Я на Вачу еду – плачу,
Возвращаясь, хохочу.
В. Высоцкий
Как бы не назывался Сахалин твоего Ямбурга, но – кругом пятьсот* пели про то, что мой друг уехал в Магадан. Снимать шляпу, ага, шляпу-ушанку воздержусь. А то в одно ухо влетит…
До цивилизации (* - см. выше), а всё, что приходит внезапно, разумеется, в Заполярье, это не просто жесть, а промороженная, бьющаяся и осколками рассыпающаяся на ледяном ветру. Температура – впору – снег из углекислоты собирай и газировку делай. Но не пьют там боржом.
Да и спирт не разбавляют почему? Не от суровости характера вахтовика**. Даже наоборот, может быть…
Вот так, хлебнув разбавленного спирта из стеклянной фляжки (чтоб не примёрзнуть губой) еле проглотил и прямо взвыл от боли зашедшегося зуба. «Хуба», – он говорил тогда. И потом ещё долго.
Теперь о (** - см. выше). Пока горло зрело ангиной, плюс (но по факту минус) ожогом экстремально низкими температурами, выпили уже не разбавленного. И все вместе. Потом ещё. И единогласно постановили. Рвать. Громогласнее всех – пациент. Противореча тому, что patient – терпеливый (лат.).
Прогрели над плитой пассатижи, спиртом подогретым протёрли и, нет и-и-и, - вырвали. И спиртом (тёплым) прополоскали. Ну не выплюнули же! И облегчением накатился сон. Больного не беспокоили. В карты резались шёпотом. А под утро (шутка, ночь-то полярная) улеглись, уснули тоже.
А пациент от непривычной тишины проснулся, чувствует, горло ничего не чувствует, а отсутствие опорного, хэвательного, так сказать, хуба налицо. А есть хочется. А зуба нет. И ещё о (** - см. выше). Достал из вещмешка кусок морёного дуба с Ангары… или с Индигирки? Неважно, он на досуге резал из него медведя, который «на дыбы встал, а в лапах стакан держит», он так говорил тогда. Потом нет. Отпилил с краю пластинку и сидел резал, пилил надфилем, тёр шкуркой мелкой, примеряя в собственном рту своими же руками время от времени. И вот, - всё легло на места. Полигональная кладка. Жаль, что не знал он термина. И про то, как они, говорят, эти, египтяне, откалывали гранитные блоки вбивая деревяшки и водой поливая.
Под утро (шутка два раза пошученная становится смешнее) взвыл он в другой раз.
От того, что зубы больно крепкие, лопнула, таки, челюсть нижняя.
Только на третьи сутки утих порывистый ветер. И пропал, как не было. И прилетел вертолёт. И забрал его к минус пятьсот. К врачам.
А до этого спиртом питался, сухарями размоченными чаем, да тушёнкой на волокна тонкие поделенной. Один-то умелец ему шину наложил. Даже не буду рассказывать из чего.