Четвертый контроль. Глава 1. Отсутствие

Евгений Трубицин
1. Отсутствие

Проснувшись, я уставился в потолок. Перед глазами будто назойливая
мошкара мелькали видения из недавнего сна — лица незнакомцев, их
тихий шепот и мой, разгоряченный желанием, крик. Желанием узнать
ответ. Незавершенность, чувство тяжелой потери проникло и в
реальный мир. Я привстал, протер лицо, огляделся вокруг. Внезапный
шум — с гулом пролетел самолет — окончательно вырвал меня из
ночных миражей. Шелест листвы за окном проявил ветер. Словно
неистово сопротивляясь деревьям и кустам, он срывал с них последние
пожелтевшие листочки. К самому окну лениво прислонился мой рабочий
стол. Бледные лучи света нехотя озаряли его лакированную
поверхность и свалку из потертых книг, которая за пару недель
образовалась на нем. С твердым и мягким переплетом; разных, по
большей части еще незнакомых мне авторов. Работы по: когнитивной и
общей психологии, гештальт-терапии, теоретической физике,
физиологии и нейрофизиологии были раскрыты и валялись, заслоняя
друг друга. У учебника высшей математики был оборван край обложки
— а его нужно будет сдавать в библиотеку. Рядом лежала пара
фантастических книг. Их я даже не открывал.

Небрежно откинув одеяло, я свесил ноги с кровати. Тянущая боль в
растянутых мышцах - вчерашняя тренировка была напряженной -
напомнила о себе. Я принялся вставать, когда один из якорей сработал.
Любой подъем или опускание тела я использовал, чтобы вернуть
осознание — вспомнить о себе, обратить внимание на то, где нахожусь и
что в данный момент делаю.

Осознание — интересная тема. Жить, как я
выяснил в результате некоторых необычных событий последних лет,
можно двумя, весьма разными способами. Первый — как все. На
автопилоте, подчиняясь переменчивой личности, ее желаниям и
страхам. Пропуская мимо большую часть впечатлений. Годы летят —
говорят люди живущие так. Иногда они скучают, иногда убивают время.
В их памяти мало что остается. Лишь самые яркие, сильные
переживания. Они не помнят, что ели вчера, с кем и о чем
разговаривали. Бывает и помнят, конечно, но только примерные детали.
Сухие факты. Полдюжины куцых мысленных фраз о целом дне или даже
неделе. Зачастую они не знают, зачем совершают те или иные поступки
и редко ставят какие-либо цели. Их жизнь обыденна и как правило
предсказуема. Они стремятся к наибольшей стабильности, не ведая, что
она в принципе недостижима.

Второй способ — проснуться. Сейчас это удается немногим. Есть книги,
которые с древних временем говорят об этом. Есть учителя, которые
читали эти книги. Они сперва очнулись, но по инерции старой жизни
вновь погрузились если не в сон, то в приятную дремоту. На самом деле
проснуться не так уж и сложно. Сложно — снова не уснуть. Осознание.
Те кто знает, что это такое — заблуждаются и продолжают спать. Те же,
кто постоянно, изо всех сил взращивают его — приближаются к
пониманию. Приближаются, но никогда не заканчивают свой путь. Если
остановился, достиг — значит снова уснул. Мы живем в мире спящих. В
нем у каждого свой любимый, повторяющийся сон. Сон о работе,
карьере или семье, о самосовершенствовании или пробуждении.

***

Охватив все тело вниманием, я медленно зашагал на кухню. Намеренно
фиксируя возникающие напряжения мышц, движения рук и ног. Я
чувствовал как сходится фокус моего сознания, как предметы обретают
четкие контуры, а цвета становятся насыщенней и ярче. Выпив стакан
воды, я вернулся к себе в комнату. Солнце окончательно вырвалось из
под гнета бурых туч и вся квартира преобразилась. Присев на ковер, я
успокоил мысли и установил взгляд неподвижно чуть выше уровня
воображаемого горизонта. Прямо передо мной была деревянная
перегородка стола, но я смотрел сквозь нее, достигая расслабленной
расфокусировки зрения.

Еще вчера я решил выполнить одну особую медитацию - из тех, которые
не раскрывают первому встречному, чтобы он в случае некоторых
несовпадений со своей ведущей личностью не «сошел с ума». Начал я
по традиции, приняв наиболее устойчивую позу и создав в себе
намерение: «сидеть неподвижно как гора». Когда тело стало жестким
будто мраморная статуя, я принялся жонглировать своим вниманием, не
давая сформироваться не единой мысли. Во мне, сменяя друг друга,
начали возникать следующие состояния: сперва тело абсолютно
перестало восприниматься; все мое самоощущение сконцентрировалось
в размытом неопределенном объеме где-то рядом; затем потерялось и
это ощущение; «я», которое до того чувствовалось явно и четко, будто
исчезло, прихватив с собой и память. Переживание, которое сейчас
заполнило все сознание можно описать как вечно-текущее «незнание».
Забылось все — кто я такой и где нахожусь. Также испарилось
понимание, что сейчас я делаю некую медитацию. Осталось лишь то,
что видимо и требовалось, исходя из названия практики —
«пульсирующая пустота». Через какое-то неопределенное количество
времени, пережив весь этот калейдоскоп измененных состояний, я,
кажется, на мгновение отключился — потерял всякое сознание, словно
провалился в глубокий сон.

Очнувшись и встряхнув от неожиданности головой, я растер ладонями
лицо, а затем медленно встал и притянутый солнечными лучами из
сияющего окна, подошел к письменному столу. Окинув взглядом задний
двор, блеклый от слепящего света, я ощутил какую-то непреодолимую
тягу. Будто нечто позади меня настойчиво требовало внимания.
Обернувшись, я с величайшим удивлением увидел самого себя,
сидящего посреди комнаты со скрещенными ногами. На «моем-его»
лице, которое я рассматривал с некоторой настороженностью, играла
блаженная полуулыбка. Когда впервые случается подобное, наверное,
каждый испытывает противоречивые, смешанные чувства: шок и
радость, внутренний трепет от встречи с чудом и непрерывную тревогу,
которая в подобных ситуациях редко проходит. Долго эта
«раздвоенность» не продлилась и вскоре, открыв глаза, я очутился там,
где мне и стоило находиться — на ковре в своей комнате. Дома помимо
меня никого не было. Возникла плотная, звенящая тишина и поселилась
в самом центре моей растерянной головы. После этого, так называемого
«выхода из тела», я видел все иначе. Мир предстал передо мной во
всем своем великолепии — невероятно яркий, ошеломляющий.
Настоящий шедевр руки мастера — чего стоил один контраст света и
тени обострившийся во сто крат. Звуки приобрели некую весомость,
отчетливость, а ощущения от соприкосновения с предметами заиграли
деталями и чувственными оттенками. Наверное, легко понять, почему я
одержимо захотел повторить этот опыт.

Нечто похожее происходило со мной и ранее, во время определенных
практик, выполняемых со Стариком — моим таинственным учителем. Он
предупреждал о таких, особых эффектах данной практики, но тем не
менее все произошедшее оказалось для меня, мягко говоря,
неожиданным.

Весь этот день прошел в радостно-возбужденном состоянии. Ближе к
одиннадцати я быстро уснул, а на следующее утро сразу направился к
Старику. Он был учителем тай-цзи, «лекарем» — и на этом зарабатывал
большие деньги — и еще бог знает кем. Я никогда не слышал, чтобы
кто-то называл его по-другому, даже собственная дочь. Его настоящий
возраст я тоже не знал, выглядел он лет на сорок-пятьдесят. Как я
однажды выяснил — он был уроженцем Казахстана, а при беглом
взгляде смахивал на хитрого торгаша на китайском рынке. Те же
азиатские смеющиеся глаза, легкий акцент. Казалось, он постоянно с
тобой играет, водит за нос и что-то скрывает. В последнее время он
одевался в черный спортивный костюм, без всяких рисунков или
цветных полосок. Волосы тронутые сединой постриг коротко —
классическая канадка. Вел он себя по-разному: иногда говорил тихо,
интеллигентно; а бывало матерился и кричал, изображая гнев.
Когда я прибыл на место, — где в старом трехэтажном здании
располагался спортивный зал и кабинет Старика — меня встретили
закрытые двери и тишина. Видимо ни учеников, ни его помощников не
было. Я бы удивился такому стечению обстоятельств, если бы не
сталкивался с его внезапными исчезновениями гораздо чаще, чем мне
бы того хотелось. Я укутался в воротник своей куртки — ветер будто
взбесился и холодил лицо внезапными порывами — и поехал на
автобусе домой.

За весь следующий месяц я с ним так и не встретился. Тем временем во
мне (после той странной медитации) начало формироваться нечто
новое. Я стал видеть людей по-другому. Интуитивно (не при помощи
обычного восприятия) я ощущал, будто в них что-то «отсутствует». Или
можно сказать: они сами «отсутствуют» в процессе своего привычного,
дневного «бодрствования». Вскоре это ощущение сопровождало меня
повсюду.

Стоит пояснить, что еще в детстве от соприкосновения с разными
необъяснимыми, а порой опасными ситуациями, во мне возникло
«нечто». Когда я, например, шел в школу, то непроизвольно — без
каких-либо усилий или цели - фиксировал, что сейчас я именно «иду».
Когда стоял на остановке, я опять же отчетливо чувствовал самого себя
стоящим на этой остановке. Это состояние, которое я впредь буду
именовать «присутствием», проявлялось то сильнее, то слабее, а
периодически могло и вовсе исчезнуть — тогда я смутно ощущал, что во
мне чего-то недостает. Это так называемое «присутствие» было со мной
как некий фон, как особенная, эмоционально ощущаемая атмосфера
текущего дня. Посредством этой атмосферы я частенько обращал
внимание и на самого себя, на чувство своего существования. Правда,
когда происходило что-то из ряда вон выходящее, да и во многих других
ситуациях, присутствие исчезало. Во время страха или злости, когда я
не высыпался или сильно уставал, когда переедал или занимался
чем-то особо интересным — я слишком погружался в происходящее и
упускал общую картину и самого себя в ней. Честно говоря, в те годы я
не придавал особого значения этому своему «присутствию» —
возможно, поэтому оно и было столь непостоянным. Я считал это
состояние чем-то обычным. Думал, что все живут так. До поры до
времени я не стремился «присутствовать» всегда, пока не произошел
примечательный случай с разборками в столь неподходящем для этого
месте — на территории неработающего детского сада. Тогда я, видимо
из-за сильнейшего всплеска адреналина, испытал на себе ранее
неведомое усиление восприятия, которое сопровождалось глубокой
уверенностью, спокойствием и радостью. Желая повторить это, во
многих смыслах поразительное переживание, я и наткнулся — после
достаточно длительных поисков — на своего будущего учителя —
Старика.

Сейчас во мне, как я начал было рассказывать, произошло некоторое
«прозрение», натолкнувшее на мысль, что другие-то вовсе не
присутствуют, а попросту проживают свою жизнь вечно погруженными
во что-то. Конечно, об этом мне не раз говорил Старик с неизменной
улыбкой на лице. Но теперь я понимал это не только умом, а буквально
физически воспринимал сей факт со всей присущей ему серьезностью.
Можно подумать - какое мне дело, до того, кто и как живет? И верно, с
одной стороны меня абсолютно это не волновало. Но постоянное
«отсутствие» окружающих начало, что называется, «резать глаза».
Весь этот месяц я медитировал утром и вечером, используя упомянутую
ранее технику «пульсирующей пустоты», желая вновь пережить выход
из тела. Но повторить этот удивительный опыт мне так и не удалось.
Два-три раза в неделю я наведывался к кабинету учителя, осматривал
этаж — на котором он находился — и ни с чем возвращался домой.
Ожидание встречи с учителем создавало во мне гнетущее желание,
которое, сколько бы я за ним не наблюдал, не уходило.
Жизнь шла своим чередом, я заканчивал институт и ходил на
преддипломную практику - свободного времени стало в разы больше. По
вечерам я читал разные книги, тренировался и ложился спать. Где-то
спустя месяц после той необычной медитации в один, ничем не
примечательный день в коридоре — где стоял новенький кнопочный
телефон — раздался звонок. Без особого энтузиазма я поднял трубку и
услышал:

— Если есть желание, приходи сегодня. После шести.

Слова затихли и на фоне шума и резких щелчков неприятно зазвенели
короткие гудки. Старик — я легко узнал его по хитрому с небольшим
акцентом голосу - не собирался ждать моего ответа и быстро повесил
трубку.