...В тот момент по нелепому стечению обстоятельств был у меня в сумке самодельный нож в четверть метра длиной, откованный из обоймы золингеновского роликоподшипника, начиненное черным порохом взрывное устройство, перчатки, банка мёда (правда, газеты и алмазного стеклореза, органически тяготеющих к означенному продукту, не было), фальшивый (взамен утерянного) пропуск в "Алюминиево-мраморный институт", фальшивый "единый" проездной билет и сколько-то категорически запрещенных в ту пору долларов.
Нет, я вовсе не собирался надевать эти проклятые перчатки (лето ж!), мазать медом стекло, без скрипа резать в нем круг и проникать в какое-то запретное помещение. Я никого не намеревался убивать большим самодельным кинжалом. У меня не было ни малейшей мысли продавать эти доллары за углом. И уж совсем не имелось намерения учинять взрыв в черте города — это я просто увлекался пиротехникой. Было только злостное намерение, обманув бабу у турникета липовым проездным, проникнуть в метро, а потом таким же манером, показавши бабе-вертухайке в ВАМИ липовый пропуск, пройти в мой родной институт и за свою кровную зряплату сто пять рублей в месяц, будучи так называемым "МНС-ом без степени", заняться самоотверженным и созидательным трудом во имя процветания советской науки.
Коварная судьба занесла меня на Петроградскую сторону, в район улиц Подрезова и Подковырова (вот же сочетаньичко!) к какому-то буржуазному посольству, а может быть, консульству — то ли финскому, то ли шведскому, не помню уже сейчас. Да, забыл еще сказать, что средь перечисленных выше вещей у меня в сумке имелся ультракомпактный немецкий фотоаппаратик «Робот» с широкоугольником "Цейсс Тессар" и форматом кадра 18х24, заряженный пленкой (тоже немецкой) Агфа, которую я уворовал в институтской фотолаборатории. А возле этого то ли финского, то ли шведского посольства/консульства было припарковано множество сколь загнивающих, столь и отточенно-изящных, стремительных и сверкающих хромом буржуазных легковых иномарок. А меня всегда тянуло к красоте, пусть даже к гнилой и порочной, как все эти вот машины или там стройные полуголые девушки с глянцевых обложек империалистических журналов.
Вытаскиваю я это из сумки фотоаппарат, закручиваю пружину (позволяющую отщелкать пол-пленки без перевода кадров и взвода затвора, одним лишь нажатием на кнопку спуска), кладу аппарат в правый карман куртки, в котором у меня благоусмотрительно прорезана дырка для объектива и, попыхивая сигареткой, не спеша иду по тротуару и веду "полуслепую" съемку иностранных машин. То бишь, глядя в сторону фотографируемых объектов лишь боковым зрением. В подобного рода "шпионской" съемке у меня имелась тогда немалая практика.
Спустя какое-то время в это же самое боковое зрение попадает мне приближающийся мент. Вспомнив о содержимом сумки, я слегка похолодел. Удирать от легавого — это возбуждать в нем известный животный инстинкт преследования. Не догонит, так всадит из табельного оружия по ногам, а то и еще куда. Поворачиваться к менту лицом и лупить ложкой по днищу алюминиевой кастрюли, что прекрасно ошарашивает и отпугивает медведей, я не мог — за неимением вышеозначенных предметов, да еще и потому, что уровень эволюционного развития среднего постового мента сильно уступает среднему медвежьему. А посему я решил обмануть врага — в некоей отрешенной задумчивости сел на скамеечку и надумал закурить новую сигаретку.
— Не найдется ли спичек? — спросил я подошедшего ментуху, хлопая себя по карманам.
— Гражданин, что вы тут делаете? — игнорируя мою просьбу, подозрительно вопрошает мент.
— Гуляю, — ответствую. — Погода хорошая.
А сам тем временем судорожно и лихорадочно, воровскими движениями, выбрасываю компромат, пропихивая его между рейками скамейки. Легавый стоял в выгодной для меня позиции — он не мог видеть, что я делаю там правой рукой. Успешно провалились под скамейку нож, перчатки, фальшивый проездной билет, пропуск на имя Сруля Акакиевича Клизмана и доллары. Но с этой чертовой бомбой и с банкой меда ничего не получалось — слишком велики, не пролезают в щель. А с аппаратом "Робот"я в принципе расставаться не хотел, пусть даже меня режут на куски.
— А почему именно здесь вы гуляете? — не отстает мент.
— Да вот... жду подружку, хотим с ней пойти на вечерний сеанс в «Великан» — соврал я первое, что пришло в голову.
— А знаете, что «Великан» уже месяц как закрыт на ремонт?..
Эти слова повергли меня если не в кому, то в шок уж точно. Я не знал, что сказать в ответ.
— Нечего прогуливаться перед фасадом иностранной организации. Уходите отсюда.
Я пробормотал какое-то извинение и медленно пошел прочь на деревянных ногах, не оборачиваясь. Молил Господа: только бы ментуха не заглянул под скамейку, где валяются вещдоки!!! И, пройдя несколько десятков шагов, услышал милицейский свисток и вопли бегущего за мной преследователя. Чего он там нашел под скамейкой — нож, фальшивый проездной билет или пропуск, перчатки, доллары — история умалчивает.
И тут я рванул. Олимпийским спринтерам моя скорость в радужных снах не снилась. Сумку, понятно, бросил. Влетел в какой-то двор, в подъезд, который на мое счастье оказался сквозным — вылетел во второй двор-колодец, потом через кривую подворотню на оживленную улицу — то ли на Кировский, то ли на Каменноостровский проспект, сейчас уже не помню. Помогли мне спастись от преследователя лабиринты старых кварталов Питера. Повис в дверях набирающего ход переполненного троллейбуса, вломился внутрь. Всё. Пусть теперь поищет в милицейских картотеках злобного террориста Сруля Акакиевича Клизмана.
Икал после этого события долго-долго.