Письмо от Катрины я получил вчера, меньше чем через неделю после того, как мы с отцом вернулись из Лос
Анжелиса. Оно было адресовано в город Вилмингтон штата Делавер, с той поры я переезжал уже дважды. В наши
дни люди так часто переезжают ,что забавно видеть как эти перечёркнутые адреса и чередующиеся наклейки об
изменении адреса выглядят подобно судебным преследованиям. Её письмо было смято и запачкано, один из углов
загнут после почтовой обработки. Я прочёл содержимое и через мгновенье обнаружил себя ,стоящим в гостиной
с телефонной трубкой в руке, уже готовым звонить папе. Затем я в ужасе положил трубку на место. Он был
старым человеком, перенёсшим два инфаркта. Намерен ли я позвонить ему и сказать о письме Катрины сразу же
после нашей поездки в Лос Анжелес ? Поступить так ,значит с большой вероятностью его убить
Поэтому я не позвонил. И у меня не было никого , кому бы я мог рассказать....о чём -то столь сокровенном
как это письмо, это было слишком личным ,чтобы обсуждать с кем-то кроме жены или очень близкого друга.
Но за последние годы я не обзавёлся большим количеством близких друзей, а с моей женой Хелен мы развелись в
1971 году. Сейчас всё наше общение - это обмен Рождественскими открытками: "Как дела? Как работа? Счастливого
Нового Года!"
Всю ночь я просыпался с этой мыслью, с мыслью о письме Катрины. Его содержание могло бы уместиться в
открытке. Там было лишь одно единственное предложение после обращения "Дорогой Ларри". Но предложение может
значить достаточно многое. И может достаточно многое изменить.
Я вспомнил своего папу в самолёте ,когда мы отправлялись на запад от Нью-Йорка, его лицо выглядело
старым и потерянным в резком солнечном свете на высоте шести тысяч метров. Согласно сообщению пилота, мы
только что пролетели над Омахо, и папа сказал "Это много дальше ,чем кажется, Ларри". В его голосе слышалась
тяжёлая грусть ,вызвавшая во мне тревожное чувство, ибо я не находил ей причины. Я осознал эту причину,
только получив письмо Катрины.
Мы выросли в ста тридцати километрах к западу от города Омаха, в небольшом посёлке под названием Хемингфорд
Хом - мой папа, моя мама , моя сестра Катрина и я. Я был двумя годами старше Катрины, которую все звали
Китти (котёнок). Она была красивым ребёнком и стала красивой женщиной - даже в восемь лет, в год того
происшествия в сарае, было понятно ,что её кукурузно шёлковые волосы никогда не потемнеют и что эти глаза
всегда будут тёмными, и по-скандинавски синими. Лишь глянув в эти глаза, мужчина пропадёт. Думаю люди бы
сказали ,что мы росли деревенщиной. У моего папы было сто двадцать гектаров равнинной, богатой земли и он
выращивал кормовую кукурузу и крупный рогатый скот. Мы называли это место "наше имение". В те дни все дороги
кроме межштатовской 80-ой и Небрасковской 96-ой были грунтовыми ,а путешествие в город было целым событием,
которого ждали три дня.
Сейчас я один из лучших в независимой корпорации юристов Америки. Так мне все говорят и справедливости
ради я должен с ними согласиться. Как-то президент одной крупной компании представил меня своему совету
директоров как личного телохранителя. Я ношу дорогие костюмы и ботинки из лучшей кожи. У меня есть три
помощника на полной ставке, и ,если захочу, я могу позвать дюжину других . Но в те дни я ходил по грунтовой
дороге в ,умещавшуюся в одной комнате, школу с книгами перевязанными ремнём через плечо и Катрина шла рядом.
Иногда весной мы шли босиком. Это было ещё до того как посетителей без обуви запретили обслуживать в закусочной
и магазине на рынке.
Потом моя мать умерла - мы с Катриной были в это время в старшей школе Калумбия Сити - а двумя годами
позже мой папа потерял имение и пошёл на работу по продаже тракторов. В этот момент пришёл конец нашей семье,
хотя тогда ещё всё не выглядело столь грустно. Папа втянулся в работу, купил себе право на торговлю и девять
лет назад был продвинут на руководящую должность. За игру в футбольной команде я получил денежную помощь на
учёбу в университете штата Небраска и сумел научиться там чему-то большему, нежели катание мяча по полю.
А Катрина? Ведь именно о ней я хочу сейчас рассказать.
История с сараем произошла в одну из суббот в самом начале Ноября. По правде говоря, я не могу припомнить
в точности какой это был год, но Эйзенхауер всё ещё был президентом. Мама уехала на ярмарку выпечки в Колубия
Сити ,а папа пошёл к ближайшему соседу (это было в десяти километрах от нас),чтобы помочь приятелю починить
сенокосилку. В имении должен был оставаться наёмный работник, но он в тот день так и не появился и меньше чем
через месяц мой папа его выгнал.
Папа оставил мне список дел (некоторые из которых были и для Китти ) и велел нам не играть до тех пор пока
всё не будет выполнено. Но с этими делами мы справились быстро. Был Ноябрь,а к этому времени года горячая пора
уже сходит. В том году мы уже выполняли эту работу. Обычно повторения не требовалось.
Я помню этот день очень ясно. Небо выглядело пасмурным и хотя было ещё не холодно, уже чувствовалось ,что
всё вокруг в ожидании этого холода, в ожидании перехода в состояние инея и мороза, снега и льда. Поля стояли
голыми. Животные стали вялыми и угрюмыми. Казалось , что по дому гуляли маленькие весёлые сквознячки ,которых
раньше никогда не было.
В такие дни единственным подходящим местом был сарай. Он был тёплым , наполненным приятной смесью ароматов
сена, шерсти и навоза, там с таинственным кудахтаньем, воркующими звуками,ласточки взмывали на третий ярус.
Вытянув шею, можно было увидеть белый ноябрьский свет, проникающий сквозь щели крыши и ,пользуясь этим светом,
попытаться написать по буквам своё имя. Это была игра ,которая казалась по-настоящему приятной только в пасмурные
осенние дни.
В сарае была лестница прибитая к верхней поперечной балке третьего яруса, эта лестница шла прямо вниз к
основанию пола. Нам запрещалось взбираться на неё потому как она была старой и шаткой. Папа тысячу раз обещал
маме , что заменит лестницу на более крепкую, но, когда приходило время этим заняться, всегда появлялось какое-то
неотложное дело, ...например помощь соседу с его сенокосилкой. А наемный рабочий просто не работал.
Поднявшись по этой шаткой лестнице (там было ровно сорок три ступени, мы с Китти пересчитывали их так часто,
что знали вточности) вы оказывались на балке, которая была на двадцать метров выше покрытого соломой пола сарая.
И тогда, если пройти вдоль балки около четырёх метров, появлялась дрожь в коленях,скрип суставов в щиколотках,
рот становился сухим с привкусом пороха и вы оказывались над сеновалом. И тогда можно спрыгнуть с балки и упасть
на двадцать метров вниз в ужасном шумном смертельном броске на огромную мягкую кровать пышного сена. От сена
исходит сладкий запах и падаешь в наслаждении от этого запаха возрождённого лета и всё мужество остаётся где-то
позади наверху, где-то посреди пространства , и чувствуешь себя....ну,как должно быть чувствовал себя воскресший
библейский Лазарь. Вы преодолели прыжок и теперь жили лишь для того, чтобы поведать об этом.
Конечно же это было запрещённым развлечением. Если бы нас поймали, мать бы громко вскрикнула ,а отец отходил
бы ремнём несмотря на наш уже достаточно взрослый возраст. Из-за шаткой лестницы, и потому ,что если вдруг случится
так ,что потеряешь равновесие и рухнешь с балки до того как окажешься над над снопом сена, то разобьёшься насмерть,
упав на твёрдые доски пола.
Но искушение было слишком велико. Когда уходят кошки ,то мышки...ну, вы знаете, как это происходит.
Тот день начался как обычно, восхитительное чувство страха, смешанное с ожиданием. Мы стояли у подножия лестницы,
глядя друг на друга. Китти раскраснелась, глаза её были темнее и ярче, чем обычно.
"Ну что слабо?", спросил я.
"Подстрекатели идут первыми", - мгновенно откликнулась Китти.
"Девочек положено пропускать вперёд", - парировал я.
"Но не тогда ,когда это опасно", - ответила она, застенчиво опуская глаза, будто никто не знал ,что она
считалась второй девчонкой -сорванцом в Хемингфорде. Но в этом была она вся. Она бы пошла, но не первой.
"Хорошо", - согласился я - "Я пойду".
В тот год мне было десять, я был тощим как Кощей и весил около сорока килограммов. Китти было восемь и она
была на десять килограммов легче. Эта лестница всегда нас раньше выдерживала,а потому мы считали,что она нас
будет выдерживать вечно , подобная философия часто приводит к проблемам как отдельных людей, так и целые нации.
В тот день я почувствовал это , начиная вибрировать в пыльном пространстве сарая, взбираясь всё выше и выше. Как
всегда примерно на полпути, я обдумывал возможность того ,что со мной случиться, если лестница подо мной вдруг
выскользнет и рухнет вниз. Но я продолжал взбираться, пока не смог обхватить руками балку,подтянуться к верху ,и
взглянуть вниз.
Лицо Китти, поднятое вверх,чтобы наблюдать за моими передвижениями, казалось небольшим белым овалом. В своей
выцветшей клетчатой рубашке и синих джинсах она выглядела как кукла. Надо мной в пыльных пространствах карнизов
мягко ворковали ласточки.
И снова заученно:
"Привет, там внизу!" , - крикнул я, мой голос плыл к ней вниз на пылинках
соломы.
"Привет , там наверху!"
Я встал. Немного покачнулся взад-вперёд. Как всегда, вдруг почудилось, что вокруг идут странные потоки воздуха,
которых не было внизу. Я мог слышать собственное сердцебиение в момент ,когда я начал осторожно двигаться вперёд ,
для равновесия, вытянув руки в стороны. В какой-то момент этой части приключений рядом с моей головой пролетела
ласточка и, отпрянув назад я почти потерял равновесие. Я был в страхе,что это повторится снова.
Но в этот раз всё обошлось. Наконец я стоял над спасительным сеном.Теперь смотреть вниз было не столь страшно
сколь сладостно. Это был момент предвкушения. Затем я шагнул в пустоту,для эффекта зажав мой нос пальцами , и как
это всегда бывало, меня внезапно рванула сила тяжести, жестоко сдёрнув вниз, вынуждая стремительно падать и чувствовать
себя словно кричащим:
О, простите, я ошибся, позвольте мне вернуться обратно!
Затем я врезался в сено, выстрелил в него как снаряд,вдыхая его сладкий и пыльный запах, вздымающийся вокруг меня,
всё ещё падающего вниз, как в тяжёлую воду, медленно приближающегося к покою, таящемуся в сене. Как всегда, я
почувствовал чих ,подступающий к моему носу. И услышал испуганную полевую мышь или может двух мышей , бегущих в более
спокойное место сеновала. И почувствовал, таким странным образом, что я возродился. Я помню как Китти мне однажды
сказала, что после ныряния в сено она почувствовала себя свежей и обновлённой словно ребёнок. Тогда я пожал плечами -
вроде бы понимая ,что она имела в виду, а вроде как и нет - но, когда я получил её письмо, я снова вспомнил эти её слова.
Я выбирался из сена, как бы проплывая сквозь него, пока не смог встать на твёрдый пол сарая.Сено завалилось за край
моих штанов и скатилось вниз за ворот рубашки на спине. Оно было в моих кроссовках и прилипало к моим локтям. Семена
сена в моих волосах? Ещё бы!
К этому времени Китти была уже на полпути подъёма по лестнице,она карабкалась сквозь пыльный луч света и ее золотые
косички подпрыгивали на лопатках. В другие дни этот свет мог быть столь же ярким, как и ее волосы, но в этот день её
косички были вне конкуренции - они были несомненно самыми красочными в сравнении со всем вокруг.
Помнится я думал о том как мне не нравится ,что лестница раскачивается взад и вперёд. Кажется никогда ещё она не
была такой неустойчивой. Но вот Китти уже оказалась на балке, высоко надо мной - теперь я был маленьким, моё лицо было
маленьким белым перевёрнутым овалом, в момент ,когда её голос плыл вниз на летящую солому , взбудораженную моим прыжком:
"Привет там внизу!"
"Привет там наверху!"
Она пробиралась вдоль балки и у меня немного отлегло от сердца, когда я посчитал ,что она уже была в безопасном
месте над сеном. Так случалось каждый раз, хотя она была более грациозной ,чем я ...и более спортивной, если это не
звучит слишком странно в разговоре о своей младшей сестрёнке.
Она стояла , красуясь на носках своих старых с низким верхом кед, простирая перед собой руки. И затем она легко
спорхнула. Это то, чего невозможно забыть, то ,чего нельзя описать. Ладно, я могу описать это...до известной степени.
Но не так, чтобы заставить вас понять, насколько это было красиво, насколько совершенно, одна из немногих вещей в моей
жизни, которая казалась абсолютно настоящей, абсолютно истинной. Нет, я не могу вам это высказать. У меня нет навыка ни
пера ,ни языка.
На какое-то мгновение она казалось повисла в воздухе, как будто её придерживал один из этих мистических сквозняков,
существовавших только на третьем ярусе, яркая ласточка с золотым оперением какой Небраска ещё никогда не видела.
Это была Китти , моя сестра, её руки сцеплены позади неё , её спина изогнулась, и как я любил её в это мгновенье!
Затем она упала, погрузилась в стог, и скрылась из вида. Взрыв соломы и хохота поднялся из ямы,которую
она проделала в сене. Я уже забыл о том насколько шаткой выглядела лестница ,когда на ней находилась Китти и в тот
момент,когда она вышла, уже снова был на пол-пути на верх.
Я тоже решил попробовать легко спорхнуть ласточкой, но страх охватил меня ,как он это делал всегда, и моя ласточка
превратился в пушечное ядро. Думаю я никогда не был уверен,что сено будет на месте, как в это верила Китти. Сколько
длилась эта игра? Трудно сказать. Но я совершил уже десять - двенадцать погружений и видел ,что солнечный свет изменился.
Наши мама с папой уже должны были вернуться,а мы были все покрыты соломой...и это выглядело словно подписанное признание.
Мы договорились прыгнуть ещё по разу каждому.
Поднимаясь первым, я почувствовал ,что лестница подо мной качается и расслышал очень слабый ноющий скрип старых гвоздей
шатающихся в дереве. Тут впервые я действительно сильно испугался. Думаю будь я ближе к низу, я бы спустился и всё бы на
этом закончилось, но ближе была балка и этот путь казался безопаснее. За три ступени от самого верха скрип от растягивающихся
гвоздей стал громче и я внезапно похолодел от ужаса,понимая , что зашёл в своих играх слишком далеко.
Затем сруб балки очутился в моих руках,забрав мой вес у лестницы, и возник холодный неприятный пот , покрывающий
хворостинки сена на моём лбу. Вся прелесть игры исчезла. Я поскорее пробрался к месту над сеном и упал вниз. Даже удовольствие
от приятной части падения исчезло. Спускаясь, я представлял себе, как бы я себя чувствовал, если бы вместо мягкого сена были
твёрдые доски пола сарая, летящие мне на встречу.
Я вышел на середину сарая ,чтобы увидеть Китти, спешащую забраться по лестнице. Я крикнул: "Эй, спускайся вниз! Здесь не безопасно!"
"Лестница выдержит меня!" , - уверенно отозвалась она , - "Я легче тебя!"
"Китти-..."
Но я не успел закончить фразу. Потому ,что в этот момент лестница рухнула. Разлом пошёл от расщепления трещины ,образовавшейся
в прогнившей древесине. Я заорал,а Китти взвизгнула. Она была возле того места, где был я,когда убедился,что слишком долго
испытывал судьбу.
Ступень ,на которой она стояла, проломилась, затем обе стороны лестницы расщепились. На мгновенье лестница, которая полностью
под ней разломалась, выглядела как громоздкое насекомое ( богомол или божия коровка ) ,решившее вдруг уползти.
Затем она опрокинулась, слабым хлопком ударила пол сарая, тем самым подняв пыль и заставив коров взволнованно замычать.
Одна из них брыкнула дверь стойла. Китти издала высокий,пронзительный крик: "Ларри! Ларри! Помоги мне!"
Я знал ,что надо делать, причём понял это сразу. Я был ужасно напуган, но всё же не до такой степени, чтобы потерять рассудок.
Китти находилась надо мной на высоте более двадцати метров , её сине-джинсовые ноги брыкались в разные стороны в пустом пространстве,
сарайные ласточки ворковали над ней. Я конечно испугался. И знаете, я до сих пор не могу смотреть на воздушных акробатов в цирке,
даже по телевизору. У меня возникает слабость в животе.
Но я знал, что надо делать. "Китти!" , - заорал я ей на верх , - "Просто не двигайся! Не двигайся!" Она повиновалась мгновенно.
Она перестала брыкать ногами и повисла ровно, ее маленькие руки сжимали последнюю ступеньку на оборванном конце лестницы, это
напоминало акробата, чья трапеция остановилась.
Теперь я бегал за сеном, хватал двойную охапку, бежала назад и кидал его. Снова возвращался назад. И опять. И опять.
После этого я действительно ничего
не помню, за исключением того, что сено попало мне в нос, я начал чихать и не мог остановиться. Я бегал взад-вперёд, строя стог
сена у подножья лестницы. Это был очень маленький стог. Глядя на него, а затем на Китти, всё ещё висящую над ним, вспоминались
комиксы, где парень прыгает в стакан воды с девяносто метровой высоты.
Взад и вперёд. Взад и вперёд. "Ларри, я больше не могу держаться!". Её голос был высоким и отчаянным. "Китти, ты должна!
Ты должна держаться!" .
Взад и вперёд. Сено за воротником моей рубашки. Взад и вперёд. Стог сена был уже на уровне моего подбородка, но сеновал, в
который мы ныряли, был глубиной в восемь метров. Я подумал, что если она только сломает ноги, то дёшево отделается. И я знал,
что если она совсем промахнётся мимо сена, она погибнет. Взад и вперёд.
"Ларри! Ступенька! Она падает!" Я услышал неуклонный скрежещущий скрип ступеньки , которая выдёргивалась, освобождаясь от её
веса. Её ноги снова начали в панике брыкаться, но если она будет ими так крутить, она точно промахнётся мимо стога.
Я прокричал "Нет!", "Нет! Не делай этого! Просто отпусти руки! Отпусти, Китти!". Потому ,что было уже слишком поздно добавлять
ещё сена. Слишком поздно для чего-либо, кроме слепой надежды.
Через секунду после того как я это сказал , она отпустила руки и упала. Она падала вниз ровно как нож. Мне казалось, что она
падала вечно, ее золотые косички торчали перпендикулярно вверх над головой, глаза закрылись, а лицо было бледным, как фарфор.
Она не кричала. Ее руки были сложены перед губами ладонями друг к другу, как будто она молилась.
И она ударила стог точно по центру. Затем она пошла вниз и скрылась из вида - сено вокруг взлетело словно ударил снаряд -
и я услышал стук её тела, ударившегося о доски. Этот звук , этот громкий удар, вызвал внутри меня смертельный холодок. Это было
слишком громко,уж слишком громко. Но я должен был всё увидеть сам.
Начиная плакать, я бросился к стогу сена и раздвинул его , бросая за собой солому большими охапками. Появилась на свет синевато
джинсовая нога, затем клетчатая рубашка. , , а затем лицо Кити. Лицо было смертельно бледным и её глаза были закрыты. Она была
мертва, я понял это ,когда посмотрел на неё. Мир стал для меня серым, по ноябрьски серым. Единственно ,что было цветным - это её
ярко золотые косички.
А потом тёмно голубые радужные оболочки её глаз в тот момент,когда она их раскрыла.
"Китти?", - Мой голос был хриплым, сиплым, недоверчивым. Я чувствовал сено в своём горле. "Китти?".
"Ларри?" Спросила она в недоумение. "Я жива?"
Я вытащил ее из сена и обнял, а она обвила свои руки вокруг моей шеи и обняла меня в ответ.
"Ты жива", - сказал я. "Ты жива, ты жива".
Она лишь сломала левую лодыжку, ничего более. Когда доктор Педерсон, терапевт из Колумбия Сити, вошёл в сарай с моим отцом и
со мной, он долго смотрел вверх на тени. Последняя ступенька лестницы все еще висела там наискось, болтаясь на одном гвозде.
Как я уже говорил, он долго смотрел. "Чудо", - наконец сказал он моему отцу и затем пренебрежительно пнул сено, которое я положил.
Он прошёл к своему пыльному ДеСото и уехал.
Рука отца упала мне на плечо. "Мы идём в дровяной сарай, Ларри", - сказал он очень спокойным голосом. "Я полагаю ты знаешь,
что за этим последует".
"Да, сэр", - прошептал я.
"После каждого моего удара , Ларри , я хочу, чтобы ты благодарил Бога за то, что твоя сестра осталась в живых".
"Да, сэр".
Потом мы пошли. Он бил меня много раз, так много ,что я потом целую неделю ел стоя, а в течении двух последующих недель -
с диванной подушкой на стуле . И каждый раз, когда он ударял меня своей большой красной мозолистой рукой, я благодарил Бога громким,
громким голосом. На последних двух-трех ударах я был уже уверен, что Бог меня слышит.
Родители позволили мне увидеться с ней перед сном. Я помню, что за её окном был дрозд. Ее полностью забинтованная нога была
подперта доской.
Китти смотрела на меня так долго и с такой любовью, что я почувствовал себя неловко. Затем она сказала: "Сено. Ты положил сено".
"Конечно я положил", - выпалил я , - "Что ещё я мог сделать? Когда лестница сломалась , уже не было возможности подняться наверх".
"Я не знала,что ты делаешь", - сказала она.
"Ты должна была знать. Я был, чёрт возьми,прямо под тобой. "Я не решалась смотреть вниз", - сказала она.
"Я была слишком испугана. Я была всё время с закрытыми глазами. ".
Я изумлённо вытаращился на неё. "Ты не знала? Не знала ,что я делаю?", - Она утвердительно кивнула.
"И когда я сказал тебе отпустить руки ...ты просто сделала это?".
Она кивнула.
"Китти, как ты могла это сделать?".
Она посмотрела на меня своими тёмно голубыми глазами. "Я знала, что ты должен сделать что-то ,чтобы спасти меня", - сказала она.
"Ты мой взрослый брат. Я знала, что ты позаботишься обо мне".
"О, Китти, ты не знаешь как близка ты была от смерти!".
Я закрыл лицо руками. Она села и убрала их. Потом поцеловала меня в щёку. "Нет", - сказала она. "Но я знала,что ты там внизу.
Ладно, я уже сонная. До завтра, Ларри. Доктор Педерсон сказал,что мне наложат гипс".
Она проносила гипс чуть меньше месяца, на нём подписались все её одноклассники. Она даже мне дала его подписать. И когда гипс
сняли, история с сараем закончилась. Мой отец заменил лестницу,ведущую на третий ярус, новой и крепкой, но я никогда больше не
вскарабкивался на балку и не спрыгивал на стог. Насколько я знаю, Китти тоже.
Это был конец той истории, но как-то не совсем ещё конец. Каким-то образом это всё никак не могло закончиться до те пор ,пока
девять дней назад Китти не спрыгнула с верхнего этажа здания страховой компании в Лос Анжелисе. В моём кошельке есть вырезка из
газеты Лос Анжелес Таймс. Полагаю , Я всегда буду носить её с собой, но не так как хранят фотографии людей, которых вы хотите помнить
или театральные билеты на действительно хорошее представление или обрывок программы от игры в финале сезона главной лиги бейсбола.
Я ношу эту вырезку как носят что-то тяжёлое , потому как нести эту тяжесть - ваша обязанность. Заголовок гласил
"ДЕВУШКА ПО ВЫЗОВУ СПОРХНУЛА ЛАСТОЧКОЙ НАВСТРЕЧУ СМЕРТИ".
Мы выросли. Это всё ,что я знаю помимо фактов ,которые ничего не значат. Она собиралась пойти в бизнес институт в Омаха, но летом
после окончания средней школы выиграла конкурс красоты и вышла замуж за одного из судей. Это звучит как дурная шутка, не так ли?
Моя-то Китти!
Пока я учился на юридическом факультете, она развелась и написала мне длинное письмо на десять или даже более страниц, рассказывая
мне как это было, насколько гнусно это было, насколько всё могло быть лучше ,если бы у неё был ребёнок. Она спрашивала не могу ли я
приехать. Но потерять неделю в юридической школе это как потерять семестр в гуманитарном институте. Там ребята шустрые. Это как в тире:
Если вы потеряете из виду маленького механического кролика, он исчезнет навсегда.
Она переехала к Лос Анжелес и снова вышла замуж. Когда они расстались, я уже закончил юридический факультет. Было еще одно письмо,
более короткое, более горькое. Она говорила мне,что никогда не думала застрять в этой карусели. Это было работой по исправлению.
Единственный способ получить латунное кольцо в качестве приза на карусели - свалиться с лошади и проломить череп. Если это и было
ценой бесплатной поездки верхом на карусели,то кому такое нужно? P.S. Ты не мог бы приехать, Ларри?
Это было давно.
Я написал ответное письмо и сказал ,что был бы рад приехать, но не могу. Я попал в фирму,работающую очень напряжённо,причём
наинизшим в их иерархии, выполняющим всю неблагодарную работу. Если мне когда-нибудь и удастся подняться на следующую ступень,то
это должно случиться как раз в этом году. Письмо было длинным и всё оно было о моей карьере.
Я всегда отвечал на все её письма. Но ,знаете,я никогда не мог поверить, что эти письма действительно писала Китти, не больше,
чем я мог поверить ,что сено было на самом деле там...пока оно не прерывало моё падение в конце прыжка и не спасало мне жизнь. Я не
мог поверить ,что моя сестра и побитая жизнью женщина ,подписывающаяся в конце своих писем именем "Китти" ,обведённым в кружочек,
это действительно один и тот же человек. Моей сестрой была та девочка с косичками, все еще безгрудая.
Писать перестала она. Я получал открытки на Рождество и на день рождения и моя жена отвечала на них взаимностью. Затем мы развелись,
я переехал и просто забыл ей об этом сообщить. Потом на следующее Рождество и день рождения, открытки прошли через адрес пересылки.
Ещё первый адрес. И я всё думал: Господи, я должен написать Кити и сказать ей, что я переехал. Но я так никогда этого и не сделал.
Но, как я уже говорил, это факты, которые ничего не значат. Единственное, что имеет значение, это то, что мы выросли, и она бросилась
с этого здания страховой компании, и что Китти была тем человеком, который всегда верил, что там будет стог. Китти была тем, кто сказал:
"Я знала, что ты должен сделать что-то ,чтобы спасти меня". Вот что действительно имеет значение. И ещё письмо от Китти.
В наши дни люди так часто перемещаются ,что забавно видеть как эти перечёркнутые адреса и наклейки об изменении адреса выглядят
подобно судебным преследованиям. Она вывела свой обратный адрес в верхнем левом углу конверта, место, где она проживала, пока не спрыгнула.
Очень красивое жилое здание на Ван-Нуйс. Мы с папой были там, чтобы забрать её вещи. Хозяйка оказалась приятной. Китти ей нравилась.
Письмо было отправлено за две недели до её смерти. Оно бы пришло ко мне задолго до несчастья, если бы не пересылки по адресам переезда.
Наверное она устала ждать.
"Дорогой Ларри,
В последнее время я много думала об этом...,и я решила, что для меня было бы лучше , если бы эта последняя ступенька сломалась, прежде
чем ты бы успел набросать сена.
Твоя,
Китти"
Да, наверное она устала ждать. Я бы предпочел верить в эту версию, чем думать: она решила, что я просто забыл о ней. Я бы не хотел ,
чтобы она так думала, потому как именно это предложение было может единственным ,что заставило бы меня побежать к ней.
Но даже ни в этом причина того ,что я теперь с таким трудом засыпаю. Как только я закрываю глаза и начинаю уплывать в сон, я вижу,
как она прыгает с третьего яруса, у неё большие темно-синие глаза, ее тело выгнуто, её руки сцеплены позади неё.
Она была той, которая всегда знала, что стог будет на месте.