Тьма… тьма… Она, казалось, затопила всё окружающее пространство, и даже бесцветья здесь не было – только чернота. И в этой черноте склубился страх, не обычный, пусть даже очень сильный испуг, а безумный обессиливающий ужас, расходящийся волнами по телу и проникающий во все поры чьим-то цепким, обшаривающим взглядом. Она знала – чьим… Знала, что не дойти, не выдержать… И всё равно – шла.
Ноги чувствовали твёрдые плиты пола, но Шара ничего не видела вокруг: ни камня под собой, ни стен, ни потолка. Их не было в том мире, воспринимаемом с помощью зрения. Ничего материального, ощутимого, осязаемого – несмотря на то, что снаружи Башня выглядела неприступной и даже более чем реальной.
Реальной настолько, чтобы выстоять в любую осаду, если бы конечно, ка-кому-нибудь безумцу пришла в голову мысль штурмовать Барад-Дур, Бастион Тьмы. Нет, не мощь, а страх был основным его оружием.
Шаг, ещё шаг… вперёд – наверное? – здесь не было направлений, но заблудиться невозможно. Чужая могучая воля вела, словно на поводке, не сорваться: ни случайно, ни намеренно. Никуда не деться от неё. Здесь – уже н;куда, как рыбе – с крючка… Никуда… Н;куда.
Но она знала, куда шла и зачем. Она и не думала срываться, позволив крючку зацепить себя, чтобы невидимая сила была единственной путеводной нитью в мире мрака.
Что-то изменилось… Внезапно Шара каким-то шестым чувством поняла, что если бы могла узреть невидимое, то стояла бы в огромном зале с потолком, уходящим в пустую высь. Чёрные стены колыхались, призрачно-бесплотные, но орчиха знала, что нет материала прочнее, чем тот, из которого высечены стены Обители Мрака. Ни кхазад, ни сухну, ни даже йерри никаким умением или чародейством не смог бы сотворить подобного. Зал пульсировал всеми стенами, казалось, замок живёт и дышит, бьётся в такт с сердцем своего хозяина, тяжкими и полными муки ударами отмеривая вечность.
Здесь объединялись два мира: тварный и призрачный, сменяли друг друга с частотой биения стен и пола. Зал существовал в них обоих, но представлялся по-разному. В одном виделась пустота, абсолютная и чёрная, но скрывающая в себе ужас. В другом – пустота наполнялась смыслом, это была уже не безграничная, а просто очень большая комната. Вероятно, её следовало бы назвать тронным залом, ибо в глубине на возвышении покоилась чернокаменная глыба трона, который…о, ужас – не был пуст!
А потом Шара увидела Его. Не увидела даже, а почувствовала, поняла, что это – Он. И взгляд застыл, прикованный к чёрной фигуре – уплотнению мрака. И, наверное, тогда орчиха впервые поняла то, о чём никогда прежде не задумывалась: легенды бессильны описать такую встречу. Для того чтобы вообразить, необходимо перестать быть телесным существом, перестать думать и видеть так, как они. По найденной в одной из человеческих книг летописи великий воин Исилдур бился с Врагом лицом к лицу и отсёк тому палец с Кольцом… Людская выдумка! Врага они представляют в виде человека – пусть чудовищного, огромного, чёрного – но всё же имеющего материальное тело существа. Руки, способные держать меч; плоть, которую можно ранить… а разве бывает иначе? Бывает…
И то, что видела сейчас Шара, противоречило природе, уму и пониманию. И ещё она знала, что даже если выберется отсюда живой, то никому не сможет рассказать и объяснить того, что открылось ей пред ликом Саурона, Чёрного Властелина Мордора.
Она стояла посреди зала, маленькая и растерянная. Знала, что не спрятать своих мыслей… да это и ни к чему… Читай. А я... я просто открою на нужной странице…
- Хасса, Харт’ан Гортхар! – звонкий голос разорвал тишину просто и бесхитростно. Вздрогнули, сбиваясь с ритма, стены, никогда прежде не слышавшие голоса живого существа. А орчиха глядела прямо на сидящего, приветствуя его почтительным поклоном, как любого вельможу или правителя. Но прежде, чем растаял последний отзвук её собственного голоса, она уже догадалась, что здесь не говорят словами. Он не нуждается в этом…
- Пришла… Ну и чего ты хотела?
Маленькая тощая фигурка в чёрной кожаной рубахе до колен и чёрно-багровом плаще лучника с полустёртым знаком Ока пробирается через болота… Лезет, цепляясь за отвесные скалы… Идёт по выжженной равнине Горгорота…
…ни насмешки, ни ярости, ни любопытства… Презрение…
- Ну и зачем?
Шара поклонилась, не произнеся ни слова.
- Ты – Майя. Разве нужны ответы тому, кто читает в душах?
…Рябь на поверхности…
- Хочешь, чтобы я прочёл сам?
…Кивок..
Чуждый разум запустил щупальца в мозг. Шару охватил страх, точно в наглухо запертой комнате вода подползает к ногам, поднимаясь всё выше… Наверх…скорее наверх. Всплыть… Но не спастись – вверху потолок, а вода заливает всё, заполнят комнату, не оставляя для воздуха места. Страх безнадёжности и отчаянья: последний пузырёк воздуха… их больше нет, потолок сливается с равнодушной водной гладью… И как никуда не деться от воды, заполняющей комнату, так и не ускользнуть, не прикрыть ничего от этого равнодушного обшаривания памяти. Пусть… Листай! ищи умысел, цели и задачи в ворохе бессмысленных лет… Третья Нурненская стрелковая дивизия… сотня Тхаруга, номер бляхи – «28/16-ка-арк»… Можно подумать, что вся эта чушь – и есть настоящая жизнь, что слова могут выразить настоящую суть. Неужели она и сама когда-то так считала? Ах, не там, не там ты ищешь… Смотри же… А я сделаю так, чтобы ты не пропустил ничего, чтобы прочёл всё в нужной последовательности… Как там было? «Шести народов старших кровь вспять повернет кольцо веков, и станут равны пред судьбой Творец, Хранитель и Изгой». От имени шести народов она стояла сейчас здесь, от имени всех тех, чья кровь бежала по жилам, повинуясь ударам перепуганного сердца. Ее собственного… и еще одного, совсем маленького, чье биение еще не слышно было в утробе, но которое уже невольно хранило историю затерянного клана Ледяной Луны, замыкая круг.
Она подставляла свою память под Его ищущий взгляд – ткала видения? Или это делал Он сам, вызывая к жизни созданные и накрепко засевшие в памя-ти образы?…Образы того, что было ещё до рождения тысяч и тысяч ныне жи-вущих, до её собственного появления на свет…
…Долина, озарённая мягким сумеречным светом, ласковым, точно ма-теринские ладони…Серо-жемчужный блеск: туманное свечение вечернего неба, отражённое в реке…Стройные золотистые сосны на всхолмье, лёгкое кружево мостов переброшено через потемневшие воды…Последнее солнце освещает деревянные дома, вырисовывая мельчайшие подробности резьбы ставней, коньков и наличников…Ивы, склонившиеся к воде, листья – узкие и длинные – шелестят с лёгким звоном, точно тончайшие серебряные пластинки и отзывается им далёкий звонкий смех…
…Гэлломэ… Лаан Гэлломэ…Серебристый туман, наполняющий до краёв чашу долины…
– Кто ты?!
…яростная острая боль пронзает мозг… Выдержать.
– Я – твоя память, Гортхауэр…
…Двое. На фоне закатного неба- облака цвета пламени… Двое. Темная высокая фигура: волосы – ночь, за спиной крылья. Перед ним, опустившись на колени – второй, тонкий как свеча и юный как ветер… сияние глаз. И руки со-прикасаются, ладонь-к-ладони…Едва различимый голос, полный тихого счастья:
– Тано…кори’м о анти-этэ…
Улыбка озаряет лицо стоящего…
– Кор-эмэ о анти-этэ…- тихий выдох. Лица не видно, но голос…
Не забыть никогда…
– Учитель… Тано…
– Да, Гортхауэр. Память зовёт тебя…Вспомни!
– Нет. Больно.
…в воздухе тугой спиралью клубится гнев, словно видение напомнило о пережитом бессчётные века назад…
– Больно…Его… больше нет.
…Точно соль – в открытую рану… Рану, которой не зарасти никогда…
Его больше нет…
Они отняли его у меня… Всё что было…
Моя боль – моя месть…
Месть за Тебя…
– Нет, Гортхауэр. В нём не было зла. Твоя месть ему не нужна.
…Молнии во взгляде…
– Меня – нет. Я – Саурон.
Моя месть – моё оружие. Моя сила.
Кольцо станет моим вновь, и Сила возрастёт стократно …
….Кольцо…
Да, конечно! Металл, впитавший Силу и боль потерь… Вещь, чей создатель мечтал лишь об одном – о мести… Тьма Изначальная!
Что же эта проклятая безделушка с тобой сделала, мальчик…
… что ты сделал с собой!
«…ибо оно поработит волю, погасит все желания… Чем сильнее могущество того, в чьи руки попало проклятое Кольцо Врага, тем скорее оно подчинит его себе, сделает своим рабом…» Да! да, тысячу раз прав был Митрандир… Месть не отпустит истерзанную душу до тех пор, пока не исчезнет Кольцо…
Она не сама поняла это: просто вспомнила разговор с Гэндальфом, а теперь ещё и прочла мысли Гортхауэра… нет, Саурона – Гортхауэру не освободиться, пока не сгинет всё созданное его теперешней ипостасью.
– Твоя сила – это не Кольцо, Владыка… - грустно улыбнулась Шара. – Неужели ты и вправду думаешь, что Силу можно заточить в кусок золота, спрятать, потерять или отдать по своей воле? Нет, Гортхауэр… Твоя Сила была с тобой неотлучно все века скорби и боли, не покидая ни на миг… ибо это – любовь к Тано… Но ты обратил её во зло, сделал дружбу клинком, а боль утрат – местью…
…Ведь ты же давно не видел его лица. Злоба, объявшая тебя, не даёт тебе увидеть, как прежде, родные черты. Даже сейчас…
….Кольцо, твоя Сила - обернулась проклятием – для тебя…
…Освободись. Вспомни. Вспомни всё!...
Тьма на троне начала менять очертания, по непроглядной поверхности пробегали волны. Будто сомнение терзало Чёрного Властелина.
Шара напряглась и увидела то, что происходило сейчас за много-много лиг отсюда, за равниной Горгорота – на вершине Роковой Горы…
Расселина полыхала пламенем, клокочущим и ревущим в горных недрах. На скалистом уступе лежат ничком две маленькие, оборванные полуживые фигурки. А тощее, невероятное в своём уродстве существо плясало на краю кратера, безостановочно выкрикивая в охватившем его экстазе одно лишь слово: «Прелесть! Моя прелесть!...»
…В воздетой к небесам когтистой лапе существа пылал окровавленный ободок яростно кипящего золота… «Прелесть!...»
…Падали на каменный пол алые капли…«Прелесть!... Она моя!!!»
…безумная пляска на грани абсолютной власти и бездны небытия…
Но вдруг…
Мир стал виден глазами Горлума, нового Властелина Кольца…
Вот оно, нашлось сокровище! Моё! Только моё…
Земля ушла из-под ног, сменившись предательской пустотой…Зацепиться! Хоть за что-нибудь! Нет! Нельзя, чтобы Прелесть погибла…
Пальцы в отчаянной попытке скользят по отвесным стенкам кратера, но тщетно – ни единой трещинки на отполированном лавой камне…Жар обдаёт жестокой волной, обжигает сворачивающуся кожу…в лёгких не воздух – огонь. Кипящая внизу лава…Боль затопляет всё, каждую клеточку…и уже не крик, а безмолвный стон, последний зов –
Прелесть…
Пре-е-елесть!!!
После огненного кратера чернота зала кажется непроглядной. Щуря ослеплённые вспышкой лавы, поглотившей Горлума, глаза, Шара услышала звук, похожий на вздох… Покачиваясь от навалившейся после напряжения усталости, она прочистила горло…
– Свершилось… - голос зазвучал тускло, но внезапно окреп, наливаясь силой. – Хранитель Кольца исполнил поручение.
Кольца больше нет, ты – свободен!
Ты свободен, Гортхауэр!
Гортхауэр…
Ортхэннэр…
Сгусток тьмы на каменном троне… мантия мрака рассеялась. Перед Шарой стоял Он в своём истинном обличье…
…рождённый в пламени клинок… яростный восторг творения…
Молодое и прекрасное лицо – навеки застывшая скорбь…
Таирэн Ортхэннэр… Ученик, переживший Учителя…
Пол дрожал под ногами, ходил ходуном. От глухих подземных толчков содрогались стены. Глубокая трещина подобно удару гигантского меча, рассекла каменные плиты пола. Грохот гибнущей твердыни стал единственным звуком в застывшем мгновении изломанного пространства…
Шаг вперёд, надежда в широко распахнутой черноте глаз…
– Ты?... Как ты это сделала?
Красноватые искорки тают в глубине орочьих зрачков…Получилось… Пламя бушует, пол встаёт на дыбы… Голос тщетно пытается перекрыть рёв стихии…
- Его не вернуть, Гортхауэр. Вам не суждено встретиться здесь…Но любовь к Учителю – сила твоя! Слышишь?! Эта Сила – твоя…
Посреди круговерти чёрного смерча, ежесекундных обвалов и свистящих в воздухе камней появилась картина - полотно видения:
Далеко, за пределами Сущего… За Вратами Ночи - одинокая фигура во мраке… Склонённая голова, бессильно опущенные руки в оковах.
– Тано!
…И стоящий, точно услышав этот отчаянный зов, медленно поднимает голову. Два серебряных потока седых волос… в их ореоле – лицо…
Страшные застарелые шрамы, избороздившие щёки…Черные провалы на месте глаз…
Прекраснейшее из всех лиц – дорогое лицо Тано…
– Ты свободен, Ортхэннэр… Так как может быть свободен только Ученик в своём желании следовать за Учителем… Он ждёт тебя…
Шаг ввысь, в пустоту – лишь белеют вскинутые вверх руки, протянутые к видению: в отчаянно-исступлённом жесте соприкосновения – ладонь-к-ладони…
Тано!
Я иду к тебе!!!
Кори’м о анти-этэ, Тано…
…И Стоящий-во-Мраке улыбается….