В ожидании священника, я сидела рядом с маминой кроватью. Тишину нарушало только её неровное дыхание да шелест затяжного осеннего дождя за окном. Несколько жёлто-оранжевых листьев упрямо цеплялись за ветки клёна. Вдруг один, видимо намокнув и отяжелев, оторвался, и плавно закружил, никак не желая падать. Или просто ветерок его качал, убаюкивая перед неизбежным концом. Неожиданно лист прикоснулся к мокрому оконному стеклу и прилип. Я залюбовалась золотым осенним кружевом и не заметила, что мама открыла глаза:
– Ждут…
Она сказала это чётко и внятно. Совсем не так, как разговаривала в последние дни. Не понимая, что она имеет в виду, проследила за её взглядом – смотрит на тот самый лист. Не дождавшись больше ни слова, уточнила:
– Кто?
Мама ответила, не задумываясь:
– Родные. Вон, листочком машут.
Принимая это за больное воображение, или даже бред, я поднялась, чтобы поправить подушку. Мама посмотрела совершенно осмысленно:
– Ты разве не видишь их?
Я не успела даже обдумать, как лучше ответить – в дверь позвонили.
Приходской священник читал положенные перед соборованием молитвы, исповедовал, причащал маму. А я всё смотрела в окно. Вспомнились рассказы подруг, успевших проводить родителей в вечность. Многие так же, как моя мама, видели уже умерших родственников. Некоторые перед кончиной даже разговаривали с ними.
Кого могла увидеть моя мама? Наверное, родителей и мужа. Или видят только родных по крови?
Проводив священника, пошла на кухню. Воспользовавшись тем, что мама заснула, решила выпить чаю. Он остыл не тронутым – слишком далеко унесли меня воспоминания.
Бабушек-дедушек я не помнила. Впервые узнала, что такое потерять близких, похоронив отца. Это было очень противоречивое чувство. Я, если так можно сказать, радовалась, что папа теперь не чувствует мучительной боли, которой его долго терзал безжалостный рак. Но, как же мне было жалко себя! Я не могла представить, как буду жить без его любви. Лишь благодаря заботе мужа и дочери, смогла не только выдержать это испытание, но и поддержать маму. Ей было тоже нелегко – пятьдесят три года вместе.
Через несколько лет, морозным вечером, муж попросил:
– Посиди со мной.
Не успела я опуститься рядом с ним на диван, как он умер. Я не верила в происходящее, кричала, чтоб он не пугал меня так, что это плохая шутка. Но он не шутил. От сумасшествия меня спасла дочь. Она приняла верное решение – почти постоянно со мной был внук. Младшему было несколько месяцев – его оставить со мной дочь не могла. А вот старший, практически жил у меня.
А ещё через несколько лет… Тот страшный звонок в предрассветной мгле поставил на моей жизни жирную, чёрную точку. Выслушав то, что мне сказали, я повесила трубку, и долго сидела, не понимая, что делать с этим известием. Убеждая себя в том, что это ошибка, я зачем-то вымыла полы, поставила чайник, заварила свежий чай. Глотнув, обожгла губы. Боль вернула меня в действительность – дочери у меня больше нет.
Теперь меня спасали подруги. А я, понимая, что чужое горе никому не нужно, что у всех свои семьи и проблемы, замыкалась всё больше и больше. Находила спасение в интернете – огромном сообществе одиноких душ. Выложив несколько стихов, по комментариям поняла, что в мире миллионы таких матерей, как я. Вот с ними я могла общаться ночи напролёт. Выплакивая своё горе, утешая их, я жила… как бы это странно не звучало, наслаждаясь своим страданием. Чем бы всё это закончилось, не знаю. Но Бог сжалился надо мной. Правда, эта история на другую тему, но, благодаря ей, внуки стали жить со мной.
Младший наивно расспрашивал, где теперь мама. Никак не мог понять: если на небе, то почему её в землю закопали. А старший, стесняясь в свои четырнадцать плакать, отгородился от всего мира стеной под названием «не помню». Он не помнил себя ни в пять, ни в десять лет. Забыл, что было прошлой весной, пару недель назад, вчера. О том, чтобы его приласкать не могло быть и речи. Мальчишка сразу превращался в ёжика, с торчащими во все стороны иголками.
Мне тогда так хотелось поскорее отправить их спать, сесть за компьютер, и плакать, плакать, плакать… реветь с такими же несчастными матерями, размазывая своё горе по щекам и тетрадным страницам с новыми стихами. Но я скомкала это своё желание и засунула на самое дно истерзанной души. Буквально по капельке собрала остатки сил, и занялась детьми.
Впиваясь ногтями в ладони, объясняла младшему, что в земле лишь тело, а мамина душа, хоть и далеко в небесах, но видит нас и расстраивается, когда мы грустим. Стиснув зубы, чтобы не разрыдаться от отчаяния и бессилия, стучалась в наглухо закрытую душу старшего.
Мы выжили. Пару месяцев назад старший внук, впервые за два с лишним года, произнес слово «мама». Мы все вместе пили чай, а он вдруг сказал:
– Помните, как мама однажды... – И рассказал, одну из историй своего детства.
Оттаяли мои мальчишки.
Всё это время я усиленно избегала общения на сайтах. Только с теми вела переписку, кто не касался больной темы – мне нельзя было растрачивать силы на жалость к себе. Почему же сейчас снова всплыли эти комментарии? Может, Господь проверял меня? Значит, я не выдержала Его испытания. Как иначе можно объяснить мой поступок?
Дело в том, что недавно, очередная мать сообщила в интернете о своём горе. Наткнувшись на скорбный пост, я написала комментарий. Обычные слова поддержки. Завязалась переписка, в ходе которой выяснилось, что у женщины есть ещё один сын. На мой вопрос: «Вы его поддерживаете?», – убитая горем мать, ответила молчанием. Я развила тему: «Он брата похоронил – ему тоже сейчас тяжело». Ответ пришёл моментально: «Этот живой». Я не нашлась сразу с ответом. А потом, мысленно, столько наговорила, что посчитала невозможным всё это написать. И просто закрыла тему вместе со всеми обсуждениями. Ушла от спора. Смалодушничала.
Нужно было вытаскивать женщину из захлестнувшей пучины горя. Объяснять очевидную лишь для постороннего истину до тех пор, пока чёрная пелена не спадёт с её глаз. Несчастная мать, фактически признав смерть ребёнка, смириться с ней не смогла. Беда окутала её разум плотным туманом, и она не понимала, что мёртвому сыну нужна память, а, вот, живому не хватает любви. Она пока не задумывалась, что младший ребёнок, для того, чтобы его тоже любили, может захотеть уйти вслед за старшим, потому что мама любит мёртвого, а живого и не вспоминает.
Я повела себя, как эгоистка: жалея свои нервы, не стала вступать в спор. Вместо того, чтобы объяснять горем убитой женщине её ошибку, я прекратила общение. Простит ли меня Господь за это?
Мои раздумья внезапно прервал какой-то звук. Я прислушалась. Тишина. Заглянула в комнату – мама проснулась. Я села рядом и взяла её за руку. Она заговорила тихо, но вполне разборчиво:
– Жизнь у меня была длинная. Много всего случалось. – Помолчала, видимо собираясь с силами, и снова заговорила, – Прости, если чем-то обидела.
У меня невольно покатились слёзы:
– Мам…
– Я на тебя зла не держу ни за что. Прости и ты, а то тяжело на душе.
Мне прощать было нечего. Но всё же я сказала то, что мама хотела услышать. Она улыбнулась:
– Вот и хорошо. Запомни, дочка, как ты будешь прощать людям, так и Бог простит тебе.
Видимо, устав, мама закрыла глаза. За окном, впервые за долгие дни, выглянуло солнце. Слабые, холодные лучи рассыпались мелкими искрами на промокших листьях клёна.
– Жизнь продолжается.
Это были последние мамины слова. Она ещё не ушла к тем, кто встречал, ещё дыхание приподнимало тонкое одеяло, но голоса её, я больше не слышала. Никогда.
16.10.2017г.