Не унывай....
Для Бируте.
Ехать в Привольцы я собирался долго. Не знаю, поехал ли бы туда вообще, если бы Алиса буквально не заставила это сделать. Морозным декабрьским утром мы наконец отправились к отцу Александру. Пришлось немного подождать, пока тот освободится, так как перед нами выстроилась очередь из приезжих людей со своими проблемами. Помню, тогда как-то совсем легко оделся и успел замёрзнуть, принявшись капризничать, словно маленький ребёнок, чем изрядно выводил из себя Алису. Та нервничала, вполголоса шикала на меня, просила чуточку потерпеть.
Наконец открылась дверь веранды, откуда высунулось худощавое лицо замотанной в несуразные платки женщины. Лицо поморщилось, скривив озадаченную мину, а маленькие птичьи глазки беглым взглядом окинули столпившихся паломников. Вдруг глазки остановились на нас с Алисой, прижмурились, всматриваясь в нас, как-то сразу вспыхнули искорками радости, и женщина воскликнула:
— Александра, ты что ли?
— Я, тёть Дуся, — растаяла в своей очаровательной улыбке Алиса.
— Ой, спаси тебя, Господи! — сказала тётя Дуся. — Не иначе как к батюшке опять?
— Я ему звонила недавно. Он в курсе. Вот священника привезла, отца Виктора, — говорила Алиса.
— Ага, — тётя Дуся с большим любопытством осмотрела меня, чем привлекла к нам внимание остальных, стоявших в очереди. — Поняла. Сейчас доложу.
Тётя Дуся скрылась за дверью, после чего в толпе пронёсся недовольный гул, мол, снова по блату лезут без очереди, нет справедливости даже в церкви и всё такое. Сделалось даже немного неловко. Тётя Дуся появилась в дверях через пару минут.
Она подошла к нам с Алисой, накинула на плечи непонятную накидку в виде мантии, произнеся:
— Батюшка просил подождать. Сейчас он людей примет, а мы пока пойдём в нашу хибарку, чаю попьём. Потом отец Александр сам к нам наведается.
От этих слов другие посетители облегчённо вздохнули. Тётя Дуся достаточно проворно устремилась узкой дорожкой к цепочке небольших, совершенно разных по размеру и архитектуре построек. Одна из них была похожей на старинный сруб. Такие можно теперь увидеть лишь на картинах классиков или в музеях под открытым небом.
За нами увязалась низкорослая тётенька в чудной кроличьей шубке и шёлковом расписном платке. Догнав тётю Дусю, женщина схватила её за руку, проскулив:
— Сколько нам ещё ждать-то? За полночь приехали, издалека, уж закоченели совсем. Нету сил, того и гляди свёкор не выдержит да сбежит.
— Терпения, миленькая, терпение, — лестным тоном приговаривала тётя Дуся, не сбавляя хода. — Батюшка тоже не железный, ему позавтракать надо. Не беспокойтесь так! Всех примет, всех. Ждите!
Двери хибарки приветливо скрипнули, и я почувствовал оригинальный запах, который могут таить в себе лишь ветхие постройки. Вспомнилась изба Бабаихи, в ней был похожий запах. Хибарка, снаружи такая миниатюрная, внутри выглядела довольно просторной. Посередине стоял старый стол с резными ножками, на котором пыхтел настоящий самовар. Не электрический, какие приходилось видеть в магазинах сувениров, а самый что ни на есть настоящий, на угле. От самоварного дыма защекотало в носу, и я еле сдержался, чтобы не чихнуть. Вдоль стола располагалась пара широких скамеек. На одной из них тщательно вылизывался огромный серый кот с жёлтыми, как луна, глазищами. Тут же, около стола, потрескивала дровами печка, в которой пряталась пара чугунков. В углу за печкой кто-то сидел. Я не сразу разглядел его, так как угол был затемнён. При нашем появлении этот кто-то резко выпрямился, и я увидел бледное, худощавое лицо, закутанное в платок, из-под которого торчали клоки пшеничных волос.
— Аська! — вскрикнула тётя Дуся, ударив себя по бёдрам руками. — Ну кто же так картошку чистит?! Вот неумёха! Сколько можно тебе рассказывать, что кожуру срезать нужно тонким слоем. А ты что делаешь? Считай, добрую часть картошины в помои выбрасываешь! Наказание мне Господне с тобой!!
Аська, оказавшаяся высокой, худощавой девушкой, одетой в старую рваную одежду, вышла из тёмного угла, сердито бросила на пол нож, которым чистила картошку, вскрикнув раздражённым голосом со странным акцентом:
— Ну, вот сама и чисти, раз такая умная! Надоело! Что не сделаю, всё не так.
— Поговори мне ещё, — абсолютно беззлобно говорила тётя Дуся. — Нож подыми, руки помой и садись за стол, чай пить будем.
Девчонка что-то пробурчала еле слышно, взяла брошенный нож и тут же выскочила на улицу.
— Кто это, тёть Дусь? — с удивлением спросила Алиса.
Женщина отмахнулась рукой, скривив лицо, произнесла:
— Очередной пациент. Ещё с лета у нас. Привезли её Марийка с Людмилой, ну ты их знаешь, — батюшкины чада, те, что из крутых.
— Да уж, — закатила глаза Алиса. — Конечно, знаю.
— Так вот. Привезли, мол, проблемы там какие-то. Вроде бес вселился в неё. Сама она литовка, кажется, но крещёная в православной вере. Правда, имя носит... никак запомнить не могу. То ли Аске, то ли Уксе, то ли…
— Ауксе, может?
— Да! Точно, Ауксе! Я всё никак не запомню, потому просто Аськой называю. Она сердится, ругается, а мне на ум это имя её никак не приходит. Батюшка в храме, как причащает, Златой зовёт. Только она на улице на это имя совсем не отзывается. Кто так окликнет, ругается сильно. А злющая какая! Вот чисто тебе бесёнок! Со всеми уже переругалась в Привольцах. Говорят, замужем она была за каким-то жутко богатым олигархом. А у них, у олигархов, как? Нашёл себе помоложе, а Аську-то бросил. Денег дал ей, чтобы не путалась под ногами, а сам молодую в дом привёл. Вот у Аськи крышу-то и сорвало.
— Так она вроде не старуха. Девчонка же совсем.
— Девчонка… На Новый год чай четвертак стукнет.
— Двадцать пять, что ли?
— Ну да. Выглядит как куколка. Это она сейчас в лохмотья замотана. Видела бы ты её на праздничной службе. Красавица прям... А что, работой не изморенная. При прежней жизни по салонам да по косметологам моталась. Не то что я, — полвека в поле пропахала под жгучим солнцем. Она же эта, как её… Королева красоты какая-то в прошлом. Ну, в городе своём на конкурсе победила. Там муж её и заметил. Влюбился.
— А вы откуда знаете?
— На Пречистую у просфорницы сливянки выпили. Аська с нами была. После второй чарки её развезло и на душевные разговоры потянуло. Трезвой о себе слова не скажет лишнего, а тут словно прорвало. Всё выложила. Как целыми днями на лошадях каталась, как с парашютом прыгала, по заграницам моталась, йогой, прости Господи, занималась, всякие другие срамные вещи... Помилуй, нас Господи, не прими в осуждение!
Тётя Дуся перекрестилась на иконы, затем отмахнулась от входной двери, будто от нечисти, сказав:
— Ладно, Бог с ней! Давайте чай пить.
В этот самый момент дверь со скрипом отворилась, и в хибарку зашла Ауксе. Она пронзительным взглядом просверлила тётю Дусю, отвернувшую сконфуженное лицо к печке, нахмурила брови, произнеся:
— Как есть, опять Евдокия мне кости мыла...
— Не придирайся, Аська, — огрызнулась женщина. — Лучше достань с полки варенье.
— Ауксе! — крикнула девица, топнув ногой. — Не Аська, не Васька, не Таська! А-у-ксе!!! Ауксе Лаурите. Сколько можно повторять?!
— Да не могу я запомнить твоё имя! — сложив на груди руки, смешно заскулила тётя Дуся. — Хоть убей, не могу. Язык не выговаривает все эти слоги. Прости уж меня, грешную!
Девчонка ничего не ответила, ловко вскочила на корявый деревянный табурет, дотянулась до полки над окошком, пошарила там, достав литровую банку с вареньем тёмного цвета.
— Однако, весело тут у вас, — не сдержавшись, сказал я, глядя на необычные отношения тёти Дуси и девушки-литовки.
Тётя Дуся добродушно усмехнулась, закрыв от смущения лицо уголками платка, а Ауксе зыркнула на меня оценивающим и даже любопытным взглядом, громко поставив на стол варенье.
В жизни не пил такого чудесного, душистого чая! Уж не знаю, чем его заваривали, только вкус его превосходил всякое воображение, бодрил, пленял своим запахом, оставляя незабываемое послевкусие.
— Ой, какая прелесть! — сказала Алиса.
Чай и ей пришёлся по вкусу, она даже закрыла глаза от удовольствия. Тётя Дуся высыпала в мисочку варенье, отрезала несколько кусков батона, свежая корка которого заманчиво хрустела. Ауксе вмиг схватила один ломоть, ловко наложила на него щедрый слой варенья и тут же протянула мне. Меня это немного смутило. Посмотрев на Алису, которая сделала вид, что ничего не замечает, затем на тётю Дусю, я робко взял бутерброд, пряча глаза. Девица заулыбалась, переставила стул, усевшись рядом со мной, и спросила каким-то кокетливым и в то же время надменным тоном:
— А ты к отцу Александру по делу или так, в гости?
— Аська! — вскрикнула тётя Дуся. — Бесстыжая! Это что ещё за фамильярности?! Он же батюшка всё-таки! А ты кто такая, чтобы подобные вопросы задавать?! Какое твоё дело?!
Ауксе выпустила воздух со злобным стоном, слегка стукнула рукой по столу, сказав:
— Да что вы мне жить не даёте?! Не делай то, не говори это! Откуда мне знать, что он священник?! Он без рясы, а на лбу у него не написано!
— Раз на лбу не написано, значит можно перед незнакомым человеком хвостом мести?! — говорила тётя Дуся строгим голосом, хотя лицо её выдавало добродушие.
Тётя Дуся хотела ещё что-то сказать, вероятно, продолжить шутливо бранить девушку, только в этот миг двери домика заскрежетали, и послышался громогласный басистый голос:
— Что вы здесь опять не помиритесь?!
В дом зашёл громадный, могучий человек с тёмными, косматыми волосами, бородой-мочалкой и острыми, но излучающими доброту глазами. На нем был одет поношенный подрясник с несколькими заплатками на рукаве и, что немало удивило, резиновые банные шлепанцы на босу ногу. Весь его вид заключал в себе незримое величие, харизму, а главное, неоднозначное восприятие. Я понял, что перед нами стоял отец Александр. На первый взгляд, он не произвёл ожидаемого впечатления. Казался он грубым, каким-то неотёсанным мужланом с ярко выраженной манией величия. Об этом говорила его манера поведения, нарочитая грубость в разговоре, нескрываемая надменность. Он в оскорбительном тоне сделал замечание Ауксе, я даже не понял за что, потом гаркнул на тётю Дусю, вмиг сорвавшуюся из-за стола, наконец пристально посмотрел на меня, скривив губы так, будто только что съел стручок острого перца.
— Батюшка, благословите! — Алиса поднялась с лавки, поклонилась отцу Александру, коснувшись пола кончиками пальцев, подставив руки под благословение.
Лицо священника моментально изменилось. Глаза его блеснули ласковым вниманием, губы растянулись в улыбке, а сам он словно преобразился из грозного, ворчливого исполина в добродушного старца, от которого веяло искренней любовью и теплотой человеческого отношения.
— Вот, прибыли... — обрывисто произнесла Алиса, обратив на меня внимание отца Александра полуразворотом. — Это наш батюшка, отец Виктор, я вам о нём рассказывала.
Тот пристально глянул на меня ещё раз, и теперь в его взгляде отражалась приветливость и любопытство.
— Ааа! — слегка улыбнувшись, протянул отец Александр. — Спаси Господи! Бог услышал-таки мои молитвы, послал помощника. Вчера звонил ваш благочинный, отец Георгий. В епархии не против, чтобы ты, батюшка, немного пособил мне. А то видишь, как у нас здесь? Люди толпами каждый день едут. Тот алкоголик, у того детей нет, у того болячка, у того порча. Ох, сил моих нет, честное слово...
— Так я это… — мне хотелось сказать, что я сам нуждаюсь в помощи, да и вообще как-то неожиданно всё получается. Но, тут же понял, что лучше не пререкаться, тем более выбора особо нет.
Отец Александр даже не обратил внимания на моё удивление. Он принялся расспрашивать о делах Алисы, Настеньки, о каких-то известных только им вещах.
Наконец благословил её, дал кое-какие напутствия, уверил, что со мной будет всё в порядке, после чего Алиса кокетливо махнула мне ручкой, быстренько скрывшись за дверями. За ней поспешила и тётя Дуся.
— Так, Ауксе, — окликнул отец Александр девицу-литовку, — поведёшь батюшку к Федьке. Скажешь, чтобы поселил его в своём домике. Да приберёшь там в комнате, а то небось бардак остался от прежних постояльцев.
Ауксе согласно угукнула.
— Постойте, — сказал я, — мне что, прямо сейчас так и остаться?
Отец Александр посмотрел на меня с таким взглядом, будто я попросил одолжить невероятную сумму. Он поморщил лоб, насупил брови, произнеся:
— А в чём проблема, не понимаю?
— Я, вообще-то, не планировал, и… — промямлил я, чувствуя, что говорю не то.
Бесцеремонность отца Александра мигом всё расставила на свои места. Он замотал головой, отмахнулся, словно услышал бессмысленные пустяки, после чего пробасил:
— Так, не морочь мне голову! Подрясник, крест с тобой?
— Ну, я взял, на всякий случай. Алиса говорила…
— Отлично. Сегодня на двенадцать часов погребение, вечером поедешь освящать два дома, тут недалеко, в соседнее село. Пока иди устраивайся, а мне некогда, алкаши ждут.
Сказав это, отец Александр как ураган выскочил из хибарки, даже не закрыв за собой дверь. На улице послышался его громкий бас, он кого-то побранил, сделал замечание и в ту же минуту устремился к чудаковатой постройке, в виде корявого домика, где собралась немалая толпа.
— Ну, пошли, что ли... — как-то равнодушно буркнула Ауксе, запихивая под платок растрепавшиеся локоны.
Я уже отвык от всякого рода панибратских отношений со стороны окружавших меня людей, но делать каких-либо замечаний девушке не стал. Тем более стало известно, что она какая-то не совсем обычная. А ещё говорят, в чужой монастырь не лезь со своим уставом. Кто его знает, может, у них здесь так заведено. Вон, отец Александр простой, прямолинейный человек, о чём думает, то и говорит. Наверное, в этом своя прелесть.
Алиса подошла ко мне на улице, сказала несколько ободряющих слов, будто я остаюсь не при церкви, а в какой-то тюрьме строгого режима, пообещала на днях приехать, подвезти необходимые вещи.
— Я-то думал, мы поговорим с ним и всё, — произнес я, чувствуя, как душу охватывает непонятное чувство неопределённости.
— Ничего, поживёте тут, при храме, — говорила Алиса. — Пообщаетесь с отцом Александром, служить будете литургию. В Покровском всё равно раньше весны ничего не начнётся. Пока то да сё, документацию до ума доведём. Вы же знаете, я держу это на контроле. А там, с первой оттепелью, с Божьей помощью попробуем воплощать в жизнь наши планы.
— Неожиданно как-то, — неуверенность никак не хотела меня покинуть, тем более что происходящее складывалось стремительно быстро, не давая времени на раздумья.
— У неожиданностей есть свойство приятно удивлять, — улыбнулась Алиса. — Доверьтесь Богу. Уверена, вы здесь много чему научитесь, много узнаете, наберётесь опыта. Это очень пригодится в дальнейшем вашем служении. По себе знаю, Привольцы — моя первая и самая главная школа на пути к духовной жизни. Не беспокойтесь, мы будем вас навещать, на службу приезжать и вообще держать вас в курсе наших покровских дел. А пока нужно поправить духовное состояние. Вы нам очень нужны!
С этими словами Алиса сделала лёгкий поклон и, резко развернувшись, поспешила к церковным воротам, возле которых снова повернулась в мою сторону, помахав на прощание рукой.
продолжение следует....