Подарок для нежно любимых мною Ариэль Рэбл и Алины Хенесси
Я забрел в эту итальянскую закусочную как - то случайно, помнится, катаясь на трамвае и вспоминая ночную течку Моны, залившей своей терпкой и липкой влагой не только нашу постель, но и рыжебородого паралитика, живущего этажом сверху, по ассоциации, что ли, но мне так захотелось ссать, что я спрыгнул между Пятой и Восточной Сорок Восьмой и помчал в ближайшую подворотню и вот там - то и обнаружил обшарпанную вывеску, гласившую всем шныряющим между жестяными мусорными баками крысам и здоровущим - с кулак ! - мексиканским тараканам, что какой - то дядюшка Юлиус готов преподнести вторую бесплатную выпивку, если вы закажете Арахисы с большой буквы после первого стаканчика текилы. Не скрою, я заинтересовался. Поссав, вывернул карманы в тщетных поисках хотя бы дайма, разумеется, ничего не нашел и уже было пошел обратно к трамвайным рельсам, как вдруг в подворотню ввалился бледный и вытянутый продольно, словно свежевыдавленный угорь с носа девочки - подростка, тип, надрывно кашлявший дискантом. Он тут же и рухнул возле баков, повозился немного и захрапел, пуская блаженную тягучую слюну на несформировавшийся эволюционно подбородок. Я рассматривал его, думая об Арахисах с большой буквы, а потом быстренько обшарил карманы павшего, вытащил смятый доллар, не веря своим глазам проверил на просвет, все правильно, вот они, маленькие серенькие линии, как говорил Карлос, успевший поработать во время Тихоокеанской войны в Федеральном резерве, они туда, в бумажную массу, то есть, бросали с размаху каракатиц, вот их шкурки и пятнали зеленоватую бумагу серыми оттенками, попутно внедряя водяные знаки. На этом месте Карлос хохотал и бил, что есть силы свою подругу кулаком по спине. Сюзи взрывалась и они сцеплялись, шипя, как рассерженные кошки, а мы с Моной убегали, так и не узнав продолжения истории про каракатиц. Ограбленный мною тип неожиданно открыл глаза, неприятно блеснувшие гнойным цветом в полутьме переулка, что - то захрипел и я, настороженно оглядываясь и пригибаясь к засранной земле подворотни, сноровисто выколол ему глаза подобранной острой щепочкой.
- На, сука !
Я наступил ему ботинком на горло и слушал хрипы, давил все сильнее, добираясь до кадыка, пока хруст не возвестил мне : " Кончено ". Что ж, ты сам напросился, парень, это Нью - Йорк. Вытерев ботинок о его пиджак, я нырнул вниз по ступенькам и оказался в прокуренном помещении самой обычной итальянской забегаловки, каких тысячи в Бруклине или на той стороне, все они одинаковы : красно - белая клетка скатертей, ветхих от стирок, масляные рожи официантов, небритые завсегдатаи, смуглый пузатый хозяин, время от времени выглядывающий из своей каморки, гримасничая и что - то нашептывая провожающий к выходу подтянутых парней в спортивных пиджаках и двухцветных туфлях, придерживающих локтями оттопыривающиеся " сорок пятыми " подмышки, раздолбанная пианола, за которой неизменно сидит мудак с кольцом на мизинце и гладко причесанной головой огурцом, шпилит " Вдоль по Джорджии ", отхлебывая имбирное пиво из грязного стакана, пока не придет его приятельница, растрепанная бабища неопределенного возраста с бородавкой на щеке.
Я сел за дальний столик и высокомерно забарабанил пальцами по никогда не мытой столешнице. Что за Арахисы с большой буквы ? Ко мне метнулся официант и когда я потребовал текилы и Арахисов, зашатался и побледнел, беспомощно озирая тут же смолкнувших посетителей. Они гудели, будто пчелы, только что, шуршали и суетились за столиками, отмечая лошадей на последней странице газеты, спорили о шансах Демпси, похвалялись серебряными шандалами, утащенными из дома мисс Хузи, в общем, как всегда и бывает в таких притонах, некий белый шум, словно отдаленное гудение генераторов или трансформаторов, не знаю, как называется эта чугунная машинерия, втиснутая пыльными шкафами в боковые туннели метро, где я однажды заночевал, возвращаясь с гарвардской вечеринки Чинаски, упоившего профессуру денатуратом и мескалем. Официант наконец кивнул и побежал к хозяину, вышедшему из - за стойки неопрятным передником и галстуком в горошек. Уверен, ублюдок держит под прилавком обрез двустволки. Просто убежден, что буквально на днях он пристрелил из него какого - нибудь загулявшего клерка, вытащил труп за ноги на набережную и скинул в Ист - Ривер. Долго стоял, курил, насвистывая из Марлен Дитрих, долбанный нацист - макаронник, а потом вернулся в закусочную и включил радио.
- Вы требуете Арахисов ? - вибрирующим голосом спросил хозяин, видимо, тот самый дядюшка Юлиус, о котором говорила безвкусно намалеванная вывеска. - Вы, наверное, Большой Белый Гриб ? - непонятно поинтересовался он. - Поэт, влюбленный в девушку с грудями, будто груши или ручки от дверей ?
Я ошеломленно посмотрел на него. Что он несет ?
- Что ж, - осклабясь продолжал хозяин, - ваш выбор. Я приехал сюда из России, - шепеляво говорил он, хотя я и не спрашивал, мне было насрать, откуда он приехал, скорее бы выпить, сжевать чуть соленый орешек, догнать порцию второй и свалить, пока ослепленного мною не обнаружили снаружи, - нас два брата с Арбата и оба горбаты, - я посмотрел на его спину, но никакого горба не обнаружил, - знаю, - не дожидаясь вопроса сказал он, отряхивая передник заросшей диким волосом рукой, - что нету горба, но то - то и оно - то, что по брачному контракту я на прошлой неделе отдал горб жене, теперь она будет его носить три недели и два часа ровно. Так вам, значит, Арахисов ? - угрожающе протянул он и вернулся за стойку. Снял трубку телефона, черной пластмассовой коробкой стоящего на стойке, что - то буркнул и отвернулся, швырком бросив трубку на звякнувшие истошно рычажки.
Сзади раздался шорох. Я повернул голову и увидел, как из чулана выходят гуськом Арахисы, маленькие, сутулые, в грязновато - серых шкурках ...
- На этом месте он всегда обрывал свой рассказ, - хихикнула Анаис, потрепав внимательно слушавшую Диту по щеке. - Я до сих пор не понимаю, зачем вообще он рассказывал мне это.
Дита фон Тиз важно качнула головой и ничего не ответила.