От переводчика-компилятора
Предисловие к английским эротическим новеллам http://www.proza.ru/2016/10/20/377
В первых главах я рассказывал, как Катрина покинула родной замок и оказалась в монастыре. Но там ее ждала отнюдь не спокойная жизнь среди молитв и распятий...
** Глава седьмая. Призрак девичьей башни
Над Крейцбергской обителью снова собирались тучи. Лето выдалось дождливым и холодным.
Монашки регулярно молились о хорошей погоде, но Бог, казалось, не слышал этих молитв, посылая мирянам и монахиням испытание за испытанием.
- Polnany patiens propter humilitatem! (Страдания ниспосланы нам для смирения! – лат.) – этими словами настоятельница монастыря, Матушка Изольда, заканчивала каждую проповедь.
Постепенно Катрина, в шестнадцать лет отданная отцом в Крейцбергскую обитель привыкала к размеренному образу жизни в монастыре. Нет, со своей участью она не смирилась, но старалась не нарываться на неприятности. А их в монастыре было сколько угодно. Один монастырский ворон чего стоил!
– Кар! – На этот раз ворон положил глаза на четки Катрины.
Птица, что жила в девичьей башне, много лет терроризировала монастырь, воровала цыплят и обожала все блестящее. Четки Катрины ворону сразу понравились, и теперь надо было только улучить момент, когда она зазевается.
– Катрина, – раздался голос Изольды, матушки настоятельницы, – вы приготовили корм цыплятам на ужин?
– Сейчас, матушка! – девушка отвернулась, и ворон, спланировав к оставленным без присмотра четкам, тут же унес их в девичью башню.
Темные тучи над монастырем столкнулись, и окропили молодую монашку дождиком.
– Нет! – девушка бросилась за вороном, но было уже поздно.
«Само небо проливает слезы над моей участью!» - думала Катрина.
Девичья башня, сложенная из отесанных камней в незапамятные времена, была необитаема. Монахини боялись ее панически: там жило привидение монахини, которая повесилась на дубу вблизи монастырских ворот. Ее похоронили как бродяжку, не отпевая. С тех пор появление призрака в монастыре, вне девичьей башни, всегда предвещало беду. А наглый вор ворон, обосновавшийся под крышей, чувствовал себя в полной безопасности!
«Я проворонила матушкины четки! – душа Катрины сжалась в комок. – Теперь меня не просто высекут, а семь шкур спустят! Heu mihi peccatori! (Горе мне, грешной! - лат. )»
Довольный ворон унес добычу под крышу.
«Теперь, чтобы вернуть четки, мне надо зайти туда! А если не войду…» Ложиться под розги матушки Изольды девушке совсем не хотелось. Только на прошлой неделе Катрина помогала держать монашку, уличенную матушкой-настоятельницей в любовной связи с монастырским пони.
(об этом в новелле "Монашка и пони" http://www.proza.ru/2012/07/18/1110)
Расправа была очень жестокой. Молодую женщину заставили догола раздеться и лечь на скамью. Катрине видела, что распластанное тело мелко вздрагивает жесточайшей порки, от шелеста разрезаемого прутом воздуха, и хлестких обжигающих ударов. Матушка Изольда, женщина, в общем, не злобная, держала весь монастырь в строгости, и часто пускала розги в ход, а Катрину ивовые прутья приводили в ужас. А тут еще провинившейся монахине надо было покаяться!
Мертвенно-серыми губами приговоренная шептала покаянные молитвы: «Gloria» и «Confiteor» [«Слава» и «Каюсь» – католические молитвы – прим. переводчика]. Они повторялись монашками перед поркой несколько раз, ибо так матушка Изольда добивалась очищения душ кающихся ото всех грехов.
Она провозглашала «Gloria», и монашки подхватывали: «Gloria in excelsis Deo» [«Слава в вышних Богу!»]. В этот момент Катрине показалось, что небеса разверзаются над покаянной скамьей, и душа приговоренной устремляется к Богу. «И мне предстоит то же самое! – Слезы потекли из глаз юной монахини. – И какой черт послал этого ворона?»
То, что порка в монастыре не имеет ничего общего с тем, что вытворяли с девочками в школе монахи-учителя, Катрина поняла сразу. Вместо тоненьких прутиков, связанных в пучок, оставляющих болезненные, но быстро проходящие следы, в монастыре использовались длинные ивовые прутья толщиной в мизинец, заранее вымоченные в соленой воде. Тут придерживанием за спину или зажатием головы между ног не обойтись. Приговоренную к покаянию или привязывали, или крепко держали помощницы. Катрине пришлось сесть провинившейся на ноги, а Линда села на голову. Матушка-настоятельница произнесла короткую речь, обвинив монашку не столько в грехе, сколько в том, что развращенный пони теперь не смотрит на кобылок, и от этого монастырю прямой убыток: жеребята не будут рождаться, и призвала всех помолиться.
«Из нее сейчас выбьют грешную душу! » – подумала Катрина, с шипением втягивая в себя воздух. Пятки приговоренной уперлись прямо в промежность Катрине.
От первого удара монашка застонала, а на теле вспухла и тут же опала красная полоса.
Монашки читали молитвы, а матушка Изольда нанесла второй удар, в дюйме от предыдущего, и еще один, чуть ниже ягодиц. От щелчка кончика прута на нежном теле показалась кровь, а монашка отчаянно взвизгнула.
«Боже, нет ничего унизительнее публичного наказания, – подумала Катрина, – хуже будет, только если прутья возьмет мужчина! А за утерю четок матушка вполне может пригласить и отца Джона!»
- Fidei ac disciplinae! (Вера и дисциплина! – лат.) – Обратилась Матушка к сестрам.
Порка была суровой. Монашка подпрыгивала, выгибалась дугой и пяткой давила в промежность Катрине так, что девушка умудрилась испытать к концу порки prohibitum voluptatem (запретное удовольствие – лат.)* : горячая волна была такой силы, что она еле усидела на ногах кающейся грешницы. Краем глаза она видела, что Линда, зажавшая между своих ног голову провинившейся, чувствует то же самое.
Вскоре иссеченная грешница настолько обессилена, что не могла даже кричать, из нее вырывался лишь слабый хриплый стон, и тогда матушка Изольда милостиво прекратила наказание.
Измученную монашку унесли на рогоже в келью. Сил самой встать со скамейки у нее не было. Линда пошла отпаивать несчастную пивом, а заодно и изнасиловала. Катрина вспомнила, что в ее родовом замке появлялся призрак дедушки Максимилиана. Но его появление не предвещало беды и к нему привыкли почти все. Особенно дедушка любил смущать раздевающихся на ночь молоденьких девушек и влюбленные парочки, ищущие уединения в укромных уголках. А тут надо было заглянуть в гости к привидению, которое приносило несчастье всем, кто его видел!
Неудивительно, что страх перед розгами матушки-настоятельницы был у Катрины так велик, что пересилил страх перед призраком.
«Utrum illud voluntas (Будь, что будет! – лат.)» – Катрина решилась войти в девичью башню.
- Forgive me, a ghost! (Прости меня, призрак! – старо англ.) Дверь в башню была не заперта, так как никто из монахинь и так не решался туда войти. Заржавленные петли ужасно скрипели, пропуская монашку.
Внутри старой башни было безмолвно, лишь звук шагов Катрины отзывался в ее ушах глухим эхом. Нельзя описать словами то ужасное положение, в котором очутилась несчастная Катрина. На чердак вела изношенная временем дубовая лестница, шатавшаяся и скрипевшая при каждом шаге. Узкие стрельчатые окна почти не пропускали света.
– Dominus, dimitte me, peccatorem! (Господи, прости меня, грешную! - лат.) – она с трепетом вступила на первую ступеньку.
Колени монахини дрожали. На лестнице стояла такая плотная мгла, что, казалось, нечем дышать, но Катрина переступала с великой осторожностью, вытянув вперед руки, и вскоре ее пальцы уперлись в стену, а нога наткнулась на ступеньку. «А если гнилые ступени рухнут? – От этой масли Катрина вздрогнула. – И костей не соберу!»
Ей вдруг показалось, что чьи-то руки прикоснулись к ее шее. Стена, как она определил на ощупь, была сложена из гладко отесанного камня, лестница, правда, узковатая и крутая, была деревянная с ровными, но очень скрипучими ступенями. Этот ужасный скрип показался девушке громом среди ясного неба. Но тут каркнул ворон, предвещая монахине беду, а в башне появились совсем другие звуки.
– Нет! – раздался незнакомый голос и свист хлыста. – Не надо!
«Прости меня, грешную!» – Катрина крестилась и шептала молитвы, но упорно шла вверх. Ей казалось, что на чердаке кого-то секут, причем насмерть! Теперь каждый скрип старой ступеньки отдавался в сознании отчаянным визгом и свистом хлыста.
«Я действительно это слышу, или мне только кажется? – подумала Катрина, пожалев о смелом решении. – А не лучше было бы лечь под розги? Я, и одна в таком безотрадном месте! И матушка не благословила меня на вход в эту башню!» Она мысленно обратилась ко всем святым на небесах с горячей мольбой о помощи и продолжила путь наверх. Молитва придала девушки сил. Казалось, лесенка не кончится никогда.
На верхней ступеньке наваждение кончилось. Звуки истязания прекратились, и Катрина испытала что-то похожее на радость, увидев слабый, мерцающий луч солнца, проникавший сверху, где часть потолка, по-видимому, обвалилась.
Наконец, она вступила под мрачные чердачные своды, откуда до нее донеслись вздох и шаги.
Катрина сделала еще несколько шагов вперед и вдруг увидела женскую фигуру, в монашеском одеянии прислонившуюся к стене.
– Sanctorum! ( Святые угодники! – лат.) – монашка перекрестилась, прошептала «Ave Maria», но призрак и не думал исчезать.
При появлении Катрины привидение посмотрело на перепуганную девушку и сделало шаг навстречу.
– Молодец, не забыла молитвы! Впрочем, я и сама молитвы умела читать!
Внешний вид призрака представлял впечатляющее зрелище. Казалось, это совсем юная девушка, примерно одного возраста с Катриной, на шее несчастной болталась петля, а через монашеское одеяние просвечивался свет. Одежда была изодрана в клочья, а волосы были растрепаны.
– Дитя, родившееся под несчастной звездой! – воскликнуло оно глухим голосом. – Ты пришла за четками? Или для того, чтобы проникнуть в тайны будущего?
Зловещим было лицо призрака, когда он произносил эти слова, и они прозвучали в ушах Катрины, словно похоронный звон.
– Простите, что я нарушила ваш покой! – запинаясь, ответила монашка. – Да, я совершила множество грехов и до того, как попала в монастырь, и успела согрешить и в этих стенах! И ворон украл мои четки!
– Возьми их, глупая девушка! – призрак показал на пропажу, лежавшую на полу.
Бусинки казались мертвенно-холодными. Прижав четки к груди, девушка была не в силах пошевельнуться.
– Смелая монахиня! – произнес призрак. – Живи в монастыре и отсчитывай молитвы! Наивная и глупая девушка! Звезда твоей судьбы сияет ярко. Сегодня же ночью выйти в монастырский двор и посмотри на запад! Это звезда, под которой ты, грешница, родилась. Когда в следующий раз ты увидишь ее, падающую вниз, вспомни о моих словах. Будет в монастыре совершено страшное действо, и вы – та, кто его содеет!
- Я погибну молодой?
- Нет, смерть в юные годы тебе не грозит! Но розги матушки Изольды покажутся тебе нежной лаской! Впрочем, ты можешь спастись, если уговоришь матушку-настоятельницу совершить похоронный обряд и поставить крест на мою могилу!
В этот миг из-за темных облаков, медленно ползущих по тверди, выглянула солнце и пролила мягкий свет на землю. Объятая ужасом Катрина не смогла промолвить в ответ ни слова. Она стояла, словно завороженная.
– Вы думаете, я покончила с собой? – спросил ее призрак. – Ошибаешься! На самом деле я вполне заслужила христианское погребение! Сэр Томас де Брюэн вот в этой самой комнате овладел мною, так, как имеют почтенных горожанок, когда город на три дня отдается на милость захватчикам, а слуги ему помогали. А перед самым концом, схватив меня волосы, заставил меня совершить грех «seminen in ore», что навсегда закрыв мне этим грехом путь в царствие небесное!
«Мне тоже пришлось этот грех пережить, – подумала Катрина, – только насильником оказался мой собственный папа!» (об этом здесь: http://www.proza.ru/2009/09/29/22)
– Сэр Томас де Брюэн был подвержен приступам безумия, – призрак продолжил печальный рассказ. – Я была в его доме пленницей и игрушкой! Дня не проходило без унижений побоев или насилия. Каждый раз мое сердце сжималось от ужаса, когда я он поднимался ко мне в келью! А мой грех оставил меня в этой келье навсегда! Катрина, я полюбила его, и позволяла делать с собой все, что он захочет! Это мой самый страшный грех! Во время очередного приступа он пришел ко мне и на руках понес на крепостную стену. Тщетно я звала на помощь и молила о пощаде:
«Дорогой Томас де Брюэн, это же я, пощади меня!»
Он слышал... но не обращал внимания и ни разу не приостановился, пока не достиг последней ступеньки. Внезапно исступление сошло с его лица, и появился куда более страшный, но более сдержанный взгляд несомненного сумасшедшего.
«Надвигается темная туча, – заявил он, – и, прежде чем вновь засияет это полное светило, ты умрешь!»
Напрасно я просила пощады.
«Какой ужас! – думала Катрина. – И это происходит со мной! Я разговариваю с призраком!»
Голос покойной Хелен терялся в гневных раскатах грома: погода снова испортилась, как и в тот день, когда несчастную Катрину увозили в монастырь:
– Сэр Томас де Брюэн со страшным воплем схватил меня за горло, в то время как я молила о милосердии, – продолжило привидение, – после короткой борьбы глухой хрустнули мои позвонки, а моя душа отправилась в чистилище.
Увидев мое бездыханное тело, рассудок у него прояснился, и по возвращении здравого ума сэр Томас де Брюэн приказал слугам повесить меня на дереве, около монастыря, как самоубийцу, и тем самым обрек мою душу на вечные мучения. Теперь только ты можешь мне помочь! Ни одна монахиня за все эти годы не рискнула подняться на этот чердак!
Темные тучи плыли над горизонтом, а вдали раздавался глухой гром. На западе все еще была видна роковая звезда, ныне сияющая каким-то болезненным светом. В этот миг блеск молнии озарил всю комнату и отбросил краевое мерцание на стеклянные четки, лежащие на полу.
– Подожди, – Катрина набралась смелости, – матушка Изольда рассказывала, что сэр Томас де Брюэн страдал всю оставшуюся жизнь, его законные дети умерли по разным причинам, и он умер, не оставив прямых потомков, но перед смертью усыновил одного из своих незаконнорожденных детей!
– Это был мой и его сын! – уточнил призрак. – И теперь отец Джон, унаследовавший худшие качества сэра Томас де Брюэна, курирует этот монастырь. Проклятие и безумие лежит на нем, так же, как и на всем роде убийцы. А теперь возьми свои четки и уходи! И запомни, сторонись монастырского склепа ради своей же жизни или, что много дороже, своего вечного счастья! Ибо я скажу тебе, Катрина, что лучше было бы, если бы ты вообще не рождалась! Этот мир плохо приспособлен для молодых и красивых девушек, – призрак засмеялся, издавая неземные демонические вопли, в яростном порыве бросился в окно вниз головой, и исчез, не долетев до земли.
Туча между тем продолжала плыть... она достигла луны, та потускнела, потемнела и, в конце концов, скрылась во мраке.
Выходка с четками не прошла для монашки безнаказанно. От розог матушки на этот раз она убереглась, но в течение многих дней душевная лихорадка, полученная от посещения страшной башни, не ослабевала. Ночью она часто начинала бредить и в часы безумия говорила с призраком из девичьей башни.
Постепенно Катрина внешне стала спокойнее, но тем глубже в душу проникало пагубное пламя. Образ призрака с петлей на шее продолжал преследовать Катрину, она металась на своем ложе и взывала к святым, но не о том, чтобы они спасли ее вечную душу!
Линда, бывшая свидетелем мук Катрины, обо всем докладывала матушке и отпаивала подругу пивом. Даже в любовных ласках девушка не находила теперь удовольствия. Микстура аптекаря Авраама тоже не помогла: Катрина выпивала почти все, и на долю Линды просто ничего не оставалось.
- Deus dimitte peccati! (Да простит Господь ее, грешную! - лат. прим. перев)Матушка Изольда была потрясена такими очевидными симптомами душевного расстройства.
– Tempus sana! (Время вылечит! - лат.) – решила она.
Катрина еще не знала, что предсказание призрака о ее несчастной судьбе сбудется!
Продолжение http://www.proza.ru/2012/07/18/607
* Термина оргазм в те времена не знали.
© Copyright: Алекс Новиков 2, 2012
Свидетельство о публикации №212071800605