Группа особого назначения

Сергей Шашков
Начну с небольшой исторической справочки, преамбулы, так сказать. Для лучшей усвояемости материала.

Бескровная революция 1 сентября 1969 года в Ливии, совершенная маленькой группой последователей Насера – «Свободных офицеров» во главе с капитаном-связистом Муаммаром аль-Каддафи, оказалась шоком для Запада и нежданным подарком для Москвы. Однако сказать, что в основе советско-ливийских отношений лежали идеологические постулаты - означает полностью извратить реальность. В своей «Зеленой книге» Лидер Революции четко дал понять, что как капитализм, так и коммунизм есть, по его мнению,  химера и предложил свой путь развития, скромно поименовав его «Третья мировая теория».
Руководство СССР решило, что власть народная там молодая, незрелая, пусть наиграются, а деньги у них есть, и не рубли, а самые настоящие. Опять же, дяде Сэму под дых лишний раз врезать – это ж какое удовольствие!
 
Были срочно подписаны многочисленные договора и соглашения и дело пошло. Вскоре поставки советского оружия в Ливию стремительно превратились из тонкого ручейка в полноводную реку. В тамошних портах не успевали выгружать сотни единиц бронетехники, комплексы ПВО, массу другой боевой техники, имущества и боеприпасов, а на аэродромах – собирать и облетывать истребители и штурмовики, которые доставлялись в разобранном виде. С техникой, вестимо, прибыли советские хабиры – советники и специалисты, и также переводчики, призванные обеспечивать акты коммуникации. За ними потянулись жены, что привнесло в жизнь туарегов и прочих аборигенов невиданный прежде колорит. В обратном направлении, т.е. в многочисленные советские ВУЗы и учебные центры самой читающей на тот момент нации потянулись ливийцы – как мелкими группами, так и целыми бригадами и эскадрильями в полном составе.   

По условиям братского сотрудничества, а точнее, по настоянию заказчика ливийцы, впрочем, как и иракцы, совершили святотатство – они категорически отвергли изучение основ марксизма-ленинизма и материалов очередного исторического пленума ЦК КПСС. Ошарашенные  наиболее рьяные политработники ВС СССР на местах пытались проводить агитационно-пропагандистскую и партийно-политическую работу через так называемый общеобразовательный курс «Советский Союз». Я тогда служил переводчиком арабского языка в Артиллерийской академии им. М.И. Калинина, что в городе трех революций, но картина была аналогичной везде, где учились ливийцы - ежели лекцию об истории и культуре вела преподавательница кафедры русского языка, да еще с вырезом, ливийцы охотно приходили в аудиторию на нее поглазеть. Еще с большим вожделением они  соглашались на выездные экскурсии по местам революционной славы, где можно было невзначай коснуться преподавательницы бедром или даже дланью потной и дрожащей. Но, к явному огорчению обучаемых, пред ними чаще появлялись инструкторы политоделов с толстыми папками руководящих документов, которые начинали всегда одинако: «Товарищи! Всемирно-исторические решения, принятые на съезде коммунистической партии, открывают перед человечеством новые, невиданные перспективы ...». Договорить они, как правило, не успевали, потому как аудитория пустела еще до того, как вслед донесется конец перевода…

Ну а теперь, собственно, про саму историю, участником которой мне довелось быть. В начале 1980-х в Ленинград на ЦАОК (Центральные артиллерийские офицерские курсы) прибыла учиться группа особого назначения из четырех ливийских офицеров, за которой меня и закрепили, срочно прикомандировав из артакадемии. Группу возглавлял полковник Омар Юсеф аль-Аззаби, командующий ракетными войсками всея Джамахирия, в ее составе были также подполковник и два майора, командиры ракетных бригад. В отличие от многих ливийцев, полковник оказался настолько правоверным, что не пил, не курил и заявил – с ним приедет жена и четверо детей, ибо длительность курсов составляла 10 месяцев. В то время в Джамахирии было не более дюжины полковников, включая Каддафи, речь шла о миллиардах долларов, а потому – любой каприз! Все было исполнено быстро и четко – группу разместили на отдельном этаже спецобщежития в питерском районе Гражданка, причем полковнику выделили целое крыло, предварительно отремонтировав и укомплектовав мебелью из «Военторга», цветным телевизором «Радуга» и даже биде.

В течении недели после приезда группы нас проведали маршал артиллерии В. Михалкин и несколько десятков генералов из разных управлений МО и ГШ, после чего я, тогда матерый старший лейтенант на выданье, перестал реагировать на полководцев, имевших на погонах меньше трех вышитых золотом звезд. Генералы не обижались и, напротив, стремились с моей помощью донести свое почтение «братьям по оружию, единым фронтом выступающим против оголтелых вылазок американского империализма». 

Для учебных занятий определили место, про истинное назначение которого никогда не догадалось бы никакое ЦРУ – старинной постройки здание с надписью «Памятник архитектуры XVIII века. Охраняется государством», всего метрах в 300 от Смольного. При царях в здании размещались Ее (Его?) Величества лейб-гвардии конюшни или что-то в этом роде. Архитекторы тогла были знатные, да и работяги строили на совесть – двухэтажное здание выдержало все революции и блокаду с ее артбострелами и авианалетами.  Коней в царской России любили, видимо, беззаветно, а потому и помещения для них соорудили просторные и комфортные. Достаточно сказать, что там легко поместились мобильные пусковые тактических ракетных комплексов «Луна-М» и оперативно-тактических Р-17Э с ракетой 8К14. Помимо пусковых установок, или «пушек» на языке артиллеристов, комплекса Р-17, который теперь все почему-то называют на НАТОвский манер «Скад», там стояли  ТЗМ (транспортно-заряжающие машины) и много чего еще. Напротив здания размещалась оранжерея цветов и разных тропических растений, которая идиллически довершала маскировочные свойства объекта и была призвана, очевидно, душистым запахом ирисов перебить характерный аромат тосола и машинного масла, который пробивался наружу при каждом открытии входной двери.

Преподавателем в группе был полковник Владимир Иванович Сазонов – потомственный артиллерист с лицом и манерами, которые олицетворяли породистость в лучшем смысле этого слова. В нем было что-то львиное, и это на уровне экстрасенсорики передавалось всем окружающим. Его отец, дед и прадед были генералами от артиллерии, Владимир Иванович также вполне заслуженно мог им стать, но не стал, и вот почему. Как гласит легенда, в бытность командиром отдельной ракетной бригады в ЦГВ (Чехословакия) нерадивый водитель умудрился на марше свалить в глубокий овраг «пушку» с боевой ракетой в ядерном снаряжении. Ракета, вестимо, не взорвалась, да и не могла взорваться благодаря продуманной системе безопасности, включающей, среди прочего, и «защиту от дураков». Про ЧП прознали чехи и подняли дикий гвалт, после чего последовали кары – командира бригады отправили преподавателем на ЦАОК.

Дело ракетное п-к Сазонов, надо отметить, знал досконально, ибо начинал службу еще в одном из первых самоходных дивизионов ОТР на гусеничном ходу в начале 60-х. Он являлся свидетелем и непосредственным участником становления ракетных войск СВ ВС СССР и знал невероятное количество историй. Однажды его дивизион подняли ночью по тревоге и загнали маршем в незнакомый район с задачей произвести пуск.  Комиссии ГШ, решившей внезапно проверить боеготовность, потом было о чем поразмыслить – для начала выяснилось, что выдвигающаяся маршем ракетная техника на гусеничной базе без обрезиненных опорных катков грохот издавала такой, что проснулись жители трех соседних областей, а некоторые прильнувшие к наушникам акустики, несшие боевую службу на подводных лодках в Атлантике, и вовсе оглохли. Колонна вышла в район, расчеты развернулись, привязались к местности, всего за три часа подготовили ракету к пуску и стрельнули.  Ракета полетела, но с погрешностью 180 градусов, то есть точно в другую сторону. Упала, на счастье, в глухом лесу. После этого случая в НАТО еще долго с ужасом вспоминали дрожащие чашки с кофе на столах в заглубленных КП, удаленных станциях сейсмоконтроля и докладах баллистиков о полете советской ракеты «не там и не туда».

Полковник Сазонов был не только профессионалом -  он был офицером и человеком с большой буквы, что отнюдь не менее важно. Более того – он оказался отличным дипломатом и работать с ним было удовольствием. Необходимо отметить, что ливийцы очень специфический народ и дело иметь с ними тяжело, однако даже эти заносчивые и переполненные гордыней люди осознали – перед ними непререкаемый авторитет. Тем не менее, без сложностей не обошлось.

Полковник Омар стал настойчиво требовать рассмотреть методику расчета вероятности поражения крупной надводной маневрирующей цели. В курсе подготовки такая тема не значилась, а потому Владимир Иванович поначалу без труда отбивался и продолжал занятия по плану. Ситуация вокруг Джамахирии складывалась тогда очень непростая: ливийцы объявили залив Сирт внутренними водами, США это не только не признали, но откровенно намекнули, что не сегодня-завтра надерут задницы и вошли в залив силами ударной группы во главе с атомным авианосцем. Ливия послала несколько истребителей на разведку, два из которых были сбиты. Вопрос задавался все чаще и однажды полковник Омар прямо изложил поставленную задачу: «Нужно утопить авианосец американский, что постоянно пасется в наших территориальных водах. Надоели».

Ливийцы были настроены решительно и стали прорабатывать вопрос нанесения массированного ракетного удара по авианосной группе ВМС США, и группа прибыла именно за ответом на вопрос как это лучше сделать.. В то время в составе ВС Джамахирии было больше ракетных бригад ОТР, чем во всех странах Варшавского Договора, вместе взятых, за исключением Советской Армии. Девять ракетных бригад по 9 пусковых – это серьезно. Теоретически они могли одновременно запустить 81 ракету с боевой частью около 250 кг на дальность до 300 км. Четко и аргументированно, а потому успешно полковник Сазонов доказывал, что утопить авианосец ВМС США ливийцам не удастся, а вот поставить мир на грань третьей мировой – очень даже запросто. Правда, на это ушел не один месяц…

Курсы уже подходили к концу, когда у командующего ливийскими ракетными войсками появился, помимо ВМС США, новый личный враг. С самого начала дорогим в прямом смысле гостям выделили служебную черную «Волгу» ГАЗ-24. Машина была из «гостевых», то бишь обычно использовалась для транспортировки разных высокопоставленных проверяющих из Москвы, которые сегодня здесь, а завтра уехали. Водители не ней также менялись довольно часто, и вот с очередным и возникли проблемы. Им оказался дембель, который, узнав, что возить предстоит каких-то арабов, не говорящих по-русски, к тому же главный среди них - «всего лишь полковник», вовсе оборзел.

В то утро я стоял на улице у входа и курил, Владимир Иванович был уже наверху в учебном классе. На часах – начало десятого, но ливийцев нет. Когда рядом остановилась «Волга», полковник Омар, отличавшийся невиданным для ливийцев самообладанием, всем своим видом излучал крайнюю степень раздражения. Оказалось, водитель опоздал и заставил себя ждать!   

Медленно цедя слова, командующий попросил меня навести порядок. При взгляде на удалявшуюся машину его рука стала машинально шарить по правой части поясного ремня, где обычно расположена кобура. Пришлось срочно связаться с начальником ЦАОК генерал-лейтенантом артиллерии Сапожниковым, он выслушал меня, не перебивая, и сказал лишь одну фразу: «Передай полковнику – усе буде хоккей». На следующее утро машина сверкала надраенным лаком и прибыла на место за полчаса до требуемого времени – дембелю было доходчиво разъяснено, что еще одно нарекание – и он уедет домой с последней партией своего призыва. Большего наказания для увольняемых в запас не существовало!

Машина доставляла ливийцев утром, а вечером забирала. Обычно занятия заканчивались в 17.00, к этому времени машина обычно уже стояла у входа. Однако в тот день ее не было ни в 17.10, ни в 17.15… Представьте картину: четыре ливийца - колоритных персонажа с редкостным для промозглого Питера средиземноморским загаром в военных френчах британского покроя из изумительной шерсти, со стэками под мышкой и портфелями крокодиловой кожи, с рядами разноцветных орденских планок на ракетно-артиллерийских грудях, в черных беретах с золотым «Ливийским орлом», немногим уступающим по размерам Кремлевским звездам. При этом двое курят толстенные кубинские сигары, а двое поглядывают на эксклюзивные «Ролексы» с портретом автора Третьей Мировой Теории и начинают тихо бормотать что-то типа «да разрушит Аллах их жилища...». И рядом я – высокий худой старший дейтенант Советской Армии, мечтающий о холодном пиве….   

В описываемое время ленинградской партийной организацией руководил член Политбюро ЦК КПСС товарищ Г. В. Романова. Он имел обыкновение ездить на переднем сидении лимузина и без особой помпы – только машина сопровождения с ребятами из КГБ, движение не перекрывалось, да и пробок в то время не было как таковых. Случилось так, что он выехал из «Смольного» как раз тогда, когда терпение командования ракетными войсками Ливийской Джамахирии было на исходе. Когда «членовоз» поравнялся с режимным объектом, ему наперерез с визгом влетела «Волга» с военными номерами и заволокла дымом тормозов.

Водитель Г. В. Романова был профи и лимузин помчался дальше, даже не вильнув. Следовавшая следом «Волга» охраны присела, пыхнула черным дымком и рванула следом. Все это происходило буквально в 10 метрах, и мне запомнились спокойные и внимательные голубые глаза товарища Г. В. Романова и взгляд человека из «Волги» сопровождения - по последнему чувствовалось, что он очень сожалеет, что не может немедленно выйти и с пристрастием «уточнить некоторые детали».

Тем временем пришло время удивиться ливийцам - из рассеявшегося дыма возник наш дембель - в парадной форме! На белом ремне сверкала изогнутая пряжка, сапоги в гармошку, а на груди его было такое количество разного рода знаков мастерства, отличия, славы и воинской доблести, что сам полковник Каддафи, увидев этого воина, обзавидовался бы. Дембель торжественно распахнул дверь и, широко улыбаясь, радостно гаркнул: «Битте! Сорри!». Пока ливийцы пытались свыкнуться с новыми реалиями, я произнес перед дембелем речь. После нее он заверил, что все осознал, раскаялся и почти расстрогал меня, заявив: «Я больше не буду!».