эпизода я должен был быстро и желательно бесшумно вынести на сцену три стула и тут же удалиться. Задача не сложная, но проблема была в том, что у меня всего две руки, и третий стул нести было нечем. Когда мне дали команду на выход, я схватил два стула, а третий кое-как пристроил между ними. Однако, как только я появился на сцене, лишний стул предательски выскользнул из рук и с жутким грохотом свалился на пол. Таким образом, выполнить быстро и бесшумно не получилось. Я так расстроился, что дал себе зарок – никогда в жизни не выйду на сцену ни в одном спектакле. Поэтому, когда мне позвонил очень известный в городе человек Раф Айзенштадт и спросил, не хочу ли я участвовать в постановке его пьесы, я не раздумывая, сказал, что не хочу. Но Раф стал убеждать, что это будет не спектакль, просто несколько человек выйдут на сцену, и каждый прочитает одну из ролей. Читать роль – это не таскать стулья, и я согласился
Через пару дней все участники представления собрались на репетицию, а для художественного руководства Раф пригласил женщину-режиссёра. Содержание пьесы было следующим: группа людей попадает в семнадцатый век в квартиру художника Рембрандта, и там с ними происходят различные недоразумения. Мы начали читать текст, и тут же поняли, что получается полная ерунда: невозможно вести диалоги, не глядя на партнёра. И тогда наша руководительница решительно заявила: будем выступать без бумажки. Отказываться было поздно, так как уже была назначена дата премьеры, и другого олуха найти было не так просто.
Мы распределили роли, и мне достался Рембрандт, а вести диалоги надо было с партнёршей, игравшей его жену Саскию. Наши роли были не главные, поэтому дальнейшие репетиции начинались с прогона первого действия, где мы не участвовали. У актёров ничего не получалось, режиссёр нервничала, а мы сидели и ждали в сторонке своего часа, который так и не наступал. Режиссёрша уже проклинала день и час, когда согласилась на эту авантюру, но мы ничего не могли поделать. А время поджимало.
Когда на последней репетиции мы опять просидели весь вечер без дела, я понял, что если ничего не предпринять, то нас ждёт жуткий провал. Поэтому, придя домой, я взялся за режиссуру нашей с Саскией ролей. И тут оказалось, что во мне где-то внутри дремал режиссёр. Я придумал, что мы должны делать в каждой мизансцене, как объяснить логику героев, если в тексте она не просматривается, в общем составил весь рисунок роли. И всё это накануне премьеры. Мы пришли за пару часов до начала спектакля, режиссёр с главными героями отправились доделывать свои огрехи, а я уволок Саскию в коридор и там перед дверьми в туалет подробно рассказал ей, что она должна играть. Правда, от некоторых вещей пришлось отказаться. Например, в одной сцене Рембрандт с яростью бросает на пол свои рисунки, а Саския должна безропотно их собрать. Но актриса заявила, что сыграть это она не сможет, так как если согнётся, то уже не разогнётся. В другой сцене мы должны были изобразить знаменитую картину Рембрандта «Автопортрет с Саскией на коленях». Я сел в кресло, а Саския должна была взгромоздиться на меня. Не знаю, как настоящая Саския, но моя была женщина с габаритами, и её габариты в кресло не влезали. А более широкого кресла мы не нашли. Но в конце концов всё разрешилось, и мы приготовились играть спектакль. Режиссёр ходила уже совсем никакая, и только поминутно приговаривала: «Какой кошмар! Какой кошмар!»
Я жутко боялся забыть текст, поэтому, до последнего зубрил свои реплики. Когда пришло время выходить на сцену, то текст я помнил, зато забыл снять очки. Таким образом, зрители вообще не поняли, кого я играю. К тому же, я всё время ходил, держа в руках бокал с вином. Его должны были наполнить каким-нибудь соком, но в спешке забыли принести, поэтому наполнили водой. Таким образом, у зрителей создалось впечатление, что мой герой всё время хлестал водку.
Сцену свою мы с грехом пополам отыграли и ушли, оставив зрителей размышлять, что это было? Но расстраиваться было некогда. Я тут же снова схватился за текст, но не успел прочитать и до половины, как Саския толкнула меня в бок: «Иди! Твой выход!». Я поспешно выскочил на сцену, и тут выяснилось, что я вышел раньше времени. Артисты удивлённо покосились на меня, но продолжили играть, якобы меня тут нет. Снова прятаться было глупо, и мне пришлось половину действия бесцельно торчать на виду у всех, пока актёры не стали дружно приветствовать вышедшего к ним Рембрандта. Уж не знаю, как зрители отнеслись к этой режиссёрской находке.
Третий выход был для меня самым простым. Рембрандт попадает в наше время, абсолютно ничего не понимает, поэтому должен был молча сидеть в кресле и ничего не делать. Я уже думал, что все мои мучения позади, и вдруг из зала выскочила какая-то пьяная тётка, с размаху плюхнулась мне на колени и начала вопить: «Сфотографируйте меня на фоне Рембрандта». Я попытался её спихнуть, но она вцепилась в меня мёртвой хваткой. Актёры растерянно остановились, но, к счастью, самый молодой наш участник, играющий туриста, не растерялся, быстро навёл на неё фотоаппарат и щёлкнул затвором. Счастливая тётка тут же упорхнула обратно в зал. И только позже мы выяснили, что наша режиссёр давно придумала эту сценку и пригласила знакомую актрису сыграть эту роль. Но та ни разу не пришла на репетицию, зато на премьеру явилась и выполнила всё, что от неё требовалось.
Закончился спектакль тем, что Рембрандт уходил, но напоследок оборачивался и в сердцах бросал всем фразу: «А ну вас к чёрту!» Эта реплика, по-моему, у меня получилась наиболее выразительно.
Я надеялся, что на этом мои мучения закончатся. Но вскоре мне позвонил Раф и стал уговаривать сыграть спектакль ещё раз. Оказывается, не все его знакомые смогли увидеть наш шедевр. Я начал отнекиваться, но он обещал, что на этот раз он обеспечит и время и место для репетиций, и вообще, жалко бросать работу, в которую уже вложено столько сил. И действительно, мы подготовились гораздо лучше, чем в первый раз, даже появились декорации и костюмы. Спектакль мы отыграли, после чего я переоделся и вышел в зал. Тут ко мне подошла одна знакомая, которая присутствовала на первом представлении и сказала: «А знаешь, первый раз мне понравилось больше». Вот и пойми, что нужно зрителям.