Провинция Иудея, Иерусалим
Год 786 от основания Рима
Мириам было очень плохо.
Так плохо ей не было еще никогда в ее долгой 50-ти летней жизни.
В этот день она потеряла своего единственного сына, и день этот никак не хотел
заканчиваться. Мертвый сын висел сейчас где-то на кресте, казненный
очередными хозяевами ее маленькой страны, а Мириам тупо и отрешенно брела
по пыльным улицам Йерушалаима, медленно и с трудом переставляя одеревеневшие
ноги в сбитых сандалиях, поддерживаемая под руку преданной подругой и
помощницей сына, волею случая так же звавшейся Мириам. „Идите домой и
отдохните, - сказано было женщинам мужчинами, - мы сделаем все, что должно
сделать.“
А сделать предстояло немало. И самое сложное было в том, чтобы выпросить
разрешение самого прокуратора на снятие тела Йешуа с креста и погребение его.
Причем сделать это нужно было сегодня же. Вера или неверие в божественное
происхождение Учителя - это одно, но ученикам его все ж не хотелось оставлять
тело на попечение одного лишь Отца Небесного; необходимо было приложить
собственные усилия, дабы уберечь труп от быстрого разложения на солнце и от
стай голодных ворон. Омыть его, набальзамировать и поместить в прохладу
каменного склепа. Кстати нашелся и благодетель, добровольно предложивший
свою помощь - Йосеф из Аримафеи, богатый и уважаемый горожанин, член
Синедриона, тайный ученик Галилеянина. Йосеф не только вызвался идти и просить
Пилата, но и предоставил для погребения свою собственную усыпальницу - новую,
ни разу не пользованную, купленную недавно за большие деньги. Недалеко от
городских стен находилась старая каменоломня, уже не использовавшаяся по
назначению и медленно превращавшаяся в кладбище для состоятельных
йерушалаимцев.
Нашелся и еще один добрый человек - фарисей Никодим, тоже из не бедных и
очень почитаемых в городе людей. И он также принадлежал к негласным
приверженцам нового Мессии. Никодим обещал дать два фунта драгоценного
мира для умащения, без всякой платы, и сопровождать Йосефа в прошении у
прокуратора, дабы придать еще большую солидность просителям...
...Мириам проснулась от приглушенного гула множества голосов. Сознание и память
медленно вернулись к ней и она вспомнила : “Сегодня умер мой сын.“ В голове
всплыли утренние и полуденные картинки : Голгофа, кресты, Йешуа на одном из них,
центурион со своими легионерами (почему-то засело в памяти его имя, случайно
услышанное ею - Сергиус), стая ворон, кружащая над холмом в предвкушении
пира... Вспомнились и последние слова умирающего, обращенные к ней : „Женщина,
прими Йоханана как сына, и ему должно принять тебя как мать и заботиться о тебе.“
Мириам приподняла голову и вслушалась :
- Что же мы теперь будем делать без Него? - женщина узнала голос Йоханана,
самого молодого из учеников, безусого еще и безбородого, со стройным юношеским
станом и нежной, не успевшей огрубеть кожей...
- Мы разбредемся по городам и весям и понесем учение Его людям, чтобы оно
не умерло с нами, но умножалось среди них! - отвечал другой голос, который
принадлежал Шаулу из Тарса. Шаул не был в числе 12-ти, но приближен к сыну и
уважаем остальными за преданность ему, ясный и деятельный ум.
Мириам встала с ложа и направилась на голоса, раздающиеся из смежного
с маленькой спальней просторного помещения, где, очевидно, и собрались друзья
и последователи ее Йешуа. При ее появлении мужчины смолкли, устремив к ней
все взоры :
- Шолом, Мириам!
- Утро света!
- Мир тебе! - раздались сдержанные и тихие приветствия.
- Что с моим сыном? - не отвечая на возгласы, обратилась мать к старшему из
присутствующих, Шимону, прозываемому также Кифою - каменной скалой.
- Не беспокойся, женщина! - отвечал Шимон, - все сделано, как подобает и как
требует наш древний закон. Твой сын и наш Учитель покоится в прохладном склепе,
чистый, умащенный благоухающим миром и одетый в новый белый саван.
- Кто же омыл и умастил его?
- Я и Мириам. - указал Йоханан рукой куда-то в сторону.
Тут только заметила Мириам свою молодую подругу, скромно сидевшую чуть
поодаль от мужчин. Все же остальные сидели в круге на нескольких циновках,
устилавших каменный пол. Грубые циновки эти, да жаровня в одном углу, да высокая
полка с глиняной утварью в другом и составляли более чем скромное
убранство комнаты.
Слезы опять потекли из уставших плакать глаз...
- Благодарю вас всех за преданность ему и сделанное для него! - сдавленным от
волненья голосом прошептала Мириам. Шаул в ответ сделал жест рукой,
означавший что-то вроде того, что благодарить нет нужды и произнес :
- Слушайте же, что хочу сказать вам! Задумали мы с Кифою одно дело,
требующее участие всех братьев и женщин тоже. Смерть Его может послужить всему
делу Его и нашему. Нужно только взять тело из погребальни и надежно спрятать
в другом месте, а объявить всем, что Галилеянин воскрес из мертвых и
вознесся на небо к Отцу Своему. Сейчас же шаббат и сделать ничего нельзя, да
и не успеем уже - ночь на исходе. Значит, следующей ночью. Что скажете, братья?
На некоторое время в комнате повисла тишина, которую нарушил Тома,
прозванный Неверующим за свои сомнения всегда и во всем :
- А поверят ли нам?
- Слух этот разнесется по всем землям нашим и уверуют многие из людей, другие
же и не уверуют, но зерно будет посеяно и даст всходы! - ответил Шаул. - Что
скажешь ты, Мириам? На это необходимо твое согласие...
- Я согласна! Учение его от этого многократно усилится! - поддержала Шаула мать
пророка. - Я и Мириам станем свидетельницами чуда воскресения и вознесения
и первыми будем говорить всем об этом!
- А мы все, братья, подхватим этот слух и понесем по всему городу! - вступил
в обсуждение молчавший до этого Матитьяху, бывший мытарь, - но где же
спрячем мы тело Его? Кто знает надежное место?
- Я знаю такое место. - подал свой голос Йааков. - Мы с братом, - он кивнул
на сидящего рядом Йехуду, - прошлым летом искали козу в горах, сбежавшую от
нас, когда... - Йааков вдруг запнулся и умолк, упершись глазами в циновку.
В доме воцарилась неловкая тишина...
- Йехуда, продолжай! - вышел из сложившейся ситуации Шаул. - Нашли ли козу?
- Нашли с трудом по ее блеянию, - продолжил за брата Йехуда, - она провалилась
в узкую и глубокую расщелину меж двух скал, которую очень трудно заметить. Сама
же расщелина двух локтей в ширину и не менее пятнадцати в глубину. Если
опустить веревками тело Учителя на дно и заложить большими камнями...
- Далеко ли это место от старой каменоломни? - перебил его Шимон.
- Пять или шесть римских миль.
Шимон вопросительно посмотрел на Шаула и тот коротко кивнул в ответ.
- Решено. Да будет так! - твердо произнес Шимон.
- Каиафа будет в гневе, когда слух о воскрешении дойдет до него, и захочет
нас наказать. - высказал свое опасение еще один из учеников, Нафанаил из Каны.
- Мы подумали и об этом, - сказал Шаул, - к вечеру того дня мы покинем
Йерушалаим и направимся на север, к Галилейскому морю. Пойдем не вместе -
группами по двое-трое, избегая дорог. Вы знаете, что Шимон и брат его Андреас родом
из рыбацкой Бейт-Цаеды, что на берегу моря - там и встретимся...
- Я тоже родился там! - вставил свое слово еще один из учеников - Филип.
- Поэтому и выбрали мы Бейт-Цаеду! Трое братьев хорошо знают ее.
- А как же женщины? - вскинулся Йоханан. Он не забыл, что возлюбленный Учитель
велел ему заботиться о Его матери.
- Не беспокойтесь о нас! - младшая Мириам приобняла старшую. - Мы пойдем
в мою Магдалу и укроемся там у родственников. Но что же стало с Йехудой
Искариотом? - обратилась она к Шимону, - известно ли о нем?
- Вчера утром он вернул в храм тридцать тетрадрахм, за которые продал Учителя,
а потом повесился на старой сухой смоковнице, что стоит вблизи Южных ворот.
Раскаялся, значит...
- Я предупреждал тебя, что они придумают что-нибудь в таком духе! -
взбешенный первосвященник Каиафа метался по мраморным плитам просторного
триклиния Йерушалаимской резиденции наместника Иудеи. - Я просил тебя поставить
охрану у склепа Назарянина! А ты!?
- С кем говоришь? Умерь свой пыл и не забывайся! - Понтий лениво обгладывал
жирную гусиную ножку, или вернее то, что от нее осталось, сидя за столом,
уставленным серебряными блюдами, вазами и кубками. - Поболтают и перестанут.
У меня всего одна когорта в гарнизоне, да еще одна в Кесарии, да в Тивериаде
пара центурий, а вас, иудеев - миллион! Я не могу охранять могилу каждого
бродячего умника...
Римскому всаднику Понтию Пилату было глубоко наплевать на произошедшее - и
на исчезновение трупа новоявленного пророка, и на слухи о его воскрешении,
заполонившие Йерушалаим. Он мечтал лишь об одном : скорейшем окончании его
службы в этом захолустье и возвращении домой - на утопающую в зелени и цветах
любимую виллу в далекой отсюда родной Трансальпийской Галлии...