Дело было в начале августа 1941 года. Мы, группа бойцов в двадцать человек, под командованием старшего политрука Сидоренко, по лесам выходили из окружения в сторону Киева. Жрать и курить хотелось - мочи нет, но все населенные пункты обходили стороной: немцев в них набилось прорва, да все с танками и артиллерией. А у нас что? Одни винтовки и несколько гранат. С чем воевать-то? Так вот тихой сапой и пытались выйти к своим. Нет, конечно, если попадалась одиночная машина или, скажем там, связисты, мы их прямиком на тот свет отправляли. А так, чтобы ввязываться в бой с превосходящим противником, этого мы избегали. И не потому что трусили, а силенок у нас кот наплакал.
И вот отдыхаем мы на поляне. Часовых в две стороны выставили, все как полагается. Бойцы кто дремлет, кто скинув сапоги, сушит портянки. Расслабились, чего там... Вдруг на поляну, да аккурат с той стороны где поста не было, выходит немец: автомат за спиной и руки подняты. Те кто бодрствовал, сразу за оружие схватились, а он головой мотает, лопочет по своему и одну руку в кулак сжимает:
- Nicht schie;en! Lenin, Stalin, Thalmann. Ich bin ein deutscher Kommunist.
Мы все и политрук тоже, смотрим на него и ни чего не понимаем. Хорошо, что с дуру ни кто в него не выстрелил. Где ж это видано? Немец по России дуром прет, города и людей гробит, а этот добровольно сдается? Хоть по-немецки из нас ни кто не понимал, но слова Ленин, Сталин и коммунист поняли сразу.
Немец, не опуская одну руку, снял с плеча автомат и медленно положил его на землю у своих ног. Потом залез в нагрудный карман и вытащив документы, протянул их политруку, мгновенно определив в нем командира. Сидоренко взяв солдатскую книжку, не раскрывая ее засунул в планшет и подняв автомат, выдохнул:
- И что мне с тобой делать, немец? Вроде враг, а вроде и не враг... Коммунист говоришь?
- Ja Ja! Deutscher Kommunist. Ich bin Henry Artman, - тыча себя в грудь, проговорил тот.
Мы столпившись вокруг политрука и пленного, с интересом и большим удивлением рассматривали последнего: впервые видели немецкого солдата так близко. Но тот бесстрашно и с улыбкой смотрел на нас, всем своим видом показывая, что он нам не враг. Политрук принял решение взять его с собой и пошел он с нами по лесам, в сторону фронта. И ведь ни чего, был как все: голод переносил, спал на земле и добытыми продуктами с ним делились. Так и привыкли к нашему немцу.
А 20 августа, точно помню, нарвались мы на гитлеровцев, когда переходили грунтовку. Те появились не ожиданно, на грузовиках и явно превосходили нас по численности. Хотели было по тихому уйти, но те нас заметили и пришлось вступать в бой. Мы рассредоточились с двух сторон по обочине дороги и открыли огонь. Так случилось, что немец оказался радом со мной, только вот оружия при нем нет. Но мне не до него было, бой идет, а когда минут через десять, глянул: а немца-то и нет рядом. Я глазами пошарил и смотрю, он недалеко от меня огонь из трехлинейки ведет, у погибшего бойца взял. И ведет себя спокойно, словно на стрельбище...
Отошли мы тогда и едва оторвались от погони, потеряв четверых человек. И опять идем цепочкой по лесу. Немец наш, с винтовкой на плече шел опустив голову и наверное думал о чем-то о своем. Да и мы все понимали, не просто это в соотечественников стрелять. И я думаю, в какой-то момент у него просто нервы не выдержали или хотел свой поступок как-то оправдать, он догнал политрука и отдал честь:
- Ich bin kein Nazi, ich bin ein deutscher Kommunist. Arbeiter. Hitler ist b;se!
- Нормально все, - политрук дружески положил ему руку на плечо, - я тоже коммунист.
Немец погиб через два дня, когда мы ночью пытались перейти линию фронта. Он так и остался лежать там в темноте... Что двигало этим человеком? Я не знаю, это трудный вопрос. Но перейти на сторону Красной Армии, когда та отступает по всем фронтам, это многое объясняет. Я думаю, что он просто любил свою страну и был настоящим немцем, а не озверевшим от крови фашистом. Война каждому человеку определяет свое место, главное выбрать его правильно...