3. Основа спокойствия
На следующей встрече Старик попросил меня максимально точно описать мои тренировки с погружением в дремоту. Сам он сегодня не проронил почти ни слова, чем несказанно меня удивил — не помню, чтобы такое когда-либо случалось.
Я пытался говорить, но в кабинете было необычайно шумно. Окно открытое настежь впустило в комнатушку рокот проезжающих машин, крики ребятни и музыку из соседних домов. Мне требовались значительные усилия, чтобы говорить ясно и коротко (как рекомендовал мне Старик), не отвлекаясь на эту причудливую мешанину звуков.
Я продолжил рассуждать о своем состоянии во время засыпания, стараясь описывать его как можно лучше, но вдруг учитель внезапно меня прервал.
— Не пойдет. — сказал он резко. — Видимо, ты все еще слишком напряжен. Придется нам отвлечься на время от четвертого контроля и вернуться к работе с телом.
Затем он без перерыва проговорил битый час, рассказывая о том, что называлось «Основой спокойствия». Выслушав его со всем вниманием, несмотря на царивший в кабинете гам, я отправился домой и уже на следующее утро - в институт можно было не ездить — стал экспериментировать.
***
Сидя на стуле у себя дома, я обратил внимание на мысленный поток и обнаружил в нем словно ось напряжения. Мягко — без сильного желания — я представил как голова расслабляется. Затем переключился на лицо и отпустил сопротивление, которое в нем обнаружил. Вместе с этим я выпрямил позвоночник и сложил руки лодочкой перед собой, тем самым расслабив и их. Я создавал «основу спокойствия» — как выразился бы Старик.
В течение жизни человек привыкает испытывать негативные эмоции по малейшему пустяку. Почти никто не задумывается о том, что они редко бывают полезны. Напротив, большинство из них, являясь неправильным использованием инстинкта самосохранения, медленно и незаметно съедают человека изнутри. Спустя годы из-за такой «эмоциональной жизни» возникают вредные, устойчивые шаблоны реагирования. Эти шаблоны приучают людей чувствовать одно и тоже в разных ситуациях, в разных местах и в разном обществе У одних доминируют: раздражительность, агрессия, злость. У других: слабость, апатия или грусть. Человек скатывается в старые, давно отработанные схемы. Ум, подстраиваясь под эти привычки, тоже думает строго ограниченно, в основном негативные мысли. Мысли в свою очередь вместо того, чтобы указать на ошибочность такого мышления, напротив — будто всеми силами поддерживают привычный, хоть и разрушительный образ жизни. «Основа спокойствия» призвана помочь человеку эти шаблоны сломать. Вместо того, чтобы по обыкновению ходить с напряжением, пригодным лишь для недовольств и раздражений, человек создает другие телесные привычки. Предположим, он стал невольным участником каких-то, весьма неприятных событий. Будучи напряженным, он отреагирует неадекватно и преувеличенно. Его эмоции будут более взрывными и опустошающими. Он потеряет хладнокровие и рассудительность и вряд ли будет действовать согласно ситуации. Если же происшествие застанет его глубоко спокойным и в меру расслабленным, все пройдет намного легче, с наименьшими затратами сил. Спокойствие создает нечто вроде защитного барьера от негативных эмоций, попадая в который, они слабеют, либо вовсе распадаются на отдельные телесные ощущения. «Основа» формируется день за днем с помощью непрерывного, насколько это возможно, ощущения своего тела, особенно области лица и глаз — ведь в них достаточно долго сохраняются мимические зажимы.
С самого утра я настойчиво напоминал себе о том, что решил сохранять тело расслабленным. По несколько раз в минуту я скользил вниманием по поверхности лица, груди и спины, рук и ног, отпуская все напряжения, что позволяли себя отпустить. Если же я встречался с чем-то, что никак не расслаблялось, я без малейшего сожаления двигался дальше и уже позже — через час или два — замечал, что под воздействием общего телесного успокоения, те напряжения сами собой исчезали. Конечно, я делал это совмещая с повседневными делами. Я ходил, ел, разговаривал, читал книги или учебники, мыл руки или посуду, стараясь всегда и везде расслаблять излишние напряжения мышц.
Спустя пару недель ежедневных упражнений моя «основа» заявила о себе. Я просто сидел на стуле, а тело нежилось в приятной истоме. В таком состоянии любые идеи и образы усваивались намного лучше. Понимание возрастало, а невнимательности, наоборот — становилось все меньше.
***
Когда мы встретились со Стариком через три недели, он поднял указательный палец и заговорил, не быстро и не медленно. В своем особом, среднем темпе.
— Запомни! Главная причина потери осознания — «ложная» личность. Ты вечно печешься о себе. Заботишься с утра до вечера о том: как выглядишь; что о тебе думают другие; насколько хорошо звучит твой голос; какую одежду надеть, чтобы понравиться и о всякой прочей ерунде. Где ты находишься, когда это происходит? — спросил он и даже не собирался ждать ответа. — Да, где угодно, только не «здесь». — сказав это, он обвел руками свой, не очень-то просторный кабинет.
Стоило Старику произнести слово: «Здесь» как я будто магическим образом осознал себя. Ощутил тело, о котором лишь недавно забыл. Почувствовал, что сижу на твердом, но все же удобном стуле. Увидел, что ветви дерева как обычно царапают окно своими костистыми пальцами. Почувствовал как из окна резкими порывами к нам врывается осень. «Я нахожусь здесь с одним из самых удивительных людей». - возникло в уме.
Старик громко хлопнул в ладоши и тем самым вывел меня из нового провала сознания.
— О том я и говорю - сперва ты вроде осознавал себя, но потом настолько разошелся, что смотрю — уже затерялся в нахлынувших чувствах. Четвертый контроль — это еще и знание об отвлечениях, которые изо дня в день вводят тебя в «сон». — сказал учитель и сложил руки на стол.
— То, чем ты занимался, изучая второй поток мышления — это так. — не договорил он, состроив кислую мину. — Настоящая работа начинается с обнаружения главного препятствия. Соответственно и главного отвлечения. Что обычно отвлекает современного лодыря? — намекая на меня, спросил Старик — То, что вызывает наибольший интерес. Что-то очень важное. Либо то, что доставляет удовольствие. Точнее то, что доставляло удовольствие раньше. Ведь ты всегда ищешь его там, где уже находил. — Старик пристально посмотрел на меня.
Я знал, что подобным образом он проверяет, осознан ли я сейчас.
Убедившись, что все в порядке, он продолжил:
— Нужно проследить, о чем твои мысли говорят чаще всего. Наблюдай за ними не за тем, чтобы остановить, а чтобы выяснить их основную тему. Разберись на чем ты повернут больше всего. Когда выяснишь, сведи деятельность, о которой постоянно думаешь к минимуму . Понял? — сказал Старик и наверное, впервые за последнее время стал ждать моего ответа.
— Следить за мыслями и увидеть вокруг чего они крутятся чаще всего. — подводил я итоги. — Когда увижу, перестать делать то, о чем постоянно думаю.
— Да уж. — прервал меня Старик. — Звучит совсем не так. Старым, видно, становлюсь. — посмеялся он. — Понимаешь, ты можешь думать о нужных вещах. Поесть, сходить в туалет, поспать и тому подобное. Разве нужно это прекращать? Дело в том, чтобы увидеть нечто избыточное, лишнее. — Учитель прервался и развел руками, словно чего-то не понимает. — Вот не хочу тебе все разжевывать. Хоть убей. Разбирайся сам. Давай лучше в шахматы сыграем.
Недавно учитель предложил поиграть мне в шахматы. Конечно, играли мы не просто так. Он объяснил, что азарт и умственное напряжение, которое возникает в момент игры очень хороши для тренировки внимания. В таких случаях человек отвлекается гораздо легче и пропадает надолго — обычно до конца партии. Моей же задачей было — не поддаваться и не терять осознание себя. Пока это удавалось мне из рук вон плохо. К тому же я всегда проигрывал. Всегда. Не знаю, насколько хорошо играл Старик. Но факт, оставался фактом и я, чтобы приобрести какие-то навыки, купил самоучитель по шахматам. Стал изучать какие-то мудреные ходы и комбинации. Но в течение следующей же партии учитель, видимо, заметил, что моя игра изменилась. Он пять раз подряд выигрывал меня намного быстрее. Когда я уже серьезно устал, он отложив шахматы на край стола, проговорил:
— Оставь хоть что-то для импровизации. Ты играешь не для победы, а для тренировки. А еще помни — проигрывая, ты наносишь очередной удар по личности. Она начинает ерепениться и бунтовать. Но если поддашься, грош тебе цена. Думай своей головой.
После этого разговора я забыл про самоучитель и стал играть, разрабатывая свой собственный план. Спустя еще десять-пятнадцать игр я впервые победил. Но даже тогда Старик сказал: «Вот сейчас ты рад. Посмотри внимательно — как сильно ликует твоя личность. А что это значит? То, что ты потерял осознание себя» — проговорил он тогда и щелкнул мне в лоб указательным пальцем.
***
Я со всем рвением принялся за исследование своих мыслей. Меня волновало в основном три вещи: институт, — ведь учился я так себе и постоянно был первым кандидатом на отчисление; девушки — в данный момент у меня никого не было, а сексуальное желание не исчезало ни на день и книги. Я жадно читал все, что касалось психологии, квантовой физики — она меня сильно заинтересовала лишь недавно — и других наук. В общем все, что не входило в мой учебный курс — так уж сложилось, учился я на машиностроительном факультете.
Книги — озарило меня. Вот мое главное препятствие. Куда бы я ни шел, чтобы не делал, я думал о книгах или об идеях, которые в них обнаруживал. Я ни на шутку удивился, ведь книги — не самое плохое занятие. Но в моем случае был явный перебор — даже сидя на паре, я мечтал, как приду домой и продолжу чтение.
Только сейчас я понял — на протяжение последних месяцев я лишь думал, что осознаю себя. На самом же деле я мог ощущать тело и следить за движениями, а тем временем полностью подчинялся автоматическим порывам «ложного я». Найдя свое препятствие, я сразу твердо решил, покончить с ним. Я отслеживал малейшее желание почитать, устранял мысли об этом, убрал все книги в шкаф — до этого они кучей валялись у меня на столе. Первые три дня было трудно, ум словно сошел с ума и подкидывал мысли все настойчивей и в самые неожиданные моменты — то в ванне, то на кухне за едой, то перед сном. Через неделю тяга к книгам пошла на спад. А на десятый день я с ликованием обнаружил, что почти перестал о них думать. Но впоследствии выяснилось, что книги — это не совсем то, о чем говорил Старик — точнее это не все, что от меня требовалось. Далеко не все.