В нашей комнате на видном месте стоит большая напольная ваза, которая обычно привлекает внимание гостей. Когда кто-то интересуется её происхождением, я сообщаю: «Бенвенуто Челлини. 16-й век». Был такой великий мастер, современник Микеланджело. Все надеются, что это шутка. А, между прочим, вазу создал действительно великий мастер. У него, правда, было не такое красивое имя, для этого надо было родиться в Италии. И он не так знаменит, для этого надо было жить не в Советском Союзе. Но в чём-то у них много общего. Как и Челлини, он был непревзойденным мастером по металлу, а с Микеланджело его роднило то, что они оба приходили в пустое, холодное помещение, и через некоторое время оно превращалось в красивейший дворец. Мастера звали Ефим Рысин. Его металлические панно стали украшением Дворца съездов, знаменитых станций московского метро и множества других самых престижных зданий. Я познакомился с Ефимом Михайловичем, когда ему было уже за 80 лет. В последние годы он уже не работал над большими проектами - на развалинах страны замки не строят, только воздушные, а им дополнительные украшения не нужны. Зато маленькая квартира мастера представляла настоящую сокровищницу. Повсюду стояли ажурные кубки, вазы, подсвечники. Мне показалось, что я попал в пещеру Аладдина, не в каждом музее можно найти такую красоту. Именно тогда у меня и появилось сравнение с великими итальянцами. Это сегодня они – гиганты эпохи Возрождения, но ведь когда-то тоже были обычными стариками, к которым можно было запросто прийти в гости и выслушать рассказы о жизни.
К этому времени, мастерскую мастера передали какому-то бывшему владельцу, которому она оказалась нужнее. Теперь там, наверное, какой-нибудь склад. Зато Ефим Михайлович написал книгу о своем пути к мастерству. В день нашего знакомства я несколько часов провёл у него дома за чтением машинописных листов и открыл для себя мир удивительного человека. Однако, чтобы издать книгу об искусстве, нужны были спонсоры. Это детективы современные издатели вырывают у авторов-многостаночников прямо из рук. Поэтому, их штампуют по десяток в неделю. А вот желающих отметиться в вечности не так уж много. Ведь деньги нужно вложить сразу, а до вечности можно не дожить. Кстати, и Челлини при жизни не смог издать свои воспоминания. Очевидно, тоже спонсоров не нашёл. У Рысина, правда, был племянник, достаточно состоятельный человек, которому ничего не стоило оплатить издание. Но, как-то племянник сам сказал: «Это для вас он какой-то там гений, а для нашей семьи – просто дядя Хайм». На старенького «дядю Хайма» деньги, естественно, тратить было жалко. Тем не менее, спонсор нашёлся. Это был один из знакомых Рысина. Книгу имела успех, её отправили в крупнейшие библиотеки мира, и оттуда пришли благодарственные письма. А в России тем временем случился дефолт, во время которого благодетель, давший деньги на книгу, разорился. И чтобы как-то возместить свои потери, потребовал от Рысина вернуть свои деньги. Я в это время часто бывал у него дома, поскольку подружился с ним и с его верной спутницей и почитательницей – Ревеккой Борисовной Альперович. Так вот, Ревекка Борисовна, бывшая учительница русского языка и литературы, целыми днями писала литературоведческие работы по заказу какого-то научного работника и все заработанные деньги отдавала разорившемуся бизнесмену. А уж сколько диссертаций украсили работы Ревекки Борисовны мне неизвестно.
После выхода в свет книги состоялась её презентация и выставка работ Рысина в помещении Рижской еврейской общины. Кстати, в книге отзывов многие посетители также сравнивали его с гениями прошлого. А один восхищенный поклонник посвятил Рысину следующие строчки:
Звания, поверь мне,
Больше всех достоин.
Не был бы евреем,
Был бы ты Героем.
После выставки Ефим Михайлович сказал: «Всё, что я хотел сделать в этой жизни, я сделал!» Такие фразы произносить нельзя, где-то наверху их могут услышать. И вскоре Рысина не стало.
После этого у некоторых почитателей его таланта появилась идея: найти зал, где можно будет разместить постоянно действующую выставку мастера, жалко будет, если его коллекция пропадет. Только никому это оказалось не нужным. Владелец одного из банков, когда к нему обратились за помощью, только недовольно скривился: – Нам нет дела до вашего еврея.
Я человек не особо высоких моральных качеств, поэтому, когда впоследствии его банк «прогорел», я радовался.
Именно тогда Ревекка Борисовна и подарила мне одну из ваз. – Я хочу, чтоб память о Хайме Михайловиче осталась у людей, которые его любили, - сказала она. – Племяннику всё равно эти работы не нужны. Они же не из золота.
– Ну так, оставьте их у себя, – посоветовал я.
– Нет, нет! – замахала руками Ревекка Борисовна. – Я не хочу, чтобы кто-то подумал, будто я жила с Хаймом все эти годы из меркантильных соображений.
Мне иногда хочется взять наших стариков за шкирку и хорошенько потрясти, чтобы вытряхнуть из них дурацкую щепетильность.
После похорон, племянник устроил поминки в дешевой общепитовской столовой. Собрались человек пятнадцать, вспоминали мастера. А перед тем, как гости стали расходиться, я услышал, как жена племянника пожаловалась: «Столько железа! Куда мы всё это денем?»
А потом стала собирать нетронутую еду в коробки, чтобы отнести домой. Не пропадать же добру!