Х Х Х
Слова нет, о наставники милые,
Воскресить чародейною силою
Ваши образы вживе, с оттенками,
Не дрожа ни душой, ни коленками,
Не боясь порицаний отметками,
Вспомнив школьное, в памяти - редкое!
Любовь Иващенко - Сизых
Осознает ли человек, числящийся Гомо Сапиенсом, то есть Человеком Разумным, осознает ли Его Величество Эго, что его "Яйкание", его распушенный хвост самолюбования - осознания своей значимости, единственности и неповторимости есть не только инстинкт, толкающий его к размножению, но и огромная, не всегда осознаваемая индивидом, работа среды, окружающей его. Хотя эта самая среда может оказать и отрицательное воздействие. А главные персонажи отношения к себе любимому, как к необыкновенному в мире явлению, это все же наши учителя. В первую очередь это, конечно, родители. Но они возводят тебя на пьедестал в самой маленькой ячейке того, что принято называть обществом. Самую же большую роль в этом играют школьные педагоги.
Не говорите мне, только, что работники школьного образования бывают разными и есть любители прямо-таки преследовать нерадивых (а то и радивых) учеников. Но, ведь, выделение индивидуума из толпы, пусть с отрицательным знаком, тоже ведь подводит того к мысли, что он не такой, как все, а значит - уникальный, неповторимый.
Сразу скажу, что с примерами оригинального поведения учителей (в смысле допекания избранной жертвы) я лично не знакома. Очень даже нормальными были наши учителя: и отругать эмоционально могли (больше за содеянное - наглое нарушение дисциплины, когда отдельные личности просто срывали урок, в то время как остальные все же хотели получать знания), и похвалить за достижения, особенно нерадивого, в общем ученика.
Начать с самой ласковой и доброжелательной учительницы (Марии Григорьевне Гончаренко) мне не позволяет совесть. Дело в том, что самое большое влияние на всю мою жизнь оказал пренеприятнейший тип, гроза всех школьников вне зависимости от пола и возраста, преподаватель физкультуры, временно заменяющий нашего предоброго Василия Васильевича Пархоменко, Хан Эдуард Петрович. Ох, как же он умел орать, разнося в пух и прах правых и виноватых. Уже от одного его вида (высокий, смуглый, с густыми черными бровями, надменно выпяченными губами) у нас, учеников, пропадала всякая координация движений, мы дружно становились рохлями и инвалидами, как это, не стесняясь, объявлял нам Эдуард Петрович. Это был накачанный красавец - мужчина, но о воспитательном процессе имел, видимо, самые смутные представления. Но именно это чудовище, где-то классе в шестом, задержало меня после уроков, повернуло к себе спиной, клещами сжав мои плечи, и вывернуло меня грудной клеткой наружу - выпрямив меня до боли в косточках, сказав при этом всего два слова: "Последи за собой!".
Ни один из добреньких преподавателей, как физкультуры, так и по предметам не соизволили заметить, что я очень сутулюсь. А сутулилась я по причине детства на Крайнем Севере, а также оттого, что почти все свободное время проводила за чтением книг. " Злодей" этот, которого все называли татарином (был ли он и на самом деле им?) один подумал, что кроме отличных оценок женщине ( в будущем) неплохо бы иметь и стройную осанку. С тех пор я сужу о людях не по тому, нравится ли мне их поведение, а по тому, приносят ли они пользу ближним - хотя бы это было лишь стремление. Нацеленность на добро, на результат - главное. Какую форму оно принимает, это уже вопрос образования, воспитания, ну, и темперамента, конечно.
Невозможно сравнивать их: грубоватого с виду учителя физкультуры и интеллигентного учителя математики, нашего классного руководителя, Степаненко Михаила Васильевича. Но, отчаясь вдолбить в головы ленивцев хотя бы некоторые основы предмета, Михаил Васильевич мог их попрекнуть энергией, с которой они лезли без очереди за пирожками в буфете. Темперамент. От него никуда не деться.
Но феноменом в проявлении живых свойств характера был Григорий Иванович Мурза, преподаватель физики. Разгильдяи прекрасно были об этом осведомлены, но не унимались. Урок - любой - был для них чем-то вроде светского раута, где богатому бездельнику нужно было привлечь к себе внимание. Записки девочкам, беседы через весь класс с подобными же субъектами и т.п. Григорий Иванович долго терпел, с каждой выходкой наливаясь красноречивым румянцем, а потом бросался коршуном к наглецу и вышвыривал парту с ее насельниками в коридор. Ни парта, ни хулиганы до конца урока в класс возвращены, как правило, не были. А вообще-то преподаватель физики был добрейшим человеком, и к тем, кто не наглел, относился весьма и весьма доброжелательно.
Да, позволю себе вернуться к физкультурнику, Эдуарду Петровичу. Его замечание не пропало втуне. До этого момента и я, ребенок еще, не задумывалась о своих физических кондициях: меня вполне устраивало, что я была первой ученицей, хотя никогда особенно не старалась. Память и сообразительность были отличными и услышанного на уроках мне вполне хватало, чтобы получать хорошие и отличные отметки. А, вот слова преподавателя физкультуры, да еще такого необщительного, заносчивого и грозного заставили меня задуматься и принять меры. С того дня я сама, без принуждения, вставала в шесть утра (в школу - к восьми, до школы три минуты ходьбы) и занималась зарядкой. Летом подтягивалась на ветках деревьев. Родителям ничего не объясняла, и никто мне турников в комнате не делал, как после - для повзрослевшего брата. После занялась йогой, обливанием ледяной водой, лечебным голоданием. Короче, много чем. А движителем послужили всего два слова не самого любимого учителя. И тем большим было мое переживание и сожаление, когда я узнала, что Эдуард Петрович был причастен к каким-то махинациям, якобы к банде, занимающейся экономическими преступлениями (сейчас, наверняка, был бы успешным бизнесменом). Кто-то из одноклассников дал мне почитать статью об этом. Помню свой порыв - посетить Эдуарда Петровича в тюрьме, поддержать его (для меня-то он был благодетелем, так я вообще к 10-му классу перестала болеть, до этого страдая бесконечными ангинами, и, естественно, стала стройной, что для женщины немаловажно, и кто послужил причиной этого, я отдавала себе ясный отчет). Но, пока я, как всегда думала и колебалась в сомнениях, главном, а нужно ли это самому Эдуарду Петровичу, который о всех нас уже успешно позабыл, скорее всего, а не станет ли ему еще горше, когда узрят его бывшие ученики в столь плачевном состоянии и т.д. и т.п., мой бывший преподаватель физкультуры умер в тюрьме. Многолетние мои муки совести по поводу моего промедления и нерешительности я не стану здесь описывать. Скажу лишь, пусть будет побольше таких людей, лишенных лживого лоска, но привносящих в вашу жизнь нечто, способное изменить ее в лучшую сторону.