Он ещё раз, уже пятый за сегодняшнее утро, перечитал заключительные строчки любимейшей повести и захлопнул книгу. Да-а-а… Хорошо написано! Что ж вы хотите? Классика! Высший пилотаж! Он погладил заскорузлой ладонью грязную обложку зачитанной старой книжицы с обтрёпанными уголками, на лицевой стороне которой еле просматривались три полустёртые буквы «ВИЙ».
Он был под глубоким впечатлением от прочитанного, как впрочем и все предыдущие разы. Тяжело дышал, не мог успокоиться, прийти в себя, хотя знал эту повесть практически наизусть. Даже мог с точностью сказать, с каких слов начинается любая страница. О как!
Читана книжица была раз пятьдесят целиком и несчётное количество, начиная со случайно открытой страницы. Про отрывок, касающийся заглавного героя повести вообще помолчим, знал он эти скупые полтора десятка строк назубок. Каждый раз он открывал заветную книгу с неимоверным трепетом и замиранием сердца и… окунался в захватывающее чтение удивительной сказки, как наяву представляя нереальную красоту той волшебной ночи, когда всё началось, первую встречу Хомы с красавицей Панночкой… ну, и так далее по тексту…
Незабвенный, многоуважаемый Николай Васильевич был, конечно, неимоверный выдумщик и, как бы помягче выразиться, лгунишка. Но, как, однако, красиво он это делал! В смысле выдумывал и врал. Вот в жисть не поверил бы, ан нет! Николай Васильевич так живёхонько и поэтичненько всё накропал, что просто дух захватывает и глаза сами собой по строчкам бегают, страницы «глотают». Оторваться невозможно!
Он прикрыл заблестевшие от переизбытка чувств глаза и откинулся на спинку плетёного кресла-качалки, где он расположился для утреннего чтения, укрывшись дырявым пыльным пледом классической клетчатой расцветки. Кресло мгновенно дрогнуло и начало совершать ритмичные качательные движения – туда…сюда, туда…сюда… Приятно… Теперь думалось, вспоминалось и анализировалось гораздо легче. Маятниковые движения слегка поскрипывающего кресла успокоили его. Мысли пришли в порядок, потекли плавно, сердце перестало надрывно колошматиться.
Он сам был Вий, уже Шестнадцатый по номерному статусу, который по большому-то счёту ничего не значил в нынешние времена. Ну, Шестнадцатый, что с того? Он перескочил двух предыдущих, Четырнадцатого и Пятнадцатого, Виев как нечего делать. Те придурки хоть и выбрал их выводок всем кагалом, не удосужились даже вид сделать, что они Избранные. Так из придурков и не вышли. Гоняли ночами по людским местам, да народ пугали – то заржут прямо в ухо одинокому прохожему, то за волосы дёрнут ни с того, ни с сего, короче детство в Виевых попах играло, и выходить из него они не собирались. Короче доскакались до импичмента и один и другой. А он внепланово был проголосован кагалом в Избранные с присвоением номерного статуса Вий Шестнадцатый. Ну, и чудненько! Заполучите! Чем он занимался после избрания? Да ни чем! Но кагалу было спокойнее, что у них есть Избранный, душевно им было как-то от этого.
Став Шестнадцатым, Вий надыбал тот самый чердачок в одной из старых-престарых дачек, облюбовал его за полезный хлам, в основном книжный и журнальный. Креселко с пледиком тоже в темку пришлись. Однако, уютненько устроился, да и стал книжки почитывать от нечего делать. Николай Васильевич со своим сказочным Вием случайно под руку попал, и Шестнадцатый, что называется, тоже попал не слабо. Вот читает теперь любимое произведение любимого автора, перечитывает, обдумывает, обмозговывает и… снова читает. Шестнадцатый прекрасно знает, что всё написанное в книжице у Николая Васильевича – обычные сказки. Всё было не так. Вернее всё было совсем не так.
Эта давняя-предавняя история, отдалённо напоминающая гоголевскую, произошла с Вием Пятым. Это его пра-пра-пра-и ещё раз пра… Короче, очень давно. Историю Вия Пятого каждое поколение выводка передавало из уст в уста следующим поколениям Виев и их подданной разношёрстной нечести. Конечно, она, эта история, обрастала какими-то новыми подробностями. Не без этого. Возможно, она сильно исказилась, дойдя до нынешних времён. Кто знает? Не проверишь, какой она была изначально. И всё же эта история была другая…
Итак… книжная история получилась перевёртышем… у Николая Васильевича… у Гоголя… Ну, да… Спать-то как хочется. Это от качки. Вий Шестнадцатый остановил кресло, чтобы не заснуть на таком исключительно интересном моменте, и возобновил аналитические изыскания. Несомненно, Николай Васильевич взял настоящую историю Вия Пятого в качестве канвы, а потом его писательский гений и непревзойденный дар фантаста и сказочника облекли эту историю в необыкновенное произведение, хотя и страшучее, даже для него Вия.
Шестнадцатый потянулся к книжице и отдёрнул руку. Нет, не стоит. Надо ещё заниматься чем-то, кроме чтения одного и того же. Нового-то ничего он не выищет в тексте повести. Хома так и будет бедным бурсаком, вляпавшимся в историю со злобной колдуньей, которая периодически придурялась девицей-красавицей Панночкой. Сама же Панночка – исчадье ада, которая спит в своём гробе и только и мечтает, как бы Хому погубить. Осерчамши она на него за побои нещадные. Теперь уже во смерти желает отомстить подлому. Аж ник всю нечисть в округе на уши поставила. А, сбившись с ног, так и не поимев Хому, самого могущественного Вия привлекла для своих супер смертоносных планов. Три ночи нелюди бедягу Хому мучали и дёргали, пока с помощью глазастого Вия, не извели его после первых петухов.
Шестнадцатый подскочил из кресла, плед комом свалился на пол, подняв столб пыли. Вий смачно чихнул, принялся нарезать круги по чердаку вокруг своего кресла. Да не так всё было, не так! Да, ёлы-палы… Хома этот, бурсак, он же бедную девицу Панночку… Вий опять троекратно чихнул…
- Да кто там по потолку лазает? – услышал Вий чей-то разгневанный голос снизу. – Вот сейчас заберусь и трандюлей навставляю! Хулиганьё хреново!
Вий услышал, как под чьими-то ногами заскрипела старенькая приставная лестница. Похоже, хозяин дачки поднимался наверх. Вий быстренько схватил плед, укрылся им, превратившись в ком всякой чердачной трихамуди. Затаился. В дырку в пледе он мог наблюдать за происходящим, имея обзор большей части чердачного пространства. На чердак взобрался, кряхтя и сопя, хозяин дачи. Вий кое-что знал про него. Хозяин был писателем. Похоже, не особо успешным. Вий сказал бы, что совсем не успешным, судя по тому, как он материл всех по чём зря в своём дачном одиночестве, и издателей, и читателей, и друзей-писателей, так сказать, коллег по перу. Вий много раз наблюдал за хозяином в щель между досками в полу чердака или в потолке кабинета хозяина, что одно и тоже. Видел, как хозяин вымучивал свои, пардон, произведения. Потом перечитывал их вслух самому себе и частенько рвал на мелкие кусочки, и нещадно жёг в печке, смеясь, как дьявол, подправляя вываливающие листки кочергой, причитая: «А-а-а…горите нетленное племя! Так вас, так, на костёр, жечь, жечь!».
Вий не раз пробовал слушать, что хозяин накропал. Большей бредятины, бессмыслицы и той ещё хрени Вий не слыхивал и не видывал. Хозяин был безнадёжный бездарь. Но писать любил и, видимо, всё ещё надеялся, что его озарит как-нибудь.
Вий давно не видел хозяина. Когда он начал читать Николая Васильевича, ему было не до пустых наблюдений за полусвихнувшимся писакой. Да ещё эти матюки! Вию было противно от них! Сейчас Вий увидел хозяина и обомлел. Он изменился, превратился в худого старика, потрёпанного, неопрятного и злого. Грязная растянувшаяся одежонка, седые всклоченные давно не мытые и нечесаные волосы. Вия пронзила жалость, пронзила до мозга костей. Он даже не понял и не осознал вначале своих чувств. Какая жалость? Он же – Вий, потустороннее чудовище! Эволюция, конечно, отразилась на его внешнем облике. Уже давно утрачены многие атрибуты стандартного облика представителей выводка Виев. Например, атрофировались веки. Да-да, те самые, которые до пола, которые нуждались в штате прислуги, поднимающей их при необходимости. Не стало железных когтей на пальцах. Хотя железо в любом виде Вий обожал. Видимо, генетическая память. Он носил массу украшений из всякого рода железяк, любил получать железо в подарок. Ладно, сей-час не об этом… Сутулая спина несчастного, обиженного человека привлекла его внимание к хозяину. Тот стоял посередине чердака, озирался. В руке зажата кочерга, которой он периодически размахивал. Взгляд совершенно старческих глаз немного безумен. Сердце Вия сжалось. «Во, Дон Кихот! Твою ж налево!» - подумал Вий. Ему опять сделалось жалко, он забоялся, что заплачет чего доброго.
- Выходи, подонок! – проскрипел хозяин, обводя чердачное пространство смешным якобы гневным взглядом из-под густых бровей. – Всё равно найду и всыплю!
Было тихо.
- Кто залез на мой чердак и обчихал его?! – хозяин театрально завращал растопыренными глазами.
- Как бы не рассмеяться, - подумал Вий.
Взгляд хозяина остановился на кресле-качалке. Он подошел к нему нетвердой по-ходкой. «Да, ты, дружок, пьяненький, - догадался Вий. – Вот откуда чрезмерная смелость. Ясненько». Хозяин с размаху ляпнулся в кресло, закачался, засмеялся. Вий беззвучно засмеялся вместе с ним под своим укрытием. Этот общий смех как-то сблизил Вия и хозяина, только хозяин этого не знал, а Вий знал и почувствовал тягу к хозяину. Ему вдруг захотелось поговорить с хозяином, выслушать его проблемы и, самое странное, помочь. Зачем и в чём Вий пока не знал.
Накачавшись и насмеявшись вволю, хозяин взял лежавшую рядом книгу. Вий чуть не дёрнулся из-под пледа. Хозяин взял Его любимую книгу и начал читать на открытой странице. Вий напрягся, внимательно смотрел, приготовился выскочить и вырвать Свою книгу из рук хозяина, если тот посмеет совершить с ней какие-нибудь непотребные действия или просто безобразно высказаться о Повести или её Авторе. Но хозяин молчал, переворачивая страницу за страницей. Он стал серьёзен, безумные гримасы исчезли с его лица. Хозяин весь преобразился, гениальная повесть завладела им. Хозяин заплакал и зашептал: «Почему, почему это написал не я? Ну вот скажите, чем я хуже?» Вий готов был расплакаться вместе с ним.
Хозяин отложил книгу. Вий слушал его горькие всхлипывания. Кресло качалось. Голова хозяина безвольно свесилась, он, похоже, впал в дрёму. Кочерга вывалилась из его ослабевших рук и наделала шуму, ударившись об пол. Хозяин подскочил, вылупив глаза, и уставился прямо в дырку на пледе, под которым прятался Вий. Вий бешено соображал, что делать, если хозяин поднимет плед и обнаружит его. Он, конечно, претерпел эволюцию, как все в племени Виев, но всё ещё оставался чудовищем. А вдруг хозяин возьмёт, да и опрокинется от сердечного приступа, увидев его.
- А что, если… – услышал Вий тихий задумчивый шепот хозяина. – Может попробовать… А?
Хозяин спросил это у самого себя, продолжая смотреть в дыру на пледе. А Вий смотрел оттуда, пока не обнаруженный.
- А попробуй! – утвердительно ответил хозяин на свой вопрос.
Он быстро встал с кресла. Вий съёжился и резко придумал, что скажет хозяину, если тот откинет плед. Он скажет просто: «Дратути!», покажет язык и убежит вприпрыжку в тёмный угол чердака. Такая шутиха, по мнению Вия, сгладит ужас, которому подвергнется хозяин, увидев перед собой такое. Но хозяин направился к лазу с лестницей и торопливо сошел вниз. Вий вынырнул из-под укрытия и припал к щели в полу. Он увидел, как хозяин сел за письменный стол, приговаривая: «Так-так-так… сейчас, сейчас…». Хозяин распахнул ноутбук, засветился экран, техника сыграла какую-то мелодию, извещая, что она настроена работать в поте лица. Пальцы забегали по клавиатуре. Хозяин – писал! Ни следа безумия, придурковатости, одичалости. Полнейшая сосредоточенность и собранность. Вий ждал, когда хозяин начнет читать вслух, и он узнает, что хозяин накропал, вдохновившись гоголевским Вием. Только не дождался. Хозяин с силой ударил по клавише, ставя заключительную точку, и быстро захлопнул ноутбук.
- Вот так-то, и не иначе! – произнес хозяин тоном победителя в многолетней жестокой войне.
Потом Вий увидел, как хозяин достал из ящика стола бутылочку и жадно приложился к ней. Он переместился на промятый диван и воззрился в потолок, аккурат в щель, куда припал своим всевидящим оком Вий. Вию опять стало не по себе и захотелось сказать «Дратути!». Пока Вий соображал над уместностью такого общения его сущности с человеком, хозяин захрапел.
Вия подмывало. Его разбирало до щекотки под подмышками, у него нестерпимо свербило в другом известном месте. Короче, Вию не терпелось увидеть, что написал хозяин. Он предупредил себя, что сильно рискует, но уже начал спускаться вниз. Не отрывая глаз от спящего хозяина и уговаривая себя, что от дозы принятого коньяку хозяин вряд ли проснется, Вий приблизился к ноутбуку. Откинул крышку и отскочил, спрятавшись за занавеску. Ноутбук громогласно возвестил о готовности послужить и ему. Вий ждал, что хозяин проснется на призывный звук ноутбука, но этого не случилось. Коньячок сделал своё доброе дело, усыпил бдительность, дружок. Ура!
Вий рискнул выйти из-за за шторы. Вперился в экран на рабочий стол. Долго ломать мозги не пришлось – «Мои документы – Моя проба пера – Повесть «Бурсак». Ага, есть! Несколько щелчков мышкой и Вий - на месте. Он открыл файл, да что ж так мелко-то! Сделал шрифт побольше. Начал читать. Продвигаясь от эпизода к эпизоду, Вий уже на середине произведения понял, что хозяин бессовестно сплагиатил повесть Гоголя. На что он надеялся? Поменял имена, да и то не все. Например, Хому он обозвал Фомой, а Панночку – Ганочкой. А, ну да, вот ещё - переставил местами несколько глав… Кошмар! Нельзя же так! Во, дурак-то! Совсем сбрендил! За это могут и по носопыре врезать те самые редакторы-издатели или как их там?
Вий расстроился. Часто моргал своими веками, которые уже никому не нужно было поднимать, да, честно сказать, и взгляд был уже не тот, никто не становился от него в ступор и не помирал… Ладно, не об этом сейчас… Как хозяина спасти, вот беда-то!
Вий опустился в компьютерное кресло на колёсиках. Внимательно изучил клавиатуру и приступил. Он правил текст хозяина. Сначала осторожно, перечитывая каждый новый абзац, выверяя каждую фразу, каждое слово. Потом ему понравилось это занятие, а потом Вий вошёл в раж. Нещадно удалял целые абзацы и даже главы и писал, писал, писал…
Вий Шестнадцатый почувствовал себя гениальным, ни больше, ни меньше. Изуродованные заскорузлые пальцы вдохновенно порхали по клавишам клавиатуры. Мыслил он чётко, ясно, слова подбирались сами собой и формировались в гладкие, привлекательные фразы. Он был Писатель, чувствовал это и верил в это. Всё! Конец! Он выправил произведение. Оказывается это не так уж и трудно. Он просто описал подлинную историю Вия Пятого, который наказал сельского пьянчужку, за то, что тот помешал большой любви бурсака Хомы и Панночки.
А любовь-то молодая была чистая и прекрасная! Только не по сердцу пришлась она бате Панночки – первой красавице на селе. Сговорился батяня со старухой Колдушей тамошней Хому извести, от доченьки родной отлучить. Но упёрлась молодёжь, как ни старались изверги. Уж старуха Колдуша и так, и этак пыжилась, колдовство колдовала, ничего не получалось. Сильна любовь была у Хомы с Панночкой, не перешибить. А уж когда до бати дошло, что доча его тайно бежать с Хомой собралась, вовсе старик осерчал, чёрные мысли замыслил и на грех смертный пошёл от безысходности. Старуха Колдуша зелье-смесь гремучую заварила. Сама выпила и пьянчужке сельскому выпить дала. Так оборотились они старуха Колдуша в Панночку, пьянчужка – в Хому. Разошлись каждый по своему субъекту, снугрять да путать своих двойников. Старуха Колдуша в образе красавицы Панночки явилась на свиданку к Хоме. Уж резвились они, игрались, обнимались, целовались-миловались, нежились. А как утро заниматься начало любимая Панночка бац... и в уродку старуху превратилась прямо в объятиях остолбеневшего Хомы. Затряслася вся мелкой дрожию, захохотала дико, позеленела мордою старою, юбку задрала бесстыжая и полезла на Хому, сексу домагиваться с красавцем молоденьким. Страсть! Хома, как осознал, что его любимая – ведьма есть, так чувств и лишился. Брякнулся бедняга о земь и провалялся в забытьи до солнца. Очнулся, когда корова шершавым языком его лизнула. Очнулся, вспомнил всё, что ночью приключилось, да и помер от горя. А что наша девица-красавица Панночка? Да не лучше Хомы. Пьянчужка, превращенный Колдушей в Хому, приволокся к Панночке на свидание. Состоялась бурная ночь любви. Заснули в стогу сена в жарких объятиях. Панночка первая глазки разлепила, заторопилась до свету домой, помня о строгостях воспитания своего батяни. Аккуратненько выбралась из объятий любимого, наклонилась, чтобы поцелуйчик Хоме отвесить на прощание, да так и застыла. В сене лежал и нагло улыбался ей мерзкий пьянчужка. Панночка как представила кто по её белому телу всю ночь шарился, да губы поцелуями терзал, обмерла вся. Кинулась прочь от паршивого, гада вонючего, забыв кофточку надеть, волосы в косу прибрать. Одумалась, когда на крутой берег реки прибежала, да не раздумывая долго, в тёмную воду – бултых! Вот вам большая и чистая любовь!
Батя Панночки, конечно, не ожидал такого трагического исхода. Думал попугать влюбленных, да и только. Утром пастухи приволокли в село мёртвого Хому, у которого волосы дыбом стояли, никто так и не понял от какого страха. Следом Захар-рыбак примчался с воплем «Утопла! Панночка утопла!» Батя не помнил, как на берегу очутился, как доченьку на руках нёс. Помнит только, что распущенные волосы по земле волочились, а он страшно боялся на них наступить. Молодых положили вместе рядышком. Народ вокруг стоял молчаливой вздыхающей толпой, пока одна баба не завопила: «Люди добрые, да что ж это делается?!». Тут всеобщий вой поднялся. Говорят, в соседнем селе слышно было и колокол забил на всю округу, возвещая о страшной беде. Это у звонаря нервы сдали. Батя чокнулся. Стоял на коленях около дочки, глупо улыбался всем и грозил кому-то пальцем. Потом плакал, потом хохотал. Никто его не трогал, не решался.
Что потом было? Пьянчужка, выхлебав бутыль самогона, признался в злодеяниях. Старуху Колдушу не нашли, она исчезла. Кто-то видел, как она в лес пошла якобы за травами. Самые смелые, вооружившись вилами и дубинами, погнались за ней. Да где там? Простыл след. Больше её никто не видел. Пьянчугу заставили отпевать загубленных Хому и Панночку в деревенской часовенке. Он слабо соображал, так как пил беспробудно. Его буквально приносили на ночь в часовню, клали у гробов и рядом молитвенник, открытый на нужной странице. Часовню закрывали наглухо, чтобы не сбежал. Да и не смог бы он сбежать, ползал только вокруг гробов и что-то там причитал несусветное, каялся может.
Слух о беде, приключившейся в известном селе, через нечисть всякую дошел и до Вия Пятого на тот момент. Нечисть была охоча до таких дел, нюхом чуяла, где можно заблудшей душонкой поживиться. Испросили величайшего позволения поизмываться над пьянчугой ночкой тёмною. Вий разрешил, но не до смерти, пущай гадёныш помучается при жизни ещё. После смерти, ясен пень, ему муки адовы уготованы навечно. Однако, эта история любви чем-то сильно цапанула Вия. Пятый первую ночь не уснул, всё ворочался в своём подземелье и думу думал. Дождался нечистых с отчетом, после доклада ещё больше задумался. Всё больше и больше закипала в нём ненависть к пьянчуге проклятому. Вторую ночь опять без сна проковырялся, места себе не находил, не находил и внятного объяснения своему поведению. Нечисть доложила, что пьянчуга почти готов скопытиться, поседел весь от страха страшучего, коий ему нечисть устроила. Держится исключительно по причине немеренно влитого в себя самогону.
На третью ночь Вий решил самолично ухандокать пьянь поганую за подлость его несусветную. Взял слуг преданных из нелюдей и двинулся к часовне. Всласть насытился воплями пьянчуги. Поделом ему! Затем взмахом когтистой лапы остановил шабаш, вышел на середину. Всё затихло кругом, даже пьянчуга перестал вопить.
- Поднимите мне веки! – велел Вий слугам.
Те повиновались. Вий воззрился. Прямо перед ним неясным пятном расплывался пьянчуга. Вий знал, что это он, чувствовал тошнотворную вонь. Видимо, пьянчуга был в курсе и намеренно не глядел на Вия, теша себя надеждой остаться живу, дотянуть до утра. Не знал дурак, что нечисть солнечного света вовсе не боится, просто неловко себя чувствует на свету и прячется от временного дискомфорта. Вий ждал. Первый петух крикнул в четвёртом часу. Пьянчуга вздрогнул, услышав спасительного петуха, медленно поднял голову и взглянул на Вия. Он совершенно протрезвел от перенесённого ужаса. Обезумившие красные глаза обвели сборище чудищ и остановились на Главном. Вий поймал непонимающий взгляд пьнчуги. Всё! Теперь жертва будет смотреть на него, не сможет отвести взгляд. Пусть даже не пытается. Он во власти Вия, под его гипнозом. Пьянчуга, всё ещё не веря, что ничего не происходит, как положено, нечисть никуда не расползается, не исчезает, прошептал еле шевеля закостенелыми губами: «Петух!» и глупенько скривил рот в слабой улыбке.
- Да, в курсе мы, в курсе! – произнес Вий. – Что ж ты, мудачок, тварь-то такая! Невинных загубил во цвете лет! За выпивку поганую ссучился!
- Я больше не буду так, клянусь! – пьянчуга пополз на коленях к Вию, не смея отвести взгляда от пронзительных глаз, в чёрной глубине которых он тонул всё больше и больше.
- Конечно не будешь. Ты же мертвец уже, - сказал Вий. – Пора заканчивать потеху.
Нечисть насторожилась, предвкушая, потянулась к пьянчуге. Вий стрельнул взглядом, пронзив пьянчугу. Тот дико заорал, опрокинулся навзничь. Он был мёртв, но мышцы ещё сокращались в конвульсиях.
- Можно? – спросил кто-то, не удержавшись.
- Давай, братва, - ответил Вий безразличным тоном.
Слуги опустили веки и повели Вия к выходу. За спиной послышалось мычание, рычание, сопение, обычная возня, когда нечисть жрёт, рвёт, грызёт людскую плоть.
Вий со свитой вышел на воздух, вдохнул полной грудью. Ему сообщили, что гори-зонт окрасился розовым, вставало солнце. Надо поспешить под землю в свою уютную земляную пещерку. Он вспомнил, что рядом с его пещерой проходит железистая жила, и сердце наполнилось радостью. Он любил железо и охранял его. Сейчас – спать! Дело сделано.
- Виюшка! – обратился к нему главный служка.
- Чего? – недовольно откликнулся Вий, не любил, когда прерывали его потаённые мысли.
- Не серчай, Батюшка, спрошу, лады?
- Давай, спрашивай скоренько.
- А чего ж ты молодых не посмотрел? Может надо было их в нашу котлу принять?
Вий остановился, задумался.
- Не-е… не надо. Пущай они в своей Любви там у Него в Раю пребывают и радуются…
- Так ить… - попробовал возразить главный служка.
- Я всё сказал! – гаркнул Вий и отвесил подзатыльник.
Правда, под лапу незаслуженно попал молодой веконос. Но никто не издал ни звука, не зароптал. Притихли, примолкли, притаились. Вий Пятый был страшен в гневе.
Спал Вий сладко, полноценный сон вернулся. Ему приснилась красавица Панночка, вся в белом и с веночком простеньких полевых ромашек в голове. Она смотрела на Вия, немного склоняя милую головку. Глаза были мягкие, бархатисто карие. Свежие губки слегка улыбались, обнажая жемчужные ровные зубки. Вий проснулся, смахнул капельки пота со лба. Образ Панночки, такой явственный, долго не исчезал. Вий почувствовал, как внизу живота шевельнулось мужское начало. «Может, зря я отпустил её?» - подумалось Вию, но он тут же отогнал назойливую мысль. «Ты же сделал доброе дело, заткнись уже!» - пожурил он себя и окунулся снова в сладкую дрёму.
Вот и вся история Вия Пятого. Именно её передавали Вии из поколения в поколение, и именно её описал Вий уже Шестнадцатый, правя отчаянную лабуду хозяина. Ну, а Николай Васильевич, трактовавший историю Вия Пятого по-своему – он же Гений, ему позволены любые вольности и художественный вымысел.
Шестнадцатый ушёл на чердак. Он услышал, когда хозяин проснулся. Припал к щели, начал наблюдать. Хозяин выпил банку пива, потом кофе и уселся к ноутбуку. По лицу было видно, что хозяина одолевали смутные сомнения, даже терзали его. Он строил гримасы, вздыхал, ложился на диван, резко вставал, решительно подходил к ноутбуку, театрально запрокидывал голову, короче, мучился бедолага. Потом всё-таки отважился, открыл файл и, не читая, отправил его по почте, скорее всего издателю. Хозяин взял телефон, позвонил.
- Привет! – деланно беззаботным тоном произнёс он в трубку. – Я там тебе на мэйл повестишку новую кинул, посмотри… Некогда? Ну, постарайся побыстрее, ладно? Старик, деньги позарез нужны. Ну, да, не спорю, нас много таких и всем нужны. Ты всё же посмотри, прошу. Пока.
Он швырнул мобильник на диван и грязно выругался.
Звонок раздался через полчаса. Хозяин включил громкую связь, случайно, и Вий мог слышать разговор.
- Ну, ты дал! – взбудораженный голос раздался из трубки. – Я на одном дыхании! Какая Муза тебя укусила? Печатаем резко! Гонорар хоть сейчас, приезжай!
Хозяин вскочил с дивана.
- Шутишь?! Если да, то это жестоко! – произнес хозяин, напряженно глядя в одну точку.
- Какой шутишь? Ты это… ещё давай сочиняй… Быро! Прошу, ускорься! Пожалуйста!
Хозяин отключился, упал на диван и беззвучно заплакал.
- Спасибо, брат Гоголь! – произнес он сквозь слёзы. – Надо свечку поставить… Ох! Блин!
Вий пребывал в шоке. Он так хорошо написал? Он, конечно, почувствовал себя гением, но не до такой же степени. Ух ты! Вий опустился в своё кресло-качалку. Вот оно как всё обернулось. Его признали как Писателя. Вий был горд собою и рад, несказанно.
Вечером Вий наблюдал, как хозяин поглощал вкусности, приобретённые на солидный гонорар за его Виеву повесть. Что характерно, хозяин не пил. Готовился к сочинительству. Он наслаждался едой и поглядывал на потолок. Вий догадался, что хозяин мыслит подняться на чердак и поиметь ещё что-либо от Николая Васильевича. Вий предупредительно схоронился под плед. Хозяин взобрался на чердак. Начал рыться в старых книгах, Гоголя откладывал отдельной стопой. Бегло пробежался по книжицам, открывая одну за другой. Наконец, выбрал одну и удалился в кабинет. Что-то напечатал в ноутбуке. Но, видимо, чувства переполняли его, и Муза отказывалась являться и кусать. Хозяин завалился спать, сытый и довольный. Его разбудил нечаянный звонок.
- Ну, как продвигается? – услышал Вий по-пионерски задорный голос издателя.
- Чего продвигается? – не понял спросоня хозяин.
- Новая повестишка, романчик, ну, на крайняк, рассказишко…
- Ты думаешь у меня тут штат заправских сочинителей?
- Да, нет, конечно. Не обижайся, просто постарайся побыстрее…
- Угу…
- Да, послушай, вот ещё что, ты от меня не увильни, лады? Как друга прошу, очень прошу. Надо - гонорар увеличим. Обо всём можно договориться, ОК?
- Угу…
Хозяин положил трубку. Он не плакал, он смеялся, правда, нервно, но ржал. Грозил кому-то кулаком, принимал горделивые позы перед зеркалом и снова ржал, тыча в отражение пальцем.
Потом всё пошло и поехало, помчалось. Хозяин слизывал произведения Гоголя, а Вий правил их, когда хозяин засыпал. Пока всё складывалось удачно. Хозяин понятия не имел, что он посылает в издательство. Единственное что его поражало, что почему-то никто не замечает, что он переписывает великого Гоголя. Совсем паршивцы не читают классику! Но ведь на это и был его изначальный расчёт. Классика, особливо русская, нынче не в теме, формат не тот. Уже больше десятка лет великие русские писатели не появляются на прилавках книжных магазинов. Всё заполонили тупые иностранные ужастики с соплями, слюнями и блевотиной, откровенная порнуха, позиционируемая как эротика и, конечно, бабахалки со стрельбой и лужами кровищи. Это что касается бумажных вариантов. А всемирный Интернет вообще похерил классику в такие тигули, куда не доберёшься при всём желании. Да и желающих не много.
Хозяин зажирел от невиданных гонораров. Издательства бились за него, предлагая плату одно больше другого. Хозяин научился быть высокомерным, знать себе цену. Он успешно поработал над своим имиджем, заделался эдаким респектабельным писателем, автором всемирно признанных бестселлеров, зачастил в загранку ближнюю и дальнюю. На него обрушились шальные деньжищи. Он стал красиво одеваться, красиво выглядеть, красиво вести себя. Отпад! Единственное о чём не подозревал хозяин, что печатают не его произведения, а выдуманные Вием.
Вий тоже был доволен, хотя немного ревновал хозяина к славе. А ещё он боялся, что хозяин может бросить старую дачу, которая совсем не подходила к его теперешнему статусу. Но пока обходилось. Видимо, хозяин настальгировал по тому жуткому периоду времени его писателя-неудачника, бездаря и выпивоху.
Однако, это случилось, неожиданно-негаданно для Вия. Как-то хозяин явился в дом после длительной поездки по Европе не один. С ним была очень наглая молодящаяся баба, которая забила все мозги хозяину, не переставая тараторить. Вий, наблюдающий за ними, пришёл к ужасающему выводу – дачу хозяина будут продавать. А как же он, Вий, да ещё Шестнадцатый? Пока Вий осознавал, чем продажа дачи чревата для него, входная дверь хлопнула, и он остался в доме один. Вечером, когда стемнело, на Вия навалилась непроглядная тоска. Всю долгую, холодную ночь Вий маялся и страдал. Утром он заболел, его бросало то в жар, то в холод, ему нестерпимо хотелось видеть хозяина за ноутбуком в кабинете внизу. Чтобы подавить в себе все чувства Вий забрался в самый тёмный уголок чердака, увитый паутиной, накрылся пледом с головой и задремал.
- Выходи! – услышал Вий приказ.
Это был голос хозяина непривычно строгий и злой. Он чуть было не подчинился, но вовремя вспомнил, что ему не могут приказывать. Никто!
- Выходи! – повторил хозяин тем же тоном. – Я знаю, что ты здесь. Нет смысла прятаться.
- А, будь, что будет! – решительно подумал Вий, выбрался из-под пледа и вышел на середину чердака, представ перед хозяином.
Они впервые оказались близко друг к другу, сущность и человек. Вий думал, что хозяин поведёт себя неадекватно от страха, но ошибся. Хозяин не дрогнул, правда, смотрел на Вия с нескрываемым любопытством, не более того. То ли Шестнадцатый был уже не так страшен в силу эволюции, то ли хозяин достиг к этому моменту статуса Властелина Мира, который предполагал не пасовать ни перед кем и ни перед чем, но хозяин не убоялся чудища, а просто спросил:
- Так это ты всё делал с моими сочинениями?
- «Моими сочинениями»? – передразнил Вий. – Что-то я не догоняю в этой нелепой фразочке.
- Настроен шантажировать меня, образина?
«Образина» больно резанула слух, но Вий сдержался.
- Упаси меня…, - Вий осёкся, чуть не произнеся запретное.
- Тогда, что ты затеял, говори! – хозяин был явно на взводе.
Вий почувствовал запах спиртного и понял почему хозяин так смел, более того агрессивен.
- Сначала ты. Что ты затеял с дачей и моим чердаком?
- Продам её со всеми потрохами, твоими в том числе! – бросил хозяин вызов.
- А как же?... Ты же не умеешь сочинять, кто будет править тебе твою хрень? Кто будет делать из тебя гениального Автора?
Хозяин заржал с издёвкой.
- Я, позволь тебе напомнить, уже гениальный Автор! Плевал я на сочинительство! Теперь мне не надо ничего сочинять, вполне достаточно того, что уже имеется. Я не успеваю со всего этого купоны стричь. А ещё не сегодня-завтра фильмы начнут снимать! О-о-о! Там-то не паханное поле! А деньжищ, зашибись три раза! Понял, чудище косматое?
- И это всё, благодаря мне! – быстро добавил Вий.
- Ну и что с того?
- Я могу неосторожно проболтаться где-нибудь. Завистников у тебя, я полагаю, много. Раздуют, разнесут по сетям…
- Ой-ой-ой… напугал! – попытался устроить хозяин клоунаду, но в глазах мелькнуло смятение.
Вий заметил, ухмыльнулся. Помолчали. Хозяин явно съехал со своего игривого настроения, напрягся.
- Ладно. Давай мириться! – заявил хозяин. – Чего мы собственно задрались… Мы ж это… единое, как бы целое… Согласен? Тебя как звать-то, чуди… прости, друг. Ты чьих кровей будешь?
- Я – Вий Шестнадцатый! – гордо заявил Вий и посмотрел свысока. – Род наш ветвист и знатен, в нашей среде, естественно.
- Опаньки! – удивился хозяин. – Так это всё, что ты в моих книжках накропал, на самом деле было? Интересно!
- Ну, почти всё! – без ложной скромности ответил Вий. – Я только художественную форму придал нашим сказам и легендам. Из поколения в поколение мы Вии…
- Ладно, ладно, хорош! Верю! – прервал его хозяин. – Ну, коли так, типа спасибки тебе за помощь, Шестнадцатый!
Хозяин протянул руку в знак примирения. Поручковались.
- Мне пора… - сказал хозяин. – Дела…
- Может передумаешь насчёт дачки. Согласись, хорошо нам здесь было. А?
- Подумаю… - неопределённо сказал хозяин и исчез в проёме лаза.
Прошло три дня. Вий жил один, хозяин не объявлялся. Успокаивало то, что и покупатели не обнаруживались, признаков того, что дача продается не было. Мысль о том, что его бессовестно поимели и бросили свербила голову Вия непрестанно. Он гнал её, старался больше читать, всё подряд, лишь бы не думать о коварном предательстве хозяина. Абстрагироваться получалось у Вия плохо. Был, конечно, вариант вернуться к выводку, к своим. Но Вий не хотел. Он отвык от сущностей, ему хотелось сочинять книги. Ведь это он, по сути, стал гениальным Автором, его признали как великого Писателя. А что выводок? Сплошная серость, лень, никчёмность. Нет, не хотел Шестнадцатый этого.
Страшное случилось ночью. Вий спал за письменным столом в кабинете хозяина, когда почувствовал неприятный едкий запах. Запах напомнил ему опасность, даже смерть. Горел дом. Вий увидел дым, потом пламя, которое с неимоверной скоростью охватило старенькую деревянную постройку. Книги! Там на верху! Они сгорят! Он лишится всего в этой жизни! Вий кинулся на чердак. Раскинул плед, навалил книги, сколько смог, завязал узел. Сбросил неподъемный груз вниз. Самому пришлось прыгать, лестница рухнула, объятая беспощадным огнём. Больно ударился задними лапами. Надо было сматываться, начала рушиться ветхая крыша. Неимоверными усилиями он вытащил свою библиотечку на улицу, оттащил подальше от горящего дома. Укрылся в старом яблоневом саду под уродливыми ветками отживших своё деревьев. Вий взвыл. Никто не слышал его. Сбежавшиеся соседи были поглощены пожаром. Вий выл и грыз землю. Его хотели убить, и он точно знал КТО!
Давно уехала пожарка, залив сгоревший дом обильной пеной.
Вий лежал под яблоней на холодной сырой траве и смотрел в звездное небо. Мерзко пахло гарью. Вий услышал гул пролетевшего самолета. Он вдруг отчетливо понял, что самолет уносит его хозяина в неведомые дали, куда-нибудь в Аргентину, Мексику или даже в Австралию. Деньжищ-то у хозяина до хренищща!
Вий сел. Он найдет хозяина. И веки поднимать не надо. Достаточно всевидящего взгляда тёмных-претёмных глаз. Да! Он найдёт его. Он посмотрит на него своим гипнотическим взором, от которого у хозяина съёжится всё, что может и даже не может ёжиться. Страх пронзит его насквозь, парализует, его бренное тело умрёт, задрыгается в предсмертных конвульсиях. Но он, Вий будет смотреть и смотреть на уже бездыханное тело, пока не поглотит вечную живую Душу. Он примет в себя, всосёт Душу хозяина постепенно, не торопясь, всю без остатка, до предельного конца. Теперь Он будет Гениальным Автором, воспитанным и взрощенным на произведениях Великого Николая Васильевича.
Он сделает это!
Не будь он по существу Вием, да ещё и Шестнадцатым!