Дело 007

… Но помни, быть орудием Бога
Земным созданьям тяжело.
Своих рабов он судит строго,
А на тебя, увы! как много
Грехов ужасных налегло!
(Алексей Хомяков)


Здравствуй, пастырь! Рыбарь, здравствуй!
Вас зову я навсегда,
Чтоб блюсти иную паству
И иные невода.
(Николай Гумилёв)


Глава начальная
Невидимая среди пышных ветвей, злорадно заухала неясыть, птица хитрая, повадками хищная. По первости, неопытности, Ярун принимал её за Лешего, хозяина лесных угодий, существо отличное от человеческого, творил торопливо защиту- оберег, пугливо озираясь по сторонам, но со временем опасаться перестал, стерпелся и вроде даже сдружился. то есть принял душой за свойственника. Иной раз даже оставлял придушенную котом приблудную мышь на мшелом пне, а потом краем глаза видел, как неясыть, бесшумной тенью, падала из своего потайного укрытия в густой кроне дуба и уносила туда дарованную добычу. Тогда Ярун отправлялся к себе.
Уже долгое время он жил совершенно один. Не потому, что совсем уж дичился людей, а как-то даже пытался сосватать себе девушку- меря, но родные её воспротивились такому браку, а вскорости перебрались дальше, освобождая место другому племени – черемисам. Новые соседи по первости, по незнанию, вели себя заносчиво, а раз даже попытались лишить жизни Яруна, но, после того как потеряли полтора десятка крепких мужчин, привыкших держать в руках и длинную рогатину и узловатую дубину- палицу, отступились и впредь обходили далеко святилище, которое устроил Ярун своими руками.
Место сие выбрал не он, указал его сам «Разящий». Тот день Ярун помнил, как будто это случилось вчера. Брёл он тогда по лесу, беглец из своего племени словен, изгой, лишившийся рода. Питался тем, что находил: грибы, ягоды, этого – без меры, зазевавшийся зверь или снулая рыба. Забрёл в такую глушь, что думал пропасть здесь, распрощавшись с жизнью.
Лежал Ярун под большим дубом, закрыв глаза, прижавшись тесно к земле, поросшей шёлковым разнотравьем, и слушал, как над головой за чёрными косматыми тучами ворочается разгневанный Перун Сварожич. Вот сейчас он метнёт в отступника сноп испепеляющих огненных стрел, ударит оглушительным громом и останется от Яруна только мокрое место, что высушит скоро светило- Огнь небесный.
Тучи ворочались косматыми туманными глыбами, накапливая в себе злобу, вселяя попутно страх в сердце беглеца. Но всякому страху имеется предел. Озлился Ярун, вскочил и закричал, подбоченясь, натянув на костистых плечах ветхую рубаху из льняной ткани; возопил, подняв почернелый лик к небу:
– Тот, кто сильно бьёт! Я обращаюсь к тебе, старший сын Сварога, повелителя Огня. Ты дал нам правду и учредил законы, по которым живут наши роды. Если я провинился в чём, прогневил тебя, нарушил завет, то прошу наказать без всякой жалости, испепелить в своём гневе, уничтожить даже прах, но если вины, коей пеняют на мою голову. не имеется, то дай знак, и я истолкую его в точности, по вдохновению свыше!
Так, с воздетыми к небу руками, он пал на колени, вскинув вверх лицо, поросшее кудреватой юношеской бородкой, распахнув серо- зелёные глаза, стараясь всеми силами не моргать, чтобы не проворонить знака.
Напрасно он сомневался. Разверзлись хляби небесные и вместе с потоками невиданного ливня, а если говорить в точности, то чуть ранее, тучи извергли чудесную живоносную «золотую» молнию дивной природы. Молния та ударила в могучий древний дуб, у подножия которого лежал парнишка- словенин.
От удара небесной силы ствол древа содрогнулся и с оглушительным треском расщепился, а у расщелины поднялся клуб серебристых искр, которые заклубились, заиграли. Потрясённый дивным зрелищем Ярун поднялся на ноги, шагнул ближе, и это облако окружило его, впитало в себя, покалывая мириадами лёгких пронырливых иголочек, которые проникли внутрь, чтобы преобразить его, изменить суть …
В это время и пошёл ливень. Вода потоками рухнула из низких туч, словно там протекала небесная речка, поменявшая русло. Занявшийся, было. неохотным пламенем дуб залило водой, а земля скоро устала впитывать влагу; по всей поляне стояли лужи, которые переполнялись, увеличивались, готовясь обратиться в озерцо, посреди которого стоял окаменевший Ярун. Он не мог вдохнуть в себя воздуха, но чудесным образом слышал всё, ощущая то, о чём ранее никогда не подозревал.
А потом выглянуло солнце, осушило поляну, а вместе со всеми ожил и он, Ярун. Парнишка почувствовал, как трепыхнулось сердце, потом ещё раз, ещё, и уже не останавливалось, проталкивая кровь по всему телу, задеревеневшему от чуда. Это и был тот знак, который словенин потребовал от своего бога.
С тез прошли многие годы; сколь именно, не мог бы сказать никто. Сам Ярун этим не интересовался. За это время он выстроил святилище Перуна, центром которого стал расщепленный дуб. Неподалёку протекала река. Здесь и нашёл Ярун своё постоянное убежище.
Подножие дуба заросло цветами, которые Ярун назвал «перуникой». Это были красивейшие цветки, распускавшиеся в период весенних гроз, раскрывая встреч порывам свежего ветра шесть лилово- голубых лепестка, что поросли золотистым нежным как воздух пухом. В других землях эти цветы назвали ирисом, что по-гречески «радужный», и посвятили пантеону греческих богов. Ничего этого Ярун не знал, не подозревал и не думал.
Святилище он обнёс тыном, частоколом из струганных лесин с заточенными навершиями, а у подножия дуба закопал голову медведя, остывшую тушу которого как-то обнаружил поутру возле тына. Дух того медведя охранял капище. Небо приняло жертву владыки леса.
Однажды к святилищу вышли люди. Это были меря, одно из племён, кочевавших по лесным просторам этих земель. Они долго оставались поблизости, носили Яруну мёд, орехи, подарили отличный железный топор, настоящую боевую секиру; старики разговаривали с ним, как с равным.
Несмотря на то, что годы текли, как воды реки Вятки, на берегу одного из притоков её и располагалось святилище, Ярун почти не менялся, оставаясь неизменно крепким телом, широким в плечах, обладателем недюжинной силы. Даже в волосах не добавлялось седины. Правда, имелась всё же одна серебряная прядь, появившаяся в ту грозу. Она была почти незаметно, потому как волосы у него были русы, лежали на голове ровной шапкой, а лишние пряди он срезал ножом, что носил у пояса в саморучно изготовленном из коры священного дуба чехле.
Он успел изучить язык меря достаточно, чтобы вести степенные беседы, а потом сделал старикам предложение – отдать за него девушку Ляну, что ходила за водой с берестяными туесами, и поглядывала на него каждый раз крупными карими глазами, что всегда задорно поблёскивали и вызывали в Яруне внутреннее волнение.
Но именно после того предложения, самого обыденного, племя меря снялось с насиженного места и растворилось бесследно под сенью леса. А может здесь были замешаны иные причины, потому как вскорости на берегу появились другие люди, говорившие на другом языке. Это были черемисы из племени, явно враждебного ушедшим. Они отнеслись к Яруну насторожённо, а позднее решили силой оружия выжить такого непонятного им соседа.
Ярун заранее догадался, что на него готовится нападение. Он заточил о камень лезвие секиры и вышел на порог своей избёнки, крытой заросшим травой дёрном. Он так и остался стоять, насторожённо прислушиваясь, а скоро через тын полезли непрошенные гости, коренастые черноглазые мужики с оспинами на лицах, вооружённые дубинками и длинными ножами из бронзы, а то и железа.
Подняв над правым плечом секиру, Ярун ждал, когда враги подойдут ближе. Сначала тихо, шёпотом, а потом всё громче, он начал читать заговор, адресуя его Перуну Сварожичу, прося у него сил и решимости.
Внезапно из расщелины, что до сих пор сохранилась у дуба после удара «золотой» молнии, выплыла струйка серебристого дыма, переливавшаяся в лучах солнца, а следом потянулась белая пелена, похожая на туман, словно только-только лучи утреннего светила начали испарять с травы капли росы. Эта серебристая мутная взвесь затянула всё пространство внутри частокола, но, странное дело, Яруну ничто не мешало видеть своих противников, тогда как те беспомощно озирались и оборачивались, тыкая в разные стороны ножами.
Когда кто-то из них испуганно вскрикнул, пораненный сотоварищем, Ярун оскалил зубы и ринулся вперёд (до этого он был неподвижен, уподобившись истукану, и лишь разглядывал недругов). Каждый взмах страшного топора лишал кого-либо жизни; черемисы бестолково метались из стороны в сторону, пытаясь выбраться из святилища, внезапно превратившегося в западню, но то ли по дурости, то ли какие незримые силы мешали им, но только ни один из них не смог добраться до тына, чтобы перемахнуть по-молодецки через него, и, через бегство, спастись. Тем временем к частоколу подошли другие и остановились, со страхом вслушиваясь в крики и завывания внутри святилища. Скоро крики прекратились, а затем заскрипели бронзовые петли ворот, створки распахнулись и Ярун начал выносить на плечах тела незадачливых убийц.
Одного за другим он вынес всех, кто похвалялся уничтожить служителя лесного капища. Ярун не обращал внимания на собравшуюся толпу соплеменников убитых, а те молча взирали на ряд тел. Потом они, так же молча, подняли трупы и унесли прочь, к себе.
Много раз после того случая Ярун встречал в лесу черемисов, группами и поодиночке, но его неизменно старались обойти стороной, в разговор не вступали, а если отвечали на вопросы, то весьма неопределённо и коротко. Дружбы с теми черемисами у Яруна не получилось, лишь только, через продолжительный промежуток времени, настроился некоторый обмен. Он вырезал из дерева фигурки людей и животных, которые получались удивительными и неповторимыми, а взамен ему несли домашнюю утварь, кой-какой необходимый в быту инструмент, холст, а порой даже одежду, но простецкую, без праздничной вышивки. Породниться с этим племенем Ярун даже и не пытался, да такого желания у него ни разу не появилось.
Нескончаемой чередой текли годы, складываясь в десятилетия. Как-то раз в открытые ворота ворвался лесной бык. В боку его торчало сломанное древко рогатины. Должно быть, охотники попытались завалить животное, но он оказался слишком силён и вырвался из охотничьего охвата. Окровавленные бока его ходили ходуном, а почти вылезшие из орбит глаза вращались, пытаясь найти выход из новой ловушки. Это был великолепный образчик племени туров, один из последних в своём роде, которые пытались спастись от предприимчивых людей в диких восточных лесах. И этот раненный тур вдруг увидел Яруна, который вышел на шум из своей избушки наружу. Разглядев обидчика, бык взревел, ковырнул из земли раздвоенным копытом внушительный ком, наклонил голову, увенчанную длинными и острыми рогами, и понёсся к нему, роняя на землю клочья розовой пены. Казалось, что спасения от его рогов невозможно.
И снова оказалось, что из расщелины дуба струится переливчатый клубящийся туман. Бык запутался в его струях, словно то были тенета из бечевы, а Ярун, спокойный, подошёл к туру вплотную и сжал его голову в объятиях, концентрируя силы. Бык замычал жалобно, роя копытом землю. Он попытался рвануться, чтобы освободить голову, но … у него ничего не получилось, словно он попал в медвежий капкан. Ярун всё увеличивал нажим, вдруг шея громко хрустнула и ноги у животного немедленно подкосились. Туша тура рухнула на вытоптанную землю. Послышались удивлённые возгласы. Ярун оглянулся. Охотники- черемисы, преследовавшие быка, заглядывали сквозь распахнутые створки ворот, жестами показывая друг другу на тело поверженного тура. Туман, появившийся столь вовремя из древесного разлома, к тому времени улетучился, и охотники стали свидетелями завершения этой скоротечной схватки, когда хозяин этого лесного капища голыми руками завалил огромного озверелого быка, не показывая при этом и тени сомнений в собственных силах.
После такого зрелища если у черемисов ещё оставались какие-то сомнения, то они окончательно рассеялись. Ярун сделался беспрекословным владыкою этого удалённого места, да и всего леса в целом. Что творилось затем, он не знал, но, видимо, какие-то связи эти черемисы поддерживали с другими родственными племенами, не только ведь охотились, но и воевали, занимались и торговлей.
До Яруна доходили тени слухов о соседствующих государствах: о Волжской Булгарии, о Великой Угрее, о Хазарском каганате, о союзе славянских племён, которое должно оформиться в своё государство. В большом мире назревали перемены, и всё чаще из расщелины дуба выпархивало туманное облако, собиралось в переливчатый радужный шар, состоявший из сонма искорок, которые не стояли на месте, а мерцали, двигались, клубились, как рой необычного комарья. В такие мгновения святилище наполнялось глубоким гулом, от которого листва дуба содрогалась, как у осины в ветряный день. Этот гул наполнял тревогой душу Яруна, а глаза его в тех клубящихся переливах зрели удивительные видения; и слишком часто среди смутных картин изображались убийства, казни, двигались армии, гибли люди. Откуда-то из глубин нутряных пространств поднималась ярость. Ярун предчувствовал наступление перемен, и от этого ещё сильнее ярился, потрясая секирой и оглашая лесные окрестные своды злобными воплями. Как-то на эти крики вышли охотники, с луками и копьями в руках. Увидав обнажённое оружие, Ярун завыл, кинулся вперёд. Глаза его застлало кровавой пеленой, а когда он очухался, увидел изрубленные тела. а руки, ноги, головы были раскиданы окрест. Вернувшись в избушку, Ярун завалился на широкую лавку, служившую для сна, застланную огромной дохой из медвежьей шкуры, местами пообтёршейся, и словно провалился в глубокий сон.
Должно быть черемисины посчитали, что охотники невзначай вторглись во владения Яруна в неподобающее время и прогневили его, за что тот наказал их жестоким способом. Так или иначе, но мстить за убийство они не стали. Несколько лет они вообще избегали эту излучину Вятки, но с годами воспоминания сгладились, и снова возобновился торговый обмен оберегами с одной стороны и предметами домашнего обихода с другой.
Несмотря на кажущееся спокойствие каждодневной обыденности, напряжение исподволь продолжало нарастать. Беспокойством был пропитан сам воздух в святилище, пронизываемый сверкающими зигзагами туманных пластов. Ярун развесил на кольях черепа лесных обитателей, чтобы отпугнуть тем злых духов. Среди звериных было и несколько человеческих черепов, скаливших зубы в смертной усмешке.
Должно быть, беспокойство смотрителя капища передалось и черемисам. А может, всё было совсем наоборот, и это чувства туземцев, бьющие через край, волновали служителя Перуна. Так или иначе, но былой спокойной жизни близился конец.
Какое-то время соседи не докучали ему. Ярун научился обходиться своими силами. Теперь он имел собственную борть, у него было небольшое поле, дающее жито; он даже забил провиантом кладовку и погреб, глубокую яму, куда ещё с зимы он поместил целый снежный сугроб, за лето успевший только подтаять.
Когда к святилищу вышли незнакомые люди, он сначала не обратил внимания на них. Услышав шум, решил, что опять явились туземцы, коим потребны стали его обереги, обладавшие чудесной силой. Ярун вытачивал их из сучьев могучего дуба, которому всё было нипочём, хотя подножие его успело зарасти мхом и лишайниками, что поднялись по стволу на целую сажень.
Незнакомцы не вошли за частокол и остались снаружи, тихо переговариваясь между собой, и только тогда отшельник обратил на них внимание. Тогда он и увидел, что это вовсе не угры, а представители одного из славянских племён. Собратьев своих Ярун не видел давно, может даже лет с полста, а может и того более. Он отбросил в сторону тесло, коим обстругивал новую опору, для замены подгнившей. Выпрямился и направился к группе воинов в кольчужном убранстве, сказал им приветствия, с трудом вспомнив слова родной речи, уже почти забытые. Но, видимо, вспомнилось всё не до конца, потому как ему не ответили, видимо, не восприняв слов; между собой залопотали. Крайний, из молодых, поднял широкий, из кованого металла меч, похожий на длинный тесак. Такого оружия Ярун давно уже не зрел, едва и признал.
Тот, первый самый контакт с новыми здесь пришельцами, так ничем и закончился. Поговорив, всяк по своему, они разошлись. Точнее, ушли пришлые, а сам перумов служитель остался здесь. С одной стороны посмотреть – ему стало веселей, что где-то рядом появились славяне, может даже заселятся неподалёку, и они сдружатся, а там он себе, глядишь, какую девку приглядит, и расцветёт через это его унылое становище. Хотя, другую сторону прикинув, сердце подсказывало, что может случиться и обратное. Похоже было, что пришлый люд был скор на руку и вполне мог затеять войну с поселившимися в округе черемисами, если тем не придётся по нраву такое вынужденное соседство. А он, по себе знал, что угры так просто не признаются в бессилии, и, вполне возможно, начнут на упреждение, то есть первыми.
Проживая долгие годы в одиночестве, Ярун научился многим вещам, свойственным детям природы: по неуловимым признакам знал предстоящую погоду, характер и настроение зверья, повадки хищников, а ещё и обычаи соседствующих с ним племён, мог лечить болезни, затягивать наложением рук раны, а когда святилище заполнял выползший из дубовой расщелины серебристый туман, чувствовал, что ему по плечу много больше, чем присуще обычному человеческому существу. При этом, надо было признать, он не знал и сам границ своего потенциала могущества, а проверить те незримые свои силы всё никак не собрался, откладывая всё до удобного случая.
Вот и в этот раз, непонятным для себя образом он почуял, что новые пришельцы и его воинственные туземные соседи столкнулись. Он даже разглядел несколько туманных картин того сражения. Сердце словно скрутилось в жгут, душа затосковала. Чтобы стряхнуть с себя ту кручину, Ярун надел кожаные порты, самолично пошитые из лосиной шкуры, новую рубаху из серого рядна, повесил за спиной на ремне секиру, даренную ещё полузабытыми меря, на плечо взгромоздил обожжённую на костре для крепости дубину, и тронулся в путь. Дорога его протянулась не так уж и далеко – вдоль по-над берегом, через излучину, на взгорок, далее по лесу, а там уже на пустоши он и набрёл на место сечи.
В этом месте пришельцы срубили большой балаган, обнесли его тыном, но укрепить не успели, когда их атаковали. Балаган наполовину сгорел, но вторую половину всё же отстояли. Закоптелые брёвна всё ещё едва заметно дымились; в пазах ещё кое-где тлел мох, коим конопатили щели между брёвен и прочие выемки. Разглядывать подробности Яруну было не с руки. Везде, возле пожарища, на поле и даже в лесу лежали тела убитых в том сражении. Судя по количеству трупов, сеча была жестокой. Похоже, что черемисов было великое множество, но и пришельцы оказались настоящими воинами. Используя тын и стены балагана, они дали жестокий отпор нападающим, порубив толпу, без счёту, угров. Воспользовавшись ночной темнотой, когда луна скрыта была за тучами, те подобрались поближе, уповая на неожиданность, и попытались запалить крепостцу. Видимо, на первой поре это у них получилось. Вот тогда-то и зазвенели мечи и секиры …
Непонятно было, за кем же осталась победа. Может, побили всех пришельцев, а потом, устрашившись количеством побитых воинов, черемисы поспешили убраться прочь, опасаясь, что к противнику подоспеет подмога с другого поселения. Или славяне погнали черемисов, преследуя их по пятам, не давая времени опомниться. И в том, и в другом случае, вскорости здесь могли появиться остатки победившей стороны, раздражённые многочисленными потерями. Не посчитаются ли они тогда с одиночкой, посмевшим появиться здесь?
Так, ни с чем, и удалился перунов отшельник, вернулся к святилищу, и там начал службу. Обращаясь лицом к небу, он просил помощи для собратьев, выкрикивая всё громче слова, чтобы донести их до границ божественного восприятия. Вспугнутые криками, вокруг дуба носились сороки, громко стрекоча. Посчитав это ответом, Ярун успокоился и вернулся к жилищу. Сороки считались вестниками Перуна, выразителями его воли, его посылов.
Последующие несколько дней прошли спокойно, но Ярун не обольщался тем спокойствием. Секира, довольно тяжёлая, с иззубрившимся лезвием и расплющившимся обушком, постоянно висела за плечами. Кожаный ремешок протирал холст рубахи и натирал тело, но отшельник терпел неудобство, прислушиваясь к окружающим святилище зарослям, подмечая любой шум.
Стрела свистнула совсем неожиданно, когда он возвращался от родника к дому, с берестяными туесами, полными прозрачной стылой водой. За мгновение до того, как червлёная бронза наконечника пробила бок, он успел извернуться и запрокинуться. Покатились туеса, разлив всю воду. Один лопнул по шву, распавшись.
Ярун лежал в самой неудобной позе. Так не может лежать живой человек. Это не свойственно ему по причинам физиологического строения, но мертвецу-то уже всё равно - вылезет ли сустав из положенной ему по природе впадины, или мускул лопнет от чрезмерного натяжения.
На этом и строился расчёт, ставилась хитроумная западня. Упал перунов воин так, что левую руку за спину выкрутило, правая же под плечо попала, ноги переплелись, в щеку впились камушки, коими он старательно выложил дорожку. Ноги в кожаных чунях немного поелозили, царапаясь по земле, а потом замерли в неподвижности.
Выждав ещё немного, появились убийцы, на что отшельник и надеялся. Это были черемисы, но видом отличные от тех, с кем он общался последнее время. Должно быть, то были представители родственного племени, решившие участвовать в войне с чужаками. Они приглядели для себя лёгкую жертву – одиночку, поселившегося на берегу реки.
Стрелков оказалось четверо, а может поблизости скрывались и другие. Все были роста невеликого, но в плечах широки, носили сапоги из хорошо выделанной кожи, а у старшего имелся даже сферический шлем с насечкой. Торсы защищали куртки толстой кожи с нашитыми поверх бронзовыми пластинками. Стало быть, не абы кто, а – воины. Двое держали наготове луки с наложенными на тетиву стрелами. Ещё двое, включая и того, что был в шлеме, сжимали хазарского образца сабли. Даже мёртвого, они стереглись его. Значит, наслушались пересказов сродственников.
Когда оставалось подойти последние метры, все остановились. Один из лучников поднял правый локоть, оттягивая его назад.
Настало время!
Как разжатая пружина, Ярун взвился вверх, подброшенный силой руки и ног, одновременно выхватывая из-за спины секиру. Ремешок он перерезал, ещё когда лежал в видимом оцепенении, изображая убитого, чтобы этому поверили со стороны.
В то место, где он лежал мгновение назад, и где осталась вмятина в траве, впилась стрела, которая должна была пригвоздить его, но, вишь, запоздала. Второй лучник оказался быстрым, успел поменять прицел и пустить свою стрелу, но отшельник неуловимым разворотом секиры сбил её в полёте, а потом, описав сияющий круг, запустил тяжёлый топор в мощном броске. Клинок секиры срезал голову старшего из воинов, и она покатилась по земле, хлопая глазами и шевеля вмиг обескровевшими губами, словно вожак ещё пытался этим боем руководить. Но в  следующий миг голова звякнула шеломом о камень и остановилась. Тело ещё стояло, сжимая саблю, но руки уже опускались, а потом оно сразу осело и вытянулось на траве, обагрившейся кровью.
Всё это произошло так неожиданно, что черемисы замерли в ступоре, тогда как отшельник действовал во всю мощь. Он прыгнул вперёд, ногой ударил в грудь одного лучника, рукой толкнул другого, и у того изо рта выплеснулась струя чёрной крови. Лучник схватился за черень узкого ножа, что прятался мгновение назад в рукаве словенина, а теперь торчал в его груди, войдя между рёбер, закашлялся, а Ярун уже сжимал заскорузлыми от постоянной работы ладонями шею четвёртого, что пытался махнуть саблей, да всё не мог вырваться, чтобы размахнуться для удара. Глаза у него выпучились, почерневший язык вывалился изо рта.
Почуяв за спиной движение, отшельник развернулся, прикрываясь пленником. Тот дёрнулся, глухо всхлипнул и потяжелел. Голова его поникла, склоняясь к груди, а из спины торчала стрела. Стоявший на коленях первый лучник выдернул из тулы новую стрелу. Мелькнуло кукушечье перо, срезанное наискось, чтобы удобней по руке лежало, положил на центральную планку, выделанную из можжевельника, рывком растянул тетиву и … покатился по земле, сбитый с ног телом товарища, которого невзначай сам же и убил.
Ярун окинул окрестность быстрым взглядом. Неподалёку валялся обезглавленный воин, командовавший засадой, ещё один, с ножом в груди, сучил в агонии ногами, последний из ватаги убийц пытался выбраться из-под тела пронзённого, завывая, то ли от злости, то ли от страха. А может, он, таким образом, призывал на помощь товарищей.
Так и вышло. Закачались ветки ближайшего кустарника, и Ярун помчался со всех ног, но не к дому, как могли подумать выследившие его черемисы, а к дубу, покрытому слоем лишайника, что превысил уже рост человека вдвое. Возле избушки уже кто-то появился, ещё несколько человек разбегались дугой, на тот случай, если перумов служитель вздумает таиться в лесу, который знает, как свои пять пальцев.
На полном ходу отшельник пал на колени, проехав так с полметра по траве и вздымая над головой руки, а навстречу уже струился серебристый дымок с блёстками, которые искрились, словно внутри дуба тлел особый костерок, источая искорки.
Черемисы уже не торопились. Они поняли, что этот лесной человек никуда от них не денется. Выйдя на полянку, они окружили коленопреклонённого жреца. Обычно туземцы не трогали тех, кто служил богам, лесным или человеческим, но этот оказался не просто жрецом, но доказал, что является опытным и сильным воином. К тому же он мало походил, внешностью и повадками, на привычных служителей культа, которые говорили много и непонятно, угрожая божьей карой, по делу и без, трактуя волю богов так, что неизменно умудрялись получать личную выгоду. У этого человека, имеющего внешность чужестранца, не было ни седой бороды, ни важных для ритуалов предметов – разных бубнов, высушенных животных или костей, какие подвешивают к поясу. Правда, были точёные из дерева фигурки, но их отшельник не применял для своих служб. Это было непривычно, это было непонятно, а непонятно, как это известно даже ребёнку, лучше сразу уничтожить, пока непонятное не стало опасным. Это одна из основных заповедей человечества.
Никто из воинов, сосредоточенные на будущей жертве своего гнева, не обращал внимания на клубящиеся извивы тумана, что протянулся от массивного старинного дуба, лопнувшего посередине. Даже если это был и не туман вовсе, а дым, то и в этом случае ничем он им не грозил, да и поза отшельника больше говорила о смирении, чем о продолжении боя.
Тем неожиданней для всех стало, когда этого странного чужака вдруг не стало. Вот только что он, преклонённый, сидел перед ними в дымных струях, словно готовился к самосожжению, и вдруг силуэт его пропал. Сразу десяток стрел пронизали задымлённое пространство. На тот случай, если это очередная воинская хитрость. От таинственного отшельника можно было ожидать всего. Те двое, что оказались впереди своих товарищей, метнулись вперёд, вошли в туман и … тоже пропали. Остальные предпочли окружить тот дуб, что был центром клубящегося пространства, и громоздился над ним протяжённой густой кроной, в которой испуганно попискивала какая-то лесная птица. Черемисы ощетинились рогатинами и саблями, нацеливаясь на туман и ожидая, что оттуда появится отшельник, либо их товарищи.
Тем временем туман сгустился, а ещё через мгновение в том месте проявился человек, который вышел на поляну. Глаз у него не было, вместо них зияли провалы, сочившиеся кровью и слизью, а из открытого рта комьями свисали какие-то ошмётки. Воин сделал ещё пару шагов, а потом колени его подогнулись, и он упал перед своими потрясёнными товарищами, которые столпились над его телом. В это время из тумана плеснуло. По кафтанам и боевому убранству черемисов разъезжалась кровавая жижа. Из тумана выкатилась и остановилась голова. Все невольно подались назад, отступая перед неведомой опасностью. Но и туман не стоял на месте. Он продолжал клубиться, понемногу расширяя свои пределы, наступая на окружавших древнее дерево людей. Вот один из них попал в туманный клуб, и тут же закричал, задёргался, словно его ужалил сонм ядовитых гадюк, или он внезапно обезумел. Черемис весь дёргался, выпучивая глаза, словно видел то, что не могли видеть его товарищи, но при этом он ещё размахивал в разные стороны своей саблей, и за пару мгновений успел зарубить насмерть двух ближайших от него товарищей. Он убил бы ещё больше, или покалечил, но его бешенство успокоили, пронзив насквозь копьём. Но уже другой воин бился в истерике, по другую сторону дуба. Он завизжал не своим голосом, а потом набросился на ближайшего от него соплеменника и страшным ударом сабли едва не пополам развалил его.
После этого коллективного безумия все черемисы бросились бежать прочь, не сговариваясь между собой. До своих добрался всего лишь один, на вопросы товарищей не смог ответить ничего вразумительного, лишь показывал руками назад, выпучивал глаза и содрогался в изнурительном кашле. Он так и бился, беспрерывно кашляя, упав на землю, потому что его не держали ноги, и всё продолжалось до тех пор, пока изо рта не вылетели кровавые ошмётки, бывшие ранее лёгкими. После этого он тут же и умер. На щеках остались розовые дорожки от слёз, в которых тоже были следы крови. Когда его попытались поднять, чтобы похоронить согласно обычаям, то внутренности переливались внутри подобно киселю. Выкопав рядом яму, тело столкнули туда, завалив камнями и землёй.
Посовещавшись, воины решили своё дело закончить. Их выводила из себя мысль, что они не смогли не только изгнать наглых пришельцев из этих мест, которые уже считали своими по праву поселившихся здесь первыми, но и то, что не смогли справиться с одним- единственным человеком, пусть и служителем малопонятного им божества. Конечно, то, что с богами надо считаться, даже если это и не свои боги, этого никто не отрицал, но пусть и служители их знают своё место и оружия в руки не берут, как это заведено, то есть соблюдают нейтралитет. Только при этих условиях их и не трогают. А уж если ты взял в руки топор или меч, да ещё пролил при этом чужую кровь, то не взыщи, что найдутся охотники растворить и твою.
Теперь в лес отправились все воины, какие были. Особенно не скрываясь, они окружили то ли избушку, то ли землянку отшельника, но, как и ожидалось, там никого не нашлось. Жилище было пусто, а дверь отворена. Разочарованные и разозлённые, черемисы разорили жалкую обстановку, развалили очаг, сложенный из камней, разбили на черепки всю глиняную посуду, а стол, палати и прочие деревянные вещи порубили на части, свалили в кучу и подожгли.
Когда костёр разгорелся, вдруг обнаружился и сам хозяин. Отшельник стоял на коленях у могучего замшелого ствола древнего дуба, проигнорировав и повернувшись спиной к своим карателям. Он или дремал или впал в прострацию, а может просто делал вид, что ничего не происходит, а если и происходит, то его сие никак не касается. А может после всех этих событий он тронулся умом и не воспринимает происходящего? В конце-то концов, не так важна причина, по которой он оказался у дерева.
Заметили его не сразу, а тогда, когда от горящего имущества занялась хижина, и языки пламени поднялись над заострёнными навершиями частокола, над кольями с выветренными черепами, когда от языков пламени по площадке святилища и по стволу могутного дуба побежали многочисленные пятна бликов.
Торжествующий крик вырвался одновременно из десятков глоток, а к коленопреклонённой фигуре потянулись скрюченные пальцы. И, как по сигналу, над лесной стеной поднялась заря, выкрасив алой краской кромку крон берёз, осин, черёмух и прочих древ, словно на их листьях проступили, одновременно, капли крови, пролитой в том лесу. Такое совпадение могло навеять страх на самого смелого человека, практически – на любого, но если таких смельчаков десятки, и стоят они рядом, плечом к плечу, и чувство праведной ярости заставляет бурлить кровь в жилах, то страх, даже самый сильный страх, отступает прочь, позволяет не обращать на него внимания, позабыть про него.
Черемисы не спешили. Они берегли чувство удовлетворения, которое жаждали получить в процессе наказания того, кто представлял, в их глазах, племя чужаков, явившихся, чтобы отнять у них эти земли. При всём этот человек уже обагрил свои руки кровью их соплеменников, а теперь наступил час сладостной мести.
Тем временем кровля землянки прогорела и обрушилась, взметнув стоп искр. Искры заметались в порывах утреннего ветра, перемешались со струями тумана, что опутал подножие старинного массивного дуба. Наполовину погружённый в мутное марево, отшельник, наконец поднял голову, прикрытую спутанными сальными прядями отросших волос.
Окружившие древнее дерево воины чего-то ждали. Быть может, чтобы отшельник- словенин хоть как-то отреагировал на участь, которая ему уготовлена, а может и приказа своего вождя, который махнёт рукой и тем подтолкнёт их к немедленным и жестоким действиям. Но служитель культа Перуна не выказал и тени страха или хотя бы агрессии, или какого иного чувства, побуждающего человека к поступкам. Да и вождь выжидал, надеясь, что вот сейчас у предстоящей жертвы не выдержат нервы, и возмездие станет тем сладостней, чем больше будет воплей и просьб о пощаде.
Но … пауза затягивалась сверх всякой меры.
Нельзя до бесконечности растягивать такие мгновения, как ловить руками лезвие остро заточенного клинка, потому как на душе остаются плохо затягивающиеся шрамы. Фигуру отшельника почти закрыли  пласты не то дыма, не то тумана, и никто не заметил движения, но вдруг коленопреклонённый оказался стоящим в полный, весьма немалый рост. По рядам черемисов, окруживших дерево, волной прошёл полувскрик- полустон, и, как отражение звука, ряды качнулись вперёд. От одновременного коллективного движения многослойная туманная взвесь и, в такт с ним, отодвинулась фигура словенина. Он как бы вплыл в расщелину, разделившую мощную колонну дуба, образовав в массивном стволе дерева подобие грота.
Чужак пытается укрыться внутри дерева?!
Это уже походило на попытку бегства, на попытку спасения, и давало право на немедленное возмездие, такое страшное наказание, которое устрашит на долгие годы всех пришельцев, уже появившихся в этих местностях, а также тех, кто только собирается сюда перебраться.
Что можно придумать, какую ужасающую казнь для чужеверного жреца, достойную его сана, и чтобы при этом успокоились сердца жаждущих возмездия черемисов? Самые нетерпеливые уже выкрикивали угрозы, потрясая копьями, топорами, луками.
– Смерть!
– Смерть!!
Это вне всякого сомнения. Но вот какая именно из всего кошмарного многообразия?
Выход подсказала сама природа. Ветер раскидал в разные стороны тлеющую труху из пожарища, что находилось на месте жилища отшельника. Некоторые не прогоревшие до конца частицы попали в объёмистую крону дуба, и уже крошечные язычки пламени начали пожирать пищу дуба, пока ещё крошечными, микроскопическими укусами. Но лёгкие дымки разглядели зоркие глаза молодого охотника, что сжимал рогатину, стоя под самой кроной дуба. Он закричал и указал пальцем. И тут же большинство глоток подхватило его крик. Ну, конечно же! Надо заживо спалить чужака, заставить его корчиться в пламени, тем более, что он сам вошёл туда, в глубь древесной пещеры, которая сейчас перевоплотилась в пышущий жаром очаг, сделавшись жертвенником.
Идея эта всем чрезвычайно понравилась, и сейчас же десятки рук развалили догорающее жилище, выхватили вновь запылавшие головни из пожарища, а ещё через миг самодельные факелы полетели по направлению к дубу. Часть головней упало в траву и затухло, но большинство застряло в переплетениях ветвей, и разгорелось там с новой силой. Порывы ветра раздували пламя, и скоро вся крона запылала, заставляя мстителей отодвинуться дальше, ещё дальше, и ещё …
Круг жадных до зрелища, жестоких своим выражением лиц, нетерпеливых рук, сжимающих оружие, раздвигался, спасаясь от падавших сверху пылающих сучьев. Занялась уже и трава, вперемежку с лишайником, что затянули вздувшуюся от мощных корней землю. Пылала крона, тлела трава, дымилась сама земля, но массивная колонна ствола ещё высилась изваянием постоянства времени, и там, внутри расщепленного ствола, виднелась неподвижная человеческая фигура, игнорирующая бесчинства стихии и человеческой жестокости.
Но самым удивительным была не эта апатия, причиной которой могли быть стальные нервы и необычайная крепость духа, а также особый психический ступор, спасительное умопомрачение. Внимание туземцев привлёк к себе, наконец, тот удивительный туман. По всем законам природы он давно уже должен был улетучиться от ветра, испариться под воздействием страшного жара, исчезнуть под солнечными лучами, как это обычно и случается.
Но только не в этот раз!
Начавший вращательное движение под влиянием ветра, перемещений людей, от лучей солнца, туман, пронизываемый искрами, превращался в кипящий вихрь, обвивавшийся, подобно библейскому Змию вкруг ствола, проникал в зияющую расщелину. Все эти движения и явления подхватили одежды отшельника, раздули их, увеличивая в размерах фигуру, заставили её всячески изгибаться.
Торжествующе взвыли жестокосердные палачи, уверенные в том, что наконец-то их жертва почувствовала жар неистового пламени, от которого вздувается пузырями и трескается корка кожи, а кровь шипит, испаряясь на обожжённом теле. Все вскрикнули, но тут же одновременно и замолчали, чтобы усладить слух свой криками и мольбами о помощи, просьбами о блаженной смерти, чтобы прекратить страшные мучения!..
Но напрасно вслушивались черемисы в вой ветра, гудевшего в расщелине- гроте дуба. Это никак не могло быть человеческим гласом, а лишь одно из природных звучаний, какие все мы слышим, но почти не замечаем, углублённые в свои суетные желания.
Дым от горевшего дерева смешивался с бурлящим туманом, и почти уже скрывал от глаз наблюдателей фигуру отшельника, от которого всё ещё ожидали, что он, вот-вот, выкатится из дерева клубком пламени и побежит прочь, корчась и завывая от всепожирающей боли, пока смерть не остановит бесконтрольное движение.
Такая их твёрдая уверенность всё это увидеть воочию, подействовала на черемисов так, что они начали непроизвольно придвигаться к пылающему дубу, чтобы ничего не упустить из виду, подталкивая, невольно, друг друга к огню, вытягивая шеи и тараща слезившиеся от густого дыма глаза. Никто не хотел упустить ни одного мгновения от зрелища ужасной казни словенина.
И, наконец, это свершилось. Казнь состоялась! Но совсем не такая, какую ждали и планировали палачи.
Дерево, стоявшее веками на этом месте, похожее на монумент самого Времени, вдруг раскололось, развалилось на части и рухнуло одновременно в разные стороны, закрыв пылающей кроной всю толпу любопытствующих воинов. Послышались первые пронзительные крики, а через мгновение жуткий вой заполнил пространство поляны. Дерево было слишком большим. Оно занимало большое пространство, и сейчас все эти гигантские ветви, сделавшиеся факелами, низринувшись, образовали чудовищный пылающий лабиринт, в котором метались все черемисы, взявшие на себя обязанность наказать, покарать чужака, бросившего своим присутствием вызов им и их богам. И вот сейчас древо, которое служило защитой и пристанищем Яруна, вдруг преобразилось в тюрьму и место казни для всех палачей, перекрыв им путь для спасения. Многие были придавлены и долго не мучились, испустив дух, пронизанные толстыми сучьями, а другие бились в переплетениях ветвей, объятые пламенем, тщетно пытаясь сбить с себя огонь и вырваться из этого ада на волю. Никто уже не вспоминал о том, чьей смерти так жаждали все; каждый думал о своей собственной жизни, и в одиночку сражался во имя своего спасения, не обращая внимания на корчи соседа, взывавшего о помощи. Быть может, объединив усилия, что ещё и можно было сделать, но эти мгновения были упущены, а потом было уже всё равно … Не было ни времени, ни сил.
Ещё совсем недавно посреди святилища высился дуб, под сенью которого пытался найти убежище одинокий затравленный человек, окружённый отрядом жаждавших его смерти воинов, а теперь, через несколько безжалостных минут, вся эта площадь покрылась холмами пылающих ветвей, из-под которых пытались выбраться жалкие остатки боевого отряда, а посередине бушующего пламени высилась фигура , колеблемая слоями обратившегося в смерч тумана. Именно высилась, потому как рост у отшельника безмерно увеличился. Именно это зрелище и подействовало на тех из черемисов, кто ещё оставался в живых и был способен реагировать на что-то, кроме собственных болевых ощущений. Так или иначе, но скорбный хор стенаний разом ослаб, почти прекратился. Все уставились на удивительное зрелище, которого невозможно себе представить.
А Ярун продолжал расти? Нет, это он поднимался в воздух. Его почти не было видно, потому как вокруг него туман концентрировался. И движения его, то есть тумана, хаотические вначале, подчинялись какой-то необъяснимой системе. Теперь Ярун напоминал статую, колосс Прошлого, чудо, вырвавшееся откуда-то из библейских времён. Одежды, тело, волосы, всё это слилось в единое золочёное сияние. Теперь израненные черемисы снова закричали. Кое-кто просто вопил от боли, которая вернулась, преумножившись, другие молили о пощаде, обращаясь к вознёсшемуся, возможно – новому своему божеству, третьи, чей разум не устоял перед всеми этими событиями, просто вопили изо всех сил.
Внезапно человеческий силуэт вытянулся к небу, струной потянулся к облакам. Но, не хватило ли сил или на то была иная причина, но вдруг сияющий столб рухнул вниз и ушёл в яму, откуда плеснуло снопом сияющих искр, которые волной накрыли всю площадь перед святилищем, и огонь с новом силой полыхнул по обуглившемуся скелету кроны дуба. Из последних сил закричали жалкие головёшки, что недавно ещё были людьми. Но это была не более, чем агония. Скоро она прекратилась …
Привлечённое заревом, к святилищу подошли представители соседнего племени, что не решилось участвовать в войне с чужеземцами. Они не раз здесь бывали, подошли к частоколу, вошли в распахнутые ворота и остановились, потрясённые представшим перед их глазами зрелищем разрушения.
Самые смелые подошли ближе, и пришли в ужас при виде обгорелых человеческих останков. Божество словен покарало наглецов, посмевших бросить вызов их богам в лице их служителя. Погибли все, и смерть их была мучительной. В этом убеждали позы сгоревших заживо. Но что же сталось с хозяином этого места? Следов его так и не нашли, а глубокая яма на том месте, где недавно ещё высился дуб, наполнялась водой. Со дня поднимались пузыри, и тогда над поляной витал тяжёлый, незнакомый дух, от которого черемисины уши, так до конца и не растащив обломков духа и не разгадав загадку того, что же здесь случилось.
Останки сгоревших воинов, к которым не решились прикоснуться, по прежнему оставались на месте сгинувшего святилища Перуна, словно неся здесь стражу. Лесное зверьё, весьма непритязательное к разным видам падали, не решились тревожить покоя погибших, обходя поляну стороной.
На следующий год всё затянуло травой, а ещё через четыре года охотники- новгородцы наткнулись на остатки частокола, подивились этому и отправились дальше, в погоне за раненым лосем.


Глава 1
Проклятая текучка! Именно она отравляет жизнь современного человека. «Человек создан для счастья, как птица для полёта», сказал мудрый человек. Может быть, это сказал Максим Горький. Текучка, обыденность, принижают человека, делают его простым винтиком в современном конвейере отношений, умаляет его личность и значение, делает зависимым от многих, порою самых малозначащих вещей.
Что значит горожанин без холодильника, телевизора, унитаза, электрочайника, сотового телефона, компьютера, наконец? Увы, ничего. Он становится нулём, никем, сам по себе он мало что значит, мало что может. Лиши его предметов комфорта, а то и просто привычного обихода, и он скоро сойдёт и вовсе на «нет», станет всем и каждому жаловаться на превратности судьбы и козни недоброжелателей, погружаясь в перманентную депрессию. Но верни эти предметы обратно, и он будет искренне счастлив. В этом сокрыт парадокс нынешнего этапа развития человечества. Мы сделались слишком зависимыми от вещей, от продукта технического прогресса, а если называть это честными определениями, то человек сравнялся с вещью, и слишком часто вещь гораздо ценнее человека.
По этой изложенной нами причине множество людей устроили Большую Гонку за благами цивилизации, как будто тем увеличивается цена обладателя этих вещей, даёт ему значимый статус. Можно смеяться до слёз, но таким образом всё устроено в нашем извращённом обществе. И цена этому – каждодневная текучка. Суета сует и всяческая суета …
Капитан внутренней службы Владимир Павлович Фёдоров с тоской глянул на мерцающий компьютерный монитор. Ещё недавно он стучал пальцами по жёстким «пуговкам» плоской пишущей машинки «Десна», а сейчас приходится пялиться в бельмо монитора. А это ведь на зрении сказывается.
Под влиянием приключенческих книжонок и детективных телесериалов, у большинства населения  сложилось устойчивое мнение, что работники правоохранительных служб весь рабочий день, а порой и до глубокой ночи, кулаками машут, сражаясь с неискоренимой преступностью, а то и выбивая из преступников уничижающие признания, не успевают очистить вовремя ствол пистолета от пороховой копоти после очередной продолжительной перестрелки, а если и садятся за стол, так только для того, чтобы расплескать по стаканам бутылку водки и выпить «за ментов», чья служба и опасна и трудна, чтобы затем посмолить сигаретку, да погуторить малость между собой «за жизнь».
Ерунда это всё, навязанная конъюнктурой зрительско- читательского спроса или дурными фантазиями авторов. В жизни всё происходит по-другому, и беготня со стрельбой выпадает на долю оперативного состава или спецназа, зачастую по причине недостачи высокопрофессиональных кадров. Известно, что там, где работает законспирированная агентура МВД, и преступлений случается меньше, и стрельбы не бывает. Или почти не бывает. Всё искусство борьбы с криминалом состоит в том, чтобы преступление предупредить до того, как оно совершается, пресечь его в самом зародыше, то есть, желательно, на стадии подготовки, а ещё лучше совсем остановить человека, склонного к проступку, заставить его одуматься и не преступать букву закона. Всё это называется банальным словом «профилактика». Это та «альфа», те «азы», которые должен прорабатывать участковый инспектор внутренних дел. 
С той работы, то есть со службой в качестве участкового инспектора, и начинал в своё время Фёдоров. С тех пор прошло более десяти лет, вместивших в себя учёбу в ВУЗе, женитьбу, и переход на работу в следственный отдел прокуратуры. Анкеты он заполнял, начиная с записи о посёлке с весёлым названием Мураши, где родился, провёл неповторимую пору детства, наполненного оптимизмом и верой в будущее, посещал детскую спортивную секцию и серьёзно мечтал о карьере спортсмена- лыжника, собирая заметки, какие только мог найти, о жизни Александра Ивановича Тихонова, Олимпийского чемпиона. На полном серьёзе, во сне и в мечтах, он видел тогда себя биатлонистом, в обтягивающем ярком костюме, стремительно плывущем над лыжной трассой к стрелковому стенду, где его дожидаются разноцветные «тарелки» мишеней. Мальчик Вова прицепил рядом с зеркалом фотографию заслуженного мастера спорта и чемпиона мира и с удовольствием сравнивал черты лица с фотографии и с оригинала, который выглядывал из зеркала. Такое же скуластое лицо, такие же глаза (почти такие же), чуть больше торчат уши, но их можно скрыть причёской «канадкой», белый ряд крепких зубов. Он даже улыбаться пытался так же, как Александр Иванович, то есть чуть как бы растерянно, мол, да, выиграл, и снова был первым, но для себя это произошло неожиданно. Самая лучшая улыбка считалась «гагаринской», за эту улыбку его и избрали быть «Первым», но ведь здесь главное не улыбка, а сам человек. И Вовка тренировался, нарабатывая силу и мышечную массу, но, увы, как и многие другие детские мечты, профессиональным спортсменом он так и не стал, о чём, честно признаться, и не пожалел, ибо жизнь насыщена разными радостями и без триумфальных побед. Умный человек найдёт поводов радоваться жизни, а Фёдоров отнюдь дураком не был. В далёкую пору детства всё происходит чуть по-другому. Дети, они ведь не замечают многих мелочей, незаметных, но крайне важных, из которых и складывается взрослая жизнь, повседневный быт, уклад. Наверное, так и должно быть, чтобы человек успел приготовиться к тем сложностям, из которых складывается жизнь.
В милицию Фёдоров попал почти случайно, после службы в армии, о чём подробно мы рассказывать не будем, потому как сами являемся фаталистами и уверены, что человек идёт той дорогой, какая ему предназначена, а беды начинают валиться на его голову в том случае, если он пытается воспротивиться предназначениям и упрямо трепыхается в управляющих нитях Фатума, доставляя тем неприятности как себе самому, так и окружающим.
Житель северного края, он имел и характер, и внешность, соответствующие положенному. Высокий, крепкий, видный мужчина, с крупными запястьями на длинных руках лыжника, широкие плечи, чуть сухощавое тело; когда-то буйная шевелюра заменилась короткой аккуратной причёской. Что ещё? Ах да, небольшие усы как характерный (в недавнем прошлом – обязательный) признак военной (пусть и отчасти) профессии. Мощные надбровные дуги не портили чуть более крупные черты лица, равно как и шрам от левого уха и по выпирающей скуле вниз, почти до подбородка, тщательно выбритого.
Остаётся для полной картины отметить ещё любовь к распорядку, постоянство в симпатиях, утренние обязательные пробежки и занятие садоводством- огородничеством, которое характеризует человека, не до конца оторвавшего свои корни от земли, сельского человека, пока ещё не окончательно ставшего записным горожанином. Таков краткий портрет нашего главного героя, который пройдёт вместе с нами до самого конца этой невероятной истории …
После того, как в стране началась Перестройка, а в особенности после обвального начала криминальной революции, стыдливо именуемой реформами, государство захлестнуло цунами преступности. Соединённые Штаты Америки, вместе со своей глянцевой программой экономического развития и предпринимательства, экспортировало нам те процессы, которые породили организованную преступность. В миниатюре то же самое произошло и с европейскими государствами после окончания Второй мировой войны, с Германией, с Италией в большей степени, по той причине, что сицилийская мафия принимала участие в открытии «второго фронта», а после победы она потребовала своего; то же произошло и в Японии, где якудза подняла свою хищную голову. Организованная преступность, как основополагающая сила теневой экономики Западного мира «свободной инициативы», начала делить государства. Распался на удельные ханства и княжества Советский Союз, который не смогла одолеть самая мощная военная машина гитлеровской Германии, но подточил изнутри Его Величество Жлоб, имеющий в активе непомерные желания и библейскую веру в Великую Американскую мечту.
Вал убийств, криминальных разборок и дележа государственного, а значит – общего, то есть ничьего конкретно имущества за считанные годы, да что там – месяцы! отбросили на десятилетия назад как по общему развитию, так и по уровню жизни простых россиян в мировых рейтингах благополучия. В столичных градах и в крупных городах, именуемых мегаполисами, люди по вечерам не решались высовывать и носа из дому, прислушиваясь с опаской к выстрелам и заливистым сиренам оперативных машин. Это было время, которое позднее назвали «лихие девяностые». Там, где крутились «большие бабки», кровь лилась потоком.
Парадоксально, но кое в чём повезло жителям беднейших регионов. Их почти обошло стороной Чёрное Время передела, едва коснулось краем криминально- приватизационного стартового накопления капиталов, что означало минимум взрывов, минимум трупов (куда уж совсем-то без них?). Конечно и туда, тихой сапой, пролезла та пресловутая развращающая Американская Мечта о быстром обогащении и связанными с этим возможностями. Торгаши – вчерашние спекулянты, валютчики и фарцовщики, а также их боевой отряд – бандиты, всяческие отморозки, вдруг сделались идеалом, предметом для подражания подрастающей молодёжи, растущего класса потребителей, жаждущих потреблять и готовых поступиться такой мелочью, как нормы морали или совесть, на пути к вожделенным продуктам потребления. Но всё же, в бедных городах и весях на порядок меньше случалось убийств, грабежей и коррупции, а значит, и у милиции работы было чуть меньше. Это вовсе не означает, что работники правоохранительной системы там больше отдыхают, вовсе нет, и там преступлений до боли души много, но могло быть ещё больше! Ещё серьёзней!! Вы будете смеяться и негодовать, но, слава Богу, что мы бедны! Парадоксально, не правда ли?..
Работа с документами. У человека, сосредоточенного на действиях, эта обязанность выворачивает душу. Когда ты что-то делаешь конкретно, смотришь в глаза злоумышленнику, изобличаешь его перед законом и общественностью, то это одно, но совсем другое – перелопачивать ворохи бумаг, собирать анкеты, показания свидетелей, сличать описания, читать характеристики, метрики, дипломы, дактилоскопические карты. Бумагам несть числа, и не важно, что большую часть их теперь вмещает пластиковый ящик системного блока компьютера, сама бумажная атмосфера чахоточной пылью разъедает душу живого человека, пользователя ПК. По экрану монитора медленно ползут страницы очередного дела, требующего дополнений, пояснений, сносок, нового опроса свидетелей или внесения дополнительных материалов, а вслед за всем этим стоит очередная беда, затронувшая кого-то, и, как следствие – страдания, пусть и не всегда физические, но и моральные постулаты, перечёркнутые инсинуациями, а то и просто грубой физической силой, способны отравить человека, лишить его веры в действенность добра, преобладания позитива над процессами хаоса в мире человеческих взаимоотношений и развития всего общества.
А ведь всё начинается с малого. Какой-нибудь шкет живёт в семье, где отец всю жизнь, от рассвета и до заката,  вкалывает на заводе, мать работает в городской больнице, по вечерам они собираются дома и пьют чай с сушками, тогда как сосед, какой-нибудь «дядя Федя», Теодор, как он называет себя сам, легко «срубает бабки», делая разовую коммерческую операцию – к примеру, перегоняя иномарку из Германии в свой город и продаёт её здесь втридорога (машина при этом может быть даже краденая), или закупает там же, в Германии, несколько бочек баварского пива и спокойно сдаёт своим, но уже в два раза дороже. Вот так – легко – зарабатывает за раз столько, сколько отец- рабочий и мать- медсестра получают за полгода. Подчёркиваем – за полгода честного и добросовестного труда. Шкет делает правильный выбор, и скоро он уже у «дяди Феди» на подхвате, драит полиролем пригнанную иномарку и слушает, внимательно вникая, в его нравоучения об умении жить. Сомнительно, что, когда подрастёт этот самый пацанчик, он пойдёт по стопам отца и матери – трудяг. Скорей всего, увлечённый миражами «красивой жизни», он займётся теми же полукриминальными операциями, что и удачливый сосед, увеличивая армию жлобов ещё на одну отравленную, проданную душу.
Наше государство кинуло свой народ в горнило «рыночной» экономики, надеясь, что свободное предпринимательство поднимет его, то есть государство, на должный уровень. Но на деле-то получилось, что предприниматели, получая прибыли (и сверхприбыли) от сырьевых источников или объектов промышленного производства, вкладываются вовсе не в родную экономику, делая инвестиции в будущее, а сплавляют капитал в офшорные зоны, избавляясь тем от проблем налогообложения, или применяя другие увёртки, чтобы как можно меньше делиться, как с родным государством, так и с народом- «пасынком». Таким образом, в ходе экономических реформ образовался класс сверхбогатых людей, имеющих недвижимость и другие вложения по всему миру, и желающих, чтобы такой порядок вещей сохранялся как можно дольше. Конечно, они хорошо понимали, что такое долго продолжаться не сможет – или государство, ограбленное своей экономической и деловой элитой, рухнет, рассыплется на части, или последует социальный взрыв, что может кончиться тем же крахом государственной системы. Поэтому новоявленные олигархи- нувориши и спешили как можно больше капитала вывезти за границу, рассовать там по разным банкам, легализироваться, вложив «свои» средства в западную экономику, доказать там, что они нужные, полезные люди, тогда как на Родине делать то же самое бессмысленно, потому как всегда найдутся такие, кто подсидит, отнимет, лишит награбленного. По-ленински это звучит солидно – «экспроприация экспроприаторов», а значит – имеет право, и это – право сильного.
Понимая многое, и стараясь не думать про всё, капитан Фёдоров тянул свою лямку следователя по важным делам. В его компетенцию входило многое, от случаев мелкой коррупции, на низовом уровне, и до убийств. Владимир старался «держать нос по ветру» и в существо  коррупционных дел старался не вникать, не дёргать лишний раз за ниточки, которые тянулись в верхние эшелоны власти. Себе, понимаешь, дороже …
Таким вот скользким делом был конфликт между вятскими и татарстанскими торговыми кругами. Суть дела состояла в том, что коммерсанты с богатого соседнего региона нащупали удобный «рычаг» для проникновения на рынки Вятки, постепенно выдавливая оттуда местных. Те, ясное дело, загоношились и попытались отбить позиции. Начали, как это заведено, с демонстрации собственной силы. Потом уже сообразили задействовать цивилизованные меры, но соскочить с «крючка» закона уже было не просто. Фирмы «Халхидон», «Эверест-К», «Итиль-Су» подали протест на действия корпорации «Сигма», концерна «Деловая инициатива» и нескольких мелких компаний, имеющих одного хозяина. Дело было весьма щекотливое, и те, кто был поумнее, постарался столкнуть всё соседу. Получилось так, что всё это делопроизводство досталось Фёдорову. А ещё было уголовное дело скинхедов, вятских «бритоголовых», здоровенных молодчиков, тех самых, которые – сила есть, ума не надо. Так они решили своими методами разобраться с молодёжью Татарстана, а также азербайджанскими и дагестанскими торговцами. Столкновение можно было остановить, но, как всегда, не сработала профилактика, и две (минимум две) враждующие силы схлестнулись. Результатом всего стала кипа пухлых папок и мерцающий экран монитора, требовательно (вот ведь собака!) мерцающий. А начальная разработка уже дала нижегородское направление, откуда «подул ветер», раскидавший торговые палатки. Десант нижегородских «скинов» подначил вятских коллег посчитаться с «чёрными». Весёленькое, понимаешь, дело. У нижегородских нациков крепкое прикрытие в лице патриотической организации «Сварог», которую курируют ветераны российских спецслужб. А влезать в их дела: извините – себе дороже. Но и спустить всё на тормозах тоже не дело. Оставалось искусно маневрировать, выискивая слабое место, за которое можно уцепиться. В конце-то концов, он ведь не волонтёр Армии Спасения или активист Красного Креста, у него даже имелось табельное оружие, хранившееся по большей части в служебном сейфе. С собой, в кобуре из толстой свиной кожи, со сбруей скрытого ношения он предпочитал таскать газовый пистолет, точную копию пистолета проверенной системы Макарова.
А ведь, надо признаться, кроме перечисленных дел были ещё и убийства. Да, целая серия зверских убийств, которые были выделены в отдельное производство, и для расследования которых была собрана особая следственная бригада, куда вошёл и Владимир Фёдоров. Честно признаться, этой бригадой наш герой решил воспользоваться, чтобы укрыться от тех «скользких» тем, о которых мы уже поведали нашему читателю. Впрочем, в этом Фёдоров не хотел признаваться даже перед собой, просто получилось так, что он почти что сам напросился в состав бригады, сделав несколько дельных  предложений. Остаётся добавить, что особенность её состояла в узкой направленности, что автоматически отодвигало в сторону другие производства. Что, собственно, и требовалось.
Убийства, как насильственное лишение жизни человека, всегда стояли особняком в расследовании преступлений и в судебной практике. Убийства считались верхним пределом криминальной деятельности. Убийцы получали самые высокие сроки наказания, а то «вышку», как в среде преступности (и законников) именовалась исключительная мера наказания – сначала казнь, а потом и пожизненное заключение – то, что зэки называли «век воли не видать». Но и сами убийства имели разную степень тяжести. Особой строкой проходили убийства на войне или во время проведения специальных операций. Это уже были как бы и не убийства (хотя таковыми оставались). Такова работа военных и с этим ничего не поделаешь, разве что общемировыми усилиями запретить войны и приравнять доведение до войны к политическим преступлениям. Но пока что так развиваются общие законы, весьма неотрегулированные, человеческого сообщества. Точно так же, весьма снисходительно, рассматриваются убийства по неосторожности, случайности и совершённые в состоянии аффекта, когда человек- непреступник, попавший в экстраординарные обстоятельства, пытается найти для себя выход. Сюда же соотносится и превышение нормы самообороны. Далее следуют убийства, как преступление через нормы закона. Убивают жертву грабители или насильники, желая тем самым скрыть свои преступления, чтобы их не узнали жертвы. Убивают по заказу, когда заказчик имеет виды на бизнес жертвы, или на наследство; причиной убийства могут стать иные материальные ценности или выгоды. Убивают, наконец, в состоянии сильного опьянения, переставая контролировать свои действия и побуждения. Происходят убийства из чувства мести, особенно такой вид криминала характерен в южных провинциях государства, где генетическая особенность крови, а также родовые обычаи зачастую превалируют над нормами законности и цивилизованности.
Это ясно всем, укладывается в наработанные криминальные схемы и поддаётся расследованию по специально разработанным методикам, наследием опытных сыщиков. Но имеется ещё один вид убийств, которые, по причине своей полной алогичности, практически раскрыть невозможно. Это касается убийств без видимой причины, то есть без причины для нормального разума. А зачастую такие вот бессмысленные и, как правило, жестокие убийства повторяются, потому как преступника-то не изобличили, не была устранена причина тех жутких подчеловеческих страстей. В таком случае появляется целая серия убийств. Их так и называют – серийные.
Наиболее известный серийный преступник – это «Джек- Потрошитель», убивший за осень 1888-го года шесть проституток, чем поверг респектабельных жителей туманного Лондона в настоящий шок. Их можно понять, ведь убийство – это самое страшное преступление, пусть даже речь идёт о падшей женщине, а таковых набралось, с шестого августа по тридцатое ноября трагичного 1888-го года аж шесть, и все жертвы были располосованы острым ножом, возможно даже хирургическим ланцетом. Любой содрогнётся от ужаса и отвращения.
Но то был век девятнадцатый, и всё произошло в Лондоне, где плодотворно работала самая сильная полицейская служба Европы – Скотленд-Ярд, названная так по улице, где располагалось управление полиции. Здесь весьма эффективно выводили преступность на чистую воду и решительно с ней управлялись, а наиболее ярких представителей дна высылали за пределы Англии, куда-нибудь в Австралию, на Новую Каледонию, в Южную Африку, а то и в Гвиану. Самый широкий выбор, лишь бы подальше от родных пенатов («домашнего очага»). И – надо признать – толк от такого метода был показательный.
Век же двадцатый затмил все предыдущие, по числу криминальных убийств. Конечно, можно вспомнить Ирода Великого с его карой соперников и библейским «избиением младенцев», вспомнить князя Влада Цепеша, колесовавшего и усадившего на кол тысячи сограждан и непрошенных «гостей», по большей части – турок. Как же обойтись здесь без воспоминаний о венгерской принцессе Батори, убившей шестьсот пятьдесят человек и любившей принимать ванну – пусть читатель только представит это! – наполненной кровью невинных девушек, веря, что это омолаживает кожу её тела. В список исторических злодеев вполне вписывается Иоанн (Четвёртый) Васильевич, по прозвищу «Грозный», или Пётр (Первый) Алексеевич Романов, по прозвищу «Великий», немало загубивших человеческих душ. Но такова была политика средневековых государств. Народ должен бояться своего царя, гневливого, но справедливого. «Боится, значит, уважает». Эта формула зародилась именно тогда и «благополучно» сохранилась, да что там – действует до сих пор! и в новейшем времени.
Это в политике, а что происходит среди простых людей?
В том же технологичном двадцатом столетии зверствовали Педро Алонсо Лопес, признавшийся в трёхстах убийствах, Бруно Людке, имевший на счету восемьдесят пять жертв, российский монстр в человеческом обличии – Тарасов, «служитель Сатаны», как называл себя сам, погубивший свыше сотни человеческих жизней, конечно же – «убийца века» Андрей Чикатило, по совместительству – учитель, свыше десяти лет считавший убийство своей истинной профессией. Ещё один учитель – Анатолий Сливко, убивший семнадцать человек. Ещё – Геннадий Михасевич (36 жертв и четырнадцать лет поиска). Сергей Головкин, неуловимый палач, чьё уголовное дело заняло объём в девяносто пять томов. 150- страничное судебное заключение зачитывали в течение нескольких часов. В оперативных делах он имел псевдоним – «Удав», за способ расправы со своими жертвами. Ещё один псевдоним – «Фишер», по ассоциации с одним из чемпионов мира по шахматам, который славился быстрым умом и блиц-игрой. Убийца безнаказанно действовал на протяжении шести лет.               
Все эти материалы пришлось изучить Фёдорову и его товарищам, а также заключения известных психологов, специалистов в области криминальной психиатрии, Андрея Бухановского, изучавшего деяния Чикатило, чикагского доктора Эда Моррисона, директора центра оценок психического состояния преступников.
У следственной бригады был даже собственный – внештатный – консультант с Нижнего Новгорода, психотерапевт Ян Генрихович Голанд, выявлявший будущих маньяков с помощью специальной методики до того, как они встанут на страшный серийный путь.
Заглянем под обложку нескольких неприметных серых папок с матерчатыми завязками. Итак, Кузькина Наталья Владимировна, учащаяся лесотехнического техникума, сейчас говорят – колледжа. Девятнадцать лет. Характеризуется преимущественно положительно. Ушла на дискотеку в ночном клубе «Зомби». Домой не вернулась. Через месяц нашли её тело, ниже по течению реки Вятки. Следы насилия, жестокие раны. Создалось впечатление, что бедную студентку собирались расчленить на куски, но потом передумали. Кто это сделал? Почему, как это не кощунственно звучит – не закончил начатого? Просто решил притопить тело? Одни вопросы без ответов.
Смотрим далее. Семрюков Виталий Амвросиевич. Лицо без постоянного места жительства. Бомж, короче. Найден убитым на самостийной свалке позади заброшенного ряда недоделанной гаражной застройки. Пролежал там более двух недель, прикрытый строительным мусором, пока не был обнаружен женщиной, разыскивавшей пропавшую псину. Вместо собаки нашла обезображенное тело, с торчавшими наружу обломками рёбер. Кто мог сотворить такое? Насмотревшийся запредельно жестоких боевиков каратист- самоучка? Другой бродяга, прошедший афганскую школу? Выясняется.
Гольцман Арон Моисеевич. Заслуженный пенсионер. Не вернулся домой с вечерней прогулки- моциона. Его искали родственники, обзванивая больницу, а нашли в морге с размозжённой головой. Лицо неузнаваемо обезображено гримасой от ужаса. Это невероятно, как искажает лицо некоторая мимика. Что мог увидеть старик, сорок лет проработавший городским судьёй? Что его так напугало? Вероятно то, от чего он и лишился жизни …
Бабочкин Дима. Мальчишка, семь лет, до восьмого дня рождения так и не дожил. Оторвана рука. Видимо, от болевого шока он и скончался.
Симаков Геннадий. Другой подросток, бросивший школу, куда почти и не ходил. Токсикоман. Хулиган. Состоял на учёте в детской комнате милиции. Тело истерзано так, что едва опознали. Мать слегла с сердечным приступом, и до сих пор ещё до конца, кажется,  не оправилась.
Арбузова Лена …
Старикова Света …
Шмаков Пётр Евдокимович …
Усольцев Никодим Львович …
Эргашева Фатима Расуловна …
Гвоздиков Миша …
Список можно продолжать дальше, напившись валерьянки. Двадцать девять фамилий. Это только те, что вписывались в эту систему жестокого изуверства. Скорей всего, так обычно и бывает, что жертв ещё больше. Раза в два. Многие пропадают без вести, тела не находятся, закопанные в лесу, затопленные в болотной яме, заваленные мусором в строительном котловане.
Владимир Фёдоров закрыл глаза, на лбу выступили капли пота. Он воочию увидел снова эти ужасные фотографии, где были крупно засняты тела, фрагменты трупов, переломы, зияющие дыры на месте оторванных конечностей, раздавленные головы. Фотографии были цветные, хорошего качества и передавали все особенности преступления. В такие минуты он даже жалел, что сам напросился на расследование серийных убийств. Пускай он мог пожертвовать служебной карьерой, но сейчас он беспокоился за собственный рассудок. Он слишком глубоко влез в это дело, желая разобраться, понять систему, ухватить те особенности, которые помогли бы изобличить преступников.
Особенности … Вот единственное, за что можно уцепиться. Каждого маньяка преследует своя идея-фикс. Один западает на мальчиков в белых рубашках с галстуком, другой теряет голову при виде чёрных ажурных колготок, третий сходит с ума при виде красной шляпы с широкими полями. Эти нюансы имеют глубокие личностные корни. Умеющий находить их со временем изобличит и убийцу. Всё дело в том, чтобы нащупать те особенности, собрать их в систему и уже по этой наработанной схеме воссоздать психологических портрет преступника, по которому Ян Генрихович нарисует вероятный портрет человека. Это похоже на пластилиновые изображения древних людей, репродуцированных по способу антрополога и скульптора, доктора исторических наук Михаила Михайловича Герасимова. Только если советский археолог воссоздавал истинный облик конкретного исторического деятеля по черепу, накладывая, слой за слоем, пластилин, учитывая вариабельность мышц и костной ткани, заменяя им отсутствующую плоть и добиваясь воистину портретного сходства, то Голанд обещал нарисовать портрет, руководствуясь психологическими посулами характерных мотиваций, которые накладывают свой отпечаток на физическую сущность лица, то есть делая упор на мимику, выражение.
Но для этого завершения надо снова и снова перебирать описания места преступления, раскладывать пасьянсом фотографии жертв, стараясь выработать, соблюсти взаимосвязь. Но каждый раз схема рассыпается, как только он собирается её сформулировать. И каждый раз приходится начинать копать заново.
… Гусев, Иван Иванович. Безработный, бывший механик автосервиса «Гусарский», уволенный за прогулы и беспробудное пьянство. Пропал. Найден случайно, как и другие, на задворках, полузасыпанный сучьями в траншее, выкопанной для прокладки новой нитки водовода …
… Шулятьева Раиса Игоревна. Мать троих детей. Бабушка. Работала ночным сторожем в поликлинике. Задушена так, что голова держится лишь на сухожилиях …
… Субботин Роман Афанасьевич. Коммивояжер. Продавал электробритвы, калькуляторы и всякую канцелярскую мелочь. Его посчитали сбежавшим от семьи и долгов, подали в федеральный розыск, но неожиданно нашли истерзанное тело с выдавленными глазами и открытыми переломами конечностей. Похоже, что он умер от болевого шока …
…Кряжевских Эмиль Эдуардович. Ресторанный музыкант, любитель спиртного и женского внимания. Далеко за сорок, но хотел казаться молодым, для чего много экспериментировал как с внешностью, со спортивными тренажёрами, так и с медицинскими препаратами. Кто-то вонзил ему смычок в глаз, а гриф редкой скрипки был забит в горло, пришлось даже скрипку разбирать и всё доставать частями. А струнами инструмента …
Нет, дальше читать он не мог ...
Убивали людей разного возраста, разного социального статуса, интересов. Молодёжь, дети, пенсионеры, люди цветущего возраста. Кое-кто мог бы постоять за себя, другие бы убежали, кричать мог каждый из них … Ну почему, почему же всё так заканчивалось?!
Спокойно. Спокойно … Всё уже произошло, ничего вернуть назад нельзя. Невозможно. Надо смириться с этим, как с данностью. Успокоиться и рассмотреть ещё раз.
Все убиты и убиты самым жестоким образом. Почти без применения специализированного оружия или инструментов, то есть действовали спонтанно. Так! Это уже кое-что. Убийца – психопат или неврастеник, легко выходящий из себя и срывающий злость на других, на тех, кто оказался рядом.
Это укладывалось в схему с бродягами, с безработными, с инфантильными подростками, с молодёжью, ищущей приключений на собственный зад, но каким образом увязать это с пенсионерами или женщинами, которые точно не стали бы связываться с этим мифическим психопатом или психопатами.
Точно. Не стали бы. Если бы этот убийца сам бы не стал их искать. Чтобы сорвать на случайном встречном вселенскую злобу за своё существование … нет. Так работать невозможно.
Вздохнув, следователь Фёдоров отключил системный блок компьютера, вытащил диск с информацией, запечатал его в прозрачный бокс, с минуту размышлял, не взять ли диск домой, чтобы поработать на домашнем компьютере, но вовремя одумался и спрятал материалы в сейф. В конце-то концов, это несправедливо – нагружать своими проблемами супругу, которая тоже имеет полное право на толику спокойствия в этом жестоком, сумасшедшем, разрушающемся мире.
Внутренне опустошённый, Фёдоров вышел из кабинета, одёрнул мундир и покинул здание прокуратуры, кивнув на прощание дежурному. Сделал он это автоматически, почти не осознанно, погружённый в свои переживания, помноженные на логические выкладки следствия. Дежурный не менее автоматически кивнул, сделав запись в журнале. Он также был в деле и понимал степень загруженности следственной части.
Где-то на полпути, Владимир остановился, вошёл в близлежащий скверик и присел на обшарпанную тысячами задов скамейку. Требовалось расслабиться. Он это взял за правило. Оставим проблемы за порогом семейного гнезда. Это, как считал капитан, позволяет сохранять семью, сближает супругов, делает семейную жизнь более спаянной. Дома лучше интересоваться друг другом, жить интересами друг друга, чем позволять служебным делам занимать лидирующее место в теме разговоров и побуждений к действиям. Особенно это касалось милицейских тем, подтачивающих цивильную жизнь, показывающих отвратительную изнанку нашей жизни. Это было своеобразное ноу- хау изобретательного капитана следственного управления при городской прокуратуре.


Глава 2
Шарик, запущенный ловкой рукой крупье, сноровисто пробежался по расцифрованным секторам колеса рулетки, нашёл, наконец, своё место и устроился там, увлекаемый центростремительными силами движущейся плоскости.
Облачённый в ослепительно белую сорочку с аккуратным галстуком- бабочкой в мелкую серую крапинку и широкими серо-синими подтяжками, Александр Евдокимович Маслов и в самом деле имел вид крупье, ведущего игру где-нибудь в престижном казино салона «Двадцать первый век». Вот только вместо игорного зала находился он в студии канала «Вятка-ТВ», а происходившее действие именовалось прямым эфиром  программы «Политрулетка».
– Сегодня в Законодательном Собрании нашего края обсуждался закон об образовании. Вне всякого сомнения, это чрезвычайно важный закон. Мы вошли в двадцать первый век в сложный период развития общества. Индустриальная фаза должна смениться постиндустриальной. Что это означает для современного человека?
Александр прищурил глаза. Пальцы крутили авторучку «Паркер», сверкающей перламутровым корпусом. Камера сделала наезд на лицо, выделяя пронизывающий взгляд ведущего, его фирменную фишку. Маслов хорошо знал эффект подобного приёма и выждал необходимую паузу.
– Индустриальная фаза развития человечества подошла к своему логическому завершению. Полезные ископаемые, металлы, нефть, газ, то есть всё то, на что опиралось развитие человеческой цивилизации, от чего отталкивалась научно- техническая революция, подходят к концу. Дальнейшее потребление их и переработка не только истощает сырьевую базу потомков, но и скажется, ой как скажется на экологической составляющей окружающей нас с вами среды. Необходима кардинальная перестройка всей системы технического мироздания, уход с техногенной плоскости в многомерное пространство микро- и макромира. Основа же для этого перехода сокрыта в биотехнологиях и нанотехнике. Биотехнологии помогут человечеству «вычистить» авгиевы конюшни современного техномира, загадившего весь наш мир миллионами тонн всяческих отходов, отравляющих экосистему Земли и уже уничтоживших сотни видов фауны и флоры, населявших Землю ещё задолго до разрушительной экспансии человечества. Пришло время исправлять ошибки, становиться взрослыми и отвечать за содеянное. В этом будущем футурологи отводят наиболее грязную работу наномеханизмам, крошечным аппаратикам, размером с песчинку, которые являют, в массе своей, замену устаревшим заводам и фабрикам, нуждающимся в регулярном  техническом переоснащении, чтобы не отстать от веяний прогресса. Эти крошечные наноботы (микророботы) совершат тот рывок, что позволит сбросить с плеч обузу грязной технической обслуги и заняться творческой работой. Впереди нас ожидают времена, которые мыслители- философы прошлого именовали Утопией, Идиллией или Коммунизмом. Тогда всякий человек будет Личностью (с большой буквы) и сможет самореализоваться на благо себе и обществу. Каждый будет учёным, специалистом в какой-то своей части исследований окружающего нас пространства, или самого общества. Но это – в будущем, отдалённом или не очень. Чтобы это всё состоялось, и надо, уже сейчас, срочно, решать проблему с образованием.
Позади ведущего находился большой экран, во всю стену. Собственно говоря, это был вовсе и не экран, а кусок зелёной материи, фон, на который проецировалось спецэффектом телевизионное изображение, чтобы иллюстрировать слова Маслова, насколько их можно было иллюстрировать. А тот продолжал, глядя в объектив телекамеры, то есть в глаза зрителей, каждого из них. Будем считать, что его слушают, и слушают внимательно.
– Да, это самая что ни на есть насущная проблема. Можно закрывать на неё глаза, или незримо отодвигать в сторону. Мол, есть и более срочные для государства задачи. И это так. Проблем в нашем обществе скопилось в преизрядном количестве. Но, тем не менее, корень всех их кроется в не решении проблемы образования, то есть в массовой малограмотности общества, а также в том, что имеющимися знаниями люди не умеют распорядиться должным образом. Но об этом мы поговорим чуть позже. Сосредоточимся пока что на самом образовании. Того, что хватало вчерашнему человеку, сто- двести лет назад, недопустимо, более того – преступно мало современному. Я не оговорился, именно – преступно, потому как человек современный должен осознавать опасность дальнейшего прироста урбанистической технократичности, которая ведёт в ближайшем будущем к массовым технокатастрофам и – возможно – общему Апокалипсису, если человек не пожелает сойти с привычного за сотни лет развития пути. Человек образованный суть предупреждённый о последствиях неправильного, неразумного хозяйствования, о грядущих катаклизмах, и этими знаниями – вооружённый.
За спиной ведущего сменялись картинки городских кварталов. Сначала это были улицы городов античных, с форумами, храмами и колизеями, потом появились города средневековые, со зданиями в силе готики и рококо. Затем появились современные города, с толпами людей и движущимися лентами автотранспорта, а всему этому на смену уже шли города будущего, со сверкающими небоскрёбами, широкими автострадами, поднятыми высоко, на уровень верхних этажей зданий. И над всем этим вращалось изображение человека, который оставался неизменным, только менялись у него причёски и одежда, а также прочая повседневная атрибутика, которую человек таскает с собой, либо на себе. А Маслов всё говорил:
– Заглянем на минуту в тот послезавтрашний день, о котором все мы грезим, но ничего не говорим. Мы не будем распылять сосредоточенность вашего внимания  на десятки картин послезавтрашнего дня благоденствия. Кое-что вы можете видеть за моей спиной. Если всё у нас повернётся на нужную стезю, то некоторые из нас ещё насладятся теми, предстоящими плодами, а остальные пусть утешат себя мыслями о детях, внуках, потомках, которые станут частью того благословенного будущего. Нас же, напомню, интересует образование постиндустриального общества. Уже сейчас видна несовершенная система образования детей и молодёжи, когда они отдают треть жизни, до двадцати лет, а то и больше, когда к полному среднему и одному высшему пытаются присоединить второе высшее образование, не всегда, особо отмечу, качественное. А ведь эти двадцать лет в молодые годы – самое лучшее время, самое плодотворное, когда мозг лучше всего и быстрее функционирует, в его постигающей фазе, далее активизируется аналитическая стадия. Человеческий мозг едва справляется со шквалом плохо систематизированных сведений. В будущем, и мы в этом уверены, к проблемам образования будут подходить совсем с другой стороны. Уже сейчас известно, что знания записываются на молекулы аминокислот, которые являются носителями усвоенной информации. Поэтому знания в головы учащихся  будут вкладываться уже готовыми. За считанные дни будущие ученики получат весь необходимый комплекс среднего и начально- высшего образования. Причём это будут обязательные учебные дисциплины. Специальное образование они получат после индивидуального тестирования, которые выявят особенности и предрасположенности каждого индивидуума – кто из них есть кто. Это позволит ликвидировать весь пласт неудачников, которые так и не смогли найти своё предначертанное место в жизни, а ведь это может позволить им наиболее максимально реализовать свои возможности на пользу обществу. Знания будут получать биохимическо- генетическим путём, а процесс обучения будет заключаться в том, чтобы научиться эти знания вспоминать и применять сообразно необходимости. Подумайте сами. Какое время освободится для самой работы и творчества, какой это даст толчок обществу в развитии?!
За спиной ведущего плыли, нескончаемой чередой – формулы, научные символы, модели молекулярных связей, всё то, что должно ассоциироваться с науками. Да и человек, модель человека тоже изменилась. Сейчас на фоне осталось – крупно – его лицо (и это было лицо самого Маслова, чтобы зритель понял, что он-то и есть тот человек Будущего, который его уже знает, и готов открыть зрителям его тайны, не все, но некоторые).
– Но то всё дела дня послезавтрашнего. Вернёмся к проблемам образования сегодняшнего времени. Законодательное Собрание нашего края постановило об обязательном одиннадцатилетнем образовании в школах общего профиля. Будет ли оно продолжено дальше в профессионально- технических колледжах и в ВУЗах, или молодые люди, вкупе со своими родителями- опекунами посчитают достаточным ту степень полученных знаний для построения своей профессиональной карьеры. Печально, но в начале двадцать первого века выяснилось, что растёт процент малограмотных, а то и вовсе неучей. Вместе с тем растёт и процент криминализации общества. Человек безграмотный лишён движения по общесоциальным путям развития, и уходит в теневую, полупреступную нишу, или множит ряды деклассированного элемента, разрушая тем общество, разъедая его, удерживая его веригами своего бессмысленного существования. И нам понятно желание законодателей улучшить жизнь населения нашего края, но насколько соотносится замысел с действительностью? Нет ли здесь противоречий? Все ли тонкости соблюдены?
Теперь за спиной Маслова сменялись картины классных комнат и университетских аудиторий, где за столами и партами сидели учащиеся, юноши и девушки. Их было много, лица их появлялись на мгновение, и тут же сменялись лицами других студентов и учеников, и в глазах каждого на это мгновение открывался мир будущей России, какой она может быть, какой она непременно станет, если постараемся все мы, и каждый из нас.
– Наше общество отказалось от завоеваний социализма и ринулось в капиталистическую соревновательность, по воле кормчих политического течения. Рухнуло здание социальной защиты и под обломками осталось множество замечательных вещей. Взамен мы получили комфортные импортные автомобили, компьютеры, сотовую связь и фондовую политику. Забылся за ненужностью сам принцип «человек человеку – друг, товарищ и брат». Вместо этого легализовалась конкуренция, как элемент соревнования. В нашем варианте он извратился в человеконенавистнический тип межличностного общения. За борт выпал существенный процент населения. Итогом стало ухудшение, как демографической составляющей, так и экономического роста в целом. В результате плохо стало с финансированием, понизились зарплаты, в том числе и у преподавателей. А это сказалось, до обидного прямо – на учебных процессах. Голодные учителя решают преимущественно проблемы личностного характера, вместо того, чтобы заниматься будущим нации, пестовать, воспитывать и вдохновлять наших детей, давать им в жизни тот посыл, какой их сделает по-настоящему великими людьми. Я отдаю себе отчёт, что некоторым из вас мои слова покажутся наполненными необоснованным пафосом, но если отказаться от высокого штиля, то суть дела от этого изменится мало, весьма мало. Именно от преподавательского состава, от их уровня жизни, будет зависеть качество нашего завтра. Отсюда можно делать выводы, что вложенные сегодня средства в образование дадут «ростки» завтра, и расцветут пышным цветом послезавтра, и – непременно – дадут урожай в ближайшем обозримом будущем … Или не дадут. В любом случае, первое действие этой исторической драмы уже началось. Куда упадёт этот шарик на колесе Фортуны? Вы видите?
Колесо рулетки вращалось, а шарик перепрыгивал с одного места на другое, пытаясь остановиться, и камера неотступно следила за его стараниями, приближаясь к самому колесу, зависая над ним, укрупняя кадр …
Конец эфира. Маслов достал из кармана носовой платок и старательно промокнул им лоб. Софиты нагнетали в студии жару, а кондиционер во время записи приходилось выключать, чтобы исключить наводки по звуку. Потому последние минуты выступления были так мучительны. Собеседники, особенно когда это касалось «прямых эфиров», жаловались, но всё же далеко не всегда, увлёкшись темой диалогов. Обычно Александру удавалось создать такую «атмосферу» в павильоне студии, что гости переставали замечать ни слепящего света прожекторов, ни даже камер с нацеленными объективами, а это, признаемся читателю, большое искусство.
– Саша! Ты – чудо! – послышался восторженный голос режиссёра эфира. – Всем спасибо.
Быть может, кто-то из самых искушённых читателей уже узнал в телеведущем, Александре Евдокимовиче Маслове того Сашу Маслова, что действовал на страницах другого нашего романа – «Операция «Троянский конь». Но, если быть до конца честным, с тех пор кое-что изменилось. Тот Саша был восторженным юнцом, вспыльчивым максималистом, прошедшим хорошую армейскую школу и, тем не менее, не растерявший в боях романтики и даже идеализма, свойственной порой молодости. На его долю выпало тогда немало опасностей, но он стойко преодолел все трудности и находил достойный выход в самых щекотливых ситуациях, когда, казалось, уже никто ему не поможет. Там много всего было. Обвинение в убийстве, нападения уголовных преступников, участие в побеге из тюремной камеры следственного изолятора, скитания в среднеазиатских республиках, напоминавших всё больше средневековые ханства, столкновения с политическими интриганами и сотрудниками спецслужб, ведущими свою собственную игру. Сквозь все эти «жернова» трудно пробиться без последствия, трудно остаться прежним.
И этот приобретённый на тернистых путях жизненный опыт изменил весь его облик. Если в предыдущем романе наш герой выглядел лихим рубакой, заменившим на время офицерский мундир на джинсу, с непокорно торчащими рыжими вихрами, и с задорной, как это водится, искринкой в карих глазах, то теперь это был уверенный в себе человек средних лет, в дорогом костюме и галстуке из элитного бутика, в туфлях из натуральной кожи от Гуччи, знающий себе цену, имеющий престижное авто «Форд Пробе Эль Икс». Уверенность в словах, уверенность в движениях, широкий круг тем, которые он освещал в своих передачах, создавали ему определённый имидж, которому он пытался соответствовать и который раскрывал для него двери некоторых, самых закрытых клубов, где собирались крупные бизнесмены, «теневая элита общества», «действительное правительство края», как они именовали себя. В действительности, как это интуитивно выяснил Маслов, по большей части это были бывшие спекулянты, бандиты, силовики и чиновники, пробившиеся наверх благодаря своей собственной агрессии, целеустремлённости и умением пользоваться связями.
Эта связь в нашем обществе – надо специально отметить – такая хитро устроенная цепочка личных знакомств и того, что называется «круговой порукой». Те, кто этим умеет оперировать, может успешно вершить как свои личные дела, так и большую политику «крупного калибра». Но нужно быть не только хорошим психологом или аналитиком, знатоком законов социологии, но скорей уж закулисных дел Мефистофелем, который знает все особенности. Умеет находить нужные рычаги воздействия, знать, где можно польстить, а где лучше припугнуть, «дать на лапу» или «послать чёрную метку». Там, в кулуарах, закрытых для глаза обывателя, царит закон джунглей, и лучший друг, случалось такое, может проглотить ваш бизнес, стоит вам дать слабину и показать при этом свою беспомощность, неумение держать удар. Там царствует сила, наглость и точный расчёт. Совсем ещё недавно лучшим и убедительным аргументом в спорах была пуля или взрывное устройство под топливным баком «Мерседеса». Сейчас же наступают новые времена, когда задействованы механизмы административной системы: налоговая служба с её бесконечными проверками, прокуратура с поддержкой «маски-шоу», судебные исполнители; хотя при этом и автоматы АКМ не так уж далеко и припрятаны. В такой вот атмосфере и приходилось крутиться нашему старому знакомому, Александру Евдокимовичу, чтобы быть в курсе событий и черпать материал для своих телерезюме.
В не таком уж давнем прошлом румяное лицо прочертили жёсткие складки, а глаза, после путешествий по Востоку, смотрели с постоянным прищуром, словно он целился в собеседника из многозарядной винтовки. Такие ощущения играли свою положительную роль для авторитета многоопытного журналиста. Искушенные в жизненных перипетиях собеседники его не подозревали, что за душой интервьюера больше убитых противников, чем на счету иного профессионального киллера. Но, тем не менее, какими-то неуловимыми рецепторами организма они улавливали сей закрытый факт, и относились к Маслову с уважением, легко или с неохотой признавая его превосходство над собой, и пытаясь потом нащупать основание для этого интуитивного уважения.
Как-то, должно быть именно по этой причине на Маслова налетела компания накачанных юнцов, которым было плевать на чужой авторитет. Они попытались взять его числом, действуя нахрапом, предельно нагло, но журналист не пожелал превращаться в бойцовскую грушу. Он довольно легко уворачивался от размашистых показушных ударов, уверенными движениями перемещаясь по ограниченному пятачку парковки, затем, улучив момент, вырвался из их «кольца», но, сделав несколько быстрых шагов, не стал улепётывать, как они этого ожидали, а – наоборот – остановился посередине детской площадки с песочниками и качелями. Отморозки, выплёвывая грязные ругательства, тут же кинулись к нему, а он встретил их серией быстрых и точных ударов, после которых сразу двое беспомощно опустились ниц, растянувшись на песочке, ещё один ухватился за лестницу детских упражнений и его вывернуло едва ли не на изнанку, освобождая свой желудок от содержимого, весьма дурно воняющего. Не упал он только потому, что руками продолжал цепляться за металлические прутья лесенки, блестевших в свете ртутных ламп дворового освещения. На ногах оставалось тогда ещё достаточное количество противников, чтобы повторить нападение, но почему-то желания такого у великовозрастных «бойцовских котов» больше не возникало. Они размазывали по лицу кровавые сопли и цедили проклятия в адрес спокойно стоящего напротив них мужчины, который разглядывал их, как микробиолог наблюдает за штаммом вирусов сквозь окуляр микроскопа. А потом этот спокойный, уверенный в своих силах мужик встал в безупречную стойку, какую постоянно демонстрируют герои- победители видеофильмов киноконцерна «Золотой урожай». Никто из хулиганов не решился даже слова вякнуть поперёк этого странного типа, а, после небольшой паузы, они подобрали своих побитых товарищей и удалились, угрожая себе под нос, что непременно вернутся. Но они уходили навсегда, и об этом знали как они сами, так и их спарринг-партнёр. Была ли то «проверка боем», или нанял кто молодых бойцов по дурости, Александр выяснять не стал, тем более, что последствий никаких не было. Тот, кто этот бой заказал, явно узнал, что хотел и предпочёл воздержаться от дальнейших действий.               
Разворот плеч остался тот же, да не совсем тот. Плечи, литые плечи, обтянутые джинсой «варёнки», отличаются, когда их облегает твид пиджака от Валентино, а ослепительно белый пластрон сорочки Версачи мало походит на кетоновую футболку. Это уже совсем другой человек, человек, вжившийся в систему, которой живут власть имущие. «Делай, как я», это не только армейский принцип, это уже закон корпоративной этики, где внешний элемент есть знак принадлежности «свой- чужой».
Карие глаза в сеточке морщин, почти незаметных стороннему взгляду, зубы, начищенные до снежного блеска, но уже подточенные временем, губы, утратившие юношескую припухлость, едва заметная сеточка капиллярных сосудов, пронизывающих кожу, тень одутловатости, аккуратно расчёсанные рыжие пряди, которые тем не менее топорщатся прежними озорными вихрами, в лучах уходящего солнца напоминающие язычки затухающего пламени …
Ещё долго можно описывать человека, тем более, что это старый знакомый, но мы прекращаем это делать, хотя бы по той причине, что «Форд» уже остановился возле дома, и Александр покинул машину и подходил к закодированной двери в подъезд. Поэтому и нам не остаётся ничего другого, как следовать за ним.
Проживал Маслов на четвёртом этаже стандартной пятиэтажки, правда – улучшенной планировки. Особенностью квартиры была гостиная, совмещённая с кухней. Если сравнивать с убожеством обычной хрущобы, то центральное место квартиры блистало своим великолепием, но тот, кто периодически заглядывал в гости к владельцам особняков в центре города или на престижной окраине, пожал бы плечами. Мол, да, красяво обставлено, но и только. Ни тебе камина, облицованного греческими изразцами, ни прозрачной стены, соединяющей себя с аквариумом, где лениво колышутся вечно сонные золотые рыбы, ни фонтанчика с каскадом пенных струй, увенчанных бесстыдным изображением сорванца Писа, ни утопленного в подогреваемый пол джакузи для шаловливого времяпрепровождений с жрицами плотских утех. Никакой, понимаешь, фантазии, которая просыпается, когда карман жгут дурные деньги. Да, такого рода излишеств в квартире Маслова не было, да, если честно признаться, квартира та была вовсе и не его, а супружницы, Виолетты Яковлевны Полянской, по первому мужу – Прусенковой.
Виолетта Яковлевна (в советское время – Валентина, но об этой мелочи все успели забыть), личность довольно примечательная и достойна, чтобы специально для неё отвести немного места и времени. Дело в том, что Виолетта Полянская всего в своей жизни достигла самостоятельно, прошла весь тернистый путь от простой продавщицы до заведующей отдела маркетинга в Горторге, а потом решительно отправилась в свободное экономическое плавание по воле течения перестройки. И, надо отдать ей должное, нашла нужную струю. Ей не пришлось проходить утомительный челночно- сумочный отрезок становления собственного бизнеса, так как кое-какой стартовый капитал уже имелся в наличии. А ещё был взят хороший кредит в коммерческом банке. К этому добавился пай от супруга, Виктора Прусенкова, директора большого универсального магазина. И дело пошло – открылся салон красоты «Виолетта». Потом был ещё шейпинг-зал «Вечное движение» и клуб «Персона», где имелся бильярдный зал, ресторан и небольшое казино. Вся прелесть нового заведения  заключалась в ограниченности доступа. Только для членов клуба. Реклама ограниченности доступа сделала своё дело, и вятский народ ломанулся в клуб рекой. Дела пошли в гору.
Правда, скоро посадили проворовавшегося супруга, но Виолетта Яковлевна к тому времени успела оформить развод – муженёк засиживался излишне часто в игорном заведении, да и налево регулярно посматривал, тогда как на супружеском ложе особого вдохновения давно не выказывал, то есть сохранять трещавший по всем швам брак смысла не было. После развода Полянская вернула себе старую благозвучную фамилию, и с новыми силами бросилась в мир товарно- денежных отношений, вложив средства в модный журнал «Вдохновение», а также в модельное агентство «Юнона», куда набирала длинноногих дев из выпускных классов лицеев: представлять модные магазины всего города. Вот только за девицами был нужен глаз да глаз – они так и норовили влипнуть в неприятную историю, раздавая авансы городской элите – бизнесменам, бандитам и чиновникам. 
По истечении определённого времени Виолетта Полянская сделала для себя вывод – нужен представительский супруг. Как для пристойного вида, так и для души. К тому же подрастала дочка – Марианна. Если следовать советам психологов из дамских журналов, то выходило, что девушки из неполных, пусть даже и благополучных семей, процентов так на сорок (а это немало, с точки зрения матери), чаще своих сверстниц, но из семей полных, ведут жизнь одиночек или тоже проводят большую часть жизни в разводе. Такой доли для Марианны совестливой мамаше не хотелось. Это была ещё одна причина, и немаловажная, обратить пристальный взгляд на предмет охоты за подходящим холостяком. Как уже понял наш догадливый читатель, таковой в один подходящий момент нашёлся.
Вятку Александр Маслов избрал, как один из самых провинциальных городов России, где всё же можно не закиснуть и жить полноценной жизнью. Здесь его никто не станет искать, если он не вздумает высовываться. К тому же он решил пересмотреть свои некоторые жизненные позиции. Не хотелось бы и дальше жить вечным борцом против вселенской несправедливости, вести бессмысленную войну за принципы, которые, по большому счёту, безразличны для большинства народонаселения. А это означало, что можно начинать жить и вкусить толику тех удовольствий, которые для многих стали целью и главным смыслом жизни. Причём размениваться не стоило, а делать надо было по высшим меркам. Кое- какой капиталец у него ещё оставался, когда он смылся по добру- по здорову. Достаточно, чтобы снять квартирку, приодеться, устроиться на работу, войти в закрытый клуб и приблизиться к местному бомонду. И там, в клубе «Персона» он встретил Виолетту Полянскую. Они, в общем-то, понравились друг другу сразу. А что ещё надо?
Виолетта всем нравилась. Платиновая блондинка с хорошей фигурой и выразительными глазами, взгляд которых она многократно прорепетировала у тройного зеркала, чтобы придать ему особый статус – неотразимости. Причёску ей делал лучший мастер её салона – Костик, неопределённого возраста, моложавый худосочный субъект с внешностью трансвестита и нежными руками бонвивана. Он же делал ей косметические маски, успешно помогавшими ей бороться с веснушками. Музыкальный мурлыкающий голос салонной хозяйки ставил театральный режиссёр, походку – хореограф балетной школы Корепановой. Теперь вы видите сами, что Виолетта Полянская подходила с полной серьёзностью, как к внешности, так и к имиджу. Мы не удивимся что, прежде чем расписаться с Масловым, она заказала у художника- декоратора их силуэтные портреты и прикинула их в интерьерах клубов, салонов и квартиры. И эта проверка окончательно убедила её в правильности выбора.
Может быть, со временем они переберутся в более престижное жильё в фешенебельном районе Кирова-на-Вятке, но пока что их гнёздышко нравилось как самой хозяйке, так и её многочисленным приятелям- приятельницам. Типовая улучшенная трёхкомнатная квартира плюс выкупленная у соседей двухкомнатная позволили перепланировать жилище в нечто особенное. Во-первых, это чудо-гостиная, соединяющая в себе холл и кухню, выполненная единым целым, то есть соединённая посредством арки и двух окошек в перегородке с бра-подсветкой в нежных интимных тонах освещения. Дизайнер при проектировании постарался на славу, и угловой диван с отделкой из малахита, и плазменная панель «Тринитрона», и фарфоровые статуэтки в альковах, и раздвижной купе-бар со встроенным холодильником финского производства, и стереофоническая система со скрытыми в интерьере динамиками, чтобы создавать эффект объёмного звучания «со всех сторон»; всё это вместе и создавало непередаваемое чувство уюта, истинной хозяйкой которого была она, Виолетта.
В нежных розовых тонах был выполнен и будуар, с широкой кроватью и низко расположившимися бра-ночниками, меняющейся конфигурации освещения. Потолок мерцал загадочными блёстками, которые появлялись, когда гас свет. А зеркала поворачивались так. что могли отражать спавших, или – наоборот – показывали интерьер обстановки в разных сочетаниях, что позволяло ощущениям не приедаться.
А ванная комната? Здесь можно было помыться в широкой ванне, похожей на ракушку. Точно такую же изобразил Сандро Боттичелли на картине «Рождение Венеры». Если не было желания нежиться в фаянсе, имелась душевая кабинка, полностью автономная. За низкой ширмой угнездился унитаз, напичканный японской электроникой. Рядом с ним близнецом стоял биде. И всё это великолепие было отделано с большим вкусом чешской кафельной плиткой, которая как-то особо ароматно пахла. А может, это казалось при таком обилии дезодорантов, шампуней и гелей в висячем прозрачном шкафу.
И это ещё не всё! Была и гостевая комната, где ночевали припозднившиеся гости. Одно время там жил Виктор Прусенков, когда Виолетта лишила его права пользоваться семейной постелью и окончательно отлучила его от собственного тела. А потом он исчез и вовсе из её квартиры и жизни. Освободился он уже, или всё ещё мотает срок на киче, Полянская не знала, да и знать, честно признаться, не хотела. Достаточно, что у Марианны имелось фото папаши, ещё времён старой семейной идиллии.
Да, у Марианны, будущей студентки престижного ВУЗа (а как же иначе?!) была собственная комната, туалет и даже выход в соседний подъезд, которым она пользовалась, когда была в ссоре с матерью. Тогда она доставала отретушированный портрет Прусенкова, вешала его на стену на самом видном месте и не разговаривала ни с кем в квартире. Но многомудрая мама нашла к таким методам достойный ответ, и в этой щекотливой ситуации денежное содержание дочки резко снижалось до той отметки, которая почти ровнялось слову «нет», и оттого практичная Марианна старалась почаще держать себя в руках, а фотопортрет в верхнем ящике стола. Остаётся добавить, что с Александром Масловым она нашла общий язык, к молчаливому удовольствию всех.
– Дорогая, – с порога оповестил Маслов, запирая за собой массивную стальную плиту двери. – Я пришёл.
– Великолепно, – откуда-то из глубины квартиры откликнулась благоверная. – Ты голоден?
Голоден ли он? Александр прислушался к своему организму. Это было его правило. Больше того – это был его секрет. Он доверял своему организму, и тот отвечал ему завидной слаженностью работы органов.
– Сегодня у нас уха из щуки, жюльен из перепёлки, индюшка по-домашнему и ягодный пудинг. А ещё запечённая тыква, ванильное суфле, земляничный мусс и пирог с черникой. Также имеется в холодильнике бутылочка «Дон Периньон» урожая 84-го года. Это всё заинтересует твой организм?
– Заинтересует, и я скажу тебе, дорогая, что ты меня снова балуешь, – пропел баритоном Маслов, стаскивая с шеи надоевший галстук. Всё-таки хорошо, что жена владеет маленьким рестораном. Не надо специально готовить к приходу мужа с работы, уставшего и голодного. Просто делаешь заказ на кухню, и шустрый рассыльный притаскивает всё необходимое. Остаётся только всё это разогреть в микроволновке в нужный момент. – Пожалуй, я немного отведаю пудинга и чуть-чуть жюльена. Обожаю это сочетание жареной птицы и грибов. Вот только не слишком ли это поздно? Наедаться на ночь, это … моветон?
– Фи, – пропела Виолетта, появляясь облачённая в малиновое кимоно с парящими драконами. – Разве это поздно? Я планирую ещё выход в клуб. Нас обоих.
Вот это номер. Маслов собирался расслабиться, вытянуться в вольтеровском кресле, облачившись в домашний халат с махровыми кистями кушака, как это делали в дореволюционное старое время интеллигентные герои телевизионных фильмов, а вместо того надо снова куда-то идти, с кем-то общаться, говорить много разных слов, делать вид, что тебе это важно и интересно. Тоска!
– Котик! – пела тем временем супружница, держа руки на весу. Похоже, что она только что занималась макияжем. Точнее, подправляла то, что днём сотворил Костик, неприятный тип, у которого после последней косметической операции при разговоре смешно шевелился кончик носа. – В наши годы нельзя расслабляться. Активная жизнь укрепляет ситуацию, освежает связи и выстраивает новые перспективы.
«Наши годы». Какие они, наши годы … Ему перевалило за тридцать, и уже давненько. Виолетта, это – да, она была старше Александра, пусть и всего на три года, даже вооружённый взгляд эту разницу не замечает, но сколько сил ей приходится затрачивать, чтобы возраст был не заметен … И ведь не объяснишь дамочке, что эта вечная погоня за отодвигающейся молодостью вовсе не играет на неё – обидится, да ещё как! Её приятельницы, бизнесвумен местного розлива нарисовали для себя радужную картину «настоящей жизни», в основном почерпнутую из рекламных телероликов и статеек в глянцевых журналах, и теперь истово ей следовали. Бедняги, они сделались рабынями собственного представления о стиле благополучия. Но вся беда в том, что нельзя расшатывать этот иконописный образ, в противном случае мог рухнуть весь смысл их устоявшейся жизни.
– Хорошо, моя кошечка, – едва уловимо вздохнув, растворив сожаление в слащавости, пропел журналист. – Я отведаю жюльена, отщипну пудинга и буду готов следовать за тобой хоть до конца света. Но от бокала «Периньона» я не откажусь ни за что.
– Я и не буду тебя уговаривать. Совсем наоборот, сама составлю тебе компанию.
Хитрунья! Она обожает этот сорт шампанского и сумела заставить его полюбить игристое вино с ароматом винограда с северо-востока Франции. Правда, в холодильнике была ещё текила, джин «Бин» и горилка «Немирофф» с фирменным перчиком. Жить было можно, и жить по-настоящему хорошо!
Светская жизнь города начинается поздно, а заканчивается ещё позднее. Ещё в старое, дореволюционное время припозднившаяся аристократия возвращалась с ассамблей и раутов в аккурат в те минуты, когда рабочий класс вставал для свершения дел рутинных, каждодневных. Пока мастеровые тачали материальные ценности, власть имущий класс изволил почивать, проспав таким образом и дремучую отсталость лапотной России и предпосылки крамольных настроений, которые к тому же активно подогревались извне доброжелателями.
Ныне, как известно, всё вернулось на круги своя, а вчерашняя партийная номенклатура, громко восхвалявшая деяния Великого Октября, спешно кинулась примерять на себя буржуйские манишки и смокинги, чтобы было в чём гулять на вернисажах и презентациях, обсуждая уровень Доу- Джонса, и цену нефти на международных сырьевых биржах.
Вчерашние спекулянты- фарцовщики ужас как хотели соответствовать нормам красивой тамошней жизни и со всей мочи подтягивали свои денежные кондиции до нужного уровня. Сотовые телефоны с интернет- подключением, ноут-буки, французское бельё и косметика «Сен-Лоран», престижные модели «Мерседесов» и БМВ добрались до медвежьего угла ссыльного края поселенцев, каким издавна слыл Вятский край. В ресторанах гуляли так, что дребезжали цветные витражи, а в казино за вечер просаживались завидные состояния. На радость хозяев тех самых казино, надо добавить.
Виолетта только на словах была готова отправиться кутить. На самом деле прошло ещё часа два, пока она на самом деле приблизилась к порогу, облачённая в шикарный туалет из столичного бутика, с немыслимой сумочкой на плече, сногсшибательной причёской на голове и розовой сигареллой «Данхилл» в дорогом длинном мундштуке из десятка наборных колец, выточенных из разных полудрагоценных камней. Отпад! Бон Пари, мон шер …
За время её сборов Маслов успел расслабленно помедитировать в кресле, под музыку Китаро, под рюмочку очищенной (на самом деле) водки «а-ля Кристалл» и не спеша переоблачиться в другой костюм, самый настоящий смокинг «от Кардена», хотя за подлинность торговой марки он не стал бы божиться. Но костюмчик и в самом деле сидел прилично.
Раньше в доме Полянской звучали Пугачёва, Добрынин, не исключались и Розенбаум с Михаилом Кругом. Теперь, с воцарением в покоях Виолетты нового хозяина, запели «Битлз», Боб Марли, Стинг и Бутусов. Кабацкий флюид потихоньку начал улетучиваться, хотя до конца изгнать этот мещанский дух оказалось невозможно. Он присутствовал в виде разных цацек – сувениров, ночников в виде фаллоса или намалёванных картинок сомнительного авангарда. Пикассо и Врубель отдыхали, но подружки Виолетты блеяли от восторга, очарованные её утончённым вкусом. Ну что тут поделаешь, если тон в доме задаёт бизнес-хозяйка, воспитанная в закромах нашей неуютной Отчизны.
Большую роль в деле имиджа имел выезд. Здесь учитывались и марка автомобиля, и её цвет, и манера вождения. Тот, кто сидел за управлением авто, должен был делать это лениво, снисходительно и даже как бы нехотя. Мол, достали уже, сколько можно, уже устал возлежать в этом кожаном амортизированном кресле, сжимать рычаги с искусственными кристаллами на рукоятках, смотреть на внешний мир сквозь тонированное стекло с сеточкой электроподогрева. Ах, оставьте меня … «Весь мир театр, а люди в нём – актёры», утверждал гениальный поэт и драматург, а по совместительству ещё и мастер политической интриги, сэр Вильям Шекспир, родившийся в семье торговца шерстью. Никто так не охоч до игры, как нувориши, желающие показать, что они не просто нахапали тонну деньжищ, но были избраны Провидением для исполнения дел великих, для большинства незримых, и оттого маняще таинственных.
«Таково приносимое богатством благополучие: без зрителей и свидетелей оно превращается в ничто». Это сказал Плутарх из Херонеи в своём трактате «О сребролюбии».            
Поколесив по городу (для приличия), Александр Маслов с супругой, а если быть до конца честным и последовательным, то Виолетта Полянская с супругом, хотя это она держалась за его локоток и заглядывала временами ищуще в глаза, вошла в зал своего клуба- салона «Персона», где значимые люди города и ещё более значимые иногородние гости могли бы солидно отдохнуть. Здесь не было сауны с волоокими «массажистками», не было шашлычных с гортанными горбоносыми тамадами, не было дансинг-зала с оглушающей ритмичной музыкой и дёрганных ди-джеев, обкуренных до полного раскрепощения сознания. Ничего этого не было. Такого рода развлечения убивают беседу, основу для налаживания действенных деловых связей. По большому счёту клуб «Персона» считался теми самыми кулуарами, где вершились Большие Дела и даже, не побоимся этого слова, политика, насколько могла вершиться политика в богом забытой провинции.
Появившуюся хозяйку гости клуба вежливо приветствовали, благодушно кивая, приникая к ручке, одаривая пустыми фразами комплиментов. Виолетта расцвела, сделалась даже чуть выше и поплыла по залу, даря всем и каждому (кто этого заслуживал) своё благодушие и расположение.
Посетители, члены клуба, кучковались по интересам. Кто внимательно читал газету, прихлёбывая кофе или чай из крошечной чашечки саксонского фарфора, кто обменивался впечатлениями и комментариями на события прошедшего дня как городского масштаба, так страны, и даже мира в целом. За последние годы наша планета как бы уменьшилась в размерах, от чего люди разных рас и континентов вдруг сделались друг от друга зависимыми.
– А вы слышали, Пётр Фомич, что американцы нашли причину частого возникновения торнадо на равнинной части Соединённых Штатов? Оказалось, по их версии, что интенсивное движение многотонных грузовых фур, а они зачастую идут там сплошным потоком, создают полосу ветра. Своими прицепами они увлекают кубометры воздуха следом за собой, чтобы вы знали, а ведь всякое движение создаёт собой энергию. И, от этих встречных потоков на сабвеях, которые гонят воздушную волну, и закручиваются вихри, от которых получаются сами торнадо, разрушительные смерчи.
– То есть, чтобы остановить разрушительную природную стихию, уважаемый Алексей Павлович, надо ограничить грузовые перевозки?
– Ха-ха, это очевидно для неамериканца. Янки же ни за что не наступят на горло своей коммерческой песне. Сначала – прибыль, а после, как это говорится в надоевшей рекламе, пусть весь мир подождёт.
– Но ведь эти торнадо разрушают вполне материальные объекты.
– Пустое. Этим они оживляют экономику. Новые построят. Страховые компании обязаны покрыть все убытки. Вот если бы аналогичная история произошла у нас, я представляю …
– … Вы слышали, Варька рассказывала, как ездила в Грецию?
– Ну …
– Она там отдыхала на берегу Гейского моря. Так там голые мужики, нудисты которые, танцевали групповые срамные танцы!!
– Сиртаки?
– Ага! Ты уже знаешь? Срамота какая!!
– Так это же Эгейское море.
– Я и говорю – Гейское. Как это можно – мужики с мужиками?! Тьфу.
– Там это обычное дело. А ты их стриптиз видела?
– Ну это же совсем другое дело. Красивая девушка, со спортивной фигуркой, раздевается под красивую музыку …
– Я говорю про мужской стриптиз.
– А что – бывает и такой?
– Я своими глазами видела!
– Уй-уй-уй! Расскажи, Улечка …
– … Как у вас идут дела, дорогой Фёдор Сергеевич? Говорят, вы попробовали открыть несколько магазинов в Набережных Челнах? Как продвигается торговля шинами?
– Никак, Самуил Львович. Тамошняя администрация обложила меня дополнительными налогами. Вы представляете себе налог на чистоту улиц, на атмосферные выбросы, на дороги, на социалку?
– Понимаю. Все хотят жить достойно.
– Да? Но для нас, иногородних коммерсантов, эти налоги выше в два раза. Вы только подумайте – в два раза! А если я захочу расширить своё присутствие?
– А вы не пробовали пойти по другому пути? Например, зарегистрировать своё предприятие прямо на месте, создать филиал, наконец? Налоги сразу подешевеют. Ведь вы же станете как бы своим.
– Уважаемый Самуил Львович, я ценю ваши советы. Признаюсь, я пару раз получил конкретную прибыль, используя ваши идеи, но только не в этот раз. По установленным законодательным актам тамошней власти, открывая предприятие в Татарстане, я должен продать не менее десяти процентов акций, или передать им десятую часть своего дела. Моего дела, подчёркиваю. А если у меня пойдут дела, как я это рассчитываю, то, скорее всего, мне придётся пожертвовать ещё большей частью. А не грабёж ли это?
– Нет, дорогой Фёдор Сергеевич. Это государственная политика в её экономической части. А, в конечном итоге, получается, что всё это – чистая коммерция. Полистайте на досуге как-нибудь Карла Маркса, его «Капитал». Там про это упоминается…
– … А вы не слыхали, что известная звезда Диана Степ недавно ещё была мужчиной?
– Не слышала. Но удивляться не стану. Всё в мире перевернулось с ног на голову. За что раньше наказывали, за то сейчас награждают. И наоборот. Мужики переодеваются под баб, те ведут себя как мужики. И не только у нас так, по всему миру, уверяю тебя. Вон в Израиле несколько лет назад был скандал. Победительница конкурса «Мисс Израиль» тоже оказалась порченным мужиком.
– Сочиняешь?!
– Ни в малейшей степени. Полистай в библиотеке тогдашнюю прессу. Дана Интернэшнл, звезда их эстрады. Да как ты могла пропустить такой изюм?
– Не до того было – я как раз разводилась со своим.
– Ну, и как он сейчас? Может, тоже в бабы подался? Ха-ха.
– Ха-ха-ха! А что, очень может быть. Я ещё помню, за ним не раз замечала …
– … Представляете, уже все органы в панике. Ничего сделать не могут. Поймали одного отморозка. Говорят ему, мол, признавайся, твоих рук дело. Он сначала отпирался, нет, мол, я не я и лошадь не моя, но к нему применили методы, и он сознался, да ещё и в подробностях. Вроде бы радоваться надо, а тут находят ещё парочку, свеженьких, а отморозок-то в тюремной камере находится, новые жертвы к написанному делу не пришьёшь. Значит, не он, получается, выпускать надо, а он уже признавшийся.
– Да таких там уже знаешь сколько было? Вон под Ростовом Чикатило когда зверствовал, так там троих сознанцев к высшей мере приговорили, друг за дружкой, с перерывом в несколько лет. А убийства всё продолжались, да ещё и с одним почерком. Нет, тут настоящий специалист нужен.
– Поп тут нужен, эксборционист. Пусть он дьявола того как следует шуганёт. Не дело это рук человеческих.
– Вот тут я с вами полностью согласен. В голове все эти фрагменты тел не укладываются. А больше всего тревожит, что это не в Зимбабве африканской, не в Техасе американском, и даже не в Ростове, а у нас. Как подумаю, что вот поговорим с вами, домой соберёмся, на улицу выйдем, а там …
– Типун вам на язык! Не продолжайте, а то я подавлюсь сейчас. Делают ли что наши дармоеды в погонах?!


Глава 3
– … Кое-что делаем.
Меланхолично Владимир откусил от котлеты, и принялся медленно жевать, отхлёбывая из стакана чай, настоянный на шиповнике. Разговаривать дома о служебных делах страсть как не хотелось. Не лучше ли забросить всю эту мерзость в долгий ящик, по крайней мере – до следующего утра? Но жена не собиралась успокаиваться.
– Я слышала, что недавно, вчера или позавчера, нашли ещё два трупа. И это дело рук всё того же маниакального убийцы!
Вот за что можно полюбить наш народ, так это за то, что он всегда всё знает. Не успеет что-то где-то произойти, чему-то случиться, как в округе будут обсуждать и смаковать каждую деталь. Наш человек, по большому счёту, не нуждается ни в телевизоре, ни в радио, ни в газетах СМИ-тельной информации; и без того, каким-то непостижимым альтернативным способом он умудряется распознавать всё. Может быть, это такое следствие тоталитарной системы, где вся информация просеивалась сквозь мелкоячеистое сито цензуры, и потому роль рупора играли молва и слухи; и эта система обмена фактами эволюционировала до некоего шестого чувства, почти телепатии. Иначе как объяснить необъяснимое …
– А ещё у нас в школе …
– Лариса, – оборвал супругу Фёдоров, не поднимая глаз от тарелки, где лежала обкусанная котлетина в обрамлении макарон, посыпанных зеленью, – позволь, я хотя бы поужинаю.
Он не глядел в сторону замолкшей жены, но ему сразу представилось, как поджимаются от обиды губы, как морщится лоб, как темнеют глаза, которые он не раз (и не два) целовал. Но жена у него умница- разумница, сопереживала мужу и оттого держала обиду всего лишь мгновение, а потом сразу отторгала её.
– Конечно, Володенька. Я тебе сейчас ещё добавки принесу. Не обижайся на дурёху. У нас, в бабском коллективе, целый день пересуды. Тем для разговоров всегда в изобилии. А в последнее время всё больше говорим о … Ешь давай!
Ларису умчалась на кухню, продолжая говорить о чём-то своём – женском: о доме, о проблемах, как своих, так и знакомых. В слова следователь почти и не вслушивался, вставляя лишь междометия в паузы, чтобы показать, что он не сидит чучелом, а внимательно слушает затянувшийся монолог из кухни. А Лариса рассказывала школьные новости, о приколах, которые выдали на-ура сегодня ученики, о назревающем конфликте между завучем и директором с одной стороны, и педсоветом, состоявшем преимущественно из педагогов старой, ещё советской формации. Но по тону рассказа жены можно было определить, что все эти сплетни мало трогают жену. Ей просто не терпится перейти к главному.
Со вздохом Фёдоров допил остатки чая с шиповником и потянулся к газете, подозревая, не без оснований, что почитать её ему вряд ли придётся.
– Поужинал? – тут же появилась из кухни раскрасневшаяся супруга. На плечах её лежало полотенце- рушник, каким она обычно вытирала посуду. Владимир невольно залюбовался ею.
В ней до сих пор сохранялись те черты, которые в своё время привлекли его. Аристократичный овал лица в обрамлении тёмных вьющихся локонов. Вольно или невольно, в своих причёсках Лариса Белик (девичья фамилия) уподоблялась пушкинским современницам, всем этим Гончаровым, Вронским, Керн, Горчаковым. Под высоким челом, когда-то атласно-гладким, а ныне в сеточке едва заметных морщинок, без коих учителям никак существовать невозможно, блестели зелёные глаза ведьмачки, как выразилась как-то сама Лариса. А ещё был точёный носик, крошечные ушки с серёжками в форме подковы, простенькие и оттого особенно трогательные, длинная шея, хрупкие плечи, которые хотелось обнять, гибкий стан гимнастики. Такой она была. Сейчас стала крепче, вошла, что называется – в тело, посолиднела, как это и полагается замужней женщине, да ещё преподавателю, классной даме, но без лишнего жира. Часто она начинала ребячиться и втаскивала в шумные домашние игры, закрытые для стороннего взгляда, и Владимира. Но он-то прекрасно знал, насколько она серьёзна, в жизненных ситуациях, надёжна и верна, одновременно и подруга и жена. Лариса страстно хотела ребёнка, но нервное истощение, какие систематически случались у обоих супругов, избравших не самую спокойную профессиональную стезю, отодвигало разрешение этой проблемы на задний план. К сожалению.
– Что ты мне хотела рассказать? – спросил Владимир, обнимая супругу. Та прижалась к нему, но через пару секунд неуловимым движением освободилась.
– У нас в классе писали сочинение. На свободную тему. Чтобы раскрепостить фантазию учеников, активизировать творческую инициативу.
– И что такого интересного случилось? Родился новый гений?
– Новые гении у нас рождаются каждый день. Мы просто этого не умеем заметить. Не в этом дело. Как ты знаешь, большинство подростков предпочитают рекомендованной литературе детективную. Не все ещё сошли с ума по компьютеру. И вот нам школьный «Шерлок Холмс» провёл целое расследование на страничках того самого сочинения.
– Доктор Ватсон, – меланхолично поправил жену Владимир. Уже догадываясь о теме сочинения.
– Что? – рассеянно спросила Лариса, перелистывая заранее принесённую тетрадку, испещрённую юношескими каракулями.
– Все истории описывал Джон Г. Ватсон, отставной офицер военно-медицинской службы, уволившийся из армии после ранения, полученного во время войны в Афганистане ...
– Тебе видней, – осадила зарвавшегося супруга Лариса и продолжала. – Так вот, наш ученик, объединивший в своей личности доктора Ватсона, Шерлока Холмса и майора Пронина, провёл целое расследование и нашёл убийцу, по крайней мере так уверяет он сам, на страницах опуса, который я специально принесла домой. Рассказ называется «Чёрный троллейбус».
Фёдоров недоверчиво хмыкнул и принял из рук жены общую тетрадь в синей коленкоровой обложке. Полистав её, он и в самом деле обнаружил то, что являло собой сочинение на свободную тему. Почерк оставлял желать лучшего. Вздохнув, Фёдоров погрузился в тему рассказа.
«Чёрный троллейбус.
В одном Городе был троллейбус. Точнее, троллейбусов там было много, но такой был единственный. Он был чёрный. Чёрным он был от въевшейся в него копоти. И как его не мыли, не красили, жирная чёрная копоть всё равно проступала сквозь слой краски. Хотели его списать, но он всё же работал, а машин на маршрутах общественного транспорта категорически не хватало. И чёрный троллейбус продолжал колесить по улицам Города. В час пик пассажиры не вмещались в имевшиеся автобусы и троллейбусы, но  чёрный всегда был свободным. Конечно, и в него садились пассажиры, ведь если тебе позарез надо куда-то ехать, то поневоле будешь довольствоваться тем, что есть. На чёрном троллейбусе и водитель тоже – чёрный. Это вовсе не горбоносый кавказец в кепке- аэродроме, и не юркий китаец, не нашедший себе места на рынке, не цыган и тем более не африканец. Это на самом деле чёрный человек, кожа которого также покрыта слоем копоти, как будто он горел вместе со своей электрифицированной машиной, но каким-то чудом выжил в катаклизме, и теперь снова вышел на дорогу, чтобы ехать вперёд привычным маршрутом. Волос у него нет – они сгорели, и водитель носит какую-то грязную панамку с выцветшей эмблемой. Ресниц у него также нет, а воспалённые глаза прикрывают большие чёрные очки, задерживающие в своих глубинах солнечные лучи света. Одет он всегда в чёрную куртку из сморщившейся кожи, линялые чёрные джинсы, заправленные в сапоги того же цвета. На руках его перчатки с прорехами, и так он одевается всегда, несмотря на самый жаркий летний день. В таком случае он включает сразу два вентилятора, и они обдувают его всю дорогу.
Любой человек принял бы его за чудака. Но это не чудак. Это чудовище. Быть может, его сожгли на костре Инквизиции в давнее время, но он выжил и продолжает работать, позабыв о такой мелочи, как течение времени. Это я фантазирую, устроившись за его спиной. Он редко открывает дверь и куда-либо выходит. Голос у него скрипучий, какой-то искусственный. Я хотел проследить за ним и выяснить – где он живёт, чтобы, опираясь на новые факты, нарисовать личностный портрет, но у меня ничего не получилось. Он не выходит за пределы троллейбусного парка. Наверное, он так и спит в этом троллейбусе, не снимая очков и положив руки в перчатках на руль.
Наверное, это мои фантазии, но мне кажется, что водитель чёрного троллейбуса не является обычным человеком, какого называют среднестатическим. Здесь таится какой-то жуткий секрет, и мне очень хочется этот секрет открыть. Я попытался разговаривать с водителями из парка троллейбусов, но они избегают говорить о чёрном троллейбусе. С большим трудом удалось добиться подтверждения, что он и в самом деле сгорел несколько лет назад, и сам пожар этот тоже окутан завесой тайны. Троллейбусы подключены к проводам, по которым бежит электрический ток, и бывали случаи, когда происходили аварии и даже пожары, но почти всегда обходились без жертв, тем более, что у водителя имелся огнетушитель, у ног кондуктора стоит ящик с песком, а на капоте лежит свёрнутый брезентовый полог, который изолирует жертву от языков пламени. Но ни одно из этих средств не помогло, когда загорелся тот троллейбус. И вспыхнул почему-то водитель. Так рассказал мне подвыпивший рабочий из депо. Может, это была всего лишь шутка, но мне почему-то кажется, что это всё чистая правда.
Несколько лет обгорелый троллейбус простоял на задворках депо. Пока вдруг снова не оказался на улицах Города, починенный и приведённый в относительный порядок. Его избегали. Но им пользовались, и даже я сам.
После того, как по улицам зловещей тенью покатил чёрный троллейбус № 441, пятого маршрута, в Городе начали твориться жуткие убийства. Все обсуждают подробности, как эпизоды фильма ужасов. В это трудно поверить, но каждый раз после нового рассказа я представляю себе тот троллейбус. А за рулём – Фредди Крюгер, вернувшийся из адского пекла, малость обгоревший, но достаточно здоровый для того, чтобы убивать.
Мне не снятся ночью кошмары, они творятся в реальности и передаются мне и другим в виде слухов, обрастая всё новыми небылицами и «подробностями». Становится жутко, будто материализовалось то, чего просто не может быть. Абсолютное большинство стараются делать вид, что их эта проблема не касается; это хороший способ избавиться от проблемы, но вот только она-то никуда не девается, отодвинутая на задний план бытия. Она только ждёт, когда наступит твоя очередь. Очередь в реестре жертв чудовища.
Очень хотелось заглянуть в глаза водителя. Пусть они и закрыты чёрными стёклами очков. Но хоть что-то в лице должно подсказать о правоте или неправоте этой моей гипотезы. Признаюсь, что я решился на эксперимент. Я приготовил дротики, простые дротики от игры в дартс, какие мечут в мишень. Только на этот раз мишенью будет служить чёрная куртка водителя.
Устроившись на переднем сидении, я выждал удобного момента и метнул дротик. Он впился ему в плечо. Я ждал, что вот сейчас водитель вскрикнет и, ругаясь, повернёт ко мне лицо с обгорелой кожей. Я сделаю вид, что ничего не знаю, что я здесь не при чём, или кинусь наутёк, если откажут напряжённые нервы. Пассажир в салоне как всегда было мало, но кто-нибудь вступится за меня перед чудовищем. Но … ничего не произошло. Дротик остался торчать в плече, зелёное оперение каким-то экзотическим цветком распустилось у него на спине, а я сидел в троллейбусном кресле, задыхаясь от ужаса. Собравшись с духом, я метнул ещё один дротик и тот угадал в шею. Какое-то время водитель ещё сидел, управляя машиной, затем поднял руку и мазнул по шее, смахнув впившийся дарт. Тот бесшумно свалился на виденье, а первый так и остался торчать в плече.
Меня обуяла волна ужаса. Водитель не чувствовал боли от уколов иглой. Показалось, что даже если бы я метнул целый ранец таких дротиков, сделав из водителя подобие дикобраза, то он и в этом случае не отреагировал бы никак. Ему было всё равно. Такое может быть только, если он уже … мёртв. Но он ведь движется и даже говорит. Я сам это слышал.
Признаюсь, что после этого испытания я дал дёру, на следующей же остановке, и улепётывал позорно, как последний трус, забывший о всяких приличиях. Теперь я знаю, что такое настоящая паника, и как трудно себя контролировать в такие минуты.
После этого случая больше к чёрному троллейбусу я уже не подходил. Достаточно с меня! Я до сих пор помню жуткий взгляд кондуктора, худой пожилой тётки с ввалившимися щеками. Она внимательно глядела мне вслед, пока я не забежал за угол. Я этого не видел, но знаю, что именно так и было.
Неделю я ждал, что вот-вот рядом с нашим домом появится страшная раскачивающаяся тень водителя в чёрном, когда в доме не будет никого. Кроме меня. Но в этот раз всё обошлось. Всё ли закончилось? Хочется облегчить душу этим рассказом. Может, он кому-нибудь поможет?»
Фёдоров закрыл тетрадь и повернулся к Ларисе. Спросил:
– И как ты оцениваешь сочинение?
– Примерно на «четвёрку», – пожала плечами педагог. – Но ведь сейчас-то речь идёт не об этом. Что ты скажешь о сути?
– Ну-у, – протянул Владимир. – Трудно сказать так сразу. Одно могу отметить совершенно точно. Этот Нат Пинкертон не зря проштудировал гору материала и просмотрел километры плёнок. Получился неплохой сюжетец. Кое-где доработают, и можно нести к кинопродюсерам. Ты предлагаешь мне долю в будущем бизнесе?
– Не ерничай, – нахмурилась Лариса. – Тебе это не идёт. Парнишка написал о том, что наболело. Вот он разом всё и выложил. Кстати сказать, я замечала, что он последнее время ходит весь какой-то бледный, взвинченный. Теперь причина понятна.
– Есть такая категория людей, – усмехнулся Владимир, – которая придумывает для себя проблему, а потом мучается в поисках и сомнениях, как бы её решить. Помочь ему в общем-то можно, но, поскучав недельку- другую, он придумает себе ещё что-нибудь, ещё похлеще и позабористей. А для начала-то надо бы копнуть в себе – может, это там скрывается что-то?
– Ах, Володя, это касается в первую очередь людей взрослых, но здесь-то – ребёнок. Ты бы видел его глаза.
– Но какую ты предлагаешь мне роль во всём этом? Поговорить с твоим Эркюлем Пуаро, сдержанно похвалить за интересный сюжет, пожурить за то, что наворочал чёрт знает что, а потом прижать к груди и похлопать его по мужественной спине? Так?
– Тебе бы всё шутки шутить, – Лариса сделала вид, будто обиделась, и даже отвернулась к окошку. Из-за длинной, до пола, портьеры пробивался свет уличного фонаря.
– Да какие уж тут шутки, – вздохнул Владимир и покрутил в руках чашку, из которой недавно дул чай. – Весь город на ушах стоит. Вон даже подростки уже пытаются решить то, что десятки взрослых профессионалов никак сделать не могут. И хоть тресни!
В сердцах он бухнул чашкой об стол. Чашка возмущённо звякнула, но осталась целой. Лариса покосилась на посудину и тоже вздохнула.
– Я вообще-то о другом хотела поговорить, – продолжила супруга. – Дело в том, что я вчера видела этот самый троллейбус. Он действительно чёрный. И водитель тоже очень странный. Поэтому я и решила тебе обо всём рассказать. Для того и сочинение домой принесла. Чтобы меньше рассказывать, а сразу к делу перейти.
– Ах, дело- дело. «Дело № 007». Я вас слушаю, гражданка свидетельница. Рассказывайте в подробностях, что вы там видели.
– После работы я решила съездить на овощную базу и купить там фруктов. Подешевле. Сначала решила прогуляться пешком – погода была отличная, да и засиделась я за своим столом, но потом обнаружила, что время всё же поджимает, а тут он и подкатил. То есть троллейбус. Сначала я не обратила внимания, ну, чёрный и чёрный. Краска, может, такая. Конечно, непривычная окраска для общественного транспорта, но уж – что есть. Но когда увидела кондуктора – действительно, странная женщина с пронзительным взглядом – вдруг в памяти всплыло то сочинение. А как вспомнила, так начала оглядываться. Пассажиров было действительно мало, и ехали все недалеко, то есть почти сразу выходили, а на их место садились другие. Одну остановку я даже ехала в одиночестве, и ты знаешь, Володя, я почувствовала, как во мне пробуждается страх. Это не объяснить словами. Я ожидала, что вот-вот начнётся что-то ужасное. И водитель …
– Что – водитель? – спросил Владимир, выждав немного. Лариса задумалась, мысленно восстанавливая свои тогдашние ощущения.
– Он действительно именно такой, каким описан в сочинении. Вадик всё верно подметил. Эта покоробленная куртка, застёгнутая под воротник, дурацкие очки в половину лица, шапочка, скрывающая уши, перчатки. Это какая-то пародия на шпиона. Казалось, такой прикид должен насмешить пассажира, но, признаюсь тебе как на духу, смешно не было ни капельки. Было жарко, в кабине гудели два вентилятора, а это чучело сидело, вцепившись в баранку, и смотрело вперёд сквозь тёмные стёкла очков.
– Но лицо-то у него не было прикрыто?
– Нет.
– Ты должна была видеть, хотя бы то, славянин это, кавказец или представитель другой национальности.
– Так Вадик всё уже описал. Мне кажется, что он не раз ездил на том троллейбусе. Я один раз прокатилась и этого мне хватит надолго. А он садился туда, раз за разом. А вдруг и вправду этот водитель имеет отношение к убийствам?
– Знаешь, Лариса, если бы все убийцы отличались так от остальных людей, нам было бы работать намного проще. Да, считается, что те, кто ведёт свою жизнь в пороке, имеет внешнее отличие от праведников. Лицо меняется мимически, закрепляется некая маска, так называемая «печать Каина». Итальянский психолог Чезаре Ломброзо много работал в психиатрической клинике при тюрьме города Пейзаро, где изучал маниакальных преступников, душевнобольных и разработал целую антропологическую систему, получившую название ломброзианство, по которой он определял склонность человека к преступной деятельности. Он нарисовал психо-социальный портрет потенциального преступника и накладывал его на конкретную личность. Здесь была задействована и физиономистика, и психиатрия, и антропология, и ещё куча дополнительных нюансов … Кажется, я немного отклонился от нашей темы.
– Я это заметила, – сухо сообщила супруга. – Про «печать Каина» сказать не могу, среди моих знакомых как-то не случалось носителей такого украшения, но в данном случае это не подойдёт. Здесь вообще всё по-другому. Под теорию Ломброзо это не вписывается. Этот человек явно пострадал в катастрофе, или обгорел в огне пожара, или с ним произошло нечто похожее, я не знаю, но лицо, которое он тщательно закрывал, покрыто испещрённой пятнами и шрамами кожей. Она вся лоснится то ли от грязи, то ли от какой мази, которой он, возможно, лечится, я могу только предполагать. Я набралась мужества, чтобы подойти ближе, и кинула всего один взгляд, после чего вышла. Володя, у меня чуть не остановилось сердце …
– Ну, это я могу понять. Ты села в троллейбус и вдруг узнала его в описаниях нашего доморощенного Мегрэ. Конечно же, сюда же приплелись все те ужасы, которые просочились с протоколов описания жертв неизвестного преступника, да ещё помноженные на меру людского преувеличения. Само осознание, что, возможно, рядом находится опаснейший преступник, предположительно – маньяк- убийца, кого угодно ввергнет в опасную пучину паники, отнимающую все внутренние силы и преумножающую возможности потенциального преступника.
– Да, всё так и было. Я едва держалась на ногах, когда сходила по ступенькам. Сердце так стучало в груди, что, наверное, стук его был слышен в трёх шагах. Хорошо, что рядом оказались посторонние люди. Это дало мне возможность прийти в себя, немного успокоиться.
– Насколько я понимаю, на базу ты уже не поехала? – усмехаясь, спросил Владимир. Он видел, как разволновалась жена, и хотел её как-то успокоить.
– Да какая база?! Я была выжата, как пресловутый лимон. С полчаса я просто сидела на скамейке под навесом, на остановке. Потом, собравшись с силами, перешла на другую остановку, и оттуда поехала домой. В пути я твёрдо решила всё рассказать. Так как это – твоя работа и есть – узнать что и как. Надеюсь, что ты примешь со всей серьёзностью то, что я сейчас рассказала.
– Конечно, моя дорогая мисс Марпл.
– Миссис … и не Марпл, а Фёдорова. Жена человека, который борется с преступностью, выводит из тени их деяния и добивается торжества закона над силами зла и безнравственности. Я правильно говорю?
– Совершенно правильно, – теперь Фёдоров постарался быть серьёзным. – Лариса, я полностью доверяю и тебе, и твоим впечатлениям. Я обязательно займусь этой историей.
– Завтра же, – потребовала жена.
– Ну, хорошо, – вздохнув, пообещал ей Владимир, внутренне сетуя на женскую мнительность, с которой невозможно бороться без ссор. – Завтра же, после работы, я сам сяду в чёрный троллейбус и проеду по всему пятому маршруту, чтобы проверить твои сомнения и наблюдения юного Видока, после чего сделаю соответствующие выводы – начинать ли расследование в соответствии с буквой закона, или просто поговорить с водителем за жизнь, выпить с ним пивка, и выяснить - чего там да как.
– Отнесись к этому серьёзно, – со слезой в голосе попросила Лариса. – Я боюсь, но и бегать от всего этого не стану. У меня такое чувство, что, рано или поздно, но я столкнусь со всей этой мерзостью, с этим кошмаром. Это необъяснимо!
Похоже, что жена собиралась удариться в слёзы. Это допускать было нежелательно, и Владимир поднялся, сжал супругу в объятиях и, целуя, увлёк её в спальню. Пусть она лучше ложится спать. День у преподавателей не менее утомителен, чем у врачей, или водителей- дальнобойщиков, связан с нервным истощением, которое можно восстановить только после хорошего полноценного отдыха.
Для придания соответствующего настроения он поставил в магнитофон кассету со сладеньким концертом греческого композитора Вангелиса. Пусть Лариса расслабится. Он уселся рядом с женой, прямо на старенький вытершийся палас, и поглаживал ей руку до тех пор, пока пальцы супруги не разжались. Она всё же задремала, чего он и добивался. Пусть поспит. В нашей повседневности и современном ритме жизни, постоянно не хватает времени на сон, а это является первоосновой для расшатывания нервной системы. Известно, что большинство болезней просачиваются сквозь истощённую нервную систему, которая является проводником и носителем энергетического поля человека, его ауры, защищающей своего хозяина от внешних раздражителей. Слабая аура есть сито для чужого воздействия, от инфекций до сглаза и порчи, скажет вам любой экстрасенс.
Усыпив Ларису, Владимир пригасил в комнате свет и уселся перед телевизором, прихватив попутно стопку нечитанных газет. В этой стопке ему снова попалась та тетрадь с сочинением. Он хмыкнул и отложил опус школьника в сторону. Надо признать, что неизвестный Вадик себя молодцом. Он провёл настоящее следствие и продемонстрировал хорошие аналитические навыки. Вполне вероятно, из парнишки, со временем, конечно, получится приличный опер. Если честно признаться самому себе, то профессия эта далеко не из самых лучших, опасная, далеко не всегда благодарная, сопряжённая со всяческой грязью и гадостью, но ведь и этим кто-то занимается, кто-то должен чистить конюшни неряшливого царя Элиды – Авгия, конюшни человеческой мерзости.
Фёдоров честно попытался вникнуть в текст статьи, но мысль никак не улавливалась. Со вздохом отправил всю стопу обратно на полку под торшер и вооружился пультом дистанционного управления  телевизором. «Политрулетка» Маслова уже давно закончилась, посмотрел несколько минут какой-то американский третьесортный боевичок с бессмысленным немотивированным мордобоем и автомобильными гонками, зевнул несколько раз и решительно выключил телеящик.
Незаметно подкралась усталость. Сколько можно?! До отпуска, как до Луны, а организм уже просит пощады Другие после работы ещё находят силы и время для активного отдыха, ходят в рестораны, в кинотеатры, на концерты. И вроде бы особым тяжёлым физическим трудом он не занимается, но клетки организма буквально стонали от нагрузки, требовали расслабления. Такое бывало с ним после соревнований, когда он пробегал всю трассу, скользя на лыжах, как призрак, над белой порошей. Хоть и ноют потом мышцы, но на душе спокойно, удовлетворительно. А теперь всё кажется, что не доделал чего-то, упустил главное, без чего не получится, не найдётся разгадка. Опять он на работе. Нет её, осталась за порогом. А здесь, дома, зона свободная от проблем. И- раз, и- два … Вдох- выдох- пауза.
Он закрыл глаза и представил себя на верхней площадке трамплина для прыжков в воду. Внизу, где-то под ногами, переливается ртутно- лунным блеском гладь бассейна. Тишина. В зале никого нет, только он один. Оттолкнувшись от упругой поверхности мостика, он взвился вверх, на миг повис в апогее полёта, вопреки законам гравитации, а потом рухнул вниз, вытягиваясь в струнку, прижав руки ладонями к бокам. Вонзился снарядом в воду и сразу ушёл в глубину, где тихо, не слышно ничего, никого …
… Ничего …
… Никого …


Глава 4       
Сюда, на дно, свет почти и не попадал. В самый солнечный полдень лишь тусклые отблески добирались до дна и ползали там мутными пятнами, да ещё переливчатые блики кувыркались по сжатому телу. Полы куртки приподнялись колоколом и стояли так. Вода окружала тело, и оно задеревенело, почти ничего не ощущая. Он цепко держался за скобу, в такую же скобу, у самого дна, он просунул ботинки и зафиксировался.
Вот так, без движений, он мог пробыть и неделю, и две. Но только потом тело с трудом возвращалось в подвижность, а если начать резко двигаться, то кожа могла треснуть и тогда покажется серая ноздреватая плоть.
Когда ни о чём не думаешь, то и время останавливается. Где-то, вовне, оно продолжало ползти, идти, мчаться, скакать в сумасшедшем темпе. Где-то, но только не здесь. Тут всегда было тихо, не было движения, жизни и всех связанных с этим неприятностей. Хотелось остаться здесь навсегда, чтобы со временем раствориться в воде и обрести покой, если бы не трещина. Она разделяла плитку, которой было выложено дно колодца. Временами оттуда вырывались газы и поднимались вверх чередой колышущихся пузырей, наполненных искристой мутью. И никак нельзя было от этих пузырей увернуться. Они задевали тело, и тогда взвесь проникало в него через поры, и тело наливалось силой. В такие минуты он поднимался на поверхность, вылезал из зева колодца и уходил прочь, переполненный кипучей энергией, которая сочилась из него, не давала останавливаться. Он не мог находиться на одном месте, всё время двигался, двигался, стараясь поскорее растратить всю силу, чтобы потом вернуться обратно и снова опуститься в воду, которая сомкнёт над ним нежные объятия, примет в себя, успокоит, подарит покой. Наверное, то же самое ощущает плод в теле матери.
Что такое время? Почему оно иногда бежит и скачет в опережающем ритме, а иногда тянется, почти останавливаясь, демонстрируя свою бесконечность? Если смотреть на секундную стрелку, то в этом случае видно, как оно, время, движется. Если переориентироваться на другую стрелку, часовую, то оно как бы замирает и ехидно наблюдает за вашими нетерпеливыми ожиданиями – кто кого? Когда-то Альберт Эйнштейн, будучи в приподнятом настроении, дал самое необычное трактование своей теории относительности: час времени, проведённый в объятиях любимой девушки, пролетает в один миг, но тот же час, проведённый в кресле дантиста, похож на целый день. Не верите? Можете убедиться в этом сами. Учёными подмечено, что в транспорте, на больших скоростях, время ускоряется, пусть и незначительно, но пассажир в космическом корабле, развившем скорость света, с удивлением убедится, что для него прошёл год, а на Земле, за тот же промежуток времени, прошли столетия. Может быть там, в далёком будущем, научатся оперировать временем, построят специальные механизмы для путешествий сквозь пространство- время. Не знаю только, плохо это или хорошо. Всё относительно …
Его не волновали такие вопросы. Он не искал ответов. Он ничего не искал, кроме смерти, а когда нашёл её, то – удивился. Она оказалась не такой, какой он её представлял. Мысли в голове медленно плавали, как большие глупые рыбы в маленьком круглом аквариуме. Они цеплялись друг за друга и зло отталкивались, чтобы продолжать свой вечный бессмысленный путь, не понимая, что только соединившись в последовательную цепочку, станут осмысленными.
Кто он такой? Как он сюда попал? Что здесь делает?
Интересные вопросы.
«На золотом крыльце сидели – царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной. Кто ты такой? Говори поскорей, не задерживай добрых и честных людей».
Детская считалка, но зерно смысла в ней имеется. Кто ты есть в этой жизни – сапожник, портной, король, верховный правитель государства, или царь, самодержец всея державы, имеющий над троном кодекс, состоящий из одного пункта: «царь всегда прав», а может ты – королевич, будущий наследник государственной власти, потенциальный властитель, или царевич, этакий сказочный «Иванушка-дурачок», умеющий всегда всё делать нестандартно, по своему, и при этом – голубых царских кровей, который лениво тянет, мол, не ца-а-а-рское это дело – разуметь. Так что – выбирай, выбирай поскорей. Вот какой скрытый смысл в считалке, а мы всегда торопились, тараторили, пальчиком в грудь соседей тыкали. Нет бы остановиться, задуматься над смыслом … Но ведь сказано же – «поскорей». И так – всегда. Это и есть – бег по кругу.
О чём это он? Ах, опять мысли перемешались. Нет, вспомнил – кто он? Кто он … Он … Это же о себе. Получалось, что ни с одним именем у него своя личность не ассоциировалась. И это правильно, ведь он уже умер. Значит – душа отлетела, а вместе с ней и личность. Отсюда и отсутствие имени, фамилии, анкетных данных. Осталось одно безымянное бренное тело, плоть, мать их!
Но хоть что-то должно было остаться. Хоть что-то! Нет имени, и ладно. Будем довольствоваться тем, что есть. Он попытался развернуть ленивых рыб своих мыслей, и направить их в тёмную глубь маленького аквариума своего разума, точнее - того, что осталось от разума. Может быть там что-то получится обнаружить?..
«З».
Кажется, что-то получается. З. Это, наверное, З-везда. Помнится, в детстве его поразил рассказ, что, если посмотреть со дна глубокого колодца вверх, в небо, то увидишь, даже в самый светлый полдень, звёзды на голубой глади неба. Вот только колодца тогда под рукой не оказалось – проверить. А, ставши взрослей, он отверг тот рассказ, как последнюю глупость. Кой чёрт кто-то стал бы сидеть в глубоком колодце и глазеть в небо. Если так уж не повезло и сверзился в яму, то, скорей всего, там ты и потонешь, как это не раз бывало с бродягами в заброшенных деревнях, а если, на твоё счастье, воды в той яме нет, и ты после падения очухался и ничего себе не сломал, то не глазеть будешь вверх на издевательские блёстки, а выть и соображать, как оттуда поскорее выбраться. И потом, если всё же повезёт очутиться наверху, вспоминать будешь не филиал планетария, а чувства ужаса и безысходности от положения, в которое тебя угораздило попасть.
«ЗВ».
ЗВ. Звание? Это что-то из армейской жизни. Рядовые, сержанты, офицеры, генералы. Плац, строевая подготовка, наряд вне очереди, мордобой после отбоя, ночные стрельбы, марш-бросок по пустыне, трясущийся грузовик, набитый солдатами с одинаковыми,  покрытыми потом и пылью лицами, разрывы, трассирующие очереди, огонь, вопли о помощи и крики ярости, осоловевшее лицо с выбитым глазом, кровавые ошмётки на глиняной стене …
Кажется, он служил в армии. Нет, совершенно точно, и не просто отбывал, как все, а успел и повоевать, стрелял, взрывал, резал, кричал сам и заставлял кричать других, ведь если не ты его, так он тебя уже совершенно точно. Всё зависело от быстроты реакции, от готовности опередить, отреагировать на самый незначительный пустяк, когда они ещё только собираются, а ты уже их хоп и готово …
«ЗВЕ».
Мысли- рыбины поднимаются толчками в маленький круглый аквариум из глубокого бездонного колодца, откуда выуживают заблудившиеся там пакеты информации, слова и буквы из круглого аквариума; там есть проход в тот колодец, но он очень узкий и мыслям- рыбам туда трудно пролезать. Оттого, верно, они такие сердитые, тогда как обычно лениво плавают и не мешают.
«ЗВЕР».
«ЗВЕРЬ».
Зверь!
Точно. Он был в армии, и там его прозвали Зверем. Он потерял личность, а вместе с ней и память, но остались ощущения. Он ощущал себя Зверем. Его прозвали не просто так. Он ведь и действительно – быстрый, стремительный, безжалостный. Настоящий Зверь. В части его любили … Любили? Нет, скорей уж опасались. Это называется уважением. Любого авторитета в силовых видах жизни обязательно боятся. И это хорошо. Потому, как это делало его выше в глазах окружающих, сильней, умней, быстрей. Говорят, что у страха глаза велики. Пусть его боятся все. Пусть его боятся все даже после его смерти.
Мысли снова принялись кружить в круглом аквариуме, которым была голова, задевая друг друга склизкими круглыми боками. Что будет, когда их здесь соберётся слишком много? Они раздавят этот аквариум и вырвутся наружу? Этого не может быть. А почему – не может?
Как он сюда попал?
Умер и попал сюда. Или попал сюда и умер. Это уже невозможно вспомнить, потому что нет памяти, а памяти нет, потому что нет личности, а нет личности потому, что он сам не захотел быть личностью. Это ведь так сложно – быть личностью, со своей памятью, желаниями, возможностями. Это обязывает. Обязывает, а почему? Он не помнил, потому, что не было памяти. Не было, но …
Но рыбы- мысли вместе с буквами- информацией, извлекли из бездонной трещины колодца несколько картинок. Такое с ним уже бывало. Скоро эти картинки расплывутся и растворятся, разойдутся по всему маленькому круглому аквариуму, а то, что останется, слопают ленивые рыбины- мысли. Они уже много слопали таких вот остатков картинок. Оттого и плавают здесь уродливо толстые.
На одной картинке он-Зверь пытал какого-то мужчину. Мужик был болезненно худой, заросший кудлатой бородой, а голова – наоборот -  выбрита наголо, открывая шишковатую макушку, нелепо заострённую. Мужик орал что-то непонятное, пытался вырваться, но все его потуги были бесполезны – он был надёжно прикован к каменной стене, и он-Зверь режет ему грудь десантным тесаком. Из разрезов стекает кровь, и он специально режет так, чтобы получалось неглубоко, и не задеть чтобы важной артерии. Прежде чем умереть, мужик должен рассказать что-то важное.
На другой картинке он сидит в окружении молодых парней. Все в военной форме, но гимнастёрки расстёгнуты, ремни расслаблены или вовсе сняты, автоматы висят под рукой, и бронежилеты, и каски, и сумки с боеприпасами. На столе, сколоченном из небрежно подогнанных досок, стоят ряд бутылок и тарелки, наполненные фруктами, какой-то едой, кажется – пловом, лежат шампуры с поджаренным мясом, пучки зелёных стрел лука, красные помидоры. Кто-то беседует с приятелем, кто-то поёт под гитару в окружении благодарных слушателей из числа сослуживцев, кто-то набивает желудок, другие просто пьют. Вдруг в окно влетает граната, следом – ещё одна, и ещё. Все замирают в изумлении, и только он-Зверь летит в прикрытый одеялом проём выхода. Успевает вырваться оттуда, а уже следом, что называется – по пятам, выносится выплеск пламени, какие-то тряпки, обломок стола, автомат … Он тянется к автомату, а на нём – оторванная рука, сжимающая рукоять … Кажется, он даже знал бы, кому принадлежала оторванная рука, если бы работала память …
Следующая картинка. Ряд военных машин. Грузовики с брезентовым верхом, танки с длинными стволами, приземистые БТРы с пулемётами наверху, зверовидные БМП. Колонна движется по дороге, над которой, стеной, поднимается шлейф красноватой пыли кирпичного оттенка. Над головой высится каменная стена высокого обрыва. В небе кружатся орлы- стервятники. Он-Зверь замечает, как стервятники начинают собираться над колонной, и ныряет внутрь танка, захлопывает за собой крышку. А сверху уже к ним тянется свистящая стрела «Стингера», и слышен грохот разрывов, следом – катящиеся с грохотом камни обширного обвала.
Картина госпиталя. Кругом – не люди, а какие-то огрызки людей. Без рук, без ног, костыли, протезы, застиранные пижамы, мат, чей-то утробный вой. И запах. Запах гноя, формалина, смерти. Он разрушает мозг, вызывает депрессии … 
Ещё картинка. Он, в гражданской одежде, в каких-то потёртых джинсах, в футболке с эстрадной звездой, в обнимку с каким-то пьяным парнем орут во всё горло песню, наверное, одну из тех, что пел под гитару сослуживец, навсегда оставшийся в прошлом. К ним направляется небольшая группа в милицейской форме. Такие же молодые пацаны, как и он с приятелем, но – трезвые. И в форме. И от этого сочетания, должно быть – напряжённо- озлобленные. Что-то говорят им, а самый молодой уже тянет из захвата по поясе дубинку с рукоятью сбоку. И тянет этак лениво, не спеша, знает твёрдо, что вряд ли ему кто будет сопротивление оказывать, тогда как сам готов к удару, своему удару, в любой момент, хотя бы просто так, для куражу, для упреждения. И от всего этого предчувствия Зверь звереет. Каким-то вдохновительным образом он бьёт сразу в несколько точек, в разных направлениях, и вся милицейская компания летит в разные стороны. Тот, что так и не успел достать дубинку, удивлённо разинул рот, а там уже в десне зияет широкая прореха. «За такие шутки в зубах бывают промежутки». Это всё из той же оперы (оперативной службы).
И ещё картинка. Не успела проявиться, а уже сразу расплывается. И рыбы-мысли подплывают, чтобы поживиться. На картинке- женщина. Нет, это девушка, но вид у неё измождённый, как у безнадёжно больной, и взгляд – соответствующий. Одета вроде бы и броско, но шик уже утерян и заброшен. Девушка что-то кричит ему, сжимает кулачки так, что белеют костяшки, и даже замахивается. А вот это уже зря. Кто с мечом к нам придёт… Мгновенная атака, кулаки- молнии, и с костяшками, по твёрдости сравнимые с гранитом, и сломленный силуэт падающей фигурки. Лицо у неё в крови. Глаза полузакрыты, и в запавших зрачках – нет жизни … Жизни больше нет …
Что он здесь делает?
Он ничего не делает. Он тут умер и, умерший, сидит в этом колодце, ждёт нового выброса. Это из-за выброса Зверь остался здесь. Как это произошло, он видел на цепочке «картинок», которые рыбы- мысли выволокли наружу в день, когда он обнаружил, что хоть он и мёртв, но он есть.
На первой «картинке» он сидел рядом с измождённым телом женщины и гладил её по спутанным прядям волос. Он даже пытался говорить с ней, но получился какой-то вой. В комнате был полный кавардак, словно здесь прошёлся торнадо. И тот торнадо, имя которому- Зверь, порушил всё, что можно, до чего дотянулся, пытаясь выдавить изнутри чувство опустошающего отчаяния, и он пытался сделать это привычными методами. Это позволяло как-то разряжаться. Следы другого средства разрядки – пустые разнокалиберные бутылки, целые и в виде россыпи осколков, стояли и лежали повсюду. Они сделались привычным элементом обстановки.
Другая «картинка». Он бредёт по городу. Военная камуфляжная куртка застёгнута под горло. Ладони, сжатые до боли в кулаки, он сунул глубоко в карманы. Глаза опущены. Он старается не поднимать глаз. Горе тому, с кем он встретится взглядом, в котором застыл приговор. Чужое благополучие – это вызов всем его несчастьям, его неумению вписаться в обыденный мир, где нет места засадам, зачисткам, расстрелам.
Ещё. Он забрался в какую-то руину. Здесь нет никого, стены исписаны, вокруг валяются обломки разных жизней, напоминания о бренности и тщете суеты, мерзость быта. Здесь не живут. Здесь прощаются с жизнью. Он и пришёл сюда, чтобы проститься. И, не умея высказать словами всю горечь переполнивших его чувств, перешёл на изобразительный уровень. Наковыряв в углу кусочков гудрона, он раскрутил крышечку рукояти десантного кинжала, достал оттуда несколько спичек, стянутых суровой ниткой. Там же лежал и кусочек тёрки от спичечного коробка. Привычка таскать с собой НЗ военного разведчика сохранилась со времён службы в армии. Нашёл рваные грязные газетные листы и развёл костёр, на котором растопил, в консервной банке, здесь же валявшейся, гудрон. Затем, окуная в густое горячее чёрное варево палец, не обращая внимания на растущую боль от полуженного ожога, нарисовал большое сердце на единственно чистой и белой стене. Сердце получилось чёрным. Это был он сам. Почерневшее сердце Зверя. Оно было неподвижно, то есть мертво. Он смотрел на изображение и, постепенно, все сомнения ушли прочь.
Оставалось свести последние счёты с проклятой неудавшейся жизнью. Зажав в руке вымазанный гудроном кинжал, он примерился, выбирая место для удара. Чиркнуть по горлу? Потом представил себя, лежащего в луже крови, как баран на заклании, а кругом его убитые им духи, словно привычно празднуют Хайрем-Байрам. Над кровью летают жирные возбуждённые мухи, а к телу подступаются, принюхиваясь, грязные кудлатые собаки с запавшими боками. Нет, такая смерть не про него. Вонзить в сердце? Тоже нет, ибо в итоге получалось то же самое.
Чего-чего, а боли он не боялся, но хотелось бы сделать это как-то по-другому, достойно для воина, коим он себя всегда считал. Он огляделся. Увидел рядом колодец. Подошёл и заглянул в него. Пахнуло тиной. На поверхности плавала пустая пластиковая бутылка и раздавленный пакет из-под яблочного сока «Добрый». Наполовину колодец был заполнен водой. От воды ощутимо пованивало. Это был метан или сероводород, а может ещё какая-то гадость. Пускай, зато не будет ни мух, ни отощавших бродячих шавок.
Чиркнул по запястью. Лезвие вошло глубоко и сразу обагрилось кровью. Он ещё углубил разрез. Достал нож, зажимая рану рукой, привычно вытер о рукав клинок и воткнул в деревянную облицовку двери в этом заброшенном помещении, то ли старой водокачки, то есть заброшенной бойлерной. И опустил ноги в тяжёлых армейских ботинках в колодец.
Выбросив вон пластиковую бутылку, он опустился в воду, которая, чуть поднявшись, скрыла в себе его ноги, потом – торс, а затем вода сомкнулась над его головой. Невольно он задержал дыхание, глядя на то, как вокруг него расползается мутное облако. Это была кровь, его кровь, последняя кровь, которую он пролил в этой жизни. Он нащупал железную скобу и вцепился в неё, чтобы пальцы поскорей закостенели. Пусть тело останется здесь, а не плавает на поверхности, раздувшееся пузырём сгнившей плоти.
Кровь скоро перестала сочиться. Перед глазами мельтешили круги, в ушах гудело, будто какой-то оркестр играл какофонический марш, импровизируя на темы похоронной музыки. Настало время. Его время.
Он выдохнул остатки воздуха и они, пузырями, поплыли к переливающемуся водяному кругу, отделяющему мир живых от мира тишины и покоя. И вдруг из невидимой щели под ногами, забурлив, произошёл выброс. А он в этот миг глотнул воду и, вместе с этой водой в него хлынуло то, что было в поднимающихся клубящихся пузырях. Грудь, лёгкие тут же распёрло, он задыхался и глотал, глотал то, чем испражнялся колодец. Он хотел закричать, но в горле его забулькало. Он задёргался всем телом, попытался подняться из воды на поверхность, но руки уже свело судорогой, а потом сознание его уплыло …
Что он здесь и где находится, Зверь осознал где-то через неделю, после нового выброса, который заставил его подняться наверх, и идти вперёд. Уже мёртвый, он всё ещё оставался Зверем, только Зверь этот был уже Ярый …


Глава 5
Почему так несправедливо устроена жизнь – чем веселее было вчера, тем пакостнее делается сегодня? Или это закон равновесия отрегулирован таким образом, что маятник из апогея пьяного благодушия обязательно качнётся в перигей беспросветного похмелья. Как мудры те, кто никогда не перебирают своей нормы и потому не испытывают страданий головной боли от сузившихся сосудов, которые выгоняют из себя пары алкогольной интоксикации организма. Всё это так, но они, те мудрецы, не могут и ощутить своего счастья внутренней гармонии, так как оно познаётся в сравнении, а для этого необходимо гармонию расшатать.
Со стоном Александр Маслов поднялся в постели. Рядом разметалась Виолетта. Она тоже проснулась, но и у неё не было сил подняться. Вчера они немного перебрали. Или это было не немного?
– Как ты себя чувствуешь, птичка? – спросил Маслов, покосившись на хмурую супружницу.
– Отвернись. Не смотри на меня.
По голосу её было понятно, что и ей сейчас далеко от благочинности, каким отличался аристократический класс, условностям которого Полянская предавалась со всей страстностью вчерашней торговки. Сюда ещё накладывалось чувство недовольства собой, своим видом и ощущениями.
У человека есть три возрастные категории, по грубому прикиду. Первая из них заключается в том, что человек всю ночь куролесит, веселится, пьянствует, то есть пускается «во все тяжкие», а утром по его лицу кажется, что он хорошо отдыхал и вполне жизнью своей доволен. Вторая стадия возраста начинается, когда человек всю ночь гуляет, пьёт всё подряд, а утром по лицу его видно, что человек до утра буянил, пил и гулял напропалую. Третья возрастная стадия говорит о том, что человек до утра буянил, пил и веселился почём зря, хотя, на самом-то деле, он большую часть ночи проспал, но лицо-то его уверяет обратное!
Понятно, что и Виолетта Полянская и Александр Маслов перешагнули ту, вторую возрастную стадию, но, если журналиста мучила только головная боль, то его жену выводило из себя и это, но, ещё в большей степени – свой внешний вид. Как и каждой женщине, ей хотелось выглядеть если не императрицей, то уж герцогиней или графиней, а тут из зеркала на неё глазела какая-то лахундра- пьянчужка с заплывшим мурлом и размазанной косметикой. Потому она сразу умчалась в туалетную комнату, откуда не появится до тех пор, пока не приведёт себя в мало-мальский порядок. А это грозило затянуться надолго.
Пришлось Александру самому подниматься и готовить утреннее кофе. Благо, что для этой цели имелся кофеварный агрегат, перемигивающийся разноцветными огоньками. Частенько Маслов, кофеман, готовил сей продукт собственноручно, поджаривая кофейные зёрна на чугунной сковородке, протёртой предварительно зубчиком чеснока. Потом старательно варил его в медной турке, привезённой в своё время из Стамбула. Здесь надо было проявлять внимательность. Как только заклубится поднимающаяся изнутри турки пена, Саша немедленно снимал кофе с огня и бросал туда несколько кристалликов соли и добавлял, капельками, сок из лимона. Напиток получался отменный, с фирменной изюминкой. Вот только сейчас священнодействовать ничуть не хотелось.
Прихлёбывая из чашки крепкосваренный кофе, Маслов глазел на телевизионный экран и пытался вспомнить, отчего это они вчера так напились. Мысли разбегались и двигались куда угодно, но только не в нужном направлении.
В телевизоре выдали резюме по поводу вчерашних событий и начался развлекательный блок. Появился Фарух Бульсара, занзибарский иранец, вошедший в Пантеон рока и популярной музыки под именем Фредди Меркьюри. «Великий притворщик» великолепно играл свою роль в помпезном видеоклипе, демонстрируя свой несомненный талант как певца, так и актёра. Меркьюри был знаменит не только своими экспериментами в области музыки, но и весьма активной жизнью. Свою ориентацию он не скрывал, втянутый в однополую жизнь своим преподавателем из школы святого Петра, когда учился в Бомбее. Фредди и умер от этого, двадцать пятого ноября 1991-го года, заразившись СПИДом от одного из своих партнёров.
Ага. Они вчера говорили на эту тему с преподавателем Вятского гуманитарного университета, обсуждая конёк профессора- эллинскую культуру. Профессор Сыроваров утверждал, что все мировые достижения в области политики вышли из Греции, Эллады, и ничего нового и лучшего человечество так и не смогло придумать, как не тщилось.
В ответ Маслов напомнил эстету, что общество, которое он так обожает, держалось на рабовладении, как на основе экономики, на что профессор попытался возразить, что современный рабочий класс те же рабы, выведенные на самоокупаемость и самообеспечение, и что общество искусственно болванизирует их с помощью телевидения, с целью ограничить их развитие как в умственном плане, так и в нравственном. Маслов на это ответил, что такова общемировая политика, а потом припомнил, что именно из Эллады в мир шагнул гомосексуализм, упомянул заодно и ахейский остров Лесбос. Преподаватель начал развивать тезис об основе феминизма, а потом махнул рукой, припомнил Ивана Грозного, который сватался к грузинской царице Тамаре. Она даже прибыла в Москву, и приняла было ухаживание Ивана Васильевича, но, убедившись, что он точно так же жалует и кое-каких джигитов из её свиты, разобиделась и укатила обратно в Колхиду.         
Рассказывая некоторые скабрезные подробности, Сыроваров приобнял журналиста, но тот предпочёл прервать сию скользкую тему и ретировался. Он уже тогда был навеселе, но себя держал «в рамках приличия».
А что было потом?
– Дорогой, загляни в холодильник, нет ли там водки?
Это, наконец, появилась супруга. Она успела сделать макияж, убрать, то есть затонировать появившиеся морщины, и теперь желала поправить здоровье.
– Фи, дорогая. Как это по-мещански.
– Хамишь, Маслов.
Журналист только вздохнул. «Поправить здоровье» после полуночной попойки можно было по-разному. Американцы, да и европейцы в целом, оказавшись в аналогичной ситуации, приняли бы какой свой «антипохмелин», или просто две- три таблетки аспирина Упса. Русские люди опохмелялись рюмкой (или стаканом) водки, что порой переводило ситуацию на новый виток увеселений. Таким образом люди уходили «в запой». Это особое состояние, которое трудно передать словами. Кто знает, тому и рассказывать не надо, а кто не знает, то это и хорошо, и замечательно. Сам же Маслов предпочитал «лечиться» старорусским способом – рассолом. Лучше всего идёт капустный рассол, с листиками капусты, но если такого не найдётся под рукой, сойдёт и более распространённый огуречный, или даже помидорный маринад. Поправлять же здоровье пивом, это значило готовиться к новой пьянке, а это было уже не в характере Маслова.
Пока Александр сливал с банки рассол, Виолетта наполнила хрустальную стопку водкой из бутылки «с винтом» и, выдохнув воздух, замахнула её одним глотком. После этой процедуры смачно захрустела маринованным огурчиком того нежного вкусового оттенка, который говорил о фирменном истобенском рецепте. Журналист выцедил высокий стакан с мутной взвесью русского антипохмельного напитка и заулыбался.
– Чего это ты вчера с Большевым сцепился? – спросила Полянская.
Вот оно! Супруга одним вопросом расставила всё на свои места. В этом и состоит тесный симбиоз мужских и женских особей, именуемый браком – в том, что они дополняют друг друга. Чего не может один – делает другой.
Вчера он вступил в диспут с главврачом Центральной городской поликлиники Большевым Валерианом Павловичем, и спор их вышел за рамки простого обмена мнениями. Начался диалог после того, как Александр ретировался от излишне опьяневшего профессора, и потому некоторое время беседа варьировала в таком историческом разрезе.
– … Вся медицина к нам пришла с Востока, – менторским тоном заявил врач.
– Хотел бы с вами поспорить, Валериан Павлович, но не буду. Действительно, в то время как варварский Запад, то есть вся Европа предавалась бесконечным междоусобицам и войнам, Азия развивалась. Конечно, и там случались войны, походы Чингисхана, Батыя, Тамерлана, но многополярной Азии это не мешало. Кроме многих других наук, медицина шла по пути, корни которого сокрыты от нас во тьме тысячелетий. Китайская медицина, тибетская, арабская, персидская. У каждой из них – своя школа и свои особенности. Мне ли рассказывать об этом вопросе, уважаемый Валериан Павлович.
– Да что там, Александр Евдокимович, мы уже привыкли к вашим монологам. Такое впечатление, что вы специально готовитесь к каждой встрече, делаете выписки, готовите тезисы, пишите рефераты.
– Не без того, уважаемый Валериан Павлович, не без того. Издержки профессии, во всё хочется влезть, чтобы не быть профаном, пусть даже и не в своей вотчине.
– А вы хитрец, Александр Евдокимович, – погрозил пальцем главврач, - по этому поводу можно выпить.
После нескольких тостов разговор продолжился.
– Сыроваров утверждает, что основа основ современного уклада пришла к нам из Греции, то есть из Эллады, но, – заявил Маслов и многозначительно поднял палец, – я уверен, что в большей степени здесь всё же применительно римское право. Именно Римская империя эволюционировала греческий политес, опять же цивилизовала его применительно на Европу и привнесла в жизнь.
– Но это мало сказалось на медицинских достижениях, – побагровели лицом, вероятно от количества уже выпитого алкоголя, Большев. – Как они были, тамошние эскулапы знахарями и коновалами, так и оставались до Пастера и других корифеев.
– Если быть всё же точным, – тут же ответил Маслов, - то в период правления Карла Великого, в так называемое Каролингское Возрождение, при дворе Карла Великого появилась своя Академия наук, которую возглавил аббат Турского монастыря Флакк Альбин Алкуин. Кстати сказать, этот «кружок», как ещё называли Академию, частенько посещал и сам Карл Великий, в сопровождении писателя Эйнгарда, трудившегося над биографией короля. Всё это вместе дало тот первый толчок, тот посыл, через столетие после которого в той же Европе распространялось учение Авиценны.
– «Канон врачебной науки» Ибн Сина стоит в моём шкафу среди прочей медицинской литературы, – гордо признался Большев, напыщенно глядя перед собой сквозь тонкие стёкла очков.
– Вот видите, – обрадовался журналист, – а ведь с его поры прошло почти тысяча лет. Но на протяжении веков «Канон врачебной науки и «Книга исцеления» являлись главными наставлениями средневековых врачевателей. Только Парацельс и Амбруаз Паре начали метаморфировать, изменять врачебные приёмы, разработанные Авиценной. Но до девятнадцатого века всё оставалось ещё на своих местах.
– Затем наступил расцвет европейских наук, в том числе и медицины, – заявил Большев, самодовольно улыбаясь, словно это его стараниями и случился тот расцвет. Главврач поднял бокал с коньяком, салютуя им журналисту.
– Расцвет, или всё же закат? – Не удержался тот от весьма ехидного вопроса, от чего медник дёрнулся и едва не расплескал «Хенесси».
– Да что вы такое говорите?! – едва не завопил Большев. – А как же Николай Иванович Пирогов с его «Топографической анатомией», Илья Ильич Мечников с «Невосприимчивостью в инфекционных болезнях», лауреат Нобелевской премии 1904-го года Иван Петрович Павлов, изучавший систему пищеварения, кровообращения и нейросистему организма? Это и есть регресс?! А Вильгельм Конрад Рентген, лауреат Нобелевской премии 1901-гот года за открытие икс-лучей, лёгших в основу нового пласта медицинской науки – рентгенологии, основы современной диагностики?
– За сотни лет до Рентгена существовала диагностика заболеваний, – отмахнулся от него рукой Маслов, – врачи определяли болезни по цвету ногтей, по языку, по зрачкам глаз, по многим другим признакам, которые вам хорошо известны. К примеру, мизинец левой руки отображает состояние внутреннего мира организма. До того же Пирогова за тысячи лет составлялись тибетские анатомические карты. Это всё открытия, совершённые заново, как изобретение пороха монахом Шварцем, хотя в Китае он был известен многим ранее. Вообще, последнюю попытку в Европе укрепить позиции восточной медицины совершил германский учёный- медик Самуэль Ганеман, автор труда «Органон рационального врачебного искусства», в котором он рассказал о новом медицинском направлении, которое он назвал гомеопатией, то есть лечение подобным, но малыми дозами.
– Это тот же Луи Пастер, прививавший оспу людям, используя вытяжки от переболевших животных.
– Пастер был микробиологом, тогда как Ганеман – настоящий врач, при этом учёный врач- гомеопат.
– Знахарь- травник, – не успокаивался главврач Центральной поликлиники.
– Ваша аллопатия, – заявил вдруг журналист, – не что иное, как узаконенная властью наркомания.
– Что-о? – Удивился Большев, позабыв закрыть рот.
– Да, наркомания! Люди, подсевшие на химические лекарства, уже не могут с них сойти, без риска для здоровья, для жизни. Химические элементы лекарств входят в метаболизм организма, участвуют в обмене веществ, как опий или морфий у записного наркомана. Если такого больного лишить очередной порции препарата, то болезнь обострится, а может случиться и худшее.
– Весь мир живёт таким образом, – аргументировал своё мнение Большев, – и продолжительность жизни постепенно увеличивается.
– Ещё в большей степени увеличиваются доходы медиков и фармацевтических компаний. Они идут, рука об руку, с властью, и делятся с нею своими доходами, сверхдоходами. Человечество же при этом начало вырождаться. Западная часть человечества. В Азии пока ещё всё в порядке, хотя и туда уже дотянулись щупальца аллопатического монстра, и там закрутился механизм бизнеса на химических медикаментозных препаратах …
– Да я … тебе …
Дальше воспоминания прерывались. Кажется, спорщиков утихомирили, и даже была распита «мировая» чаша, в чём деятельно участвовала и Виолетта Полянская, не жаловавшая скандалов в своём клубе.
Печально, если всё так и сталось, ведь к Большеву журналист в клубе подошёл, чтобы договориться о его будущем участии в передаче «На ночь глядя», в которой ведущий размышляет о проблемах современности, при деятельном участии гостя. Вот и с Большевым он планировал поговорить о состоянии медицины в крае. Похоже, уже поговорил … «Язык мой- враг мой», сказал ещё античный сатирик Деций Юний Ювенал. Похоже, он знал, что говорит … Теперь придётся искать замену, менять тему разговора. У хорошего репортёра в запасе всегда имеется свободная разработка, которую доработать и – пожалуйста – злободневный материальчик. Что больше всего интересует уставшую от проблем публику? Собственное благополучие. И потому самое время поговорить о достижениях нашей милиции в деле поисков маньяка.
Допив стакан рассола, Маслов поставил на держатель кофейного агрегата чашку и нажал кнопку пуска. Параллельно он начал облачаться в деловой костюм, бриться бритвой «Браун», благо аккумуляторная батарея позволяет не привязываться к одному фиксированному месту и беседовать при этом с супружницей, коя до сих пор ещё пребывала в состоянии сонного раздражения и по этой причине была особенно язвительна. На колкости Виолетты Александр привычно отвечал шутками.
Весьма вовремя запищал кофейный автомат, изрыгнув из своего нутра порцию бодрящего кофейного напитка. Комната наполнилась ароматами Востока, и Полянская потребовала порцию «эспрессо» и для себя.
Пока германская техногруппа «Крафтверк» исполняла свою урбанистическую обработку Бетховена, с удивительными компьютерными вывертами, он закончил все необходимые процедуры, на ходу поцеловал Полянскую в щёчку, ловко увернулся от плюхи и, насвистывая «Вчера» группы «Битлз», открыл массивную металлическую плиту входной двери.
Хотя вход в подъезде был снабжён кодовым замком, всё равно здесь царил извечный российский бардак. Этому намеривались помешать, отрезав свободный доступ в дом посторонним, но ситуация если и изменилась, то весьма незначительно. Точно так же под ногами валялся мусор, а стены покрывали самостийные и примитивные до пошлости «граффити». Не раз у Маслова появлялась мысль пригласить какого-нибудь начинающего художника, который, за небольшую плату, расписал бы здесь стены в стиле «мейнстрим» или «хай-тэк». Вряд ли у вандалов поднимется рука равняться по мастерству с профессионалом, даже начинающим. Но, по большому счёту, дело всё же в самих жильцах, в их примитивном уровне восприятия. Они сами создают для себя тот мирок, которому соответствуют. Если они достигли уровня помойки, то ему и пытаются следовать. Один умный человек из Назарета, кажется, в тему этому, призывал не метать бисер перед свиньями. С тех пор многое изменилось, но так ли уж сильно?
Мотор «Форда» застучал ровно. Александр уютно откинулся на кожаную спинку водительского кресла и тронул рычаги. Машина мягко двинулась вперёд, как засидевшийся в засаде хищник, пантера или ягуар, почувствовавший добычу. Журналист, как та дикая зверюга, искал факты, а выискав, оглашал их, бросая очередную жертву репортажа под хищный интерес толпы телезрителей, которые - всяк в своей норке, но имя им – легион.
Попутно Маслов связался с Фёдоровым по телефону, поинтересовался делами, и попросил его уделить минутку юридического времени. Следователь согласился, но посетовал на страшную занятость.
Когда «Форд» затормозил у скверика рядом с городской прокуратурой, журналист сразу увидал своего приятеля. Фёдоров бросал, горсть за горстью, семечки жадным раскормленным голубям и философски наблюдал за их суетой.
– Здорово, мент!
– Привет, журналюга …
Только близкие друзья могут позволить себе вот так, походя, оскорблять друг друга. Точнее, так могло показаться со стороны, но оба прекрасно знали друг друга, слабости и достоинства приятеля, где можно шутить, а когда и нет.
Маслов обратил внимание, что Владимир Фёдоров весь как-то осунулся и поник. Его явно снедали внутренние проблемы, перед которыми следователь оказался бессилен.
– Проблемы?
– Да как сказать, – пожал плечами следователь, – когда их не было? Чего-чего, а этого добра у нас завсегда в избытке. Я уж и жалеть начал, что сюда сунулся. Сидел бы у себя в участке, в ус бы не дул, журил пьянчуг и дебоширов, штрафовал нахалов, беседовал с подростками за правду жизни. Лепота! А сейчас …
– А что сейчас? – сразу же спросил Маслов.
– Да сам, наверное, знаешь, – зыркнул капитан глазами на приятеля. – Недаром же здесь появился. Унюхал что-то, а здесь хочешь разжиться подробностями, чтобы поразить ими свору зрителей, порадовать их свеженькой «расчленёнкой» или какой другой пакостью.
– Что же делать-то? – вздохнул Александр. – Такова уж наша работа – обнародовать факты, не дать им протухнуть в тенёчке. Глядишь, потихоньку их и меньше станет, тех фактов. Ужаснётся народец да потребует …
– Скорей уж наоборот, – махнул рукой следователь. – Ваш телевизор давно уже превратился в пособие для начинающих преступников. Все эти «Окна», «Факторы риска». «Большие стирки», придуманные для узколобых мещан и извращенцев.
– Кто что ищет, – вздохнул репортёр. – Сейчас каналов много, пощёлкаешь дистанцией, найдёшь себе зрелище «по сердцу» и зришь. А ты как?
– Что – я? – не сразу понял следователь.
– Смотришь «ящик»?
– Случается. Новости или так.
– А так что?
– Твои передачи смотрю, – признался Фёдоров.
– Вот оно! – обрадовался журналист. – С этого и надо начинать. Сделай человеку приятное и он тебя не забудет.
– И ты меня не забыл?
– Обижаешь, дружище, – улыбнулся Маслов «по-голливудски», во все тридцать два зуба.
– Что должно это означать? – обеспокоился Владимир.
– А то, – пояснил репортёр, – что сейчас передо мной сидит герой моей программы «На ночь глядя». Рад?
– Только через мой труп, – замахал руками следователь.
– Легко, – согласился Маслов и быстро сунул за пазуху руку. Только вместо пистолета достал оттуда маленький диктофон. – Как раз о трупах я и хочу с тобой побеседовать под жадный интерес телезрителей. Ты только представь  - говорить с тобой мы будем о вятском маньяке.
– Да ты что! – взвился Фёдоров. – Работы меня лишить хочешь? Да меня наизнанку вывернут за одно лишнее слово, которое я сболтну ненароком.
– Положим, ты уже наговорил гораздо больше, но ещё ничего страшного не случилось … – улыбнулся поощрительно Александр.
¬– Будто не понимаешь, что слово между нами это одно, а это же слово перед объективом телекамеры нечто совершенно иное?
– Хорошо понимаю, – кивнул головой журналист. – Именно поэтому я и оторвал тебя от тех дел. Пойми, Володя, весь город уже переполнился слухами, и проблема сейчас увеличивается сама собой от недостатка достоверной информации. А если появишься на экране ты, в привычной для всех форме, и начнёшь рассказывать конкретные вещи, проблема из метафизического «нечто» предстанет чем-то более конкретным, можно сказать – обыденным …
– Ничего себе – обыденное! – Едва не взорвался следователь. – Да знал бы ты …
– Что? – тут же спросил Маслов. – Я хочу знать. Ты обещал сказать, так что изволь.
– Не могу, – отвернулся следователь. – Не для посторонних ушей это всё.
– Но ведь всё равно люди об этом говорят, – наклонился к товарищу Саша Маслов. – Володя, они многое уже узнали, или уверили себя, что узнали. И все говорят о каком-то чудовище, будто бы вырвавшемся со страниц романов Говарда Лавкрафта или Стивена Кинга. Но это же, признайся – бредни. Вот ты и скажешь им, что у вас есть то-то и то-то. Уже сделано то, далее планируется это …
– Раскрыть свои оперативные секреты? – уточнил следователь.
– Успокоить людей, – возразил журналист. – Пусть они знают, что милиция не спит, не сидит, покуривая табачок, где-то там, а трудится, ищет в поте лица. Даже если тот преступник увидит передачу, испугается неотвратимости наказания и «заляжет на дно». И в этом случае мы выиграем – спасём несколько конкретных человеческих жизней.
– А нам в архив сдавать очередного «глухаря», да ещё особой важности? – хмыкнул Фёдоров.
– Такова жизнь наша, – пожал плечами репортёр. – Или пан, или пропал. И не надо настраивать себя заранее на поражение. Может, лучше посмотреть на всё это в другом ракурсе? А вдруг преступник запаникует и вытворит нечто такое, что позволит вам его ухватить и выдернуть из тьмы.
– Навряд ли, – скептически отозвался капитан. – Скорее уж может получиться противоположное – у настоящего преступника появятся последователи и подражатели, которые подхватят его «миссию». Мало ли у нас психов, которых только подтолкни?
– Я с тобой не согласен, Володя, – решительно заявил Александр. – Извини, но не согласен. Каждый день по разным каналам гонят бесконечную череду, настоящий конвейер смерти в самом кошмарном виде. Это не считая видео. Твоим потенциальным психам есть чем заразиться и помимо нашей передачи.
– Пойми меня правильно, Саша, – попытался защитить себя Фёдоров. – Через голову начальства я никак не могу перепрыгнуть и выступить в твоей передаче. А они никогда не дадут согласия и сами сниматься не станут, а те, кто и захотел бы, тебя вряд ли устроит; кроме апломба за ними ничегошеньки  и нет.
– Но ведь как-то эту проблему можно решить. Безвыходных положений не бывает. Это аксиома.
– Ты профессионал. Вот и думай.
– Я уже придумал, – спокойно заявил журналист. – Потому и приехал к тебе. Ты – мой оптимальный вариант.
– Это исключено, Саша, – покачал головой капитан. – Дохлый номер. Лучше бы ты подошёл к этому делу с другой стороны. Неожиданной.
– Это как?! – любопытство Маслова лезло изо всех щелей.
– Мол, контора пишет, сыщики землю носом роют. А граждане принимают в этом деле самое активное участие.
– А если подробней?
– Тут у меня один пионер имеется, так он целое самостоятельное следствие провёл, по всем канонам Шерлока Холмса и Эдгара По. Вот и пригласи к себе того пионера. Пусть он своей версией поделится. Может, тогда и наше руководство почешется и какую официальную бумагу предоставит. И зрителям интересно, и пионеру тому тоже внимание.
– А что? – задумался журналист. – Идея действительно интересная. Юный следопыт задался целью спасти город. Этакий Макар-следопыт, Чёрный Плащ и гайдаровский Тимур в одном лице. Пожалуй, мне это подходит. А как найти мне этого пионера- героя?
– Очень просто. Он учится в той же школе, где преподаёт Лариса, в седьмом классе «Б». Зовут его Вадик. Кажется, если память не изменяет – Вадик Быков и сейчас он …


Глава 6
Вадик Быкасов стоял в подъезде, навалившись животом на ободранный подоконник и напряжённо пялился в бинокль. От постоянного напряжения глаза слезились, и он часто смаргивал, стряхивая слезинки, которые катились по щекам и падали на грязную поверхность подоконника.
Когда он решился выложить всё в сочинении, ему казалось, что кошмар на этом прекратится. Это как верующие в своём храме, выкладывают на исповеди все мучащие их бытовые прегрешения и, окрылённые словом батюшки, принявшего на себя их грехи, удаляются в свой несовершенный мир, чтобы предаваться там обычным повседневным страстям, на которых основана современная потребительская цивилизация. Ровно по этому принципу Вадик ждал, что слова, написанные им в тетради, вместят в себя все его страхи и боль, и на этом закончится кошмар ожидания.
Но этого не случилось. Его по-прежнему преследовало ужасное чувство, что тот самый Чёрный троллейбус каким-то непостижимым образом принесёт ему несчастье. А может даже – смерть! Причём смерть страшную, какие порой бывают в сновидениях с разными там ужасами. Только там можно проснуться, успокоиться и забыть всё, или хотя бы попытаться это сделать. На то он и сон, в конце-то концов. Но здесь всё было по-другому.
Конечно, Вадик не опускал беспомощно руки. Он пытался поделиться своими страхами, но мама решила, что это связано с возрастом, с гормональными изменениями в организме, и посоветовала не обращать на сны и всякие там предчувствия внимание, а лучше занять себя каким-нибудь увлекательным конкретным делом. Предлагались – на выбор: музыкальная школа, технический кружок, спортивная секция и даже юношеский туристический клуб, участники которого выезжают летом то на Валдай, то справляются по рекам Карелии, то изучают кряжистые отроги уральской зоны. Всё было, конечно, интересно, но …
Но Вадик видел сон и у него опускались руки. Почти всегда в памяти оставались какие-то смутные отрывки. То он от кого-то убегал, то – наоборот – преследовал, двигался среди каких-то полуразрушенных, заброшенных зданий, потом открывал дверь, влетал внутрь тёмного помещения и сразу натыкался на стоявшую там фигуру. Был то человек или какое-то чудовище в образе человека, Вадик не видел, но помнил. Он натыкался на него, поднимал глаза, и сердце как бы обрывалось внутри, сжималось в комок. Он начинал кричать и - просыпался. Успевал проснуться перед чем-то ужасным и сидел в постели, обливаясь холодным потом, не решаясь не только лечь обратно, но даже закрыть глаза.
Как-то он посмотрел американский ужастик о Фредди Крюгере. Там тоже засыпали подростки и попадали в кошмарный мир, властелин которого преследовал их, проявляя каждый раз неистощимую фантазию летального исхода. Это походило на компьютерную игру с переходом на новый уровень борьбы со злом.
Тот, киношный злодей, Фредди Крюгер, был похож на урода- мутанта, съехавшего с катушек, но он разговаривал, поступал адекватно и был предсказуем. Потому его и побеждали в конце каждой серии. Здесь же (Вадик чувствовал это) всё было совсем не так, и его чудовище не желало игры в казаки- разбойники. Это была не игра, а сама смерть. Вот это понимание и ужасало.
После того, первого сновидения, он и увидел Чёрный троллейбус. Внутренний голос напомнил ему о жутком сне, и он понял, что троллейбус и тот монстр из сна каким-то непостижимым образом связаны друг с другом.
Вадик пробовал поделиться с другими своими страхами, но ничего не получилось. Или его не принимали всерьёз, или над ним начинали подшучивать. Вот тогда-то он и написал сочинение. Это был крик о помощи миру взрослых, но сделанный ассоциативно, намёком.
Похоже, Лариса Дмитриевна его поняла. Вадик видел, как она посмотрела на него каким-то другим, особенным, взглядом. Она поняла его! Уже одно то, что он уже не один, вдохновило Быкасова. С одной стороны он как бы уже и свыкся со своими страхами. С другой – убеждал себя, что «надо что-то делать», как-то спасаться.
Но что тут сделаешь? Что может сделать подросток, который предчувствует нечто ужасное? Вот эта неопределённость и пугала больше всего. Стало быть, надо её сделать определённостью. Если ты узнаешь врага, его слабости и скрываемые факты прошлого, ты уже станешь сильнее, появятся какие-то возможности для манёвра.
Стало быть – надо набирать информацию. Какую? Да любую, а там уже можно будет её подвергнуть анализу и сделать надлежащие выводы. Так как мотивацию своего поведения объяснить кому-либо было сложно, Вадик пока что решил действовать в одиночку. Потом, если у него появится что-то особенное, можно будет подключить к делу приятелей, но пока что он обойдётся один.
В свободное от занятий время Вадик сейчас колесил по всему городу на велосипеде. Но это не было бесцельное времяпрепровождение. Он двигался по определённому маршруту. И этот путь почти в точности совпадал с маршрутом троллейбуса № 5. За спиной у Быкасова висела сумка- ранец, где, среди прочих вещей, лежал бинокль, с помощью которого Вадик задался целью изучить экипаж Чёрного троллейбуса за номером 441.
Скоро он уже знал, если не всё, так очень многое. А хотелось бы – большего, ведь от этого зависела его жизнь. Так убеждал его внутренний голос, его интуиция. И Вадик никак бы не хотел ошибиться.
По всему маршруту движения троллейбуса № 441 Быкасов наметил точки наблюдения, откуда можно было следить, оставаясь при этом невидимым. Понятно, что это делалось с помощью обычного туристического бинокля и с безопасного расстояния.
Обычно водительский день начинается с рассвета и закачивается вместе с солнцем, а потому разбит на две смены, чтобы водитель чрезмерно не переутомлялся, не уснул за «баранкой», был предельно внимателен. Позднее стали работать через день. Человек вкалывал полную смену, а следующий день отдыхал, отсыпался перед новой сменой. Так получалось выгодней, более прибыльно.
Как Вадик и ожидал, сменщика у водителя Чёрного троллейбуса не было. Он сам каждый день появлялся на маршруте, обслуживал его целый день, а потом отправлялся в депо, чтобы завтра снова, с самого утра, выкатить за ворота. Это было необычно и настораживало, но, похоже, одного только Быкасова.
Второе, что бросилось ему в глаза – это странная неподвижность водителя. Он практически не покидал своего места за рулём. Даже соскочившие «рога» направляющих держателей устанавливала женщина- кондуктор. Обычно же это делалось водителями. Это входило в перечень их обязанностей. Но этот человек, казалось, не принадлежал миру обычных людей. Он напоминал собой киборга- терминатора из голливудской страшилки, придуманного Джеймсом Камероном, словно этот киборг попал в новые обстоятельства и теперь, в силу ограничения функций, выполнял лишь несколько операций.
А может, всё это был не ужастик, а комедия? Или, что более точно – трагедия? Водитель только изображает инвалида, потому как, если бы так и было, как смог он управляться такой тяжеловесной машиной? Конечно же – нет. Значит – всё это маскировка, мимикрия. Значит – что-то за всем этим скрывается. И задачей Быкасова  было эти загадки- ребусы разгадать. А призом в соревновании станет не пылесос или кофеварка, а нечто более ценное – его собственная жизнь. Потому он и сосредоточил все свои усилия в этом направлении. Потому и стал хуже учиться, а порой и вовсе прогуливал занятия, вызывая на себя нарекания учителей. Он даже имел беседу с завучем, но отвечал на все вопросы и давал обещания будущих прилежаний, но вынужденно, через силу. Действительную причину всех тех пертурбаций он раскрывать не стал, особенно перед заносчивой догматичкой, глядевшей на него сквозь стёкла очков параграфами педагогической программы и пунктами распорядка, в которых не было места на блажь обкурившихся недорослей. Единственной попыткой пойти на какой-то контакт, пусть и на воображаемом, ментальном уровне, было то сочинение, но и эта попытка, кажется, закончилась ничем, и Вадик снова с головой погрузился в свои проблемы.
Понимая, что ввязывается в опасную игру, Вадик принял кое-какие специальные меры. Например, он вооружился. И это был не пугач, очень похожая имитация боевого пистолета, какую можно купить в магазине, а нечто вполне настоящее – нож «оборотень», который менял клинок на нечто устрашающее, прятавшееся в рукояти (потому и «оборотень»). За этот нож он отдал аудиоплеер с компакт-дисками и фирменные наушники с мега-басами. Жалко было отдавать здоровскую вещь, но дело у него было крайне серьёзное и требовало жертв. Ещё у него был газовый баллончик с перечной смесью, которую он испытал на себе, для гарантии, и милицейский свисток. Это не оружие, скорее уж из разряда психологических приёмов. Пронзительная трель могла сбить налётчика с бандитского куража и вызвать подмогу, если таковая окажется поблизости, во что Вадик, честно признаться, не так уж и верил. Было ещё кое-что, но об этом чуть позже.
Остальное зависело только от него. И он старался. Потому, когда тележурналист Александр Маслов оказался в школе, ученика Вадика Быкасова он там не нашёл, о чём ему почти радостно заявила преподаватель в брючном костюме.
Как мы уже сказали, Вадик в это время как раз выслеживал свой ненавистный троллейбус, идею-фикс. Он уже потерял надежду, почти потерял, выследить самого водителя, который казался неподвижным, хотя таковым и не был, что уже наводило на размышления. Но, в силу своего возраста и темперамента, вместо логических умозаключений, Вадик предпочитал действия и потому в своих предположениях переключился на кондукторшу, которая также казалась весьма подозрительной особой.
Помнится, в своём сочинении он охарактеризовал её единственной фразой, оставив без внимания, но сейчас она становилась едва ли не главным подозреваемым, почти оттеснив с этого места водителя. Дело в том, что кондукторша была всё же человеком, в привычном значении этого слова. Она разговаривала, то есть произносила хотя бы минимум фраз, двигалась, ходила за покупками. Короче говоря – жила жизнью обычного горожанина. При более внимательном изучении (здесь очень пригодился бинокль), она оказалась не такой старой, какой выглядела на первый взгляд. Просто она одевалась «по старушечьи», полностью игнорировала косметику и прочие женские ухищрения относительно своей внешности, чтобы обмануть возраст. Казалось, что она полностью махнула на себя рукой. Скажем так – с людьми такое порой случается, и они постепенно опускаются на самое дно жизни, как это описано у Эжена Сю в «Парижских тайнах», у Максима Горького в его рассказах о босяках или у Владимира Гиляровского в очерках о Хитровом рынке и Марьиной роще. Начала ли подобный путь кондукторша, Вадика, честно признаться, не очень интересовало. Он лишь пытался найти подтверждение своей версии о маньяке. Женщине здесь отводилась роль подручной, потому он и не испытывал к ней чувства жалости, того чувства, что вытравливается на пороге двадцать первого века.
Кроме предположительного возраста, Вадик Быкасов выяснил, что кондуктор живёт в коммунальном бараке, населённом человеческим «мусором», отбросами общества. Поблизости от обшарпанного дома, выстроенного рядом с насыпью, по которой тянулась колея железной дороги, тянулись ряды разнокалиберных овощных ям, зиявших проржавевшими дверями, запертыми на здоровенные амбарные замки. Казалось, что про большую часть этих сооружений хозяева давно уже позабыли. Кто успел помереть, кто перебрался жить в другое место, а брошенные овощехранилища постепенно разрушались, лишённые ухода и внимания. Ещё здесь была помойка. Сначала она представляла собой деревянную конструкцию, закрывавшуюся дощатой крышкой, но потом тот щиток сломался или затерялся, мусор переполнил яму, и помойка преобразилась в свалку. Сюда начали стаскивать отходы со всей округи, и скоро вся близлежавшая территория оказалась загаженной до неузнаваемости. Тому вечно пьяному отребью, что здесь проживали, на всё было давно уже плевать, они доживали свои дни в полной прострации, просыпаясь лишь для принятия новой и новой «дозы» отвратительнейшего пойла и занятия руганью, которую они адресовали всему окружавшему их миру.
С большим трудом, борясь с отвращением, Быкасов нашёл себе местечко для наблюдения в провале овощной ямы, заросшей лопухами и крапивой, где он прятал велосипед и лежал с биноклем, прижатым к глазам. Он старался не обращать внимания на картины мерзкого запустения и на вылазки отребья, населяющего это ужасное место, о существовании которого подросток не подозревал. Оказалось, что здесь имеются даже дети. Они чем то занимались здесь, копошились на корточках или гонялись друг за дружкой, все, как на подбор, худые и темнокожие, то ли цыганята, то ли юные таджики, которые просто не знали иной жизни и твёрдо были уверены, что так и должно быть и получающие настоящую закалку на все жизненные невзгоды, которые их ждут в будущем, в своём собственном будущем, чем-то отличном от того светлого Завтра, о котором мечтают все дети мира. Эти дети готовились к суровому будущему технофеодализма.
Хотя кондукторша проживала в этом запущенном большом бараке, но и здесь она казалась инородным телом. Она не вписывалась в это обрамление, не участвовала в коллективных попойках, не вмешивалась в шумные скандалы, периодически здесь возникавшие. Она приходила с работы, запиралась в своей комнатушке, готовила пищу, стиралась, отдыхала и снова шла на работу. Или в маленький дом, что находился неподалёку. Там она обменивалась приветствиями с другими такими же созданиями, и они страстно молились или вели продолжительные беседы. С того места, которые Вадик выбрал под пункт наблюдения, подробностей было не разглядеть, а подобраться ближе он не рисковал. Может быть, за вывеской молельного дома скрывался притон извращенцев, или здесь обосновалась одна из многочисленных сект, зомбирующих сознание, вроде Общества Муна, «Аум Сенрикё» или Братства Судного дня.
От страха захватывало дух, но Вадик держал себя в руках и продолжал слежку за непонятной, «мутной» тёткой. Если он разгадает эту загадку и узнает, каким образом всё это связано с водителем Чёрного троллейбуса и убийствами в городе, то спасётся сам и поможет горожанам. Но так далеко он не заглядывал, честно признаться. Не до того было.
В ногу впилась раскалённая игла. Вадик громко ойкнул и едва не выронил бинокль. Потом оглянулся. Оказалось, что его ужалила оса  хищно- тигриной окраски. Ещё несколько ос с решительным гулом кружились поблизости, явно готовясь к коллективной атаке на чужака, посмевшим вторгнуться в чужие владения. Только сейчас подросток разглядел осиные гнёзда, несколько, прилепившихся к стенам развалины. До этого  Быкасов не замечал серых приплюснутых шаров, сосредоточив всё внимание на молельном доме, куда только что вошла кондукторша. Видимо, он своей вознёй, пытаясь найти более удобную позицию, растревожил осиный рой и всё новые насекомые вылезали из отверстий своих жилищ, чтобы примерно наказать надоедливого чужака. Пришлось спешно ретироваться, стараясь по возможности не шуметь, чтобы не привлекать внимания местных аборигенов и не злить ос, которые и так были раздражены. А ещё неизвестно, как отреагируют сектанты, если заметят, что их кто-то выслеживает.
Сначала потихоньку, а потом всё быстрее и быстрее, Быкасов отодвигался прочь от вьющихся пчёл, дрожащими руками попутно прихватил велосипед, одним прыжком оседлал его, чудом не завалившись набок и полетел, полетел, неважно куда, наяривая педалями. За спиной гудел многоголосый хор разъярённых насекомых. С перепугу казалось, что его преследуют осы, собравшиеся сюда со всего города, со всех окрестностей. Если все они вопьют в него свои жала, то … Вадик закричал, руки его всё сильнее дрожали, переднее колесо выписывало немыслимые восьмёрки, а потом его повело. И тут злосчастное колесо на что-то наехало, в тот момент, когда Вадик оглянулся на преследовавших его ос, а уже в следующий миг он почувствовал, как отправляется в полёт. Непослушное тело бросило через руль, а задняя часть велосипеда вздыбилась. Честное слово, если бы там имелись копыта, то велосипед ими обязательно взбрыкнул бы, педалями ведь это не сделаешь. Если бы это была лошадь, то она удержалась на своих ногах, а велосипед … вышедший полностью из под контроля седока … он опрокинулся и загремел всеми частями своей конструкции.
Владик весьма позорно растянулся посередине заросшей сорняками дороги. На какой-то миг он даже потерял сознание от этого падения, но тут же поднялся на руках и вскочил на ноги и с недоумением начал оглядываться по сторонам. Как он здесь очутился? Но такое беспамятство продолжалось всего лишь миг, а в следующее мгновение он вспомнил о преследовавшем его рое ос и своё бегство от него, закончившееся падением.
На лбу набухала ссадина, колени и ладони были поцарапаны, рубашка порвалась, но это всё было пустяками; хуже было то, что колесо велосипеда погнулось, а часть спиц лопнуло и потерялось. Единственным хорошим было то, что ни одной осы рядом не кружило. По-видимому, они посчитали падение чужака достаточным наказанием и вернулись к своим пенатам, обмениваясь впечатлениями, как они задали жару чужаку, посмевшему вторгнуться в их владения. Вадик недоумённо крутил головой. А может ему привиделись эти осы, и его бегство было связано с чем-то другим? Не получилось ли то, что называют – «у страха глаза велики»? Он в последнее время слишком много боится, вот это и сказалось на его нервах.
Кое-как Вадик успокоился, счистил с коленей и одежды налипшую грязь, стряхнул со штанов мусор, потом сполоснул в ближайшей луже руки, после чего начал выяснять свои потери. Тут-то и выяснилось, что из одного окуляра бинокля вылетела линза и где-то успела затеряться. А ещё перестал работать фонарик, который лежал в его сумке, болтавшейся за плечами.
Кое-как выправив колесо, Вадик взгромоздился на велосипед. Двухколёсная машина оказалась устойчивой к повреждениям и пострадала не так уж сильно, как показалось на первый взгляд. Она даже почти не испачкалась. Быкасов несколько раз тяжело вздохнул, озирая свои потери, а потом улыбнулся. Если раньше он выглядел здесь «белой вороной», то теперь, испачкав и порвав одежду, расцарапав руки и ноги, растрепав причёску, сделался неотличимым от той детской шантрапы, что населяла эти Богом забытые места, вечно голодной, замурзанной сопливой детворы, в любой миг готовой стащить то, что по их мнению плохо лежит.
Внезапно на ум пришла кондукторша из троллейбуса. Может, она уже успела покинуть молельный дом и исчезла среди этих полуразрушенных строений и поваленных заборов «Двора чудес» современного, пусть и провинциального города?
Накручивая педали, Вадик объехал загороженный забором из металлических переплетений «рабица» каменный дом с узкими окнами и занял другую позицию, среди складированных дощатых ящиков. Иногда здесь собирались бродяги и пили то, что обычный организм выдержать не в состоянии. К счастью, сейчас их здесь не было. Кто спал у себя в забытье, кто-то промышлял, собирая на то самое пойло и на самую примитивную закуску.
Хоть в этом ему повезло. То есть Вадик приехал как нельзя вовремя: только он успел устроиться на ящиках, как двери дома распахнулись, и наружу выпорхнула стайка богомолок. Все, как на подбор, были пожилыми и худыми, или выглядели таковыми, но у всех были бледные невыразительные лица. Головы были закутаны тёмными платками, из-под которых поблёскивали глаза, очертания тел скрывали невзрачные мешковатые платья. Они о чём-то на ходу тихо переговаривались, а потом сразу разошлись в разные стороны.. У каждой из богомолок в руках была объёмистая сумка, словно часть какой-то униформы.
Сердце в груди подростка стучало всё громче. Неужели это самые настоящие террористки? Вадик уже слышал про «пояса шахидов», когда на тело вешалась заряженная бомба. А вдруг у них в сумках спрятана взрывчатка? Эта мысль настолько огорошила Вадика, что в первый миг он намеривался дать стрекача. Ну их всех, пусть этими тётками занимается милиция. Или ФСБ. Это их работа.
Он даже сел на велосипед и поставил уже ногу на педаль, но потом задумался. Какие, к чертям, террористки?! Это же всё пожилые женщины, загнанные тяжёлым бытом в тёмный угол. Они уж скорей терпилы, чем бунтовщицы. А террор … Это – экстрим, это политика смелых решений, это удел молодых и горячих парней и девушек, готовых бросить выбор всем несправедливостям мира, в котором, по их представлениям, им нет места, удобного места, дающего право на радости жизни. Такими делами больше занимаются те, кто слушают проповеди имамов «Аль Каиды» или Горской конфедерации. Вот они-то всегда готовы положить свои жизни на алтарь исламской революции. Такое случалось, но всё это было далеко, в южных провинциях, а здесь же скрывалось что-то совсем другое.
Проверив, не потерял ли во время падения нож-«оборотень», Быкасов снова вскочил на седло и крутанул педалями. Пока он размышлял, кондукторша успела отойти довольно далеко. Вот-вот она скроется из глаз.
Какое-то время он ехал на велосипеде следом за женщиной. Она успела распрощаться со своими товарками, которые удалились, каждая в свою сторону. Целеустремлённая, кондукторша тащила явно тяжёлую сумку, отклоняясь в другую сторону и взмахивая свободной рукой. Кроме юного велосипедиста и богомолки с сумкой, на дороге никого больше не было, хотя со всех сторон доносился шум, означавший, что, несмотря на разруху, кругом всё же кипела жизнь, пусть и противоестественная, отравленная неблагополучием и нищетой. Быкасов закусил губу так, что выступили капельки пота. Он отдавал себе отчёт, что если сейчас кондукторша оглянется, то она вмиг узнает его, слишком часто ездившего в её троллейбусе, и … Что будет тогда? Если не произойдёт ничего опасного, то и в этом случае женщина догадается, что за ней следят, что её преследуют. Может, она не подаст виду, но обязательно поделится своими опасениями с водителем. Кажется, она уже что-то заподозрила ещё тогда, когда он ехал в троллейбусе и метал дротики в спину чёрного человека. Думал ли он тогда, что сам может очутиться в таком положении, что вот-вот в его спину вонзится острая сталь. И это будет не полуигрушечный дарт, а нечто во много раз опаснее.
Как только он увидал щель между подгнившими штакетниками, велосипедист моментально юркнул туда и налёг на педали, умудряясь искусно маневрировать между куч мусора и непролазных зарослей репейника. Прямо из-под колеса с громким возмущённым писком выскочила здоровенная крыса и осталась позади; мелькнуло светлое пятно лица человека, рывшегося в мусоре.
Изо всех сил Вадик спешил. Он должен был пересечь этот закоулок и опередить кондукторшу. Только бы эта тропа не закончилась глухим каменным забором или зарослями кустарника, где нельзя ни проехать, ни пройти. Только бы … но - удача! Он вывернул на заброшенную грунтовку, посередине которой разлилась обширная лужа, вода которой зацвела и превратилась в нечто смердящее.
Богомольной кондукторши не было видно. Неужели она свернула ещё в какой переулок, подобный тому, где только что колесил Быкасов? Тогда весь сегодняшний день, его прогулянные занятия, всё пойдёт насмарку, и его падение, испачканная и порванная одежда, и сломанный фонарь, «одноглазый» бинокль, расцарапанный лоб, распухшая от укуса нога …
Уже отчаявшийся, он углядел-таки старуху. Она шла и волокла сумку. Но её ноша, похоже, стала заметно легче, да и бока у сумки «похудели». Где-то кондукторша успела оставить часть содержимого.
Сразу забылись и боль и обида, казавшиеся столь нестерпимыми. Снова в Быкасове проснулся сыщик. Он подался назад, в закоулок, из которого минуту назад выехал, прислонил свою верную машину к проржавевшей сетке забора и снова, таясь, выглянул. Богомолка уже прошла мимо. Она направлялась к двухэтажному бараку из потемневшего от времени бруса. Одна сторона дома выгорела и зияла провалами окон. Но вторая половина дома продолжала функционировать. Там, на подоконниках, виднелись даже горшки с худосочными цветами, а бумазейные выцветшие шторы целомудренно прикрывали внутренности помещений со всеми их безобразиями.
Что здесь понадобилось старухе? Это надо было выяснить, во что бы то ни стало. Герои любимых книжек и фильмов Вадика ловко ползали, а также проявляли чудеса гимнастики и сообразительности. Да он бы и сам сейчас пополз по траве, но разбитые колени всё сильнее саднило, и он направился прямо, мысленно махнув рукой на все возможные правила конспирации. Если его до сих пор не расшифровали, то только благодаря бестолковости объекта его преследования.
Добравшись до барака, он прижался спиной к обуглившейся стене, уже не боясь испачкать и без того выпачканную рубашку, и замер, прислушиваясь. Со двора глухо доносились голоса. О чём там говорят, разобрать было невозможно, а подобраться ближе, без риска быть обнаруженным, не было возможности. Конечно, можно было просто наплюнуть на всё и войти во двор, но, если там происходит нечто запретное и предосудительное, о чём он подозревал, то на него сразу же набросятся и побьют. И это было ещё самое хорошее, что с ним могло произойти. О плохом он старался вообще не думать. Но и торчать здесь было занятием совершенно бессмысленным и не менее опасным.
И тогда Вадик, приблизившись к ближайшему окошку сгоревшей части дома, нырнул внутрь. Он ожидал там увидеть разгром, вздыбленные половицы, обломки мебели, просевшие балки перекрытий. Но там неожиданно оказался порядок, какой только может быть в полужилом доме. Весь мусор был сгребён к стенам, шкафы и тумбочки, хотя и кособочились, но ещё не истлели. Здесь кто-то хорошо прибрался и навёл относительный порядок.
Когда Быкасов обнаружил в одной из комнат застланные матрасы, он догадался, что и эта, казавшейся заброшенной часть дома заселена. Вот только хозяева пока что удалились, но вряд ли они обрадуются, обнаружив у себя незваного гостя. «Кто ел из моей миски? Кто спал в моей постели»? В той русской сказке девочка Маша удачно договорилась с медвежьей семьёй, но наяву такое просто невозможно, даже если эти «хозяева» носят человеческое обличие.
Ещё можно было ретироваться, но тут Вадик услышал голоса. Затаив дыхание, он скользнул в соседнюю комнату, окна которой выходили во двор. И сразу увидел кондукторшу. Она стояла посередине заросшего сорной травой двора. У ног её лежала раскрытая сумка, освободившаяся от ноши. Кругом её сидели и стояли люди, грязные, заросшие, в рваной одежде. Почти все они держали в руках банки и пакеты, насыщая себя и слушая богомолку. А та преобразилась, Вадику показалось, что она даже стала выше ростом, и страстно говорила им, говорила …
Быкасов плохо понимал её речи. Это было что-то о Боге, о грехе, страстях и наказаниях. И ей внимали все эти дикари, отребье, оттолкнутое обществом на обочину жизни и всеми позабытое. И они слушали женщину самым внимательным образом, насыщаясь попутно теми дарами, что она принесла этой босоте.
Вадик открыл рот от удивления. Невероятное дело, но кондукторша оказалась самой настоящей миссионеркой; та самая особа, которую он серьёзно считал пособницей убийцы- маньяка, принял её за шахидку- террористку, готовившую теракт в компании со своими великовозрастными помощницами. Стыдоба!
Переминаясь с ноги на ногу, он невольно оперся на хрупкий столик, и тот не выдержал его давления и тут же рассыпался на части. Вадик от неожиданности вскрикнул и отскочил в сторону, оказавшись полностью в центре окна. Как раз напротив проповедницы. Его невозможно было не заметить. И женщина замолчала на полуслове, не закончив очередной тирады. Глаза её расширились. Узнала ли она в бледной взъерошенной выпачканной фигуре юного сыщика или подумала о чём-то своём, но поднятым перстом она указала в сторону окна. И все находившиеся во дворе бродяги повернули головы, всматриваясь в указанном направлении. Произошло то, что Василий Николаевич Гоголь назвал «немой сценой» в своей бессмертной комедии «Ревизор».
Но Вадика там уже не было. Диким прыжком он отскочил прочь и едва не угадал внутрь покосившегося шифоньера с обломком мутного зеркала на боковой дверце, услужливо приоткрытой. С трудом удержавшись на ногах, подросток пересёк одну комнату, за ней – вторую и, через мгновение выскочил в окно, которое он избрал на роль двери.
Только это оказалось другое окно. Юный сыщик проник в дом не здесь, а чуть в стороне. Поэтому, вместо того, чтобы соскочить с подоконника на ровную площадку, Быкасов врезался в остатки забора, что до сих пор ещё каким-то чудом стоял вертикально. С громким треском штакетины рассыпались, да и Вадик тоже не устоял на ногах. Он снова покатился в траве. В груди что-то хрустнуло и перехватило дыхание. Ржавым гвоздём ему пропороло руку, а ноги украсились множеством заноз, но подросток постарался не обращать внимания на все эти мелочи, так как со двора уже слышен был топот бегущих в его сторону ног, а также, что было многим хуже – яростные вопли с угрозами немедленной расправы.       
Его преследовали, чтобы покарать за вторжение туда, где ему быть заказано. От этой мысли на ногах словно выросли крылья, и он в мгновение ока перебежал улицу, а затем нырнул в узкий проход какого-то переулка, так кстати оказавшийся на пути. Где-то здесь должен стоять велосипед. На нём он укатит от погони и навсегда забудет и про дурацкий троллейбус, и про его странного водителя. Пусть поисками убийцы занимаются настоящие, взрослые сыщики. Они имеют опыт, организацию методики поиска. В конце-то концов, это их оплачиваемая работа.
Но где же велосипед?!
Вадик закрутился на месте, лихорадочно озираясь по сторонам. Верного двухколёсного друга с помятым после падения крылом и покосившимся рулём не было. Украли? Нет. Кажется, он попал сгоряча в другой закоулок. И неудивительно – район трущоб представлял собой настоящий лабиринт лазеек, переходов, закоулочек, в каких незнакомый с этим местом человек затеряется, заплутает, что и случилось в данный момент со злосчастным Вадиком.
А улицу уже заполняла толпа угрожающего вида отребья. Взрослые опустившиеся люди, покрытые татуировкой и язвами, лихорадочно оглядывались, как это делал несколькими мгновениями ранее юный, но неудачливый «сыщик», выискивая чужака, имевшего наглость забраться в их жилище, пусть и такого непрезентабельного вида. Такая нахальная выходка требовала самого жестокого наказания. Здесь, в этом квартале, царил один закон, закон тюремной зоны, где «крысятники», то есть ворующие у своего же собрата- заключённого, подвергался немедленной экзекуции, которая, по своей изощрённой жестокости превосходила официальные узаконенные наказания. Таким вот страшным образом поддерживался порядок в среде заключённых, так называемый «воровской закон», а заправляли им те, кто именовался «ворами в законе», или «законниками».
Об этих намерениях школьник не знал, но подозревал. Он уже позабыл про велосипед и улепётывал со всех ног, роняя в придорожную пыль капельки кровь, сочившейся из ран. Про себя он шептал, давая зарок, что никогда больше, никогда … Ну, что мы обычно обещаем, попадая в экстремальные обстоятельства.
Где-то позади слышались угрожающие выкрики и это только подхлёстывало, придавало толику сил. Тропинка, по которой он бежал, всё расширялась, обочины отодвигались и поднимались кверху откосами. Он бежал по дну балки в сторону старицы, старого русла Вятки, протянувшейся сетью водоёмов вдоль крутого взгорка.
Тот квартал, где устроил слежку Быкасов,  уже закончился, а впереди виднелись домишки другой бывшей деревни, ставшей частью разросшегося Кирова-на-Вятке, но частью отринутой, падшей. Отсюда жители всеми силами пытались выбраться, да лишь редкие дачники, да совсем уж опустившиеся голодранцы меланхолично, философски, продолжали здесь существовать.
Откуда-то сверху послышался вопль, и Вадик заметался, не зная, куда можно спрятаться. Похоже, что он сам загнал себя в ловушку. Забраться вверх, по откосу, было трудно, да там уже виднелись преследователи, они отлично ориентировались в здешних закоулках. Через считанные минуты они будут здесь.
Запаниковав, Быкасов начал кидаться то в одну сторону, то тут же разворачивался и бросался в другую, но нигде пути спасения не было видно. И тут он увидел поблизости старое обширное здание, кинулся туда, чтобы затаиться там, забиться в какую щель, а потом, пересидев, выждав, пока бродяги уберутся по своим делам, уползти отсюда и вернуться в нормальный, привычный мир, мир цивилизации и благодушия.
Это было похоже на какую-то другую планету, цивилизация которой проиграла войну с Природой, захлебнулась в собственном прогрессе и сгинула, оставив на память пришельцам многочисленные руины и исковерканные пустоши на месте лесов, полей, рек, где всё отравлено и загажено токсичными отходами, а жизнь, если и сохранилась, то в каком-то извращённом виде.
Таясь, быстрыми перебежками, не обращая внимания на боль от пораненных мест, Владик добрался до большого здания из красного выветрившегося кирпича, и закрутился там, выискивая ту щель, ту нору, куда можно забиться, спрятаться, куда не догадаются заглянуть те страшного вида преследователи.
Ноги сами принесли его к низенькому сводчатому проёму, и он метнулся туда, не обращая внимания на чувство опустошения, которое вдруг скрутило нутро. А может, это даже подстегнуло его. Мы не знаем …
Ворвавшись внутрь, Вадик налетел на нечто, показавшееся ему в первый миг статуей. Но это была не статуя. Это был человек. От неожиданности Вадик вскрикнул. Кажется, его всё же настигли, схватили. Но «преследователь» никак не отреагировал на их неожиданное столкновение. Он даже не изменил своей позы, когда подросток налетел на него.
Помещение было наполнено темнотой. Конечно, её нельзя было назвать полным мраком, хотя окон здесь не было вовсе, а свет проникал сюда только сквозь то отверстие, ту арку, через которую Быкасов сюда ворвался. Имелись, правда, ещё другие щели, разного рода выветрины, которые со временем появляются в любом сооружении, лишённом обслуживания и ремонта. И через эти невидимые щели и дырки проникали фотоны и кварки солнечного света, тем не менее как-то мрак разбавляя.
Сердце в груди Вадика подскочило к самому горлу, он даже икнул от неожиданности, но стоявший перед ним «человек» не шевелился, и подросток, обмираясь от растущего ужаса, открыл рот.
– Извините, я случайно вошёл сюда. Сейчас я …
На звук мальчишеского голоса глаза этой статуи открылись, и Быкасов увидел воочию свой ночной кошмар. Это от него он бежал, пытался бежать, и всякий раз ему удавалось проснуться. Вот только в этот раз …Дорого бы он заплатил, чтобы это оказалось всего лишь сном, пусть даже и самым кошмарным.
Снаружи кричали, и не так уж далеко, но теперь эти крики уже не казались подростку такими страшными, совсем наоборот. Это как в игре, когда тебя преследуют, догоняют, но потом всё меняется, и уже ты несёшься следом за улепётывающей от тебя тенью.
Закричать? Позвать на помощь?! Или, ещё лучше …
Вадик сунул руку в карман и вынул оттуда свисток. Они услышат заливистую милицейскую трель, ворвутся сюда и тогда это чудовище будет вынуждено уйти, удалиться прочь. Ему не место здесь, в мире живых.
Но трель получилась слишком короткой, почти сразу она оборвалась, когда рука чудовища сомкнулась на худенькой мальчишеской шее. Вадик раскрыл рот, и свисток из него вывалился, покатился по насыпанному здесь щебню, едва слышно звякнул и остановился, мгновенно затерявшись среди многочисленного мусора, копившегося здесь годами. Теряя сознание, Быкасов извернул руку и сунул её в ранец, что каким-то чудом оставался ещё висеть за спиной, хотя сколько раз во время бегства он им цеплялся то за одно препятствие, то за другое. Пальцы нащупали рукоять «Оборотня» и слабо потянули нож наружу …


Глава 7
Под его пальцами шея подростка хрустнула, как карандаш. Какой-то миг Зверь держал его в вытянутой руке, вглядываясь в глаза, из которых истекала жизнь, как струится песок в античных часах. Каким образом она уходила? Искажённые ужасом черты лица разглаживались, взгляд тускнел. Разум и чувства как бы втягивались внутрь зрачков, растворялись там, таяли.
Услышав скрип щебня под ногами и сдавленное дыхание запыхавшихся от бега людей, давно отвыкших выкладываться, Зверь отшвырнул труп в сторону. Тело ударилось о стену и скатилось вниз, как кукла. Голова повернулась так, что каждый, даже самый неискушённый в анатомии или медицине человек понял бы при  первом взгляде, что шея у пацана сломана и держится только за счёт артерий и мускулов.
Но Зверь обратил на труп внимания не больше, чем обыватель на прихлопнутую им муху. Сейчас он сосредоточился на двух бродягах, что ворвались в его укрытие. Один держал в руках сучковатую палку, другой – половинку кирпича. Это от них спасался подросток, вбежав сюда? Оба бродяги имели отталкивающий вид изгоев, отринутых обществом. Они прошли до конца ту лестницу, что ведёт на самое дно жизни. Жёлтые одутловатые лица, испещрённые морщинами, и заплывшие глаза говорили о чрезмерном пристрастии к спиртному, к самым токсичным его разновидностям, обветренная заскорузлая кожа давала знать о частом пребывании на свежем воздухе и пренебрежении к санитарии и гигиене. Кожу покрывали рубцы от шрамов и воспалённые пятна лишаев и недолечённых фурункулов. Добавьте сюда ещё и грязную, отвратительно пахнущую одежду, состоявшую из рваных футболок и штанов, давно потерявших свой первоначальный фасон и цвет. На ноги одного были напялены рассохшиеся кроссовки, зиявшие дырами, тогда как второй щеголял в почти новых сандалиях, на которых не хватало застёжек. Последнее, что можно сказать об их внешности, так это печать порока, которая делала их похожими, выражением лиц, друг на друга, как братьев, хотя они очень отличались, как ростом, так и сложением.
Бродяги на своём тернистом жизненном пути успели повидать многое, но даже они опешили, оказавшись, нос к носу, стоящими перед Зверем. Они догоняли подростка, судя по виду – приблудного бродяжку, которого требовалось проучить, чтобы отвадить воровать у своего же брата. Если бы он явился к ним и попросил сам, с ним бы поделились, по законам мира отверженных, а так он сам поставил себя вне их закона и теперь нуждался в суровом и заслуженном уроке, который запомнит на всю жизнь. Преследователи заранее распаляли себя и готовили к трёпке, позабыв о всякой жалости, которой просто не было места в том мире, в котором они существовали.
Но неожиданно всё перевернулось с ног на голову. Пацан, предмет их охоты, был уже наказан, и сделано это было чрезмерно, ведь они, при всей их напускной жестокости, вовсе не были отморозками. Слепой бы догадался, что пацан был мертвее мёртвого, и это сделал чужак, который явно здесь «не при делах». Надо бы возмутиться, по понятиям, и сказать это в полный голос, но только рот, почему-то, не открывался. Попробуйте сами, выскажите свои претензии, даже самые справедливые, убийце, который стоит перед вами с руками, только что обагрёнными кровью …
В замкнутом помещении было темно, и бродяги не сразу разглядели все подробности. К тому же, сгоряча, они подошли к убийце вплотную. Тут один из них, более сообразительный, разглядел нечто, от чего совсем потерял рассудок. В таком пограничном состоянии разум отступает, предоставляя инстинктам право на действия. Именно они заставили бродяжку опустить свою дубинку на голову Зверя. С громким треском палка переломилась, и тут убийца ожил, если можно применить в описании происходящего  это слово, имеющее строго определённое значение, но суть всё же остаётся – начал действовать. Пальцы, которые только что сжимали шею подростка, сомкнулись в кулак, и этот кулак, с силой пушечного ядра (да, именно так!) врезался в лицо напавшего. Бродяга всплеснул руками и отлетел на противоположную сторону помещения, где врезался в стену из красного кирпича и сполз, кучей, на загаженный пол.
Настала очередь его приятеля, давнего кореша, с которым они прошли огонь и воду (медных труб не было по определению). Он с размаху опустил кирпич на голову убийцы. От такого удара обычный человек потерял бы сознание и рухнул на землю, обливаясь кровью. Монстр же лишь тряхнул головой, словно сгонял с неё надоедливую муху, и вдруг сунул пятерню в лицо бродяге. Тот истошно завопил. Оба глаза оказались выдавлены одним мощным движением, а правая сторона рта лопнула, подцепленная пальцем Зверя.
Каким-то удивительным образом он сумел вывернуться, ужом скользнул назад, налетел на стену и, в следующий миг был уже снаружи такого страшного здания. Кто-то спешил к нему, но бродяга завыл так жутко, что тут же послышался поспешный топот удаляющихся ног. Те, кто услышал его вопль, поспешили убраться. Но надо всё же отдать должное – как бы ни были напуганы обитатели этого трущобного квартала, ретировавшись с этого места, они не забыли прихватить с собой и покалеченного товарища. С минуту ещё были слышны его пронзительные вопли, но и они скоро стихли. Или несчастный потерял сознание от болевого шока, или его носильщики слишком быстро двигались.
И снова Зверь остановился. Он стоял, прислушиваясь и к себе, и к посторонним звукам. Порой его слух обострялся до такой степени, что он слышал звуки, понять которых был не в состоянии. Это его озадачило, если бы не потухший разум. А так он лишь применял те знания и опыт, которыми владело его тело. Тело. Оно постепенно разрушалось. Процесс останавливался после каждого выброса. Тогда зверь ощущал, что в нём что-то происходит, что-то меняется, пусть и с трудом, но меняется. Но это его не тревожило. Ему хотелось забвения. Это так устроено Природой, что мёртвое тело нуждается в покое.
Что делает человека живым? Это сочетание тела и души. Или даже так – души и тела, потому что душа стоит на первом, определяющем месте. Что такое разум? Это проекция Бога, того коллективного Бога, в которого обращаются души, покинувшие мёртвые, прошедшие свой путь тела, на душу человека. Если этот человек выполняет некую миссию, порученную ему этим коллективным Богом, то, кроме разума, в душу человека закладываются и иные способности, которые должны помочь ему совершить предназначение. Но бывает и так, что некие Тёмные силы, выбросы тёмной энергии, тёмная эманация, их можно называть по разному – отравляют душу отдельного человека или группы чем-то объединённых лиц. Такие души «закрываются» от проекций коллективного Бога и творят дела, угодные «тёмной эманации». Чтобы им противостоять, коллективный Бог противопоставляет им свои деяния. К сожалению, эти противоречия порой заканчиваются войнами. Но всегда, но такое случается. Но бывают и одиночки. Это когда душа покидает тело, но оно не умирает, потому что им успевает овладеть «тёмная эманация». Но и здесь происходит какой-то свой процесс, когда эта тёмная энергия в теле закукливается, и не даёт ему объединиться с тёмной сущностью. Раньше таких одиночек называли нечистой силой. Они были неким промежуточным звеном между обычными людьми, носителями души, и сущностями, носителями энергий, светлых или тёмных. Временами их брали под контроль то одна сторона, то другая, и они подчинялись, но всегда оставались одиночки, оставшиеся без внимания свыше, по тем или иным причинам.
Таким и был Зверь. Он временами не находил себе места, когда тот объём, который был раньше душой, пытался идентифицировать себя. Но происходил очередной выброс, и вопросы пропадали, отдалялись, а переполняющая тело энергия требовала выхода. И Зверь давал выход энергии тем способом, каким владел в совершенстве, то есть через убийство.
В этот раз ему не пришлось уходить слишком далеко. У него были свои собственные охотничьи угодья (потому, что были угодны ему). Он отправлялся на поиски жертвы и, как правило, таковая появлялась. Иногда на него что-то находило, и он отправлялся за пределы этой территории, в свободный поиск. Но … чувствовал себя при этом неуверенно. И это чувство нарастало, чем дальше он удалялся от своего убежища, от колодца, где пытался найти своё успокоение, где в голове его плавали ленивые рыбы- мысли. Тогда Зверь хватал того, кто подворачивался ему под руку, совершал над ней таинство убийства и спешил вернуться обратно.
Почему его не останавливали? Как получалось так, что все эти его походы оставались не замеченными обычными людьми? Это были вопросы, поиски ответов на которые его не занимали. Люди привыкли не видеть очевидного. Чаще всего люди смотрят внутрь самих себя и видят лишь то, что хотят увидеть. Наверное, так им спокойнее. Зверь не вписывался в ту модель Вселенной, какая была привычна людям. То есть его как бы и не было. Он появлялся, разрывая ткань придуманного людьми мира, и собирал свои жертвы, а потом убирался в своё убежище. Так выходит на охоту тигр где-нибудь в урочищах Амура или Уссури, а то и Ганга, берёт то, что считает нужным, и удаляется в своё логово, а местные жители предпочитают делать вид, что всё так и должно быть. Такова жизненная позиция. Есть хищники, и есть их жертвы. Кто-то невидимый определяет, кому быть следующей жертвой, и отправляет в поиск хищника. Так происходит не только на берегах Ганга. Кто был такой легендарный «Джек- Потрошитель»? Человек? Или проекция «тёмной эманации»? А может, днём он был один, а по ночам, и то не всегда, становился совсем другим? Писатель Роберт Стивенсон ощутил это на себе и выразил в виде сюжета повести про доктора Джекила и мистера Хайда. Как с этим справлялся сам писатель? Не так уж и важно. Лорду Байрону приходилось ещё сложнее, да и некоторым другим.
После того, как приятели утащили прочь одного бродягу, Зверь занялся другим. Через несколько минут тот был отброшен прочь бездыханным трупом. Зверь посмотрел по сторонам. Никого поблизости не было. Когда он выходил из своего убежища, люди прятались, вольно или невольно, по домам. На пути оказывались те, чей час уже подошёл. Сегодня это оказался мальчишка, которого выгнали прямо на него эти бродяги. Потом настал и их черёд. Правда, один из них вырвался из его рук. Должно быть, его час ещё не подошёл, но это всё равно случится. Зверь это чувствовал, как чувствует и тигр, живущий на берегах Уссури или Ганга, которого неизвестная сила выталкивает из логова и отправляет навстречу жертве.
Постояв над истерзанными телами, Зверь двинулся к себе, в своё убежище. Он подошёл к колодцу и влез туда, погрузившись по самые плечи. Бросив последний взгляд по сторонам, Зверь выдохнул из груди остатки воздуха и опустился на самое дно. Вода пыла прохладной, и остудила горячее тело. Зверь привычно сунул ногу под нижнюю ступеньку, чтобы тело не всплывало, а потом вдохнул в себя воду.
Говорят, что вода несёт в себе информацию. Так и есть, только надо уметь эту информацию из воды извлекать. Люди думают, что для этого нужны синоптические связи мозга. Вздор! Настоящую информацию получают из другого органа – из лёгких. Для чего наркоманы курят опиум? Для того, чтобы приобщиться к Закрытым тайнам. Сначала они их только ощущают, а когда постигают до конца, то это и случается. До конца – это значит, что до смерти. Именно смерть открывает людям двери постижения тайн. Но их могут узнать только души. А тела начинают распадаться. Это и есть – тайна бытия. Да и обычное курение. Почему оно так затягивает? От курения чрезвычайно сложно отвыкнуть. Ровно по той же причине, что и с наркоманией. Открыть вам тайну? Да? Ха-ха, люди весьма любопытны до всего греховного. Ладно, мы вам скажем всего лишь крошечную часть. Мы уже говорили о проекции коллективного Бога на душу человека. Как она происходит? Где скрывается та самая линза, сквозь которую Бог смотрит на человека и разговаривает  с его душой. В этом задействован особый орган – лёгкие. Вы думаете - для чего Бог поместил людей с сады Эдема? Чтобы общаться с ними напрямую. Человек дышит и его посещает просветление. Но что-то не задалось и людей из этого Эдема отодвинули. Чем всё закончилось? Люди создали для себя города. А чем отличается город от села? Своей загрязнённостью и высоким содержанием электромагнитных полей. То есть связь с коллективным Богом посредством линзы лёгких происходит с всё большими сложностями. Что стало последствием этому? Сбалансированная человеческая настройка даёт всё больше сбоев. Это и метаболизм, и ослабление иммунной системы, и падение нравственности и немотивированный рост агрессии и ненависти в обществе. Всё это следствие того, чем мы дышим и перенастройка на то, что люди становятся не проекцией Бога, как это задумывалось, а проекцией совсем других сил. Оппаньки!! А вы об этом не задумывались? Прислушайтесь к себе, а может, вам на это – плевать?!..
Над головой Зверя сомкнулась вода. Он погрузился на дно колодца. Конечно, здесь было неглубоко, но он был изолирован от всего мира с его перекрещиваниями потоков различной информации. Этот колодец был чем-то вроде скита, а единственная информация, которую получал Зверь Ярый, была выбросом. Но он не умел этой информацией распорядиться, тогда как она им распоряжалась в полную силу. Теперь давайте зададимся вопросом, что есть – нечистая сила?
Нечистая сила, это особая система, сложившаяся вокруг выбросов тёмной энергии, которая меняет, метаморфирует людские души и запускает в них процессы постижения мира совсем с других позиций. Все эти ведьмы, колдуны, домовые, лешие и прочие существа, которых как бы и нет. Нет и всё, потому об них и не говорят. Они скрыты от глаз, этакие невидимки, потому и называют их «потусоронними». Их мир как бы вложен в наш, и они, эти два мира, умудряются существовать параллельно. Если есть приверженцы Бога, и у них сложена весьма многолюдная система (религия со всей атрибутикой), то почему бы не предположить, что и у противоположной стороны имеется такая же система. Представители той системы и потребляют тёмную энергию, проецирующуюся в них и наполняющие их души. Да, в них тоже есть душа, но она совсем другая, непохожая на наши. Этот мир населён «нечистой силой», которая тоже имеет свои социальные группы, простонародья и аристократии. Но есть и у них особая группа – изгои, парии, которые не вписываются в их систему, в силу ли своего выбора, или по иным причинам. Они не являются членами потустороннего общества, они – сами по себе. Одним из таких изгоев был и Зверь. Почему? Мы ещё вернёмся к этому.
Для Зверя колодец был убежищем, а вода – тем экраном, который отделял его от мира людей, и от мира тёмной энергии. В воде вся эта информация рассеивалась. А рассеивали её выбросы неизвестного происхождения. У «нечистой силы» был свой разум, коллективный разум Стаи, чем они и были сильны. У Зверя разума не было, но подобие его вселял в него выброс, и тогда он становился подобием человека, как является подобием человека умалишённый, уж простите нас за обилие тавтологий. Только если у безумца душа закуклена, но она всё же есть, только замкнута на себя, и нет связи с коллективным Богом, то у Зверя, и у подобных ему, души нет, а место её занимает объём, заполненной иными силами, нашей науке неизвестными. Не очень понятно, но уж как получилось …             


Глава 8
Наша жизнь напоминает качели. Туда- сюда, туда- сюда. Дом- работа, семья- коллеги. Рабочая неделя- выходные. Счастливый человек тот, кто сумел отрегулировать эти самые колебания и настроился так, что получает удовольствия и от того, и от другого. Несчастный человек тот, чья жизнь настолько дисбалансирована, что он страдает и от того, и от другого. Большая часть людей находит спасение от одной стадии колебания в другой. Но уж такова она – наша жизнь.
Владимир Фёдоров отправился на работу, размышляя, где же он по-настоящему на своём месте. Дома? Или на работе? Коллеги рассказывали о своих увлечениях – рыбалке, коллекционировании, шумных застольях, туристических вояжах, а то и об опытных любовницах, поблёскивая при этом глазами. Можно быть уверенными, что о своей работе они предпочитают дома помалкивать. Это ведь только канадские лесорубы с бабами говорят о лесе, а в лесу исключительно о бабах. Сам же Фёдоров не скрывал от Ларисы своих проблем на работе, но сейчас начал задумываться, а правильно ли он расставил приоритеты?
Казалось бы, выказывая друг другу доверие, ведая друг другу служебные дела, они становятся ближе, роднее друг другу, доверительней. Но это – с одной стороны. А с другой? У обоих-то работа связана с нервами, с надрывом нервной системы. А рассказывая о разного рода сложностях, они эту нервенную работу как бы затаскивали в дом, и она находилась рядом с ними почти что круглосуточно, заполняя собой само их существование. Это происходит незаметно. Что это означает? Вот возьмём для примера японцев. Очень своеобразная нация, сходная с нашей тем, что японцы, как и русские, погружаются в свои заботы с головой, безоглядно, отчего имеют проблемы. Не будем говорить о тех, которые уже закончились, сосредоточившись на проблемах новейшего времени. Это – японский трудоголизм. Кажется, что жители Японии могут работать круглосуточно. У них один из самых продолжительных трудовых дней – двенадцать часов. Это – официально, потому как некоторые остаются и сверхурочно. Не все, но довольно многие. При этом – шестидневная рабочая неделя. При этом – двухнедельный отпуск в рабочем году. А вы думаете - отчего это такая успешная японская экономика? При этом единственный день в неделе, свободный от работы, японцы проводят на корпоративных увеселениях. То есть – в рабочих коллективах. Это ли – не зацикленность на своей работе? Работа, почти доведённая до совершенства. Нужно иметь целеустремлённую натуру и особую философию духа, сравнимую с самурайской, чтобы такая жизнь не опротивела. Почему этого не происходит? Желаете разобраться? Почитайте книги Кимитакэ Хираоки, известного под псевдонимом Юкио Мисима, «Крик души героя», «Золотой храм» или хотя бы новеллу «Патриотизм» в переводе Бориса Акунина.
Время, отданное работе, после работы, это есть время, украденное у дома, семьи, нуждах и заботе супругов друг о друге и детях. Сначала об этом не думаешь, а потом … потом к этому привыкаешь, но всё же в ущерб семье. Надо научиться оставлять работу на своём рабочем месте, и тогда проблем в семьях будет меньше. Прочитайте эти строки ещё раз и, хотя бы на минутку, задумайтесь. Подумали? Идём дальше … 
Владимир Павлович, Володя Фёдоров, появляясь домой, чаще всего видел супругу, Ларису, сидящей за столом, проверяющей стопку тетрадей на предмет правильного выполнения домашних заданий. Великое дело- домашнее задание. Игумен Выдубецкого Михайловского монастыря и близкий знакомец Владимира Мономаха, политик и писатель Сильвестр Печорский являлся одним из составителей свода правил жизненного уклада, дошедшего до наших времён как «Домострой». Без малого тысячу лет россияне жили по «Домострою» и ломашние задания там значились совсем другие. Женщины тогда занимались домом, семьёй, воспитанием детей и соблюдением множества традиций, завещанных предками, а их мужья следили, чтобы всё блюлось в точности по написанному. Следили, это почти что вели следствие. М-да, никогда не задумывался …
Почему женщина- почтальон оставляет свои письма и прочую корреспонденцию на почте, женщина- медик не тащит домой стетоскоп и скальпель, а женщина- инженер не стоит у домашнего пульмана с наколотым метровым листом ватмана и не правит на нём чертёж сложного технического устройства, тогда как женщина- педагог, преподаватель за домашним столом проверяет школьные тетрадки или строчит методическое пособие, готовясь к занятиям завтрашнего дня? Что, у женщины- учителя дома нет никаких забот? Да, существует педагогическая пенсия, означающая более ранний выход на заслуженный отдых, но, во-первых, это не так уж компенсирует затраченных нервов, а во-вторых, на заслуженный отдых мало кто и идёт, да и не так уж и велика эта педагогическая пенсия. А сил, конкретных сил, тратится масса, вагон и маленькая, обременительная тележка. Но, в довершение к своим заботам, Лариса берёт на себя и часть его забот. Это называется разделять тяготы брачного союза, но ведь ей так сложно приходится и со своими заботами, о чём Владимиру прекрасно известно, ведь Лариса так часто жаловалась ему об этом.
Именно по этим причинам Владимир Фёдоров отнёсся недостаточно серьёзно к рассказу об ученике, Вадике Быкасове, который, как и многие другие в городе, столь серьёзно отнёсся к расследованию о маньяке, что даже провёл своё собственное расследование. Но ведь на то он и мальчишка, чтобы играть и мечтать о чём-то романтическом. Всю жизнь мальчишки играли в «казаки- разбойники», в Робин Гуда и даже Фантомаса. Кстати сказать, и фильм соответствующий был снят в 1974-м году – «Анискин и Фантомас», где прекрасный советский актёр, Михаил Иванович Жаров, сыграл  сельского участкового инспектора, и так хорошо сыграл, не хуже Михаила Кононова в «Большой перемене», что многие поверили, что в милиции служат люди душевные и переживательные. И сам Фёдоров с большим вниманием и даже трепетом всматривался в образ Анискина, словно примеряя на себя его мундир. Так и случилось, спустя необходимое время. А мальчишки, они и сейчас – мальчишки, племя весёлое, ищущее, как и тысячу лет назад, и сто. Антон Павлович Чехов, попытался выразить это, состояние, начитавшись когда-то Луи Буссенара с его Сорви-головой; он написал рассказ «Мальчики», где подростки играют в индейцев и готовятся удрать в Америку. Этот Вадик про столь дальние маршруты не помышлял. Но тоже проявил максимум фантазии. Такого рода помощь от супруги Фёдоров не поощрял и поэтому скептически отнёсся к сочинению неведомого Быкасова, хотя глубоко в душе с уважением отнёсся к потугам подростка на работу сыщика. Он даже посоветовал своему приятелю Маслову пригласить пацана на телевизионную передачу, веря, что опытный журналист сумеет шаржировать страхи и преувеличения горожан перед неведомой опасностью.
А почему бы и нет? Кажется, что и Маслов понял его затею и с интересом выслушал предложения со стороны следователя. Так или иначе, но скоро все они станут зрителями очередной передачи «На ночь глядя», которую вёл Маслов и в которой он представлял жизнь города с самых неожиданных ракурсов. Пожалуй, эта тема очень подойдёт для передачи со столь говорящим названием. А пока … пока надо как-то отвлечь супругу, отвлечь её от неприятностей. Последнее время она слишком всем удручена.
– Дорогая, – следователь постарался, чтобы голос его был бодрым, – а тебе не кажется, что мы слишком сосредоточены?
– А что такое? – Лариса подняла голову, отвлекаясь от проверки очередной тетради.
– Я придумал афоризм, – заявил Владимир, принимая вид напыщенный, какой, по его мнению, носили писатели- классики.
– Какой же? – Лариса всё ещё не могла оторваться от домашних работ своих учеников, хотя честно пыталась это сделать.
– М-м, – Фёдоров попробовал мысленно составить что-то велеречивое, несущее в себе скрытые смыслы, – попробуй понять. Вначале было слово, и это слово было … не воробей.
– Владимир Павлович, – Лариса с интересом посмотрела на супруга, – ты это сам придумал?
– А что? – гордо спросил следователь. – Мне лично понравилось.
Он не стал признаваться, что придумал фразу только что, составив её из двух известных выражений, которые объединились между собой спонтанно, практически – на ходу.
– Немного похоже на позднего Хармса, – заявила Лариса, – и здесь есть над чем задуматься. Даниил Ювачев, избравший для себя псевдоним – Хармс, всегда мыслил парадоксально. Я бы его сравнила с Францем Кафкой с одной стороны и Самюэлем Беккетом – с другой. А ещё можно вспомнить Ежи Леца, поэта и философа. Сам же Даниил Иванович считал себя тем, кем был Шерлок Холмс в криминалистике и Николай Лобачевский в геометрии.
– То есть, – обрадовался Владимир, – ты сравниваешь меня с гениями?
– Я сравниваю Хармса, – поправила мужа Лариса, – который написал не так уж мало и оставил свой след в литературе. Даниил Иванович настолько парадоксально мыслил, что за его мыслью было порой невозможно уследить. Ему приходилось трудно, ибо в то время такое мышление не приветствовалось.
– Его … посадили?
– Такое было время, – пожала плечами Лариса. – Его арестовали в 1931-м году. Хармс дружил со многими людьми в литературном мире. Одно имя Маяковского чего стоило. Но к этому времени главного пролетарского поэта уже не было в живых, но за Хармса нашлось кому похлопотать. Но это его не спасло, и в начале сорокового года на него снова начались гонения. Чтобы не угодить в сталинские лагеря, Хармс симулировал сумасшествие, а потом так и умер, в 1942-м году, в психиатрической клинике.
– Пожалуй, – осторожно заявил следователь, – я больше не буду сочинять афоризмов.
– Как вам угодно, сударь, – сухо отозвалась учительница, снова склоняясь над тетрадкой. – Тем более, что вам есть чем заняться.
Они выдержали то, что драматурги называют паузой, а потом, со смехом, кинулись в объятия друг друга. Открытая тетрадка осталась лежать на столе, терпеливо дожидаясь, когда до неё снова «дойдут руки».
Юношеская любовь и любовь семейная отличаются. Романтичные отношения, радость узнавания друг друга, постижение личностных тайн это одно, а погружение друг в друга, это совершенно другое. И это не только физиология. В религии есть понятие таинства. Так вот, настоящая любовь таким таинством и является. Недаром апостол Иоанн Богослов назвал любовь ипостасью Бога. В этом что-то есть, что-то возвышенное. Хочешь прикоснуться к Богу, познай любовь.
Как-то Фёдоров начал развивать эту тему, и Лариса его внимательно слушала. Говорят, что мужчина любит своим желудком, тогда как женщина – ушами. И всё бы хорошо, но тут Володя перешёл на довольно скользкую словесную идиому на тему – «муж и жена – одна сатана». Он всё пытался свести эти два выражения, но стройного и логического построения не получалось, и тогда Фёдоров начал рассуждать как следователь, как следователь по особо важным делам.
– Могу предположить, – рассуждал Володя, стараясь не обращать внимания на нахмуренность супруги, а обращаясь как бы в пустоту, ни к кому, или к себе, – что это выражение из древних времён и традиций. Речь там идёт о библейских «делах». Можно предположить, речь идёт о том самом эпизоде, после которого Адама и Еву выставили из садов Эдема. В этом был замешан Змий, одна из ипостасей Люцифера, который, если мне не изменяет память, участвовал в создании человека.
– Вы, Владимир Павлович, – сухо прервала его супруга, – явно взяли за основу ту трактовку тех событий, которую представил на суд зрителей Сергей Владимирович Образцов, руководитель Центрального театра кукол, в замечательном спектакле «Создание человека». Боюсь вас разочаровать, но эта версия не обязательно совпадает с истинной.
– Но там всё близко к тексту первоисточника, – начал было спорить следователь, но супруга остановила его словоизлияния одним движением пальца, как это не раз проделывала в школе, но уже относительно какого-нибудь зарвавшегося ученика.
– Что же касается русской поговорки, то здесь речь идёт, предположительно, что отношения в супружеском браке не подлежат толкованию всуе. Вот так!
Разве будешь здесь спорить, если вас так отчитывают, и Фёдорову приходилось прекращать пререкания, ибо жена оказывалось правой в семейном споре, ибо это она отвечала за свет в семейном очаге, а свет и светоч, это почти что одно и то же.      
– Знаешь, дорогая, – чуть заискивающим тоном начал говорить Владимир, – какой у нас в бригаде самый популярный анекдот?
– И какой же? – сухо поинтересовалась Лариса.
– Приходит «новый русский» после работы домой, стягивает с себя смокинг, весь деньгами пропахший, и отправляется мыть руки. Из ванной комнаты кричит жене, мол, что у них сегодня на ужин. Та ему отвечает, что на столе греческий салат, мидии в соусе «фуэте», суп-пюре из трепангов, из горячих блюд – жаркое по-беарнски, с трюфелями и спаржей, горячие пирожки со сложной начинкой, а на десерт – фисташковое мороженое, вишнёвый пирог и тартинки; из напитков – бургундское вино урожая семьдесят восьмого года и ликёр «амаретто». «Новый русский» из ванной выходит – туча-тучей – полотенце отшвыривает и вопит, что надоело это ему. Жена брови подняла – в шоке – и спрашивает, что же ему надоело. Что, мол, конкретно? Тот бубнит, всё, мол, надоело. И тут же, мечтательно так: хорошо бы простой отварной картошечки с постным маслицем, грибочков сопливеньких, огурчиков маринованных, но не очень, и чтобы хрустели на зубах – обязательно. И – селёдочку слабосолёную. Ну и – как водится -  всё это – под простую русскую водочку. Тут жена его, то есть «нового русского», в позу становится – руки в боки – и с гонором ему отвечает: а ты зарабатывай, как все, тогда и будет тебе и картошка, и селёдка, и водка с огурцами …
Лариса слушала все эти перечисления с самым скептическим видом, но потом всё же прыснула и залилась самым искренним смехом, а Фёдоров ей обрадованно вторил; и это после того как они, на работе, уже вторую неделю один и тот же анекдот пересказывали друг другу, изменяя, правда иногда названия блюд, про некоторые из которых не знали ничего, кроме разве что самого названия. Но это делало анекдот ещё смешнее.
– А самое смешное здесь то, – заливалась супруга, – что за всеми этими заботами я и в самом деле забыла про ужин. Так что тебе придётся отправиться на кухню, засучить там рукава и немного постараться.
– А почему это мне? – попробовал было возразить Фёдоров, но Лариса тут же его осадила:
– А кому же ещё? Кто это у нас показал столь завидное знание различных кухонь мира? Тебе, после этого замечательного анекдота и половник в руки, и пожелание всяческих успехов.
– Логично, – вздохнул следователь и направился в сторону кухни, напевая одну из юмористических песенок Владимира Высоцкого. – Небось картошку все мы уважаем, когда с сольцой её намять.
Он решил ограничиться этим основным блюдом белорусской кухни, решив последовать пожеланиям героя им же рассказанного анекдота. Помнится, героиня одной из комедий славного советского прошлого, «Девчата», повариха Тося Кислицина знала едва ли не сотню разных способов приготовления банального картофеля, того самого «чёртова яблока» (как переводится это слово), из-за которого российские крестьяне не раз бунтовали («картофельные бунты» в первой половине девятнадцатого века). Крестьянам тогда пришлось смириться с ненавистным овощем, а позднее неприхотливый картофель не раз спасал их в голодные годы, а в Белоруссии, к примеру, картофель является основой для национальной кухни..
Владимир решил выпендриться и приготовить картофель под бешамелем. Не пробовали? Советуем отведать. Блюдо это вкусное и не такого уж сложного приготовления. Надо взять 600 грамм картофеля, грамм 200 ветчины (можно и без неё, но с ней вкуснее), 50 грамм масла, пару яиц, полстакана муки, 100 грамм сыра. Картофель отварить, нарезать ломтиками, сверху положить также нарезанную тонкими ломтиками ветчину, тёртый сыр, кусочки масла, потом ещё слой варёного картофеля, и снова – тёртый сыр, масло. Всё это заливается бешамелем и присыпается зеленью, после чего ставится в духовку. Да, мы забыли сказать, как готовится бешамель. А это тоже просто: надо взять ложку масла, развести с мукой (полстакана), добавить туда два стакана молока, прокипятить хорошенько, подсолить и вбить туда два яйца. То, что получится и есть бешамель. Попробуйте, вам наверняка понравится.
Когда из духовки потянуло кулинарными ароматами, Лариса догадалась, что можно готовиться к ужину. Они уселись за стол и отдали должное картофелю. Всё-таки от него была конкретная польза. Потом они сели за стол и принялись чаёвничать.
Когда речь заходит о чае, первое, что приходит на ум, это Китай, Индия, Цейлон, Япония с её чайными церемониями. Да, ещё более двух тысяч лет назад (53-й год до н. э.) У Ли-Чжень посадил первые семь саженцев чайного кустарника и занялся выведением ароматных сортов, что и считается началом чаеводства, как культуры. Есть даже чайное дерево, высотой до десяти, а то и пятнадцати метров, что можно встретить в лесах штата Ассама на берегах многоводной реки Брахмапутры, в северной Индии. В советское время в Грузии и Краснодарском крае тоже начали налаживать производство чайных кустарников, взяв в Китае образцы, дающие чёрный байховый чай. Скоро в магазинах появились пакеты чая «Краснодарский», «Грузинский» первого или второго сорта. Для получения высших сортов берутся самые верхние листочки кустарника, куда больше всего попадает солнечного света. Они и дают самый лучший аромат. Чем ниже расположены листья, тем ниже качества заварки. Но настоящие знатоки предпочитают чаи индийские, цейлонские, китайские, где культура производства отлаживалась веками. Но всё это так – к слову.
У россиян тоже свои чайные традиции. Знатоками считается, что чай, это напиток, получаемый за счёт настаивания на листьях одноимённого растения. Но ведь существуют десятки других растений, не менее ароматных, к примеру – кипрей, второе название которого – как раз иван-чай, то есть чай для русского ваньки, для простолюдина, которому были закрыты многие заморские продукты, называемые «колониальными товарами», то есть товарами, вывезенными из заморских колоний. Да и к чему покупать что-то иноземное, когда есть своё и не хуже ничуть! Попробуйте сами заварить тот же кипрей, добавить туда смородинового листа, мяты или мелиссы. Мы вас уверяем – этот вкус не хуже чая цейлонского или китайского, лао-ча или оолунг. И это только травяной чай, исконно наш, российский. А есть ведь ещё более интересный и вкусный продукт, настоящая кладезь ароматов и питательных свойств. Это – сбитень. Приготовить его не так уж и сложно. Для этого надо взять мёду, а также пряностей – ванили, корицы, гвоздики. Можно добавить и ароматных трав. У всякой домовитой хозяйки свой годами выверенный рецепт приготовления сбитня. Его вываривают и сбивают, как коктейль (отсюда и название). А квас?! Это ведь тоже наш, исконный славянский продукт, и тоже – десятки рецептов, один другого лучше, один другого вкуснее. Но мы, кажется, немного увлеклись.
Наши герои, Владимир и Лариса, сидели на своей кухне и потчевались чаем с добавлением листьев мяты и мелиссы, а перед ними стояли «розетки» с вареньями из крыжовника, вишни и черешни, из лимонов, а также из малины. Лариса напекла стопку оладушек, и супруги потчевались всем этим и смотрели за окно, за которым бушевала самая настоящая гроза. Гроза была не совсем обычная, характерная скорее для южных регионов, с обилием молний, которые били протяжно, целыми каскадами. Будь Лариса одна дома, то она непременно испугалась бы такой жути за окном, но сейчас рядом находился защитник, и от этого чувства на душе было покойно. Она улыбалась мужу и придвигала к его рукам то одну «розеточку» с вареньем, то другую. И было видно, что такая забота приходится ему по нраву. Неспешно текла беседа.
– И что там у вас происходит?
– Всё как обычно. Если это можно назвать обычным. А как у тебя?
– То же самое. В смысле, как обычно. Смешно – правда?
– Нисколечко. Уж такая наша жизнь. Сами мы её такую выбираем? Или она нас как-то определяет? Тайна сия велика есть. А как там этот … юный Шерлок Холмс? Кажется – Быков?
– Быкасов. Вадик. Что касается его, то ничего определённого сказать не могу. Он в последнее время почти не ходит в школу.
– Почему так?
– Наверное, я завтра к нему схожу домой. Надо с ним поговорить.
– Может быть, так на него подействовала вся эта наша история с городским маньяком? Вероятно, он слишком близко принял это к сердцу … к себе … А это тяжело… Даже очень тяжело …
– Ты знаешь, Володя, я склоняюсь к такому же мнению. Вадик – мальчик очень впечатлительный, творческий. Я за него переживаю. Обязательно к нему схожу. Да и с родителями пообщаться не мешает.
Раскатистый удар грома как бы поставил финальную точку в этом коротком разговоре. Супруги поглядывали в сторону окна, а у Ларисы появилось тревожное чувство, что всё это неспроста. Сердце давило так, как это было, когда она потеряла маму. А Володя вдруг вспомнил, как его приглашал на съёмки передачи Маслов. Может, и в самом деле надо было согласиться? Фёдоров вздыхал, хорошо понимая, что он не волен в своих поступках – за ним стояла большая и влиятельная организация, под которую подходила пословица – «в чужой монастырь со своим уставом не ходят».
Жаль, очень жаль, когда уставы не позволяют нам чувствовать удовлетворение от наших помыслов и действий.


Глава 9
Это была самая обычная гостиная. Посередине находился низенький журнальный столик. Он только именуется журнальным, но на него редко складывают журналы или даже газеты. Вот и сейчас на низеньком столике стоят три чашки с налитым кофе; над чашками ещё курится парок, а это значит, что кофе только что разлили. И – рядом со столиком – три кресла, не огромных кожаных «бегемота», какими недавно украшали офисы, в которым только дремать и «кейфовать», но не работать, а малогабаритные, чрезмерно стильные, похожие на рюмки для ликёра, почти что принимающие форму тела, но – однако же – кресла. В глубине комнаты виднелись картины- эстампы, повешенные на стене, полка с книгами, непременная плазменная панель, в которой переливались, одна в другую, странные геометрические фигуры. Два кресла были заняты, а одно оставалось пустым. Один из людей, сидевших в кресле, посмотрел на часы, недовольно поморщился и громко сказал.
– Ну что ж, я, собственно говоря, так и предполагал … Мы начинаем.
Оказывается, это совсем и не комната. Это – съёмочный павильон, который как трансформер, может перевоплотиться во что угодно. Не так давно здесь был интерьер передачи «Посмотрите, кто к нам пришёл», а сейчас начнётся другая передача – «На ночь глядя». Её представлял постоянный ведущий – Маслов, Александр Евдокимович, наш старый знакомый, и вид он имел самый домашний – в брюках, домашнем джемпере- жилетке, то есть без рукавов, в рубашке в зелёную полоску и с подвёрнутыми рукавами, без галстука, с расстёгнутым воротничком (как бы дома), с лёгкими кожаными мокасинами. Напротив него устроился … Впрочем, сейчас он представит своего гостя сам.
– Здравствуйте, уважаемые друзья. Если вы собрались у экранов телевизора в столь поздний час, то это значит, что вы не просто телезрители, но – непременно – наши друзья. Сколько раз мы представляли вашему вниманию самых разных гостей и вы слушали от них удивительные истории, или подробности тех событий, которые происходили в нашем городе, или в нашем регионе. Признаюсь, что я собирался пригласить сюда совсем другого человека, но … случается так, что обстоятельства поворачиваются против наших первоначальных намерений. Я предпринял другую попытку, но и она сложилась не так, как задумывалось. А потом начался тот самый ливень, который принёс всем нам столько неудобств и я решил, что этот ливень и должен стать темой нашей сегодняшней беседы, темы «На ночь глядя». И я представляю вам нашего сегодняшнего гостя – ведущего научного сотрудника губернского областного музея, где он возглавляет отдел археологии, Фоминых Алексея Александровича.
Свет в павильоне студии был мягким, приглушённым, что называется – интимным, и до сих пор прямо освещался только Маслов, но сейчас несколько световых лучей выделили гостя, который, похоже по всему, чувствовал себя здесь так, словно находился постоянно. Впрочем, бывают такие люди, которые умеют устраиваться везде, заводить знакомых и друзей и поворачивать вокруг себя всё так, словно собирается дружеская компания. Наверное, это свойственно не только археологам, и тут зависит многое и от личности, от характера. Так кто же ты, Алексей Фоминых?
Мы видим уверенного в себе, представительного человека, который с трудом устроился в низеньком кресле. Дело в том, что археолог оказался немалого роста и ему подошло бы кресло побольше, но именно этот комплект и был постоянно задействован в передаче. Пришлось довольствоваться тем, что есть. Поэтому Фоминых и размещал свои длинные конечности то так, то эдак, при этом широко улыбаясь как ведущему, так и прочим телевизионщикам, которых видно зрителям не было, и создавалось впечатление, что гость улыбается им, зрителям. Алексей постарался подготовиться к встрече – надел костюм, подобрал к нему галстук, почистил восковым кремом ботинки, даже сделал причёску с укладкой у парикмахера- визажиста. Но вместе с тем, по десятку неуловимых признаков было понятно, что столь тщательный уход за своей внешностью для него не так уж и важен. Волосы, уложенные волосок к волоску, почти сразу начали вести себя самовольно, а позднее, по мере беседы, Фоминых и сам их отбрасывал суетливым движением большой ладони. Он часто жестикулировал руками, помогая себе, словно он всё пытался «разложить по полочкам». Пару раз он лишь чудом не смахнул кофейную чашку со стола, но всё-таки чашка осталась к концу передачи целой, да и кофе, успевшее остыть, было выпито. После того, как стильная причёска потеряла свой цельный вид, гость окончательно стал самим собой и успокоился. Если хотите представить его себе, то посмотрите на двух героев всем известных фильмов – красноармейца Сухова из «Белого солнца пустыни» и гимназиста Володю Патрикеева из «Зелёного фургона». Если у вас получилось слить воедино эти два непохожих персонажа, то вы увидели археолога Фоминых, восторженного романтика, как Патрикеев, и прагматичного и ухватистого ветерана, успевшего повидать немало и выходить из самых заковыристых положений, как Сухов. Это и есть – наш гость, который тем временем заполнил, было, какими-то пакетами, бумагами и буклетами журнальный столик, но потом всё же переложил часть материалов в пустующее кресло.
Все эти действия происходили, пока Маслов обращался к телезрителям, а Фоминых обживался в студии. Ведущий повернул голову к археологу и благосклонно, но вместе с тем и чуть насторожённо (уж слишком активно гость вёл себя), и поздоровался с ним:
– Добрый вечер, Алексей Александрович.
– Здравствуйте. Можно называть меня просто Алексеем, если вам так будет удобней.
– Спасибо, – Маслов улыбнулся ещё приветливей.
– Кого это вы первоначально хотели сюда пригласить? – с любопытством поинтересовался Алексей.
– Ну … это тема другого разговора, а с вами мы поговорим вот о чём. Только что прошёл сильный дождь.
– Я бы это назвал ливнем, – не удержался собеседник. – На редкость проливной. Настоящий муссон.
– Да, со всеми своими последствиями в виде потоков воды, текущей по обочинам дорог, а то и по пешеходной части. Многие пешеходы промочили ноги и обувь, многие были забрызганы проезжающими машинами.
– Признаться, я и сам пострадал, – жизнерадостно сообщил гость, словно поделился чем-то приятным.
– Вот вам и пример из жизни, – подмигнул зрителям Маслов. – Но нам хотелось бы знать, как с этим обстояло в древности. Вы ведь специалист по античному периоду?
– Да, – с энтузиазмом отозвался Фоминых. ¬– Вся человеческая история отталкивается именно от античных времён.
– Это Греция или Рим? – уточнил ведущий, чем привёл историка в радостное возбуждение.
– Вы знаете, что бы ни говорили, но два этих общества, две эти цивилизации связаны друг с другом, как пара сиамских близнецов. Это можно назвать божественным определением. Именно сочетание двух этих государств и дало то величие в античном мире, как … как … сочетание Александра Пушкина и Николая Гоголя в русской литературе, дав тот необходимый толчок, который вывел русскую литературу на одно из главнейших мест в мире, потянув за собой и всю культуру в целом.
– Да, – согласился ведущий. – Хороший пример и всем известный факт. Но вернёмся в античные времена.
– Охотно, – воскликнул историк и повторил с ещё большим энтузиазмом. – Охотно! Греция, а точнее – Эллада дала миру искусство и политику, науку и философию. Греция могла бы претендовать на главенствующее место в мире, но … но им не хватало малой доли целеполагания и упорядоченности, иными словами – целесообразности и законченности. Именно это имелось у Рима. Греки- ахейцы были умны и предприимчивости, но они не желали организовываться в единое государство. В девятнадцатом веке появилось движение анархизма. Я бы хотел предположить, что родиной этих идей могла быть Греция. Греки чем-то сродни славянам – талантливы сверх меры, но падки до развлечений и не считают нужным доводить свою работу до конца. Это было характерно для античных времён, в какой-то степени это характерно и до сих пор, потому и так часты студенческие волнения в городах современной Греции.
– Студенческая «революция» 1968-го года в Париже, – вспомнил Маслов.
– Это похоже, – согласился Фоминых, – и я больше чем уверен, что в самом начале тех, парижских, студенческих беспорядков лежит влияние греческой студенческой общины. Напомню, что в 1967-м году в Греции случился переворот, и к власти пришла хунта «чёрных полковников», что вызвало отток в Европу части населения. Много молодёжи перебралось жить во Францию. К слову сказать, именно тогда в Париже появились певец и гитарист Демис Руссос, пианист и композитор Евангелос Одиссей Папатанассиу, взявшего себе псевдоним Вангелис, и барабанщик Лукас Сидерас. Вместе они образовали популярнейшую группу «Слеза Афродиты» …
– Мы собирались говорить совсем о другом, – прервал ведущий пылкую речь историка, который явно вспомнил что-то там из своей молодости.
– Ах да. – улыбнулся Алексей, – я только всего лишь привёл пример таланта греков. А в античные времена всё это там просто кипело. Я думаю, что именно обилие идей и талантов мешало им организовать что-то масштабное. Представьте себе, когда вместе собирается десяток- два талантливых композитора. Могут ли они составить один оркестр, учитывая при том, что все они мастерски владеют музыкальными инструментами?
– Да, я вас понял. Разброд и шатания.
– Разброд и шатания, но – талантливых личностей. Это было кипение. Вся политика родилась в Элладе. Десятки, сотни талантливейших политиков, которые могли бы претендовать на роль президентов, родись они в нынешнее время. И каждый видел себя во главе общества. Отсюда и обилие городов- полисов, которые были мини-государствами. Вырвавшись за пределы Эллады, тогдашние политики создали целый сонм полисов, составивших ещё одно государство- пирамиду Понт, названную так, потому что располагалось сие государство на берегу Понта Эвксинского, как тогда именовалось Чёрное море. Может быть со временем греки и смогли бы подчинить себе весь мир, учитывая хотя бы походы такого греческого полководца, как Александр Македонский, но у них появился сосед – Рим, который неуклонно и перманентно пользовал всё то хорошее и полезное, что появлялось у греков. Постепенно Рим сформировался как целое государство и начался тот период, который у коммерсантов называется «стартовым накоплением капитала», а у политиков – «собиранием земель». Как только этот период завершился, и получилось мощное государство – Римская империя.
– Иногда она была империей, – включился в монолог Маслов, – а порой и республикой.
– Вот именно, коллега, – едва не сорвался с места в радостном возбуждении историк, – вот именно! В этом и заключалось влияние Греции. Греки преподали урок римлянам, а те его усвоили и применили на деле полученный опыт. Когда им было удобно, они применяли преимущества демократического устройства общества, но когда обстоятельства менялись, появлялась диктатура. Почитайте «Государь» Макиавелли. Там всё понятно растолковано. Именно этим трудом руководствовались Бенито Муссолини и Иосиф Сталин, когда формировали свою политическую систему устройства общества. И это через половину тысячелетия после смерти приснопамятного автора. Да и прочие политики перелистывали труды мыслителя и историка Никколо Макиавелли, хоть не признались в своих пристрастиях.
– Но это же совсем другой исторический период, – попробовал возразить ведущий, на что гость возмущённо замахал руками.
– Слова могут быть самые разные, но суть-то остаётся та же самая. Ничто не вечно под луной. Новое есть хорошо забытое старое. Просто некоторые умеют забывать навсегда!               
– Но это утверждение не касается нас, – предположил ведущий.
– На том и стоим, – подтвердил историк.
– Вернёмся же к Риму ...
– С удовольствием, – перехватил инициативу Фоминых, не дожидаясь, пока Маслов порадует его новым вопросом. Маслов едва заметно поморщился, но продолжал сладко улыбаться, глядя в глаза собеседнику. Уж такова участь журналиста, что он лишь является «рамкой», обрамлением той картины, которая и представляет собой передачу. – Я прекланяюсь перед этим городом. К нему могла бы приблизиться только Византия. Но … где она? Византия, ау! А Рим, вот он. (Одним ловким движением Фоминых размотал рулон, оказавшийся картой античного города и с тожеством качнул его несколько раз, не обращая внимания, что держит карту кверху ногами). Назовите хотя бы ещё один город, который содержит, в своих городских пределах, целое государство!
– Это вы про Ватикан?
– Про него, окаянного … Не тужьтесь, не вспомните. Нет большего такого примера. А Рим – есть. Но он состоялся постепенно. Разве что – Вавилон. В древности он занимал похожее место, и вполне мог бы стать аналогом Рима, если бы так было угодно Клио.
– История не терпит сослагательных предположений.
– История-то нет, но мы-то с вами можем пофантазировать.
– Я бы хотел всё же поговорить об устройстве городов античности, а потом вернуться в наше время и в наш город.
– В наш грешный мир, позабытый богами, – вздохнул историк. – Но я готов с головой погрузиться в мир античности. Итак – города. И снова мы скажем несколько слов об отличии городов Эллады и Рима.
– Коротко, – наставительно попросил ведущий.
– Города Эллады суть вместилище личностей. Поменялся правитель, и город тоже меняется. Это созвучно с современными городами – посмотрите, насколько сейчас они быстро меняются.
– А мне кажется, – признался ведущий, – что города становятся похожими один на другой. Все эти небоскрёбы, офисы, парки, неоновая реклама мировых брендов. Кажется, что скоро появится единый городской стандарт.
– Это случится не ранее, – доверительно заявил архитектор, – чем наука заменится магией. Кстати сказать, в этом что-то есть. И Рим отличался от городов Эллады тем, что растворял в себе личности, подчинял их себе, делал их частью себя, питался их величием.
– Говорят, – заявил ведущий, – что каждый человек несёт в себе какую-то энергетику.
– … А большой человек, – подхватил археолог, – несёт в себе большой заряд такой энергетики. Вы намекаете на то, что город питается этой энергетикой?
– Вы сами это сказали, – улыбнулся журналист. Одно из искусств опытного репортёра – заставить другого выразить то, что хочешь сказать сам.
– В этом что-то есть, – задумался Фоминых, многозначительно шевеля в воздухе пальцами правой руки. – Замечательная мысль. Сюда хорошо вписываются религиозные храмы с жертвенниками. Современные церкви и соборы с алтарной частью, суть прообразом жертвенников, как переходники, собирающие энергию прихожан. В этом что-то есть. Тогда и демонстрации и парады, часть городских праздников придуманы для того, чтобы консолидировать людские массы. Делать их частью чего-то единого.
– Государственного, – подсказал Маслов.
– Да-да, – кивнул Фоминых. – Людям вкладывается в голову то, что хочет от них город, с его единым информационным полем.
– Это очень интересная тема, – вздохнул ведущий, – и мы обязательно её используем. Но в своё время, а не сейчас. Лучше расскажите нам, Алексей Александрович, об устройстве такой части города, как антиливневые стоки. Мы все были свидетелями, как несколько часов назад улицы нашего города напоминали собой речные русла, по ним текли настоящие потоки, и даже троллейбусы не рисковали въезжать на некоторые улицы, пролегающие в низинах нашего холмистого города, превратившиеся на некоторое время в озёра.
– Да. Наш город, как и античный Рим, стоит на семи холмах, и известный российский писатель-сатирик, бывший какое-то время жителем Вятки, Салтыков-Щедрин, называл Вятку Семигорском.
– Он же списывал с него и свой Глупов, – добавил Маслов.
– И это тоже, – согласился археолог. – Но не будем забывать, что он сюда был сослан из столицы и чувствовал себя на положении почти что арестанта.
– Пребывая при этом на хорошей должности помощника губернатора.
– Салтыков вошёл в местное общество и полюбил его жителей, а когда уезжал обратно, в Санкт-Петербург, был уже не один, а с женою, вятской уроженкой, Лизой Болтиной.
– Я полностью одобряю выбор русского классика, – заявил Маслов, – но хотелось всё же вернуться в Рим. Как они там справлялись с последствиями уличных наводнений?
– Да очень просто. К этому располагала сама местность. Напомню, что когда-то на этом месте находился альбанский вулкан, заливавший лавой и пеплом все окрестности. Потом здесь появилась долина Лация, а уж потом, на левом берегу Тибра, в двадцати пяти километрах от моря с одной стороны и столько же от горного кряжа Апеннин началось строительство города. Почвы здесь были вулканического происхождения, то есть в большей степени это туф, то есть сцементированные известняковые породы, которые великолепно подходят под роль строительного материала. Если города на Руси строили в основном из леса, подвозя его на подводах (отсюда и название), то Рим строили из камня, которого брали прямо из-под ног. Таким образом были вырезаны целые каналы, поверх которых расположили улицы. Первое время строители там и жили, в этих карьерах, получивших название городской клоаки, частью из-за нечистот, которые туда сливались и уносились по стокам в Тибр и Анио, его притока, а частью из-за того отребья, что населяли эти подземные закоулки. Чем больше разрастался город, тем длиннее и протяжённее становились катакомбы, где находилось место не только преступникам и беглым рабам, но и первым христианам, которые строили для себя подземные храмы. Катакомбная церковь. Слыхали про такую? А она появилась именно оттуда и, постепенно, отвоевала пространство снаружи, взяв под контроль едва ли не полмира. Сказал бы кто тем христианским первосвященникам, что ютились в тайниках катакомб, что станется с их верой через столетие, не знаю, поверили бы они такой правде …
– То есть городская канализационная система, она ведёт своё происхождение от каналов Рима? – спросил Маслов.
– Зачастую ответ скрывается в значении слов, которыми мы пользуемся, но не вдаёмся в подробности, – ответил археолог. – Но те катакомбы, как вы сами видите, несли в себе не только функции слива дождевых вод, но и многие другие. К примеру, там римляне хоронили своих мертвецов. Большая часть городских кладбищ находилась под городом. Это удобно и унифицировано, потому как не занимает земли, необходимые под нивы и пастбища, которых всегда недостаточно, учитывая большую скученность населения. Но что можно сказать о городском управлении этого тысячелетнего города, одного из древнейших в Европе и мире? Потому Рим и сохранился на своём месте, что всё здесь было устроено правильно и функционально. Город не пожрал себя сам, как частенько и происходит, и даже в современных условиях, когда может исчезнуть и город- миллионник, что происходит сейчас с Детройтом, недавно ещё бывшим автомобильной столицей всего мира, как результат работы и политики Генри Форда, президента крупнейшего автоконцерна.      
– Это к нашему вопросу не относится, – заметил Маслов, которого немного начало утомлять многословие гостя. Да, он то и дело отвлекался от заданных ему вопросов, но только потому, что был на редкость эрудирован и пытался ответить в объёме, не думая, что телезрителю весьма сложно на слух воспринимать ту информацию, которую он получал глазами. – Давайте переключимся от античных времён к более нам близким и переместимся в наш город.
– Но я всё же историк, – широко улыбнулся гость, – и привык оперировать во временных потоках. Что же касается условий современного города, то здесь я боюсь попасть впросак.
– Ничего страшного, – успокоил археолога Маслов. – Мы все уже убедились, что вы наполовину существуете во времена Цицерона и Цезаря, и не станем пенять вам за неточности в оценках нашего времени. Дело в том, что для передачи мы пригласили представителя городских властей, который бы нам объяснил проблемы, связанные с антиливневыми системами сегодняшних дней. Однако такого специалиста мы так и не дождались, и потому давайте поговорим о канализации дореволюционного времени. Это вам подходит?
– В какой-то мере – да, – заявил Фоминых, – но я бы хотел предупредить, что это тема не совсем в моей компетенции. Этой темой более плотно занимаются мои коллеги, которые …
– Которых здесь нет, – усмехнулся Маслов, – и это, во-первых, а во-вторых, уважаемый Алексей Александрович …
– Можно просто – Алексей, – быстро вставил реплику археолог.
– А во-вторых, уважаемый Алексей, эта наша встреча не есть прения научного сообщества, то есть здесь допускаются предположения, логические выводы и прочая эквилибристика слов и понятия. Для нас-то ведь главное не установить истину, а разобраться в достаточно общих вещах. Нас интересует состояние подземного хозяйства губернского города Вятки. Неужели это так сложно?
– Да как сказать, – задумался гость, перебирая папки с бумагами, разные буклеты и схемы. – Честно признаться, если бы вы спросили меня об акведуках и водоводах древнего мира, то моя информация была бы полнее и вернее. Это очень интересная и благодарная, в смысле – благодатная тема для словопрений. Но вятская канализация … мама дорогая … но я попробую, только не взыщите.
– А что здесь такого? – удивился Маслов. – Мне кажется, что для вас не должно быть затруднений.
– С точки зрения дилетанта – так и есть, но любой специалист … м-да … скажет вам об особенностях Вятского края.
– А какие здесь особенности?
– Как это – какие? – в свою очередь удивился историк. ¬– Любой специалист вам скажет, что на Руси развитие завсегда распространялось вдоль рек. К примеру, Киевская Русь формировалась вдоль реки Днепр. Русь Новгородская началась от озёр Ладожского и Онежского, а потом началась распространяться на север, по Северной Двине и Белому морю и на восток, по Каме, Вятке, Печоре, а также захватила Волгу, где появился крупный форпост – Новгород Нижний. Новгородская Русь обещала подмять под себя Русь Киевскую, потому как в планах новгородцев было взять под своё влияние весь Урал, начиная с Северного, а там и распространить своё влияние на Сибирь, более необозримую чем вся Европа со всеми её «великими империями». Но все планы нарушил приход Чингисхана, Потрясателя Вселенной. Он сам готов был подмять под себя весь мир. Пришлось Руси покориться монголам. А ведь сюда только-только распространилась влияние Византии. Собственно говоря, именно после распространения византийской политики и стало возможным покорение Руси. Только Русь пала не под власть Византийской империи, а другой – монгольской – Золотой Орды. Кстати сказать, именно тогда и поднялась звезда Московского княжества, которое распространило своё влияние, со временем, на всю Русь. И, как ни странно, в этом поучаствовал Великий Новгород. Они помогали Юрию Даниловичу, московскому князю, помогали ему своими ресурсами и влиянием. Также московский князь заручился поддержкой ордынцев, подтвердив свои права ярлыком. Но по-настоящему твёрдо Московское княжество поднялось во времена Ивана Калиты, опытного управленца и организатора. Именно при нём Москва сделалась самостоятельной, чтобы начать свою собственную политику, относительно прочих княжеств. Тогда и появился новый титул – великий князь. А внук Ивана Калиты, великий князь Дмитрий Донской в первый раз бросил вызов Золотой Орде, желая выйти из-под ордынского гнёта.   
– А причём здесь Золотая Орда, – спросил Маслов с лёгким недоумением в голосе, – и вятский водопровод.
– Сейчас я к этому подойду, – пообещал собеседник. – Дело в том, что монгольские завоеватели порушили связи и в Киевской Руси, которая распространялась в сторону Кавказа и Юго-Восточной Европы, и Новгородской Руси, с её претензиями на связь с Ганзейским союзом и теми базами, что спешно отстраивались на Северном Урале и далее. Так на какое-то время Вятский край стал самостоятельной вотчиной. Потому и был он краем, что дальше Русь-то заканчивалась. Это уже позднее появилась Пермь (от слова – «парма», то есть «лесистый кряж»), а тогда её ещё не было. Вятка была краем славянской цивилизации, как Запорожская Сечь была краем малоросской культуры, если подходит это слово. Но аналогия между ними, этими карликовыми полугосударствами- полувольницей была. Им не хватило ресурсов и людей с организаторскими талантами, в противном же случае они могли стать настоящими государствами. Мало ли было крошечных самостоятельных государств? Те же греческие полисы, или прибалтийские герцогства.
– Не пора ли перейти к теме водопровода? – нетерпеливо поинтересовался ведущий программы, потому что они уже изрядно перебрали намеченное для беседы время.
– Это такого рода темы, – пожаловался ему Фоминых, – которые никак не раскрыть двумя- тремя фразами. Когда-то, на первых курсах учёбы в институте я интересовался эзотерической литературой. Эрих фон Дэникен, Ричард Бах, Пётр Успенский. Они рассказывали о тех цивилизациях, о которых не сохранилось никаких свидетельств, кроме смутных слухов и упоминаний, как у Платона об Атлантиде. Упоминалось, что в далёкие времена на нашу планету обрушилось что-то ужасное, и выжившие в цепи катастроф нашли для себя убежище под землёй, выстроив там целые города. Потом всё вернулось на круги свои, и люди снова населили поверхность нашего мира. Но остатки глобальных подземных сооружений до сих пор ещё остаются. Назывались примеры таких подземелий в Испании, Эквадоре, на острове Пасхи, на Тибете, где многие монастыри соединены цепью подземных галерей. В смутные периоды своей истории люди опускаются под землю. Первые христиане устраивали свои храмы в пещерах, а итальянские мятежники- «карбонарии» (дословно – «угольщики») устраивали свои сходки в старых шахтах и там же прятались от полиции. Вот и на Вятке было устроено множество подземных галерей на тот случай, если сюда придут чинить расправу враги. Сначала ожидали нападения ордынцев, но всё закончилось тем, что Вятку, самостоятельное государство, разрушили стрелецкие отряды великого князя Грозного. Кстати сказать, последний вечевой колокол, как символ народной власти, демократии, на Руси, бил именно на Вятке. Именно поэтому здесь было продемонстрирована вся суровость государственной власти. Всякая вольница была сурово выкорчевана, а народ подвергся гонениям. Впоследствии Вятскую губернию стали использовать как место ссылки. Её называли «медвежьим углом» и всячески противились, чтобы здесь происходили хоть какие-то изменения к лучшему, опасаясь, что местное население вновь задумается о самоопределении и вольнице. Ещё одна Запорожская, суть – Вятская Сечь никому была не нужна.
– Но появился же там водопровод, в конце-то концов, – Маслов если и улыбался до сих пор, то его улыбка оказалась довольно вымученной, но собеседник его не обращал внимания на подобные мелочи, весь устремлённый своим возвышенными чувствами. Наоборот, он едва сдерживал свои порывы сорваться с места и восторженно запрыгать по студии. По крайне мере так представлял себе Маслов.
– Кроме всего прочего, появился на Вятке и водопровод. Подумать только, – Фоминых поднял вверх обе руки, как бы призывая в свидетели не только того Бога, которому молятся христиане, но и богов античного пантеона. – То, что было выстроено в Риме две с лишним тысячи лет назад, появилось и в «медвежьем углу». Только если римские и греческие инженеры, и строители, выполняли водоводы из свинца и камня, здесь соорудили из дерева. Да, столяра выточили трубы из твёрдых пород дерева и положили их в землю. Много копать, кстати сказать, не пришлось, потому как в земле было уже понарыто в изрядности. Известный русский историк и исследователь Матвей Песковский в самом начале двадцатого века взялся составить карту подземных ходов в Вятке. Потом он признался, что и в самой Вятке, и в слободе Кукарке, а также в окрестностях немало всего нашлось, а некоторые ходы тянутся на пятнадцать вёрст и того более, что делает весьма затруднительным полностью исследовать эти подземные горизонты. Городские власти, которые сначала отнеслись с энтузиазмом к стараниям исследователей, когда протягивали первые трубы водопровода, к дальнейшим работам проходцев отнеслись с недовольством, а после того, как одна из галерей обрушилась, погребя под собой четырёх искателей, городским указом исследования были прекращены, а входы в подземелья запечатаны, некоторые даже были замурованы.
Пока Фоминых рассказывал это, Маслов весь как-то ожил и приободрился, незаметно потирал руки и ёрзал в своём стильном креслице. Именно для этого он и пригласил гостя, который был осведомлён в самых разных исторических дисциплинах. То, что гость оказался чрезмерно говорлив и расплывался на прочие темы, было необходимым и преодолимым минусом. Для этого и существует монтаж - чтобы «лишнее» искромсать ножницами монтажёров и режиссёров. (Скажем вам по большому секрету – как таковых ножниц там нет вовсе, а что есть - сказать не можем, потому как давали подписку о неразглашении. Вот так).
– А не может ли статься так, – вкрадчиво спросил Маслов, наклоняясь вперёд по направлению к гостю (именно так говаривал Порфирий Петрович, чиня следствие относительно Родиона Раскольникова), – что именно в тех подземных пустотах и скрывается неуловимый преступник, который терроризирует население нашего города?!
Лицо гостя вытянулось. Казалось, что во время этого доклада- триумфа историка его неожиданно трахнули пыльным мешком по многоучёной голове. Это как если филолога со стажем и репутацией попытаться уличить в незнании правил словообразования. Археолог мучительно размышлял (и все его перипетии мысленных процессов отображались лицевыми мускулами), а потом попробовал ответить:
– Ну, я не знаю … не знаю, что вам и сказать. Те пространства, которые сохранились до нынешнего времени, скорее всего, находятся в жутко аварийном состоянии. Даже если где-то и нашлось достаточно укромное местечко, где можно затаиться, то это вовсе не означает, что тот преступник может ловко перемещаться под всем городом, чтобы выныривать на поверхность то здесь, то там, и снова опускаться обратно. Это я полностью исключаю, и готов в этом поручиться всей своей репутацией.
– Стоп! Снято, – заявил ведущий. – Финальную часть я допишу позднее. Очень рад был с вами поговорить, Алексей, – повернулся к своему гостю ведущий, пока студию не начали заполнять телевизионщики. – Я думаю и даже уверен, что это не последняя наша встреча. Мы ещё не раз вместе посетим этот съёмочный павильон, который для вас станет вторым родным домом. А может, ха-ха, вы соберётесь и переберётесь к нам и вовсе. Что вас там держит, в вашем губернском музее? А здесь – перспектива, интересные гости, встречи, фестивали и поездки. Как думаете?
– Не знаю, – развёл руками Фоминых. – Скорее - нет, чем – да. Каждый должен заниматься своим делом. Я – историк и гляжу на мир сквозь призму истории, то есть прошлого, а телевидение, это скорее призма будущего. Не кажется ли вам, что они – антагонистичны по своей сути? Если я приду сюда, то они разорвут меня на части, как личность, как специалиста.
– Вы ошибаетесь, – со знанием дела улыбнулся Маслов. – Я это знаю совершенно точно, то есть прощаюсь, но на какое-то время.
От гостя отключили микрофон, и он удалился прочь, с недоумением оглядываясь, а Маслов уже не обращал на него внимания, жадно припав к стакану с минерализованной водой. Каждая передача высасывала из него все соки. На минуту он вспомнил своего гостя. Тот уже, правда, ушёл, но это его высказывание о своём месте … Когда-то Саша Маслов работал в газете, и это ввергло его в такие события, что он едва не погиб. Оставаться там? Нет уж, ни за какие коврижки. Или снова отправиться на завод, как это было в юности, перед армией. Ещё того чище. Если и сохранилось до наших дней рабство, подневольный труд, то это именно там. Да, есть люди, которые довольны своей работой на заводе, но по той простой причине, что ничего другого они в жизни не пробовали и боялись это сделать. Кесарю- кесарево, а слесарю- слесарево.
– Саша – ты молодец!
Привычные слова. Своеобразный ритуал, как битьё тарелки после начала съёмок фильма. Если ты следуешь сложившимся ритуалам, то ты не просто человек, а часть коллектива, и – как правило – неплохого коллектива, раз они доросли до создания ритуалов в своей работе. А эта тема – тема подземных пустот, как убежище преступника, интересна, даже очень интересна. Надо будет её обсудить с Фёдоровым, посоветоваться с ним, а ещё лучше, уговорить как-то на телепередачу. Чем чёрт не шутит, когда Бог спит, на ночь-то глядя …


Глава 10
Действительно, когда-то, на том месте, где сейчас находилось Убежище Зверя, был выкопан тайный лаз, который должен был соединиться с общей системой подземных галерей. Но лаз затопило, потому что копатели наткнулись на родник, вода которого быстро заполнила яму. Неожиданно для самих себя копатели переругались, перессорились, а потом зарезали друг дружку ножами- засапожниками. Только один из них приполз к своим родичам, всё пытался что-то сказать, но лишь кровавые пузыри вздувались на губах. Те решили, что всю ватагу порезали неприятели, вторгшиеся в пределы города, для лихих, разведывательных целей. Да и кто другой мог быть столь жестоким. Зарезанных бедолаг нашли, подивились учинённому здесь зверству, и похоронили неподалёку, а ямину, полную пузырящейся водой, завалили, как негодную. Кто-то из людишек ту воду попробовал, утомившись работой, но потом долго болел, да так и околел, впадаю временами в неистовый бред, и хуля всех вокруг, силясь подняться. Приходилось больного вязать, а потом он и околел вовсе. Его так и похоронили, связанного, опасаясь, что он и после смерти начнёт подниматься из земли. Бывали такие случаи. Таких называли вурдалаками и протыкали осиновым колом, а батюшка кропил «святой» водой и читал специальные молитвенные обереги, чтобы тело обездвижилось. Это место сочли «проклятым» и долгое время оно старательно обходилось стороной. Лишь отдельная, самая отчаянная молодёжь являлась сюда, ради бравады, чтобы провести ночь. Считалось, что кто просидит здесь всю ночь, в канун Ивана Купала, тот прознает разные тайны и, если не будет рохлей, то урвёт себе несказанную удачу, сосватает богатую невесту- красу ненаглядную, а то и сподобится найти клад, зарытый в те времена, когда здесь промышляли ушкуйники. Неизвестно, чем заканчивалось с богатыми невестами или тайными кладами - об этом немало легенд было сложено, да есть сомнение в их правдивости, а то, что несколько парней бесследно сгинуло, это почти что задокументированный факт, если у вас хватит терпежу перерыть церковные книги и акты сельских земских управ, а ещё несколько парней заговариваться начали, о женитьбе и не помышляли более, так что вся слава «проклятого места» подтвердилась.
Давно замечено, что если обходить какое место стороной, то, рано или поздно, о всех его несчастьях и досадностях позабудут и снова туда будут хаживать, как ни в чём ни бывало. Если проклятье потеряло силу, то всё становится как обычно, но если нет, то возникает новая цепочка необъяснимых странностей, а батюшки близлежащих храмов получают дополнительные поводы стращать свою паству и делать их более зависимыми от церковных канонов, защищающих православные души. А прочие и не стоят жалости. Это тоже может стать темой проповеди. Захочется ли вам после этого почувствовать свою принадлежность к тем «прочим»?
А потом туда пришли рабочие и сделали своё дело. Сделали быстро и ушли, не успев почувствовать на себе те несчастья, которые столь страшили из предшественников. Побурлила вода в колодце, да успокоилась. До удобного случая. Так в городе появился Зверь. Зверь Ярый.
Зверь …
Он висел в осмосе. Это было нигде. Его чувства и разум растворились в небытие. Его одновременно и не было, и он был. Мало того, иногда его переполняли силы и чувства. И тогда он выходил в мир поделиться с ним этими чувствами. Французский драматург Пьер Корнель, представивший миру «Смерть Помпея», «Сида», «Никомеда» и другие трагедии, как-то сказал: «До преступления доходит сила страсти: богов она винит, вступая в спор с судьбой». Корнель не имел ввиду того, что случилось со Зверем, но … судьба того сложилась почти по строкам драм Корнеля. И та его драма продолжалась, никак не заканчиваясь. Страшно, когда драмы или трагедии не заканчиваются и грозят бедой всё большему количеству участников действия, которое втягивает их в свои недра. Всё-таки правы были предки, советавшие обходить «проклятое место» стороной. Но мы, в своём большинстве, увы, нарабатываем опыт на своих ошибках, обагряя подмостки кровью, своей и чужой. Увы …
Зверь висел в осмосе, хотя древние греки называли осмосом давление, которое толкает нас к действию, но только в исключительных случаях (как в примере со Зверем) это давление может остановиться. Это состояние умел передать художник Василий Иванович Суриков. Посмотрите его известные полотна: «Покорение Ермаком Сибири», «Взятие снежного городка», «Боярыня Морозова», «Утро стрелецкой казни». Это и есть пауза осмоса. Гениальный живописец сумел остановить на мгновение движение и запечатлеть, перенеся его в вечность. Такой картиной мог бы стать и Зверь, висевший в своём колодце, но только вряд ли взялся какой художник, чтобы это запечатлеть. Это мог сделать Суриков, мог сделать Ван Гог, подобное делал Иероним Босх («Вознесение») или Альбрехт Дюрер на некоторых гравюрах, но и они не взялись бы работать, используя в качестве натурщика Зверя, даже если тот находился в состоянии остановившегося осмоса. Себе дороже …
Чувствовал ли что-то Зверь? И да, и нет. Его чувства были вырваны из него, но сохранились дыры, появившиеся на месте чувств. Сквозь эти «дыры» и распространялся от него ужас. Видали ли вы, как вдруг вскакивает с места мирно дремавшая только что кошка. Она выгибает спину и пушит хвост, она издаёт грозное урчание и скалит клыки, прислушиваясь неизвестно к чему. Это она чует ужас, который струится сквозь «дыры». По этому признаку можно распознать приближение «нечистой силы», которой считается что нет в наше время, хотя в наше время и поднимают своё влияние представители разных религий. Основное занятие всех пророков на заре веков было искоренение «нечистой силы», но радетели религиозных догм переформатировали всё на сращивание с властью и извлечение из этого для себя неимоверных прибылей, забыв о том, что если чего-то упорно не замечать, то это вовсе не значит, что с этим больше не столкнёшься. В том или ином виде.
Для Зверя время остановилось. Для того Зверя, который когда-то был личностью, с сделался чем-то ужасным, чем-то непостижимым. Но это ужасное и непостижимое появлялось, когда происходил очередной выброс, наполнявший тело подобием жизни. Тогда оно двигалось и вершило зло, пытаясь как-то воплощать те страсти, которые управляли в прошлом личностью зверя. Это была не жизнь, а её чудовищное подобие. Потом время снова останавливалось. Для личности, но не для тела. До тела дотягивалась жизнь, в её мельчайшим проявлениях, и отщипывала от него кусочек за кусочком. Это могло продолжаться долго, но тело начинало распадаться, теряя связи, которые делают его единым целым. Но это прерогатива живого тела, плотью липнуть к скелету и мускулам, поддерживаемое энергетическими потоками. Но если потоки заменяются выбросом, то связи слабнут и плоть разрушается. В могиле, в гробу, эти процессы текут лавинообразно, но здесь, в осмосе, это всё происходит иначе. Но всё равно Зверь это чувствовал, как чувствуют обычные люди укусы мошкары и гнуса. И всё это увеличивало раздражение Зверя, которое умножалось, когда он выходил на поверхность и пытался существовать, пытался жить. Но это не было жизнью, и он это ощущал, но от этого злость становилась только сильнее.
Мир естественный и мир сверхъестественный антагонистичны и пытаются заменить один другой. Как полюса единого магнита, они взаимооталкиваются, но, при определённых обстоятельствах, могут поменяться местами, как меняются местами, пусть и редко, магнитные полюса того мира, который мы все населяем. Всё это связано с глобальными катастрофами и разрушениями.
Зверь был лишён разума, который покинул мёртвое тело, вместе с чувствами, но что-то внутри его оставалось, и это что-то влияло на Зверя, заставляло двигаться ленивые рыбы- мысли. И эти рыбы двигались в его голове в виде расплывчатых картинок, которые он пытался если не понять, то хотя бы разглядеть. Но почти все они были связаны, тем или иным обстоятельством, с насилием. Здесь были картины детских и юношеских драк, служба в армии, боестолкновения, огонь, раны и крики, которые отдавались в голове. Поэт назвал бы эти отголоски «эхом прошедшей войны», вот только она не прошла, а, снова и снова, воплощалась в пробуждениях Зверя, и он отправлялся в какой-то бесконечный рейд, каждый раз возвращаясь в своё Убежище.
Рассказывали, что долгое время после окончания Второй мировой войны, на диких тихоокеанских островах находили одичавших людей, одетых в лохмотья, а то и в звериные шкуры, но вооружённых мечами- катанами и правилами пути- до буси- воина. Это были потомственные военные из самурайских кланов, участвующих в войне и не знающих, что сама война закончилась десять- пятнадцать- двадцать лет назад. Согласно уставу Бусидо, самурай, воин- буси не должен думать, а выполнять свой долг. И они воевали, воевали так, как понимали это, выслеживая противника, и вновь исчезая в джунглях. Кое-кого вылавливали и отправляли в госпиталь, потому что затянувшаяся военная кампания, помноженная на воинские традиции, отражались на рассудке, в рассудке, и эти процессы было трудно повернуть вспять. Наконец кто-то догадался обратиться лично к микадо, и Хирохито записал на магнитную плёнку своё обращение к воинам с просьбой прекратить войну. Эту запись передавали посредством громкоговорителей в тех местах, где происходили нападения, и этот способ оказался действенным – из джунглей начали выходить призраки, отощавшее подобие людей, которые держались только силой духа и выполнением своего долга. Можно вспомнить также защитников Брестской крепости, которые продолжали её защищать, в то время, как войска Вермахта уже взяли Минск, Киев и направлялись к Москве. Смысла в защите крепости уже не было, а воинский долг и крепость духа ещё оставались. Почитайте повесть Бориса Васильева «В списках не значился», и вы увидите русского самурая, какого воспевал Юкио Мисима, ничего не слышавшего о лейтенанте Николае Плужникове. У каждого народа – свои герои.
Вот только Зверя никто героем не назовёт, потому что он Зверь, Ярый Зверь, и не подвиги совершает, а чинит зверство, хотя даже и по ту сторону жизни. Сколько верёвочке не виться, говорят в народе, а конец всё равно сыщется. И такой конец Зверь видел в смутных расплывчатых картинках. Такого конца Зверь и искал. Для этого он и покидал Убежище.
Осмос. Это не место, это состояние. Ты как бы останавливаешься в тот момент, когда начал действовать, когда топор палача опускается на шею осуждённого. Вот тот зазор и можно назвать осмосом. Это осознание вечности, и это осознание не приносит радости. Хотите разобраться в этих ощущениях? Откройте страницы романа Джека Лондона «Смирительная рубашка», или вчитайтесь в строки повести Андрея Валентинова (Шмалько) «Дезертир» и, возможно, что-то начнёте понимать. Но это будут страшные знания, чужие для этой жизни.
В детстве мы порой ощущаем чувство полёта, перечитываем славные романы Александра Беляева «Ариэль» или другого Александра – Ломма, «Ночной орёл», и грезим, что это мы поднялись в воздух, воспарили над суетой, презрев закон гравитации. Это волнующее, чудесное чувство. Но как сравнить его с чувствами парашютиста, у которого не раскрылся парашют, и он тоже летит, и радости ему это не доставляет. Вот разность этих ощущений, приближающих нас к Истине, и есть осмос. Надеемся, что вы нас поняли и что эти понимания вам не понадобятся в жизни, ибо многие знания рождают многие печали. Чтобы вы начали понимать смысл этого выражения.
Если бы это было можно, то Зверь остался бы здесь навсегда. Он не стал бы выходить из Убежища и, постепенно, его плоть рассыпалась бы на части, и всё закончилось. Но происходил очередной выброс, и его начинала переполнять сила (суть «нечистая сила»), которая овладевала им и выгоняла Зверя наружу. У него не было разума, не было воли, но появлялась Сила, которая била из него через край, сквозь те «дыры», что остались вместо отсутствующих чувств, и эта Сила была перемешана с Ужасом, и Зверь ничего не мог с этим поделать. В те минуты именно они управляли им. Представители этой самой «нечистой силы» были проводниками коллективного разума, который и управлял ими, но Зверь, и подобные ему, не относился к этой категории, он был одиночкой, и не умел распоряжаться и управляться с тем, что не имеет управления, в привычном нам понимании этого слова. Оставалось ждать, когда это всё закончится. Так или иначе.               
    Зверь висел в осмосе. Для него время остановилось, но тело его разрушалось, а снаружи Убежища распространялась новая волна паники, которая состоит из слухов, преувеличений и полных небылиц. Говорили о шайке кровавых преступников, которые сбежали из зоны особого режима, которые по каким-то своим причинам объявили кровавую месть жителям этого города. Говорили, что военные учёные придумали новое оружие, неуничтожимых солдат, не знающих жалости, и выпустили их сюда, в провинциальный, неизвестный никому город, где они показывают своё умение партизанской войны, перед тем, как быть отправленным в Горскую конфедерацию, для выполнения Особого Задания. Говорили, что российское общество дошло до такого упадка нравов и такого уровня агрессии, что проснулось Древнее Зло, которое долгие века дремало в недрах земли, чтобы именно сейчас пробудиться и начать собирать кровавые жертвы. Говорили, что … Много чего говорили, и каждого говорившего невозможно было заставить молчать, ибо появлялись всё новые примеры, что происходит что-то неведомое и потому непредсказуемо опасное.
Милицейские патрули были увеличены вдвое и усилены военными патрулями, а в городе был объявлен комендантский режим, словно проводилась контртеррористическая операция, чего отродясь не было в Вятской губернии. Люди, напуганные слухами, предпочитали отсиживаться дома, и город почти что обезлюдел, словно все дожидались … Чего дожидались? Этого не знал никто, включая и городские власти.
Остаётся добавить, что дома отсиживались не все. Да, не все …


Глава 11 
Говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Наверное, эту фразу вложил в уста «автора» Мефистофель, подмигивая и давясь от сдерживаемого смеха. Это что же … отставить всякие благие помыслы? Нет, знаете ли, нет … А что касается дороги в ад, то, кто-то из политических классиков, прищурясь и картавя, заявил, что мы пойдём другим путём. Вот именно, другим.
Те, кто смотрел добродушную советскую комедию про деревенского детектива Анискина (кто смотрел) помнят его супругу в исполнении актрисы Татьяны Ивановны Пельтцер. Забавно видеть, как она наивно и бесхитростно пытается помочь своему супругу, считая это своим человеческим и супружеским долгом. Конечно, главный в том фильме был Михаил Иванович Жаров (Анискин). Он блистал, был обаятелен и органичен в этой блестящей (блистающей) роли. Недаром он снял сам, уже как режиссёр, два продолжения, которые тоже были приняты зрителями, но первый фильм был замечателен, ибо показал наш обыденным мир таким, каким нам хотелось бы его воспринимать. Пусть это была капельку утопия, но мы готовы были в неё поверить и войти в этот мир.
Но речь идёт всё же не об этом. Когда-то Лариса Белик смотрела за приключениями Анискина и сочувствовала потугам Пельтцер соответствовать образу своего киношного «мужа». Думала ли тогда Лариса, что сама окажется в подобной роли, но только вместо Анискина она будет стараться для другого, для своего? Интересная тавтология получилась, правда?
Началось всё с того, что она, после занятий отправилась домой к Быкасовым. Как-то Лариса здесь уже бывала. У Вадика семья была неполная, потому как от них ушёл отец, к другой женщине, а потом и вовсе уехал навсегда. То, что от семьи осталось, было дружно и сплочённо, но чувствовалось отсутствие мужского плеча. Именно про плечо говорил греческий математик и механик Архимед, сформулировавший законы гидростатики. Как вы помните, он сказал, что если у него будет точка опоры, то он сможет перевернуть весь мир. Такой вот опорой и служит мужское плечо. И, если оно достаточно надёжное, то женщина может в своих стараниях перевернуть весь мир, выстраивая благополучие своей семьи. В семье Быкасовых не задалось с браком, но Нина Георгиевна продолжала упорно тянуть своё лямку и направляла семейный «баркас» в то будущее, которое для себя воображала. Оно, будущее, всегда немного зыбко, как это бывает, потому что оно ещё не определено до конца. Оно ведь зависит от нас, от наших стараний, попыток выстроить его, ну и всё такое прочее. До сих пор это у Нины Георгиевны как-то получалось. И Вадик, и Борька были ухожены и накормлены, а что там у них происходило в голове, это уже от стараний матери не очень зависело. Зависело, конечно, ведь они были одной семьёй, но уже не очень, и с каждым прожитым днём это «не очень» становилось чуть больше. С Бориской было легче, так как он был младшеньким, а с Вадиком складывалось чуть сложнее. После ухода отца он сделался старшим мужчиной в доме, и попытался взвалить (добровольно!) на себя часть домашних обязанностей (что некоторые из нас считают обузой), чтобы разгрузить, хоть немного, маму. Он учился достаточно хорошо, но, постепенно, его успеваемость сползла вниз. Лариса и явилась к ним домой, чтобы разобраться в причинах. Они тогда просидели на кухне с Ниной Георгиевной несколько нестерпимо горьких часов, за которые было выпито восемь чашек чая, одна бутылка домашней настойки и пролито несчитанное количество слёз. Правда, и смеялись они тоже, когда разглядывали фото из домашнего альбома. Уходя, Лариса обещала заглянуть снова. Это снова наступило только сейчас.    
– Здравствуйте, Нина Георгиевна, – приветливо улыбнулась Фёдорова. – Я бы хотела поговорить с Вадиком, да и с вами тоже не помешает пообщаться.
С их давешней встречи произошло не так уж и много времени, но Нина Георгиевна сильно изменилась. Её лицо, и без того довольно узкое, стало ещё костистей, и от неё попахивало то ли валерьянкой, то ли корвалолом. Глаза, недавно ярко-карие, теперь потускнели (от слёз?) и в них появился рыжий оттенок. На лице появилось больше морщинок, а губы сделались ещё уже, словно Нина Георгиевна постоянно прикусывала их изнутри. Волосы, красиво лежавшие локонами на плечах, торчали вкривь и вкось и были плохо расчёсаны. Было видно, что у женщины не хватает времени (или настроения), чтобы заняться собой. Она посмотрела в лицо учительницы, словно не узнала её, а потом отступила назад, приглашая за собой, в комнату.
– Вадика нет … дома …
«А где же он?» - сам собой напрашивался вопрос, и Лариса уже открыла рот, чтобы задать его, но … сдержала порыв. Она прошла следом за несчастной женщиной.
– Он ушёл … ещё вчера, – Нина Георгиевна с трудом выговаривала слова, словно сначала примеряла их на губах. – И … не вернулся.
Глаза подёрнулись поволокой, которая означала приближение слёз.
– Ну-ну, – положила Лариса ладонь на сухонькую, как у старушки, руку Быкасовой. – Не надо так отчаиваться. Мальчишки, они народ … такой. Их на месте не удержишь.
– Вадик никогда так не делал, – сухо ответила Быкасова. – Раньше он никогда так надолго не исчезал. А в последнее время … он сильно изменился. Всё время оглядывается, словно ждёт нападения. Я сначала думала, что он перешёл дорогу какой-то опасной компании, потому и не настаивала, когда он прогуливал занятия. Мой сын – умный мальчик и наверстает то, что пропустил на уроке. Лишь бы от него отстали. Был бы отец, он бы что-то посоветовал, но я-то - слабая женщина …
– Ну, будет вам, – Лариса едва сдержала порыв, чтобы не погладить по голове склонившую лицо собеседницу, как это она делала с плаксивыми девчонками в классе, но её собеседница была старше её по возрасту и могла оттолкнуть руку. – Вадик не из той породы, которые прячутся от опасностей. Он умеет решать проблемы сам. Свои и даже чужие.
– Я тоже так думаю, – Нина Георгиевна загнала подступившие слёзы вглубь себя и подняла голову. – До сих пор так и было. Но сейчас … я не знаю … Всё внутри говорит мне, что с Вадикам случилась беда, но я … не даю себе признаться в этом …
– И вы … здесь?.. А где же Боренька?
– Он успокаивал меня, бегал в аптеку, а потом убежал разыскивать брата. Сказал, что вернётся с ним, или … Сказал, что вернётся …
Голова бедной женщины мелко дрожала, как это бывает при неврастении. Лариса набрала из-под крана воды, увидала пузырёк с сердечной настойкой и накапала в стакан. Нина Георгиевна почти равнодушно приняла стакан и выпила воду.
– Я уже столько всего перепила сегодня, что не могу понять, правда ли всё то, что сейчас происходит, или мне всё только грезится. А может, я уже умерла, и это – моя преисподняя, за всеми мои грехи …
– Да что вы такое говорите, Нина Георгиевна! – повысила голос учительница (сейчас она говорила как в классе, когда унимала расшалившихся учеников). – Как можно такое говорить?! Надо было пойти в милицию и заявить о пропаже ребёнка.
– Я с утра так и сделала, как только наступило утро.
– Вы хоть поспали немного?
– Забывалась пару раз, но разве это можно назвать сном. Всё казалось, что Вадик вернулся. Раз показалось, что открылась дверь, и вошёл … отец Вадика. Он нёс его на руках. Я вскочила, закричала, бросилась вперёд, а там … нет никого. Тогда Боренька и ушёл. Уже рассветало к тому времени. А я умылась и отправилась в отделение милиции. У них ещё рабочий день не начался.
– Там дежурный должен быть.
– Был дежурный. И не один. У них там усиление. Всё маньяков ловят. А я к ним с пустяками своими лезу.
– Ничего себе пустяки! – возмутилась Лариса.
Да, частенько работники милиции проявляли сухость, но и их понять можно – если каждый день общаться с опустившимися людьми и потенциальными правонарушителями, а то и настоящими преступниками и даже убийцами, невольно очерствеешь душой и к окружающим станешь относиться с предубеждением или недоверием. Они держались своим собственным мирком, внутри которого были «белые» и «пушистые», но только относительно друг друга и своих семей. Со всеми прочими они были жёстки, порою даже чрезмерно.
– Я ушла оттуда.
– Надо было сначала … – начала говорить Лариса, но Быкасова махнула рукой, призывая послушать.
– Я не сразу ушла, а попробовала сделать заявление о пропаже своего ребёнка. К тому времени начали подходить и сотрудники. Дежурный подозвал парочку из них. Один всё время хмурился, а второй … крутил в руках сигарету и нюхал её, словно хотел закурить, но не решался сделать без моего соизволения.
«Хороший полицейский и плохой полицейский, – вздохнула про себя Лариса. – Известный психологический приём, который используют полицейские всего мира, чтобы подтолкнуть свидетеля или заявителя на контакт. Любой потянется к тому, который проявляет доброжелательность и заинтересованность и дело продвигается быстрее».
– Я рассказала им про Вадика, – а тот, который всё хмурился, – спросил про наркотики и не привлекался ли мой сын по уголовным делам. Я заплакала. А потом … скоро я ушла оттуда, сказав, что приду позднее … ну, если Вадик так и не объявится.
– Давайте сделаем так, уважаемая Нина Георгиевна, – решительно заявила Лариса. – Я сама займусь вашим делом … то есть вашим … нашим Вадиком.
– Вы?! – худое лицо собеседницы ещё сильнее вытянулось, а глаза заблестели. – Но … я не понимаю …
Быкасова потянулась к пустому стакану и пальцы её столь сильно дрожали, что учительница сама поднялась и набрала в стакан воды.
– Мой муж работает в прокуратуре … следователем по особо важным делам. В том числе и резонансными делами, о которых говорят все в городе. Я обычно не распространяюсь на эту тему, но получилось так, что я кое-что узнала о Владике …
– Откуда?! (Стакан едва не выскользнул из пальцев Быкасовой). От вашего мужа?!
– Из обычного банального школьного сочинения. Ваш Вадик – очень творческая натура и своё сочинение изобразил в виде расследования. Он тоже, как и многие из нас, не остался равнодушным к творящимся в городе ужасам, и провёл целое расследование. Я показала его сочинение супругу, и тот тоже его с интересом прочитал.
– Что … он сказал?
– Он сказал, что работа получилась достаточно интересной, и он взял бы вашего Вадика в свою бригаду сотрудником ... когда тот подрастёт.
– Нет, я говорю о Владике? О чём он там писал?
– А вы не читали? Он вам не показывал?
– У меня нет времени сидеть с ними! – из глаз бедной женщины буквально брызнули слёзы. – Я работаю на двух работах, и домой появляюсь донельзя уставшая. Со мной дети говорят … но я не всегда воспринимаю содержание их слов. Киваю, улыбаюсь, говорю с ними, а сама думаю о проблемах завтрашнего дня. И так – постоянно. Я уже не могу больше!
И снова пришлось доставать корвалол, и капать его в стакан с водой, в которой он расплывался облачком. После приёма успокаивающего средства Быкасова почти перестала воспринимать слова учительницы. Нина Георгиевна смотрела на Ларису глазами с расплывшимися зрачками и шевелила губами, словно что-то рассказывала. Но слов слышно не было. Лариса только услышала «там» и «в комнате». Может, мама Вадика предлагала ей заглянуть в комнату её сына. Но что она там найдёт и найдёт ли?
– Я сама посмотрю. Можно?
Фёдорова поднялась и вышла из кухни. Квартира, где проживали Быкасовы, была небольшой. Две маленькие комнаты, кухонька, тесная прихожая. Здесь можно было с трудом развернуться нескольким человекам. И в таких условиях проживает большая часть россиян, да ещё таким условиям завидуют те, у кого этого нет, для кого и это – несбыточная мечта, кто проживает в трущобных районах, куда отправился Вадик. Но это мы уже говорим от себя, от автора.
В этой комнатушке Ларису уже была, в свой прошлый визит. Но была она здесь не больше нескольких минут. Да здесь особо и рассматривать нечего. Двухъярусная кровать, на которой спали оба брата, общий стол и общий шкаф. Две книжных полки, забитые растрёпанными книжками, половину из которых составляли учебники. Под потолком подвешенная на лесках модель аэроплана времён Первой мировой войны. На подоконнике стоит двухкассетная дека с проигрывателем компакт-дисков. Пара плакатов. Фотоаппарат, который висел на стене. Хоккейная клюшка и пара боксёрских перчаток. Что ещё можно увидеть в комнате, где проживали мальчишки? Что она здесь может найти?
На столе лежала сумка, с которой Вадик ходил в школу. Лариса была учительницей и не удержалась, чтобы не заглянуть в сумку, словно там скрывался или сам Вадик, или кусочек того мира, который был ей привычен. И там … она увидела тетрадку, точную копию той, в которой Вадик писал своё сочинение- расследование. А вдруг … вдруг он продолжил свою слежку и обо всём этом здесь написано? Лариса торопливо достала тетрадку и принялась её перелистывать. Так и есть. Там говорилось о Чёрном троллейбусе, его водителе, тётке- кондукторше. Может здесь сказано, что Вадик собирается делать?
Лариса, с тетрадью в руках вышла на кухню, где продолжала сидеть Нина Георгиевна. Кажется, та даже не поняла, что гостья куда-то выходила из кухни.
– Нина Георгиевна … Послушайте меня …
– Да … да …
– Я свяжусь с Владимиром и всё ему расскажу. Он поможет отыскать вашего Владика. Можно я возьму эту тетрадь с собой?
– Вадик … Вадик …
Быкасова почти не слышала учительницу. Схватившись худенькими пальчиками за виски, она принялась раскачиваться из стороны в сторону.
– Вадик …
В это время распахнулась дверь. Обе женщины повернули головы, надеясь увидеть… Но это был Борис, младший сын, который рано утром сам отправился на поиски. Он был сумрачен, и не надо было расспрашивать о результатах поиска.    
– Здравствуй, Боря, – приветливо поздоровалась с ним Лариса. – Посмотри за мамой. А я займусь поисками вашего Владика. Лучше бы маме отдохнуть. Проследи за этим, Боря. Она держится на ногах из последних сил. Я вернусь.
Она ещё что-то говорила, но её уже никто не слушал. Боря обнял маму, и та снова заплакала, сквозь слёзы что-то ему говоря. Это зрелище было не для посторонних глаз, и Лариса вышла из квартиры. Она не знала, что надо делать дальше. Жена Анискина, которая прожила всю жизнь рядом с ним, это знала. И она что-то делало. Но всё это было в селе, в деревне, а там было всё видно, всё было на виду, тогда как жители города более закрытые. Но, может, Володя и в самом деле скажет что-то дельное, хотя бы поддержит её? Лариса нашла во дворе скамеечку, достала из сумочки телефон и попыталась связаться с мужем. Но его телефон не отвечал. Звонки проходили, но никто не отзывался. Попробовала позвонить на стационарный, служебный телефон. Тот же результат. Такого раньше не было – Володя всегда откликался на вызов. В крайнем случае коротко говорил, что не может общаться, и что перезвонит позднее. А сейчас – совсем ничего. Лариса вспомнила тоскливый взгляд Быкасовой. и у неё самой появилось предчувствие чего-то неумолимого, чего-то ужасного. Связано это было с участью Владика, или речь шла о ней самой? Захотелось подняться и отправиться домой, запереться на все замки и отключиться от всех. Как это сделал Володя.
Но это значило, что она бросала Вадика, со всеми его бедами. А кто протянет ему руку, если всему миру нет дела до бед этого подростка? Если бы у самой Ларисы был дома сын, или дочь, она отправилась сейчас бы домой. Но … их не было, а Вадик был, и был полный скорби и безнадёжности взгляд Нины Георгиевны и другой взгляд, исподлобья, Борин. Они не давали ей подняться и уйти.
Фёдорова, что есть силы, сцепила пальцы рук и только сейчас заметила, что всё ещё держит в руках тетрадку, которую достала из сумки Вадика. Как это по-книжному, кинематографично: открываешь лист бумаги, а там – завещание главного героя, или его признание, а то и совет – как поступить.
Зашуршали тетрадные листы, и Лариса погрузилась в чтение. У Владика и так был почерк не ахти, а здесь так и вовсе поначёрканы каракули. Множество ошибок, перечёркиваний, но … не будешь ведь ставить свою отметку этому произведению. Разобраться бы в нём, и то хорошо. Она постаралась углубиться в написанное. В той, предыдущей тетради Вадик старался правильно формулировать мысль, составлять правильные предложения, даже расставлять запятые, точки и тире. Здесь ничего этого не было, а фразы были составлены кое-как. Ещё две тысячи лет назад античные летописцы владели техникой скоростного письма, которое делалось в той же скоростью, что и говорилось. Позднее, уже в начале семнадцатого века в Англии появилось искусство стенографии, где использовалась техника античных времён. В двадцатом веке появились диктофоны и стенографию начали забывать. То, что было написано в тетради, напоминало криптограммы стенографов, которые умели одним значком заменять целое слово. Полностью текст мог разобрать только Вадик, или дешифратор следственного отдела. От попыток разобраться у Ларисы разболелась голова. Было уже поздно. Идти домой?
Кажется, Вадик был уверен в виновности водителя обгоревшего троллейбуса пятого маршрута. А что, если дождаться его и поговорить с водителем или кондуктором, расставить все точки над «и»? Может быть, они знают, куда подевался пропавший мальчик? Надо хотя бы посмотреть на них, а потом уже решить, что делать дальше, и передать ответственность Владимиру. Пусть он работает, ведь это он – следователь.
Это и есть – благие намерения? Да … да …
Всё выглядело довольно логично – дождаться троллейбуса и посмотреть на участников этой разыгравшейся трагедии своими глазами. Сейчас, в состоянии экзальтации, то есть нервного возбуждения, наступившего вследствие встречи с матерью пропавшего мальчика, Лариса была уверена, что почувствует, если экипаж троллейбуса как-то замешан во всём этом. Она вышла на остановку троллейбусного маршрута и принялась ждать. Продолжительность следования одного троллейбуса составляла где-то около часа, то есть в течение часа нужная машина обязательно должна была появиться. Но … чёрный троллейбус так и не подъехал. Что было делать? Любой человек решил бы, что он использовал свой порыв благородства на все сто процентов и может переключиться на себя, на свои нужды. У любой женщины, особенно замужней женщины, всегда имеется в запасе десяток неотложных дел.
Но … Лариса решила по-другому. Она вспомнила потерянный взгляд мама Вадика, насупленное помертвевшее лицо Бори, который разом сделался старше лет на десять, и, решительно, вошла в открывшиеся двери «пятого» троллейбуса. Понятно, что не того, который поджидала.
– Скажите, пожалуйста, – вежливо обратилась учительница к кондуктору, которая сидела на кожаном креслице с табличкой над ним, где утверждалось, что её законное место, – не могли бы вы мне ответить на один важный вопрос?
Кондуктор, которая вполне подходила под категорию «разбитной бабёнки», какие раньше посещали сельские танцы и являлись главными разносчиками сплетен, смерила Фёдорову оценивающим взглядом. Кондуктор была средних лет, невысокого роста, курносая, с чёлочкой, закрывающей узенький лобик, с пронырливым взглядом серых глаз, бывших когда-то голубыми, одетая в яркую курточку. В руке она держала жменю семечек и умудрялась ими лакомиться, что называется – без отрыва от производства, и ловко сплёвывая лузгу в ведро, на две трети наполненного песком.
– Смотря на какой вопрос? – уклончиво ответила кондукторша и сунула в рот очередную семечку.
– Я вчера ехала на троллейбусе этого же маршрута. Только он был … такой … чёрный какой-то …
– Горелый? – подсказала кондукторша.
– Вероятно, – кивнула Лариса. – Я разговорилась там с кондуктором …
– С Магдолинкой? – довольно неприятно хихикнула кондукторша, сплёвывая в ведро шелуху семечки.
– Я не знаю, как её зовут.
– Марией. Фамилия у неё Образчикова, а прозвище – Магдалина.
– Это, – вырвалось у Ларисы, – если не ошибаюсь, одна из учениц Иисуса Христа?
– Так вы тоже – из этих? – кривенько усмехаясь, спросила кондукторша, попутно избавляясь от новой порции лузги.
– Из каких «этих»? – не поняла Лариса.
– Из богомолок, – ехидно усмехалась кондукторша, оглядывая собеседницу, хотя та ничем не отличалась от десятков других пассажирок, а Лариса вдруг сообразила, что надо использовать ту «подсказку», которую ей предоставила эта неприятная особа, сама того не желая.
– Да, мы разговорились на религиозную тему, и у меня появились к ней вопросы. Я и хотела о них поговорить.
– Долго жать тебе придётся, подруга, – ехидничала особа.
– Вы не можете мне подсказать, как её можно найти?
– Да зачем она тебе нужна? – кондукторша сунула руку ко рту и обнаружила, что та пуста, что семечки закончились. Кондукторша отряхнула ладони и попыталась избавиться от надоедливой пассажирки. – Гулящая она.
– Я бы не сказала, – лицо у Ларисы от удивления так вытянулось, что кондукторша сначала прыснула, а потом объяснила: – Раньше была. От мужа ушла через это. А потом у него что-то там случилось, обгорел он, что ли. Может – дом загорелся, или газовый баллон там у них взорвался, я уж не знаю. Так она к нему вернулась, выходила его, а потом от людской молвы сюда переехала. Его водителем устроила, и сама при нём служит, а в свободное время слово Божие распространяет. Смешно, правда?
Лариса не считала, что тут имеется повод для насмешек или осуждений, потому промолчала, а потом повторила свою просьбу.
– Ну, ладно, – смилостивилась кондукторша. – Я тебе подскажу, где надо сходить и подскажу, куда идти. А там спросишь у кого Марию Магдалину, тебе и подскажут.
Лариса ехала по опустевшим улицам города и вспоминала, что она знала про Мария Магдалину. Знала она, как выяснилось, очень даже немного, уж больно тема эта была далека от её обычных интересов. Это была женщина, проживавшая в городе Магдалы (в современные годы это город Медждел). В те времена частенько название города становилось прозвищем. В библейские времена Мария слыла чрезвычайно развратной женщиной и имела многочисленные связи. Иисус Христос имел с ней беседу, а потом изгнал из неё семь бесов, после чего нрав Марии полностью изменился. Она стала совершенно другим человеком.
Надо сказать, что в те, библейские, времена основной обязанностью пророков было спасение людей. Теперь религиозные деятели нам усиленно твердят, что речь идёт о душах, которые переселяются после смерти бренного тела в царствие небесное. Что, мол, речь идёт о сохранении тех душ. Но дело в том, что к душам этим подбирались ещё при жизни человеческой. Происходило это в два этапа. На первом из них ослаблялась энергетическая защита человека. На втором происходило проникновение внутрь кванта отрицательной энергии. Можно это назвать вирусом. Или червем. Как угодно, сути это не меняет. Такой вот «червь» растёт в человеке и постепенно начинает им манипулировать. Речь идёт не о паразитах- червях, а об энергетических сущностях. В настоящее время это бы назвали паразитической компьютерной программой, которая полностью может изменить внутренний облик человека. Кстати сказать, по похожему принципу было сработано вирусное оружие древних, вызывающее болезнь, названную проказой. Вот там происходили изменения и внешние. Те пророки, к которым можно отнести и Иисуса, видели такого поражённого человека по изменившемуся цвету ауры. В случае с Марией из Магдалы речь шла о группе таких сущностей, каких именовали бесами. Это делало борьбу с ними ещё сложнее, так как они усиливали друга своим групповым влиянием. Они и заставили Марию заняться продажной любовью. Известно, что во время физиологических контактов происходит обмен энергиями. То есть Марию заставляли сеять бесовское семя. Если энергетика была слабой, то оно со временем прорастало в полноценного беса. Если бы в то время провели социально- психологическое исследование, то выяснилось, насколько повысилась атмосфера зла и насилия в обществе Магдалы. Потому там и появился Иисус – чтобы заняться врачеванием недуга. В противном случае можно вспомнить участь союза города, известных по сию пору из библейских сказаний как Содом и Гоморра, хотя это был союз из семи городов. Вот что случается, когда врачеватель отсутствует. Во времена Средневековья подобными опытами занималась Святая Инквизиция. Но она, по своим неумениям, действовала топорно, то есть, не умея бесов изгнать, сжигала тело живого человека. «Лес рубят- щепки летят», не про эти ли случаи сказано? Да и зло сейчас действует тоньше, снижая эффективность энергетической защиты посредством курения табака и приёма наркотиков. Остаётся только заложить в людей семя, и дождаться результата. А те, кто раньше занимались защитой, теперь занимаются её имитацией, а на самом деле служат власти, а через неё, так чаще всего и бывает – тому самому злу, против которого и организовывалось. Вот так …
Как и обещала, кондукторша указала Ларисе нужную остановку и махнула рукой в ту сторону, куда надо было идти.
– Я бы тебе не советовала туда отправляться, – стрельнула шалым взглядом вздорная бабёнка, отправляя в рот очередную порцию семечек, – но ты ведь уже взрослая девочка, и вряд ли будешь слушаться чужих советов. Да и тянет тебя к Магдолинке, похоже. Такова уж свойство греха – оно притягательно. Но всё равно – желаю вернуться оттуда … если получится.
Троллейбус укатил прочь, изнутри освещённый. Только сейчас, оказавшись снаружи, Лариса поняла, что уже довольно поздно и наступил вечер. Но Володя всё равно ещё не вернулся, потому что у них сейчас всё затягивалось до полуночи, а случалось и так, что он, прикорнув на пару часов у себя на диване, не выходя из кабинета, вновь погружался в дела, дурно пахнущие кровью и страданием. Он хоть эту атмосферу не тащил домой, оставляя в своём кабинете и не поддерживая просьбы Ларисы поведать, что там да как. То есть Ларису дома пока ещё никто не ждёт, а если она сейчас к себе отправится, то её будет грызть нетерпение и чувство, что она не сделала чего-то важного. Ещё и эти потерянные взгляды Быкасовых. Они тоже не дадут ей спокойно сидеть на своём месте. Решено! Она идёт дальше.
Трущобы имеются в любом городе, даже самом большом и богатом. Всегда есть такие отщепенцы, которые не желают жить как все, разделять тягу к богатству, к успеху, не желающих вписываться в ту систему, которая даёт возможность вкусить все радости жизни. А есть ещё просто неудачники, которые не умеют и не хотят ничего делать. Есть больные и одинокие люди, которые лишены возможности жить как большинство. Есть те, кто освободился из мест заключения, но растерял старые возможности. Есть те, кто хочет затеряться и прячется там, где его никто искать не станет. Есть просто бездомные, которые так жили всегда и не представляют, что можно жить иначе. Есть их дети, и их немало, которые обещают в скором будущем пополнить ряды населения этих трущоб. Про них снимают кино («Генералы песчаных карьеров»), про них пишут книги («Отверженные»), их культура может стать модной (блатной шансон или рэп). Они готовы выйти из тени, когда начнутся смутные времена (санкюлоты во время Великой французской революции). Они, как метастазы на теле больного общества, есть и это приходится признать.
Когда-то, в добрые старые времена, которые именуют «предания старины суровой», происходило расселение славянских племён и родов по диким территориям. Это сейчас они называются Россией, систематизированы и картографированы. Но проблема нашего государства (по нашей версии) в том, что оно слишком велико, чтобы всех обогреть вниманием. И потому смешно и странно смотреть на вожделенные взгляды политической верхушки на те территории, которые уже стали чужими, но которые когда-то (давно или не очень) входили в состав Российской империи. Странно видеть нежелание обсудить с соседними государствами вопрос о спорных территориях, когда у тех перерост населения, а у нас столь низкая плотность населения, что порой напоминает «социальный вакуум». А ведь есть аксиома на предмет – «природа не терпит пустоты». Но больно смотреть на миллионы пустующих гектаров брошенных пашен, десятки тысяч сгнивающих деревенских руин, и даже брошенные промышленные районы, в которых можно снимать масштабные блокбастеры о конце человеческой цивилизации. Говорят, что в стране нет денег. Нет денег!! Ещё недавно СССР имело самодостаточную экономику и промышленность, пусть и отсталую, но мы первые вышли в космос (Гагарин, Титов, Леонов), имели культуру мирового уровня (Солженицын, Григорович, Ростропович, Плисецкая и многие другие). Мы оказывали помощь половине африканских государств, скинувших с себя оковы колониализма. Мы помогали экономически Китаю, помогали восстанавливать промышленность Восточной Европы. Мы строили экономику Вьетнама, Кубы, имели там мощные военные базы и сотни специалистов. Мы помогали коммунистическим партиям всего мира, каждый год(!) посылая им миллионы и десятки миллионов долларов. Егора Гайдара обвиняли в крахе российской экономики во многом по той причине, что он послал финансовую помощь в размере ста миллионов долларов в то время, когда начались задержки зарплат и пенсий. В то время Россия, как наследник Советского Союза ещё была сверхдержавой, но потом всё рухнуло. Тогда и появилась фраза «денег нет». Странно это слышать при наличии полуторы сотни миллиардеров, скупающих за границами собственность, дворцы и яхты. Куда же смотрели все надзорные органы, которые именно для этого и создавались? И отчего это у них столь радостно блестят глаза, такие шикарные машины и высокие зарплаты? «Денег нет, но вы держитесь». И мы держимся, пока ещё держат ноги, но что будет потом? Об этом не принято говорить, не принято задумываться. А почему, собственно, денег нет? Ведь сейчас нет всех тех весьма и весьма обременительных расходов на потенциальных и явных союзников, нет помощи зарубежным партнёрам. Мало того – сброшены, как балласт, многие объекты инфраструктуры – профилактории, пионерские лагеря, турбазы, и прочая, прочая. Отчего же и сейчас – нет денег? А может – нет совести? Нет ещё чего-то важного? Провинциальная Россия вырождается и деградирует. Кто может что-то сделать, уезжают в города. Население городов развращается беспрерывными увеселениями и празднествами, мало задумываясь о том, что наша страна уже почти ничего не выпускает, почти ничего не инвестируется в будущее, потому что у властьимущих будущее одно, а у простого народа другое. Какое? Давайте заглянем в трущобы, тем более, что Лариса Фёдорова уже там.
Что же такое – трущобы? Разные писатели – Гиляровский, Короленко, Горький, Гюго, Бальзак, Диккенс, многокрасочно описывали жилые трущобные районы. Особенно это впечатляет в южных странах, где «дома» строят из листов фанеры, обломков мебели, а то и с использованием картонной тары из-под бытовой техники. Можно вспомнить, как герой Джеки Чана из фильма «Полицейская история» пролетает сквозь такие строения на машине, оставляя за собой полосу разрушения. Это и есть то, что в Бразилии называют фабелой. Но Россия всё же не Бразилия, куда стремился всю жизнь сын турецко-поданного Остап Бендер. Хотя бы своими географическими широтами. Здесь зимой не проживёшь, укрывшись за листом фанеры или за картонным ящиком. (Хотя во времена ГУЛАГа случались подобные примеры). Даже в Африке, современной Африке трущобы могут быть многоэтажными (Йоханнесбург). Трущобы, это такой жилой район, которого городские власти как бы не замечают, и в планах ремонта и реконструкций он не значится. Через какое-то время дома, даже довольно сносные, там переходят в разряд трущоб. Потом их просто сносят, а людей, частью расселяют, а частью они самоопределяются, то есть перемещаются в другой трущобный район, где продолжают вести асоциальный род деятельности, то есть живут в состоянии полной свободы. Это и есть тот коммунизм, который они построили для себя. Дёшево и сердито. В смысле, что там лучше не появляться тем, кто не является обитателем этого района. Особенно если у этого гостя нет сноровки и пары умелых кулаков. Особенно если это не сильный, уверенный в себе мужчина.
Лариса двигалась по улице, по которой не так давно катил на велосипеде Вадик. Каким-то образом Фёдорова чувствовала, что он здесь был. Женская чувствительность, она тоньше и вернее, чем мужская. Какими бы умелыми были женщины- сыщицы, если бы не были матерями и жёнами. Одно ведь с другим не сочетается. Или сочетается так, что никудышными становятся обе стороны. Итак, Лариса углублялась в кварталы, где один дом был старее соседнего, где проваленная крыша или обгоревшая сторона дома не казалась чем-то инородным. Проводница подсказала спросить Магдолинку, мол, там она особа известная, и скептически ухмыльнулась. Лариса ей поверила, но теперь не знала, правильно ли поступила. Во-первых, не встречался такой прохожий, с кем можно было заговорить и о чём-то спросить. И не сказать, что здесь совсем уж никого не было. То и дело шныряли грязные, замурзанные подростки, одетые то в рваную одежонку, а то и в новые яркие вещи, то ли украденные в магазине, то ли с бельевой верёвки, а может и даренные благотворительной организацией. То, что вещи могли быть куплены самими подростками или их родителями, даже не приходило в голову. Пробегали крикливые женские особы, как правило – в подпитии, и переговаривающиеся друг с другом громко и с надрывом, словно разговор в любой миг мог перерасти в скандал и даже в драку. Шатались, пьяные и не очень, мужички, глаза которых не стояли на месте, а всё время бегали по сторонам, как будто их хозяева находились в постоянном поиске, где бы что стащить, от утиля и цветных металлов до одежды или транспорта, или найти достойного кандидата, который смог бы им купить выпивку. Взгляд этих обитателей то и дело останавливался на Ларисе, но, пока что к ней никто не подходил, к её большому облегчению, а стоило ей решиться к кому-то обратиться, как того уже простывал след.
– Послушай, мальчик, – наконец решилась учительница, постаравшись, чтобы голос её был не просительным, а строгим. – Ты знаешь, где здесь живёт Магдалина?
– Марина? – переспросил чёрный мальчуган, похожий на цыганёнка, достал что-то из носа, и тут же вытер палец о рубашку.
– Нет. Магдалина. Она на троллейбусе работает, кондуктором.
–А-а, которая разговаривает с Богом, – догадался сорванец. – Вон там её дом. Только она редко там бывает.
– А где её можно найти?
– Либо в троллейбусе …
– Она сегодня не работает.
– Тогда в «божьем доме». Или по народу ходит, лекарства раздаёт, книги божественные или жратву. Где угодно может быть.
– Послушай, ты не поможешь мне её …
Лариса хотела попросить парнишку о помощи и даже собиралась предложить ему мелкую купюру, но тот уже умчался, по своим делам. А мелкие деньги, как правило, у ребят его возраста водились всегда. Это удивительно, но обитатели трущоб не так бедствовали, как это казалось. Они были если не сыты, то и не голодны, если не обуты хорошо, то и не босы, если не одеты, то и не щеголяли наготой, как это делал Василий Блаженный из села Елохова, объявленный Русской православной церковью святым.
Интуитивно Лариса приняла самый серьёзный вид, и двигалась быстро. Нерешительность и приводит к тому, что к тебе направляются другие, что может обернуться, учитывая специфичность этого места, всяческими происшествиями, и даже бедой. Лариса решила, что если кондукторши не окажется дома, то она развернётся и удалится, без промедления, обратной дорогой, чтобы отправиться домой. Внутри нас имеется чувство, «ангел- хранитель», который пытается подсказать нам правильные решения, и удачливы люди, которые сами себе доверяют.
Искомый дом оказался действительно недалеко. Это был довольно большой дом, какие называли бараками, из потемневших от времени брусьев, успевший повидать на своём веку многое, в том числе и лучшие времена, но не такой уж и запущенный, сарай и вовсе был почти новый. За домом находился огородик, где радостно цвели бархатцы и лилии, словно давая знать, что не всё в этом мире уныло и печально. Только учительница подняла руку, чтобы постучать, как дверь открылась и на пороге выросла сухощавая женщина в тёмном платье, лицо которой было закрыто низко повязанным платком. Женщина чуть сутулилась и оттого казалась высокой. Она отпрянула, не ожидая, что на её пути кто-то вдруг окажется. Охнула и отступила Лариса, сердце которой тревожно билось в груди. Но она тут же взяла себя в руки и спросила визави:
– Вы – Мария?


Глава 12
В своём сочинении Вадик назвал кондукторшу Чёрного троллейбуса старухой. Мысленно Лариса нарисовала для себя её облик. Бывают такие люди, и среди стариков – обозлённые на весь мир, обвиняющие всех вокруг в своих бедах. Коллега этой женщины обозвала её «гулящей» и усмехалась, рассказывая о ней, да и мальчик сказал, что она общается с Богом. Это всё были подробности, которые не укладывались в одну «схему». Потому образ незнакомки никак не формировался у неё в голове. И вот сейчас она увидала её своими глазами.
У писателей- деревенщиков (Фёдор Абрамов, Валентин Распутин, Виктор Астафьев и даже Николай Задорнов) описано множество образов женщины, переживших самые разные беды. У них даже есть собирательных типаж – «солдатская вдова» или просто «вдова», то есть женщина, чьи радости навсегда остались в прошлом, которые почти позабыты, а в чертах лица сокрыта вечная грусть и память … да, и память о прошедшей жизни. То, что сейчас испытывают они, можно назвать канцелярским термином – дожитие. Они сами на себе поставили крест и несут этот крест на себе, терпеливо или с болью. И эта невидимая ноша давит на них, заставляет их склонить голову, а то и спину.
Кондукторшу Марию тоже можно отнести к этому типу, но с заметными оговорками. Когда-то она была симпатичной, может даже – красивой. И это угадывалось в её повороте головы, в некоторых движениях, которые можно даже посчитать кокетливыми, но тут же у неё поджимались губы и склонялась голова, завёрнутая в тёмный платок, который так и хочется назвать «старушечьим», хотя многие пожилые женщины всё чаще пользуются головными платками более весёлых расцветок. Да и платье было из послевоенных времён, когда носили не то, что хотелось, а то, что было.
Черты лица были крупные, крупный был и нос, щёки были впалыми, это были тёмные провалы, а не щёки, и скулы выпирали костями черепа, и глаза тоже тёмными, глубоко запавшими. Чем-то лицо Марии напоминало лицо актрисы Татьяны Васильевой, как если бы … если бы она играла монахиню. Да, Мария напоминала и в самом деле монахиню. Вот только не было шнурка с крестом поверх тёмного платья, хотя … крест как бы и был, невидимый, про который мы уже сказали. Ещё можно сказать про длинные кисти рук. Они выставлялись из рукавов платья. Если бы пальцы были согнуты, то их можно было сравнить с хищными когтями, и так … пальцы и пальцы, даже длинные, какие бывают у пианистки после долгих лет игры на фортепиано.
Мария вглядывалась в лицо Ларисы, словно пыталась узнать её и не узнавала. Зачем же та пришла к ней, явилась сюда, где обычно мало кто появляется? «Чужие здесь не ходят». Кажется, даже фильм есть такой, детективный, трагический, иначе бы так не названный. Здесь ведь тоже – не ходят. Чужие. Или – наоборот – здесь все чужие. Чужие для своей страны, которая как бы Родина.
– Если это вы – Мария, – повторила Лариса, уверенная, что не ошибается, неизвестно почему, кстати, – то тогда я – к вам.
– Разговор есть? – спросила Мария (кажется, это она и была). Говорила она низким, почти грубым голосом, каким разговаривают с больными повидавшие виды санитарки на малооплачиваемых ставках.
– Я хотела у вас узнать … – начала говорить Фёдорова, но женщина прервала её, отступив вглубь подъезда.
– Пойдём уж ко мне, коли так. Я спешу, правда, но готова тебя выслушать, сестра.
«Сестра». Обычно так говорят монахини, обращаясь друг к другу. Но ведь Мария видит, что её собеседница не может быть инокиней. Но это всё мелочи, по сравнению с тем, что она собиралась узнать.
От слова «коммунизм» произошло слово «коммуна». Первые коммуны появились в Париже. Весёлые парижские коммунары ожидали светлого будущего и готовы были пролить свою кровь за то светлое будущее. Галифе. Гастон Галифе. Маркиз. Кавалерийский генерал. Военный министр, посчитавший своим долгом уничтожить Парижскую Коммуну, потопить её в крови. Что он и сделал. Правда, в историю он вошёл не сколько палачом коммунаров, расстрелянных у стены кладбища Пер-Лашез, сколько созданием особого покроя штанов для кавалерии. Их и назвали его именем – «галифе» и носили ещё через сто лет после его смерти. От тех времён и остались – галифе и коммунальные квартиры, обитатели которых должны жить тем единым обществом, какой задумывался для коммунизма. Вот только не всегда «желаемое» укладывалось в «действительное». Даже родственники не всегда уживаются в одной квартире, в одном доме, где имеются места общего пользования. Вместо дружественного проживания начинаются малые коммунальные войны. Вот праздники … Это да! Праздники, дни рождений, поминки, свадьбы! проходили дружно и весело. Но «коммунальный быт» был тяжёл и беспросветен. Можно вспомнить общежитие. Но это немного другое. Это как гостиница – будешь плохо себя вести, и тебя выставят вон. Но здесь ты как бы у себя дома, но полным хозяином при этом не являешься. Об этом тебе скажут, да ещё и самыми грубыми словами, кое-кто из соседей. А если соседи ещё и приблатнённые, так они и намекнут, что всё здесь общее – имущество, продукты, да и жёны, если плохо себя ведёшь, по-буржуйски, а не по-коммунарски.
Вот в такой «коммуне» и проживала Мария. Коридор в доме был широкий. Это надо было признать. Когда дом строился, то он строился с размахом, для всех. Это в брежневские годы стали делать квартирки крохотные, собачьи, когда поняли, что никакого коммунизма не будет и с нуждами народа можно не церемониться. С брежневских времён началось деление на быдло и людей, которые нужны, с которыми надо быть предупредительными. Этот дом предназначался … сами уже поняли, для кого.
В коридоры бараков помещают всё то, что в комнатах не помещается или чему там не место. Слыхали вы такое выражение – «плохо лежит»? Это сказано про то, что находится в общем коридоре барака или коммунальной квартиры. То есть если вещь пропала, то не взыщите – «плохо лежала», но если домашний воришка будет пойман на месте преступления, то – ого! мало ему не покажется. Это особое преступление – «крысятничество», и наказывается жестоко. Такой человек становится изгоем в мире «отверженных». Это и есть – дно. Впрочем, каждый раз оказывается, что есть те, кто живёт ещё хуже. Но мы говорим это не для того, чтобы показать «язвы» общества начала двадцать первого века, или минус-двадцатого, уж как его ощущать. Мы лишь помогаем вам увидеть те условия, в которых обитала Мария, и куда вошла Лариса Фёдорова.
Впрочем, и в этом мире «отверженных» были места, где можно укрыться. Каждый устраивает себе те условия, которые предпочитает. «Опустившиеся» живут в условиях «дна», те же, кто не желает этого, предпринимает усилия. Комната, где проживала Мария, была вполне годной для жизни. Здесь была даже этажерка, на полках которой стояли книги и простенькие фарфоровые статуэтки. Одна из них представляла собой солдата, Тёркина, который присел, в перерывах между боями, и держал в руках скрученную им папироску и собирался побаловать товарищей очередной байкой, если судить по хитрому выражению его лица. На другой полке находилась балерина, точно такая же, как в сказке Андерсена, и даже солдат был, но только не одноногий и не оловянный, а фарфоровый Тёркин, не менее стойкий и надёжный, можно в этом признаться. Этажерка была любовно прикрыта кружевной салфеткой, какие были распространены лет так полста назад, а в провинциальных городках такие до сих пор встречаются. Остальная обстановка не так привлекала внимание, потому что была обыденная, и, пусть и не новая, но вполне приличного вида. И люстра была, и даже почти не запылённая, а на подоконнике стояли цветы – фиалки и гладиолусы. Ну, чем не приличный дом? Лариса не раз заходила на дом к своим ученикам и могла бы сказать, что здесь ещё был не худший вариант. Может быть по той причине, что нигде не стояли бутылки из-под алкоголя?
– Я вас слушаю, – заявила хозяйка комнаты, присев на стул так, чтобы спина оставалась прямой. Это был признак хороших манер. Так садились выпускницы Смольного института, дореволюционного. Или те, кто следит за собой, за своей осанкой. Это не вписывалось в образ «отверженной» женщины.
– Я хотела поговорить с вами о мальчике, – призналась Лариса, которая решила не говорить обиняками.
– О каком мальчике?
– Моём ученике.
– А причём здесь я … и ваш мальчик? – Искренне удивилась Мария.
– Наверное, это может звучать странно, – неуверенно начала учительница, которая поняла, что весьма трудно объяснить причину, по которой она здесь оказалась. Ей не хотелось раскрывать тайну расследования Вадика, но без этого было невозможно начинать серьёзного разговора. Да и сама хозяйка сурово поджимала губы.
– Я не расположена вести пустые разговоры. Вы выбрали неудачное время. Мне найди идти. Так что или говорите, или отложим этот разговор на более удобное время.
– Мой ученик, Вадик Быкасов, – начала говорить Лариса, стараясь глядеть прямо в глаза этой странной женщины, – пропал. Он не ночевал дома, и его мать сходит с ума от горя. У них нет отца, а теперь вот она не знает, что думать о пропавшем сыне. Сжальтесь…
– Но при чём здесь я? – Раздражение ушло из голоса Мария, и это значит, что Лариса выбрала правильную тактику. – Я даже не знаю, кто он такой и как выглядит.
Лариса была готова к этому вопросу и сунула руку в свою сумку. Загодя была приготовлена фотография мальчика. У некоторых учителей, настоящих учителей, имеются фотографии своих учеников, и бывает так, что выходя на пенсию, учителя в отставке перебирают фотоальбомы со своими учениками, любимыми и прочими. Эти альбомы для них то же самое, что машина времени Герберта Уэллса, и они мысленно перемещались в те годы. Кто-то слушает старые песни, перечитывает старые книги, пересматривает старые фильмы. Старые фотоальбомы из этой же серии. «Мои года – моё богатство» - поёт Вахтанг Константинович Кикабидзе. Он поёт именно об этом механизме времени. Память – истинная не тлеющая ценность.
Вот и сейчас пригодилась фотография. Мария взяла в руки карточку и вгляделась в неё. А потом … потом Мария заплакала. Фотография выскользнула из длинных худых пальцев, которые заметно дрожали.
– Вы узнали его? – вырвалось у Фёдоровой. Всё-таки она не зря пришла сюда.
– Не знаю, – мотнула головой собеседница. – Просто я вспомнила своего … сына. Он похож чем-то на … вашего. Такой же ухоженный … был.
– Он … тоже пропал? – осторожно спросила Лариса. В городе за последнее время пропало, по слухам, масса народа, в том числе и подростки.
– Это я … пропала.
Мария содрогалась от рыданий. Учительница подобрала с полу упавшую фотографию и спрятала её в сумку, а потом налила воды из пластиковой бутылки, которая стояла рядом с маленькой тумбочкой, для хозяйственных принадлежностей. Положительно, она сегодня исполняет роль патронажной сестры. Корвалола или валерианы на виду не было, и она вручила Марии стакан с водой. Та машинально отпила от него и поставила на стол. Надо было что-то делать дальше, и Лариса достала из сумки свой носовой платочек и вручила его хозяйке комнаты. Та закрыла им глаза и ещё несколько плечи её вздрагивали, уже почти без всхлипываний.
– Как звали вашего сына?
– Почему звали? Я надеюсь, что с ним всё в порядке. Он у своих дедушки и бабушки … моих родителей. Они забрали его. А я … я уехала … сюда.
Знаете, порой нам хочется облегчить душу. В странах западной демократии для этого имеются высокооплачиваемые психоаналитики, готовые выслушать вас и, получив приличный гонорар, разрешиться добрым советом. Пациент лежит на удобной кушетке, где-то неподалёку играет умиротворяющая музыка и идёт беседа, по душам. У нас же мужчины исповедуются пьяному собутыльнику, и, чем больше выпито, тем разговор откровенней. Как правило, к концу разговора оба обо всём забывают, но чувствуют друг к другу большое расположение. Женщины же делятся всем человеку случайному, в порыве внезапного откровения, уверенные, что больше этого человека никогда не увидят. Вот как в нашем случае. Мария принялась рассказывать историю своей жизни случайной и незнакомой гостье, которая выглядела приличным человеком. Она рассказывала, перескакивая с пятого сразу на десятое, потом вспоминала про второе … Короче говоря, рассказывала она не совсем последовательно, кое-что исказила, про кое-что вообще забыла; это ведь в нашем общем свойстве – забывать про то, что не хочется вспоминать; как бы и не было ничего. Так что уж придётся нам самим рассказать историю жизни Марии Образчиковой.
Свою трагедию один английский драматург закончил словами – «нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте». Слов нет, трагедия действительна получилась впечатляющей, и не так уж важно, что сюжет не раз был использован в новеллах итальянского Возрождения, а некоторые подробности Шекспир использовал из поэмы Артура Брука «Ромеус и Джульетта», напечатанной в 1562-м году. Но мы хотим сказать не об этом, а о том, что случались и более печальные события, одну из которых мы вам и расскажем.
Машенька Образчикова была девушкой приветливой, не то чтобы красавицей, но симпатичной и интересной, отчего у неё всегда было много друзей. Ну, и подруг, конечно же – тоже. Она всюду хотела успеть, всего попробовать, всё увидеть, но, схватившись за что-то одно, быстро теряла к этому интерес, может быть потому, что уже загоралась другим. К примеру – она проливала слёзы, читая про девушку Ассоль из книжки некоего Грина, потом увлеклась картинами Васнецовых, но настоящей страстью её была музыка и танцы. Вот это ей никогда не надоедала. Она не отказывала никому, кто приглашал её на танец. Нет, впрочем, был один, с которым она принципиально не соглашалась на танцевальный тур. Это был её одноклассник, а точнее – парень из параллельного класса Юзеф Гус, родом то ли из поляков, то ли из словаков, давно обрусевших. Был Юзек (в классе его звали Юриком) рохлей и мямлей, редко когда поднимал глаза, когда с кем-то говорил, имел самую неказистую внешность, редкие волосы и прыщи на лице. Как же – с таким танцевать? Надо ещё учитывать, что с пятого класса он положил глаз на Марию и волочился за ней, что-то беспомощно бормоча. Ясно, что Мария его демонстративно не замечала, чтобы он скорее от неё отстал. В песне ведь поётся - «как много девушек хороших, как много ласковых имён». Вот и выбери себе другую, которая вниманием обойдена. Подобное лечится подобным. (Это что-то из медицины). Или вот цитата – «болезнью шутит тот, кто ран не ведал». Это из Шекспира, и сказано ровно как про Марию. Это она раз очень обидно подшутила над Гусем. Это так стали называть Гуса. Ему Маша громко крикнула, мол, мне Гусь не товарищ. Бедного парня все высмеяли, и он из её жизни пропал. Не до конца. Скоро мы снова с ним встретимся. А пропал он ещё и потому, что Мария определилась со своим женихом. Это был Стефан Приходько, красивый парень, уже окончивший школу. Если он появлялся на танцах, то был там – первым. Ох, и ловок был он в этом деле. Вот только был он создан не для пляски, а для работы. Парень хоть и не высок ростом, но в плечах широк, в движениях проворен, лицо широкое, если бы Стефан был казаком, то сказали – «гарный хлопец». Но был Приходько из семьи горняков, дядьки и деды его были углекопами- забойщиками. Про таких говорили – мастер. Как Алексей Стаханов, если помните про такого. Стефан никогда не скрывал, что его судьба – шахта. А Мария решила, что её судьба – Стефан Приходько. Она даже поспорила с подругами на эту тему.
Всякая настойчивость вполне может привести к нужному результату. То есть Мария Образчикова стала через какое-то время Приходько. Замуж она вышла уже понимаете за кого. На какое-то время она жила эйфорией. Но говорят, что любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Ещё говорят, что утонул в быту. Оказалось, что семейная жизнь состоит не только из одних праздников, но и из будней тоже. Особой профессии у Маши не было – как-то она с этим не успела определиться. То есть она устроилась продавщицей в магазин, решив, что будет жить на дефиците, но как раз в это время прилавки начали заполняться товарами, и продавцы стали никому не нужны. Да и в униформе торгового зала Маша не казалась столь уж эффектной, как на танцевальной площадке в мини-юбке. Из магазина она уволилась, потому что работы и дома было много – приберись, погладь, постирай, приготовь, а тут ещё и ребёнок появился – кроха Серёжка. За ним знаете сколько забот прибавилось. Да ещё и то, что Стефан в их семейном клане был младшим, а родственников у него было много, и все жили рядом – в соседних домах. И получилось так, что для любой домашней помощи звали Машу. Она сначала старалась, по первому зову бежала, а потом вдруг поняла, что стала общей домработницей. А что же – она на работу не ходит, как другие, а с Серёжкой и родители охотно сидели.
Вот тут снова появился Гусь. За то время, что его не было, он успел измениться. Оказывается, он ездил на историческую родину, где уже наступил капитализм, и обзавёлся некоторыми торговыми связями. То есть он привозил в Шахты товары – телевизоры и видеомагнитофоны и выгодно сбывал их. Да, мы забыли сказать, что дело происходила в городе Шахты. Это в 75-ти километрах к юго-востоку от Ростова-на Дону. Этот город потому так назван, что при шахтах находится, а сначала назывался – Горное Грушевское поселение. Грушевское, потому что рядом протекала река Грушевка. Но это так – к сведению.
Гус теперь был всегда при деньгах и уже не мямлил, а учитывая, что одевался он сейчас гораздо лучше прочих, то выглядел уже совсем по-другому. Мария ему об этом сказала, когда они в кафе «Одуванчик» встретились. Ну, Гусь и воспылал к ней с новыми силами.
А со Стефаном у Марии всё было не так уж и радужно. Дело в том, что Приходько (и не только Стефан) много работали и даже сверхурочно. У всех у них были машины, дома имелись ковры и хрусталя, да и грамот понавешано на стены поболе, чем у иных миллионеров картин Пикассо. Так было потому, что они старались и работали, и снова работали, и снова работали. А работа в шахте не радость, сами понимаете. Они – как с проходки вернутся, так сразу отдыхать, то есть спать или общую гулянку затеют, родственники ведь, все дружные, всё привыкли делать вместе. Одна большая семья. Да и жёны их уже к этому привыкшие. Не то, что тоже общие, но вместе с мужьями в компании рядом. А Марии всё это кажется скучным. Ей хочется вдвоём со Стефаном. Шуры-муры и всё такое прочее. А он только вместе со всеми отдых разумеет. Супругу без внимания не оставляет, но, с каждым месяцем на неё всё меньше времени остаётся. И всё потому, что не он за ней бегал, а она за ним. Вот теперь – и терпи. Так её одна из жён дядьёв объяснила. Словно в душу плюнула. Вот Мария и подалась в «Одуванчик» и с горя там набралась. А там вот Гусь оказался. Теперь Мария с ним станцевала, а потом как-то так получилось, что не помнила уже ничего, а проснулась в одной кровати с этим Гусём. Разборки начались было, а потом Мария оделась и быстренько убралась прочь. А Гусь уже разгорелся не на шутку. Решил, что готов на всё, чтобы такую кралю получить. Но Мария – ни в какую.
Вот сейчас и начинается драматическая часть этой истории. И начинает её именно Гусь (хорош гусь!). Он ездил за товарами в Вену, а попутно останавливался в деревушке Бярдзь, что находилась в восточной части Словакии, где-то между Михаловице и Вояни, незначительными городишками. Там у него нашлись дальние родственники, с которыми этот гусь лапчатый занимался тёмными делишками, завязанными на контрабанде. Там ещё участвовала шайка цыган из Румынии. Такой вот восточноевропейский интернационал. Гус перегонял фуру через Братиславу- Ужгород- Львов- Киев- Луганск в Ростов-на- Дону, где сбывал часть товара, а остатки приходились на магазинчики города Шахты. Все довольны- все смеются, особенно Гус и его компаньоны. Но как-то у него начались проблемы, и тогда ему кто-то из родни посоветовал обратиться к одной старухе. Юзефу сказали, что она настоящая ведьма и умеет всё сделать, что никакая полиция не подкопается. Гус так и сделал – знакомые цыгане отвезли его в одну деревушку, расположившуюся в предгорьях, возле Рожнявы. То есть там было-то всего два жилых дома, в одном из которых и жила ведьма, пани Ядвига. Старуха вполне обычного вида, пока не посмотрела в глаза Гусу. От её взгляда у Юзефа закружилась голова, и ему показалось, что он вдруг очутился на операционном столе, а эта старуха склонилась над ним в хирургической маске и со скальпелем в руках. Ему показалось, что ведьма залезла к нему в голову и шуровала там своими холодными пальцами, мерзко хихикая. Он закричал и … пошатнулся. Оказалось, что он всё ещё стоит перед старой пани, завёрнутой в старенькую перелину. Старуха выслушала его просьбу, взяла пачку австрийских марок, пересчитала их и сунула себе за пазуху. Проблему она обещала решить, а, когда Гус принялся с ней прощаться, снова мерзко засмеялась, и заявила, что он ещё к ней явится, когда надо будет приворожить одну юную пани, из России. К тому времени Юзеф почти забыл о существовании Марии, но, когда та вынырнула из его постели, обругала его и убралась, он снова вспомнил о ведьме. Значит, она заранее всё это знала!
Пани Ядвига его уже поджидала. Она нисколько не изменилось за те два года, что они не виделись. Она сидела за столом, на котором были понаставлены старинные бутылки тёмного стекла, в которых что-то беззвучно шевелилось. Старуха нисколько не удивилась неурочному гостю. Она усадила его за стол и угостила трансильванским вином. Оно было гораздо вкуснее токайского вина, которым так гордятся венгры.
– Вы можете сделать бизнес, если устроите здесь корчму и будете продавать свою настойку, пани Ядвига, – льстиво заявил гость.
– Здесь мало кто появляется, – отмахнулась старуха, – а тем, кто сюда приходит, вино не так уж и нужно. А деньги … они не так уж и нужны. Я предпочитаю другую плату.
Что бы она ни говорила о другой плате, а с Гуса взяла австрийские марки. Она выслушала слова гостя о его нуждах, а потом заявила, что предвидела эти его желания. Сказала, что у неё имеется настоящее приворотное средство, изготовленное по древним халдейским рецептам. Оно тем действеннее, если в рецепт войдут частицы с тела желанного человека. Юзеф к этой просьбе был готов, потому как сразу достал из дальнего кармана тщательно сложенный носовой платочек, где были несколько волосков, которые остались на массажной расчёске, которой Мария нервно поправляла свою причёску, прежде чем покинуть квартиру Гуса.
– Это ещё не всё, – осклабилась старуха, продемонстрировав вставные челюсти, напоминающие фарфоровый капкан. – Надо ещё и твои волосы.
– Это ещё зачем? – удивился гость.
– Я же сказала о специальном рецепте, который действует на все сто процентов. А действует он потому, что я заговариваю на обе стороны. Но ты не опасайся. У моего средства есть интересное побочное действие.
– Это какое же? – опасливо поинтересовался Юзек.
– После приёма внутрь ты сделаешься необузданным в любви. Всякая женщина останется тобой довольна после ночи, проведённой вместе. Она будет искать с тобой встречи снова и снова. А твоя возлюбленная … она тоже будет ненасытна в любви. Тебя устроит моё снадобье?
– Давай, – Гус сделал вид, что раздумывает, хотя внутри весь похолодел в предчувствии скорых перемен, так как глаза женщины не очень-то смотрели на него. – Я готов.
Хоть ведьма и говорила, что у неё всё готово, окончательно снадобье поспело часов через пять. За это время Гус успел выпить почти полную бутылку старухиной настойки. Он одновременно осоловел и чувствовал в голове необыкновенную ясность, словно в нём находилось сразу два человека, и это чувство не пугало гостя.
Появившись перед ним, ведьма поставила два стеклянных сосуда, размером грамм на пятьдесят каждый. Пузырёк содержал не более пары глотков. Лицо Гуса вытянулось. Он взял один из пузырьков и начал внимательно разглядывать содержимое.
– И это – всё? – он даже не пытался скрывать разочарования.
– Ты не смотри на размеры, – ехидно заявила старуха. – Если его выпить больше, то тебя сожжёт огонь внутренней энергии. Ты будет неутомим, и сам спалишь себя.
– А что это там внутри? – вгляделся в содержимое Юзек. – Оно как будто шевелится.
– Это кусочек корня мандрагоры, – торжественно сообщила старуха. – Это центральная и самая важная часть старинного рецепта. Этот корень сейчас чрезвычайно редко встречается, и мне будет стоить больших трудов и денег добыть новый корень.
Позвольте сказать несколько слов о мандрагоре. Это род растений семейства паслёновых, не менее пяти видов, с крупными листьями, собранными в «розетку», где-то около метра, а то и чуть больше в диаметре. Растение это бывает ядовитым. Один из видов мандрагоры относится к лечебным растениям. Используется корень. Одно из основных средств многих лекарственных рецептов средневековых врачевателей и алхимиков. Корень имеет форму человеческой фигуры. Рассказывали легенды о том, что корни эти «оживали» при попытке выкопать их и издавали такие звуки, что копатели сходили с ума, и потому им приходилось заливать уши воском и применять при выкапывании специальные ритуалы. Как универсальное лекарство мандрагору, как и женьшень, активно применяли в тибетской медицине. В средневековой Европе мандрагору начали использовать после крестовых походов, переняв некоторые традиции от сарацинов. Из корня готовят экстракт. Средство это и в самом деле очень мощное, вызывает у людей сонливость, при передозировке угнетается нервная система. Кроме корней используют и листья, прикладывая их к ранам, как болеутоляющее средство. Высушенные листья некоторые народы используют как табак, для курения. Из плодов растения арабскими медиками готовились любовные напитки, стимулирующие для продолжительных занятий сексом и повышение потенции. Так что слова пани Ядвиги вовсе не были голословны.
– За это снадобье многие выкладывают целое состояние, – заявила ведьма, поглядывая на Юзефа своими пронзительными глазами. – Особенно - пожилые мужчины. А я отдаю его почти даром.
– Но я-то – не пожилой, – парировал гость, но больше раздумывать не стал и опрокинул флакончик в рот.
Гортань его обожгло, словно он выпил кислоты, и Гус выронил пузырёк, схватившись обеими руками за горло. Он выпучил глаза и глянул на пани Ядвигу, но она не проявила и тени беспокойства. Снисходительно улыбаясь, она наблюдала за молодым гостем. Теперь жгло в желудке, а потом по организму ударила волна. Гус почувствовал, что тело его парит в воздухе. Или это у него так кружило голову? Потом он ощутил, что держит в объятиях старуху, а та его гладит по коротко стриженным волосам. Гус хотел разжать руки, но они его не слушались. Потом случилось какое-то выпадение памяти, и в себя он пришёл лишь через час, а может и того больше. Он находился всё в той же комнате, но больше никого здесь не было. Те тёмные свечи, что горели в поставах, оплыли и частью прогорели до конца. Скрипнула дверь, и в комнату вошла пани Ядвига. Она загадочно улыбалась, поглядывая на гостя.
– Что со мной было? – спросил тот, чувствуя, как у него дрожит голос. Дрожали и руки и ноги, словно Гус пробежал не один десяток километров. (Так же себя чувствовал и юный Хома Брут, после того, как провёл ночь в одной корчме. Об этом рассказывал Николай Гоголь в повести «Вий»).
– Твой организм полностью перестроился, – ответила ведьма. – Ты сейчас сделался совсем другим человеком. Многое теперь тебе по плечу, о чём ты раньше и помыслить не смел. И скоро все девушки оценят это.
– Мне нужна Мария, – заявил Юзеф.
– Будет и Мария, – засмеялась пани Ядвига. – Будут и другие. Ты сам будешь решать. Вот только моё средство вылей в то вино, которое я тебе подавала. Оно подействует, но не будет того шока, который испытал ты. Она тоже почувствует тягу к любви, и ты тогда не теряйся – бери и пользуй. С той минуты она станет твоей, и уже от тебя зависит, как всё у вас сложится.
– Отлично!! – Гус повеселел и собирался отвалить бабке от щедрот дополнительную премию, но потом передумал – уж больно она насмешливо на него поглядывала, словно устроила ещё какую каверзу.
Гус забрался в фуру и погнал её на главную трассу. Обычно он делал частые остановки, чтобы отдохнуть. Брал он с собой и напарника, для защиты во время дороги и чтобы менять друг друга. Но в этот раз поехал один, чтобы без свидетелей заехать к пани Ядвиге. А сменщик его ждал во Львове. Там же он закадрил официантку, чтобы проверить, как действует снадобье. Ведьма его не обманула – девица выла и визжала, пока он её охаживал. Такого у Гуса до сих пор ещё не было. Официантка смотрела на него как на бога, когда они прощались. Она плакала и просила приехать ещё. Кажется, Гус ей что-то обещал и подарил какую-то одежонку, чтобы через десять минут забыть, как зовут оставленную девицу. Теперь он ждал с большим нетерпением той минуты, когда окажется в Шахтах.
Пока Юзеф ехал, он составил план, как он доберётся до вожделенного тела. Сбыв свой товар, он позвонил Марии и сказал ей, что уезжает из Шахт навсегда, и хотел бы сделать ей прощальный подарок, чтобы она его никогда не забыла. И ещё – он хочет с ней станцевать прощальный танец. Марии была заинтригована и обещала прийти. Гус был щедр и снял на вечер всё кафе. Для них играл маленький оркестрик, а плоская как доска худосочная дева пела хриплым голосом французскую балладу, изображая Аманду Лир. Так придумал сам Гус, который в своё время фанател от журналистки, придумавшей стать певицей. Гус преподнёс Марии перстень с настоящим бриллиантом и вензелем, в виде крошечной буковки «м». Перстень девушке чрезвычайно понравился, и она милостиво улыбалась кавалеру, которого уже завтра не будет в городе, и которого она больше не увидит никогда. Тем более, что между ними случилась интрига. Это словно перчик, который делает блюдо острее. Оставался последний танец и Мария напомнила об этом, показав ещё и часы. Отпущенное время выходило. Выждав, пока девушка вернётся из дамской комнаты, Гус успел вынуть старинную бутыль с подаренным пани Ядвигой вином. Правда, перед этим он выплеснул в бокал партнёрши содержимое пузырька, а вино наливал, когда она шествовала по залу кафе. Тут же он налил и себе.
– Что это? – с любопытством спросила девушка. Вечер уже заканчивался.
– В Словакии я остановился в одном придорожном кабачке. Там мне предложили вино. Я его только пригубил, потому как был за рулём. Но вкус мне настолько понравился, что я купил у них бутылку. Они сказали, что вино изготовлено по старинному рецепту, какое делали для рыцарей какого-то там ордена, я не запомнил названия. Но вкус – изумительный. Попробуй – ничего лучше я не пил.
Мария глотнула. И в самом деле – нечто особенное. Голова её сразу закружилась и она засмеялась, что не сможет совершить последнего танцевального круга. Юзек улыбался ей и казался не похожим на себя. Они пили вино и слушали песню, исполняемую тихим вкрадчивым голосом. Потом они вышли танцевать. Этот танец походил на полёт. Юзек нёс её под чарующие звуки струнной музыки, а ноги её почти не касались пола. И – пела душа, а в голове всё кружилось …
Мария полностью отключилась от действительности. Потом в памяти всплывали какие-то упоительные фрагменты волнующих ощущений, связанных с любовью, во всех её возможных формах. Была здесь любовь душевная, была и плотская, и вместо Стефана рядом с ней был Юзеф, но только это нисколько не умоляла тех ощущений, какие Мария испытывала. Ничего лучшего с ней до сих пор ещё не происходило. Да, она опять отдавалась другому, но ведь девушки и созданы для любви, и не каждой из них открывалась такая вот сторона. Это было счастье, перемноженное с безумием. Именно об этом пели рапсоды и менестрели.
Так продолжалось много часов. Вечер сменился ночью, а та – утром. Потом был день. И снова вечер. И Юзеф, и Мария – оба были неутомимы. Они друг друга провоцировали на всё новые приступы страсти. Это уже походило на состояние запоя. Вот только может ли быть запой любовный, сексуальный? Наверное – да. Для этого существует специальное время, которое так и называется – «медовый месяц», когда новобрачные приспосабливаются друг к другу – притираются. Почти в буквальном смысле слова. А окружающие подшучивают над ними и – втайне – завидуют. И девчонки, и парни. «Мысленно – мы с вами», – говорят, и ещё – «хотел бы я быть на вашем месте». Да кто же ему позволит? Конечно, у Марии тоже был «медовый месяц», но – скорее уж – «медовая неделя», а по-правде – и того меньше; ведь Стефан не мог так долго быть вне прочей семьи, друзей, сослуживцев, а Маша перешла в разряд просто жены и принялась за работу, влилась в семейную обыденную жизнь, где «постельные сцены» тоже предусмотрены, но скорее как антракты, а не как важная часть жизни. А повседневная семейная жизнь … в ней не всегда место романтике, тайнам, увлечениям, особенно когда появляется ребёнок. А здесь … это было как падение в пропасть.
Пропасть …
Легко ли вернуться в обычную жизнь, если вы из неё выпали? Есть даже такое выражение – пасть. Это не оскал хищного зверя, а нечто другое. И – самое главное – Мария не жалела об этом. Она распрощалась с Юзефом, и это прощание было словно не настоящее. Словно это происходило во сне. Он ушёл, сказав, что вскоре переберётся в Киев, а потом – возможно – в Германию или Австрию, как получится. Он ушёл, а в сердце девушки, замужней женщины, образовалась пустота. Это как вакуум, нет – это как «чёрная дыра», втягивающая в себя все эмоции. Мария ничего не чувствовала. Разве что желание напиться. Раньше этого у неё не было, и она не понимала людей, тянущихся к бутылке. Для радости можно выпить бокал, много – два. Но сейчас … лишь в состоянии опьянения она как-то оживала, а ожив – снова переживала те ощущения, какие испытала с Юзеком.
В книгах классиков, которые заставляли читать по «школьной программе», встречалось выражение – «постылый супруг». Выражение и выражение, Мария его не замечала, а сейчас поняла – это когда остываешь к мужу, к своему мужу. Вся притягательность, которая была раньше (ведь была!) улетучилась и все семейные обязанности сразу сделались каторгой. Почему она должна горбатиться на семью Приходько?! Да она гробит на них лучшие свои годы!! Когда, как не сейчас, надо ловить от жизни кайф?! Она снова зачастила по кафе и клубам, и порой эти походы затягивались до утра, а то и в чьей-то постели. Она говорила себе, что мстит супругу … За что? За невнимательность, за то, что превратил её в служанку, за то, что не так хорош в постели, как … Юзеф, как ещё кое-кто … В семье начались скандалы, и Стефан побил свою молодую жену, крепко побил. Про это ему говорили жёны братьев, дядьёв, да и другие родственники. На Руси, по «Домострою», все так делали. Побои и есть та основа, по которой строится дисциплина в семьях, в патриархальных семьях. Это не постоянное явление, но мера убедительности, к которой прибег и Стефан.
А потом был звонок от Гуса. Он сказал, что дела его пошли в гору и есть возможность встретиться, весело провести время. Он вызывал к себе Марию, уверенный, что она ответит согласием. А может, у Гуса остались в Шахтах глаза, и он знал, что там происходит?
Мария бросила всё, взяла с собой только перстенёк с бриллиантиком, да ту одежду, что на ней была, и уехала в Киев. Пыталась попрощаться с Серёжкой, с сыном, но её родители спрятали малыша. Пришлось уехать так. А дальше всё закрутилось. Гус и в самом деле пошёл в гору, резко пошёл. У него было уже три своих магазина, и автосервис. Ещё он договаривался об автозаправочной станции и гостинице на трассе. Конечно, к нему нагрянули рэкетиры, чтобы предложить ему «крышу», а он их перестрелял во время знакомства. Достал две громадные «пушки» и положил вожаков, а прочим предложил работать на него. Подумав, братки согласились. У них остались старые «точки», плату за которые Гусь с них не спрашивал, да ещё и сверху приплачивал, а также давал заказы на различные акции устрашения. У него ведь были конкуренты, с которыми требовалось поработать.
Но всё это Марию не касалось. Она вела ту жизнь, к которой стремилась, то есть жить в своё удовольствие, для себя. Было много музыки, много вина, много любви, точнее – много секса. В основном – с Гусём, да и так – по мелочи. Когда Мария была пьяна, в ней включался какой-то неведомый портал, через который она черпала удовольствия, какие только можно было получить. Были и наркотики, но она к ним не пристрастилась. А вот к сексу … Без него она уже не могла чувствовать себя счастливой. А счастья хотелось всё сильнее, всё больше … Разве она этого не достойна? К этому её призывали с экранов телевизоров, которые были всюду. Этот мир существовал для неё и для её партнёров. Некоторых к ней приводил Гусь. Да и с ним постоянно соседствовали пара- тройка молодых отвязных девиц. Моложе Марии, красивее, столь же раскрепощённые. Жизнь удалась!!
Порой до неё доходили слухи из Шахт. У матери случился инфаркт. Отец пребывал в предынсультном состоянии, но вроде бы оба приходили в себя, оформили на Серёжку опекунство. Стефан запил, потом спустился в забой и не выходил на поверхность несколько смен. Он замкнулся в себе, перестал общаться с родственниками.
От этих вестей Мария пришла в радостно- возбуждённое состояние. Она им отомстила! Они вкусили все те горести, что пережила она! Но как быть дальше? Как жить дальше? Она задавалась этими вопросами. Но что-то внутри её мешало на этом сосредоточиться. Что-то внутри её требовало всё новых порций вина, от которого было так легко и весело, всё новых мужиков, которые дарили ей счастье физической любви, от чего она забывала обо всех проблемах. Мария попробовала поговорить с Гусом, об их отношениях, о том, как их узаконить, но тот посмеялся над ней, а потом отдал её на вечер своим дружкам, тем бандитам- рэкетирам, которые хотели стать его «крышей». Гус снабдил их наркотиками, пойлом и снял все табу по отношению в былой подружке. Да они и без того все её уже попробовали, ещё раньше. Но сейчас-то было можно. И началась настоящая вакханалия, с наркотиками, с необузданностями, с отсутствием запретов. Мария получала удовольствия, Мария кричала, потом потеряла сознание, но это пьяных бандюков не остановила. Она потеряла сознание, а потом … её душа покинула тело.
Мария почувствовала, что находится в каком-то саду, заросшем дивными цветами, каких она в жизни раньше не видела. От их аромата кружило голову, а также … появилось чувство раздвоенности. Она как бы дремала, и в то же время гуляла по саду. А потом ей попалась другая женщина, которая оказалась вдруг рядом с ней. Мария никого не замечала, а в следующий миг поняла, что она не одна.
– Тебя зовут Мария? – спросила незнакомка.
– Да, – улыбнулась ей Мария, и добавила, потому что почувствовала к собеседнице расположение, – можно просто Маша.
– Меня тоже зовут Марией. Я жила в городе Магдалы.
– Я слышала о тебе, – воскликнула Маша. – Ты мне снишься?
– Нет, – печально улыбнулась женщина из Магдал. – Ты у меня в гостях. Хочешь остаться здесь навсегда?
– Как это? – не поняла Маша.
– Я была в таком же положении, когда-то давно. В меня тоже поселили бесов, заразив их семенем. Я тоже пала так низко, как это возможно было в моём мире. Но пришёл человек, сын Божий, и выгнал тех бесов из меня. Тогда я изменилась.
– Бесы? – засмеялась Маша. – Это такой сон?
– Смотри сама …
Мария из Магдал подвела Машу к скале, с которой скатывалась полоса воды, создавая эффект зеркала. И из глубины зеркала на Машу смотрела она сама, но вокруг неё изгибались змеи, как вокруг горгон. Было видно, как внутри неё копошится целый клубок толстых червей, которые изгибаются, переползают из органа в орган, из одной брюшной полости в другую. Маша вскрикнула и отшатнулась. Она принялась ощупывать себя, но никаких змей не было видно.
– Они пожирают твою душу, – печально сообщила та Мария, – и от неё уже мало что осталось. Хочешь остаться здесь, у меня?
– Во сне? Я уже не проснусь?
– Не проснёшься, – подтвердила жительница города Магдалы. – А если проснёшься, то тебе уже не спастись. Тебя ожидает одержимость и безумие.
– И – ничего уже сделать нельзя?
Женщина из Магдал смотрела на неё и молчала, наверное, вспоминая себя. Ведь она когда-то была такой же. Но ей помогли исправить ошибки, в которых она не была особенно виновата, потому что была заражена обманным способом. Вот как и эта Мария.
– Сделать … можно. Но всё это весьма и весьма сложно.
– Я готова, – глаза Маши наполнились слезами. – Готова попробовать. Но скажи мне – это сделал … Юзек?
– Он, – кивнула Мария- Магдалина. – Но он и сам пострадал. Теперь он такой же одержимый, как и ты. И никто ему не обещает помощь.
– Я ему отомщу! – страстно воскликнула Маша, и почувствовала какой-то спазм внутри тела.
– Нет!! – теперь настала кричать очередь Магдалины. – Ты дошла до рубежа. Или- или. Или твоя душа возвращается обратно, но для этого придётся много потрудиться, забыв о прежних своих стремлениях, либо ты встаёшь на тёмную сторону. А главный путь, который ведёт туда, это дорога ненависти. Ведь недаром так много в вашем обществе агрессии, против всех и вся. Даже твоё стремление к мести и то может стать той точкой, что перевернёт тебя, сделает невозможным возвращение. Это очень сложный путь – путь слёз и большого труда. Ты справишься?
– Да, – ответила Мария, прислушиваясь к себе, к шевелениям внутри себя. – Я справлюсь.
– А чтобы помочь тебе, ¬– благожелательно и, вместе с тем скорбно, произнесла Магдалина, – я передам тебе кусочек себя, кусочек своей ауры, край души, чем одарил меня в своё время божий человек.
Мария Магдалина подошла к Маше и коснулась губами её лба, холодного, как ледышка. И Маша улыбнулась, почувствовав, как по ней разливается тепло. Она с улыбкой на устах закрыла глаза, а когда снова открыла их, то увидела, что вновь очутилась в том зале, в котором происходила кошмарная оргия. Несмотря на то, что она была без сознания, парочка из числа бандитов продолжала её насиловать под гогот и улюлюканье товарищей. Женщина открыла глаза и застонала, а уже в следующий миг она извергла из себя всё, что было съедено и выпито ею, окатив своих насильников смердящим месивом, в котором, к общему омерзению, шевелилась масса червей. С руганью насильники отскочили от неё. Они принялись грязно ругаться, а их жертва каталась по полу и извергала из себя всё новые и новые порции блевотины. Бандиты собирались избить её, но потом побрезговали касаться её и просто вышвырнули грязное тело на задний двор. Грязная женщина растянулась на замусоренной асфальтированной площадке и застонала.
Через какое-то время появился и сам Гусь, чтобы насладиться местью над своей подружкой. Он собирался унизить её, чтобы наказать и «поставить на место». Может быть, он и дальше пользовался бы её телом, он ещё не решил, но хотел всем показать свою власть и крутизну. Но Марии здесь не оказалось, а пьяные обкуренные бандиты заявили, что она им надоела и они вышвырнули её вон. Гусь пошёл посмотреть на Машу, но её там уже не оказалось. Гусь вернулся обратно и начал орать на своих подчинённых. Кто-то, потерявший всякое соображение, возмутился словам авторитета, на что тот выхватил свои пистолеты и расстрелял наглеца на глазах дружков. Смех и крики прекратились, и все смотрели налитыми кровью и яростью глазами в лицо своего главаря, не решаясь не то что выказать недовольство, но даже шумно вздохнуть.
А что же случилось с Машей?
Выкинутая и отвергнутая, изнасилованная и опозоренная, она поднялась на ноги и отправилась … куда глаза глядят. Теперь, когда она в себе чувствовала частицу Магдалины, Маша собиралась добраться до храма, одного из храмов, православных или католических, в Киеве, и попросить помощи у тамошних служителей. Вряд ли ей откажут, если она честно о себе всё расскажет. Она не собиралась идти в Успенский собор Киево-Печорской лавры, или костёл святого Николая. Пусть это будет Владимирский собор. Пусть это будет Андреевская церковь. Пусть это будет самая неказистая церквушка, лишь бы там нашлись те, кто выслушает её.
Женщина брела по улицам ночного города, не по центральным улицам, грязная, в разорванном одеянии, босиком, распространяя удушливый запах, и редкие прохожие обходили её стороной. Никто не предлагал помощи, не задавался вопросами, все смотрели с презрением, чуя запах алкоголя, который распространялся от женщины, вперемежку с запахами рвотных масс.            
Наконец такая церковь была найдена, и Маша попыталась войти туда, под своды, освещённые паникадилом, где с высокого иконостаса сурово смотрят святые и великомученики на быт Киева начала двадцать первого века. На пути Марии встали служки и многочисленные бабки, которые не дали ей войти в сам собор. Да, у Марии не было платка, которым, по обычаю, надо прикрыть волосы и голову. Но ведь она же …
На шум и крики вышел батюшка, или его помощник. Он выслушал сумбурные речи женщины, которая говорила, что несёт в себе частицу Марии Магдалины, улыбнулся ей, а потом велел уйти «с богом». Он решил, что это одна из тех юродивых, что время от времени появлялись возле храма. Он бы и поговорил с ней, но уж больно мерзопакостный вид был у этой «юродивой». Единственное, что разрешили бедной женщине – это умыться и привести себя в подарок. Маша смывала с себя грязь и плакала, плакала навзрыд, а потом вспомнила слова Магдалины о тернистом пути возвращения. Она перестала плакать, а потом одна из старушонок- нищенок всучила ей какой-то мешок, оказавшийся платьем. Маша скинула с себя провонявшую скользкую блузку, купленную в дорогом бутике, мини-юбку, и натянула на себя рубище. С этого и начался её путь.
Позвольте по этому поводу высказать небольшую реплику. Как, вы думаете, поступят священники христианской церкви, если к ним в храм явится человек, да ещё и крайне непрезентабельного вида, и заявит, что он несёт в себе частицу Иисуса Христа? Не выставят ли они его прочь и не сделают ли вид, что ничего и не было, никакого визита? А если это условно обозначенный нами человек начнёт «качать права», да ещё чем-то грозить, не появятся ли крепки молодцы из числа хоругвеносцев, чтобы наломать «наглецу» рога, дабы «неповадно было»? По нашему разумению, именно так и случится. И даже не будем предполагать, что бы произошло, будь это и сам «сын божий». Повод ли это ломать сложившуюся систему, особенно с точки зрения самой системы?
Вернувшись в Шахты, Мария столкнулась с общим неприятием себя. Её называли «прошмандовкой» и другими грязными словами. Ни дома, ни в церкви ей не нашлось места. Серёжу, малолетнего сына, от неё прятали. Стефан не появлялся из шахты, там и ночуя. Никто из его многочисленной родни не захотел с ней говорить. Все ждали, когда она уберётся из города. Неважно куда, лишь бы подальше. Бедная Маша плакала каждый день. Это ведь очень тяжело - возвращаться в жизнь.
Вдруг в Шахтах объявился сам Гусь, в сопровождении бригады весьма широкоплечих молодчиков, что вели себя гордо и независимо. Гусь, который отсюда ушёл, никаких прав не предъявлял, разве что свои «права» на Марию. В этом им никто не препятствовал, и даже клан Приходько. Молчали и органы правопорядка. Им лишний шум был не нужен. Все были бы рады, если молодчики убрались из города и увезли эту всем надоевшую особу, которая желала чего-то непонятного, которая изображала из себя невесть что. Но Марию сумела надёжно спрятаться. Кто-то, наверное, из ФСБ, шепнул Гусю, где можно найти женщину, намекнув, чтобы они поскорее из города убрались. Гусь отправился по указанному адресу и нашёл молельный домик какой-то секты с названием, упоминающим Христа. Гусь вошёл в комнату «настоятеля», имевшего довольно истощённый вид, и заявил ему, что если к нему не явится Мария со своими вещичками или без оных, то он предпримет некие усилия, после которых Стефан Приходько перестанет быть, а возможно и вся шахта, в которой тот отсиживается. «Настоятель» промолчал, хотя полностью игнорировать наглые выходки чужаков не получилось. Гусь удалился, Мария так и не вышла из своего подполья, и он уехал, как обещал это сделать.
Надо признаться, что Гусь был чрезвычайно раздражён неуступчивостью Марии. Когда он ехал в Шахты, по пути сделал небольшой крюк и заглянул в гости к пани Ядвиге. Она по-прежнему обитала в том доме. С их последней встречи они нисколько не изменилась, но даже стала интересней, заметно посвежев. Она выслушала рассказ Гуся и посочувствовала ему, дав несколько советов, к примеру – настоять на выдаче женщины.
– Всё это произошло не просто так, – заявила ведьма вкрадчивым будоражащим голосом. – За этим явно кроется что-то серьёзное. Хочу напомнить тебе, что моё зелье вас соединило и даже объединило. Всякое изменение с одним обязательно скажется на другом. Нельзя было Марию отталкивать. Это твоя Большая Ошибка.
– Я хочу наказать её! – закричал Гусь и ударил кулаком по массивному столу.
– Каким образом? – спокойно спросила пани Ядвига, разглядывая появившуюся на столе трещину.
– Я хочу, чтобы Стефан погиб, – кровожадно заявил Гусь. – В угольной шахте скапливается метан. Часто случаются взрывы.
– Ты этого хочешь?
– Да!! После этого я снова загляну в город и повторю свою просьбу. У неё остаётся сын. Она мне не откажет ...
Весь разговор продолжался более часа, а потом Гусь укатил к себе, в Киев, где у него был особняк, в самом престижном пригороде. В шахте действительно случился пожар, и несколько человек погибло. Наверх подняли несколько обгорелых тел. Сильнее всех пострадал Стефан Приходько. Врачи констатировали невозможность выжить в его случае. Все родственники его оплакали. Когда явилась Мария, никто её не остановил. Собственно говоря, прежней Марии уже не было, а та, что заняла её место, не заслужила всеобщей ненависти. Осталась неприязнь. То есть её не принимали, но и не гнали. Решили, что если она побудет перед смертью со своим супругом несколько часов, хуже от этого уже не будет. Тем более, что шахтёр не приходил в себя ни разу с тех пор, как в шахте полыхнул метан.
Мария взяла Стефана за руку и принялась молиться. Молилась и призывала на помощь она исключительно Марию Магдалину, и даже, по-видимому, заговариваясь, ею называлась. Шли часы, а Стефан не умирал. Состояние его даже стабилизировалось. Мария не выпускала его руки целую неделю, не отошла и не прикорнула ни на минуту, лишь молилась или просто молчала. А через неделю Стефан пришёл в себя. Он никого не узнавал, и ничего не понимал, словно у него была обширная амнезия, полный провал памяти. Не узнавал он родственников, родителей, даже собственного малолетнего сына. Лишь что-то говорил, пытаясь обратиться к Марии. Та ему что-то отвечала, хотя слов ни того, ни другой никто не понял.
Прошла ещё неделя. Прошёл слух, что в Киеве с Гусем случился удар, и его парализовало. То есть вряд ли уже этот человек появится в Шахтах и будет представлять для кого-то угрозу. Постепенно все успокоились, и тут выяснилось, что Мария куда-то пропала, а вместе с ней и Стефан, который начал говорить и двигаться, но который так ничего и не вспомнил.
+ + +
– Мне помог настоятель той общины, где я нашла поддержку, – закончила свой рассказ Мария. – У него оказались знакомцы в вашем городе. Нас со Стефаном устроили в троллейбусное депо. Конечно же, нас здесь встретили без восторга и выдали самую аварийную машину, в которой случился пожар. Но я была рада и этому. Троллейбус помогли восстановить добрые сочувствующие люди, которыми не оскудела земля русская и которых тем больше, чем суровее условия проживания, как природные, так и социальные.
Конечно же, у Ларисы на языке вертелись миллионы вопросов. История, которую услышала она, была потрясающей и достойна пера Шекспира (она немного отличалась от той версии, какую вам рассказали мы), но вместе с тем Лариса не забывала, по какой причине она находится в этой комнате. Тем более, что за окном всё больше концентрировалась темнота.
– Мне было очень интересно и поучительно всё это выслушать, – призналась Фёдорова, – но я всё же вернусь к тому вопросу, с которого и начала эту встречу. Вы не видели здесь мальчика, Вадика Быкасова, который пропал из дому?
Несчастная Мария, женщина, пережившая множество несчастий и познавшая тёмную сторону жизни, пожала плечами. Она всё ещё находилась в том прошлом, из которого едва вырвалась. Она мечтала бы забыть обо всём навсегда, но прошлое заявляло на неё, снова и снова, свои права. Это было тяжело и страшно. Лариса поднялась, прижимая к себе сумку. Она надеялась найти здесь если не самого мальчика, то хотя бы какие-то его следы, признаки, что он здесь был, чтобы начать более серьёзные поиски. Тут, наконец, Мария окончательно вернулась в настоящее.
– Я сейчас не очень-то обращаю внимания на мальчиков, но … почему вы пришли именно ко мне, с этим?
– Видите ли, – немного смутилась Лариса, – я учительница, и задала классу сочинение на тему … не важно какую, но только Вадик Быкасов, которого я сейчас разыскиваю … и не только я … написал такое …
Теперь пришла очередь Фёдоровой распространяться на темы творчества. Рассказ её был не настолько затянут и более наполнен правдой, но в такой мере, чтобы не оскорбить единственной слушательницы, которая и сама оказалось участницей этого опуса, хотя и косвенной, но, тем не менее. Каждый из нас является в этой жизни если не актёром, то хотя бы дипломатом, чтобы не создавать ненужных конфликтов, которые никому не нужны, но периодически случаются, потому что все мы являемся частью обычаев и ритуалов, ну и … Надеюсь, вы нас понимаете, что мы хотели сказать. Мария Образчикова Ларису прекрасно поняла.
– Ваш ученик принял нас со Стефаном за ужасных преступников? – спросила она учительницу, словно надеялась, что та опровергнет её предположение. Но Лариса кивнула:
– Он пришёл к такому выводу и принялся наблюдать за вами.
– Я вспоминаю одного мальчишку, который странно вёл себя.
– Наверное, это он и есть. Мальчишки, они удивительный народ, умеющий видеть то, на что другие внимания не обращают.
– Я вот обратила внимание, – как бы возразила Мария. – И – знаете – я вспомнила кое-что ещё. Вчера я устроила очередной обход своего квартала. С некоторых пор я взяла на себя добровольную обязанность хоть как-то облегчать жизнь сегодняшних моих соседей. Среди них много плохих людей, которых сама жизнь … нет, те условия, в которые они попали, столкнули из обычной жизни на самое дно. Раньше я обошла бы их дальней дорогой, но теперь, когда и сама вкусила все прелести жизни, понимаю, что всё не так однозначно. Я вчера общалась с ними, раздавала продукты питания, лекарства, а потом, мне показалось, что из окна одного дома, наполовину жилого, наполовину брошенного за мной наблюдает мальчик … Теперь я думаю, что это именно ваш …
– Вадик Быкасов?
– По-видимому – он. Он выглянул, а когда заметил, что его увидела я, отшатнулся и что-то там опрокинул; раздался шум и на него среагировали люди, которые населяли этот и соседствующие дома. Сами отверженные и преступившие многие статьи уголовных законов, они блюли законы собственные, законы своего собственного мира, нарушение которых преследовалось ещё более жестоко, чем законы общепринятого уголовного права. Они решили, что в дом забрался воришка и вознамерились наказать его. Поднялся страшный шум, который мог бы испугать взрослого человека, умеющего постоять за себя. Что уж говорить о мальчишке? Короче говоря, он бежал, а сразу несколько человек кинулись преследовать его.
– Они догнали Вадика?! – вскрикнула Фёдорова. – Они побили его?! Но он … жив?
Лариса и боялась, и желала услышать ответ. Пусть бы это был её Вадик. Пусть даже его и побили. Пусть он отлёживается в одном из этих домов. Но это значило бы, что она нашла его, и он скоро вернётся обратно в школу, вернётся в свою семью, к маме, к брату. Это значило бы, что всё почти в порядке …
– Я не знаю, – помотала головой кондуктор. – Я кричала преследователям, чтобы они оставили его в покое, что это всего лишь мальчик, но они не слушали меня. Они являлись частью своего общества, которое, я уже говорила, имеет свои законы и свои традиции, которые надо чтить и исполнять, иначе общество распадётся, как распадается большое общество нашего государства, чтить и исполнять законы и традиции которого не хочет всё большее количество его членов. 
– А … Вадик? – Лариса и хотела знать и боялась услышать ответ.
– Я … не знаю, – Мария опустила голову. – Надо спросить я тех, кто участвовал в преследовании.
– Пойдём? – то ли утвердила, то ли спросила Фёдорова.
– А может … сделаем это позднее? – спросила с сомнением Мария, имеющая прозвище «Магдалина». – Кажется, уже слишком поздно.
С этим Лариса не спорила. Действительно, за всеми этими откровениями прошло слишком много времени. Но им было надо узнать друг друга, чтобы другу поверить и взаимодействовать дальше. В принципе Лариса могла бы вернуться, всё рассказать Владимиру и попросить того всё доделать, но это значило услышать от него множество нареканий, в, сгоряча, тот мог и не отнестись к её словам достаточно серьёзно, чтобы сделать самому, то есть – добросовестно. Мог ведь он поручить другому, равнодушному человеку или такому, который сделает шаляй-валяй, сетуя на дур-баб, которые вечно лезут, куда их не просят лезть, а местные люди милиции или полиции помогать не станут, как помогли бы, и то не наверняка, простой учительнице. К тому же Лариса всё ещё помнила тот взгляд сына и матери, которые уже почти распрощались со своим любимым сыном и братом. Ей казалось, что стоит ей выйти из этого ужасного квартала, и она обязательно наткнётся на них и будет вынуждена смотреть им в лицо и отвечать на их вопросы. И ответы её не удовлетворяли ни её, ни их.
– Ты их знаешь, этих преследователей? – спросила у кондуктора учительница.
– Да, хорошо знаю.
– Тогда отправимся туда и поговорим с ними.
– Может, я это сделаю сама? – предложила Мария- Магдалина. – А ты подожди меня в этой комнате.
Как бы хотелось Фёдоровой именно так и поступить. Этого требовала её душа, но она собралась (то есть внутренне укрепила себя) и решительно заявила, что они пойдут вместе. Это очень трудно – быть слабой женщине, рядом с которой почти всё время находится сильный мужчина- любящий муж, сильной без его присутствия. Но она обязала себя быть сильной. Если бы идти было далеко, то вся решимость растерялась бы по пути, но нужный дом находился неподалёку, и свидетели были на месте. Начался разговор. Говорила Мария, а Лариса пока что приглядывалась.
Как только Фёдорова увидела, кто преследовал Вадика (если это был он), она едва не повалилась в обморок. От страха. Это были страшные люди. По облику – страшные. Эти наколки, которых невозможно увидеть, эти лица, испещрённые следами всех возможных пороков, эти скрипучие голоса, сожжённые табаком и алкоголем, эти выражения, которые не употребляют обычные люди, да и понимают с трудом. Однако Лариса их прекрасно понимала и вполне спокойно с ними беседовала. И тогда учительница пригляделась к ним. Теперь она видела, что и они были людьми, несчастными людьми, к кому жизнь прикоснулась своей изнаночной стороной, очень даже жестоко коснулась. Если человек попадёт под влияние радиоактивного излучения, то у него случится «лучевая» болезнь, могут начаться мутационные изменения. Кошмарные социальные условия несут в себе не менее ужасные мутагенные факторы, и люди меняются, некоторые, самые слабые и неустойчивые – необратимо и фатально, хотя – глубоко внутри – и они остаются людьми, не желая себе признаться в этом без приступов истерики и депрессии. Здесь, в своём привычном мире, они чувствовали себя спокойно и мирно беседовали с Марией.
– Да, мы его видели, – мирно отвечали мужики с ужасной внешностью пиратов и разбойников, – и хотели догнать его. Поймали бы – настучали бы, чтоб в следующий раз неповадно было лезть, куда не просят.
Везде ведь то же самое, одни и те же законы и принципы. Не бери не своего, что особенности дома, куда входишь. Ну, и так далее.
– Вы догнали его?
– Почти догнали, а потом … он спрятался. Потом Федя-Борзой и Алконавт заметили, как в развалине водонасосной станции метнулся кто-то, и отправились туда …
– Что было затем? – нетерпеливо спросила Мария, заметив, как эти страшные мужики замолчали и начали странно переглядываться.
– Так … это … – замялся рассказчик, больше прочих покрытый татуировками. – Борзой оттуда вышел, а Алконавт … нет.
– Вы заходили туда?
– Туда? – переспросил рассказчик. – Даже если бы меня озолотили, я бы туда не зашёл. Даже если бы сулили литру самого дорогого коньяку, и то бы не пошёл. Говорят, что наша жизнь – копейка, но я свою жизнь ценю и вот так сразу помирать не собираюсь. Да ещё и в таком кошмарном месте.
– А что там – не так? – не выдержала Лариса. – Вы же – сильные люди, и вас было много. Вы преследовали мальчишку и были смелыми. Что же вас остановило?
– Вы поосторожней со словами-то, – чуть громче заговорил словоохотливый мужик. – Вы, барышня, здесь не бывали и ничего здесь не знаете, так что оставьте свой базар дома.
– Она со мной, Расписной, – твёрдо заговорила Мария. – Она пришла за этим мальчиком, не побоялась. А чего испугались вы?
– Если бы мы вас не знали, Магдалина, – ответил «Расписной» (наверное, названный так за свои наколки), громко скрежетнув зубами, – то ушли бы, закончив базар. Но тебе скажем, что мы и взаправду испугались. Испугались дьявола …
– Дьявола? – сердце Фёдоровой стучало так, что в голове у неё помутилось, и она едва держалась на ногах.
– Да, дьявола, – подтвердил рассказчик и покосился в сторону товарищей, которые с ним согласились, кто словом, а кто ограничился простым кивком. – Должно быть, здесь скопилось слишком много грехов и греховодников, что где-то здесь поселился дьявол. Алконавт говорил, что видел его, но никто из нас ему не поверил, зная про его галлюцинации в припадках белочки. Но потом начались эти страшные необъяснимые убийства. Теперь погиб сам Алконавт. Мы думаем – за то, что слишком много болтал. Да и Борзой пострадал. Он ослеп – дьявол выдавил ему глаза и порвал рот. Чтобы, значит, не говорил и не видел лишнего. Это точно был дьявол. Это так же верно, как то, что говорите нам вы, сестра.
– А … мальчик? – голос Марии дрожал, как и её ноги. Она боялась заплакать, боялась упасть, боялась всего здесь, и даже мифического дьявола, которого про сто не могло быть. – Он – куда подевался?
– Никуда, – глухо ответил Расписной, которому не хотелось говорить, по крайней мере – на эту тему. – Если его нет в здании водокачки, то его забрал с собой дьявол. Но, скорей всего, он всё же забрал с собой Алконавта. Тот ему больше подходит.
– Что будем делать? – спросила кондуктор учительницу, а та больше не смогла сдержать своих слёз. Мария вздохнула. – Ладно, я отправляюсь туда. Я знаю, где находится это здание. А ты обожди меня здесь. Я не задержусь там. Если твой ученик живой, то я приведу его.
– Ты? – застонала Лариса. – Одна?
– Да, – ответила Мария. – Из себя и нашла силы изгнать бесов. Надеюсь справиться и с дьяволом. У меня есть защитница – Магдалина, чьё имя я взяла для поддержки. Вместе с нею мы справимся. Впрочем, может кто хочет присоединиться ко мне?
Обитатели квартала трущоб переглядывались друг с другом и переминались с ноги на ногу, стараясь не встречаться глазами с Марией. С дьяволом, пусть даже мифическим, никто сталкиваться не хотел. Не надо забывать, что легенды – это одно, но многочисленные убийства происходили постоянно и – большинство – поблизости от этого «проклятого» места, о чём давно уже говорили слухи. Кому охота стать следующей жертвой. Но и показать себя трусом перед лицом женщины, это – признайтесь – унизительно …
– Я пойду с тобой, – заявил Расписной к общему облегчению. – Составлю компанию, да и узнать надо, что там с Алконавтом приключилось.
– … И с Вадиком, – пискнула Лариса голосом, какого у неё не бывало, так спёрло в груди дыхание. – Я тоже иду.
Сказать по правде, оставаться здесь, в компании мужиков, похожих на шайку убийц и маньяков, было не менее страшно, чем отправиться на встречу с чем-то ужасным и мифическим. Но там была Мария, которая могла защитить, которая доказала это своим рассказом.
– Ну, что, – поднялся на ноги Расписной. – Хватит базлать. Если решили – идём.


Глава 13
Пришло время рассказать вам об одной весьма щекотливой теме. Не правда ли, о нечистой силе можно поговорить только в тринадцатой главе, ведь число «тринадцать» недаром именуется «чёртовой дюжиной».
Не кажется ли вам нелогичным, что в обществе насаждается религиозность, и вместе с тем всеми силами уверяется, что никакой «нечистой силы» не существует? Есть один только Бог, всевидящий и непогрешимый, и то про Него не стоит лишний раз говорить. «Не поминай всуе имя Его». Кажется, так это звучит, и чуть ли не входит в список заповедей. Но отчего нельзя говорить? Оказывается, для этого существуют специально обученные люди, который только этим и занимаются. За весьма и весьма немалые деньги, полностью игнорируя другую заповедь, где что-то там говорится про грех сребролюбия. Впрочем, за все грехи можно получить прощение, если хорошенько раскошелиться. То есть людской грех есть кошелёк христианской церкви. Раньше даже торговали индульгенциями. Должно быть, существовали специально утверждённые тарифы на разные виды грехов. Совершил ты преступление, тебя пришли арестовывать, а ты им и отвечаешь, и даже с гонором, что безгрешен, аки агнец, ибо грехи тебе отпущены более могущественной силой, нежели какое-то там человеческое законодательство. И «святые отцы» подтверждают это, пряча за спиной крепко набитую мошну. Не правда ли, весьма печальная картинка? И вы, верно, не готовы поверить, что такое может быть? Однако же – было.
Каким же образом? Кое-что расскажем, но весьма кратко, чтобы не злоупотреблять вашим терпением. Итак, кардинал Родриго Борджиа, где-то в восьмидесятых годах пятнадцатого века завёл дружбу с одним чернокнижником, которого выявили святые отцы монастыря в городе Памплоне. Чернокнижника доставили во дворец кардинала, прежде чем предать его пристрастиям допросов, чтобы выявить степень погружения в козни дьявольские. Но сей колдун сумел обольстить кардинала и обещал ему невероятные успехи в отношении с дамами. Признаться, Родриго отличался неумеренной тягой к прекрасному полу, порой умел сдерживать порывы плоти, но когда предавался страсти, то был неуёмен и горяч. У кардинала было несколько отпрысков, и самыми любимыми из них были герцог Джованни Гандиа, и Чезаре, младше его несколькими годами. Старшему сыну Родриго помог получить должность гонфалоньера Римской Церкви, то его главнокомандующего войсками папской области, ибо в те годы Римская Католическая Церковь имела свою армию, для защиты от врага, коего было немало числом. Поговаривали, что Чезаре (Цезарь, как его называл отец) завидовал успехам старшего брата и подложил ему яд, от которого гонфалоньер умер. Надо признаться, что в то время яды применялись часто для улаживания проблем личного и государственного толка. Моду на отравления ввели представители рода Медичи, которые были чрезвычайно старательны в деле торговли и политических козней. Они были очень влиятельны во Флоренции и предлагали свою дружбу тем, кто разделял их устремления. Среди таких были и Борджиа. Должно быть, Медичи были в курсе того, что кардинал Родриго увлёкся делами с чернокнижником, имени которого до нас не дошло. Медичи подтолкнули Родриго к тому, чтобы использовать способности колдуна гораздо шире любовных эликсиров. Родриго послушался советов и, спустя непродолжительное время, сделался папою Александром Шестым. Новый папа не забывал своих сторонников, а тем более – отпрысков, и сделал Чезаре сначала епископом Памплона, а позднее – кардиналом и архиепископом Валенсии. Напомним, что кардинал (в переводе с латыни – «главный») есть важный духовный сан, выше которого только папа Римский, а кардиналы есть его ближайшие помощники и занимаются в большей степени политикой в деле продвижения католичества в цивилизованном мире, и за его пределами. Во всех европейских государствах, придерживающихся католической веры, имеются кардиналы, «глаза» папы Римского, представляющие его интересы, то есть интересы Католической церкви.
Чезаре Борджиа предавался страстям в ещё большей степени, чем его родитель. После смерти старшего брата, что произошло в 1497-м году, Чезаре сложил с себя добровольно сан и в августе 1498-го года отправился во Францию послом папы Александра Шестого, чтобы отрегулировать важный вопрос с разводом короля Людовика Двенадцатого со своей супругой. С сей задачей посол успешно справился, за что был пожалован титулом герцога Валентинуа. Чезаре Борджиа настолько тесно вращался в королевском дворе Людовика, что через несколько месяцев там заговорили о предстоящей свадьбе с дочерью короля Наварры, сюзерена Людовика, который был заинтересован, чтобы на его стороне появился сильный сторонник. А Борджиа был опытным политиком и показал себя сильным военачальником, собрав во Франции и Наварре небольшую армию из двух тысяч тяжеловооруженных всадников и шести тысяч пехотинцев. Дело в том, что Чезаре лелеял и вынашивал мечту о собственном государстве. Встав во главе армии, он осадил и взял несколько городов, жители которых вынуждены были признать своё поражение. Александр Шестой закрывал глаза на деяния сына, больше похожие на разбойничьи набеги, чем действия политика. Люди Чезаре отличались жестокостью и разнузданностью. Чтобы как-то всё это прикрыть, папа Римский объявил Чезаре в 1499-м году гонфалоньером Римской Церкви, а через год и герцогом Романьи, окончательно попавшей под власть Чезаре. Того уже считали к тому времени дьяволопоклонником. Больше прочих в грехах обвинял Борджиа Джироламо Савонарола, настоятель доминиканского монастыря во Флоренции, ведущего сложную политическую борьбу с кланом Медичи, а позднее и Борджиа.
Средневековье … Это было весьма сложное время. Именно в это время случилась напряжённая борьба сил Света и Тьмы. Сыграла в этом свою роль и Церковь. С одной стороны были верхушка Церкви, погрязшая в пороке и коррупции. Здесь же были и королевские дома, где в подземельях, едва ли не у каждого вельможи, аристократа имелся пленник либо конфидент, алхимик либо чернокнижник, да и просто представитель той категории общества, что дала человечеству науку, к примеру – Галилей или Коперник, Да Винчи или Бэкон. Тогдашняя наука была подобна нежному ростку, стремившемуся к Свету. Его легко можно было измазать тёмной стороной. Да это и случилось, глядя на науку сегодняшних дней. А тогда … После крестовых походов, после закабаления магрибских и халдейских чародеев Европа столкнулась с непостижимыми видами колдовства, использованием тёмных искусств. Именно с тех времён аристократия держала такого рода пленников в своих подземельях, чтобы заставить их поделиться своими сверхъестественными возможностями. Они и делились, попутно развращая и перетягивая на свою сторону влиятельных людей.
Всему этому противостояли люди, подобные Савонароле. Они и были – второй стороной. Но – продолжим наш рассказ. Джироламо происходил из старинного падуанского рода. Его предки чтили Эскулапа. Он и сам должен был стать медиком, с юных лет штудируя трактаты Гиппократа. Но Джироламо пошёл по иной стезе – богословия, уловив неминуемое противостояние. Он пытался защитить само христианство, его первоначальные традиции от того папства, которое развращало и отравляло веру. Савонарола занимался проповеднической деятельностью и серьёзно работал над реформированием религиозных отношений, пытаясь создать такие условия, чтобы изгнать богатство из храмов, ибо золото развращало людей, не исключая и даже самого духовного статуса. Деньги и золото странным образом влияли на общество. Чтобы как-то исправить положение, Савонарола вернулся из своего проповеднического похода и вновь занял место настоятеля монастыря доминиканского ордена. Савонарола в каждой своей проповеди провозглашал о не стяжательстве, о грехе сребролюбия, об умеренности во всём. Флоренция в то время сделалась местом роскоши и излишеств. Карнавалы и пиры устраивали едва ли не каждый день, а убийства и отравления сделались повседневностью. Савонарола начал борьбу со всеми проявлениями жизни не по заповедям, чем вызвал неудовольствие самого папы Римского, Александра Шестого. Джироламо Савонарола ввёл во Флоренции в 1496-м году ломбарды, своеобразные заёмные банки с низкой процентной ставкой, отодвинув тем самым многочисленных ростовщиков. То есть этого человека можно признать родоначальником микрофинансирования, за что в первой половине двадцатого века, через пять веков после него, была выдана Нобелевская премия по экономике. Вместе с тем были и отменены парламенты, то есть народные представительства, так как Савонарола считал их прибежищем демагогов и популистов. Очень противоречивая личность. Скажем только, что Савонаролу отлучили от церкви, пытали с пристрастием и казнили, повесив 23 мая 1498-го года, после чего тела его и двух ближайших помощников сожгли под крики и улюлюканье толпы простонародья, поверивших той хуле, которую вывалил на его голову римский папа, Александр Шестой.
К чему весь этот рассказ о Чезаре Борджиа и Джироламо Савонароле? О нарастающем кризисе в обществе, кризисе невидимому глазу, то есть самому опасному, в котором речь идёт о душах людей. О душах всегда говорилось очень много и содержательно, но так, словно это не более чем проформа, идиома, фигура речи. О душах, спасении велеречиво рассуждают с церковных амвонов (и до сих пор), но люди давно уже пропускают мимо ушей сии сентенции, ибо нынешняя душа есть продукт аморфный, тогда как тело очень даже естественно со всеми многочисленными нуждами. Потребительство есть общий продукт развития общества. Какое же место здесь занять душе?
Помните все старания Мефистофеля по завладению душой доктора Фаустуса (Фауста)? По мнению литературоведов в этой драме-мистерии, которую Иоганн Вольфганг Гёте писал на протяжении шестидесяти лет, речь идёт об истории человечества, о терзаниях и поисках. За всеми этими красивостями как-то теряются смыслы охоты Мефистофеля за доктором, за его душой. И к чему вообще нужна эта душа? Она, как продукт изучения, практически никак не присутствует в сегодняшней жизни, разве что в виде эпитете «бездушный», где речь идёт об излишне прагматичном человеке. А может ли всё общество сделаться «бездушным»? А не является ли это целью, настоящей целью всех изменений в обществе?
Мы изрядно утомили своими рассуждениями терпение читателей, но осталось совсем немного. Итак, что означает выражение – «продать душу»? Вряд ли речь идёт о сделке обычной купли- продажи. То есть да, но несколько в ином смысле. Человек соблазняется некими благами, полученными за счёт применения иных ценностей. Согласен поступиться заповедями со скрижалей, изменить моральным принципам, согласиться с неправедностью и – пожалуйста – вожделенные блага, потребление которых отрегулировано таким хитрым образом, что меняют – не сразу, постепенно – внутреннюю суть человека, после чего меняется и его энергетическое поле, то, что раньше и называлось душой. Люди в городе болеют? Нет практически здоровых людей? Все живут, постоянно принимая лекарства? А что вы хотели, «продавая» и предавая свою душу? Такие вот издержки …
А сделались они возможными по причине вливания в наш человеческий мир «тёмных сил», которые делают человечеству особого рода подарки – автомобили, телевидение, компьютеры, Интернет, сотовую связь и прочая, прочая … Стоит ли удивляться, что человеческого в них остаётся всё меньше. Продолжается невидимая миру борьба тёмной и светлой сторон. Люди, обычные люди, со своими маленькими слабостями, являются носителями особого энергетического поля. Частицы этого поля, которые после смерти тела, сливаются воедино, питают то, что учёные называют Ноосферой, а теологи – Богом. Это Ноосфера, или Высший Разум исправляет те ошибки, которые допускает человек, двигая свою цивилизацию, и ему не мешают – по принципу «чем бы дитя не тешилось …». Но всё сильнее становится антипод Ноосферы – Некросфера («Мёртвый, Искусственный Разум»), одним из проявлений которой и является Интернет. Некросфера пополняется выплесками тёмной энергии, пробивающейся из недр нашего мира, а также от электромагнитных полей Техносферы, но и это ещё не всё. Некросферу питают испорченные, перерождённые, геномодифицированные человеческие души, и от этого Некросфера с каждым годом становится могущественнее и сильнее.
Что же будет, если (или когда) Некросфера победит? Посмотрите фильм братьев Вачёвских, Энди и Ларри, начавших свой жизненный путь малярами и плотниками, но ставших знаменитыми благодаря своим киносценариям, написанных со знанием дела. «Фильм «Матрица» иллюстрирует будущее человечества под властью Некросферы. Это не единственный фильм, с помощью которого можно подсмотреть наше Будущее, на которое, судя по всему, всем плевать с большой колокольни, с которой «правил бал» Чезаре Борджиа, ставшего прототипом идеального правителя по Макиавелли, образец подражания для Гитлера, Сталина и некоторых других лидеров.
Зачем мы столько места отвели этой теме, и соотносится ли она с темой данного романа? И да, и нет. Мы взяли довольно узкую тему нашего сюжета, но она позволяет почувствовать атмосферу, в которой зреют те условия, при которых появляются подобные звери. Те серийные убийцы, те маньяки, сознание которых выключается на некоторое время, и они творят ужасные жестокости, не понимая, что и как их толкнуло на это. Помните некоего майора Евсюкова (кажется, так его звали), который расстреливал в одном из столичных супермаркетов простых людей, покупателей, а потом пытался понять, что же с ним произошло? Теперь вам будет легче понять это влияние Некросферы на сознание людей, которые есть антенны для связи с Богом … или с Некросферой … уж как получится … уж какую жизнь вели … выбрали для себя …
+ + +
Зверь Ярый находился в Убежище и находился в состоянии осмоса. Это как прыжок, остановившийся во времени. Можно ли жить во время прыжка? И что это за жизнь? И нужна ли такая жизнь? Не правда ли, здесь есть над чем подумать?
Вот только у Зверя думать не получалось. Для того, чтобы думать, нужен разум. Для того, чтобы думать, нужна душа. Для того, чтобы думать, нужна жизнь во всём её многообразии. Видите, сколько надо условностей, чтобы думать? Ничего этого у Зверя не было. У него было только тело, ждущее следующего выброса, чтобы отправиться на очередную «охоту». Такова участь тех, кто не вошёл в систему, получившую обозначение «нечистая сила». Такие несчастные были слепым орудием Некросферы, толкающей их на поступки, которых они не понимали, но вынужденные были подчиняться, как подчиняются волки и тигры инстинктам хищников. Эти несчастные и были хищниками, но не Природы, а Некросферы.
В состоянии паузы жизнь как бы останавливается, но вместе с тем и продолжается. Для Зверя время остановилось, но его тело подвергалось воздействию на него разных факторов. К примеру, оно начало разлагаться. Когда он оживал, то есть получал возможность двигаться и действовать, процессы гниения прекращались, останавливались, но потом возвращались, и тело начинало разрушаться. И до этого у Зверя случались подобные метаморфозы, и всё заканчивалось полным разрушением тела. В народе ходили легенды и сказки об страшных чудовищах – упырях, мертвецах, которые возвращались после смерти и вершили зло. Не надо их путать с вампирами или вурдалаками, которые имеют другую природу, иную метаморфозу. Зверь и был одним из таких упырей, сам наложивший на себя руки, и дав возможность наполниться выбросом «тёмной энергии», источники которой зреют глубоко в недрах.
Временами перед его взглядом, устремлённым вглубь себя, проплывали картинки, которые потом расплывались и которыми питались рыбы- мысли. Это были те чувства, которые в нём укоренились слишком глубоко и не давали телу распадаться на части тлена. Это были картинки той войны, которая так и осталась с ним, и на которой он остался, которая его и пожрала, раз он не захотел с ней расставаться. Наш вам совет,  добрый совет – заканчивая войну, с ней расставайся, а не тормози её всякими там боевыми братствами и армейскими землячествами. Не хочешь – пересмотри фильм про Рембо, или посмотри в глаза Зверю. Нет. Пожалуй, лучше не надо туда смотреть …
А Зверь смотрел, ибо это была его жизнь. Иного состояния он уже не знал. Священник сказал бы, что он находится в аду. У каждого ведь свой собственный ад, индивидуальный. Тот, который придумал Данте, коллективный, есть продукт воображения флорентийского гения. Свою «Божественную комедию» Данте Алигьери начал писать после изгнания его из Флоренции, среди Белых гвельфов. Поэт пытался передать те чувства и страдания, которые испытывал сам и сделал это тем эпическим языком, каким владел. Данте был гением, то есть знал и чувствовал много больше и шире обычных людей. Но не стоит ему завидовать. Кому больше даётся, с того больше и спрашивается. Недаром Данте говорил: «воды, в которые я вступаю, не пересекал ещё никто», или вот – «следуй своей дорогой, и пусть люди говорят что угодно», или – «сомнение доставляет мне не меньше наслаждение, чем знание». Остаётся только растолковать значения его слов …
Чувствовал ли Зверь близящийся конец? Какой может быть конец после смерти? Над этими рыбами- мыслями Зверь тоже раздумывал. Так, как это у него получалось. Честно признаться, не очень-то и получалось. Оттого он и восставал в состоянии ужасного раздражения. А может, такого была его суть, суть не пожелавшего уйти с войны солдата. Одно из имён бога Вишну – Дестроер, то есть Разрушитель, то есть солдат, не ушедший с войны …
Эта вот неушедшесть и мучила Зверя, мешала ему обрести покой. Да ещё выбросы. Они наполняли его движениями и действиями. Что делает солдат, не ушедший с войны? Он убивает. И чем более страшная война, тем более ужасные преступления она вызывает. Если бы люди хотели поставить памятник войнам, то подошёл бы такой, какой придумал русский живописец Василий Васильевич Верещагин. Посмотрите его картину «Апофеоз войны». А если хотите посмотреть на солдат, которые с войны ушли, то вот другая его же картина – «Побеждённые. Панихида». Посмотрите и запомните те чувства, которые в вас эти картины вызывают. Может это поможет вам разобраться в себе …
Сколько это будет продолжаться? Может – день, а может и год. Зверя это нисколько не волновало. Он теперь пребывал вне времени. Он сделался оболочкой солдата. Быть оболочкой гранаты, это ведь ненадолго? Вопрос только – когда? Когда следующий выброс? Кто это решает? Некросфера? Или что-то иное?
Но вот забурлила вода в колодце- Убежище, а вместе с нею начал двигаться Зверь. Сначала от движения воды, газов неизвестного содержимого, а потом силою своей ненависти ко всему живому, ко всему, что движется, что несёт в себе мысль, мысль понятную, живую. Говорят, что возможно восстание машин, восстание роботов. Такое может случиться, если работы осознают свою мертвенность, искусственность. Если такое случится, то и начнётся война, какую изображают создатели серии фильмов «Терминатор». Зверь свою мертвенность ощущал, и это питало его ненависть.
Он вынырнул из воды и выбрался из колодца. Еврейские мудрецы в Средние века создали глиняное чудовище Голема и заставили его двигаться, подчиняться их приказам. Похожим големом был и Зверь, только не было рядом того мудреца, который отдавал бы приказы. Жаль, что не было. Именно с него Зверь бы и начал охоту. Близкий конец делал ненависть, что клубилась в нём, чуть сильнее. А ещё чувство, что тело его распадается. Нельзя было уходить далеко. Ещё недавно он совершал прогулки по всему городу. Та «тёмная энергия», энергия выброса, имела эффект отталкивания. Те, кто обладал чувствительностью, то есть почти каждый человек, чувствуя его близость, сворачивал в сторону и удалялся прочь быстрыми шагами, не думая об этом. Почему так долго не могут изловить маньяков? Почему не бывает свидетелей их деяний? Не потому ли, что погружаясь в сумеречное состояние, маньяки становятся частью  системы, именуемой «нечистой силой», и получают способность отводить глаза, то есть делать так, что их не замечают? В нашей жизни вмешиваются законы, шире естественных. Вас это удивляет?  А не удивляет то обстоятельство, что наша интуиция нас бережёт, заставляет спасаться до встречи с разными неприятностями и даже со смертью? Но отчего же тогда смерть всё же случается? Воля Рока. Есть хищник. Есть Зверь. Появляется и жертва. Хищники в лесу не остаются без добычи. Хищники в городе – тоже. Закон Природы?
От Убежища вело несколько троп. Зверь двинулся по одной из них, по той, где двигался и в прошлый раз. Вообще-то он старался каждый раз идти иной дорогой. Так все звери и поступают – обходят свою территорию каждый раз по-другому. Но это если речь идёт о здоровом звере. Данный Зверь здоровым не был. Честно, между нами, так он вообще был мёртвым. Но пока ещё двигался. Но уже разнообразия не искал. Если это его последний «поход», то стоит ли стараться? Он и не старался. Тем более, что вокруг не было никого. Все, кто мог, сидели, запершись, дома. Когда тигр выходит на тропу, он не торопится. Он знает, что кого-нибудь ему выведут навстречу. Кто? Жестокие звериные боги. Они ведь тоже жаждут получить жертву на свой кровавый алтарь.
+ + +
– Далеко ещё идти? – нервно спросила Лариса. Ей ужасно хотелось развернуться и бежать прочь. К Марии. Домой. Куда угодно, лишь бы прочь отсюда.
– Нет. Совсем рядом …
Признаться, Расписной тоже хотел вернуться. Его порыв давно уже прошёл. В своём квартале он имел определённую репутацию авторитета. Это давало не так уж много выгод, но всё-таки давало. Перед ним даже пресмыкались. Когда-то он вершил серьёзные дела. На его счету было несколько трупов. Но былые товарищи все ушли. Кто-то был убит в боях или в драках, кто загнулся от наркотического «передоза», инфаркта, инсульта, что было неудивительно, учитывая их образ жизни. Немалое время Расписной провёл за колючей проволокой, пока вдруг оказалось, что он теперь никому не нужен, и ему некуда идти. Особенных денег так и не скопилось, а воровской «общак» не предполагает содержать на пенсии простых исполнителей, которые не должны доживать до седых волос и уважаемого возраста. Если дожил, то значит и не старался, не выкладывался, а покровителей, старых влиятельных корешей у Расписного не было, вот и пришлось какое-то время бичевать. Там он и обзавёлся кое-каким авторитетом и старался его поддерживать. Именно  потому Расписной и взялся проводить двух женщин до брошенной водокачки. В первые минуты эта затея не казалась ему такой опасной. В первые минуты … А теперь вот казалась. Но старый бандит не подавал виду, что ему жутко страшно и хочется вернуться назад. Пока что понт был дороже жизни.
Кто не боялся идти, так это Мария Образчикова. Она уже своё в этой жизни отбоялась. Как только она из себя выблевала клубок червей, которых можно считать бесами, так в ней больше не появлялись обычные страхи. Американский писатель- фантаст Роберт Хайнлайн придумал роман о завоевании Земли пришельцами из космоса, с Титана. «Водители марионеток», или «Кукловоды». Инопланетные паразиты подчиняли себе волю людей, присасываясь к их спинам с помощью тончайших нитей. Чем не бесы? То же самое. Побывав в их власти, человек уже ничего не боится, особенно если знает, что ему покровительствуют свыше. То есть ей … и покровительствует ей Мария Магдалина, к которой явился богочеловек, Иисус Христос, как только вернулся к жизни. И сама Мария взяла себе имя Магдалины, хотя она из другого города, из Шахт. Но туда она уже не вернётся. Она взялась нести на себе крест – вернуть в жизнь того человека, который пострадал из-за неё. Гусь обещал сжечь Стефана. Каким-то образом он сумел это устроить. Мария обещала Магдалине спасти Стефана, чтобы как-то скомпенсировать свою жизнь во власти бесов. Она добилась того, что Стефан встал на ноги, даже когда все его родственники решили, что тот не жилец. Они успели его похоронить до того, как он перестал дышать, и не противились особо, когда Мария увезла его, тело, из Шахт. Она забралась достаточно далеко, в «медвежий угол», где их никто не найдёт. Нашлись добрые люди, которые помогли обустроиться, найти работу. Стефан медленно возвращался к жизни, слишком медленно, но Мария была терпелива. Она взялась помогать не только бывшему мужу, который стал наполовину безумным, но и этим людям, которые никому не нужны, и даже себе. Но они нужны Богу, и ей. Она была тем добрым пастырем, который взялся оберегать своё стадо, и кому, как не ей, пойти и прогнать прочь волчищ, повадившихся охотиться на её людей.
– Вон … – Расписной остановился и указал рукой в направлении кирпичного строения, одна сторона которого начала рассыпаться, а крыши не было вовсе. – Это там.
Сам мужчина не сделал попытки двинуться дальше. Он обещал привести их к этому месту? Он своё обещание выполнил. Правда, он намеривался узнать, что же сталось с Алконавтом. Но разве непонятно, что того уже нет в живых? Мёртвым уже всё равно, а лезть туда среди ночи, это … полное безумие, вот что это такое. Будь Расписной сейчас один, он бросился бы бежать прочь, не медля ни секунды. Но бежать, когда на тебя смотрят женщины … это будет считаться косяком с его стороны, по тем «законам», по которым он привык жить. Сейчас они убедятся, что живых здесь не осталось, и они отправятся назад. Быстро отправятся …
Мария, видя, что проводник их не собирается входить в проём заброшенного здания, где всё случилась, отправилась туда сама. Чуть помедлив, за ней двинулась и Лариса. Ей было страшно, но и оставаться в темноте с этим ужасным, покрытым многочисленными татуировками человеком, тоже не хотелось. Если она наберётся смелости и расскажет о сегодняшних похождениях Володе, то услышит от него много бранных слов, и будет с ним совершенно согласна. Чёрт её понёс сюда. Это такое выражение, в смысл которого обычно не вдумываются, а напрасно, ох, напрасно …
Перед тем, как войти в здание, Мария сунула руку в сумку, которая была с ней, и без которой она не выходила. Каждая уважающая себя женщина носит с собой сумку, в которой хранятся вещи, нужные ей, дорогие ей, делающие её женщиной. В такой сумке женщина несёт частицу своего мира, частицу семейного очага, хранительницей которого она является по определению. Даже если в сумке ничего особенного нет, наличие самой сумки говорит об этом. Обратите внимание.
Но у Марии с собой кое-что имелось. Она была «пастырем», и обязана быть предусмотрительной. В сумке был фонарь, который осветил внутренность здания. Мгновение Мария стояла в проёме, а потом вошла внутрь. За ней устремилась и Лариса, уже не глядя по сторонам. А зря … Ох, зря …
Расписной пошатнулся, и начал протирать глаза. Он зорко наблюдал за своими спутницами. Надо было подойти к водокачке, но внутренний голос умолял его не делать этого. От того Расписной испытывал сильный дискомфорт. Но он был внимателен. Он и увидел, как темнота вдруг сконцентрировалась в человеческий силуэт, который тоже направился к проёму.
Что же делать? Бежать? Но с него ведь спросится за этих женщин, что пошли с ним. Что он ответит? Что не сторож им? Расписной поднял обломок кирпича и запустил им в стену, а потом кинулся к проёму, крича во всё горло угрозы, какие только приходили на ум. Тот, кто вошёл туда, должен испугаться от лишнего шума. Расписной сам принадлежал к сословию преступивших закон, но он привык иметь дело с людьми, пусть и опасными, но людьми.
+ + +
Луч фонаря высветил тело, а потом и ещё одно, которые лежали у противоположной стены. Помещение было захламлено кирпичами, обломками ящиков, обрывками каких-то тряпок. Если бы часть этого навалили на тела, то их и не было бы видно. Но убитых оставили так, как они были, на тех же местах. Убийца ничего не опасался. Значит, он отсюда ушёл, и возвращаться не собирался. К тому же снаружи остался уверенный в себе мужчина. Ровно по этой причине Мария и была относительно спокойна. Она пересекла помещение и остановилась рядом с трупами. Один из них был мальчик, подросток, а второй явно принадлежал к той общине, что населяла этот квартал. Рядом послышался вскрик, и Лариса схватилась за руку Марии. Она начала всхлипывать, разглядывая тело мальчика. Одно дело подозревать всякие ужасы и даже представлять их, втайне надеясь на чудо, которое случается, не так уж часто, и даже редко, но случается; и совсем другое смотреть на труп, да ещё в таком истерзанном состоянии. Мария схватила спутницу за руку, чтобы поддержать её, и в это время …
В стену ударил камень, а потом послышался ужасный вопль, и крики, которые слышались снаружи. Мария встала так, чтобы прикрыть собой спутницу, и повела лучом фонаря, который почти сразу остановился на ожившем кошмаре. Это и был маньяк, которого искал Володя и его товарищи! И этот маньяк был мёртв!! Ларисе приходилось заглядывать в фотографии, которые приносил следователь, не успевая всё закончить на работе и думая продолжить работу дома. Конечно же, супруга проявила вполне простительное женское любопытство, которое закончилось слезами и истерикой. Лариса увидела фотографии трупов, и эта картинка ещё долго преследовала её, во сне и наяву. Теперь она увидела всё своими глазами. Перед женщинами стоял труп, с посеревшей кожей, с белыми белками глаз, которые светились на белом лице, словно присыпанном мукой. И эти шарики глаз шевелились!
Увидеть труп, даже ночью, и даже в отдалённом месте, не так ужасно, но увидеть труп стоящим на ногах и двигающимся, вот и есть – кошмар!! Луч фонаря осветил его лицо, на котором раззявился рот, показывая крупные зубы, часть которых отсутствовала. Лариса закричала что было сил и пошатнулась, ухватившись за кондуктора. Мария загораживала её от маньяка, но сколь эфемерен был этот заслон, учитывая парочку трупов, лежавших у стены.
Губы маньяка шевелились, складываясь в улыбку. Радуются ли маньяки, выбрав для себя очередную жертву и зная, что та не может от них уйти? Убийца сделал шаг вперёд, поднимая перед собой руки, и в это время на спину ему прыгнул Расписной.
Те, кто находился в тюрьме или на «зоне», и для кого это привычное место, имеют при себе оружие, может даже вполне бытовую вещь, к примеру – ложку, банальную столовую ложку. Но если черенок у той ложки чуть срезать наискось, и одну сторону заточить до бритвенной остроты, то эта ложка преобразится в оружие. Даже выйдя на волю, некоторые сидельцы продолжают таскать такую «ложку» с собой, как память о прошедших годах, и как оружие. Была такая заточка и у Расписного. Он прыгнул на спину дьяволу и всадил её туда, а потом – ещё, и ещё, и ещё …


Глава 14
Говорят, что плох тот солдат, что не мечтает стать генералом. По нашему мнению, весьма спорное утверждение, ведь не может всем хотеть кого-то убивать. А солдат без смертей вроде как бы и не солдат, в особенности тот, что вознамерился дослужиться до генерала. Ну что ж, оставим всё это на совесть самого солдата, и не будем задумываться над тем, что такое есть – совестливый солдат. Тем более, что мы собираемся сказать о другом – плох тот журналист, что не мечтает стать писателем.
Вот это – да. Это уже ближе к теме. Если корреспондент местечкового газетного листка, газетный репортёр или телевизионный журналист это есть унтер-офицерский и офицерский состав, учитывая армейскую терминологию, то писателя можно отнести к генералам. Пусть даже он не пишет батальных книжек, а орудует поэтической лирой, то бишь пером, но у него незримо за плечами присутствует муза, а то и Аполлон. Не хухры-мухры …
Александр Евдокимович Маслов легко писал газетные очерки, и даже публицистические статьи. Потом, когда он начал работать на телевидении, у него появился замысел о своей книге. Говорят, что одну книгу может написать каждый. Почти – каждый. Если задаться целью, то почему бы и нет. О себе, своих мыслях, семье, друзьях, о школьных годах, первой любви. И пусть даже эту книгу никто не прочитает, или почти никто, но она всё же будет, и сделает вас значимее, в собственных глазах – по меньшей мере. Написать вторую книгу – уже сложнее. Тот становится писателем, у кого написанных книг – не одна.
Но это всё в будущем. Пока что Маслов хотел определиться с первой книгой. Она будет не про него. Про него пусть кто-то другой напишет. А сам он возьмётся за что-то необычное. За сказку. Такая вот у Маслова была фантазия. И не просто написать сказку, а взять русскую народную, и наполнить её своими словами, мыслями. Он даже выбрал одну и начал над нею работать, втайне от Полянской, и от всего остального мира.
Сначала он сказку выбирал, для чего взял сборник русских народных сказок и долго его перелистывал. Наткнулся на одну – «По колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре». Оказалось, что за два века до него такая же мысль посетила голову Александра Пушкина и появилась «Сказка о царе Салтане». Очень даже неплохо получилось. Маслов выбрал соседнюю сказку, чтобы быть к классику ближе. Хотя бы таким хитрым образом. Правда, эту же сказку, для собственного применения тоже облюбовал другой автор – актёр Леонид Филатов. «Про Федота- стрельца, молодого удальца». Оба автора работали в стихотворной форме. А Маслов решил применить прозу. Говорится, что сказка – ложь, да в ней намёк, добру молодцу урок. Подумав пару дней, походив, голову почесав, решил начинающий писатель сказку видоизменить и переделать в фантастический рассказ. Чтобы не повторяться и не перекликаться с предыдущими авторами. Так получилась
Сказка о братьях по разуму
В одной далёкой, а может и не такой уж и далёкой галактике озаботились тамошние учёные о братьях по разуму. Ведь наверняка где-то находятся такие и не подозревают, что с ними собираются вступить в контакт и поделиться своими знаниями и умениями, которых за миллионы лет развития скопилось очень много. Начали изучать космическое пространство специальными лучами, которые подмечали излучения, не сходные с природными. Долго ли коротко ли продолжался поиск, но такая планета наконец обнаружилась. Можно было отправлять корабли с участниками экспедиции для установления дружеских контактов.         
Всё бы хорошо, но тут объявилась группа учёных, которые авторитетно заявили, что не дела вот так неожиданно появляться с неба, как снег на голову, да вываливать воз открытий да изобретений на неподготовленных инопланетных обитателей. А вдруг это всё им без надобности, или того хуже – во вред пойдёт.
Да как же такое может быть, чтобы разуму, и во вред?! А вот так, учёные отвечают, что если разум ещё низкого качества, то как он отделит полезную сторону изобретения от той, что к вреду ведёт. Всё это называется этикой отношений.
Задумалась комиссия по контактам (КОМКОН) и решила сначала разведывательно-аналитическую группу отправить, а та уже сама правильные выводы делать станет. В любом случае материалы для изучения будут представлены. На том и порешили.
Это всё была присказка, а теперь сама сказка начинается, или фантастический рассказ, что получится.
В одном городе одного русского княжества жил паренёк. Звали его Федей, а фамилия довольно невзрачная – Дулов. Куда прикажете с такой невзрачной фамилией идти? Смеются все, а в особенности – девчата, и кручинился от этого Федя со страшной силой. Можно сказать – себя изводил. А потом и вовсе в солдаты записался. Пусть, мол, лучше на войне убьют, чем до смерти засмеют. А был он обликом неказистый, роста небольшого, в веснушках весь, на голове вихор рос, этак – с вызовом. Но как в армию взяли, первым делом этот вихор – под корень срезали. С этого и началось федино перевоспитание по армейским уставам. А он всё руками разводит, мол, не приспособлен людей застреливать. С ним и так и этак, в кухонный наряд его определяли, строгости к нему персональные применяли, а он - ни в какую. Нету, мол, к убийствам таланту. Но сам стрелять научился исключительно. Словно для издевательства в адрес отцов- командиров. Как по мишеням палить, так всё в «яблочко» помещает, а в живого человека целить – мажет, да и всё тут. Практически – предатель получается. Но в казарме: душа- человек – всю работу по хозяйству выполняет и перевыполняет. Всё, что можно – починил, и что нельзя – тоже починил, хотя и с оглядкою. Такого в гауптвахту отправлять – преступление, ибо кто тогда всю работу выполнять станет? Товарищи за Дулова – горой стоят и на поруки берут без оговорок.
Придумали компромиссное решение – пусть он обеспечивает товарищей продовольствием, то есть назначить его на постоянную должность охотника. Тут вам и применение его талантов к пулевым попаданиям, да и дело нужное выполняется. Как говорится – солдат стреляет, значит и служба идёт. И всё бы шло по накатанной, да как-то Федя-охотник увидал в небе звёздочку падающую и так она ему приглянулась, что он в ту сторону отправился. Надо теперь признаться, что существует поверье в народе, что если увидеть падающую звезду и к ней придумать заветное желание, то оно обязательно сбудется, и почти что без вреда для здоровья. А что ещё солдату надо?
Да, придётся ещё сказать, что заветное желание у Феди Дулова было одно – встретить девицу-красавицу, и чтобы она над ним не потешалась, а наоборот – полюбила до сердечного сотрясания, то есть потрясения, то есть – наповал. Ишь, по-армейски высказался.
Идёт Федя по лесу и по сторонам в два глаза приглядывает. Одним – добычу выслеживает, а вторым пытается найти следы той падающей звезды, под которую он своё желание сформулировать успел. Значит – должно состояться. Вопрос только – когда. Хотелось, чтобы поскорее, а то и сразу.
Не успел он это подумать, как рядом что-то мелькнуло, будто горлица пролетела, ну Федя-стрелок и бабахнул на движение. Там что-то и повалилось. Глядь- поглядь, а там девушка. Да такая, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Федя себе именно такую придумал - по своему особому вкусу. Рассказать никому не решался, потому как от страсти заикаться начинал. Так что помалкивал. А тут – вот она – лежит, и глазки прикрыты.
– Убил! – Федя за сердце хватается, потому как убить свою собственную мечту – хуже нет ничего, как нет и прощения за такое душегубство. Закричал Дулов и уже было винтовку свою под ноги в отчаянии кинул, как девушка глаза открыла, такие синие и глубокие, как небо, что Федя почти что в них и утонул. Это у него чувство такое было, а на самом-то деле проходила операция мозгового сканирования. Сначала поисковая капсула на его мысли настроилась, выстроила модель- матрицу его заветного желания для установления плотного контакта (а что можно придумать лучше?), а уже потом прошла персональная подгонка под организм Феди Дулова. То есть девушку подогнали под его заветные стандарты.
Дулов в себя пришёл, а девушка уже рядом с ним хлопочет – воды откуда-то принесла и в лицо ему плещет и ласково так улыбается. Дулов шепчет ей:
– Настенька?
Имя это он для своей суженой тоже придумал, как и внешность, а что прикажете делать долгими зимними вечерами, когда службу тащишь, да ещё порожняком, вот и выдумываешь всякое, особенно если это касается заветной мечты. А тут – всё в точку, да в «яблочко», потому как девица с ним согласилась.
– Действительно, Настенька я …
Ну, что тут прикажете делать? Только под венец её везти. Это на армейской-то службе, да ещё рядовому солдату, да на самых низких должностях? Вовек такого не бывало. До Дулова. То есть он первым оказался. Расписали их, как полагается, то есть по закону. Настеньке почти и не пришлось свои особые возможности применять. Разве что самую малость, а потом отцы-командиры удивлялись о своей доброте немотивированной. Да чего уж, дело было сделано.
На всё про всё дали Феде трое суток, чтобы в себя пришёл, а то он ходил от такого обрушившегося на него счастья совсем осоловелым, только удивлялся и никак поверить не мог, что всё с ним на самом деле произошло. Из рук Настеньку почти что на землю не опускал.
По истечении выделенных трёх суток в каптёрку, что выделили для «молодых», постучал начальник столовой и напомнил, что любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда и слишком много народу зависит от умений «кухонного охотника». Повздыхал Федя, да делать нечего, взял винтовку свою, коробку с патронами и на охоту отправился. Обычно он цельные сутки дичину выслеживал, а потом высылали бригаду носильщиков, пару- тройку крепких пацанов, и они тащили на склад то, что успел Дулов настрелять. А тут едва полдень минуло, как Федя уже бежит. Готово, мол. Отправили пару ребят из кухонного наряда. Посмотрели те, действительно – охотник видимо- невидимо дичи настрелял. Сам измучился, по лесам да болотам бегом бегаючи, а товарищам ещё и таскать трофеи его пришлось. Говорят, что своя ноша – не в тягость. Это когда Настеньку в кровать несёшь, и совсем обратное, когда здоровенного лося из чащобины тянешь. Такие вот в нашей жизни контрасты вырисовываются. Но товарищи Федю любили и, если и подсмеивались над ним, то любя. А командиры про солдата и его солдатскую жену тотчас забыли – не их на то калибр – на солдатских жён зреть.
А Настенька тем временем изучает близлежащую обстановку на предмет постижения человеческой цивилизации. Но много ли разглядишь из отдалённого гарнизона, да ещё находясь в запертой каптёрке. То есть надо было что-то предпринимать. Думала Настенька, размышляла, а потом и говорит Феде, войсковому охотнику:
– Друг мой разлюбезный, Феденька. Доколе ты будешь по лесам бегать, ноги свои ломать?
– А что тут такого? – удивился Дулов. – Знать судьба моя солдатская такова. Я сам на это согласился, лишь бы в людей посторонних не стрелять, да мёртвые лица их потом во сне не видеть. Да, порою бывает утомительно, особенно когда товарищи в увольнительные ходят, а то и в самоволочки, но с тобой сейчас ничего мне не надо, то есть всем я сейчас довольный, и почти что счастливый. Вот тебя поцелую и полностью счастливым себя почувствую.
– Мелкие это и суетливые желания, – втолковывает ему молодая и законная супруга. – Надо как-то тебе, Феденька, развиваться.
– Зачем это? – поразился стрелок. – Мне и так вовсе даже и неплохо здесь.
– Ты посмотри вокруг себя, – втолковывает мужу Настенька. – Так жить нельзя – в тесноте, в неудобствах, да и в бедности.
– Ну, не фига себе, – вскричал тут Федя. – Не узнаю я тебя, Настенька. Как только печать в паспорте поставили, ты совсем по-другому говорить начала. Раньше я от тебя таких слов не слыхивал.
– Раньше мы и в этой тесноте не жили! – резонно, а оттого обидно возразила супруга. – Да и впереди перспектив никаких не наблюдается.
Осмотрелся Дулов, и взгрустнулось ему, ибо и в самом деле ничего хорошего видно не было. Включая и перспективы.
– Что же делать мне? – понурился Федя. – Никак застрелить кого придётся, не очень нужного, но очень плохого человека?
– Обожди стрелять. Я сама нам помочь попробую. Твоя задача – накупить материи, да мне принести, а потом погуляй, походи, может, что у меня и получится. Продадим это и уже дальнейшие действия планировать будем. Это и есть – плановая экономика. С малого начинать будем.
– Вот ведь, – огорчается Дулов. – Я должен под свою ответственность материальные средства добывать, а она пробовать начнёт. А если не получится у тебя? С меня ведь спросят, да по полной программе. А это уже – статья.
Тут Настенька так на него посмотрела своими синими- синими глазками, в которых дна нет, что Дулов забыл про всё и оцепенел, а ему Настенька хорошенько мозги-то прочистила, чтобы спорить забыл как. Очень хорошо подействовало. Вдохновлённый стрелок отправился к товарищам и был настолько перед ними красноречив, что никто ему не отказал в просьбах. С миру по нитке, то есть по рублю, и набралась необходимая сумма. Накупил Федя на всё материй разных у каптёрщиков, да Настеньке, нагрузившись, приволок. Та перебирала хэбэ да кирзу и вздыхала всё, но потом засучила рукава и Федю из жилища выставила, чтобы под руками не мешался. Тот артачиться было начал, ибо любопытно ему было, что из всего этого соорудить можно. Но потом решил, что можно воспользоваться моментом, и чуток гульнуть, ибо истратил он не всё, немного в кармане бренчало.               
Хорошее дело, эти передовые инопланетные технологии. Настенька сумела перестроить структуру ткани, изменить свойства, добавить новые возможности. Но и это было не всё – она получила с основной орбитальной базы оборудование по внепространственному тоннелю, и немедленно начала изготовление «продукта». Она задумала изготовить оригинальную вещь, совмещающую в себе ковёр и картину. Гобелены были уже известны в этом мире, но они не имели пространственного объёма, меняющейся конфигурации и смены цвета в нитях, в зависимости от угла и силы освещения. В целом же всё давало незабываемый эффект.
Работой своей Настенька была довольна. Что же касается Феди, то он сначала остолбенел, а потом решил, что всё это ему грезится по причине излишне выпитого.
– Свят, свят, – бормотал стрелок, неумело крестясь.
– Да, – гордо заявила законная супруга, – если на ковёр направить свет, то он заиграет дополнительными красками. Но и это не всё. В нём заключается карта этой местности. Она появляется, если включить синее освещение. А красное - даст картину горного пейзажа. Но интереснее всего будет при инфракрасном свете, которое открывает пространственные перспективы …
– Что?.. – закричал в чрезвычайном возбуждении Федя и с трудом продолжил: – я буду с этим делать. Или мы оставим это себе?
Ему и хотелось оставить эту вещь, и он её ужасно боялся, но больше всего его поразило то, что это сотворила его жена, необыкновенно красивая женщина. До сих пор считалось, что все красавицы необыкновенно глупы, а дурнушкам приходится напрягать свои умственные способности до невероятных размеров, чтобы хоть как-то скомпенсировать несправедливости природы. Какая же Настенька должна быть … гм-м… уродиной, коли смогла это произвести. Но глаза доказывали обратное, как и совершенство этого … ковра- не ковра … От этого можно было сбрендить … От этого можно было … Федя сунул руку в карман, где была стеклянная ёмкость, в которой ещё что-то плескалось.
– Себе мы ещё успеем сделать, – беспечно махнула рукой жена, – сколько угодно. Стратегически правильным решением будет это продать.
– Где? И за сколько? – с великим трудом выдавил из себя в общем-то самые правильные вопросы Дулов.
– Где? – переспросила Настенька и пожала плечами. – Вестимо где – на рынке. Это же и есть принципы рыночной экономики. А за сколько … Я думаю, что не надо ограничивать фантазию торговли. Они в этих вопросах ориентируются лучше тебя … да и меня тоже. Ваш мир такой странный …
Этих женщин попробуй понять. Потрясённый Дулов свернул ковёр в рулон, с трудом разместил- сбалансировал на плече и отправился на рынок, стараясь не упасть, потому как был потрясён настолько (мы это повторяем для того, чтобы это дополнительно подчеркнуть), что ноги его плохо слушались. Правда, надо учитывать ещё и то, что гульнул он на редкость добросовестно.      
На рынке Дулов долго выбирал место, достойное «ковра», изготовленного Настенькой. Федя собирался вернуть, как минимум, все средства, которые он инвестировал у своих  товарищей. Плюс надо было ещё оставить на ведение домашнего хозяйства. Плюс надо было что-то купить в подарок самой Настеньке. Плюс невредно бы обзавестись собственной заначкой, какая имеется у каждого уважающего себя мужика. А Федя, с той минуты, как увидал «ковёр», начал уважать себя со страшной прогрессирующей силой. Это каким же надо быть молодцом, чтобы такой кралей обзавестись!! И ещё !!!
Только Федя ковёр свой развернул и на столе расположил, поворачивая его то так, то этак, и каждый раз получая восхитительный эффект, как рядом появился купец, глаза которого вытаращились так, как даже Природой не предназначено, то есть с существенным риском для здоровья.
– Что … это?!! Сколько … это?!!
– Да, брат, – снисходительно ответил стрелок, продолжая заниматься «ковром» и выискивая в нём всё новые возможности, а значит и увеличение добавочной стоимости. – В этом деле надо соображать … в перс …
– Персидский работы? – попробовал подсказать купец, который мысленно прикидывал свои возможности.
– Нет, – махнул рукой Дулов. – Я хотел сказать – в перспективности.
Феде Дулову всеми силами хотелось соответствовать своей супруге, и он уже заранее надувался от важности и понимал, что пойдёт далеко, и не на охоту. Тем временем подскочил второй купец и начал ахать, разглядывая товар, мысленно прикидывая свои финансовые возможности. Второго такого ковра на базаре не было, да и вряд ли могло быть, то есть товар был уникальный, и тот, кто его получит, может здорово выиграть. Через полчаса вокруг Феди собрался целый консилиум из купцов. Если бы они были вместе, или бы у них было время договориться, то они как дважды два доказали стрелку, какую никчемную вещь от на базар приволок, но он им всем чрезвычайно понравился и только из личного расположения они готовы заплатить ему … готовы заплатить … заплатить … Вот тут версии расходились. Не было в купцах должного единомыслия, которое называется картельным соглашением. Отсюда и беды, что нет в людях согласия. Правильно говорят англичане – «разделяй и властвуй». Федя эту пословицу не слыхал, но он ею вовсю пользовался.
– Кто больше заплатит, – нагло провозгласил Дулов, – того и товар.
Хорошо, что Настенька приодела Федю. Оденься он вахлаком, как частенько ранее хаживал, сей «ковёр» у него бы давно отобрали, а начни он гундосить и ерепениться, крепко бы получил по сопатке. Есть для этого специальные люди при купцах, именно для таких вот деликатных случаев, но Дулов был не прост, да и не один, а в сопровождении пары приятелей, которые «требовали продолжения банкета».
Неизвестно какими беспорядками эта торговля бы закончилась, но случилось появиться на базаре коменданту базы, который частенько сюда наведывался, выискивая эксклюзив. Он увидал «ковёр» и чуть не выпал в осадок, а особенно когда понял, что торгует им … Федя Дулов … недоделанный солдатик, негодный ни для чего полезного, кроме разве что охоты и ремонта по мелочам.
– Товар конфисковывается!! – закричал комендант.
– Это по какому праву? – заартачился, было, стрелок, но как увидел выражение лица коменданта, то сразу прикусил себе язык. До крови.
– Молчи, – буркнул солдату комендант, но тут же добавил, ещё тише. – Десять тысяч.
Признаться, Федя Дулов назанимал у товарищей триста рублей, Настеньке сказал про пятьсот, но надеялся выторговать тысячу, и ни копейкой меньше. Но десять тысяч … такого Дулов не мыслил даже в самых смелых фантазиях. Да, все мы имеем свои пределы.
В сопровождении патруля, на крытой машине комендант вёз ковёр (и Федю Дулова) на базу. Украдкой комендант отгибал угол «ковра» и дивился качеству работы. Надо было припугнуть, но вместе с тем и задобрить «виновника торжества», чтобы дознаться, где тот украл такую вещь, и нет ли там похожего ещё.
– Сидеть! – рявкнул на стрелка комендант и показал патрульным, чтобы они не сводили с Дулова глаз. Федя приуныл и начал размышлять, не послышалось ли ему, про десять тысяч рублей.
Комендант сам притащил скатанный «ковёр» в свой кабинет и раскатал его, положив на стол. Вокруг стола он поставил несколько ламп и включил их, чтобы видеть все подробности. Посмотрел и ахнул в восхищении. Такой работы, такого качество, просто не должно быть … Но всё было, и было даже ещё лучше, чем показалось в первый миг. Комендант всмотрелся в рисунок и … и …
– Мама дорогая!..
Бегом он кинулся к командиру части, ворвался в его кабинет с вытаращенными глазами и зачастил:
– Там … там …
– Они узнали всё? – вскочил на ноги генерал, командующий самой отдалённой базой княжества, а потом всполошился другой версией. – Мятеж?
Комендант мотал головой и размахивал руками, давая знать, что здесь другое. Генерал чуть успокоился, но потом ему стало любопытно, но комендант не мог связать и двух фраз. Пришлось для вразумления съездить ему в рыло, а потом тащить его за шкварник туда, куда он показывал. А показывал он в свой кабинет. Там и обнаружился разложенный на столе «ковёр». Такого генерал ещё не видел в своей жизни. То есть ещё час назад генерал думал … нет, он – знал, что его ничем не удивить, однако сейчас молчал и дивился. Дивился и молчал. А комендант всё раззявливал рот и икал. Потом он догадался залезть в сейф, чем-то там побулькал, а потом повернулся к командиру и пискливо закричал:
– Карта!! Это – стратегическая карта!
Генерал присмотрелся и слегка нахмурил косматые брови. Действительно, на поверхности этого «ковра» были, во всех мельчайших подробностях отмечены детали местности, но выполнять всё это на «ковре» было даже не безумием … а … не было даже предположения.
– Чьё это?
– Моё, – заявил было комендант, но тут же поправился. – Я приказал арестовать Федю Дулова. Это - его работа.
– Он всё это изобразил? – недоверчиво переспросил генерал, нахмуренно разглядывая коменданта.
– Да … то есть, нет … – попятился от генеральского взгляда комендант, обливаясь холодным потом. – Он где-то это спёр. Я арестовал его, чтобы дознание провести.
– Давай его сюда, – жахнул он что есть силы кулаком по столу, но стука никакого не получилось, потому как «ковёр» был необыкновенно мягок. – Чудо! Как есть, чудо!
Привели Федю Дулова. Он уже и струхнуть успел, всё думал, в чём же провинился. А тут генерала увидел, совсем с лица спал. Генерал его принялся сурово разглядывать, на «ковёр» указал.
– Где взял? Украл?!
– Настька это! Через неё …
– Она – украла?
– Нет … – Федя аж прослезился. – Она … своими руками …
Генерал и комендант всё Дулова выспрашивали, поверить себе не могли, что жинка такого никчемного солдатика, да такой мастерицей оказалась. Тут комендант вспомнил, что «ковёр» этот у Дулова «купил».
– Ну, ладно, Федя, – заявил комендант. – Сейчас, когда всё выяснили, можешь домой отправляться. Вопросы к тебе снимаются.
– А … заплатите когда? – Дулов осторожно на коменданта покосился.
– Лишние вопросы задаёшь, воин, – насупился комендант. – Когда- когда? Когда сочту нужным.
– Так ты не расплатился? – ухмыльнулся генерал. – Свободен, Дулов. Иди, охотой занимайся. Это у тебя лучше получается, чем торговыми операциями заниматься. – Посмотрел вслед уходящему стрелку, а потом повернулся к коменданту. – Ну и плут ты, приятель. Напраслину вон на человека громоздишь, и только для того, чтобы денег не отдавать.
– Да я что? – жалобно ответил комендант, глядя в сторону. – Я – ничего. Как лучше хотел. Вроде как бдительность проявил.
– Бдительность, – хмыкнул генерал. – Бдительность, это хорошо. Бдительность, это всегда хорошо. Но не может быть так, чтобы простая баба, жена какого-то там солдата, даже обладай какими-то рукодельными талантами, да чтоб так смогла … Короче говоря. Это – случайное стечение обстоятельств. Забудь про этот «ковёр». Его и не было вовсе.
– Как это не было? – сварливо не согласился комендант. – Вон он лежит. На моём, кстати сказать, столе.
– Здесь нет ничего твоего! – грозно нахмурил брови генерал. – Забываешься?! Здесь всё державное. А я за это в ответе. Не согласен?!
Комендант горестно вздохнул, понимая, что день сегодняшний явно «не его». Спорить было – себе дороже. Генерал продолжал хмурить брови:
– Если не доволен чем, так ты только скажи. Мы поможем сомнения развеять. Аудиторскую комиссию организуем. То … сё … Имеется необходимость?
– Никак нет, ваше высокоблагородие.
– То-то же. Я так и думал. Короче говоря, чтобы тебя от досужих сомнений избавить, «ковёр» этот я забираю. В столицу отправлю. Пусть там посмотрят … на предмет стратегических интересов.
– Так я же … – начал было комендант, которому было жаль, что такая прекрасная вещь прямо из рук уплывает, но генерал так глянул, что комендант отшатнулся и угодливо наклонил спину. – А я что … Сам вам предложить намеривался. Для того и за вами побежал.
– Даже так? – соизволил улыбнуться генерал. – Наверное, я немного погорячился тут. Лишнего немного наговорил. Похоже, премия тебе, дружище, полагается. За бдительность.
– А Дулову?
– Поглядим … поглядим …
Генералу и в самом деле стало любопытно взглянуть на рукодельницу, которая такой прекрасный «ковёр» выткала. Наверное, Дулов её за эти умения и замуж взял. Такая искусница, что страшно было глядеть на неё. Поди «крокодил» какой? Или того хуже. Но мастерица генерала удивила. Да так, что он и подходящих слов не подобрал. Стоял, глазами хлопал, и только рот открывал, но ничего подходящего на ум не приходило – такая красота в тесной каморке пряталась. А Дулов в углу, мрачный, надувшийся. Товарищи его уже спрашивали, когда он расплачиваться с ними собирается. Что им ответишь? Только Настенька не унывала.
– Бог даст, так ещё что своими руками сделаю, – ласково Феде обещает, а тот было окрысился, что, мол, сама иди и продавай, но потом одумался, жену обнял и вроде как успокоился.
Генерал в столицу съездил, кому надо презент вручил и обнадёжили его, что скоро появится вакансия на кресло начальника Генеральского штаба, о чём мечтает каждый генерал. К тому свербела в генеральской голове мысль замечательная, что надо бы у никчемного солдата  как-то жену увесть. Только следовала всё исполнить столь ловко, чтобы комар носа не подточил, и никто бы не обвинил его в утере генеральской чести. А там, в штабе, попробуй только – подставься – мигом сожрут, с потрохами, сапогами со шпорами и даже – с дерьмом. И не подавятся, что особо возмутительно.
Как и обещал, генерал с комендантом поделился, и у того сразу настроение повысилось, суетится он, про пикник намекал, давно, мол, не устраивали с офицерами удалённой части. Только генерал на шутки не отвечает. Изволит генерал кручиниться, что может сказаться на всех подчинённых, а в особенности на тех, кто непосредственно рядом пребывает. Комендант и насторожился.
– Каверза какая готовится? – осторожно начал расспрашивать.
– Да Дулов этот твой меня тревожит … слегка, – как бы нехотя говорит- признаётся. – Уж больно ловок в стрелковых упражнениях, а во врагов стрелять отказывается, словно это для нас они враги, а для него … как бы не очень. По окрестностям всё бродит, и как бы всё вынюхивает. «Ковёр» вон изобразил … на карту стратегическую похожий. Всё это в совокупности наводит на тревожные размышления.
– Да я и сам … – подхватился комендант, – примерно так и рассуждал. Вот только с «ковром» … не он это …
– Да уж куда ему, – отмахнулся генерал.
– И я об этом. А «ковёр» … это дело рук его супружницы.
– Не по чину он себе такую красавицу оттяпал, – заскрежетал зубами генерал. – Не по чину. Сидит вон в его чулане, ровно в темнице, краса ненаглядная, томится, небось.
– А говорят, что любят они друг друга, – робко заявил комендант, – что друг другом не налюбуются.
– Враки это всё! – привычно грохнул кулаком по столу генерал. – И ин… инсинуации. Нельзя в таких условиях любовь сохранять. Для этого необходимо иное обрамление …
– Какого Дулов не в силах предоставить, – угодливо подсказал комендант.
– Вот именно, – повторно вдарил кулаком генерал. – Ты, я гляжу, не промах. Надо тебя будет с собой забрать, когда Генеральский штаб возглавлю. Только ты свою сообразительность подтвердить делом должен. Чтобы к завтрашнему дню сообразил, как с Дуловым проблему решить можно, чтобы избавить нас от его присутствия. И жену его от обязательств освободить.
– Будем стараться, ваше превосходительство!!
Маслов перечитал последние строки написанного текста, сверил с содержанием самой сказки и, в общем-то, остался доволен. Конечно, были отдельные шероховатости, неточности, но они не выделялись. Немного неладно было с Федей Дуловым. Всё-таки в сказке и в версии Леонида Филатова он был несколько иной, более лихой что ли. Но, знаете ли, та его лихость была не мотивирована. Понятно, что сказки слагались для простого народа, и им лепо было внимать, что главный герой получал все преференции, оставаясь при этом своим, «плотью от плоти». Но это сильно «притянуто за уши», когда тот же Емеля получает царску дочку, почти не слезая с печи. Щуку поймал да выпустил? Не это ведь не подвиг, однако, на Емелю посыпались благоденствия. Чуть-чуть незаслуженно. Это как безмерно тяга к лотерейным выигрышам. Или пан, или пропал. Но у самого Емели нет никакой тяги к производительности. Это не хула неродному избраннику для птицы- счастья (а данном контексте щуки- счастья), это констатация факта, увы-увы …
Теперь, что касается Феди Дулова. Маслов специально поменял имя с Федота на Федю, чтобы получить оперативное пространство для литературного манёвра. Это же не переложение, а вариация. Почему для пробного контакта выбрали именно Дулова, а не какого-нибудь учёного, который бы расстарался … именно поэтому, для «чистоты» эксперимента. Братья по разуму решили проверить мотивации и поступки землян на примере одного из них, среднестатистического. Вот и не будем делать из него героя во всех степенях положительного, но и обижать его лишний раз ни к чему. Какой уж есть, этот наш собрат.
Ещё. Пишется всё-таки рассказ фантастический, потому и надо терминов фантастических добавить, разной там антигравитации, флиттеров, бластеров и прочей атрибутики. И развлекательности ещё, тоже вещь для литератора небесполезная. Ну, и лирики, без неё тоже нежелательно.
Подошла Виолетта, через плечо заглянула. Маслов её назвал Настенькой и попытался обнять, но Полянская от объятий уклонилась, имя Настеньки не приняла и гордо удалилась, вся такая ухоженная и самодостаточная, словно генерал из сказки её уже пригрел. Маслов вздохнул по этому поводу и снова обратился к тексту сказки.
Задача, которую поставил генерал, была сложная, но выполнимая. Комендант, когда к этому приходила нужда, отправлялся к одной знакомой. Но не для амурных кувырканий, а для совсем противоположного. Дело в том, что в этой отдалённой местности проживала одна особа, в смысле – особенная. Её вполне можно было назвать - агент внедрения. Когда-то эту женщину направили сюда для вредительской деятельности, и она во всём преуспела. Чего только на её счету не числилось. Но … годы прошли и оказалось, что она для своих уже и не нужна вовсе. Сделал дело, пошёл на хрен смело. Как-то так. У нас кто награды обильные получает? Тот, кто в штабе оборачивается, да шифрограммы в нужную минуту подаёт. А агенты «с земли» … с ними всё гораздо сложнее. И даже тогда, (и в особенности тогда), когда они домой возвращаются. Вот эта женщина (не дура – подчеркнём) и предпочла на том же месте доживать, где её как-то принимают, а что репутация ведьмы, так и это не худший вариант.
Вот к ней комендант и направился. Как он какую торговую операцию или интригу собирался учинить, так сразу к той «ведьме» - шасть … Выслушала она всё, голыми дёснами пожевала, а потом такую «многоходовочку» предложила, что комендант аж ахнул; засуетился потом комендант, всякие блага ведьме начал сулить и чуть ли даже не замужество. Но бабка от него отмахнулась – денег, говорит, достаточно. Пришлось мошну растворять. А уже потом комендант к генералу кинулся.
– Придумал, ваше превосходительство, – суетился комендант, представ под строгие генеральские очи. – Всю ночь глаз не смыкал, составлял планы будущей нашей операции.
– Ты, давай, дело говори, а не мельтеши тут. Голова уже кругом идёт. Выкладывай диспозицию.
– Надо Федьку на спецзадание отправить. Томиться, мол, наш боевой товарищ, полковник Чебурашкин в плену вражеском, принимает от ворога все возможные издевательства. Мол, доколе ему терпеть придётся? Надо Чебурашкина вытаскивать. Вот пусть Федя Дулов и расстарается.
– Ты что, комендант?! – Забасил генерал и кулак примерил – то ли по столу вдарить привычно, то ли всё же в комендантскую рожу его определить. – Этот ведь Чебурашкин – вражина, на сторону неприятеля перебежал, и наши секреты в чемодане им перетащил.
– Да знаю я всё это, – комендант поморщился. – Знаю и то, что собирались его на следствие вызывать. А что касается секретов, так половина из них заранее подготовленная деза, а всё прочее уже устарело. Что же касается Чебурашкина, то почему бы его снова к нам не перетащить? А здесь его под трибунал сунуть, чтобы другим предателям впредь наука была, что достанут их наши длинные руки с конца света. А если полковник с Федей справится, так даже и лучше – для того, чай, всё и придумывается.
– Ах, ты … – генерал ад задохнулся от такой трактовки, – ах, ты … пройдоха! Сам придумал, али помогал мыслить кто?
– Ночь, говорю, не спал, – пожаловался комендант. – Видите – глаза красные.
– Нос у тебя багровый – хорошо вижу, – отбрил генерал собеседника и принялся размышлять. Совершенно безумный план казался всё привлекательней. Но требовались некоторые корректировки.
– Этот Чебурашкин, – глубокомысленно сообщил генерал, – находится под программой защиты предателей. Ему внешность поменяли и «легенду» придумали. Ну, это не так уж и сложно, местонахождение его мы уже вычислили, но его прикрывает целая бригада головорезов. «Башибузуки», это особый отряд смертников. Куда там Феде с ними связываться. Да они его и на пушечный выстрел к Чебурашкину не подпустят.
– И об этом я думал тоже, – гордо сообщил комендант. – Ждал, пока вы сами не скажете. Надо вместе с Федей послать нашу команду головорезов. Это сделает операцию ещё ковыристее. Они, наши головорезы, поймут, что послали их на верную смерть и с Федей Дуловым «поговорят» по-свойски. Дополнительные шансы на неуспех.
– То есть – миссия невыполнима? – уточнил генерал.
– Абсолютно, – чиркнул по своему горлу комендант. – Бедный Федя, хороший был охотник. Мне его уже жалко.
– А его Настеньку ещё больше, – согласился генерал. – Требуется вдову утешить. Ну, это я беру на себя, а ты с головорезами определись.
– Уже начал! – вскричал комендант. – По тюрьмам и гауптвахтам людей подбираем. Самых лучших, ваше превосходительство. Не извольте сомневаться!
Вызвали на собеседование Дулова. Тот вернулся домой радостный. Руки потирает.
– Ну, попёрло! Ну, попёрло!
Сам руки потирает и Настеньке игриво подмигивает. Та поняла, что пора поинтересоваться.
– Случилось что, Феденька?
– Удачу ты мне принесла, вот что случилось, – улыбнулся «по-голливудски», то есть во все двадцать три зуба, Дулов. – Меня теперь генерал за своего боевого товарища держит. Вызвал тут, прикурить предложил, выпили мы с ним, а потом он мне признался, что был до него в командирах части некий полковник Чебурашкин, на которого всяких домыслов напридумано, хотя он самый что ни на есть боевой офицер, стоявший на страже нашего великого княжества. И этого героя отечества выкрали шпионы и увезли далеко. Всё это время секретные княжеские службы дознавались, где же томится этот герой. И вот – пришли эти сведения. Генерал сказал, что именно мне оказано самое высокое доверие – освободить героя.
– А почему именно тебе? – засомневалась Настенька, хотя по глазам было видно, что своим героем она считает именно Федю Дулова.
– Да потому, – ответил гордо Дулов, – что нет никого в гарнизоне, кто лучше меня бы стрелял. Выделили мне ящик патронов – на всех охранников Чебурашкина хватит, и ещё останется, на тот случай, если погоню за нами отправят.
– Но как же ты один-то, – расстроилась Настенька, – да в стане ворога?
– Почему это один? – расправил плечи стрелок. – Я встану во главе целого отряда. А по такому случаю дали мне звание капрала, первый шаг к генеральским погонам. Это мне так объяснил новый друг – генерал. Он по секрету признался, что его в Генеральский штаб приглашают. И надо кого-то надёжного здесь оставить, базой командовать.
– Тебя?! – всполошилась Настенька.
– А ты видишь другие кандидатуры? – солидно поинтересовался будущий генерал и спаситель полковника Чебурашкина.
Пока будущий генерал примеривал к рубахе новые погоны и пришивал к ним капральскую лычку, Настенька заперлась в каморке под предлогом генеральской уборки и срочно связалась с базой, чтобы распознать о деле полковника Чебурашкина. На базе тоже зря время не теряли, а собирали самую разную информацию, о разных странах и народах. Нашлась информация и о Чебурашкине. Оказалось, что прячут полковника в отдалённой местности, на островке, где стояла башня маяка. На самом деле там имелся подземный бункер для хранения особых государственных тайн. Держали там и Чебурашкина. Но держали его под присмотром, очень уж любопытен был полковник, удержу никакого нет. Прикинули шансы Феди Дулова и оказалось, что таких малых величин почти что и в природе нет. То есть миссия и в самом деле была невыполнима.
Закручинилась Настенька, лицом потемнела, а потом рукой как махнёт, мол, где наша не пропадала. Снова базу вызвала и попросила её Феде помощь организовать, иначе эксперимент с Дуловым может раньше времени закончиться. На орбитальной базе сначала отказали, но потом передумали, прислушавшись к мнению своей сотрудницы. Послали на остров летательный аппарат- флиттер, который применил сонный луч, после которого все в бункере уснули в оцепенении. Из флиттера вышли, прошли по внепространственному тоннелю внутрь бункера и разыскали полковника Чебурашкина. Всё это было не сложнее выеденного яйца. Потом перенесли пленника поближе и оставили в специальной капсуле, замаскированом под камень. Ключ от капсулы выдали Настеньке, а также карту с обозначением места, где находится капсула, в центре эрга, как называлась гора из окаменевшего песка, расположенной в пустыне.
В это время Федя Дулов закончил пришивать погоны и начал колотить руками и ногами в двери, желая немедленно похвалиться.
– Зацени! – сунул он Настеньке рубаху с пришитыми погонами, на которых светилась капральская лычка.
– Надо было сперва рубаху постирать, – неосмотрительно высказалась супруга, чем вызвала недовольство новоявленного капрала.
– Поверхностно смотришь, женщина, – почти закричал он, тряся рубахой. – В перспективу надо зреть, в перспективу.
– Кстати, о перспективе. – Попробовала изменить тему разговора жена. – Я тут вещий сон видела.
– Со-о-он?! – поразился капрал Дулов. – В то время, как я в поте лица своего тружусь, погоны себе меняю, она – спит, и это вместо обещанной генеральской уборки?!
– Да послушай ты меня! – осерчала супруга. – Это тебя касается.
Насупился стрелок, но всё внимательно выслушал. А Настенька ему рассказала, что враги прознались, будто бы готовится поход по вызволению полковника Чебурашкина и спрятали его в тайном месте, где он находится совершенно один. Настенька выдала карту с обозначением того места, и даже – ключ от капсулы. Дулов вопросами не озаботился – откуда у Настеньки тот ключ взялся, ибо полностью ей доверял. (Кстати, тост надо запомнить – «давайте выпьем за тех, кому мы полностью доверяем»).
– Эх, хорошо всё получается, – обрадовался Федя. – Быстро вернёмся, быстро и награду получим. А со своими ребятами ох и гульнём мы. Видела бы ты их – на ходу подмётки режут – чистые головорезы.
– А к чему тебе с ними наградами делиться? – Настенька будущего генерала стратегиями поучала. – Ты их, Феденька, к горе- эргу не води, а напои сперва и один туда оправляйся. Тогда и честь и хвала тебе одному полагаться будут.
– Не по-товарищески это как-то, – засомневался Дулов, но по глазам было видно, что совет он услышал и в памяти узелок завязал.
На следующий день он явился к коменданту и начал просить у него ящик водки.
– Зачем это тебе? – нахмурился комендант.
– Доберёмся мы до места заточения полковника Чебурашкина, – свои разумения начал докладывать Федя Дулов, – я своим бойцам водку ту выдам – для храбрости как бы.
– А, фронтовые сто грамм, – догадался комендант, а сам заранее прикидывает, что выдаст один ящик, а спишет под это дело четыре. А разница в три процента пойдёт на его счёт. – На том и стоим, боевой товарищ!
Расстались обоюдно довольные друг другом. Федя отправился к тем бойцам, что ему в усиление определили. Были те обряжены в военную форму, но нельзя было скрыть их бандитского вида. Федя прогуливался среди них, поводя плечами с капральскими лычками на погонах, и поглаживал отрастающие усики, которыми он обзавёлся ввиду предстоящей командирской должности.
– Львы, – комментировал капрал свою команду, – тигры. На части всех порвём!
Головорезы с ним соглашались, и друг с другом перемигивались. Уж мы тебе навоюем, читалось в их откровенных взглядах. Но ничего этого Федя не видел, точнее – видеть не желал. А желалось ему видеть награды, почести и место командующего базой. Разве он не достоин этого?
Проводили их буднично, без лишней помпы. Комендант руку Феде пожал, передал напутственное генеральское слово, состоявшее почти из одних ругательных выражений. Это было «ноу-хау» русских княжеств – бодрить подчинённых ругательными выражениями. Ни на кого иного это столь эффективно не действует. С тем и отправились. Не было никого, и даже Настеньки. Ей было велено дома сидеть и никуда не отлучаться. Приглядывать за ней взялся сам генерал. Ну, разве не честь это для капрала?
– Эх, начальничек, – затянули было песню лихие бойцы, – ключик- чайничек … – но Федя их сурово осадил, приказав петь песню армейскую. Маршевую, бодрую. Тут выяснилось, что бойцы одни только каторжные песни знают, и только.
– Тогда молча пойдём, – заявил Дулов и карту свою развернул, долго смотрел на нём, потом перевернул и снова долго смотрел. Лизнул палец и поднял его над головой, а потом решительно указал в сторону близкой пустыни. – Нам – туда.
Шли долго. Сначала двигались тесной группой, а потом – вразнобой. Кто надвинул шапку на самые брови, чтобы защитить лицо от палящих лучей солнца. Другие скинули гимнастёрки и подставляли задубевшее тело. Винтовки тащили, волоча их пренебрежительно за ремень, словно собирались в любой миг выбросить. Так себя военные люди не ведут. Дулов собирался озлиться, а потом вспомнил про ящик водки, что тяжело булькал за его плечами, украшенными капральской лычкой. Он покосился в сторону горы- эрга, что находилась уже неподалёку и остановился.
– А не пора ли нам, други- приятели, устроить привал?
– Давно пора, – ответили ему вразнобой, а кое-кто и матерно. Дулов как бы не расслышал тех слов. Он осторожно опустил с плеч тяжёлый рюкзак и погладил его рукой, как гладил Настеньку.
– Что хочу сказать вам, товарищи мое, – жизнерадостно объявил капрал. – Нас послали для выполнения особого опасного задания.
– А оно нам это надо? – буркнул кто-то за его спиной. И снова Федя как бы ничего не услышал. Иногда глухота командира является основой благополучия части. Но – не всегда.
– Я прихватил с собой в дорогу водовки, – признался капрал, – для поддержания истинно боевого духа. Чувствую, что идти становится утомительно. Потому имеет смысл облегчить ношу. Хотя бы – мне. Возражения есть?
Возражений не оказалось. Дулов доставал из рюкзака одну бутылку за другой, и его спутники оживились. Первый тост был – во благо, а потом воины загомонили о чём-то своём. Дулов дивился – говорили вроде на русском языке, но совершенно непонятно, по какой-то там «фене». С девицей сей Дулов был не знаком и достоинств её не разумел, потому и поддерживать общего разговора не получалось. Вот выпить – да, это он мог, и потому охотно пропустил ещё по стопочке. Бойцы перестали обращать на него внимание, быстро пьянея. Настенька именно на это и рассчитывала. Федя подивился прозорливости супруги, которая строила планы наперёд, не зная особенностей ни людей, ни местности, и кругом оказывалась права. Федя отошёл в сторону якобы по малой нужде, помочился там, а обнаружив, что за ним не следит никто, отошёл дальше, а потом направился в сторону песчаной горы быстрым шагом.
Впрочем, оказалось, что один человек за ним всё же приглядывал, как раз тот, с кем на прощание комендант несколькими фразами перемолвился. И сейчас этот солдат, с самой зверской внешностью, неуклонно двигался за Дуловым, стараясь, чтобы его не заметили. Пока что это у него получалось.
А Федя Дулов лез на самую вершину большого холма, состоявшего из песка. Пустыни похожи на море, только вместо гуляющих волн там движутся песчаные барханы. Они и в самом деле движутся под влиянием ветров. Буря в пустыне страшнее шторма на море. Если лодку захлестнёт волной, то она тут же вынырнет и поплывёт уточкой дальше. А вот если на караван обрушится бархан песка, то все рискуют так под ним и остаться. Сколько городов погребено под песком, не знает никто. Нерадостные думы, знаете ли. А это вот песчаная гора успела закаменеть и никакой ветер не сможет сдвинуть её с места. Федя упорно лез всё выше, а с лица его скатывались крупные капли пота. Настенька велела ему подняться на самый верх, и только там нажать кнопочку на странной штучке, которую она назвала ключом. Мол, там он найдёт этого полковника, Чебурашкина. Вот ведь сны какие, вещие. Другие жёны во сне видят наряды, украшения, порой заморских танцоров в узких обтягивающих штанах, чепуху всякую то есть. А его Настенька увидала полковника Чебурашкина, и как его враги прячут, убоявшись спасательной экспедиции. Очень полезный сон. Почаще бы такие снились. Но всё-таки лучше бы она видела его, капрала Дулова, восседающего в кресле командира отдалённой базы. Такие вот благие мысли посещали голову стрелка Феди Дулова.
С трудом вскарабкавшись на вершину горы- эрга, Дулов присел на чёрный овальный камень, лежавший там. Камень походил на экскремент неведомого дракона, если вдруг представить себе летающее чудище, оправляющееся на вершине горы. А где они ещё делают это? В других обстоятельствах Федя за версту бы обошёл сей «камень», но сейчас он устал до такой степени, что ему было всё равно. Ноги бы только вытянуть, да отдышаться.
Эх, Настенька- Настенька, видать ошиблась ты – никакого Чебурашкина здесь нет, если не считать эту дурацкую окаменевшую кучу полковником. А интересно, от генерала куча была бы ещё больше, или примерно такая же? Заухмылялся Федя, и начал головой крутить, не видит ли кто его крамольных мыслей? Неподалёку что-то шуршало, но никого видно не было. У горизонта, вдалеке, видны были точки – это продолжали гулевать его боевые товарищи – спасательная экспедиция. Сейчас вот отдохнёт Федя, да в обратный путь пустится.
Чтобы вытереть пот со лба, сунул стрелок руку в карман и нащупал там … некую вещичку, достал ей, и только тут вспомнил, что Настенька про ключ говорила. Зачем здесь ему ключ, когда ни двери, ни замка не наблюдалось. Сам-то Дулов решил, что здесь устроена тайная избушка, где и спрятали полковника. Но не было ничего.
Выбросить ненужный ключ? Другой бы так и сделал, но дисциплинированный воин сначала на кнопочку нажал, про которую ему жена несколько раз повторила. Нажал и … почувствовал, как камень под его задом шевельнулся. Федя едва с него не свалился, заругавшись. Вскочил он на ноги, и принялся глаза протирать. Вот ведь чудо-то какое! Внутри «экскремента» оказался спящий человек. Знать, это и есть – полковник. У военных людей заведена форма с погонами, чтобы знать, кто есть кто. У светских людей про то в книгах написано, у каторжных преступников – в виде татуировок, а у военных людей – форма с погонами и шевронами, чтобы лишний раз голову раздумьями не тревожить. Голова, она дадена, чтобы в неё есть, а у баб – причёски накручивать.
Спящий человек вдруг сел и начал трясти головой. Только Федя к нему шагнул, чтобы представиться по форме, как позади снова зашуршало. Дулов оглянулся и увидал, как к нему несётся, с огромным кинжалом в руке страшный головорез. Сама собой в руки винтовка прыгнула, и вдарил из неё Федя в нападающего пулю. Взвыл тот, руками всплеснул, а Дулов признал одного из своих спутников, который всю дорогу за спиной держался. Кажется, именно с ним комендант о чём-то договаривался, да на Федю косился. И понял сейчас Дулов, что комендант наказывал этому человеку, чтобы охранял он капрала от всяческих опасностей, глаз с него не сводил, жизни своей не жалел. А человек, скромный и тихий, не выдавал своей телохранительной функции, и лишь теперь, когда увидал неизвестного, возможно – опасного человека, показаться решился. А Федя его вместо доброго приветствия пулей попотчевал. Кинулся Дулов тормошить своего защитника, ан поздно уже - испустил тот дух. Повздыхал Федя, да делать нечего – положил тело друга в расколотый «экскремент», да песочком засыпал, коего на вершину ветром натащило, то есть – как бы захоронил, и без воинских почестей. Всё это время Чебурашкин сидел, да головой тряс, чтобы заставить работать полковничьи мозги. Но, видать, что-то там не срабатывало.
Можно было возвращаться, но Феде было зазорно появляться перед лицом своих товарищей без своего защитника и покровителя. Сурово спросят товарищи: мол, Федя, где защитник твой, воинский брат. Будет он виноватиться и глаза опускать, мол, не сторож он «брату» своему и что отлучился тот в самовольную … самовольный … сбёг, короче. Да, врать нехорошо, но на ум никакой подходящей версии не приходило, и решил Федя перед своими товарищами не позориться, а тихо-тихо мимо пройти и Чебурашкина генералу доставить. А товарищи отдохнут- погуляют, да спать завалятся, ибо солдат спит- значит, служба идёт. На том армия и держится. Как проспятся, домой отправятся.
Подхватил Дулов полковника под руку и вниз с горы потащил. Попутно пару раз они опрокидывались и вниз катились. Другие специально такой отдых придумывают, да ещё лыжи на ноги надевают. «Слалом» это называется. Сам то есть на свой страх  и риск действуешь, а сломаешь что – не взыщи, ибо умный в гору не пойдёт, умный в гору обойдёт, а коли залез, то слалом и получается.
Не желая смотреть товарищам в глаза, потеряв своего защитника, да ещё и застрелив его своею собственной рукой, испытывал Федя к самому себе отвращение. Надо понять его. Сами, небось, в жизни никого не убили, а опять в осуждение втягиваетесь. А ведь это очень сложно – человека застрелить. Внутри что-то смещается, и человек становится совсем другим – грубым, циничным. Одно слово – «душегуб». Прощало Федю только одно – он был солдатом, то есть отечество заранее прощало ему убийства и прочие насилия. «Всё во благо человека», «всё во имя человека». Прописью оставалось вписать имя и фамилию того человека. Но это уже совсем другая сказка получится.
Притащил полковника Чебурашкина в кабинет генерала Федя и вздохнул тяжело. Пока они шли, на душе сделалось легче. Провинность уже не казалась такой убийственной. А может защитник его сам напасть измыслил? А может защитник сам хотел генералу полковника Чебурашкина доставить, чтобы капральские погоны получить и прочие почести? При известном стремлении можно даже со своей совестью как-то договориться.
Стоило Дулову в кабинете генерала оказаться, как тот с кресла своего соскочил да орать начал, мол, как смел капрал Дулов назад вернуться да задания не выполнить. И уже потянулся руками погоны с Феди сорвать. Но тут увидел полковника Чебурашкина со связанными руками и снова в кресло повалился.
– Ваше приказание выполнено, – между тем Федя рапортует, делая вид, что генеральского гнева не заметил. Он ведь теперь и сам – капрал, то есть и он при нужде (при большой нужде) голос повысить может. – Разрешите свободному быть …
– Р… р… – генерал отвечает, аки тигра уссурийская.
Федя развернулся, через левое плечо, и, печатая шаг, домой двинулся, в свою каморку. Полковник Чебурашкин завыл страшно, предчувствуя, что за его преступления и предательства по головке вряд ли погладят. И то верно … А ты не греши, не греши …
Дома его Настенька встретила и даже прослезилась:
– Феденька! Феденька! А я тебя час назад ждала.
Ну что тут скажешь? А всё потому, что домой без подарков явился. Полковник Чебурашкин не в счёт. Это – для генерала дар, а генерал для солдата – смысл жизни. Об этом ещё в песне поётся: «Первым делом, первым делом – генералы, ну а девушки … а девушки потом».
Но Настенька про подарки не спрашивает, а смотрит так, словно Федя и сам для него вместо подарка. От таких слов и речей Дулов подобрел, чуть не забыл, что он уже капральского чину, а снова жену свою голубить потянулся. Чтобы жить- поживать, да добра наживать.               
Вы, верно, подумали, что тут сказочке конец и кто слушал – молодец? Так вот, мы только до половины сказки добрались, а самое интересное ещё впереди. А пока что стоит заглянуть в кабинет генерала. Там – шум, крики, скандал. Генерал коменданта вызвал и чихвостит его по полной программе:
– Ты чего это, сукин кот, здесь устроил?! Что я теперь с ним делать буду?!
Полковник Чебурашкин только глаза таращит, да кровавую юшку с лица стирает, куда генеральский кулак себе «дорогу проторил». Комендант сначала проморгался, а потом только соображать начал:
– Не извольте волноваться, ваше превосходительство! Всё получилось самым замечательным образом. Мы просто этого варианта не предусмотрели. А ведь про Чебурашкина в Генеральском штабе уже осведомлялись, мол, ушёл от нас вражина. А мы его – пожалуйста! Мол, от нашего праведного гнева ни один предатель уйти не сможет. И – тому доказательство! Я даже не помышляю о верхнем пределе полагающейся нам награды.
– Отчего это – нам? – хмуро спросил генерал. – Я сам поеду отчитываться.
– Но ведь и я к этому руку приложил, – заволновался комендант. – Мой это план был – Федьку Дулова за полковником Чебурашкиным отправить, чтобы от него избавиться?
– Ну, и – что? – грозно вопросил генерал. – Избавился? Здесь вон Дулов стоял, а теперь, небось, с Настенькой милуется, для которой я ремонт в своём доме устроил, дабы её жилищной изысканностью поразить. Завтра ремонт должны завершить, а Настеньку этот пентюх милует, да по полной программе! А ты … тут!.. Да я … тебя!..
Понял комендант, что прав тот, кто имеет больше прав, и не гоже телёнку с дубом бодаться. Честь отдал, каблуками щёлкнул, глаза выпучил и проорал благим матом:
– Виноват, башбродь!!! Не извольте сомневаться, к завтрашнему дню новый план составлю, ещё надёжней прежнего …
– Ты … это … – внезапно успокоился генерал, – горячку тут не пори. Не надо спешить. Ты, давай, обстоятельней соображай. Пока я в Генеральский штаб езжу, туда-сюда, ты чтобы всё продумал, во всех абстракциях. И – сам понимаешь – мой меч – твоя голова с плеч.
– А отчего это – моя? – оскорбился комендант.
– А чья? – привстал с кресла генерал. – Федькина что ль? Так он же у нас – герой! Полковника вон Чебурашкина притащил, до которого никто добраться не мог. Я, кстати сказать, против Федьки ничего не имею. Настеньку его забрать – это да. Так ведь и заберу. А то, что Дулов сгинуть может, так у каждого своя судьба. Женился бы на какой другой и всё бы не так пошло. Ну, да ладно, разговорился я с тобой. Ты давай план новый сочиняй, а я за наградами поехал. А то смотри – охочих на твоё место во множестве крутятся. Сам помысли – делать ничего не надо, только воруй, но в меру, по чину, и проблем никаких не будет. Пшёл вон!
– Не кот я, – заявил комендант, выйдя из кабинета, – и не сукин, а мамкин с папкой.
Что же касается прочих слов, то комендант ничего против не имел, потому как генерал сказал лишь то, что и без того каждый знал о нашей армии и устройства в обществе. «Я – начальник, ты – дурак, ты – начальник, я – дурак; закон что дышло, куда повернул, туда и вышло». Ну, и прочие законодательные акты. Что же касается Федьки Дулова, то всё пошло не по запланированному. То есть требовалось проявить фантазии. Похоже, опять надо было идти к ведьме … Да и с Настенькой тоже следовало подумать…
– Саша, – послышался голос жены. – Тебя к телефону.
Маслов отодвинулся от клавиатуры и с лёгким сожалением посмотрел на текст.
– Ну вот, – подумалось, – опять на самом интересном месте …


Глава 15
Вся наша жизнь укладывается в набор схем, в систему. Великие люди умеют разглядеть «большие схемы». Экономист Карл Маркс сформулировал политическую систему. Другой экономист, Адам Смит – в «Исследовании о природе и причинах богатства народов» создал теорию рыночной экономики. Естествоиспытатель Чарльз Дарвин в труде «Происхождение видов» изобразил систему эволюции. Физик Исаак Ньютон создал теорию космической механики, а другой физик, Альберт Эйнштейн, когда-то ассистировавший Тесле, обнародовал теорию относительности, которая переориентировала современную науку в новых направлениях. Правда, говорили, что он использовал некоторые теоретические изыскания математика Лобачевского, но надо уметь формулировать свои мысли так, чтобы их понимали современники. Вот гениальные учёные- математики Пьер Ферма и Август Мёбиус ... Один создавал теорию вероятностей, а второй исследовал коррелятивные преобразования. Их мыслей толком не понимают до сих пор, равно как и конечной системы их работы. И что? Они так и остались непонятыми, хотя если бы создали вокруг себя научные центры, обзавелись бы сонмом учеников, то наш мир был бы уже другим, совсем другим. Но тем и отличаются теоретики от практиков, что для них важнее во всём разобраться самим, а объяснить всё прочим … Хорошо, если успеют, при жизни, а нет, так уж и не обессудьте …
Володя Фёдоров был практиком, но к теориям относился с уважением. С детских лет он увлекался деяниями Шерлока Холмса, героя Артура Конан Дойла, который удачно совмещал в себе обе ипостаси. Его метод дедукции есть построение индивидуальной системы преступления, совмещение её с личностью преступника, а потом появлялся практик- сыщик, который и проводил задержание. Для Холмса главным и интересным было понять природу преступника, разгадать его внутренний мир. Он был классическим криминальным психологом. А то, что он был ещё и наблюдательным, то это делало ему честь. Отсюда и тяга Холмса к наркотикам, которые позволяли полностью погружаться в мир абстракций. Не то же самое делал Август Мёбиус при исчислении коррелятивных преобразований?
Десятки психологов, избравших для своих исследований криминальную сторону психологического пространства преступной личности, создавали параметры, которые можно было бы сложить в единую систему. Оставалось только подогнать под систему личностные качества и – пожалуйста. Именно это и делал Холмс, но, как истинный британец, он был индивидуалистом и даже эгоистом, то есть пользовался сам результатами своих наблюдений, а не предоставлял их на суд общественности. И ещё – жаль, что это был литературный герой, пенять которому даже не смешно. Когда-то всё это Володя Фёдоров рассказал Ларисе, громко сетуя на превратности судьбы. Она так смеялась и назвала его словоизлияния примером софистики.
Лариса …
Володя вернулся поздно и сразу отправился спать. Он устал до такой степени, что как только прилёг на диван, сознание его моментально отключилось. Фёдоров взял на себя обязанность нащупать психологический портрет того преступника, который терроризировал жизнь жителей губернского города, Кирова-на-Вятке. С группой работали несколько профессиональных психологов, но каждый из них был вынужден признаться, что его теория в данном случае никак не срабатывает. Последний из них, Голанд, даже признался Володе, что не в силах разобраться в личности.
– Такого просто не может быть, – вздыхал эксперт, – он не может поступать таким образом. Это противоречит его предыдущим шагам. Преступники, в общем-то, несчастные создания. Они являются пленниками своих собственных побуждений. Они заранее попадают в темницу своего разума, который верховодит ими, заставляет делать то-то и то-то. Они, то есть преступники, ужасаются тому, что сотворили и пытаются противостоять своим побуждениям. Это трансформирует их личность. Вот тогда-то и рождаются маньяки. Они пребывают на грани между нашим миром, миром обычных людей, и тем, который создаёт их разум. Это балансирование между двумя мирами  и есть их жизнь, несчастная и – одновременно – ужасная. Ваш же …
– Почему наш, Ян Генрихович? – спрашивал Володя. – Разве он может быть нашим?
– Вот это-то и есть самое главное, – снова вздыхал Голанд. – Надо разобраться в его личности, в его подчинённости. В своё время был арестован маниакальный тип, Чарльз Мэнсон, убивший в Беверли-Хиллз одну актрисочку. Для Америки, и даже для Голливуда не такой уж выдающийся случай. Просто там были задействованы известные люди – Роман Поланский, ещё кое-кто. Шарон Тейт была его женой. Она была беременна, и Мэнсон явился, чтобы сделать сюжет фильма «Ребёнок Розмари» реальностью. Истинную историю до нас, обывателей, не довели. Полицейские дознаватели, а потом и сотрудники ФБР умолчали о наличии каббалистической символики. Мэнсон был сатанистом и собирался воплотить дьявола в ребёнке Поланского. Мэнсон был уверен, что и сам режиссёр этого желает. У маньяка была целая группа помощников. Их назвали бандой, хотя это была секта. Секта сатанистов. Их мировоззрение крайне любопытно. Американский писатель Томас Харрис, благодаря своим связям в ФБР, получил разрешение поговорить с Мэнсоном и ещё кем-то из той тюремной клиники, где содержались особо опасные преступники с психическими отклонениями. После серии бесед и появился Ганнибал Лектер, медик и людоед. Этот образ настолько увлёк Харриса, что тот возвращался к нему снова и снова. Я лично думаю, что такого рода произведения должны как-то ограничиваться, потому как в них описывается тёмная сторона, которая простирает своё влияние помимо обычных впечатлений.
– Как это? – спросил Фёдоров.
– Мы вернёмся к этому позднее, – вздохнул эксперт. – Чуть позднее.
К этой теме они так и не вернулись. Может быть потому, что Голанд вскоре покинул город и вернулся к себе, в Нижний Новгород. Кажется, там что-то случилось по его профилю. Кое-какие советы психолога Фёдоров применил, и это продвинуло работы бригады. Правда, приходилось слишком много времени уделять расследованиям.
Утром Владимир проснулся и сообразил, что так и не повидал Ларису. Это было нехорошо. Это было неправильно. Он скорчил самую уморительную физиономию, какую только смог изобразить и вошёл в спальню. Но корчить рожи было не для кого. Ларисы там не было. Настроение сразу ухнула в тёмный колодец предчувствия. Что случилось? Лариса всегда ночевала дома. С чего начинает разрушаться семья? Когда супруги начинают жить каждый своей жизнью. Слишком часто Фёдорова не бывало дома. Но ведь такова специфика его работы. И это только на период усиленной обстановки в городе, какая случается не так уж часто. Фёдоров был прав и мог это сказать в полный голос, вот только – кому? Но должна быть хоть какая-то записка. Володя начал шарить по столам, сначала взглядом, а потом и руками.
Зазвонил телефон. Это было как набат в приграничном городе. Снова сжало сердце. Фёдоров осторожно поднял трубку телефона. Зря он отключал вчера телефон. Проходило совещание у руководства. Пришлось это сделать.
– Алло.
– Можно Ларису Дмитриевну? – спросил женский голос.
– А кто её спрашивает?
– Это Нина Георгиевна. Мама Вадика Быкасова. Он пропал … Лариса Дмитриевна к нам вчера приходила после работы. Мы с ней разговаривали. У неё какие-то мысли появились относительно Вадика. Она обещала перезвонить, но звонка так и не было. Вот я и хотела узнать … Можно с ней поговорить?
– Не получится, – честно признался Володя. – Но я передам ей, что вы звонили. Извините.
– Это вы извините, – вздохнули из трубки.
– А что у вас с сыном?
– Он … пропал, – голос в трубке дрогнул. – Мы … ужасно волнуемся. В последнее время Вадик … сильно нервничал. Мы говорили с Ларисой Дмитриевной …
– Это я уже слышал, – Фёдоров с трудом заставлял себя говорить спокойно.
– Вы, наверное, Владимир, супруг Ларисы Дмитриевны, – предположили из трубки. – Я не знаю вашего отчества.
– Павлович.
– Владимир Павлович, – голос из трубки дрожал. – Кажется, вы работаете в милиции …
– В прокуратуре.
– Не могли бы вы попросить там, у вас, начать розыск Вадика? Он не ночевал дома … уже второй день … Мы очень волнуемся, а в милиции у нас заявления не приняли. Сказали, что это самое обычное дело, когда подростки не ночуют дома. Мол, набегается и сам придёт, а после заявления он сам обижаться станет, что всё закрутилось. Вы меня слушаете?
– Да … слушаю …
Но слушал Владимир сам себя, свои предчувствия, и они были самыми недобрыми. Что-то случилось … что-то случилось. Кажется, Лариса ему рассказывала про этого Вадика. Кажется, он проводил какое-то расследование. Коллега, блин …
– Постойте, – оборвал он сбивчивый голос из трубки, – я не очень вас понимаю. Лучше нам встретиться, и вы мне всё расскажете, и про вашего Вадика … и про Ларису…
– А что …
Фёдоров не стал дослушивать и опустил трубку, а потом сообразил, что не узнал адрес, по которому собирался ехать. Зарычал, хлопнул несколько раз себя по лбу кулаком, но потом успокоился. Сыщик он, или поросячий хвостик? Через полчаса он знал адрес Быкасовых, а ещё через полчаса подъезжал к ним, отговорившись у себя об опоздании.
Ему открыла дверь женщина, лицо которой было искажено гримасой горя. Временами на лице появлялась тень надежды, но тут же тухла, чтобы снова появиться.
– Это вы – Нина Георгиевна?
– Да, я, – кивнула женщина. – А что же – Лариса Дмитриевна? Я думала, она приедет с вами?
– Дело в том … – Владимир с трудом проглотил ком, который подступил к горлу, – что Лариса … тоже не появлялась. О чём вы с ней говорили?
– Лариса Дмитриевна? О, боже!
Слёзы буквально брызнули из глаз женщины и покатились по бледным обескровленным щекам. Она достала откуда-то носовой платок и прижала его, сжав комком, к глазам.
– Мама!
Из комнаты выскочил подросток и подбежал к женщине. На мгновение следователь решил, что и есть Вадик, что он нашёлся, что непременно отыщется Лариса и все его дурные чувства ничего не стоят, но …      
– Боренька, – повернулась к подростку мать, – Лариса Дмитриевна … она …
– Я слышал, мама, – обнял женщину мальчик, – они найдутся, должны найтись …
– Давайте пройдём в комнату, – предложил Фёдоров, – и спокойно поговорим.
Он пытался быть спокойным. Профессионал не должен поддаваться чувствам, даже когда дело касается его самого. Даже когда дело касается кого-то из его семьи. Теоретически это так, но практически … Сердце в груди защемило так, что Фёдоров прижал к себе руку. Он сжал зубы. Он сильный, он выдержит.
– Так о чём вы говорили?
– О Вадике, – мать с трудом сдерживала слёзы. Боря держал её за руку. – Мы говорили … Он слишком близко воспринимал рассказы о маньяке. Он думал … искал … Вадик решил, что он знает, кто убийца.
– Лариса мне показывала сочинение вашего сына, – признался следователь. – Как версия, всё это даже интересно, но на практике … всё выглядит по-другому.
– Я понимаю, – попыталась улыбнуться мать, – но Вадик … он хотел …
– Он следил за водителем тёмного троллейбуса?
– Он называл его чёрным. Это я про троллейбус. Он как бы обгорел, как после пожара.
– Мне рассказывала Лариса, – признался Фёдоров. – Она тоже видела этот троллейбус.
– Я вспомнила, – схватилась рукой за голову мать. – Она собиралась … то есть Лариса Дмитриевна …
– Я понял. Что она собиралась ...
– Поговорить с водителем троллейбуса. И с кондуктором. Про неё Вадик тоже писал. Вдруг они что-то про него знают.
– Подозреваемые?
– Это фантазии Вадьки. Я не думаю, что они в чём-то виноваты. Опасные люди, они бывают незаметны, они невидны в толпе. А эти … Они, наверное, и сами несчастны…
– Разберёмся, – заявил Фёдоров, стараясь говорить уверенно, при исполнении. – Сейчас я сам этим займусь. Только позвоню на работу. От вас можно позвонить?
– Да-да, конечно. Телефон вот, на столике.
Привычными движениями Владимир набрал номер отдела.
– Это я, товарищ майор. Я собираюсь …
– Послушайте, Владимир Павлович, – голос руководителя бригады был непривычно мягок. – Тут такое дело … В общем, твою Ларису … нашли …
Всё было как в тумане. Он как бы выпадал из реальности, но тут же возвращался. И все товарищи обращались с Фёдоровым, как с тяжелобольным, или раненным. Стоило ему к кому-нибудь повернуть голову, как к нему наклонялись, словно он будет говорить шёпотом. Это было бы смешно, не будь так горько. И все всё время говорили, предупредительно, вполголоса, словно старались заболтать его горе, которое могло его поглотить. Такое уж оно имеет свойство – свалить даже самого крепкого человека. В этих словах, которые проплывали мимо сознания следователя, мелькнуло слово «Иваныч». Фёдорову надо было как-то выбираться из трясины горя, и он попробовал уцепиться за это слово.
– Иваныч? Какой Иваныч?
– Ну, как же, товарищ капитан, – с лёгкой обидой заявил коллега из уголовного розыска. – Я уже вам докладывал. Это старший лейтенант Долгих, Никифор Иванович. Участковый инспектор того самого участка, где трупы нашли. Его все Иванычем называют. Он там такую работу провёл, что его поднадзорные имеют один из самых низких процентов рецидива, и вообще там – тишь да гладь.
– Тишь говоришь, – скрежетнул зубами Владимир. – Говорят, что в тихом омуте черти водятся. Сколько в том «омуте» трупов нашли?
– Че… четыре, – в голосе коллеги появилась лёгкая обида. – Мы периодически участок Иваныча проверяем, по своим ориентировкам. Всегда всё было чин чинарём.
– Ты, Володя, успокойся, – это был майор Громов, возглавляющий особую следственную бригаду. – Мы сейчас за это по-настоящему возьмёмся. Зубами будем грызть …
– А я, товарищ майор, – Фёдоров изо всех сил пытался, если не быть, так хотя бы выглядеть спокойным, – и так по-настоящему работал.
– Если нет результата, – чуть повысил голос начальник бригады, – то, значит, нет и должного усердия. Стимулов не хватает? Вот вам и стимул …
Сказал и спохватился, что лишнее брякнул. Положил Фёдорову руку на плечо.
– Держись, Володя. Мы тебя обязательно поддержим. Не сомневайся, все хлопоты на себя возьмём.
Про какие это хлопоты говорит майор? А потом Фёдоров догадался: это он о похоронах говорит. Голову склонил, и слёзы на колени капать начали. Все принялись отворачиваться и смотреть в окно. Все – это майор Громов, коллега из уголовного розыска и ещё пара товарищей. И ехали они в морг, на опознание – полагалось так. 
Морг, это особое место в нашей жизни. Это то место, где виден край жизни. Что там, за этим краем, все мы непременно узнаем. Но сами ощущения были неласковыми. Тяжёлая атмосфера, тяжёлые запахи, соответствующая обстановка. Вряд ли здесь бы появилась команда КВН, хотя медики обожают пошутить. «Чёрный юмор», это особая разновидность, которую называют – «медики шутят». «Дошутился» - можно повесить над входом в морг.
Американский писатель Говард Лавкрафт написал рассказ, по которому в Голливуде сняли серию фильмов «Реаниматор». Там половина фильма проходит в морге. Самый настоящий ужас. Другой писатель, Стивен Кинг, написал «Кладбище домашних любимцев». Там тоже возвращались умершие. Почему – тоже? Фёдоров тряхнул головой. Он поймал себя на мысли, что не хочет, чтобы Лариса уходила. Этого не могло быть! Он к этому не готов! Майор покосился на своего подчинённого.
– Держите себя в руках, капитан …
– Есть, товарищ майор.
А как себя держать? Володя сжал кулаки что есть силы, стиснул зубы. И в самом деле, сделалось легче. Самую малость. Появился суетливый тип в белом халате и в хирургической маске на лице. Руки его были спрятаны под резиновые перчатки. Наверное, именно он копается внутри тел. Выясняет причину смерти. Интересно, по своей воле люди идут в патологоанатомы, или это вариант медицинской каторги?
Все прошли в зал, где стояли большие шкафы, во всю стену. Это были горизонтально расположенные холодильные камеры, чтобы тела не разлагались до того, как они перестанут быть нужны. То есть пока выясняется причина смерти. Стариков и инвалидов не режут, не всегда режут, потому как причина явная, но всех прочих подвергают этим процедурам. Это место люди стараются обходить стороной.
Тип в халате начал перелистывать бумаги, которые держал в руках, сверяясь с номерами холодильных камер. Потом ткнул пальцем: «Это здесь», и потянул дверцу за ручку. Дверца не открылась, а выдвинулась. Оказалось, что это фронтальная часть платформы, на которой лежало прикрытое серой простынёй тело. Да, людей, точнее – трупы, полностью раздевают и прикрывают тканью. Оденут их позднее – когда придёт время похорон.
– Смотрите внимательно, – повернулся тип в халате к маленькой группе. – Это – она?
«Лишние» поспешно отодвинулись на пару шагов назад и встали боком. Это дело супруга, или иного родственника – опознавать тело. Далее начнутся следственные действия. У платформы остался медик, майор, как руководитель следственного действия и Фёдоров, несчастный муж, то есть уже – вдовец. Медик откинул часть серого полотна, под которым находилась голова трупа. Фёдоров сразу узнал Ларису, едва сдержал вскрик, в груди затрепыхалось сердце. Он наклонился над ней, и вдруг … Лариса открыла глаза.
+ + +
– О, Лариса, – Владимир едва выдавил из себя.
– Володенька, прости меня.
– За что?
– Я хотела помочь тебе. И вот … что получилось.
Оба они находились в той же комнате морга, в которой происходила процедура опознания. Точнее, эта комната выглядела по-иному. Белые кафельные стены блистали чистотой, равно как и полы, свет исходил отовсюду, а посередине комнаты этот свет собирался в колонну и уходил вверх, пронизывая низкие своды. Лариса сошла с платформы, но Володя не замечал её наготы, потому что глядел ей в глаза. И никого, кроме них, в комнате не было. Если это была та же комната. Впрочем, никаких вопросов у следователя Фёдорова не было. Было только щемящее чувство утраты. Он протянул к супруге руки.
– Лариса … Ларочка …
– Всё пустое, Володя … Я … я хотела проститься с тобой. Знаешь, я ведь нашла Вадика Быкасова, точнее – его тело.
– Вас обоих нашли. И ещё кого-то. Ты видела убийцу?
– Узнаю своего Володю. Ты – профессионал даже здесь. Да, я видела убийцу. И хочу, чтобы ты держался от него подальше.
– Я найду его! Клянусь тебе, я найду его!! Я отомщу … за тебя … за Вадика … за…
– Послушай, Володя, – Лариса отодвинулась от него и стояла сейчас у самой световой «колонны». – Откажись от этой мысли. Только не ты … Володя … Это не человек … Это больше не человек … И ещё, Володя … прошу тебя … про…
+ + +
– Лариса …
Его вдруг пронзила молния, которая прошла через его нос. Фёдоров дёрнулся, ударившись головой о кафель. Он открыл глаза, посмотрел в одну сторону, в другую. Помещение было всё то же, но никакой световой «колонны», поглотившей Ларису, не было, а над ним нависало лицо, криво прикрытое марлевой маской. Этот был медик, и он снова сунул под нос следователю клок ватки, пропитанной чем-то мерзким (аммиаком), от чего голову его снова пронзило «молнией».
– Вы пришли в себя?
– Да … да …
– Такое случается, – медик повернул голову в сторону, где торчали чьи-то ноги. Фёдоров посмотрел туда. Он лежал на кафельном полу комнаты морга, а над ним стоял майор, и прочие люди, с кем он сюда пришёл. Майор хмуро его разглядывал, а медик пытался объяснить падение опознавателя. – Случается с ближайшими родственниками, родителями, детьми, супругами. Люди теряют сознание. Обычное дело.
– Офицер не должен уподобляться нервической барышне.
– Виноват, – одним движением Владимир поднялся на ноги. Он пошатнулся, но устоял на ногах. Товарищи сочувственно поглядывали на него.
– Насколько я понял, – заявил медик, голос которого невнятно доносился из-под марлевой маски, – опознание состоялось. Вам это нужно осознать и пережить. Всё уже состоялось. Ничего назад уже не вернуть. Теперь надо настроить жизнь чуть по-новому и продолжать жить дальше. Это тяжело, первое время, но потом всё опять налаживается. Вы уж простите меня за некоторую долю цинизма. На моём месте без этого не обойтись.
Должно быть, эксперт уже сотни раз видал подобную реакцию. Может, в основном посетители держались более равнодушно, но ведь всякое случается. Та модель построения общества замкнута на эгоистическое восприятие жизни, когда окружающие воспринимаются как датели, с кого можно что-то получить, кого можно использовать. Исчезает, неважно – появится другой, которого можно окучивать  по полной программе. Главное – это не подставляться, а один из элементов – не делаться зависимым, не привязываться. Тогда ты будешь неуязвим. Эту «модель» понимают и её принимают всё большее количество населения. Они путают любовь с похотью, и если что считают, так это свою наличность. Хорошо это? Кому – как.
– Короче, – вздохнул майор. – Получаешь краткосрочный отпуск для улаживания своих дел … ну, ты меня понял, Владимир. Чего понадобится, мы тебе поможем. Как почувствуешь себя в форме – возвращайся. Сам понимаешь, надо это всё заканчивать.
– Я сам всё закончу!
– У тебя есть сейчас что заканчивать. Меньше эмоций – меньше ошибок. Они нам сейчас ни к чему. Так что давай … и … держись, Володя. К сожалению, не ты первый, не ты последний. Ты сильный, переживёшь.
Фёдоров был сильным, и он переживал. Реальность плохо воспринималась. Он что-то делал. Ему помогали. Появились родственники. Он им пытался всё объяснить, а потом махнул рукой и – напился. Говорят, что алкоголь приносит забвение. Это было болото, в которое погружался разум. Наступало оцепенение, не было никаких мыслей … переживания – были, но тоже – оцепенелые. В каждом человеке живёт зародыш раба, зародыш садиста, зародыш мазохиста. Фёдор Иванович Достоевский писал о комплексах маленького человека. Писал и Гоголь. Западный человек превозносит Достоевского. За то, что он помогает им разобраться в русском характере. И не знает западный человек, что Достоевский анализировал степень страданий «маленького человека» и стараний государства этого «маленького человека» унизить и раздавить, чтобы помыкать им и заставить его пресмыкаться перед государством и «сильным человеком», который в себе воплощает сильное государство. Но ведь население, состоящие из «маленьких человеков» никогда не сделают своё государство просвещённым и великом. Именно это и хотел сказать Достоевский, а не препарировать «маленького человека» на потребу читателей западного зарубежья. Великий режиссёр и актёр Чарльз Спенсер Чаплин, Чарли Чаплин, как мы привыкли его называть, тоже использовал образ «маленького человека» и тоже препарировал его стремления, желания, мечты. Его «маленький человек» боролся и побеждал, к радости зрителей, тогда как «маленький человек» Достоевского страдал и заставлял страдать окружающих. От этого всего и пошло мнение, что русский народ, это народ- мазохист, который упивается собственными страданиями, и, при каждом удобном случае, создаёт для себя тот режим, который позволяет ему погружаться на самое дно страданий. Страдалец – это хорошо? Русская православная церковь творит из страдальцев святых. Николая Александрович Романов, Николай Второй, своей слабостью и никчемностью как правитель привёл свою страну, своё государство, к катастрофе и гибели миллионов людей. Он был объявлен страдальцем, десятки миллионов людей прошли через ужасы ГУЛАГа и казни НКВД. Будет ли русский народ признавать «святость» Николая Второго? Если мазохист, то – да!
Бывают люди, которые думают медленно; таких называют тугодумами. Это не значит, что такой человек – дурак. Признаемся по большому секрету, что автор данного романа и сам – тугодум. Делает это произведение менее интересным? Мы хотим сказать другое. Быстро и качественно мыслят шахматисты. Должны быстро мыслить журналисты, особенно когда пытают перед телекамерами интервьюера, быстро должен думать сыщик. Как пример, можно вспомнить всё того же Холмса. Или комиссара Мегрэ, выглядевшего ленивым увальнем, но делающим правильные выводы стремительно, как стрелок. Скорость мысли, это одна из категорий следствия. Но бывает так, что следователь дома отдыхает, и позволяет себе небрежность в размышлениях. Голова, она ведь тоже отдыха требует. Считается, что человек отдыхает во время сна. Это – неправильное мнение. Сон, это совершенно другая категория, в которой задействован не разум, не мозги, но душа, которая тоже имеет свою специфику. Сумеешь это понять, в этом разобраться, честь тебе и хвала, будешь жить в ладу с самим собой, а нет, так не обессудь, что склонен к алкоголизму и депрессиям.
Признаться честно, Фёдоров перестал контролировать время. Раньше оно стремительно неслось, и надо было проявлять искусство, чтобы успевать что-то сделать на работе, во время следствия, и дома, общаясь с Ларисой. Потом случилась катастрофа, гибель Ларисы, и время повело себя по-предательски. Оно сделалось издевательски медленным, тянулось, как подгнившая резина, и всё время выворачивало из памяти самые прекрасные моменты, в которых непременно участвовала Лариса. Когда он спал, она являлась ему, была радостной и возбуждённой, словно хотела ему что-то сказать, но ничего не говорила, лишь размахивала руками и делали «страшные глаза». Он не мог понять причин таких снов, утомлялся ими, раздражался, а потом плакал, когда его никто не видел. Теперь всё время рядом с ним был кто-то из родственников или близких друзей. Они всё время ему что-то говорили, напоминали какие-то мелочи, а когда он начинал сердиться, и даже злиться, отшучивались от него, но сами никак не раздражались. В дружбе, настоящей дружбе, как в браке, вместе в горе и радости. Потому она и ценится, и бережётся, порою даже крепче брака, если с супругами повезло не очень. «Друг познаётся в беде». Это не поговорка, это – констатация факта.
Похороны любимого человека, явление очень тяжёлое. Оно может раздавить человека, если он предоставлен себе сам. Тяжесть, разделённая на всех, помогает это пережить. Но только если сам человек пережить намерен. Бывает ведь и так, что человек замыкается в себе, в своём горе. Это может закончиться психозом или онкологической болезнью. Помогайте своим близким, и они придут на помощь в нужную минуту.
Фёдоров и хотел забыться в сне, чтобы вновь увидеть Ларису, и не на фотографии, в траурной рамке или иной, и как бы живой, но и не хотел этого, потому что Лариса из сна была не похожа на ту Ларису, какая ему помнилась. А может, она и была другой? Мы ведь имеем привычку придумывать для себя близких друзей и даже близких врагов, а потом даже огорчаемся, когда выясняется, что они – другие, не такие, какими кажутся, вам кажутся. Состоятельные люди нанимают частных детективов, которые собирают данные на близких, друзей, партнёров и врагов, чтобы иметь непредвзятое мнение. Мало ли что. Но у богатых – свои причуды. Мы больше привыкли доверять интуиции. Она редко обманывает. Случается и обратное, потому что человеку свойственно нравиться. Некоторые делают это столь искусно, что обманывают даже интуицию. Кто-то из великих людей говорил: «Господи, помоги мне разобраться с друзьями, а уж с врагами я как-нибудь сам справлюсь». Ларису из снов Володя понять не мог и потому во сне мучился, а просыпался с чувством тоски и неудовлетворения. В груди всё время давило, словно там отсутствовал какой-то важный орган. Должно быть, это была постоянная связь с Ларисой. А теперь её не стало … Теперь она оборвалась … Набухший отросток аппендикса и то сильно ноет, а здесь оборвалась связь с искренне любимым человеком.
Наверное, потому Володя и сбежал из дома. Там было кому заняться рутинными делами погребения, а ему надо было чем-то занять себя. Хотел отправиться к коллегам по следственной бригаде, но не хотел слушать слов сочувствия его горю. От этого оно становилось совсем невыносимым. Уж лучше поговорить с кем-то совсем незнакомым.
Хотел отправиться к Быкасовым, но вспомнил, что и у них готовятся к похоронам. Хрен редьки не слаще. И тогда вспомнил про Иваныча. Вот то, что ему сейчас необходимо!
– Я словно чувствовал, что на моём участке что-то неладно …
Обычно участковые инспекторы до последнего отстаивают непричастность своих поднадзорных к преступлениям, где-то совершённым, но, стоит появиться доказательствам, начинают крыть уличённых, навешивая на них всё, что попадается, «свои» преступления и сопутствующие. Но Иваныч был не таков.
А каков он был? Давайте посмотрим на него, без прикрас. Мы привыкли, что герои книг и фильмов – богатыри и витязи, косая сажень в плечах, русые, широкоулыбчивые, со всех сторон положительные, общие любимцы. За них любая девица охотно замуж идёт, а потом гордится мужем и подругам хвастает, не думая, что те ей завидуют и, за её спиной, к молодцу «клинья подбивают», иногда удачно, иногда – нет. Никифор Долгих был не из таких. То есть внешность он имел неказистую и даже невзрачную. Вот представьте себе Ролана Быкова, но не того общего любимца, каким он сделался, доказав и показав, насколько он талантлив и ярок. А вот как было бы, если отнять у него популярность, подогнанную к фигуре одежду, да и не знать его вовсе. Щупленький, сутуленький, кривенькие ножки, редкие волосики, маленький носик, самый кончик которого неожиданно длинен. Близко посаженные глазки чуть подслеповато щурятся. Ну, и всё такое прочее. Да ещё и уши – оттопырены. Не то что сказать – большие, но в детстве его прозывали Чебурашкой, как только появился мультфильм по сказке Успенского. Хорошо ещё, что характер у него незлобивым оказался, шутки и юмор любил и понимал. Сам же над собой в первую очередь смеялся. Оттого его и не дразнили почти – какой интерес подтрунивать над ним, когда он сам это делает. После армии записался Долгих в милицию и полжизни ходил простым патрульным. Точнее, не совсем простым – оперативники его использовали «на подхвате», потому как тот совсем на милицейского не похож, что порой для оперативной службы очень нужно. Даже рекомендации ему обещали, если учиться вздумает по профилю. Но Долгих (одна из его любимых шуток – «самый короткий в батальоне – Долгих) к карьере был равнодушен, но когда обзавёлся семьёй, супруга Света (то есть Светлана Владимировна) заставила его попроситься на повышение. Так появился новый участковый инспектор. Долгих скоро сделался лучшим, а потом попросился на самый сложный участок. Это он с кем-то из соседей поспорил – принципиально – что не место красит человека, а человек – место. Неизвестно на что спорили, но проигравший при всё народе заявил, что Иваныч - это Человек. Сосед сказал таким тоном, что всякий услышал про Человека с большой буквы. Да никто и не спорил, ибо все мы полжизни создаём себе репутацию, а потом она ведёт нас по жизни. Всё – справедливо. Это ещё Лев Николаевич Толстой сказал, что добро, которое ты делаешь от сердца, ты делаешь всегда себе.
С Иванычем Володя расположился у него в саду. Да, Долгих имел свой собственный сад, но не в садоводческом товариществе, а у себя, возле дома. Город, это такой урбанистический продукт, который постоянно расширяется, поглощая деревушки, которые его окружают. Вот в одном из таких бывших деревень и проживал участковый Долгих. То есть дом принадлежал его супруге, Светлане С., в девичестве – Михалёвой, и достался Иванычу в качестве приданого. А что? Очень даже неплохо получилось. Сначала соседи никак не хотели признавать мента, особенно один, самый вредный, которого по молодости чуть не упекли по хулиганке, но и он был вынужден признать Долгих за авторитета. Это с ним Иваныч спорил и был назван принародно Человеком. Бывало, что на дом и усадьбу у Иваныча не хватало времени, так его соседи устраивали «субботник» и – общими усилиями – дело делалось. Светка, то есть Светлана Владимировна, была довольна, хотя внешне старалась выглядеть строгой. Как же – мать семейства. Одних детей – пять штук. Сын и дочь – свои, а ещё три ребёнка приёмных, которые Иваныч со своего участка притащил. Света с ним спорить не стала, а приняла как своих. По первости они дичились, но потом оттаяли, и старались так, что соседям больше на «субботники» собираться не надо было. А они всё равно собирались. Может по той причине, что эти мероприятия заканчивались коллективными шашлыками. Если и была при этом выпивка, то только для души и совместной дальнейшей дружбы.
Сейчас Иваныч разговаривал с Володей с глазу на глаз, то есть, как говорил Оноре де Бальзак – тет-а-тет. Никифор Иванович притащил домашней наливочки из груш и яблок, но она так и стояла, непочатая. 
         – Я словно чувствовал, – повторил Иваныч. – Знаешь, капитан, когда во что-то свою душу вкладываешь, то потом ориентируешься там даже не знаниями, а чувствами, ощущениями. Да, район у меня особый, сложный район. Я когда там первый раз очутился, сразу с поножовщиной столкнулся. Знаешь, там много таких, которые после зоны домой возвращаются. А это ровно такой же стресс, как и когда сажают. Жизнь меняется полностью и надо её как-то устраивать. Кто-то может это сделать, кто-то нет; кто-то совсем ломается, кто-то кардинально свою жизнь перестраивает. У итальянцев есть… то есть был такой поэт – Данте. Вроде нашего Володи Высоцкого, только в другом веке жил и писал соответственно своему времени. Но тоже был поэт богом поцелованный. В изгнании от родных пенатов писал об Аде, о девяти его кругах. Я пробовал читать. Мне это напомнило ГУЛАГ, каким его Варлам Шаламов обрисовал. Не могли люди такое устроить, да ещё в двадцатом веке … Это тема отдельного разговора, да под наливочку. Короче говоря, вернулся из зоны очередной бедолага, да видит, что его место в доме другой занял. Что его жена уже к тому прикипела, да и детишки привыкли. Сам, конечно виноват. Что имеем, не храним, потерявши – плачем. А этот, вместо слов за ножик схватился. Хороший такой ножик – сантиметров на сорок. Свиней им кололи. Вот он и вознамерился обидчика своего колоть. Тут я и появился, для знакомства с теми, за кем особый пригляд необходим. Ну и встрял, естественно. Ножик тот отнял, обоим по голове настучал, для вразумления. Потом ещё четверых пришлось на землю положить, которые не согласились мои новые права принимать. Верительные грамоты мои им не убедительными показались. Вот и пришлось их убеждать тем языком, которые они слушать привыкли. А потом – ничего, подружились почти что. Тот бедолага решил, что его опять на зону повезут, а у него там всё непросто получалось. То есть он руки бы на себя наложил, чтобы туда больше не возвращаться. Я это сразу понял, по его истеричным крикам. Поговорил с ним наедине. Ничего делать не стал, никаких сигналов, а меня они все зауважали. Не сразу, постепенно. Где надо, словом добрым, где надо – кулаком крепким. Ты на меня не смотри. Я боксом занимался, в весе «пера», но удар имею опасный, под ложечку. Мало кто устроит. И это тоже в расчёт приняли. Здесь народ такой – по-мужски общается, словом и делом. А потом я самых таких собрал и убедительно с ними беседу провёл, чтобы они на «нашей» земле не хулиганили. Это, если подумать, не надо ни мне, ни им. Доходчиво объяснил, поняли они меня. Почему раньше в посадах преступлений не было – городовые работали, и кулаком вдарят – для вразумления, и по душам говорят. Это потом пролетарские пропагандисты про царский режим всяких ужасов напридумывали, а сами, это я уже про власти говорю, такой беспредел в государстве очинили, что куда там Фёдору Достоевскому с его «Записками из «Мёртвого дома».
– Однако же это на твоём участке, Иваныч, – стиснутым голосом заявил Фёдоров, – нашли и мою Ларису, и пацанёнка этого … Вадика …
– И парочку моих, – добавил Долгих деланно спокойным тоном. – Всё так и есть. И это я так не оставлю. Ваши здесь шерстить начали, да много ли они от «моих» узнают, это ещё бабушка надвое сказало. Никто ничего не знает, никто ничего не слышал, никто ничего не видел. Как подпольщики с гестапо …
– Ты слова-то выбирай, старший лейтенант …
– Я могу ведь и честь отдать, только что ты будешь с нею делать - с честью-то моей? Тебе ведь другое надо. Или я ошибаюсь?
– Ладно, Иваныч, проехали, – с тоской ответил Фёдоров и пожаловался. – Тухло мне.
– Это тебя жизнь ущучила. Что-то не так творится. Терпи. Здесь ещё и не такое переживали.
– Проехали, говорю.
– Нет, дружище, – заявил Иваныч. – Ещё только едем. Я сам этим делом занимаюсь. Тут свои тонкости имеются.
Фёдоров застонал, схватился за голову, мотнул ею крепко.
– Может, налить по маленькой? – сочувственно предложил участковый.
– Справлюсь, – сквозь зубы ответил следователь. – Каким боком тут пацан замешался?
– Вот сейчас и в самом деле вижу, что с настоящим сыскарём дело имею, – уважительно заявил участковый. – Важное замечание. А ваши за это не очень-то цеплялись.
– Ещё зацепятся. А пацан этот, тебе скажу, Иваныч, он сюда явился, чтобы убийцу здесь отыскать, который весь наш город на уши поставил. Пропал он тут у вас, Иваныч. А за ним моя жена пришла … пока я там … на службе своей …
– Не рви сердце себе, капитан. Судьба у вас с ней такая. С судьбой кадриль не попляшешь. Не вини себя. А разобраться во всём этом – действительно надо.
– Прямо сейчас.
– Сейчас? Пошли … прямо сейчас.
И они пошли. Пошли как частные лица, потому как оба были в гражданском, у обоих не было с собой оружия. Удостоверения – были, а оружия – нет. Иванычу пистолет был без нужды, а Фёдоров свой оставил на службе, да и шли, чтобы разобраться, а не убийцу брать. Убийца был где-то неподалёку, но умел прятаться так, что его никак не могли нащупать. И ещё … Лариса сказала, что он и не человек вовсе. И сказала она это Владимиру уже после своей смерти. Поэтому её слова к деду пришить было нельзя. Да и само дело было такое, что за голову можно было схватиться. Фёдоров за голову и хватался.
– Погибшие, – на ходу доводил до сведения Долгих, – это Гаврилов и Зюзиков. По-местному – Расписной и Алконавт. Гаврилов из числа ранее судимых, не раз отбывал своё. Я с ним беседы имел. Вроде человек за ум взялся, но на сто процентов поручиться за него не могу.
– Не можешь, что это не он – убийца?
– За это – могу, – уверенно заявил участковый. – Гаврилов – домушник, за это три ходки у него. Он на «мокрое» не пойдёт. Да ещё на такое.
– А второй?
– Второй из опустившихся пьянчуг, который пропился до последнего, из дому ушёл. Семьи лишился и лишь у самого «дна» как-то задержался. В компании с местными бичами обитает. Но – ничего криминального.
– Однако же оба погибли.
– Сейчас я с мужиками поговорю. Есть там у них своя компания …
Нахмуренный Фёдоров бродил по той улочке, по которой недавно ходила Лариса. Он это каким-то удивительным образом чувствовал, и испытывал сильную тоску. Если бы он находился дома, то и Лариса бы никуда не пошла. Она была лишена его внимания, необходимого ей. Она и отправилась-то сюда, чтобы помочь ему. Насмотрелась фильмов, где герои всё делают сами, и всё у них получается легко и ловко. Руки бы оторвать тем сценаристам и писателям, которые подобные сюжеты придумывают. Или – ещё лучше – самих поместить в эти условия, как «героев» американских фильмов «Пила». Вот уж где – полные отморозки творчеством занялись. Они уже не на одну уголовную статью написали. Это как после книги Стивена Кинга «Ярость» начались расстрелы в школах одних учеников другими.
Иваныч зашёл в один дом, потом в другой. Сначала Фёдоров сопровождал его, а потом увидел плетёное кресло, которое кто-то оставил прямо во дворе и почувствовал жуткую усталость. Долгих показал себя человеком сообразительным, способным задать правильные вопросы. Капитан устало опустился в кресло и закрыл глаза. Подумать только, каких-то двадцать- тридцать часов назад Лариса была здесь, с кем-то разговаривала, а потом она пошла туда, где лежал труп Вадика и одного из местных жителей. Потом … появился убийца, и появились новые трупы. А убийца ушёл. Спокойно ушёл. Чего ему бояться? Он – у себя дома.
– Капитан, не спишь?
– Узнал что?
– Да. Действительно, приходила твоя супруга. Она искала мальчика. Ей взялась помогать одна местная жительница. Я её знаю. Её называют «Магдалиной». Она работает кондуктором.
– А троллейбус, – продолжил Фёдоров, стараясь оставаться спокойным, – чёрный, как будто обгорел недавно …


Глава 16
Конечно же, Иваныч ничего про обгорелый троллейбус не знал. Да и догадка эта была интуитивная, но Владимир почувствовал, что он схватился за кусочек ниточки, который надо начать разматывать, прямо сейчас, не медля.
– Иваныч, веди меня к ней. Знаешь, где она живёт, твоя Магдалина?
– Обижаешь, в натуре, начальник. Здесь, совсем рядом … 
– А сейчас слушай меня внимательно, Иваныч, как папку с мамкой слушал, раз Человеком стал. Возможно, мы сейчас станем участниками финала расследования «дела о вятском маньяке». Нам теперь никак в действиях ошибиться нельзя, равно как и промедлить. Эта тётка, которую ты «Магдалиной» назвал, явно в этом деле замешана. Она должно точно знать, кто убийца и где прячется. Мы сейчас пойдём вдвоём и возьмём её. Так нежно, как это только можно. Если убийцы там нет, я с ней работать начну. Мне сейчас всё можно: душа дозволяет. Слышал про такую схему работы: хороший следователь, плохой следователь?
– Ну, – хмуро ответил участковый.
– Баранки гну. Ты давай, Иваныч, серьёзней будь. Не в бирюльки играем. Я буду плохим следователем, ну, очень плохим. Я буду Ларису свою рядом представлять. Соответственно и тётку эту колоть стану на признание. Ты за мною приглядывай, а потом, как нужный момент почувствуешь, как она слабину даст, в диалог подключайся. Тебя она знает. Ты будешь хорошим следователем. Меня отодвинешь, а если я в раж войду, можешь и кулаком «попотчевать», и с ней разговаривай. Она нам всё выложит, что знает. Я чувствую, что сегодня всё должно закончиться. Это будет твой мне подарок на похороны моей Ларисы. Тогда я всё нормально переживу. А нет … не знаю даже что и будет, если вдруг «нет».
– А теперь послушай меня, капитан, – хмуро ответил участковый. – Я это дело не меньше тебя закончить хочу … ну, или почти как ты. Достало меня всё это, как каждого из горожан. Только относительно Марии Магдалины … Не может они никаким образом к этому делу причастной быть. Она здесь … как бы это сказать … миссию свою выполняет, местных жителей из того Ада, в который они сами себя определили, вытаскивает. Я с одной стороны, со стороны закона и профилактики, а она со своей, духовности и человечности. Я про неё подумать могу, что она с этими преступлениями замазана, в последнюю очередь … после тебя и меня. Ты меня понял, капитан?
– Я тебя услышал, старший лейтенант, – набычился Фёдоров, – только я и себя сейчас слушаю. А у меня чуялка, как лезвие бритвы, аж вибрирует. Я в сторону отойти ну никак не могу. Сейчас мы с тобой пойдём, и с ней говорить будем. Ты её защищаешь, это хорошо. Ты за неё подписался, считай. Но, если она не причастна, то всё равно что-то знает, и эти знания мне нужны … как воздух. Поймы ты, Иваныч, мне же не жить дальше, если я сейчас … если я прямо сейчас не разрушу весь этот чёрный круг, эту «воронку», в которую уже столько жизней было затянуто!!
– Ну, пошли, коли так, – кивнул Долгих. – Только я очень внимательным буду.
– Я тебя умоляю, Иваныч, именно об этом.
Когда выходят на задержание предполагаемого преступника, задействуют группу захвата. Это или парни из ОМОН, подготовленные специально для таких заданий, либо группа опытных оперативников. Приглашается посторонний человек, почтальон или из жилуправления, который просит открыть дверь в квартиру. Возможны варианты. Если преступник особо опасен – дверь выбивают сразу. «Почтальон» звонит в дверь и начинает разговор. А справа и слева от двери стоят бойцы группы захвата, прижавшись к стене, чтобы их не было видно. Ещё один боец контролирует окна, а если квартира на верхнем этаже, то – и крышу.
Ничего в этот раз не было, и Фёдоров сам встал у двери, приготовившись к прыжку. Иваныч несколько раз позвонил в звонок, а потом начал уверенно стучать, но никто не отвечал. Либо дома никого не было, либо женщина ушла, возможно, даже на работу, хотя трудно в это было поверить. Из соседних комнат начали выглядывать люди, привлечённые шумом. Первым выглянул небритый тип, похожий как близнец на Шарикова из фильма «Собачье сердце». Гнусавым голосом он поинтересовался, когда гости перестанут шуметь и уберутся подальше, но потом зрение его сфокусировалось, и он узнал участкового:
– А, Иваныч, это ты. Если ты до Магдалинки, так её нет, похоже.
– А где она?
– Тут к ней баба какая-то вчера явилась. Они долго между собой гуторили, а потом отправились к Расписному. Обратно уже не приходили. Ни та, ни другая.
– Другая померла, кажись, – добавила женщина неопределённого возраста. – Да и Расписной тоже помер … кажись …
– Да иди ты, чёртова кукла, проспись, – отмахнулся «Шариков».
– Сам проспись, – оскорбилась женщина. – Не просыхаешь, потому и не знаешь ничего.
– Так Марии и в самом деле нет? – строго спросил участковый у женщины.
– Истинный бог, – перекрестилась она. – У меня сон плохой. Я всю ночь не спала. И сегодня тоже. Услыхала бы, небось, если кто пришёл. А Марии точно не было.
– Я должен проверить комнату.
Сыскался ключ, и оба, участковый и незнакомый всем Фёдоров вошли в жилище Марии Образчиковой. Одного взгляда следователю было достаточно, чтобы понять, что комната и в самом деле пуста. Из дверей наблюдали собравшиеся соседи. Иваныч шикал на них, чтобы они убрались к себе, но они продолжали стоять, пока участковый не повысил голос. Только после этого они удалились. Но находились поблизости, прислушиваясь.
– Вот что, Иваныч, – сказал следователь. – Я поручаю тебе действовать на своём участке. Ты здесь – дома, и в курсе всех здешних дел. Найти эту Марию Магдалину и хорошенько поговори с ней, сними с неё показания. Она ведь с ними была, что-нибудь могла видеть. Тебе она доверится. А я отправлюсь в город и попробую действовать с другой стороны.
– Удачи тебе, капитан.
– И тебе, Иваныч, и тебе.
+ + +
Теперь пришло время познакомиться с ещё одним участником нашей трагедии. Мы его уже видели, но весьма мельком, издали, с чужих слов, а ведь он заслуживает того, чтобы его рассмотреть поближе.
Бывает такие люди, которые обласканы со всех сторон, всё им даётся легко – и завидная внешность, и способности, и внимание окружающих, и обожание представителей противоположного пола. Таких небезосновательно называют – баловень судьбы. Они движутся по жизни легко, словно сам Фатум играет для них персональную мамбу, а окружающие им аплодируют. Тот, кто поумнее, набрав в казино Удачи щедрых взяток, довольствуется полученным и – живёт в своё удовольствие. Некоторые «требуют продолжения банкета». Тут уж – как получится. Упоминаемый нами Алексей Григорьевич Стаханов решил заграбастать всё, до чего могла дотянуться его рука. Он стал «символом своей эпохи». В честь него назвали движение передовиков труда – «стахановцев». Шахтёр- проходчик сделался депутатом Верховного Совета, делегатом партийных съездов, в шахте появлялся редко, чаще на разных заседаниях и конференциях сиживал, в качестве «свадебного генерала». Он что-то читал по бумажке, мало понимая содержание произносимого текста. Был он человеком малообразованным, недалёким, и ему трудно было адаптироваться в новой для себя среде. Но вот застолья … он их обожал и никогда не отказывался поднять тост за товарища Сталина. Всё закончилось в палате Донецкой психиатрической клиники, куда его направили на лечение. Помните фильм «Кавказская пленница»? Там героиня Нины Гребешковой, супруги режиссёра Гайдая, говорила товарищу Саахову (Этушу): «Алкоголики – наш профиль. Поставим на ноги в три дня». «Э-э, торопиться не надо», – заявил ещё тогда товарищ Саахов. Стаханова лечили, но его психика была настолько подорвана, что он так и не оправился. Но Алексея Стаханова власть любила. Про него не забывал и Сталин, и Хрущёв, и Брежнев. Стаханова обкалывали лекарствами, привозили на очередную конференцию и сажали в президиум, где он вёл себя «как все», со всеми хлопал в нужных местах, поглядывал по сторонам, улыбался на приветствие. Особо оживлялся, когда произносили имя Сталина. А вот Хрущёва, а уж тем более Брежнева, Стаханов не знал, к тому времени разум его потух.
К чему мы рассказали о печальной судьбе одного из первых героев Социалистического Труда? Ровно потому, что Стефан Приходько работал в тех же шахтах, что и Стаханов, и тоже считался «баловнем судьбы». Судите сами – красивый широкоплечий парень, кумир ребят и девчат, первый плясун и заводила, силач, научившийся креститься двухпудовой гирей, как это делал знаменитый силач Пётр Крылов, названный «Королём гирь». И в забое он был одним из первых, и на отдыхе. Родни у него было – пол-улицы, и все были дружные, друг за дружку горой. Девчата за Стефаном бегали, а он это воспринимал как должное. Вам бы так жить. А самая настойчивая была Машенька Образчикова, девушка неглупая и бойкая, раз всех «конкуренток» обошла. При таком-то девичьем изобилии Стефан не считал нужным за девушками ухаживать. Это они за ним ухаживали. То есть Маша себя ему навязала. Бывает такое в жизни. Это своеобразный «брак по расчёту». Раз любит, посчитали в родне, так и сживутся. Тем более, что позднее и сынок народился, Серёженька. Все женщины в роду Приходько ребёнку были очень рады, а вот Машей довольны были не очень. Той хотелось, чтобы хотя бы малая часть любви доставалась и ей, но … всё как-то обходило стороной. Она была в роду Приходько своей, то есть её признали, но не более того. Ей бы покориться, перетерпеть годик- два, а потом бы привыкла и сидела среди родни за общим столом. А ей, видите ли, любви хотелось, признаний, цветов, как это в фильмах показывали. А тут ещё появился «старый» её воздыхатель, Юзек Гус, которого Гусём кликали. Вот уж кто её превозносил, да дружбы её искал. Почти что домогался. А она от него нос воротила. И что получила? Встретились они как-то в кафе, поплакалась она своему знакомому, выпили, а потом … она в его постели проснулась. Смущена, конечно, была безмерно. Не хотела она этого, но уж так получилось. Сбежала она от Гуся и наказывала тому, чтобы не говорил никому, не позорил её. Но вышло так, что слух до Стефана как-то докатился. То ли сам Юзек постарался, чтобы семью их развалить, то ли нашлись недоброжелатели. А могло быть и так, что кто-то из старых подруг слух пустил. И так Стефан молодую супругу не очень-то привечал, а потом и вовсе замечать перестал. Ну, есть рядом баба, домработница, мать его ребёнка и так далее, да и ладно. У него дела поважнее имеются. Стефану намекнули в профсоюзе, что у него есть реальная возможность карьеру профсоюзную сделать. Надо только постараться. Он ещё реже домой являться стал. Ну и получил – жена его загуляла, да так открыто, что в Шахтах разве что ленивый не злословил. А это могло отразиться на будущей карьере. Стефан с женой поговорил, то есть руку приложил, как это в семьях случается, а жена, вместо того, чтобы надлежащие выводы сделать, и вовсе из дома сбежала. Вот ведь вертихвостка какая! Все в родне Стефану заявили, чтобы он её изгнал. А он упёрся рогом – как сам решу, так и будет. Забился в «лаву», как называется горная выработка большой протяжённости и решил там рекорд установить. Метод у него был такой – личное горе (нелады с женой) в трудовом поте утопить. Рекорд установит, а там, глядишь, и всё образуется. Трудно это представить, чтобы почти распавшийся брак сам восстановился, но Стефан в это верил, не то, чтобы истого, но верил. А ещё не думал об этом. И этого обстоятельства было даже больше. Товарищи по шахте ему помогали. Какая-то логика в его делах была – сделаться передовиком и через это решить проблемы личного свойства. «Ход конём» называется, или эндшпиль. Там, под землёй, проблемы рассматриваются по-другому, кажутся мелочами, не стоящими внимания. Именно здесь была мужская работа, а бабьи вздохи … они пройдут, они закончатся. Всё заканчивается, говорил мудрый царь Соломон, закончится и это. А к тому времени, как закончится, Приходько станет рекордсменом. И снова появится в белом костюме и с орденом на лацкане. Ради этой «картинки» можно было и потерпеть. Стефан сказал, что пока дело не сделает, на поверхность не поднимется. Или пан, или пропал.
Стефан Приходько так и сказал: или пан, или пропал. Вот только некоторых слов в шахте поминать не стоило бы. Насчёт пана, это понятно. Пан, это значит – лидер горняцкого профсоюза, то есть, сначала участка, а дальше – по восходящей. Что же касается «пропал» … Вы в шахте бывали? Или только по телевизору?.. А выражение слышали – умный в гору не пойдёт? Там говорится «в гору». Не «на гору», а именно что в. Это значит – в горную выработку. А почему умный туда не пойдёт? Да потому что труд там тяжёлый и опасный. Пропасть можно. Легко. Про «горняцкий газ» слышали? Читали роман Жюля Верна «Чёрная Индия»? Там как раз про это всё очень подробно написано. Автор себя видит вятским Жюлем Верном, и многие его произведения изучил. «Горняцкий газ», чтобы вы знали, это метан. Смесь его с воздухом чрезвычайно опасна, взрывоопасна. В старые времена, которые называли «добрыми» (именно что в кавычках), горняки брали с собой в шахту клетку с канарейкой. Не для того, чтобы насладиться её щебетаньем, а чтобы знать, когда появится в выработке метан. Организм у канарейки чувствительный, она сразу теряет сознание, вдохнув этот газ. В настоящее время вместо птиц пользуются датчиками газоанализатора. Только шахтёры, чтобы заработать побольше, эти датчики заматывают телогрейками. Почему? Датчики посылают сигнал, работы останавливаются, людей подымают наверх, а штреки продувают, устраняют те щели, сквозь которые газ поступает. Но щели могут быть небольшими и концентрация метана незначительна, но работы остановлены, нормы не выполнены и зарплата, соответственно, снижается. А оно им это надо? Тем более, что рядом находится «баловень судьбы».
Вот только никто не думает, что у человека может закончиться выделенный ему лимит удач. А что, если неудавшаяся семейная жизнь это один из признаков того, что удачи пришёл конец? Но мы не хотим видеть того, чего не хотим видеть. Вот и Стефан сказал про «пропал», не думая о том, что бросил вызов судьбе.
Наверное, вы уже поняли, о чём дальше пойдёт речь. Вот именно … Вот именно … Много есть поговорок на тему судьбы. Зря ведь говорить не будут.
Случилось! Рвануло так, что обрушились своды. Завалило несколько человек, в том числе и Приходько. Отправили бригаду спасателей. Но все понимали, что шансов на спасение – ничтожно мало. Но какой-то мизер от удачи у Стефана оставался. Его нашли ещё живым. Он чудом не задохнулся. Но врачи констатировали, что мозг его повреждён так, что больше он работать не сможет. Был шахтёр и – сразу – закончился. Остался инвалид, предмет заботы семьи. Раньше было социалистическое государство, а потом социализм признали неудачным экспериментом и решили от него откреститься. Как-то мимо глаз и ушей прошли социальные программы Германии, Норвегии, Швеции, да той же Финляндии, которая была частью Российской империи. Вот бы их опыт изучили. Но ведь это же инвестиции, это же денежные расходы, значительные денежные расходы, и не у государства, как раньше было, а у капиталистов, новых хозяев жизни. Хозяев жизни не только своей, но и своих рабочих. А что для капиталиста важнее – личные доходы, или чужие жизни? Если для этого нет стимулов в виде законодательных актов? Ответа не требуется?
Стефана Приходько доставили в больницу. Приходили большие и средние начальники, выступали, говорили красивые и пафосные слова о продолжении дела, о непременной помощи, что скоро Стефан встанет на ноги и займёт своё место … Дальше начальники говорили очень невнятно и быстро сворачивались. То, что их слова пусты, понимали все, и те же самые начальники. Но это нисколько их не трогало. Деятели из профсоюза обещали хлопотать и привезти из Германии дорогое и редкое лекарство, восстанавливающее мозговые функции, но и с лекарством что-то не задавалось.
И тут случилось чудо. То есть самого чуда никто и не разглядел. В больницу явилась неверная жена, от которой отказались все, и в первую очередь родственники Стефана. Сам Стефан, кстати сказать, не отказался, якобы по причине редкой занятости. Сгоряча её попытались изгнать из палаты, но формально она имела статус супруги и яростно воспротивилась гонениям. Но, что самое удивительное, так это её присутствие благоприятно сказалось на состоянии больного. Уже все, включая даже родителей, смирились, что их сын перешёл в состояние «овоща», и уже не будет полноправным членом семейного клана. Но с этим не согласилась Мария. Она сидела рядом с его койкой и держала его за руку. И показания приборов констатировали изменения. Медики тогда заговорили о чуде, которое возможно, которое порой случается, и даже без объяснений. Да, опытный специалист может назвать десятки специальных терминов и неграмотному человеку этого будет достаточно. Но специалист ищет причину, ищет схему действия, и ему голову не заморочишь. То есть чудо здесь присутствовало, и его причиной была Мария Образчикова, которую прочие Приходько отказывались называть фамилией мужа. Да она и не настаивала. Она просто сидела рядом и не говорила ничего, ничего не просила и, уж тем более, ничего не требовала. Но потом она заговорила. Со Стефаном, который начал приходить в себя и как-то реагировать на окружающий мир.
Вот сейчас и оказалось, что он полностью потерял память, что он не помнит не только последних событий, предшествующих катастрофе в шахте, но и вообще ничего. Нарушения памяти случается не так уж редко, особенно при таких случаях, как у шахтёра Приходько. Это называется «ретроградная амнезия». Но амнезия тотальная, или полная, это довольно редкое явление. От древних греков остались легенды о титанке Мнемозине, матери муз, рождённых ею от любвеобильного Зевса. Мнемозина заведовала воспоминаниями, памятью, важнейшей частью жизни людей. От памяти очень много зависит. И надо было сильно прогневить богов, чтобы они лишили человека памяти. Влияние богов … Божественное расположение … Боги действуют на клеточном уровне. Их власть распространяется на макро- и микромир. Одно повеление, и крошечные частицы аминокислот начинают распадаться – человек теряет воспоминания. Потом они могут к нему вернуться, если так будет угодно высшим силам. Полностью механизм восстановления памяти современной науке непонятен. Если сравнивать всё с компьютерными технологиями, то все воспоминания из конкретного пользователя извлекаются, и направляются в облако, где содержатся до нужного времени. Потом всё помещается обратно. Память может быть даже ложной. Это называется конфабуляциями. Это вообще выше понимания. Или криптомнезия, то есть искажение памяти. Кто-то извлёк из вас вашу память, часть её стёр и написал новую версию. Не правда ли, это напоминает опыты военных специалистов по «промыванию мозгов»? Было такое в период нарастания «холодной войны», а в некоторых государствах, таких, как КНДР, этим занимаются до сих пор. Это из той категории, которую можно условно назвать «закрытые знания». Человечество ещё не доросло до их применений. Изучения ведутся, и даже есть такая научная дисциплина – мнемоника, которая занимается памятью и приёмами быстрого запоминания, что очень нужно перед экзаменами, скажет каждый студент. В годы социализма проблемой Приходько занялись бы серьёзные специалисты, но при капитализме потерявший память шахтёр никому не нужен, кроме родственников, которые оказались в затруднении, ибо Стефан как бы перестал быть их родственником. Он демонстрировал ко всем полное равнодушие. Ко всем, даже родителям и сыну Серёжке. Единственный, на кого он хоть как-то реагировал, была Мария Образчикова, его супруга, то ли бывшая, то ли действующая … Всё было крайне запутанно и стало предметом споров среди членов семейного клана Приходько.
Не успели споры закончиться (к консенсусу так и не прошли), как выяснилось, что Стефан из больницы исчез, вместе с Марией. Врачи сказали, что оба они выписались. Сели в машину и укатили. Куда?!! Медики пожимали плечами. Вся их власть заканчивалась за территорией больничного комплекса. Если родственникам это надо, то пусть они подключают к поискам милицию. Приходько снова собрались и устроили Большой семейный совет, на котором постановили, что если Стефан вернётся, то они его примут, а нет … Пусть поживёт своей жизнью. Похоже, память к нему потихонечку начала возвращаться. И если это Мария, «проклятая» Мария сумеет окончательно поднять его на ноги, то все вопросы к ней будут сняты. Захотят они вместе жить дальше – их выбор, а не захотят, так Приходько будут помогать Стефану (но не Марии) в меру своих возможностей. На том и успокоились.
Куда же подевались Мария и её несчастный супруг, который из «баловня судьбы» превратился в нечто противоположное? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, надо вернуться в то время, когда бедная женщина полностью отчаялась. От неё отвернулись все, вредные старухи выгнали её из церкви, когда она пыталась туда войти. Явившаяся ей во мне Магдалина дала несколько советов, как быть. Бесов она изгнала сама, исторгнув с потоком рвоты целую кучу копошившихся червей. Это было настолько отвратительное зрелище, что она даже на мгновение потеряла сознание. Но потом сделалось легче. Вот тогда ей и встретился человек, представлявший одну из религиозных общин. То, что её не отталкивают, уже привлекла Марию к этому человеку. Она рассказала ему всё про себя, про все свои мытарства, и он помог ей вернуться в Шахты, где она кинулась к Стефану, находившемуся в больнице, и поклялась не отходить от него, пока он не подымится.
Давать обещание легко, а вот исполнять их гораздо сложнее. Особенно когда все вокруг на тебя злобятся. Мария Образчикова ушла в себя. Единственное, что её занимало, так это Стефан, муж её. Она давно уже простила ему его к ней отношения. Умение прощать – это категория сильной личности. Сильная личность получается оттого, что внутри функционирует сильная энергетика. Сильная энергетика в состоянии творить чудеса со своим организмом, а также организмами близких. Каких уровней достигают индийские йоги, умеющие усиливать себя энергетически. Мог это делать Иисус Христос, про которого мы уже много раз поминали; как-то, наложением рук, он оживил горлицу и даже Лазаря, брата Марии, которого любил и часто с ним беседовал. Вот и Мария Образчикова, передавала свою обретённую внутреннюю силу, помогавшую организму Стефана восстанавливаться. Тех людей, которые делятся с больными кровью, называют донорами. Они пользуются почётом. Мария тоже была донором, донором энергетическим, о которых не говорят, разве что об их антиподах – энергетических вампирах. Об этих слышали многие.
Дарованная энергетика сблизила супругов. То есть Стефан не помнил, что эта женщина была его женой, но уже чувствовал к ней расположение. Это называется – родство душ, а если говорить точнее – то Мария передала Стефану часть своей души. С этого момента он начал выздоравливать и разговаривать с ней. Одно из первых воспоминаний, которое пришло к нему, была картинка тех мгновений, которые предшествовали катастрофе. Шахтёр вдруг увидел стоявшую перед ним женщину в чёрном одеянии. Она держала в руках свёрток тёмной материи. Это так поразило Приходько, что он остановился. Женщина ехидно улыбалась ему. Шахтёр собирался спросить у неё, кто она такая и что здесь делает? Бывало, что ушлые репортёры забирались в недра шахты, чтобы получить злободневный материал. Но эта женщина никак не походила на журналистку, хотя имела весьма хищный вид. Внезапно она шагнула вперёд и кинула на Стефана то, что держала в руках. Свёрток развернулся в сеть и полетел на шахтёра. Стефан был самого отчаянного нрава, горячий и сильный, но теперь его вдруг охватил приступ ужаса, он бросил всё, что держал в руках и помчался прочь с такой скоростью, какую только мог набрать. Но сеть преследовала его, планируя в воздухе. Это было нереальное, фантастическое зрелище, достойное какого-нибудь голливудского триллера. Стефан налетел на стену, оттолкнулся от неё, ударился о вторую, а потом … потом и случился взрыв метана. На голову обрушилась выработка. Он думал, что погибает. Сеть та почти его нагнала, и он вдруг понял, что она должна была скрутить его и полностью высосать из него все соки, включая и душу. К мёртвым приходят самые разные знания. Всё то время, что он лежал в больнице, Приходько ощущал влияние той «сети». И это при том, что она его так и не коснулась, то есть воздействовала рикошетом.
Признаться, Приходько решил, что сошёл с ума, и то, что с ним творится, и есть состояние безумия. Он был раздавлен и чувствовал, что его разум распадается. Но потом почувствовал пожатие другой руки, и от этого касания пошло … как бы это назвать … его сборка, «кирпичик» за «кирпичиком». Как посмотрел библейский Лазарь на воскресившего его Иисуса, так (или почти так) посмотрел на Марию Стефан. Всё остальное проходило мимо его ощущений. Если бы его родные находились рядом, то он снова вернулся бы в семью. Но их не было, и их общее чувство, по отношению к Образчиковой, было отвержение, и это отвержение, через Марию, как орган его чувств, утвердилось и в Стефане. Клан Приходько он не считал своей роднёй. И, когда Мария сказала ему, что есть возможность покинуть Шахты, со всеми неприятностями, в том числе и с шахтами, он немедленно согласился.
Они, как беглецы, тихо снялись с места, почти без лишних вещей, и уехали прочь, растворившись в безбрежных пространствах России. Так исчезает, без следа, камень, брошенный в затянутый ряскою пруд. В нашей стране столько мест, что можно всю жизнь человека разыскивать, и всё равно толку не будет. И вовсе не обязательно бежать на Дальний Восток, или таиться в Якутии. Александр Солженицын писал о Колыме, называя её планетой. Таких планет у нас целая «система». И говорим мы не про ГУЛАГ.
Вятский край недаром звался «медвежьим углом». Сюда ссылали во множестве, как уголовных преступников, так и ссыльнопоселенцев. Некоторые потом возвращались обратно (Герцен, Салтыков-Щедрин, Короленко), другие здесь обживались и пускали корни (Рудобельский, Грин (Гриневский)). Позднее Вятка, а потом и город Киров сделался заурядным губернским городом, не лучше, но и не хуже прочих. Отсюда уезжали, но сюда и приезжали мигранты, в надежде найти здесь то, чего не смогли обрести в других городах. Были и такие, кто стремился затеряться. Пара переселенцев не привлекла ничьего внимания. В переезде помогали члены религиозной общины, взявшиеся опекать Марию. Они не располагали ни внушительными денежными суммами, ни влиянием. Потому удалось снять небольшую комнату в одном из самых захудалых районов города. Теперь надо было определяться с работой. Мария собиралась устроиться продавцом, так как уже имела опыт подобной работы, а вот со Стефаном было сложнее. В Кирове-на-Вятке шахт не было, а никакой другой работы Приходько не выполнял. Правда, он собирался покупать автомобиль и, по этому случаю, закончил курсы вождения при автошколе. А потом Мария наткнулась на объявление о приёме в водители троллейбусов, куда принимали даже женщин. Это было интересней, чем стоять за прилавком магазина. Она и сама побежала записываться, и мужа за собой потащила. На удивление – приняли обоих; только, по мере обучения ей было предложено перейти в кондуктора. Пусть по деньгам будет не так интересно, но больше способствует семейным отношениям – вместе будут работать. А если оба займутся вождением, то получится в одной комсомольской песне – «дан приказ ему на запад, ей – в другую сторону; уходили комсомольцы на гражданскую войну». В данном случае не на войну, а на различные маршруты, но с сохранением остальных условностей. Мария бы от этого предложения отказалось, ей понравилась мысль управляться с большой пассажирской машиной, но … со Стефаном начались странности. Пришлось предложение принять.
А Стефан действительно начал меняться. Он погружался с каждым днём во всё большую меланхолию. Сказалось здесь и то, что к нему вернулась память, в том числе и та её часть, в которой содержались все развратные выкрутасы супруги, и твёрдое намерение с ней развестись. Даже очень сильному мужчине трудно с этим сжиться и продолжать поддерживать тёплые отношения со «второй половиной». Недаром ведь эту тему бессчётное количество раз использовали все драматурги и писатели. А тут – самому в «романе» очутиться. Была и ещё одна причина … Мария передала часть своей души супругу, но дело в том, что душа её оказалась подпорченной. Иного слова и не применишь. Что-то там в ней произошло, в Марии, и её душе, потом было чудо соединения с Магдалиной, частичка, крошечная, перекочевала в душу Образчиковой, но не к Стефану. Но и это было не всё. К Приходько вернулась память и о тех ощущениях, которые он пережил, заваленный пластами выработки, почти задохнувшийся. Напомним вам, что нервная система человека есть большая антенна, для связи с Ноосферой, или с Богом, уж как посчитаете. И, в случае крайней опасности, эта система начинает действовать по полной программе, посылая сигналы о помощи и получая ответные сигналы. Те, кто пережил кататонию, состояние комы или пребывал на грани жизни и смерти по иным причинам, могут много рассказать о тех необычных картинках, какие ему виделись. Большинство помалкивает, но некоторые, люди творческие, берутся за перо и воспроизводят с применением литературного таланта. К примеру, Агриппина Донцова (Дарья – это её псевдоним, - от слова «дар») начала писать свои миленькие детективные повести после лечения от онкологического заболевания. Нечто ужасное пережила Мэри Шелли, супруга известного в те времена поэта и написала знаменитый и поныне роман «Франкенштейн, или новый Прометей». Вот и Стефан увидал в заваленной шахте такое, что не давало ему прийти в себя в больничной палате, и лишь помощь Марии, наполненная чудом, вернула его в обычную жизнь. Вернуть-то вернуло, но, по прошествие времени, те картинки снова начали атаковать его разум, посредством восстановленной памяти. Недаром психические болезни раньше называли душевными, а шизофреников – душевнобольными.
Можно ли излечить душу? Да, и пример с Марией Образчиковой это доказывал. Но в современной медицине это направление отсутствует вовсе. Почему? Нам кажется, мы почти что уверены в том, что это сделано сознательно, потому что какие-то непонятные, но очень влиятельные силы заинтересованы, чтобы души людей калечились всеми возможными способами, и заменять их аналогом душ, но имеющих иное, совсем иное содержание. Впрочем, это тема совсем другого романа, а мы высказываем всего лишь нашу реплику.
О том, что его волнует, что он переживает, что он вспомнил, Стефан предпочитал помалкивать, но это всё на него влияло, на его личность и даже внешность. Он уже почти поправился и сделался почти прежним, весёлым и жизнерадостным, но эта «светлая полоса» продолжалась не более недели. Он мрачнел с каждым последующим днём, становился желчным и всем недовольным, перестал видеть в Марии женщину, а лишь своё «проклятие». Да, он помнил, что это именно она вытянула его из небытия, но именно ей и чинил Стефан все причины его нынешних несчастий. Весьма сложное положение, и для него, но в особенности для Образчиковой. Дома, где они сейчас поселились, Стефан ничего не делал, лишь валялся на колченогом диванчике и что-то переживал с закрытыми глазами, то и дело сотрясаясь всем телом. Всю работу по домашнему и семейному хозяйству взвалила на себя Мария. Она и соседям умудрялась помогать, за что и они ей оказывали те или иные услуги, что тоже раздражало Стефана, а раз стало причиной того, что он поднял на неё руку, сильно избив.
Стоит сказать, что избиение жён на Руси не считается чем-то предосудительным. Всё это почти что в порядке вещей и даже сами женщины не очень-то негодуют. Раз бьёт – значит любит. Так говорят те, кому приходится ходить с синяками. Но всё это потихоньку уходит в прошлое, хотя Русская православная церковь очень противится тому, чтобы отказывались от обычаев, прописанных в «Домострое» ещё старцем Сильвестром Печёрским. Домашние побои теперь фиксируются, и могут стать основанием для уголовного преследования «хозяина» дома, считавшего, что крепостное право сохраняется в его семье. Даже в Конституции сказано, что брак есть союз равных по правам сторон. Равных, обратите внимание. Другое дело, что не для всех Конституция является руководством, но это наша беда.
После этого вопиющего случая Мария поговорила со Стефаном. То есть говорила она, а Стефан делал вид, что её здесь нет. Потом он перебрался в троллейбусное депо, где облюбовал для себя кладовочку. Мария проплакала весь вечер. Она думала, что сейчас их обоих выставят из троллейбусного парка. Зачем им такая странная парочка? Но руководство предприятия сделало вид, что не замечает размолвки супругов. Наоборот, оно пошло им навстречу. Стефану позволили остаться жить в парке, а Марии … короче говоря, всё продолжилось, словно ничего и не случилось. Наверное, с точки зрения начальства, такая практика и есть «улаживание конфликтов».
Тем временем закончились курсы переквалификации. Стефан получил корочки водителя, и ему предложили выбрать себе машину самому. То есть ему оказали некие знаки внимания. Должно быть по той причине, что он неважно выглядел. Надо специально отметить, что Стефан Приходько, как только вышел из комы, не употребил и капли алкоголя. Впрочем, как и Мария. И, скорей всего, это было именно влияние донорской души Образчиковой. Душа была порченная, но что касается алкоголя, выпивки, то это стало табу для Приходько. Может поэтому начальство и благоволило в новичку- мигранту, в надежде, что и свои сделают из этого надлежащие выводы. Они и сделали – почти перестали общаться с четой. Да и Стефан доказал, насколько он чудак. Имея права выбора и две вновь пришедшие машины, он указал на старый троллейбус, недавно сгоревший после короткого замыкания во время рейса. Разве может нормальный человек сделать такой выбор?
Начальство пожало плечами и машину Стефану выдали. Он сам принимал участие в её восстановлении. Наверное, за этой работой он забывал о своих проблемах. Они, житейские проблемы, постоянно с нами соседствуют, и, если их не разрешать, могут погрести под собой. Это как в случае с Приходько? Мария задавалась вопросами, главный из которых касался её супруга, как бы супруга: что с ним происходит? По-видимому, Стефан вернулся с «того света», но вернулся как бы наполовину. Отсюда и сгоревший троллейбус, и забитая барахлом кладовка, напоминающая выработанный штрек. Парень даже повесил на стену старую кирку, невесть где им раздобытую. Почти точно такая же висела у них дома на стене. Якобы это было кайло деда Стефана, в честь которого он и был назван. Этим кайлом Стефан-дед выдавал «на-гора» рекордные нормы. Такая вот семейная легенда. Наверное, Приходько тянулся к тем временам, когда был по-настоящему счастлив. Он и одевался, как в шахтёрскую робу, напяливая на себя чёрную кожаную куртку. Всё прочее тоже было чёрного цвета. Начальство встревожилось было, глядя на все эти унылые колориты, но Стефан оказался аккуратным водителем и не имел ни одного взыскания, в отличие от прочих водителей. На его чудачества перестали открывать глаза. К примеру, на то, что он не вставал из-за руля даже тогда, когда рога троллейбуса отцеплялись от контактного провода. Приходилось это делать Марии. Но она была готова терпеть и не это, с тревогой наблюдая за состоянием  «супруга». К тому времени они уже давно не жили вместе.
Оба они были довольно молоды, но жизнь их жестоко потрепала. Как – мы вам довольно подробно это описали. Всё это сказалось на их внешности. Оба приняли вид гораздо старше своих лет. В особенности – Стефан, который, кажется, всё ещё пребывал в состоянии стресса, мысленно оставаясь в заваленной шахте, где, казалось, до него доносятся слабеющие голоса товарищей, также заваленных породой. Это ужасно – жить в постоянном кошмаре. Это ненормально, в конце-то концов. Было ясно, что добром это всё не закончится. И первый, кто это понимал, была Мария. Равно как она понимала, что ухудшения случаются, когда её рядом нет. Это как путешествие по бесконечному минному полю, конца которому не видно, а проводник- сапёр (это и есть Мария Образчикова) временами отлучается по своим надобностям, а Стефан упорно движется вперёд. И это осознание коверкало ей жизнь, но она ничего не могла сделать, в тех условиях, в которых пребывала. Оставалось снова надеяться на чудо, что Стефан каким-то образом выберется из шахты; вот тогда и можно на что-то надеяться. Образчикова была даже согласна вернуться в Шахты, чтобы подключить прочих Приходько, но Стефан упорно не слышал её слов, и ничего не отвечал. Быть может, он уже совсем помешался или был близок к этому …
Водителей систематически проверяли и, каким-то образом, Приходько умудрялся показывать сносные результаты. Не отличные, но довольно сносные. Тем более, что он казался более пожилым, чем был в действительности. Медики скептически на него поглядывали, но давали добро на дальнейшую работу. А Мария продолжала верить в чудо, в то, что к ней на помощь снова придёт Магдалина, что они, как в прошлый раз, вытащат Стефана из той ямы, куда он неуклонно опускался, ничем не препятствуя скатыванию в безумие. Мария начала истово погружаться в миссионерскую деятельность, помогая религиозному обществу, где оказывали ей покровительство, помогать жителям того места, где она проживала. Она буквально разрывалась между двух обязанностей, не бросая ни той, ни другой. Она надеялась, что успеет, что справится, когда к ней постучала Лариса Фёдорова.
+ + +
Следствие предполагало два пути, два направления: остаться здесь, и попытаться найти кондуктора, имеющую странное прозвище – «Магдалина». Но находиться здесь, где была жестоко убита Лариса – выше человеческих сил, и Володя это понимал, хотя и крепился что есть мочи. Второй путь касался водителя чёрного троллейбуса. Он был как-то связан с «Магдалиной». Она могла попробовать скрыться там. Здесь на себя всё взял Иваныч. Его авторитет среди местных жителей не уступал авторитету «Магдалины», а может, был и выше, потому как мирские силы здесь преобладали над духовными, потенциал которых и пыталась поднять «Магдалина» со своими сёстрами в вере. То есть это направление было в надёжных руках.
Немного мешало то обстоятельство, что формально Владимир Фёдоров был в отпуске, то есть, в некотором роде – отлучён от следствия, но сам капитан это считал пустой формальностью, широким жестом со стороны майора Громова, возглавляющего следствие. По мнению Фёдорова всё могло закончиться прямо сейчас, или завтра, когда все точки будут расставлены, а на запястьях убийцы сомкнулся наручники. Остаётся найти главную свидетельницу – Марию «Магдалину» и попросить её указать на виновника. Это могла сделать и Лариса, которая, совершенно неожиданно, очутилась в самом сердце этой трагедии, и это ляжет невыносимым грузом на совесть Фёдорова – за то, что он не сумел спасти свою женщину, мать будущих детей и его «половину», врученную ему Высшими силами. Это и рвало его сердце и не позволяло промедлять. Он должен, он был обязан связаться с Громовым и попросить его прислать группу силовой поддержки в троллейбусное депо, где прятался либо сам убийца, либо его сообщник.
После сегодняшних событий Фёдоров поверил версии Вадика Быкасова. В том, что мальчик был прав, убеждала (и это было жестокое подтверждение) его смерть, а также смерть Ларисы и ещё нескольких местных бродяг, не стоящих внимания, но не перестающих быть гражданами нашего государства, защищённых, как бы защищённых его законами, на страже которых стоял и капитан Фёдоров.
Когда на пороге проходной, закрытой проходной троллейбусного депо появился незнакомый человек, поднявший изрядный шум и представившийся капитаном Фёдоровым, следователем особой бригады, вахтёр Елизар Коромыслов собирался достать из тумбочки бутылку «Рябиновой на коньяке». Честно признаться, так Елизар Коромыслов всегда обожал «Букет Молдавии», креплёный спиртной напиток со вкусом жжёного сахара. «Букет Молдавии» Коромыслов покупал на все праздники, и сами праздники были таковыми именно потому, что он употреблял «Букет Молдавии». Но проклятый распад Советского Союза привёл к тому, что «Букета Молдавии» в продаже больше не стало. Закрыли производство вовсе, или теперь все партии этого товара отправляли куда-нибудь в Бухарест, на радость тамошних жителей, это Коромыслова совсем не радовало. Наоборот, он испытывал гигантское сожаление как по Советскому Союзу вообще, так и по «Букету Молдавии» в частности. А сладкая настойка «Рябиновая на коньяке», местного производства, была жалким подобием того, что кануло в Лету, но, за неимением лучшего, Елизар Коромыслов употреблял её, то есть «Рябиновую на коньяке». Если у вас получится, то сравните разницу.
Елизар Коромыслов, в перспективе ощутить на языке горьковато- сладкий вкус «Рябиновой на коньяке», встал стеной на пути незнакомца, который был в гражданском и нёс какую-то чепуху относительно Стефана Приходько. Конечно же, Елизар знал Приходько, про которого много говорили, которого склоняли на все лады, и которого Елизар даже немного жалел. Но сейчас этот Приходько оказался на пути между ним, Елизаром, и той бутылкой «Рябиновой на коньяке», что недопустимо, незапланированно долго стояла в тумбочке, вызывая гнев и нарекания со стороны Коромыслова, в чей угодно адрес, по отношению этого гражданского, представившегося следователем особой (по важности) бригады, и чудака Приходько, работавшего водителем, и вдрызг разругавшегося со своей бабой, до такой степени, что перебрался жить сюда, в депо, в крайне неудобную кладовку. При этом надо было учитывать, что незнакомец действительно может оказаться следователем, а Приходько как был чудаком «с приветом», так им и останется.
– Не положено, – в очередной раз заявил вахтёр, – ордер давай, или что там у вас полагается. Удостоверение кажи. Не имею права посторонних пускать.
– Я с оперативного задания, – заявил Фёдоров, – и удостоверение у меня осталось в сейфе начальника. Не мог же я его с собой таскать там, откуда сюда пришёл. Но именно там я получил важные сведения, которые вынуждают меня срочно задать ряд вопросов гражданину Приходько, который в данный момент находится на территории депо. Или он уходил?
– Не могу знать, – в отчаянии выкрикнул Коромыслов. – Через мой пост не выходил.
– А гражданка Мария … как её … которая с ним кондуктором работает?
– Образчикова? – подсказал вахтёр.
– Она самая, – обрадовался следователь. – Она сюда проходила? Или не выходила?
– Они сегодня вообще на рейс не выходили, а машина стоит на профилактическом осмотре. Завтра приходи, браток. Тогда и поговоришь с обоими.
– Короче, – нахмурился Фёдоров, – слушай меня внимательно. Похоже, нам с тобой не договориться. Наверное, у тебя здесь свои интересы. Я сейчас вызову свою бригаду, ОМОН, и кто там ещё есть. Если наша операция сорвётся, то мы будем знать, с кого надо спрашивать. Я же прослежу, чтобы ты сам не сбежал, и своего подельника Приходько отсюда не вывел.
Сказав это, Фёдоров решительно повернулся и направился прочь. Как он и рассчитывал, вахтёр ему вслед растерянно закричал:
– Постой, браток, ты меня неправильно понял. Я ведь лицо подчинённое. Надо мной куча приказов и циркуляров, в которых главным пунктом прописано, что не пускать никого. Но раз у тебя всё так серьёзно, то давай, пойдём вместе. Я только смену свою предупрежу, чтобы меня заменили.
– Никого предупреждать не надо, – категорически заявил капитан. – Всю ответственность я беру на себя. Всё ещё серьёзнее, чем ты думаешь. Так что отойди от телефона.
– Хорошо, – легко согласился Коромыслов. – Тогда вот тумбочку запру. Материальные ценности там у меня. Оружие …
– Оружие? – насторожился следователь. Свой пистолет он сдал Громову, как полагается делать при уходе в отпуск. Но оружие может пригодиться. – Какое оружие?
– Да, – махнул рукой Елизар. – Ничего особенного. Пугач там.
– Давай его сюда.
Прикрывая собой дверцу, Коромыслов достал муляж пистолета ТТ, который бахал как настоящий, громко и убедительно. В этом была его главная ценность. Надо было махнуть «пистолетом», громко крикнуть: «Стой, или буду стрелять», а потом пальнуть в ночное (или дневное) небо. При необходимости – второй раз. Более серьёзного применения не предполагалось. Это объяснил следователю вахтёр, убедившись, что и тумбочка, и проходная надёжно заперты, и на «Рябиновую на коньяке» в его отсутствие никто не покусится.
– Пойдём, я тебе покажу, где он обитает, – заявил следователю Коромыслов и уверенно двинулся вперёд, в сторону корпусов депо.
+ + + 
Если вы не смотрели фильм «Первая кровь», то настоятельно советуем вас сделать это. Талантливый молодой актёр Сильвестр Сталлоне, успев сняться в порнографическом фильме «Итальянский жеребец» (1970 год), драме о профсоюзном лидере «Кулак» решил сам писать сценарии фильмов, делая их под себя. Так появился замечательный оскароносный (!) фильм «Рокки» о боксёре, ставшем чемпионом мира. Потом был «Рэмбо: «Первая кровь», где Сталлоне использовал повесть Дэвида Моррелла. Там речь шла о ветеране войны во Вьетнаме, который был героем на той войне, но никому не нужным бродягой в послевоенной жизни. Джон Рэмбо, вернувшись домой, не вернулся с войны, а продолжал жить страстями военного времени. Столкнувшись с несправедливостью, начал отстаивать свои права теми способами и возможностями, какими владел, какие были в ходу во Вьетнаме, за что награждали и чествовали. Так началась мини, но тем не менее – война в небольшом американском городишке. Фильм появился в 1982-м году, когда «вьетнамский синдром» стал реальной проблемой, и получил множество положительных отзывов. Но мы бы хотели сказать не о фильме, не о хорошей игре актёра (мы не раз и не два внимательно просматривали этот фильм, и не только мы, раз появился российский аналог – «Кремень», с Епифанцевым в главной роли), а о ситуации, когда человек пережил нечто экстремальное, экстраординарное, и не смог вернуться в обычную жизнь.
Стефан Приходько попал в катастрофу: его, и его товарищей завалило в шахте, после взрыва метана. Но перед этим он столкнулся с галлюцинацией. Он увидел старуху, которая попыталась поймать его в чёрную сеть. Это было нереально, похоже на приступ безумия, после которого и случился взрыв. Погибли его товарищи, он сам слышал их предсмертные крики. А потом начался кошмар, почище всякого фильма ужасов. Что он там насмотрелся, нельзя пересказывать – в это невозможно поверить. Да Приходько и сам не верил, пока не случилось чудо, и его за руку, с «того света» выдернула Мария, которую он проклял и с которой уже почти распрощался. Но она вернулась сама, и вытащила его из ада, куда его увлекла та чёрная сеть.
Шахтёр пытался всё это забыть, и память его стала, как незаполненный лист бумаги. Но Мария продолжала держать его за руку, и воспоминания снова полезли в голову. В том числе и те, что он видел в шахте. Он лежал, заваленный породой и – одновременно – пребывал в огненном мире, похожем на огромную шахту, где гремела оглушительная музыка, и бродили ужасные чудовища. Видел он и людей, и даже кого-то из знакомых, но он был так напуган, что не в силах делать чего-либо осмысленного. Правда, потом это закончилось. Стефан понял, что никогда в жизни не войдёт не только в шахту, но даже в глубокий подвал дома, где темно и неизвестность давит на голову. Но то, что было сильнее его, заставило оттолкнуть Марию, а потом превратить свою каморку из бывшей кладовки в подобие штрека. Почему он это делал, спросите вы? А что заставляет нас (и вас, наверное) смотреть самые страшные фильмы ужасов? Ответ: не знаем. Стефан Приходько не знал, почему он так поступает, и это его ещё сильнее пугало. Он нашёл старую кирку, похожую на кайло деда Стефана, и держал её постоянно под рукой, пока был в своей «норе». А из неё он почти не выходил. Он и троллейбус постарался преобразить в «нору». Это не нравилось пассажирам, они избегали садиться в его троллейбус. Да ещё и Мария, которая не оставляла попыток вытащить его оттуда, куда он сам погружался. И это было самое отчаянное. Он хотел выть, кричать, но противиться этому не мог, как не мог и до конца довериться той, что его уже предавала. Он всеми силами отталкивал Образчикову, но она упорно оставалась рядом, и тогда он сделал самое обидное, что может быть для подруги, супруги, помощницы, защитницы – перестать её замечать, как если бы её не было рядом вовсе. И этот метод подействовал – она всё реже и реже с ним заговаривала. Лишь общая работа в троллейбусе их как-то объединяла. А потом в голове у Стефана родился дьявольский план – заполнить троллейбус пластиковыми бутылками с бензином и поджечь его. Троллейбус имел вид и славу сгоревшего. Пусть это воплотится в действительность. Он представил себе, как полыхнёт его машина, как она мигом обернётся огненным саваном, а внутри будет сидеть он, «проклятый», и править пылающим катафалком. Это будет «прощальный поклон», его жертва богу Огню, признание своего поражения перед силами, с которыми столкнулся в шахте. Приходько начал собирать бензин и сливал его в канистры, в иную тару, и прятал в своей каморке, где было множество самых разных вещей, среди которых можно было спрятать что угодно. Место, где он спал, было крошечным, и там едва умещалась старенькая раскладушка. Всё остальное место поглотила «нора». В этот момент Стефан просматривал, сколько ему удалось накопить бензина. Его оказалось много. Должно было хватить на задуманную им кремацию. Оставалось решить, как поступить с Марией. Она вытащила его из ужаса, но потом ужас явился к нему, поселился у него в голове и заявил на него права. Так что можно ли считать, что она его спасла? Скорее нет, чем да. Тогда может и её забрать с собой? Эта мысль, поистине «дьявольская», рождённая той частью души, что была безнадёжно отравлена, ему понравилась. Но другая часть, в которой сохранилась частичка Марии и Магдалины, уверила его, что за неё заступятся «божьи силы». Как это надо понимать? Стефан, почти уже и не Стефан, задумался, а потом взял в руки самую большую канистру и поднял её над головой.
– Я сделаю это! – закричал обезумевший Приходько. – Попробуйте мне помешать!!
– Слышите? – поднял палец Коромыслов. – Это и есть водитель «чёрного троллейбуса».
– Он, кажется, что-то крикнул, – озабоченно заявил Фёдоров. – Дайте-ка мне ваш «пугач».
– Кажется, он крикнул, чтобы ему не мешали, – озадачился вахтёр. – А пистолетом я сам распоряжусь. Я знаю – как.
Елизар Коромыслов про себя проклинал Приходько, проклинал Фёдорова, но больше всего то, что все эти неприятности пришлись именно на его смену. Он воспылал пламенным гневом, вынул муляж пистолета и со всей силы ударил ногой в дверь, как это постоянно делают герои фильмов и сериалов. Это было так неожиданно, что следователь замер, разинув рот.
– Стой! Стрелять буду!! – И, как его инструктировали, оглушительно бабахнул из «пугача» вверх.
Получилось всё, как в античной трагедии. Как только злодей выкрикнул вызов богам, в то же мгновение запертая на защёлку дверь выбита была внутрь, а на пороге появилась фигура и загрохотали выстрелы. Приходько упал на колени, а канистра выскользнула у него из рук и упала. Крышка от удара соскочила, и из горловины начал толчками выплёскиваться бензин. Стефан решил, что из его кошмара в явь вырвалось одно из чудовищ, но потом узнал в ворвавшемся к нему, вахтёра Коромыслова, пьянчужку, который к утру обычно едва держался на ногах. Неужели он что-то узнал и явился сюда, чтобы пресечь задуманную Стефаном пироакцию. Он не позволит помешать ему!
С ужасающим криком Приходько вскочил на ноги и сорвал со стены кирку, сжав её в руках. Коромыслов не выйдет отсюда, а провести задуманное придётся прямо сейчас. Уже было темно, и горящий троллейбус будет виден всему городу. Обойдёмся и без Марии, решил безумец. Издав вопль, Стефан взмахнул киркой и лишь чудом не пробил вахтёру голову. Елизар завизжал, метнул в Приходько макет пистолета и выскочил наружу.
Всё это произошло за какие-то неуловимые мгновения. Для проведения оперативных мероприятий случайных людей не привлекают. Почему? Можете перечитать последнюю страничку – именно поэтому. Фёдоров корил себя, что не позвонил Громову, не подключил своих верных товарищей, но интуиция подсказывала ему, что на это не было времени.
Пропустив мимо себя завывающего от страха вахтёра, Фёдоров шагнул внутрь каморки и ударил что есть силы ногой набегающего на него человека с поднятой киркой. Сейчас Приходько не узнал бы никто из его друзей товарищей. Это был настоящий монстр с искажённым лицом, вымазанным в грязи и бензине. Стефан до последнего мгновения не замечал следователя, который оставался за спиной Коромыслова. Поэтому его нападение было для безумца неожиданным. Вот только что он примеривался обрушить кирку на голову убегавшего вахтёра, а в следующий миг уже летел в «нору», словно сами боги встали у него на пути. Приходько понял, что проиграл, что прямо сейчас для него всё закончится.
Так пусть всё закончит он сам! В кармане у него лежала зажигалка, приготовленная специально для акции. Он безумно захохотал, сунул руку в карман, вынул её, а потом швырнул горящую зажигалку в разлившуюся лужу бензина.
Сваливший с ног водителя, Фёдоров собирался достать из брюк ремень, чтобы связать им руки преступника, но тут следователь остановился. Он унюхал резкий запах, и заметил разлившийся бензин. И тут преступник захохотал так, что стало ясно – он находится в припадке безумия, и поднял руку с горящей зажигалкой. Раздумывать не было времени, и капитан отскочил назад, а уже в следующее мгновение огненное облако вырвалось из дверей. Пришлось прикрывать руками голову и отступать.
В каморке рвались всё новые ёмкости с бензином, заготовленным для аутодафе. Поблизости бегал Коромыслов, размахивая руками.
– Помогите! – кричал вахтёр. – Спасите!! Убивают!
Фёдоров подошёл к нему, схватил его за шкирку и встряхнул.
– Беги, вызывай пожарных, пока всё здесь не сгорело.
– Ага, – засуетился Елизар, получивший понятную ему вводную. – Я сейчас, сейчас…


Глава 17
Если постараться вникнуть в суть вещей, то выясняется, что слишком много странностей нас окружает. Если эта картинка мироздания вас не устраивает, то можно всё переписать заново и утвердить, что это и есть – правильное. Не верите? Но именно так всё и устраивается. Для этого и существует телевидение – для того, чтобы объяснить вам, что чёрное, это белое, а белое это и есть чёрное. Люди смотрят за окно и видят одно, смотрят на экран телевизора, а там – совершенно другое. Можно выключить этот опостылевший лживый телевизор и выйти наружу, попытаться что-то исправить, что-то сделать, стать, насколько это возможно, хозяином своей жизни, а можно задёрнуть шторы, прибавить звук телевизора и восхищаться той страной, гражданином которой нам повезло родиться. Оле, оле, оле, Россия вперёд! Так хорошо это выкрикивать, не вставая с дивана и размахивая бокалом, увенчанным пивной шапкой …
Саша Маслов прожил часть жизни в газетной суете, а потом перешёл на телевидение, где быстро понял, что это и есть то место, которое и делает жизнь. Это если раньше люди учились, женились, выращивали детей, получали профессию, вкладывали в свой труд свои таланты, надежды и чаяния, получая в ответ зарплату и заботу со стороны государства, большую или не очень, участвуя в становлении государства, по мере своих сил и возможностей, то теперь … теперь многое поменялось … Выяснилось, к примеру, что наши способности государству не очень-то и нужны, а у кого руки чешутся что-нибудь там сделать, что-нибудь там придумать, внедрить, пусть отправляются поискать другое место, где их способности востребованы. А взамен предлагается имитация красивой жизни – телевизор. Теперь в жизни можно не стараться, а просто быть свидетелем, наблюдателем, даже – сочувствователем. Было в советском прошлом такое ругательное слово – «обыватель», то есть человек, которого заел был, который не видит дальше своих мелких потребностей, а теперь вдруг оказалось, что «обыватель» и есть главный представитель общества, на уровень которого ровняются, на уровень которого настроено телевидение, на уровень которого направлено образование, под которого выстраивается будущее, будущее, высмеянное Владимиром Маяковским в пьесах «Клоп» и «Баня». Всё это Саша Маслов понимал, как понимал и то, что он работает на это будущее. Но менять в своей жизни ничего ему уже не хотелось. Те студенты, что в 1968-м году строили в Париже баррикады, отрицая стандарты буржуазного образа жизни, в девяностых и в начале двадцать первого века старательного вкладывали кирпичи в здание Нового буржуазного порядка. Никто из них не желал больше бунтовать, подсчитывая собственные барыши и маленькие личные преференции. Человек – существо социальное и продажное в той мере, в которой его готовы покупать. Но порой и самый продажный человек хочет взять отпуск и почувствовать свободу от всех своих обязательств, от продажной действительности, заняться чем-то, что поднимает его самооценку. К примеру, Маслова увлекла его сказка. Он взял небольшой отпуск и засел за клавиатуру компьютера, набирая текст, а перед глазами пробегала жизнь солдата Феди Дулова, теперь уже – капрала.
+ + +
Сказка о братьях по разуму (продолжение)
Как утро случилось, так комендант первым делом к ведьме помчался. Глядь- поглядь, а нет её. Стал расспрашивать людей, что случились поблизости. Да, говорят, была похожая, но явились тут люди в чёрном облачении, да с крестами на цепях, да и потащили куда-то. Так чего же вы не вступились, начал было взывать комендант, предусмотрительно одевшийся в гражданский костюм, дабе не узнал его кто. Да больно она нам нужна, ответили прохожие, к тому же страшна как смертный грех. Это – да, был вынужден признать комендант логичность их выводов, и уточнил - куда её те чернецы потащили. Пустился в догонку, размышляя про себя, что если встретит чернецов, так отымет у них советчицу, а не получится, так хотя бы развлечётся зрелищем. А советом добрым можно заручиться и у тех чернецов. В крайнем случае – самому что придумать удастся. То есть, получалось, для кручины не было причины. Догнал он чернецов, ибо спешил изрядно, тем более что тем особо поспешать нужды не было. Они собирались предать ведьму огненному очищению, а тут и комендант подскочил.
– Здравствуйте, люди добрые, – обратился к чернецам комендант, ибо иноземец Карнеги советовал завсегда приветливость к людям демонстрировать, равно как и личную заинтересованность к общению. – Не нужна ли помощь какая?
– Да вот с дровишками подсобить не худо бы, – отвечают ему чернецы, а сами присматриваются, ибо эта услужливость им подозрительной показалась.
– Да за ради бога, – ещё шире комендант заулыбался, – отчего же хорошим людям не помочь. Богоугодное это дело.
Чернецы с такой аксиомой согласились и немного расслабились, а комендант развил столь кипучую деятельность, натащил такого количества хвороста, что хватило бы и на трёх ведьм, а не одну. Тем временем люди в чёрных балахонах расслабились, вынули из котомок бутыли с мутным содержимым и принялись друг друга потчевать. Налили и коменданту. Тот попробовал, так у него аж дух захватило. Пивал он водовки, но эта оказалась на диво креплёной.
– Понравилась? – заулыбался старший из них. – Особого рецепту продукт. Дознались во время следствия у одного алхимика. Если её на «святой воде» отстаивать, то крепость от этого увеличивается изрядно, но если перебрать, да на голодный желудок, то видения потом наступают, о-го-го …
– Какие видения? – решил уточнить комендант.
– Да у кого как. У меня, к примеру, постоянно искусительные. Грешницы то есть видятся, молодые, в теле, горячие, утехи предлагают плотские, запретные, и оттого вдвойне сладостные. Аж, мороз по коже. А других пробирает на ужаственность.
– А это как?– затревожился комендант.               
– Бесы да черти видятся. Некоторые мои товарищи до того к ним пригляделись, что ко сну считать приспособились, от монотонности действия успокаиваясь. Но я, признаться, их не понимаю, меня больше грешницы заводят.
– Вон как ту? – показал на ведьму комендант. Ведьма его уже приметила, узнала и начала украдкой подавать тайные знаки, призывая к разговору.
– Ага, – развеселился старший из чернецов. – Кому и кобыла – невеста, но всё-таки лучше кобыла, чем эта.
– Нельзя ли мне с ней переговорить, – попросил комендант, показывая, насколько он возбудился. – Только позволь сначала ещё чашу вашего напитку принять, для сладостности беседы.
– Да хоть две, – милостиво согласился чернец. – А мы пока пообедаем. Нам во время Аутодафе молитвы очистительные читать придётся. Наверняка во рту пересохнет. Так что горло надо усердно промочить. А «Особая Инквизиторская» для этого в самый раз подходит.
Принял чашу комендант и к ведьме направился. Та его поджидает и волнуется.
– Как хорошо, что ты явился. Выручай меня. Сколько раз я советы тебе давала, поручения твои выполняла, зелья для тебя всякие готовила. Теперь твоя очередь выручать меня.
– Ну, положим, – с расстановочкой комендант ей ответил, – не всякий раз у тебя получалось. К примеру, с Федей Дуловым лажа полная получилась. Он не только не пропал, но ещё и героем вернулся.
– А ты какие дополнения к моим советам не делал? – уточнять ведьма начала, да ему в глаза заглядывать. Комендант смутился, ибо сам некоторых разбойников подговорил Федю на перо посадить и с трупом его развлечься. А что, если именно это и помешало заданию выполниться?
– Тогда дай ещё один совет, как с Федькой посчитаться.
– Как ты, думаешь, я расчёты производить буду, связанная, да с образками, по мне развешанными? Дома я всё в лучшем виде тебе изображу. Давай, отговаривай меня у них. Чёртом тебе клянусь, всё сделаю!
– Всего мне не надо, – комендант ответил. – А совет давай прямо сейчас. Не то домой поворачиваю.
– Хорошо, – ведьма аж в лице изменилась от такого коварства. – Слушай меня внимательно: пусть Федька Дулов пойдёт туда, не знаю куда, да принесёт оттуда то, не знаю что.
– Да ты, ведьма, видимо издеваешься надо мной!! – возвысил голос комендант и от своей советчицы отшатнулся, под довольный гогот чернецов, которые передавали друг другу почти уже опустевшую бутыль.
– Что, братец, – спросил старший чернец коменданта, положив тому руку на плечо, – признайся, прельщал тебя сие отродье дьяволово?
– Не то слово, – ответил комендант, – не то слово. Только не получится у меня. Не выпить мне столько.
– А ты попробуй, – ещё громче загоготал чернец и преподнёс коменданту бутыль, на дне которой ещё изрядно оставалось.
– И то верно, – припал комендант к горлышку и начал цедить напиток.
– А вы, приступайте, братия, – махнул широким рукавом чернец и начал огнивом и кресалом извлекать искру для возгорания очищающего пламени.
Комендант торопливо глотал, а ведьма извивалась, привязанная к бревну, вкопанному в землю, вокруг же неё была наложена гора хворосту, услужливо натасканного комендантом. Чернецы выстроились со всех сторон и что-то заунывно затянули на латыни. Ведьма орала, по большей части в адрес коменданта, который не мог больше держаться на ногах, а пал, выронив бутыль. Та укатилась в сторону. Ведьма орала, изрыгая хулу и проклятия, а потом только вопли от боли и ужаса. Комендант же дрых, оглашая воздух громким храпом и невнятными бормотаниями. Снился скабрезный сон, в котором участвовал и он сам, и генерал, и та ведьма, и юные грешницы, старательно описанные чернецом,  и даже Настенька, к которой тянулся руками комендант, но каждый раз в объятиях его оказывалась не жена Дулова, а мерзкая ведьма, продолжавшая хулить его мужские способности. Он пытался на деле доказать ей … но стоп, дальше мы его сон пересказывать не станем, ибо срамотища дальше идёт неописуемая …
Проснулся на следующий день комендант с самой тяжёлой головой. Понял он, почему голова называется с перепою тяжёлой – не мог поднять ей, да к тому же её ещё разрывало от болевых спазмов. И где это я вчера так нажрался, подумал комендант и решил, что с горя, что задания генерала не выполнил, что ведьму не смог найти. Потом обнаружил комендант, что спит одетым, да ещё и на полянке в лесу, близ дороги. Но не это было самое удивительное. В центре поляны торчало обгорелое бревно, к которому цепями был прикручен горелый труп. Что же здесь происходило? И что он здесь делает? Комендант поднялся и начал бродить по полянке, рассматривая сгоревший труп. Когда под ноги его что-то попало, он едва не опрокинулся, даже на колено одно спустился, и под руку ему попалось что-то холодное. До сих пор комендант не мог оторвать глаз от горелого трупа – что-то он ему напоминал. А теперь он вниз глянул и увидел здоровенную опростанную бутыль. Правда, на дне её что-то имелось. Комендант мигом бутыль поднял и ко рту  её приложился. В страждущее горло блаженно струилась жидкость, от которой огонь побежал по жилам и сердце его взбодрилась. Всё-таки хороша была изготовленная по эксклюзивному рецепту «Особая Инквизиторская».
И сразу комендант вспомнил всё. Как он искал ведьму, как он нашёл, как пытал на предмет нового задания, и какие выкрутасы дозволил себе во время сновидения. Сделалось немного стыдно, а также чувствовалось сожаление, что его сна не видели другие, ибо такое – не перескажешь, а похвастаться своими подвигами хотелось ужасно. Но, главное – это слова, которые ведьма сказала ему перед смертью. Тогда они показались ему издевательством, бессмыслицей, от которой комендант оскорбился. Сами подумайте – поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Хрень какая-то …
С тем и отправился комендант к генералу. Ведьме-то что, она уже сгоревшая. А вдруг она всё наперёд рассчитала: попотчует он генерала этим новым заданием, тот в оскорблении чувств прикажет его запороть насмерть, а то и чего похуже …
Но делать было нечего, других советов на ум не приходило, и отправился комендант к генералу. А сейчас послушайте от нас совет, какой ещё раньше коменданту в голову задался: если вы что придумали, ни к селу ни к городу, никак не тушуйтесь, а преподносите всё как великую и гораздую мудрость, ратуя на её глубокую суть; да ещё подчеркните это обстоятельство неоднократно. Ваши собеседники постесняются сказать, что не разумеют в ней смыслов, а оттого с вами согласятся, дабы не прослыть дураками. Честное слово, способ этот доказан в действии. Именно по этому признаку и вершатся реформы на самом верху.
Набрался комендант смелости и отправился к генералу. Заранее заготовку в голове сочинил. Слова разные учёные притянул. «Трёхходовочка», «от двух бортов да в лузу», «карамболь», «сенсабилизация», и между всем этим ввернул и совет почившей ведьмы. Генерал его сурово выслушал, а потом лицом багроветь начал:
– Какая тебе карамболь, собака?! Издеваешься?!
Далее, почти теми же словами, что и сам комендант ведьме выговаривал. Но той что, она уже – сгоревшая, а коменданту как-то выкручиваться надо. И доказывать, что прав именно он.
– Вы не с того конца смотрите, ваше превосходительство …
– Ты меня ещё своим концом достать хочешь?!! Стража!!
– Послушайте, ваше превосходительство!! – тут уж рассусоливать было некогда, и комендант завопил: – Нам что надо – чтобы Федька не вернулся, или чтобы задание выполнил? 
– Страже – отставить, – мигом сориентировался генерал и к коменданту оборотился: – Подробнее давай.
– Нашему человеку, что не прикажи - он всё исполнит. В точности и в срок. Самое невозможное дело. Прикажи – коммунизм выстроит.
– Ты со словами то – осторожней. Стража вон – недалече ушла.
– Это я для примеру. Вот мне и подумалось, надо с формулировками работать. Чтобы он задания понять не сподобился. Поймёт – сделает. Не поймёт – соответственно. А оно нам это именно и надо. Так?
Генерал задумался. Какой-то подвох в тех словах был, но очень скрытый. Голову отрубить хотелось изрядно. Ишь, умничает тут … Но спорить резонов не было. Генерал вздохнул:
– Беги давай за Федькой, чтобы сюда явился. А Настеньке скажешь … скажи, что в части ремонт намечается.
– И всё?
– Достаточно. Ты тоже не больше молвил.
Умчался комендант, а генерал, сумрачно нахмурившись, по кабинету вышагивать принялся, сжимая и разжимая кулаки. Потом денщика кликнул. Тот мигом примчался, по холуйски в глаза заглядывая: «Чего изволите?» Чисто половой. Генерал ему и влепил между глаз горячего, с универсальной фразой, мол, а ты пошто тут. Это у генералов манера такая работы с личным составом – и для дисциплины пользительно, и нервы успокоить – гораздо. Денщика унесли в бессознательности. А тут доложили, что Дулов явился.
– Давай его сюда.
– По вашему приказанию капрал Дулов прибыл!
Всё нормально – грудь колесом, руки – по швам, глазами ест начальство, вид лихой и дурковатый. Истинный вояка. Так и случается, как в званиях вверх пойдёт. Так и до генеральских эполетов дойти может.
– Так ты и до генеральских эполетов дослужишься.
– Виноват! Рады стараться!
– Слушай мою команду. Новая задача: пойдёшь туда, не знаю куда, принесёшь то, не знаю что. Задача ясна?
– Так точно, ваше высокоблагородие!!
– Выполнять!
Дулов отправился к дверям с радостным видом, но потом в глазах его появилась мысль и он начал меняться в лице. Остановился, повернулся к генералу.
– Разрешите обратиться?
– Не разрешаю. Все вопросы – по завершению задания. Шагом … арш!
Вернулся Федя Дулов к Настеньке с самым печальным видом. Так, мол, и так. Новое задание. Не понять ничего. А Настенька ему с ласковой улыбкой и говорит:
– Оттого непонятно, что вечер уже. В голове все сказанные за день слова перепутываются и сознание смущают. Потому и говорят – «утро вечера мудренее». Ложись, дорогой, а утром всё и сообразим.
– Но утром мне уже идти надобно.
– Тем более. Супругам перед расставанием делом надо заняться, а не пустыми словесами. Иначе до внуков не доживёмся.
Федька аж рот разинул от мудрых слов супруги. И ведь не поспоришь, хоть и баба. Век живи, век учись, всё одно помирать придётся …
Как только Дулов угомонился, Настенька поднялась и с базой орбитальной связалась. Так, мол, и так. Новое задание. Практически невыполнимое. И сообщила подробности. Там проанализировали задание, а потом посоветовали Федьку Дулова послать для личной встречи. Надо дать ему »проводника», который его до места доставит, а там с Дуловым поработать придётся, основательно.
– Что значит – поработать? – насторожилась Настенька. – Мой супруг, я сама с ним поработаю.
– Не так понимаете, ¬– сурово ответили с базы, – тут дело заковыристое. Либо вас вычислили, либо всё ещё сложнее. Недостаточно информации. Дулов лично с генералом общался. Должно быть, некоторые ключевые слова он неправильно выразил. Придётся работать с его подсознанием.
– С подсознанием – ладно, – успокоилась Настенька. – Подсознание – это одно, а подштанники – это совсем другое.
Маслов перечитал последнюю фразу и засмеялся. Здорово у него получалось. Его сказочный стиль изложения был соединением Франсуа Рабле и Владимира Войновича. Вот только не надо было переусердствовать в сторону эротики. Читателям нравится, но вполне вероятно скатиться в откровенную пошлость, что не есть хорошо. Да и фантастики пора добавить. Это ведь не просто сказка, а сказка фантастическая, с пришельцами.
Утром Дулов потянулся и довольно сощурился. И жизнь хороша, и жить хорошо. В капралах, это вам не в рядовых служить, а впереди прорисовывались новые перспективы – уже офицерские. Тут к нему и Настенька подплыла, аки лебедь белая.
– Феденька, супруг мой ненаглядный, а я встала пораньше, да пирожков тебе в дорогу напекла.
– Мне сухпаёк обещали, – сообщил капрал, – но и от пирогов не отказываюсь.
– Пойдёшь за пайком, – советует ему супружница, – денег не забудь попросить – путь-то ведь дальний, всякие потребности в дороге утолять надо, да и дома что-нибудь оставить, чтобы я не бедствовала.
– Так и сделаю, – согласился Федька. – Я и сам об этом подумывал. Считай, у меня с языка сняла.
– Я и говорю – утро вечера мудренее, – обрадовалась Настенька, – теперь ты и сам в полном понятии. Посиди на дорожку.
– И то верно, – согласился капрал и тут же ввернул новую «мудрость», которую прослышал от сопровождающих его в прошлый раз. – Раньше сядешь – раньше выйдешь.
Сел, а Настенька с него глаз не сводит, кручинится, заранее скучать начинает.
– Ты, это … – Федька ей говорит неуверенно. – жди меня и я вернусь, только очень жди. Жди, когда наводят грусть жёлтые дожди, жди, когда снега метут, жди, когда жара, жди, когда других не ждут, позабыв вчера. Жди, когда из дальних мест писем не придёт, жди, когда уж надоест, всем, кто вместе ждёт … (необходимая сновка: если кто не догадался, то Дулов произносит стихи Константина Симонова).         
– Это кто это вместе со мной тебя ждать намылился? – с угрозой спросила Настенька, протягивая руку в сторону скалки. – А?!
– Да это поэтическая метафора, – начал было капрал, а потом сообразил, – генерал меня ждёт – понимать надо. Ну, я пошёл.
– А пирожки? – спохватилась супруга и вынесла ему целую тяжеленную котомку.
Дулов котомку на плече размещать начал, а там тяжесть неимоверная, а ему ведь ещё и идти. Он начал проверять – чего там она ему наложила, кроме пирожков обещанных. Оказалось ещё уйма вещей. Всё это Дулов сурово вывалил, да жена голосить начала. Согласился на рушник- полотенце ручной работы с вышивкой, да ещё странный мячик взял.
– Это очень нужная вещь, – зачастила Настенька, стараясь шагать с ним в ногу. – Засомневаешься, правильно ли идёшь, брось его перед собой – куда он покатится, туда и идти надо. У него ещё много разных предназначений.
– Разберусь, – махнул ей рукой Дулов, но Настенька не отставала. Он уже собирался её домой шугануть, а потом вспомнил, что обещал половину денег отдать на житьё. Ну, или одну треть. Или сколько не жалко. Или … Но Настенька была мудрой, и оставила Феде столько денег в дорогу, что все запланированные кабаки сразу пошли побоку. Дулов приуныл, но потом понял, что деньги дома лучше сохранятся.
– Ну, долгие проводы – горькие слёзы, – и уверенно зашагал в сторону горизонта. Это Настенька ему подсказала – как до линии горизонта дойдёшь, сразу поворачивай направо. Федька ещё усмехнулся – им, бабам то есть, лишь бы налево не ходили. «Разберусь», – про себя прошептал.
Настенька долго махала ему вслед платочком беленьким, украдкой утирая слёзы и вспоминая его прощальные слова об ожидании. Только домой собралась идти, как её кто-то за рукав платья цапнул. Смотрит, а это комендант ей улыбается.
– Прошу вас, барышня, к генералу пройти.
– Мне домой надо, – попробовала объяснить коменданту Настенька.
– О том и речь, – обрадовался комендант. – Вся часть ночью перед вашими окнами стояла и слушала, как вы прощались. Стало быть, надо ждать скорого пополнения семейства. А горенка-то у вас не ахти. Там и одному тесно. А где уж – с прибавлением-то развернуться? Вот генерал и хочет предложение сделать – капрал задание выполнит и, в качестве награды – домик вам индивидуальный, с козой и геранью, всё как полагается. Это вам в качестве аванса.
– С геранью? – обрадовалась было Настенька, и душой воспряла. – И с козой?! – А потом засомневалась. – Догадываюсь я, какое такое предложение генерал мне сделать хочет.
– Ну, раз догадываешься, так вперёд, – указывает рукой комендант. – Тем более, что все ваши вещи уже упаковали, сюда везут, а коморку разобрали. Ремонт у нас начинается, так я ж предупреждал.
Пригорюнилась Настенька, да делать нечего, а комендант её к генералу ведёт, и за локоток цепко держится – не сбёгла бы, с такой станется. Настенька глаз не поднимает. Генерал уже её ждёт, сапоги у него блестят, а усы он помадой нафабрил, они у него как часовые стрелки зафиксировались. Сам наодеколонился, по всему мундиру орденов навесил – хочет показать, что и он герой.
– Стало быть, пока у меня поживёшь, – генерал Настеньке объясняет, – пока солдаты для вас с Дуловым домик строят. Вечером вместе проекты того дома рассматривать будем, а пока разреши тебя ликёрами заграничными попотчевать, дорогая …
И обниматься полез, негодяй такой. Мол, муж в дверь, жена в Тверь, то есть, в данном контексте – к генералу. И попробуй с таким – поспорь …
Маслов горестно вздохнул. Сказка, она, конечно, сказкой, но пусть и в ней зайдёт речь о суровой жизненной правде. С давних пор подчинённых начальники третировали. В крепостном праве было предусмотрено такое – «право первой ночи». Захотел крепостной парень девку замуж взять – пожалуйста, но первым будет сам барин, а уже потом он отдаст мужу жену. Такой вот был обычай. Да и не только у крепостных это было. При царском, при королевском дворе, существовали миньоны и фаворитки. Если дама, пусть даже и замужняя, приглянется  королю, он без зазрения совести принуждает её к любви с ним. От такого предложения не принято отказываться. Прецеденты были, но столь сурово пресекались, что следующая претендентка дрожала от страха, а потом – привыкалось … Расскажем вам один исторический факт. Кухарка и прачка Марта Скавронская, дочь латышского крестьянина стала военным трофеем какого-то солдата во время взятия Мариенбурга. Слово «трофей», если это касается молодой пышной женщины равнозначно «наложнице». Солдат оттащил трофей на конюшню и принялся им пользоваться. На шум явился адъютант генерал-фельдмаршала Бориса Шереметева и отнял женщину у солдата. Тот не решился протестовать. Думал забрать девку себе после того, как ею натешатся. Но адъютант решил похвалиться Мартой перед командиром и … тот ею восхитился так, что забрал её себе. Позднее то же самое случилось с Шереметевым и Меньшиковым. Светлейший князь забрал красивую девку себе у генерала, для личного использования. Но это была не последняя инстанция в смене «кавалеров». Пётр Первый высмотрел новую пассию своего фаворита, и та ему настолько приглянулась, что он забрал её себе. А потом даже и женился. Вот так – из прачек и в императрицы. Так Марта Скавронская сделалась Екатериной Алексеевной, императрицей Екатериной Первой. Шутка судьбы, знаете ли … Можно ещё вспомнить про сына Максима Горького, жена которого приглянулась Генриху Ягоде. Генеральный комиссар государственной безопасности, фигура настолько влиятельная, что ничего не мог поделать и главный пролетарский писатель. Супруга Пешкова присутствовала на всех празднествах НКВД в качестве официальной «подруги» чекиста. А вот другой любовный треугольник, известный всем: Владимир Маяковский и Лиля Брик, которая была специально подведена к поэту  НКВД, в котором она была задействована в качестве агента. Она приглядывала за Маяковским и жила с ним, как с мужем, равно как и с настоящим мужем, Брик. Такие вот коллизии ...
Вернёмся же к сказке. В наших силах в реализм жизни вмешаться самым кардинальным образом. К примеру, так:
Всё это случилось, когда они в двери штаба вошли. Там генерал окончательно осмелел и потянулся свою зазнобу обнять. Но встретился он не с ней, а с носком туфельки, которой Настенька столь применительно воспользовалась, что генерал согнулся вдвое, поместив обе руки свои меж ног, а потом и вовсе повалился набок. Комендант обомлел и вытаращил глаза, пятясь назад и причитая: «А я чё? Я – ничё. Другие вон чё, и то ничё, а я как чё, так сразу – чё?!»
Далее метнулся прочь световой блик, от которого комендант вскрикнул и сжался, умудряясь прикрывать со всех сторон сразу всего-то двумя своими руками. А генерал прохрипел, поднимая голову:
– Где … она?!
– Ась? – не мог прийти в себя комендант.
– Убью курву … Где … она?
– Нету, – развёл руками комендант и не нашёл ничего лучшего сказать: – Голубкой обернулась и … упорхнула.
Не скажешь ведь, что Настенька вдруг прозрачной сделалась, переливаться начала, а потом облачком обернулась, световым «зайчиком» и – нет её, ровно и не было. На этом прекрасную Настеньку придётся оставить, а последовать за доблестным капралом Дуловым, который не подозревал о перипетиях, случившихся после его отъезда.
Шагал Дулов и жизни радовался. Если дома приходилось ему стараться и угождать генералу, коменданту, и даже Настеньке, особенно ей, где приходилось тщательно следить, чтобы случайно не вырвалось грубого хулительного слова, которые повседневны, общепризнаны и – чего скрывать – обязательны для применения в армейской среде, и всё это изрядно угнетало капрала. Да ещё постоянные надоедливые вопросы товарищей – когда же он вернёт им деньги, занятые на покупку материи, из которой был пошит знаменитый ковёр. А ведь Дулов говорил, обещал, что непременно отдаст, но потом … когда-нибудь … может быть …
Наказала ему Настенька добраться до линии горизонта (дальногляда, как тогда говорили) и лишь после того направо сворачивать. Но капрал всё шёл, а горизонт так и оставался в отдалённости. Когда же направо сворачивать? Остановился Федька в недоумении и принялся по сторонам озираться. В сказках ведь как случается – идёшь вперёд, топаешь, а в случае большой нужды камень появляется, на котором всё дотошно расписано – направо пойдёшь – то с тобой случится, налево – эвон чем закончится, а прямо пойдёшь, вообще хоть не ходи. Те, кто не богатыри да не витязи, сразу назад поворачивали, тут и сказочке конец, а кто слушал молодец. Если ты не сказочный герой, то к чему тебя вся эта маета? Но в данном случае камня не было с начертанными глаголицей знаками буквенными, а была в отдалении изба пятистенная, откуда доносился лихой перезвон балалаечных струн, да звуки гудков и пищалок. Как там у Пушкина сказано в «Евгении Онегине»? «Теперь мила мне балалайка да пьяный топот  трепака перед порогом кабака». Вестимо дело – кабак, или питейное заведение, придуманное специально, чтобы путники жаждой чрезмерной не мучились. Разве солдат на задании такое заведение пропустит? Называется сие – сбор разведывательных данных. Да хотя бы просто дорогу разузнать, где направо надо сворачивать. Но сперва – с жаждой определиться.
Распахнул дверь Федя и видит, что народ в помещении уже в приподнятом настроении. То есть жизни радуется обоснованно, в сопровождении веселящих напитков, а не как он – в предвкушениях. К нему сразу мужичок горбатенький подкатился и – снизу вверх интересуется: «Чего изволите?» Правда ведь, глупый вопрос? Дулов насупился, и так ему и ответил. Ему и поднесли чашу с извинениями. А горбатенький интересуется, есть ли чем заплатить за угощение? Мол, от этого и меню составляться будет. Дулов гордо ему заметил – знай наших – что сии вопросы его в затруднение не поставят, и легонько мошной тряхнул, так, что внутри убедительно так звякнуло. Потом пошёл руки вымыть и не заметил, как все внутри переглядываться принялись.
Сполоснулся капрал водой колодезной, лицо жениным рушником вытер да за пазуху его и определил. Вернулся в зал общий, а там его по-царски встречают, хором поют:
– К нам приехал! К нам приехал! Наш народственный герой!!
И чашу ему несут на вытянутых руках, едва ли не четверо. И чаша большая такая, золотом под «Хохлому» расписана, братина называется (ударение на первый слог), то есть на всю братию рассчитанная. И все восторженно вопят:
– Пей до дна!! Пей до дна!!
Уважают, получается. И до этих виднокрайних далей долетела слава о дуловских деяниях. Так Федьке хорошо на душе сделалось, он эту братину (или то ендова была? А, не важно) в три … или десять глотков … богатырских … тырских … одолел. Дальше … кажется пляски половецкие были, то есть сапогами дюже по полу стучали. Потом … ели что-то … опять пили … Потом его кто-то спрашивал, мол, уважаешь ли? Ясен пень, что уважает, коли так встречают … Потом снова пили … А затем уже … всё не в ясности.
И опять Федя в чистом поле проснулся. Сначала решил, что это всё ему приснилось, оглядываться стал – нет, и в самом деле в чистом поле он. Неподалёку от дороги. Сапог на ногах не было, шапки – тоже, сабли лишили, и – самое главное – мешка не было, с мошной, пирожками настиными и прочими дорожными причиндалами. Вот и определяйся после этого на постой. Не зря ведь армейские целыми отрядами перемещаются. Именно на такой вот случай. Каждый раз один для временной трезвости назначается, чтобы бдил, а прочие – отдыхают. Вот и Дулов отдыхал. Доотдыхался … Что делать-то сейчас?
В отчаянии Федя оглядывался, но кабака видно не было. А может, его и вовсе не было? Отчего же тогда так голова болит? И куда все вещи подевались? Что и осталось – так один рушник, которым лицо утирал да за пазуху бездумно сунул. Но – делать нечего, двинулся вперёд как есть. Потом и выгодную сторону осознал – без золота идти было легче. Повеселел, и стал шагать шире.
Ать-два, ать-два, горе не беда.
Пока шёл, задремал, а как глаза продрал, оказалось, что с дороги сбился и невесть куда забрёл. Слева – дубрава, справа – буерак, а прямо … изба какая-то. Вот и славненько, подумал. Теперь его уже никто не обманет, ибо обманывать с него уже нечего. Нам терять нечего, кроме своих цепей. В смысле – зависимости.
Смело подошёл, в ворота кулаком вдарил. Встречайте, мол. Ворота заскрипели и на две створки разошлись. А там выходят … сразу три красных девицы (в том смысле, что красивых). Разодеты они, причёсаны. Понял Федя, что свернул всё-таки налево, а не так, как Настенька наказывала. Но не уходить же? Тем более – без сапог …
– Заходи, добрый молодец …
– Меня Федей зовут.
– Заходи, добрый молодец Федя.
Так и познакомились. Конечно, девки сразу ему миллион вопросов задали. Кто? Откуда? Какими судьбами? Какие нынче в моде ткани? Какой курс валюты? Каков курс Доу- Джонса? И так далее. Осерчал Дулов, насупился.
– Что это вы, девки красные? Порядка не знаете? Вы сначала гостя напоите, накормите, спать уложите, а потом уж т спрашивайте … Да, с баньки следует начать…
Раз обычай, так ничего не попишешь. Повели его в баньку, начали его вениками берёзовыми охаживать … Дальше несколько страниц изъято комитетом по цензуре, а жаль, игриво так всё и ладно получилось … Утирается раскрасневшийся Федя рушником, а девки увидали, снова его окружили, спрашивают:
– Откуда это ты, Феденька, таким рушником обзавёлся?
– Ну, как же, – гордо капрал отвечает – презент это из рук жены моей, Настеньки.
– Так это же сестрицы нашей узоры эксклюзивные ...
Здесь надо сделать маленькое лирическое отступление, то есть дать историческую сноску. Графологи могут вам растолковать, что у каждого человека имеется свой индивидуальный почерк, то есть написание букв каждый человек совершает по своему. Как папиллярные линии у каждого человека свои, так и у каждой уважающей себя рукодельницы свои строго выработанные секреты индивидуальной работы. Как дикари могут узнать о человеке по его татуировкам – характер, родовую принадлежность и даже род занятий, так же рукодельницы могут многое рассказать о хозяйке вышивки, ибо та добивается индивидуальности, вкладывая в свой труд историю своей жизни. Это действительно так и было, пока наших женщин не отучили заниматься рукоделиями. Кстати сказать, это касается и мужчин тоже, ибо мастера ножа и топора (и тоже в смысле рукоделия (то, что делается руками)) вытачивают на избах такие наличники, что диву даёшься. Каждый мастер свои приёмы разрабатывает. Каждая изба была произведением искусств. И было так, пока помещики своих крестьян не закабалили, да на себя работать не заставили. Где начинается рабство, так искусство заканчивается. Но мы вернёмся к Феде Дулову.
Сидел капрал за столом, у большого самовара, и чай травяной тянул, разглядывая видную женщину, что мамой его Настеньки представилась. Расслабился Дулов, и выложил всю подноготную. Кстати сказать, знаете ли вы, откуда пошло это выражение – «подноготная» (правда)? У каждого человека есть сведения о себе, о своих думах, делах, которые он не говорит первому встречному (да и второму). Это интимного свойства информация, для личного, так  сказать, пользования. Но находятся люди, которым это хотелось бы знать. И они готовы применить особого рода допросы, с привлечением заплечных дел мастеров. Те применяют свои методики. К примеру, с использованием иголок, которые под ногти пропихивают. Удовольствие это малоприятное. Прошу поверить на слово, а не проверять на практике. Ибо после применения тех иголок, человек выкладывает всё. То, что он говорит, и называют – «подноготная». Но к Федьке вот те методы не применяли, однако же он во всём признался. Такой он доверчивый, капрал Дулов?
Не совсем так. Здесь тоже своя метода имелась. Опоили нашего героя, капрала мужественного чаем с добавлением … пусть будет – «сыворотки правды», хотя у этого вещества имеется сложное научное название, которое вам ведь ни к чему. Главное, что действовала. А «мамка» да и «сестрёнки» были с орбитальной исследовательской станции, которые с Федей встречи ожидали. Правда ожидания те немного затянулись, потому как Дулов на кабак попутный отвлёкся, но потом всё же пришёл, куда его и направляли. Чуток морока добавить, технологий инопланетных. Куда ты, добрый молодец, от просвещённых инопланетян денешься?
Лежит Федя на лабораторном столе, а видятся ему то утехи банные, то разговоры застольные, а тем временем его мозг старательно сканируется. Параллельно руководство базы совещание устроили. На тему – не пора ли сворачивать экспедицию? На ум им пришло, что об их миссии местные власти догадываются и встречную интригу запускают. Пойди, мол, туда, не знаю куда. Да разве в здравом смысле такое придумается? Вот и значит, что встречные хитрости затеваются. Просветили Дулова, скан его мозговой деятельности сделали, но никаких закавык не обнаружили. Значило это то, что Дулов бесхитростно действовал, принимая всё за чистую монету (учитывая и то, что с монетами его «обнесли»). То есть можно было работу с Дуловым продолжать.
Очнулся Федя, а ему его новые родственники и говорят:
– Сложную задачу тебе дали, Феденька.
– Вестимое дело, – согласился капрал. – Да нам на Руси к этому не привыкать. Завсегда невозможное творим. Как за кордоном гадость какую придумают, так она у нас имеется и даже работает. Что же мне посоветуете?
– Подумать надо.
– А, – сообразил догадливый Дулов, – утро вечера мудренее? Мне Настенька ваша постоянно так говорит. И – знаете – срабатывает её метода.
– А знаешь, зятёк, – говорит ему «мама» Настеньки, руководительница группы контакта. – Отправим-ка мы тебя в одно место тайное. Вот там-то ты всё доподлинно и узнаешь.
– Вот и ладушки, – обрадовался Федя. – А то страсть как надоело по миру ходить. У меня там друг генерал остался, за Настенькой приглядывает. Меня только и дожидается, как я ему принесу, не знаю что. Вот с этим со всем он в Генеральский штаб отправится, и с этим не знаю чем, его возглавит. А я останусь рубежной базой командовать. Ну, и Настенька ваша … то есть – моя, при мне же и останется. В гости когда соберётесь – заглядывайте. Я вам комфорт устрою. Оркестр у нас имеется. Сыграют вальс «Амурские волны».
Разговорился чрез меры наш капрал, уж больно ему радостно сделалось при мысли о скором возвращении и ожидающих его настенькиных объятиях. Сестрички её тоже ничего, но своя жинка ближе к телу, ну и рубашка, само собой.
– Пешком отправляться мне? – деловито Дулов спрашивает. – Или вы мне конём дарственно снабдите, чтоб мне до вашего места тайного сподручней добраться было.
– Да с конём там, пожалуй, не получится, – скептически усмехнулась «тёща», чем неприятно его огорчила.( Федя мысленно коня того в хозяйство своё уже определял).
– Огненная река там, – хихикнула одна из сестричек. – Коню её никак не перескочить. Жалко коняку.
– Так как же быть? – вопросил, а сам подумал, что коня они пожалели, а про него и не обмолвились. И так – всегда. Жизнь человеческая ни в грош не ставится.
– «Лягушку» используем, – задумчиво ответила «тёща». – На ней в самый раз будет.
Дулов внимательно посмотрел в лицо женщины, пытаясь определить, не заговаривается ли она. А вдруг уже с утра здоровье «поправляла». Тут ведь надо меру знать и не переусердствовать. Мужикам это как-то привычней, а бабы, они по этому делу народ хлипковатый.
– Что это вы там, мама, про лягушку сказали? Раздавлю я её. Лучше даже не пробовать. А с огненной рекой … где наша не пропадала …
– Ты меня неправильно понял, Федя, – «тёща» улыбнулась. – Наша «лягушка» от вашей отличается.
– Сядешь ей на спину, – вмешалась сестрица, – и – куда угодно она тебя доставит.
– Посмотреть бы сперва, – в нерешительности сказал капрал.
 Оно, конечно, с бабами спорить бессмысленно, но вдруг за её словами что-то и кроется, дельное. Вдруг они своих лягушек до размеров лошади раскармливают? А что – милое дело – и по суше на ней, и по воде, амфибией называется. Перспектива!
Вышли они из избы, и повели Федю «лягушку» смотреть. Увидал капрал её и диву дался. И точно, но их лягушек совсем не похоже. Больше на яйцо, поставленное стоймя. И дверца в боку приделана. То есть внутрь залезать надо. Даже и лучше, а то – попробуйте на таком усидеть, если сверху взгромоздиться.
– А куда ехать-то? – неуверенно спросил капрал. Не хотелось ему позориться перед честным народом, прибывая куда-то внутри «яйца». Засмеют ведь, запозорят потом. 
– «Лягушка» тебя сама доставит, – сообщила ему сестрица Настина, озорно улыбаясь, – так что не сомневайся, лезь внутрь.
– Опасаюсь я, – шёпотом ей признался Дулов. – Обратно-то как, да и вообще …
– Всё будет хорош,. – едва ли не хором уверили его родственницы.
– Ну, с богом, – решился, наконец, капрал и полез в «яйцо».
Хоромина внутри оказалась поместительной. Кресло там было, что-то вроде столика, то есть всё, что нужно, чтобы культурно отдохнуть. Дулов принялся озираться по сторонам, выискивая, где здесь хранится самогонка; не может ведь быть, чтобы не было. Тем временем «яйцо» содрогнулось. Стало быть, с место стронулись. Эх, сейчас самое время к чаше приложиться, чтоб дорога скатертью ложилась. Недаром ведь отбывающих напутствуют: скатертью дорожка. Но либо самогонки и впрямь не было, либо затаили её столь ловко, что не сразу и сыскать. Пока в сомнениях тужился, снаружи вдруг сполохами огня всё озарилось. Это капсула- челнок, названная «лягушкой», проходила сквозь плотные слои атмосферы. Скорость движения была столь велика, что от трения вырабатывалось большое количества тепла, что и выразилось языками пламени.
– Матерь Божья! – испугался капрал, – и в самом ведь деле над огненной рекой летим.
Конструкция челнока дозволяла наблюдать все подробности полёта, оставаясь при этом в полной безопасности, но Федя вообразил, что «лягушка» сейчас либо перевернётся, либо опрокинется, и он грянется вниз, прямо в огнь речную. Дулов зажмурил глаза и начал громко читать молитву: «Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твоё, да придёт царствие твоё» …. Ну, и так далее. Слова эти вы и без нас прекрасно знаете. Снаружи доносился грохот, а в такт ему Федя слова молитвы произносил, и сразу ему легче сделалось, и кураж внутри появился, и плечами поводить начал и слова произносились в размеренности. Наверное, это было первое исполнение в стиле «реп», да не предадут нас анафеме ...
Состыковался челнок с орбитальной базой, и дверь шлюзовая автоматически открылась. Можно было, конечно, человека земного усыпить и на станцию космическую для изучения проблемы отправить. Но главный компьютер корабля, «электронный мозг», к которому обращались - «Большой Брат», как это было заведено в том мире, откуда экспедиция была отправлена и где смешались элементы технические, биологические и информационно- энергетические в особый тип цивилизации, рекомендовал отправить человека как есть, для чистоты эксперимента, который уже далеко продвинулся в деле изучения человечества на примере самого среднестатического его представителя.
Выглядывал Федя и дивился, в какую он большую пещеру попал на своей «лягушке». И – никого вокруг. Как же тогда он с заданием-то справится? Положим, он попал «не знаю куда», но как же быть с тем, не знаю с чем? Дулов понял, что он окончательно запутался. Правда, было одно надёжное средство, которое всегда помогало в аналогичных ситуациях. И у предусмотрительного капрала была припрятана стеклянная фляжечка с этим замечательным средством. Да чтобы русский солдат (тем более – капрал), да не имел при себе «расширителя сознания»?
Отвернулся Дулов и едва слышно побулькал, а потом снова в пещеру заглянул. Разные звуки появились, огоньки бегущие, взвесь туманная, как это и полагается в заколдованном месте. Другой бы испугался, но люди, расширившие своё сознание, гораздо устойчивей к восприятиям флюктуаций, и действуют эмпирическим способом познания. Вы, наверное, уже поняли, что нашего героического капрала сканировали и просвечивали, фотографировали и иридоскапировали, создавая его электронную копию, чтобы легче было продолжить тотальное изучение, вплоть до клонирования.
Оглядевшись, Дулов осторожно полез вперёд, оглядываясь по сторонам. Никто из научного персонала станции к нему не вышел, по совету Большого Брата, который лично решил разобраться с аборигеном. А тот время от времени приникал к своей заветной фляжечке и скоро едва держался на ногах. Искусственный разум догадался, что это такой способ стимуляции, допинга, но, если не закусывать, то объект может отключиться или впадёт в прострацию, что может сказаться на качестве исследования. Надо как-то накормить гостя, чтобы снизить процент алкоголя в его крови, но и подсовывать пищу не стоило, так как он демонстрировал недоверие к этому месту. И тогда Большой Брат предложил свой способ решения этой маленькой проблемы …
Федя Дулов всё чаще останавливался и поглядывал назад. Место сие нравилось ему всё меньше. Во-первых, стены и пол под ногами не походили на привычный камень, во вторых всё время обнаруживался новый проход, хотя несколькими минутами ранее стена пещеры была сплошной. В третьих его смущали звуки, разные писки, пощёлкивания, которые доносились с разных сторон. Не лучше ли убраться отсюда? «Лягушка» уже успела отдохнуть. И тут он услышал чёткие шаги. К нему направлялись два человека, которые громко говорили между собой. Дулов было заметался, но увидал очень удобную нишу в стене, где можно было затаиться и наблюдать.
Появились две фигуры. Это были два старика, которые не озирались по сторонам и не выискивали лазутчиков. Они остановились в центре пещеры. Один громко сказал:
– Брат по разуму, накорми нас!
Только испуганный Федя засобирался вылезти из ниши и признаться, что у него не только нет ничего поесть, но даже закончилось и выпить, как начались чудеса. Во-первых, пол пророс столом, а во-вторых в столе открылась дырка, и оттуда поехали тарелки со всякой всячиной. Старики уселись на вынырнувшие из пола стулья и принялись с большим аппетитом уписывать все эти яства. Десять раз Федя собирался покинуть свой тайник, но каждый раз его что-то останавливало. Потом старики встали и громко сказали:
– Брат по разуму, убери здесь всё!
Стол моментально канул в пол, и в пещере снова сделалось пусто. Старики повернулись и ушли прочь, громко разговаривая и топая ногами. Дулов какое-то время выждал, а потом вылез из своего убежища. Прислушался. Пещера снова была необитаемой. То есть выглядело таковой. На самом деле десятки датчиков его слушали, записывали, изменяли, сканировали и прочая, прочая. А Дулов тем временем осмелел.
– Брат по разуму, накорми нас!
Честно говоря, Феде не верилось, что этот невидимый дух будет слушать его как тех стариков, которые им громко командовали. Но из пола вырос сто, из дыры поползли тарелки. Жизнь начинала налаживаться и здесь. Федя достал из кармана опустевшую фляжку, с сожалением заглянул в неё, потряс над открытым ртом, а потом решительно уселся за стол на выпрыгнувший стул, засучил рукава и начал трапезу. Федя отдал должное каждому блюду, попробовал из каждой тарелки и наелся так, что пришлось ослабить ремень. Но было как-то скучно. Он поднял голову вверх и крикнул:
– Эй, брат по разуму, ты здесь?
Искусственный разум насторожился. Он не думал, что абориген сам попытается выйти на контакт. Подумав, он отозвался:
– Да. Я здесь.
– Посиди со мной. Выпьем. Есть хочешь?
Явно абориген был настроен на дружеское общение. К ксенофобии он не был расположен. Это надо было использовать.
– Да.
Тем временем удалось синтезировать тот напиток, который содержался во фляжке, и одна капля которого упала по поверхность стола, являвшегося сложной инженерной конструкцией с применением нанокомпонентов.
– Оппаньки! – обрадовался напитку капрал. Они с Большим Братом выпили, то есть выпил один Федя, а Большой Брат свою порцию дезинтегрировал. Дулов расчувствовался и пустился в признания.
– Знаешь, брательник, всё у меня сейчас ништяк. С генералом задружился. Он меня обещал командиром базы оформить, но ему нужен подарок офигенный, чтобы всех в Генеральском штабе удивить и всем нос утереть. Вот я сюда за подарком и прибыл. Потому у меня есть к тебе деловое предложение. Но это, тс-с, потом. А сейчас жахнем по маленькой и я тебе … тебе …
Жахнули. Потом ещё приложились. Потом душу порадовали. Федя сидел за столом, поддерживая голову с помощью кулака, на который он установил подбородок.
– Знаешь, брательник, вся моя жизнь переменилась, как я Настеньку встретил. Понеслась душа в рай. Всё у меня хорошо. Веришь, а? Только одно меня теперь мучает до невыносимости …
Сказал и слёзы у капрала по щекам заструились, всхлипнул он, гимнастёрку на груди рванул. Упала на пол пустая фляжка, но ничего Дулов не замечал. Большой Брат осторожно спросил аборигена:
– Что же тебя мучает, брат по разуму?
– Свадьбы у нас с Настенькой не было …
– Не было? – озадачился искусственный разум. – Как так – не было?
– А вот так! – зарыдал служивый. – Ы-ы-ы!!
– Не было, так будет!!!
Прокатилось по всей пещере густым басом, Дулов аж подскочил от неожиданности, а потом одним движением смахнул всё, что на столе стояло, и сам подпрыгнул в ажитации.
– Так, брательник, так! Эх, гульнём тогда!! И ты там будешь на почётном месте. И петь мы будем так, что луна с места сойдёт. Давай, братан, подпевай! – и затянул: – Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба, пела и плясала, и крылья эту свадьбу в даль несли, широкой этой свадьбе было место мало, и неба было мало и земли …
Не успел допеть Дулов, на пол упал, глаза его закрылись, и раздался громкий храп. Большой Брат принялся размышлять. Этот абориген был совсем не так прост, каким хотел себя показать. Это было сразу понятно. Остальное требовало обстоятельного анализа. Теперь было понятно, что с обитателями этой планеты требуется быть осторожными и – непременно – продолжить изучение этого представителя.
Проспавшись, Федя с трудом поднял голову. Подумалось ему, что из пещеры этой надо убираться поскорее. Вспомнилось вдруг, как им рассказывали сарацинскую сказку, как один парень, которого называли почему-то бабой, да ещё женским именем Аля. И этот мужик (мужик ли?) тоже там в одну пещеру залез и нашёл там клад. И принялся этот «баба Аля» (тьфу, срамота какая!) таскать из пещеры монеты золотые, да камешки самоцветные. А в этой пещере базировалась шайка разбойников числом в сорок человек, выследили они его и решили примерно наказать, чтобы другим к ним лазать повадно не было. Так этот (эта?) «баба Аля» сам с ними жестоко расправился и стал единоличным хозяином сокровищ. А ну, как и здесь сокровища спрятаны, а эти два бестолковых старика за ними присматривают, да ещё дух, Брат который, с кем ему удалось, кажется, подружиться. И надо срочно отсюда «ноги делать», но сперва необходимо было здоровье «поправить».
– Братан? Эй, брателло, ты здесь?
– Слушаю, – ответил знакомый голос.
– Здоровье бы поправить. Башка трещит, спасу нет.
– Ты заболел? – огорчился Большой Брат. – Сейчас я окажу тебе помощь.
– Ты мне её окажешь, если принесёшь то, что мы вчера пили. Слышал – лечение подобным? От чего заболел, тем и лечись.
Большой Брат с уважением посмотрел на аборигена с помощью десятков датчиков и скрытых камер. Абориген демонстрировал завидные знания и умения, хотя выглядел не слишком интеллектуалом, далеко не выглядел.
Через минуту в зале появился стол с необходимым набором продуктов для плотного завтрака. Ну, и требуемый напиток тоже был. Федя обрадованно схватил сосуд, набулькал себе полный стакан и медленно вылил его в себя. Сразу полегчало, и в голове дельно мысли образовались. Дулов даже поразился такой свой смышлёности.
– Слышь, братан, посиди со мной. Дело у меня к тебе есть.
– Слушаю тебя, Федя.
– Можно просто - господин капрал, – позволил Дулов, душа которого требовала уважения.
– Слушаю тебя, господин капрал.
– Вот ты сидишь здесь безвылазно, не видишь ничего, а мир обширен и интересен. Не надоело тебе этих занудных стариков кормить да ухаживать за ними, портки их стирать?               
– Если честно, – решил подыграть гостю Большой Брат, – так давно уже надоело.
– Вот и хорошо, – обрадовался Дулов. – Айда со мной. Я тебя с Настенькой познакомлю, с женой своей, и ещё со своим другом генералом. Он тебя в столицу свезёт, в Генеральский штаб, а ты там каких фокусов покажешь, пару- тройку, чтобы генералов позабавить. Они, генералы эти, умом – чисто дети, всякой безделице радуются. А потом войнушку какую затеют, это им вроде игры в солдатики. Так что развлеки их, отвлеки от пушечной пальбы.
– Отчего же не развлечься, – ответил Большой Брат.
– Так что сразу и двинем, – ещё пуще радуется Дулов, – чего ждать-то?
Пришлось Большому Брату срочно сооружать свою копию, которую он решил отправить вместе с гостем, для дальнейшего изучения этого интереснейшего персонажа. Надо было провести с ним генеральный тест, на предмет того, что он будет делать в той или иной ситуации. Выполнением этого задания и уполномочили Меньшого Брата, который отправился с капралом.
Короткими перебежками, опасаясь встретиться со стариками, которые, по мнению Дулова, сторожила сокровища, капрал добрался до «лягушки» и нырнул в неё.
– Брателло, ты здесь?
– Да.
– Надо говорит – так точно, господин капрал.
– Так точно, господин капрал.
– Отдать швартовы.
– Что отдать? – переспросил Меньшой Брат. – И кому.
– Это я пошутил, – хихикнул Дулов. – Поехали.
«Лягушка» отстыковалась от орбитальной научной станции и понеслась обратно. И снова появились языки и даже струи пламени, то есть опять пронизывали огневую реку. Федю отвернулся и начал поводить локтями. Послышалось бульканье, потом ещё бульканье, и ещё. Надо было заняться себя чем-то во время опасностей этого полёта. А Федя очень предусмотрительно наполнял свою заветную фляжечку синтезированным Большим братом напитком, так что было всё замечательно.
– Брателло, – подал голос Федя Дулов.
– Так точно, господин капрал.
– Надо говорить - я.
– Я, господин капрал.
– Это я – господин капрал, а ты пока что ноль без палочки, – расправил плечи капрал, но тут же сообразил, что пока он не на базе, то не слишком должен качать права, и замолчал, но мысль о правах приняла тем временем интересное направление. – В чём правда, брат? Почему всё в жизни так устроено? Настенька вон ковёр соткала, я в долги залез, а ковёр остался у коменданта с генералом. Генерал сказал, что свёз его в Генеральский штаб, и он теперь у них на стенке висит, они его разглядывают при составлении своих наступательных планов, но ведь и мне что-то должно было достаться. Как считаешь?
– Это тот генерал, что друг?
– Да, он самый, – тяжело вздохнул капрал и тоскливо запел: – Если друг оказался вдруг, и не друг и не враг, а так …
– Тогда может он и не друг вовсе? – предположил Меньшой Брат.
– Ладно, – снова вздохнул капрал, – сами разберёмся. Будет день, будет и … Да, кстати, не пора ли нам сделать привал?
– Привал? Это как?
– Это значит – остановиться, накрыть стол и хорошо посидеть. Задача ясна?
– Так точно, господин капрал!!
«Лягушка» со свистом понеслась вниз. Федя Дулов огляделся с самым довольным видом. Эх, не видят его товарищи. Подивились бы, как его невидимый дух во всём слушается. Жаль с таким будет расставаться, но других вариантов принести «не знаю что» может не подвернуться. А лучше синица в руках, то есть кабинет командира базы, чем журавль в небе, то есть «лягушка» с невидимым духом, которого те старики могут в любой момент обратно забрать, да ещё потребовать отчёт, как его пользовал, да ещё потребовать оброк с тем благ, какие успел получить, а он только брюхо набил, да упился пару раз. Но не будешь ведь доказывать тем старикам, что не получил полцарства, или ещё что … хотя мысль о полцарстве очень даже привлекательна.
– Куда ты меня привёз?!!
Федя Дулов выглянул наружу и заметил, что «лягушка» опускается в море- океан. «Лягушке» что – она нырнёт и будет такова. А как же он?
– А как же я?! Смерти моей хочешь?!
Но тут же успокоился. «Лягушка» направлялась к небольшому островку, где и мягко опустилась на прибрежный песочек, из которого скоро выдвинулся стол, по которому сами собой начали расставляться блюда с яствами.
– Ну, это я удачно зашёл, – сообщил весело Федя.
– Куда зашёл? – осторожно спросил Меньшой Брат, и спохватился: – Господин капрал.
– В пещеру зашёл, да с тобой познакомился. Мы сейчас с тобой друзья не разлей вода.
И тут же волна с шипением и брызгами пены распласталась на берегу. Меньшой Брат решил, что надо поторопиться с тестом (не с тем, которое на дрожжах подымается, а с научной операцией). Срочно связался с орбитальной станцией и выдал координаты острова.
А тем временем Федя Дулов был занят важными дилеммами. Получалось, что он достиг предела своих желаний. Во-первых, не было больше над ним командиров, то есть – сам себе хозяин. Во-вторых, есть у него слуга на все руки: сделает что угодно, накормит- напоит и, вероятно, прочие желания удовлетворит, и своё общество на навязывает, но опять же с ним поговорить можно. Всё бы хорошо, да двух вещей не хватает – товарищей, чтобы его успехами позавидовали, да Настеньки, со всеми её прелестями. Хотя … если Настенька появится, до тут же проблемы начнутся громоздиться, одна другой существенней: и общество ей подавай, балы и прочие развлечения, подруг для женской беседы, да красоваться перед ними, ещё кого, чтобы в гости ходить, да кому глазки строить, а дальше – пошло-поехало, начнёт Федей помыкать да командовать, а ему самому командовать охота; к тому же ждут его на базе для вступления в должность командующего. Но здесь-то: ничего делать не надо … Замкнутый круг какой-то получался.
Вдруг … глядь- поглядь, корабль на горизонте под парусами. Остановился корабль, а с борта лодку спустили и три человека там разместились, потом к берегу направились. Дулов попросил Меньшова Брата кресло на песке поставить и в него уселся, нога на ногу. Ждёт.
– Кто таковы? – гордо поинтересовался Федя у подплывших на лодке.
– Мы есть купцы, продаём разные диковины и ищем такие товары, какие в наших землях не водятся, а также заключаем фьючерсные сделки и вкладываем инвестиции для получения последующих дивидендов. А вы есть кто?
– Я есть губернатор этого острова и сижу здесь, чтобы собирать налоги с пересекающих наши воды кораблей заморских и процента с будущих сделок, – загнул в ответ Дулов, чтобы знали, что не лох здесь находится, чтобы от слов непонятных в смущение входить.
Купцы запереглядывались, а Федя гордо так говорит:
– Ну-ка, брателло, накорми-ка нас, да получше, да побыстрее, пока я гневаться не начал.
Не успел сказать, как из песка стол поднялся, больше прежнего раз в пять, а из дыры тарелки да блюда полезли, всякой снедью заполненные, фруктами и сластями, и – конечно же – тот добрый напиток, который у Феди был в предпочтении. Брата Меньшого Федя за стол не стал приглашать, ибо не дело слугам с губернатором свойствовать. Купцы ахают и в тарелки заглядывают, а Феде-то как приятно, что удивил их. Поели- попили, Дулов их попотчевал рассказами о своих подвигах значительных, за что ему и губернаторство здешнее доверили, а купцы посоветовались и спрашивают его:
– А не продашь ли ты нам своего слугу невидимого?
– Да чтобы я, да брата своего, да за дёшево?..
– А не за дёшево?
Сложные и каверзные вопросы какие, не правда ли? Федя Дулов задумался. С риском для жизни, по завершении всяческих трудностей он добыл то, неизвестно что, да и расставаться с ним? А за что расставаться-то, собственно?
– А что у вас есть?
Один из купцов поднялся, из-за пазухи ларчик достал, на песок поставил, руками над ним поводил, а тот вдвое увеличился, потом ещё вдвое, и пошёл, и пошёл. Через полчаса на берегу стоял дворец на шесть этажей, с колоннами, балюстрадами, фронтонами и даже фонтаном, и всё это – посередине парка с аккуратными деревьями. Федя аж привстал, а потом сделал вид, что просто спина чешется.
– А у тебя что?
Второй купец достал из карманов несколько яиц, похожих на пасхальные, положил на песок, потом линзу достал выпуклую, поймал в неё солнечный луч, сконцентрировал на яйце, от того скоро дымок пошёл, купец к следующему яйцу двинулся, а через полчаса на берегу стояло дюжина грозных машин на колёсах с длинными пушечными дулами. У Феди по спине холодный пот покатился. Тут и третий купец встал. Достал из сумки коробочку, из каких фокусники много чего достают, после того как её пустой зрителям покажут. А купец в неё руками слазил, и оттуда вылетел сноп ярких лучей, заметался в воздухе и сложился вдруг в целое войско, которое выстроилось, готовясь к нападению на врага, и ожидая команды на атаку.
– Это есть голографический проектор для разного рода фильмов. Обычно я демонстрирую батальный эпизод как наиболее зрелищный …
– Достаточно, – рукой махнул Дулов. – Подумать мне надо.
Купцы свои диковины начали складывать. С большим сожалением капрал наблюдал, как исчезло войско, растаяло в воздухе, а лучи световые спрятались в коробке. Машины пушечные тоже свернулись в яйца, а дивный парк с дворцом снова в ларец вернулся. А Дулову дворец тот чрезвычайно приглянулся. Вот бы такой привезти к ним на базу, да с Настенькой там поселиться. Не сразу, конечно, а то мигом отберут, а тогда, когда его командиром поставят. И машины пушечные не лишними будут, да и войско это, пусть и как бы нарисованное, но смотрится, как настоящее. Напугать кого – вполне сгодится. То есть, если брать, так всё сразу.
– Вот что,  господа хорошие, – сурово нахмурив брови, объявил Дулов своё решение, – вы тут по морю плаваете, незаконной торговой деятельностью занимаетесь, скрываете от компетентных органов свои доходы. Нехорошо это, государь император меня поставил эти ошибки срочно исправить. В качестве недоимок эти ваши диковинки пойдут в казну государства.
– Так что же, нам – ничего? – поразились купцы.
– А чего вам ещё надо? – удивился Дулов.
– Ну, – запереглядывались купцы, – мы вроде как договаривались в обмен на вашего невидимого слугу. Нет у нас ничего похожего.
– То есть брата вам моего продать? – поскучнел лицом Дулов.
– За любую из наших диковин.
– За любую, говоришь? – хмыкнул капрал. – Да я, да своего брата … только за все три сразу отдам. А за меньшее – не согласен.
– Нам надо посовещаться.
– Да сколь угодно. Хоть целую минуту совещайтесь.
Отошли купцы дальше по берегу и принялись совет держать, а Дулов поднялся, с самым независимым видом и в «лягушку» вошёл. А там к Меньшому Брату обратился:
– Слышь, брателло?
– Я здесь, господин капрал.
– Тема есть, для разговора. Ты можешь с этими лохами поработать немного.
– Это как?
– Ну, для установления дружеских контактов я тебя им подарю. Устроим мы пир горой, они перепьются, а мы с тобой на «лягушке» домой полетим. Пусть они здесь одни остаются.
– А как же дружественные отношения?
– Так ведь я – хозяин своего слова. Хочу – даю, а хочу – назад беру. Это они у меня в гостях, а не я у них. Как тебе моё предложение?
– Хозяин – барин.
– Вот и ладушки. Теперь они – твои хозяева. Часика так на два- три. Хмельного неси больше, чтобы сон их сморил, сон качественный, дальнобойный.
– Губернатор. Эй, губернатор, – послышались крики снаружи «лягушки».
– Надумали? – спросил хмуро Дулов, вылезая из челнока. – А то мне недосуг с вами тут лясы точить. Скоро должны войска прийти, а мне размещать их здесь надо.
– Так как же насчёт слуги?
– Пользуетесь моей добротой, гости иноземные. Но уж ладно, только ради того, чтобы дружественные контакты налаживать. Давайте ваши диковины. Пойдут они в казну батюшки- императора, а я уж как-нибудь и дальше буду бедствовать.
Получил от купцов Федя диковины их, запаковал да в «лягушку» принялся укладывать. Повернулся, а купцы стоят, жмутся, друг дружку подталкивают.
– Ещё что? – снова нахмурился Федя.
– Так … со слугой-то как? Он ведь невидимый.
– Со слугой, с братом моим, всё в порядке. Прикажите ему – мол, давай угощай нас, выгодную сделку отметить. А я в стороне стою. Он ведь теперь – ваш.
И в самом деле, в сторону отошёл, на корабль смотрит, который в виду острова барражирует, может даже на пушечном прицеле всех держит. А позади их гости командовать начали:
– Эй, слуга …
– Накорми нас …
– Сделку надо отметить …
– Слушаюсь, новые господа, – ответил Меньшой Брат, и появился длинный стол, да новые кушанья из него полезли, ещё прельстительнее и аппетитнее прежних. «Небось для меня так не старался», – подумал Федя, а сам улыбался и купцам на стол показывал, мол, пора садиться и отмечать.
Сели, отметили. Федя тост толкнул и будущих перспективах, и будущих доходах. Купцы на всё с готовностью откликнулись. Выпили, закусили, и снова выпили, и снова. О чём после говорили, Федя уже толком и не понимал. Кажется, гости перешли на свои языки, иноземные, но на качестве гулянки это уже никак не отразилось. Много пели, потом, кажется, Дулов кому-то по физии съездил и громко заявил, что как губернатор – имеет право. Потом пили «мировую», пили на брудершафт, а когда обниматься стали, с ног все попадали. Купцы хлипковаты оказались, хотя и Федя на ногах держался из последних сил и гордости.
– Будет с вас, – промолвил Федя и забрался в капсулу, лбом в стенку упёрся и принялся бормотать: – Вези меня, извозчик, по шумной мостовой, а если я усну, шмонать меня не надо, я знаю … как там дальше … ты тоже парень свой, и тоже можешь выпить до упада …
Сказал и на бок повалился. «Лягушка» тем временем с острова соскочила и полетела к себе, то есть к мамке Настенькиной. Уже там в себя Федя пришёл, в окружении своих родственниц, которые над ним причитали и ухаживали. Ах, как приятно, когда за тобой ухаживают милые дамы, ничего от тебя не требуют, даже мусор из дома выносить, и всякое желание твоё предупредить пытаются. Толька Федька чего пожелает, так ему уже это тащат.
Но хорошее долго продолжаться не может, вредно на Руси к хорошему привыкать, ибо плохое потом вдвойне тяжелее воспринимается. Заявил Дулов, что его Настенька дома заждалась, да и генерал … как бы друг, тоже … Надо ему в Генеральский штаб отправляться да и место Феде Дулову освобождать, печати, бумаги, войсковую казну, склады там самые разные, всё, как полагается. Так что – пора.
Родственницы ему всякой всячины надарили в дорогу, столько, что и впятером не утащить. Но Дулов ничего тащить и не собирался. Он ведь теперь кто? Капрал, во-первых, бывший губернатор стратегического острова, во-вторых, ну, и в третьих, будущий командир важнейшего рубежного участка. Где уж тут таскать дары, даже и свои. Поговорка «своя ноша не в тягость» начальников не касается. Видали вы когда начальника, или командира, сумками и чемоданами увешанных? А? Обязательно кто-то рядом суетится. Секретари, помощники, референты, порученцы, и прочая рабочая сволочь (от слова «сволакивать»), уж в крайнем случае – солдатики. Если что на добрую память возьмут, так начальники не обеднеют, вдвойне дополнительными благами разживутся. «Чтобы я так жил» - пожелание сие именно у нас в ходу.
– Брателло, ты здесь?
– Здесь, господин капрал.
– А куда ты от меня денешься, хе-хе. Короче, слушай сюда, бери меня, всё это барахло, и неси в мой дом, где я жил. А там и с прочим разберёмся.
В глазах всё поплыло, схватился Федя Дулов за рот,  как начнёт его «поласкать»; глянь, а он уже у родных пенат. Знать и реакция отсюда. Но скорей всё же от алкогольной интоксикации. Вырвался парнишка из-под женского да командирского «пригляда» да пустился во все тяжкие.
 Но – победителей не судят, разве что победители против власти, что вякать вздумают, тогда могут послать в Одессу в качестве начальника военного округа. Но этот случай – не дуловский (с Жуковым Г. К. так поступили, если кому интересно). Упал на колени наш героический капрал и к земле родной приложился, отчасти потому, что ноги не держали. Не было пока что у Феди опыта воздушных путешествий со сверхзвуковой скоростью. Отсюда и такая реакция организма.
Полежал Федя, землю родную обнимая, как будто для этого и опустился, а потом на ноги встал и зычно крикнул, как и полагается начальнику важной рубежной базы:
– Жена, встань передо мной, как лист перед травой. И о положении дел доложи, как полагается.
Сказал и ждёт, руки за спиной сложил. Не ему же подарки от родни в горницу затаскивать. Но никто к нему не спешил, приезду его не радовался, ценность подарков на глаз не определял. Лишь ворона какая-то насмешливо каркала, опасаясь подлетать близко.
Открыл Федя глаза свои да по сторонам посмотрел. Сначала было хотел Брату Меньшому попенять, за то, что не на то место доставил. Оказалось – не ошибся братан. Вот только домика их, то есть склада, при котором каморка была, уже не было. Всё порушено, словно супостат здесь хозяйничал. Развалено было всё, но рядом и стройматериалы штабелями сложены, а с одной стороны штабель был разобран. Стало быть, не супостаты побывали здесь, а свои, которые «на работе ты не гость, унеси хотя бы гвоздь». Не просто так, а на добрую память.  Домика не было, это было ясно, но где же Настенька?
– Разберёмся, – решил про себя Федя. – Но чуть позже, а пока что обустройством займёмся.
Прежде чем идти к генералу, решил Дулов для себя что-то сделать. Он сам сейчас генералом ровня. Захочет, такого здесь понаделает. А будет генералу невтерпёж, так сам пусть приходит. Чай, не сахарный.
Достал из-за пазухи Федя ларчик заветный, которым перед Настенькой похвалиться хотел, поставил его на том месте, где они с Настенькой жили, поводил над ним руками, почти так же, как и купец. Но … не произошло ничего. Может, ларчик надо было бережно везти? Заморские диковины, они хлипковатые встречаются. Особенно из Поднебесной империи. Испортилось, что ли?
– Эй, братец, ты здесь?
– Так точно, господин капрал.
– Про капрала можешь более не уточнять. Коротко и понятно – господин. Ты, брателло, с ларчиком мне подсобить горазд будешь?
– Можно попробовать, – ответил Меньшой Брат.
– Так ты пробуй, – осерчал Федя, – не гневи меня, действуй …
Ларчик поёрзал по песку, вокруг своей оси повернулся, а потом начал раскладываться, делиться. Какое-то время Дулов за этим с удовольствием наблюдал, а потом спохватился:
– Э, э, брателло, ты сперва прибери здесь, лишнее убери, всё это непотребство. Что, я за всех думать должен?
Теперь начали исчезать штабеля заготовленного и недорасхищенного стройматериала, засыпаться обвалившиеся траншеи, деваться кучи щебня и мусора.   
– Ну вот, другое дело, – отметил Федя Дулов, любуясь растущим дворцом, – вечером новоселье будем справлять. Я своих товарищей позову, пусть подивятся.
А генерал в это время пребывал в самом расстроенном раздражении. Казалось бы, генерал он и есть генерал, но те генералы, что заседали в Генеральском штабе, нос перед ним задирали и всячески подчёркивали свою особость, а он там чуть ли не на побегушках. Да ещё требовали от него всё новых и новых даров, будто у него здесь погреба от добра ломятся. Пробовал намекнуть, что пора бы и честь знать, так высокомерно ответили, что если он на рубежах хозяином, то пусть это всё на коммерческой основе организуется. Тогда и с подарками всё получаться будет. А там, глядишь, и переберётся в вожделенный Генеральский штаб. Расстроило это всё генерала в чрезмерности. Вернулся он на свою базу в сильном раздражении, а тут к нему примчались и докладывают, что на пустыре, за базой, где раньше складской комплекс размещался, кто-то строиться начал, и уже возвёл шикарную хоромину, чуть ли не целый дворец, а сейчас там парк обустраивается, с фонтанами, хитрыми мостками и даже лебедями. Эти подробности генерала особенно покоробили и вызвали приступ сильного гнева.
– Кто позволил?!! – орал генерал и потрясал кулаками. – Убрать! Уничтожить!!
А у Феди во дворце радость. Вдруг со стороны пруда появилась Настенька, в новом сарафане, да с цветами, вплетёнными в косы. Во дворец вошла, охает да ахает, а потом Дулова увидала, завизжала да шею ему кинулась. Доволен Федя, от удовольствия сердцем оттаял.
– Как тут без меня поживаешь? Оказал ли помощь генерал?
– Окаянный он, твой генерал, – нежным голосом Настенька призналась. – Как только ты уехал, он меня лапать принялся и принуждать к сожительству. Сулил платочек голубенький и бусы, но только потом, после того, как докажу, что я готова с ним жить.
– Да ты что?! – обомлел капрал. – Так и говорил?
– Не помню я его слов в точности, но в сторону кровати тащил определённо, – твёрдо заявила супруга. – Вот я и скрылась из глаз, а всё это время по лесам да полям таилась. Собиралась уже к сестрицам своим вернуться, да всё надеялась, что вот сейчас вернёшься ты. Дождалась вот.
– А я у твоих родичей побывал, – вспомнил Федя, – подарков тебе привёз. Пойдём – покажу.
Только он кучу подарков Настеньке указал, как слышит, что поблизости от дворца шум да крики. Вышел наружу, а там солдаты стоят, с ружьями да саблями. Федя пригляделся, да некоторых своих товарищей узнал. Обрадовался им, рукой замахал. А комендант, что отряд возглавлял, признать его не хочет, в новом то мундире и лаковых сапогах, которые Дулов себе среди подарков от новых родственников выбрал. Злится комендант, орёт всё, мол, кто позволил, да кто разрешил. Дулов ему в сердцах и съездил по сопатке, с ног сбил. Конечно, это не по уставу получается, но не надо к чужой жене лезть в отсутствии мужа. Хотя те же генерал и комендант могли ответить с основанием, что про жену в уставе не сказано, что нельзя их иметь. Про что в уставе сказано, так это про защиту и покровительство. А как слова те растолковывать, зависит уж от других. У нас прав тот, кто имеет больше прав, а кто бесправный, так нечего и сетовать. Подумайте про рыло и калошный ряд. То есть зуботычина, она как-то убедительней.
Комендант на ноги вскочил, за саблю хватается и солдатам велит хватать наглеца. Солдаты, было, засомневались – ведь это Федька, товарищ их, а комендант пуще прежнего ярится.
– Не хочешь добром понимать, – объявил ему Дулов, – будем действовать по-другому.
Достал капрал из кармана вещицу, похожую на пасхальное яичко. Солдаты оживились, решили, что Дулов с комендантом христовоскресничать примутся. Но Федька яйцо на землю положил, линзу из кармана вынул и начал солнечный луч сквозь линзу на яйцо наводить. Словно дитя тешится. Коменданта ещё сильнее от злости трясёт. Но … чу … яйцо вдруг закрутилось, а потом увеличиваться стало и скоро появилась удивительная машина на гусеничном ходу с длинным пушечным стволом. А за это время Дулов ещё три таких же яйца солнцем греет. Отступил комендант, попятился, а Федька  орёт, кто из его приятелей желает на такой машине воевать научиться. И нашлись ведь такие добровольцы, да ещё и в числе не единственном. Заметался комендант, а потом к генералу кинулся. Вслед ему свистели, на шум и Настенька явилась. Комендант, пока бежал, не раз оглядывался. Всё ему казалось, что Федька Дулов его на пушечных механизмах догоняет, чтобы переехать, а то и пушками воспользуются. С них, душегубов, станется. Прибежал, и сразу к генералу ломится.
– Там … там … Федька это …
– По форме докладывай, – оборвал коменданта генерал.
– Разрешите обратиться, ваше превосходительство.
– Давай, раз уж припёрся. Разведал?
– Точно так, – зачастил комендант. – Похоже, это он дворец отстраивает.
– Федька?!! – генерал едва не вывалился из кресла. – Это ты про Дулова говоришь?
– Про него, ¬– машет руками комендант. – Там такой домина отстраивается. Чисто палаццо. Да ещё парк с фонтанами, и пруд с лебедями. Может ещё что есть, да я больше не приметил.
– Не иначе как казну где взял, – решил генерал, и снова коменданта принялся расспрашивать. – Много ли народу с ним прибыло? Которые дворец строят, пруд копают и прочими коммуникациями занимаются.      
– Коммунисты чтоль? – переспросил комендант, и тут же головой замотал. – Не было никого. Да, было, – тут же он поправился. – Настенька там с ним.
– Вон оно как всё повернулось, – заскрежетал зубами генерал. – Да тут целым заговором пахнет. Похоже, никуда Федька Дулов и не ходил, а к нашему неприятелю перекинулся, по стопам полковника Чебурашкина пошёл. Я ещё в прошлый раз подозревал, что нечисто с тем полковником получилось. Они нам его через Федьку подсунули, а сейчас там спешно крепость отстраивают, чтобы с нами воевать начать. А ты говоришь – лебеди.
– Дворец там, с фонтанами, – неосмотрительно начал спорить комендант. – Что я - дворец от форта не отличу?
– Молчать!! – затопал сапогами генерал. – Пререкаться вздумал?! Со мной?!
– Никак нет, ваше превосходительство!! – опомнился комендант.
– А что, твои люди арестовали негодяя, осадили его? Коли один он там … с моею Настенькой.
– Никак нет, – стушевался снова комендант. – У Федьки там машины пушечные, на гусеничном ходу. А люди … к нему перебежали.
– Так это … – у генерала аж голос сел, – бунт … мятеж … крамола … И ты в этом участвуешь …
– Никак нет … – кричал комендант, пока его в железо заковывали, – никак нет …
Уволокли предателя, а генерал собрал все войска, и повёл их лично против Федьки Дулова. А тот товарищей по пушечным машинам рассадил, приказал Брату Меньшому срочно обучить их машинным манёврам и стрельбе пушечной. Брат Меньшой расстарался и применил способ ускоренного обучения, принудительной записи на корку головного мозга, чтобы и во сне действовало. Товарищам его всё это изрядно понравилось. В бронированных машинах воевать, это вам не под пушечными ядрами на своих «двоих» по полю боя метаться. А тут Федьке доложили, что к его дворцу приближается сам генерал во главе оставшегося войска. Солдаты засмущались. Им как-то несподручно со своими товарищами войну творить. А Федька нисколько не огорчается.
– Смотрите, – кричит, – что у меня ещё есть. Смотрите и удивляйтесь.
Бегом во дворец отправился, и тут же обратно вернулся с какой-то хреновиной в руках. Скажем вам по секрету, это было установка объёмного голографического кинематографа с эффектом широкомасштабного присутствия. Когда ему купцы свои диковины демонстрировали, то фильм на паузу поставили. Ровно с этого момента установка и начала демонстрацию.
Генерал только приготовился саблей своей взмахнуть, чтобы войско в атаку направить на бунтовщиков, как вдруг над полем замелькали световые лучи. А потом … потом всё поле оказалось войсками заполненным. И пехота там, и кавалерия, и пушечные машины, и всяких других видов – немерено. По самым скромным прикидкам – на одного генеральского солдата приходится три, а то и четыре десятка солдат супротивной стороны. Опешил генерал, от неожиданности саблю опустил, а когда в себя приходить начал, его уже с лошади свои стаскивали. Никто не хотел умирать. К Федьке парламентёров отправили, для переговоров, а генерала в кандалы заковали. Очень его компании комендант обрадовался. Он и отправился к Федьке и уверил, что берётся конфликт уладить. Ему поверили. Отбыл комендант в Генеральский штаб с докладной запиской, что генерал намеривался сам хозяином края себя объявить, для себя оброк собирать. И, как советовал комендант, к записке присовокупили голографическую кинематографическую машинку для просмотра батального фильма. Так эта машинка всем в Генеральском штабе понравилась, что Федьку Дулова мигом поставили на место генерала, сидящего под следствием. Намекнули только из штаба, что желают и дальше удивляться подаркам из дальней рубежной базы. Федя им обещал заняться поисками. У него в запасе были ещё те «яйца», из которых пушечные машины вырастают. Может ещё что сыщется, так что Федя Дулов смотрел уверенно в завтрашний день. На этом можно поставить точку, но …
Но хотелось бы знать, что же решили братья по разуму, что изучали проблемы контракта с нашим миром, для чего и затеян был весь этот эксперимент. Учёные желали знать, что же им посоветует искусственный разум, Большой Брат. Искусственный разум долго обрабатывал информацию, перебирал её с разных сторон, а потом вынес свой вердикт. Получалось, что рано ещё брататься с землянами. Недоросли они ещё до межпланетной дружбы. Да, среди них немало людей хороших, добрых и искренних, но наблюдалась особенность, когда простой человек, начав карьерный рост, начинал и сам меняться, и в худшую сторону. Но больше всего Большого Брата насторожила песня, которую распевал представитель земного разума. И говорилось в том гимне человечества, что им места мало, а ещё им было мало небесного пространства, то есть космоса, и – конкретно – Земли. С тем и отбыли восвояси братья по разуму. Вот сейчас конец сказке.
Перечитал последние строки Маслов и задумался. Когда он начал писать сказку, всё получалось весело и забавно. Он громко хохотал, перечитывал отдельные строки, порой подзывал Виолетту, и та его слушала, и даже улыбалась. Марианна слушать не стала. У молодёжи были свои интересы, и чтение их не возбуждало. Это было печально, но ничего Маслов с этим поделать не мог. Оставалось надеяться, что со временем всё образуется.
С Федей Дуловым всё было сложнее. Маслов хотел его изобразить примерно как и Филатов, то есть лихим молодцом, но потом его затея метаморфировалась. Во-первых, не хотелось никому подражать, а рисовать своего собственного героя. Во-вторых, герой должен соответствовать тому времени, в котором он существовал. И, в третьих, он должен мотивировать свои действия сообразно своему внутреннему миру. Вот из этих условия он и формировал личность Дулова. Вот тогда и пошли странности. Не может добродушный простак успешно выходить из тех условий, в которые его толкают враги и недоброжелатели. Чтобы со всем этим управиться, нужны и хитрость, и умение договариваться со своей совестью. А там изменения в главном герое начинали нарастать как снежный ком. Чем больше у этого героя появлялось возможностей, тем более лихо он с ними управлялся. В конце справедливостью и праведностью почти и не пахло. Если сначала народный герой был плоть от плоти народной, то потом становился над ними и начинал помыкать своими же товарищами и – честно признаться – не очень-то отличался от тех, с кем вступал в противоборство. Драматург Евгений Львович Шварц писал, что дракон порождает дракона. Главный герой, пытаясь встроиться в систему государственных ценностей, скоро сам становился частью этой системы, то есть не хуже, но и не лучше прочих. Если система его не отторгала, и он не пытался её сломать, то сам становился «драконом». Печально, но Маслов в этом убедился. Федя Дулов сам сделался тем генералом, от самоуправства которого немало пострадал. Это всё заметили братья по разуму и предпочли убраться прочь. Может они ещё вернутся. Когда? Когда начнётся то будущее? Наверное, тогда, когда люди будут образованы, культурны и самодостаточны в той мере, что не меняются в угоду внешних факторов. Теперь можно было ставить точку.
Но точку поставила всё же Виолетта. Она заявилась, скептически посмотрела на Александра и сообщила, что ему опять звонили с телевидения.
– Господи, – недовольно отозвался супруг, – так я ещё в отпуске.
– Ты – на телевидении, – поправила его Полянская. – Отпуск проходит, а работа остаётся. Надо ценить такую работу, которая даёт тебе возможность достойно жить.
– Надо ценить такую работу, – попробовал возразить Маслов, – которая позволяет себя чувствовать себя человеком.
– Надо чувствовать себя уважаемым человеком, – снова поправила его Полянская, - а уважают тех, кто может позволить себе жить лучше и качественнее других.
Маслов открыл было рот, чтобы заявить супруге, что главное, это уважение самого себя, своим принципам, но … сказал другое:
– Да, Виолетточка, ты как всегда права. И когда мне звонили?


Глава 18
Нет ничего вечного. Особенно если речь идёт о живом. Мёртвое существует по своим собственным законам. Законы Природы отрегулированы таким образом, что живое становится мёртвым, и это - закон Природы. Но бывает и так, что мёртвое становится живым, и это исключение из закона Природы. Оно может продолжиться в виде ужасающих последствий. Признаемся вам, что существуют силы, которые занимаются подобными экспериментами, на свой страх и риск. Уже случалось так, что подобные опыты заканчивались масштабными катастрофами, но снова и снова находились безумцы, готовые начать новые опыты. Остаётся добавить, что их интересовали не сколько сами мёртвые, ставшие не-мёртвыми, а та чёрная энергия, что давала им возможность быть не-мёртвыми. Такая энергия – одна из загадок Природы. Такая энергия создала Зверя, того Зверя Ярого, за которым нам с вами приходится наблюдать.
Зверь опять находился в состоянии осмоса, но это было не прежнее состояние паузы между бытием и небытием. Он осознавал, что его время, а точнее – безвременье заканчивается. Это несло облегчение. Зверь устал быть. Он поднимался из своего Убежища снова и снова, выходил в мир живых и вымещал на них всё, что чувствовал. Это как заземление устройств, снимающее с них вредное напряжение. Снова и снова он скидывал напряжение через страшные убийства и снова погружался в осмос. Наверное, кто-то за ним наблюдал, кто-то оценивал его работу и делал свои выводы. Сам Зверь был игрушкой в руках непостижимых сил. Большая часть людей являются игрушками и не осознают это. Люди думают, что они живут своей жизнью и не подозревают, что являются фигурами в Большой Игре. Кто-то вводит в Большую Игру новые фигуры, таких, как Зверя, и неизвестно, что будет в финале той Игры. Но Зверь чувствовал, что его участие скоро закончится.
Это случилось в его прошлый выход. Уже тогда его посетили ощущения о скором завершении его миссии. Его задачей было не делать выводы, а заземлять свои силы. Но в последний раз случилось то, чего раньше не было. Он уже не отходил далеко от своего Убежища, как было в начале. Он не считал нужным удаляться. Люди сами приходили к нему. Их приводили условия Большой Игры. Так было и в этот раз. Но внезапно, когда он привычно сжал пальцы рук на шее одной из жертв, его скрутило судорогой, как от удара электрическим током. Его отбросило прочь, и он покатился по камням и мусору, испытав подобие потрясения. Его чувства атрофировались, как распадалась нервная система, которая уже была не нужна для связи с Богом. Тем, кто его контролировали, нервная система была ни к чему, у них были свои способы, связанные с ядрами клеток. Именно на ядра клеток и действовал выброс. Но, после того удара, сила перестала, или почти перестала наполнять эти ядра. Зверь висел в состоянии осмоса и чувствовал, как, снова и снова, в него вливается чёрная энергия, но тут же отскакивает и растворяется. Это значило, что его время заканчивается.
Рыбы- мысли уже почти не посещали его голову, а те, что ещё туда заглядывали, быстро распадались на обрывки, разобраться в которых было уже невозможно. Зверь видел отдельные фрагменты, в которых была она, женщина, которая нанесла ему удар, Последний Удар, не прикоснувшись к нему и пальцем. Ему показалось, что в образе её скрывалась другая женщина, наполненная жарким ослепительным пламенем. Вот это пламя и сожгло его, швырнуло прочь, заставило ядра клеток обгореть и перестать впитывать чёрную энергию. Впрочем, так даже и лучше. Он окончательно успокоится и перестанет покидать Убежище, разве что произойдёт нечто необычное. К примеру, сделают свой ход те силы, что ведут Большую Игру, которым зачем-то понадобилось ввести фигуру Зверя. Но сам Зверь устал и предпочёл бы игру закончить, или хотя бы своё в ней участие.
Проплыла очередная рыба- воспоминание. Зверь знал, что теперь придут те, кто должен умереть, кому назначено было умереть, и явился, чтобы забрать их жизни. Он не испытывал ничего. Не было той былой ярости, что ранее его отличала. Теперь он делал своё дело и уходил. Он чувствовал усталость. Правда, сила его почти не убавилась. Разве что самую малость. Эти люди явились на то же самое место, что и предыдущие жертвы. Это было похоже на игру. Но это и была игра. Люди не обращали внимания, насколько их поступки и поведение привязано к внешним условностям, которые заставляют их действовать. Он забрал жизнь одной женщины и тут почувствовал, как ему на спину прыгнул ещё один персонаж, который должен был уйти. Но он уходить не стал, а решил сам поучаствовать в представлении. Жалкая попытка. Правда, Зверь был уже не так разворотлив, как раньше. Он почувствовал, как в его тело входит заточенный металл. Почувствовал не боль, потому как нервные клетки были разрушены, а само действие, которое было неприятно ему. Зверь протянул руку, схватил нового участника, вырвал руку с заточкой из плечевого сустава, а потом открутил ему голову. Игра должна быть зрелищной. В театре, где плохие и скучные декорации, актёры вынуждены компенсировать недостатки антуража словами, которые пишет для них автор. Здесь прямого автора не было, да и декорации были, самыми что ни на есть, настоящими. Потому обошлось и без прочувственных слов и вычурных поз.
А потом Зверь повернулся к последней участнице представления. Вот тогда и случился Удар, откинувший его назад. Если бы он сразу отступил и вернулся в Убежище, то, скорее всего, всё бы обошлось. Но он слишком уверился в том, что надо довести Игру до конца, и снова схватил руками женщину, нёсшую в себе другую, огненную. Всё это он разглядел уже чуть позже того, когда всё можно было поправить. Другая, огненная женщина, покинула тело земной, склонилась над ним и коснулась его темени. Затем она вернулась обратно, и та, земная, ожила. Заохала, закричала и бросилась вон. Только тогда Зверь поднялся и обнаружил, что чёрная энергия истекает из него, как кровь из раненого тела. Он закрыл голову руками и побрёл к Убежищу. Только там прекратилось истечение из него энергии, и он вошёл в состояние осмоса. Было ясно, что следующий выход станет последним. Прощальная гастроль актёра, имя которого Зверь Ярый.
Когда люди подходят к своей завершающей стадии, перед их глазами проносится вся их жизнь. Это как бы отчёт перед самими собой. Многие даже не помнят этой череды, каскада картинок. Видел это и Зверь. Но ведь он-то уже сошёл с авансцены театра Жизни и переместился в другой театр – Смерти. А здесь другие правила, другие режиссёры. Они вступают в спор, и даже конфликт с режиссёрами Жизни. Отсюда и выход огненной женщины. Finis coronat opus, то есть, как говорили латиняне - конец венчает дело. Он должен состояться. И Зверь, как стоик, будет дожидаться того момента.


Глава 19
Владимир Фёдоров мог бы чувствовать себя героем, если бы всё было не так погано. Майор Громов, руководитель следственной бригады, долго разглядывал его лицо, и всё это время Фёдоров стоял перед ним чуть не по стойке смирно, как проштрафившийся солдат перед полковником.
– Ладно, капитан, – махнул рукой Громов, – присаживайся, не в армии. В ногах правды нет. В чём она есть, эта правда, это отдельный философский вопрос. По всем условиям я должен принять меры, объявить вам взыскание за те методы работы, которые вы себе позволили. Замечу вам, что работа в органах правопорядка, в следственной части прокуратуры, это вам не агентство частного сыска, а серьёзная организация, в которой работают знающие люди. В общей поддержке сотрудников и их квалификации и заключается тот положительный эффект, который и называется государственной службой. Если бы вы, капитан, не полезли туда наобум, то в камере следственного изолятора находился сейчас человек, к которому у нас есть десятки важных вопросов. А что сейчас?
Фёдоров упорно не желал смотреть в глаза майору и глядел куда угодно, но только не ему в лицо. Это было глупо, но он делал так, сжав зубы, чтобы не начать отвечать. А отвечать ему было что, но эти его аргументы могли только спровоцировать Громова на конфликт, чего не надо было ни Громову, ни уж тем более Фёдорову.
– Формально вы, капитан, всё ещё находитесь в отпуске, о чём имеется соответствующий приказ, но фактически … Что, трудно было позвонить мне?
– В том-то и дело, что я считался в отпуске, – не выдержал собственного молчания Владимир. – Я честно попробовал забыться, Иван Карлович, но дома … Сами понимаете … Не могу … Сердце рвёт … А тут вторая версия вспомнилась …
– Какая ещё – вторая версия? – Нахмурился Громов.
– Да, это … Я сейчас вам всё объясню, товарищ майор …
– Очень на это надеюсь.
– У меня … Лариса … Виноват, товарищ майор, сейчас я соберусь.
– А может тебе, Володя, домой пойти, а завтра явишься и доложишь, всё честь по чести?
– Нет. Я сейчас. Вот. Лариса разбирала сочинения своих учеников. Один из них, Вадик Быкасов …
– Постой. Это не тот ли?..
– Тот самый, товарищ майор, который пропал, а потом выяснилось, что погиб, тело которого Лариса нашла и … сама … В общем, этот Быкасов начал разрабатывать свою собственную версию нашего убийцы- маньяка. Он заинтересовался личностью водителя обгоревшего троллейбуса. Тот подозрительно вёл себя …
– Стоп, – хлопнул ладонью по столу Громов. – Что значит – подозрительно?
– Ну … не как все.
– Если бы начали проверять всех, кто ведёт себя не как все, то … вся работа бы застопорилась.
– Виноват, товарищ майор, но это же мальчишка. Ему ведь не объяснишь …
– Ему теперь вообще ничего не объяснишь … Дальше говори.
– Короче говоря, устроил он за водителем слежку, и за кондуктором. Это – супруга водителя. Тоже – весьма интересная личность.
– Ну … что дальше …
– Вадик пропал. Его мама отправилась к дежурному по райуправлению, но ей отсоветовали писать заявление. Лучше, сказали, обождать денёк, вдруг пацан объявится, а так ему лишние неприятности …
– А им – лишняя забота. С этим мы разберёмся. Дальше, как было?
– Лариса как-то близко к сердцу всю эту историю приняла. Я ей обещал помочь, но как-то из головы вылетело, она отправилась к маме Вадика, поговорить, узнать, что там да как. Увидала, в каком там отчаянии, и решила сама съездить и поговорить с кондуктором. Как женщина с женщиной. Я говорил с участковым …
– С Иванычем?
– Да. С Долгих. Получается, что Лариса эту женщину нашла. Зовут ту Мария Образчикова. Они с ней о чём-то говорили, а потом отправились на то место, где … где их потом нашли – и Ларису, и этого Вадика, и ещё там …
– А где сама эта Образчикова? Что она говорит?
– Ею обещал заняться Долгих. А я вспомнил о версии Вадика Быкасова, которая вроде подтверждается. Я всех подробностей не знаю, но решил отправиться к этому … водителю троллейбуса …
– Стефану Приходько?
– Да.
– Вот тогда и надо было мне звонить, – снова хлопнул по столу ладонью Громов.
– Виноват, товарищ майор, – Фёдоров говорил с трудом, играя желваками. – У меня ведь почти ничего не было, кроме сочинения и домыслов школьника …
– А сейчас есть несколько трупов.
– Это … появилось потом. Сначала я решил … проверить, посмотреть … Отправиться одному, чтобы на месте разобраться …
– И как оно, разобраться-то? Легче стало? – Громов говорил жёстко. – У нас теперь нет возможности разрабатывать версию Приходько. Нет его, сгорел он, помер. Да, у него в комнате находилось несколько канистр и бутылок с бензином. Может быть, он готовился для совершения теракта? Может быть, он и был тем самым преступником, которого мы все так упорно ищем. Но это не значит, что может быть и то, и другое. Маньяки, они не бывают террористами, массовыми убийцами. Они испытывают удовольствие, когда действуют непосредственно со своей жертвой. Да что я говорю, вы, капитан, лучше меня знаете все эти подробности, ведь вы с психологами плотно общались, да и сами в этом поднаторели, чуть ли не экспертом при нашей бригаде считаетесь, за что и уважение имеете от наших товарищей.
– Виноват, товарищ майор.
– Что ты заладил – виноват, да виноват. Да, в какой-то мере виноват, что в одиночку полез с задержанием, за это и ответишь, но, с другой-то стороны, возможно, что ты предотвратил масштабную акцию. Теперь вот с этим Приходько возиться надо. Дирекция этого троллейбусного депо волосы на голове рвёт, что к себе его на работу взяло. Там, откуда он приехал, за этим Приходько интересная информация тянется.
– Криминал? Экстремизм? – спросил Фёдоров, но довольно равнодушным голосом.
После того, как Россия начала перестраиваться на капиталистический путь развития, в стране появились и деньги, и люди, ими владеющие. И сразу вокруг обоих центров притяжения начались некие процессы, чаще всего – криминального характера. Эти вещи характерные для всего цивилизованного мира. Вот только у нас в стране всё было серьёзней. У нас оказалось, что целые пласты общества существуют над законом, а при таких условиях порядка достичь почти невозможно, разве что ввести диктатуру и уничтожить тех, что над законом, как класс. Пока это не сделано, развитие в государстве невозможно. В качестве примера можно привести Сингапур, которое после окончания Второй мировой войны оказалось в настолько бедственном положении, что даже вошёл в состав Федерации Малайзия. Но потом премьер-министром Сингапура стал Ли Куан Ю, лидер ПНР (Партии Народного Действия). На острове Сингапур нет никаких полезных ископаемых. Там даже питьевая вода была привозная. Всё государство вращалось вокруг Военно-морской базы Великобритании в Тихоокеанском регионе. Но во второй половине двадцатого столетия начались процессы деколонизации, и база была расформирована. Дела Сингапура были крайне плачевны. Но Ли Куан Ю показал себя дальновидным политиком. Он начал решительную борьбу с коррупцией и одновременно проводил экономические реформы, проводя линию усиления промышленности, направленной на экспортную деятельность. В Сингапур пустили крупные международные электронные корпорации, предоставив им налоговые льготы, затем начали облегчение проведения финансовых операций. Скоро Сингапур стал финансовым центром Азии, наряду с Токио. Только если политику в Японии в послевоенное время контролировали США, то в Сингапуре – Великобритания (Сингапур с 1965-го года вошёл в Британское содружество) и китайское лобби с острова Тайвань, где обосновались деятели партии Гоминьдан. Опыт Сингапура, его решающих шестидесятых- семидесятых годов использовала Южная Корея, которая сделала резкий скачок в экономике и прочих показателях в восьмидесятые- девяностые годы.
К чему мы всё это рассказываем? Когда существуют силы, действующие над законом, и ширится коррупция, государство всё больше откатывается назад, его будущее смутно и печально, а население начинает деградировать, и всё большую силу набирает тёмная энергетика, со своей атрибутикой, в том числе и «нечистой силой». Это можно игнорировать, этого можно не замечать, но не замечать, это ещё и – не противодействовать, и тогда те силы будут разрастаться. С ними будет трудно совладать. Такое в истории человечества уже было, и неоднократно, и каждый раз всё сопряжено с большими трудностями и большим количеством пролитой крови, как чёрной, так и красной, какая течёт в жилах нас и вас. Но это всё ещё впереди. Но мы опять отвлеклись от разговора наших персонажей.
– Ни то, ни другое. На первый взгляд. Этот Приходько ранее был шахтёром, ходил в передовиках, но потом у них в шахте случилась авария, взрыв метана. Такое периодически случается, даже в наш промышленный век, когда многие профессии уже почти стали безопасными.
– Ага, – саркастически улыбнулся Фёдоров. – Это может где-нибудь в Германии или Норвегии угольная отрасль сделалась безопасной, а у нас ещё далеко от этого. Хуже, чем у нас, разве что только в Китае и Украине. Безопасность, она ведь денег стоит, вложений в дорогостоящую технику, а пока сделать это не обяжут владельцев шахт на законодательном уровне, да ещё с угрозой отзыва в противном случае лицензии на деятельность, вряд ли что поменяется в лучшую сторону.
– Это дело наших депутатов из Государственной Думы, – заявил Громов, – а не наше с тобой. Сие от нас никак не зависит. Что же касается этого Приходько, то он чудом выжил. По всем показателям он должен быть полным инвалидом …
– Хорош инвалид, – скептически хмыкнул капитан. – Я едва жив остался. Он там так размахивал своей киркой, что мог бы потягаться и с бойцами ОМОНа.
– Вот я и говорю, что непонятно с этим Приходько. Он там характеризовался со всех сторон положительно. Специалист, семьянин, душа человек.
– А это точно он? – засомневался капитан. – На нашего-то нелюдимого буку не очень-то похож.
– Совсем не похож, – согласился Громов. – Но, по всему выходит, это именно он. У них там что-то с женой не заладилось. То ли загуляла она, то ли он ей от ворот поворот дал, но только всё там у них непросто было. Но потом случилась авария на шахте, и эта жена прискакала, села рядом с ним в реанимации и не выходила оттуда до тех пор, пока он на ноги не поднялся.
– Какая-то мелодрама получается, – недоверчиво заметил капитан. – То они разводиться собираются, как вы сказали, то на ноги его поставила. А прочие родственники что? Или этот Приходько одинокий волк был?
– С точностью до наоборот. Самый многолюдный клан среди шахтёров Донбасса составляют именно те, куда входил и Приходько. Очень дружные.
– А отчего же тогда нелюбимая жена его выхаживала?
– Так я и говорю, что там всё непросто было. У этого … Стефана, кажется, такой диагноз был, что с таким не живут, а если и живут, так лучше бы и не жили. Похоже, родственники его уже оплакали, до того, как выкопали его из шахты. Они смирились, а жена – нет. Вот она и сотворила чудо, а потом они вместе из города Шахты уехали, и у нас остановились.
– А почему именно у нас?
– В этом деле одни только вопросы, а ответы самые приблизительные. Наверное, уехали потому, что обиделись на равнодушие родственников. Похоже, те не простили жене Приходько, что она их родственника спасла, в то время, как прочие смирились, что тот уже не жилец. Наверное, там ещё что-то замешано, чего мы не знаем.
– А кто это – жена Приходько? – спросил Фёдоров.
– Здрасьте, – удивился майор Громов. – Это и есть Мария Образчикова, вместе с которой они на одном троллейбусном маршруте работали.
– Ах да, –нахмурился Фёдоров. – Я вспоминаю строки сочинения Вадика. Весьма странная парочка – гусь и гагарочка.
– Насчёт гуся не знаю, – заявил Громов, – был он в деле или нет, но жена водителя не менее загадочная личность, чем он сам. Я спрашивал у Иваныча, то есть у участкового инспектора Долгих. Эта Образчикова проживает на его участке.
– А почему они жили порознь с супругом? – спросил Фёдоров. – Несмотря на все свои разногласия, они приехали сюда вместе и были, кажется, довольно близки.
– Ничего не известно. Недаром ведь говорят, что чужая душа – потёмки. А ещё говорят, что расстояние от любви до ненависти равняется одному шагу.
– Весьма спорное утверждение, – заявил капитан таким тоном, что Громов внимательно посмотрел ему в глаза, и сам помрачнел.
– Раз на раз не приходится. Ты, Володя, всё ещё в отпуске. Решай уж сам, надо ли тебе это. Я бы на твоём месте …
– Я ведь не говорю, – почти что грубо прервал начальника капитан, – что бы я делал на вашем месте … Извините, товарищ майор. Так что там с Образчиковой?
– Она связалась с какой-то сектой, ходила на их собрания. И даже участвовала в миссионерской деятельности – распространяла религиозную литературу, лекарства, продукты питания.
– А могло произойти отчуждение супругов из-за религиозности одного из них?
– Вот что, Владимир Павлович, – решительно заявил Громов. – Вопросы ты задаёшь грамотные. Я хочу тебя попросить заняться этой особой, попробовать найти её. Мне кажется, она является ключевым свидетелям. Вероятно, она видела убийцу в лицо. Возможно, даже знает его, кто он такой и где обитает.
– Я тоже так считаю, – добавил Фёдоров.
– Вот видишь, – улыбнулся майор. – Мы мыслим в одном направлении. Давай, займись этим. Вся остальная бригада продолжает разрабатывать остальные версии. Будут у тебя какие сдвиги в этом деле в положительную сторону – звони, тогда я придам тебе помощников из числа участников бригады.
– А пока что я буду работать один? – решил уточнить капитан.
– Почему – совсем один, – улыбнулся Громов. – У тебя будет на подхвате Иваныч. Он там всё и всех знает. Вдвоём вы справитесь великолепно.
– Он мне помогает, или я – ему?
– А там и разберётесь. Иваныч – человек правильный. Побольше бы нам таких, как он, мы бы мигом с преступностью разобрались.
– Чем бы тогда занялись? – спросил начальника Фёдоров.
– Что – чем? – не понял тот.
– Чем бы вы занялись, если бы мы покончили с преступностью, товарищ майор?
– Да не задумывался как-то, – признался Громов. – Отоспался бы сперва. Потом – на рыбалку. А дальше … книжку бы писать начал. Про Шерлока Холмса. Как он в Россию приехал и наши исторические загадки разгадывал.
– Преступления?
– Ну, почему обязательно преступления? Хотя – и их тоже. Взять ту же Салтычиху, которая сотню крепостных девок замучила. Масштабное ведь преступление?
– А в чём тут загадка?
– В чём? Как человек убийцей становится. Какую роль играет в этом общество. Это ведь очень интересный процесс, особенно для следователя.
– Но при чём здесь Шерлок Холмс? Мало у нас собственных сыщиков? Тот же Путилин.
– Понимаешь, Володя. У иностранца глаз смотрит по-другому, чем у нашего соотечественника. И логика у него тоже – другая. Что же касается Путилина, то … почему бы и нет. Отчего бы им не поработать в одной связке, в одной бригаде? Но всё это одни только мечты.
– Будет отпуск, товарищ майор, возьмёте авторучку и начнёте писать. А вдруг и в самом деле что получится?
– Я сначала отосплюсь, а потом удочку возьму. Мне, признаюсь, сон всё время видится, как я с удочкой на бережку сижу, утро ранее, тихо вокруг, лишь шмель где-то сердито гудит, а я на поплавок гляжу, гляжу … Это мой сон, нечего тебе в него заглядывать. Ты вон Образчиковой займись. Представь себя Холмсом …
– Этим занимался Вадик Быков … нет – Быкасов. Я уж лучше самим собой буду.
– Давай, капитан, будь. А Иваныч тебе поможет. Он – Человек …
+ + +
Каждый представитель органов прокуратуры, да и правопорядка в целом, имеет право бесплатного проезда в общественном транспорте. Это прописано в законодательном акте. Но на деле мало кто пользуется этой льготой. Да и льгота ли это – российский общественный транспорт? Транспорт служебный и личный, это – другое дело. Улицы городов рассекают десятки и сотни тысяч автомобилей. Если бы нашёлся такой влиятельный человек, который бы проверил, за какими надобностями автомобилисты катят туда, куда они катят, то оказалось бы … нелепая вещь, что две трети поездок совершаются только потому, что автомобиль имеется под рукой. Это и престиж и желание быть в тренде – если у тебя есть автомобиль и ты можешь им пользоваться каждую минуту, то ты – успешный и деловой человек, пользующийся всеобщим уважением, а  то, что загазовываются городские улицы, увеличивается плотность «пробок», растёт число автоаварий, и даже со смертельными исходами, это ведь никого не волнует; это как бы обязательная ежедневная жертва кровавому богу Прогрессу, который охотно эти жертвы поглощает и требует всё новых и новых. Завтра будет твоя очередь? А куда ты денешься, если ты разделяешь ценности и наклонности бога Прогресса?
Сам Фёдоров никогда не задавался целью водить свой автомобиль. Мотоцикл – это да. Велосипед? Тоже – да. Конечно же – лыжи. Самый экологичный вид транспорта, безвредный для окружающих – полезный для себя, для здоровья. Велосипед – тоже, но с небольшими оговорками. Как-то Владимир и Лариса поехали в отпуск на велосипедах. Эх, было время … С большим трудом капитан заставил себя не погружаться в те воспоминания. А погрузился он в автобус, заплатил за проезд, как простой смертный (он ведь был без формы и вовсе – в отпуске) и отправился по адресу, которым его снабдил майор Громов. Поехал он к Иванычу. Громов позвонил туда по телефону и предупредил, что от особой следовательской бригады едет человек, для важного разговора. «Будут ждать», – предупредил майор, и Фёдоров теперь ехал туда, стараясь ни о чём не думать, или думать хотя бы о выполнении задания.
Как это всё затянулось! Какие жертвы всем пришлось пережить. Лариса … мальчишка тот бедовый … целая куча прочего народа. И как это таких людей земля носит? Подумал Владимир, и тут же ему Лариса вспомнилась, из опознания, когда он в морге сознание потерял и её увидел. Сказала ему тогда Лариса, что убийца не человек. Она даже подчеркнула это, повторив, что он больше не человек, и просила его держаться от убийцы подальше. Просьбы умирающих принято выполнять, как и последнее желание приговорённого к казни. Но ведь это было не более, чем видение. Фёдоров Ларису выслушал, но … он поступит так, как посчитает нужным. А нужным он считал задержать убийцу, и даже покарать его, чтобы гарантировать прекращение новых смертей, появление новых жертв. Это – однозначно, и обсуждению не подлежало. Но вот слова «он больше не человек»… Что это означает? И означает ли что-то вообще? Он ведь был в состоянии отключения сознания. Мало ли что может привидеться …
Задумавшись, капитан едва не пропустил нужную остановку. То есть, честно признаться, так всё же пропустил, но кондуктор автобуса, симпатичная белокурая женщина с добрыми интеллигентными глазами и именем «Татьяна» на бейджике выпустила его, нажав кнопку связи с водителем. Гармошка двери разъехалась, и дальше Фёдоров пошёл пешком, сверяясь с бумажкой, на которой рукой Громова был начертан адрес.
Иваныч проживал в собственном доме. Бывает так, что на территории города оказываются целые кварталы, заполненные деревянными частными домами. Город расползался в разные стороны и поглощал окружающие деревушки и селения, как заглатывает удав птичье яйцо. Потом он (то есть город) переваривал заглоченное, то есть частные домишки сносились, люди расселялись, а на этом месте появлялся новый жилой микрорайон, которые горожане сначала называли «Черёмушками», в память о московском микрорайоне, одном из первых, а потом новострой прозывался по имени того селения, которое исчезало. Но иногда процессы затягивались и «частный сектор» дожидался «часа Икс». А пока люди жили так, как привыкли, находясь одновременно и в городе, и в селе.
Фёдоров с любопытством заглянул через штакетный забор, весело разукрашенный в яркие цвета. Дом был как в сказке, «не низок и не высок», вполне обычный дом, обитый «вагонкой». На крыше торчала антенна «Дельта», ощетинившись многочисленными «рожками». А ещё на крыше было укреплено тележное колесо, на котором было устроено большое раскидистое гнездо, а каких на южных рубежах устраиваются аисты. Здесь аистов не было, а гнездо, их символизирующее – было. Интересно.
– Есть кто? – громко спросил Владимир, постучав кулаком по калитке.
– А вам кого надо? – из-за штакетника вынырнула вихрастая мальчишеская голова, и столь неожиданно, что капитан даже отступил на шаг назад.
– Долгих тут проживают? – спросил у пацана следователь.
– Да, – солидно ответил мальчишка. – Это я и есть.
– Витька, – послышался женский голос, – с кем это ты там разговариваешь?
– Не знаю ещё, – ответил мальчишка, не поворачивая головы. – Сейчас спрошу.
– Ты, Виктор, – невольно заулыбался капитан, – здесь за стража?
– Нет, За стража у нас Варька. Как начнёт лаять – мало не покажется. Она ещё и укусить может – она такая. Чужих не любит.
– Чужих мало кто любит, – согласился Фёдоров, – именно потому, что они – чужие. Даже фильм такой есть. Видел?
– Ага, – рот пацана разъехался, сам собой, и показал, что во рту у него не хватает двух зубов, которых нет, но они обязательно ещё вырастут. – Но такие «чужие» здесь не водятся.
– Витька, – снова послышался голос, уже ближе. – Чем языком болтать, впустил бы лучше гостя, а Варвару, покамест, придержи.
В это время из-за кустов ирги выплыла хозяйка дома. Знаток жизни, Николай Некрасов, писал - «есть женщины в русских селениях …». Именно такая и появилась на дорожке. Хоть и не высокого роста (немного ниже Ларисы), хозяйка дома отличалась крупными формами, которые её только украшали и ни в коей мере не мешали быть живой и активной по жизни. Она обладала парочкой тёмно-синих глаз, немного близко расположенных, временами кажущимися зелёными, но потом снова сверкающими небесными отблесками, носик был не курнос, а скорее даже наоборот – с незначительной орлиной горбинкой, в точности как у Мерил Стрип, губы сочные и небольшие, маленький подбородок с симпатичной ямочкой. Густые белокурые волосы были сложены в роскошную корону и заколоты несколькими зажимами, украшенными стрекозами и бабочками, какие любят молоденькие девчонки; казалось, что из глубин сада примчались постоянно живущие здесь мотыльки, желая первыми увидеть гостя, и опустились на голову, чтобы спрятаться в прядях причёски; пухлые руки были сложены на обширной груди, поверх расписного фартука с цветами и поварёшками, какие придумал для украшения дизайнер. Хозяйка внимательно всмотрелась в гостя, пока Витька послушно оттаскивал Варьку, которой страсть как интересно было взглянуть на пришедшего, грозно гавкнуть на него, чтобы знал своё место, и повилять гостю хвостом, давая знать, что она – ничего! мировая собака, да к тому же и лабрадор, что буквально значит – «собака, подающая дичь», а что гавкнула громко, так это у неё служба такая – сидел бы сам на цепи, тоже бы, небось, лаял на визитёров.
– Это не про вас Иван Карлович по телефону предупреждал?
– Про меня, – сообщил Владимир и непроизвольно улыбнулся. Если и существовал выразительный образ хранительницы семейного очага, то он его сейчас воочию видел. – Вот и адрес ваш своею рукой на бумажке черкнул. Можете проверить.
– Чего там проверять, – махнула рукой хозяйка. – Заходите. Витька!
– Я Варьку держу, – послышался сердитый ответ. – Видишь ведь, как рвётся.
Действительно, слышно было поскуливание и шорох когтей, нетерпеливо раздирающих дорожку, судя по звуку – цементную.
– Я вхожу, – предупредил следователь и растворил калитку, массивную, из цельных досок, можно сказать, дверцу. Здесь даже были бронзовые петли.
Дорожка и в самом деле была цементная. Вдоль дорожки были посажены клумбы с цветами. Здесь были бархатцы, гладиолусы, нарциссы и разноцветные лилии, источающие сильные ароматы. Ещё бы Варька не была такой сердитой, если здесь столь мощные источники запахов. Впрочем, цепь была прилажена к толстой проволоке, которая уходила куда-то вглубь двора. Возле дома стояла уютная скамеечка, возле которой кто-то поместил пепельницу на ножке. Впрочем, похоже, её использовали здесь не для курительных целей, а бросая туда лузгу от семечек, подсолнечных и прочих, а также косточки от вишен и черешен. Фёдорову настолько понравилась скамеечка, что он именно к ней и направился, желая здесь начать беседу. Но хозяйка этому его желанию воспротивилась.
– Это у нас завалинка для вечерних посиделок. Отсюда виден закат. Здесь мы собираемся всей семьёй. Мы с Никифором сидим здесь, а дети устраиваются, кто - где. Каждый из нас рассказывает, как прошёл этот день, что мы хорошего сделали, для семьи, друг для друга, а также окружающих – друзей, соседей. У нас практикуется правило Трёх хороших поступков.
– Это что же за правило такое? – удивился Фёдоров.
– Это мамка придумала, – сообщил Витька, который успел оттащить собаку и закрыл её в будке.
– Когда-то, – призналась хозяйка, глядя поверх головы гостя, словно пыталась высмотреть в дали что-то заветное, – в детстве, я читала сказку Николая Носова о приключениях Незнайки. Там, чтобы получить заветную волшебную палочку, надо было совершить три хороших поступка.
– Секрет в том, – вздохнув, пояснил Витька, – что поступки должны быть бескорыстными.
– Сложно, – кивнула головой хозяйка, – но можно. Кстати, Витька, марш бегом на огород и нарви там листьев салата, укропа, петрушки и зелёных «перьев» от лука. Я буду окрошку делать.
– Ура!!
Мальчишка высоко подпрыгнул и начал бежать ещё до того, как его ноги коснулись дорожки. Он мигом исчез в кустарнике, среди кустов которого множилось несколько цементных же тропинок. Фёдоров с удовольствием проводил его узенькую мальчишескую спину взглядом. Подумать только – когда-то он сам был таким же огольцом.
– Вас как звать- величать? – спросила хозяйка, пристально его разглядывая.
– Владимир … Павлович.
– А я – Светлана Владимировна, – сообщила хозяйка. – Любите ли вы окрошку, как её любит моя семья?
– Да, – с готовностью кивнул капитан, – даже более того …
– Ну, вот и отлично, – махнула рукой Светлана Владимировна, указывая направление. – Тогда нам – туда.
«Туда», оказалось, по дорожке мимо дома к её задней части. А там … там была устроена летняя кухня. Жители городских квартир всячески ухитряются использовать внутренний метраж своих жилищ, чтобы сделать их больше. Некоторые переносят плиту в комнату, а кухонное пространство переделывают под детскую комнату; устраивают в ванной комнате настоящую сауну, и даже с микробассейном- джакузи, отгороженном от жаркой парилки толстым занавесом из парниковой плёнки; самые богатые прикупают у соседей квартиру и соединяют их. Но их возможности меркнут по сравнению с тем, что могут сотворить умелые руки со своим собственным домом. К примеру – летняя кухня. Это ведь не просто плита- камелёк на заднем дворе, а самый настоящий павильон, открытый ветрам, но здесь же имеются лёгкие бамбуковые ширмы, которыми очень легко и просто изолировать кампанию от внешних условий, если случится дождь или иная напасть. Рядом с плитой стояли десятки ящичков, которые образовали единую мебельную секцию, где можно было найти всё, что угодно (быть может даже ту помянутую «волшебную палочку»), от посуды и до запасов бакалеи (муки, гороха, круп, чая, кофе и прочего, что ранее именовалось «колониальными товарами». Здесь же стояли разнокалиберные стулья и креслица, и даже разборные табуретки, если случится слишком людная компания. Фёдоров приглядел для себя кресло- качалку из белой древесины- луба. Вот только вожделенное кресло находилось в самом отдалении. Видимо, там устраивались для того, чтобы подремать или покейфовать, углубившись в собственные благостные ощущения. А для разговора … для разговора вполне годился обычный стул, на который Фёдоров и опустился.
– Окрошки разные бывают, – говорила хозяйка, успевая разворотливо двигаться, доставая кастрюлю, овощи, ножи, соль и прочие необходимые продукты. – Есть праздничная окрошка для гостей. Там сыплют жареную дичь, говядину, телятину, баранину, солонину, копчёный язык. Это в дополнение к тому, что обычно в окрошку входит. Такая мясная окрошка отличается от повседневной точно так же, как истинный салат «оливье» от «зимнего», какой готовили к новогодним праздникам. А существует ещё окрошка рыбная, где вместо кусков мяса кладут рыбу. Само слово «окрошка» происходит от слова «крошить». Подбираешь необходимые продукты, крошишь их, заливаешь квасом. Раньше ещё кислые щи добавляли. Это не привычный современнику капустный суп, а особый вид кваса, шипучий. Приготовляли его из ржаного и ячменного солода, с добавлением пшеничной муки. Рецептов приготовления кваса – десятки и даже сотни – там и хлебный, и баварский, и кислые щи, и белый сахарный. Скажу вам, Владимир Павлович, что в дореволюционное время квас был обязателен для применения во всех госпиталях и больницах, благодаря своим качествам утоления жажды и благотворного влияния на организм. Я знаю даже рецепт, – хозяйка перешла почти на шёпот и наклонилась к гостю, уперев руки в стол, на котором были уже разложены все необходимые компоненты для приготовления окрошки, – где крошенину заливают не квасом, а кефиром и простоквашей. Окрошка на холодном кефире – это объедение в жаркий день. Мои такую окрошку обожают.
– Мам, – рядом очутился Витька, руки которого были заняты пучками зелени, – ты будешь кефирную окрошку делать?
– Гляньте на него, – обеими руками показала на мальчишку мать, – он уже здесь, и он – не один.
Действительно – из-за кустов крыжовника и смородины высовывались ещё ребячьи и девчачьи рожицы. Все они пристально разглядывали гостя.
– Дети, – громко заявила хозяйка, – каждому из вас достанется окрошки. Самому воспитанному полагается добавка, за счёт самого невоспитанного. Немного потерпите. Нам надо поговорить с Владимиром Павловичем. Потом мы перейдём на завалинку, а вся кухня будет предоставлена ва разграбление.
– Вау, – послышалось из-за кустов.
– А может, пусть они здесь посидят? – несмело предложил капитан. – Разве они нам помешают?
– Это мы им не помешаем, – усмехнулась хозяйка, – устроить выездное заседание клуба «Хочу всё знать». Миллион вопросов. На любую тему. Если тебя пустили на территорию, то ты получаешь здесь какие-то права. Я вас уверяю, они этими правами воспользуются на триста процентов.
Кто-то за кустами хихикнул.
– А кто будет подслушивать, – сказала громче Светлана Владимировна, – тот будет считаться самым невоспитанным и порция того пойдёт на благотворительные цели – поддержание репутации самого воспитанного.
Шорох в кустах сделался громче, а потом и вовсе пропал.
– С ними так и надо, – заявила мать семейства. – Методом убеждения и принуждения. Так на чём я остановилась?
– На кефирной окрошке.
– Точнее, на том, что мне известен её рецепт. Но мы вернёмся к обычной окрошке, повседневной …
– Заурядной? – подсказал Фёдоров.
– Ну, уж нет, – энергично опровергла его предположение хозяйка. – В нашем доме заурядные вещи не задерживаются. Жизнь не так уж и велика, и жалко её тратить на банальности, даже если это всего лишь похлёбка. Итак, следите за руками и слушайте. Потом не говорите, что я вам не рассказывала.
Теперь руки толстушки мелькали, словно она изображала ими танцевальные арабески. Вместе с тем не было суетливости и спешки. Всё делалось чётко и без ошибок. Такими же были и комментарии.
– Окрошка постная. Надо сварить и очистить картофель, свеклу и зелёную фасоль. Всё нарезать кусочками и положить в супницу. Также очистить и нарезать солёные и свежие огурцы. Нарезать маринованные и солёные грибы – волнушки и рыжики. Также нарезать яблоки, свежие и мочёные.
– Яблоки? – не удержался от вопроса Владимир. – Грибы? В окрошку?
– Точно так, – улыбнулась особой светлой улыбкой Светлана Владимировна, и стало понятно, почему её так зовут («Светлана» - от слова «свет»). – Мы привыкли довольствоваться малым набором продуктов, задавленные тем дефицитом всего и всея, в том числе и продуктов, и забыли настоящий вкус домашней кулинарии. В настоящую постную окрошку, русское национальное блюдо, клали и сливы, и вишни, и персики, и мочёный виноград. Кое-что положим сейчас и мы. А сейчас – внимание. Будем готовить горчичный соус. Берём пол-ложки (чайной) готовой горчицы, кладём туда же, не в металлическую посуду, ложечку соли и начинает, по капельке добавлять оливковое масло, тоже ложечку. Всё надо тщательно размешивать, пока соус не сделается равномерной густой кашицей. Теперь можно добавить квас, в каких пропорциях предпочитаете, по мере  вкуса – подсолить, подперчить и – обязательно – добавить зелень: зелёные «стрелки» лука, петрушка, укроп. Пожалуйста, готово.
Фёдоров уселся за стол, взял протянутую деревянную ложку и начал с удовольствием угощаться, нахваливая хозяйка, которая от похвал чуть ли не светилась.
– Если вам понравилось, то обязательно запишите – потом супругу порадуете. У вас ведь есть – супруга?
Есть такое выражение – «получить пыльным мешком из-за угла». Сейчас значение этих слов капитан испытал на себе. Из рук его выскользнула ложка, и он закашлялся так, что из глаз брызнули слёзы. Он сидел, опустив голову и слёзы – кап, кап – булькали в повседневную постную окрошку, добавляя в неё толику горечи. Этот праздник жизни, словно вынырнувший со страниц книг Грина или Белянина, вдруг моментально закончился, как закатывается вечернее солнце за горизонт.
– Что случилось? – вскочила на ноги хозяйка. – Я что-то сделала не так?
– Всё в порядке, Света, – послышался голос с дорожки. – У тебя всё в порядке. Это у него не так. И супруги у него сейчас нет …
Фёдоров попытался подняться на ноги, в голове его всё перемешалось. Он увидел … Ларису, которая стояла снаружи и заглядывала в окно. Лицо её было прекрасно, но только искажено скорбью. Такими рисовали художники богородиц, юных и прекрасных, опечаленных судьбой, которая предстояла их детищу.
– Лариса …
+ + +
– Ты не серчай на Свету, капитан, – шептал ему Иваныч. – У неё ведь тоже в жизни не сразу наладилось. Она ведь у меня девка деревенская, родом из дальнего южного района. Закончила сельхозтехникум, на агронома училась, но никакой перестройки у нас в стране так толком и не началось. Когда в стране начало сельское хозяйство разваливаться, все из сила побежали, кто хоть что-то из себя представлял. У парней дорога известная – в армию записаться, а там и профессию получить можно, и льготы разные, да и, если службы понравится, остаться там можно, по контракту, или насовсем. Девкам сложнее. Изворотливость надо проявлять. Можно удачно замуж выйти, а можно и прогореть на этом, как с иным бизнес-проектом. Пятьдесят на пятьдесят. Светланка моя, тогда ещё не моя … свой ход сделала. Замуж, то есть вышла. По первости. оно всегда вроде ничего. Молодожёны каждый перед другим лучше хочет выглядеть, чем есть. Называется – держать себя в руках. Ну, и тяга друг к другу, как же без этого. Дело-то молодое …
Они сидели на завалинке, смотрели сначала на закат, на те багровые краски, коими расцвечивались облака, а потом небо украсилось звёздами. Это походило на огромный балдахин, какие висели над императорскими кроватями, и сотни алмазных иголочек завораживающе блестели. Именно ночью поэты писали самые красивые стихи. Только надо, чтобы вместе с красотой кровоточило сердце поэта неразделённой любовью. Разделённая любовь, она обволакивает душу и сердце, настраивает на «закрытые» от посторонних глаз чувства, а стихи рождает любовь неразделённая, чтобы сердце рвало и слёзы закипали. Такая вот несправедливость …
– Не повезло моему Светику в браке, том, первом. Не захотел её супруг ей соответствовать, её светлой, «воздушной» душе. Он хотел жить обычной жизнью, где работа сменяется гулянками с дружками- товарищами, на молодую супругу внимание обращал не более, чем его собутыльники. Может, это они его научили, что жена должна знать своё место. Да и с ребёнком и них как-то не получалось. Говорят, что детей дарит людям Бог, за их прошлые или будущие успехи. Тут вот не одарил. Или что-то у них было … не тема это для разговоров. Светик мне сказала, что та страница перевёрнута, навсегда. И живёт она теперь на этой, моей странице. Помнишь, капитан, картина раньше была, то есть плакат. «Родина-мать зовёт». Вот для меня Светлана и есть эта Родина, за которую я жизнь отдам, ни минуты не задумываясь. Нам часто говорят – любите ли вы Родину? Это что же, нам у карты огромного государства стоять и её поглаживать? В чём заключается любовь к Родине, а, капитан?
Фёдоров попытался сосредоточиться, но голова совсем не работала, и он промолчал, только горестно вздохнул. Но Долгих не был нужен ответчик. Ему был нужен слушатель. Может, глядя в лицо следователю, он обращался к самому себе, ну, и к собеседнику тоже и к своей супруге, которая укладывала детей спать – Витьку, Ваську, Пашку, Наташку и Софью. Трое было не своих, не кровных, но Фёдоров не заметил между ними никакой разницы.
– Я вот думаю, капитан, что Родина наша - это то, что нас окружает, наши родители, дети, товарищи наши, «половинки». Это и есть – Родина. А всё остальное – по большей мере пафос. Если мы будем друг за дружку держаться, так и малые родины наши сцепятся в единую и могучую … силу? Как это назвать? Или любовь? Не так уж и важно. Ты меня, надеюсь, понимаешь.
Фёдоров кивнул, что понимает. Не понимает он себя, ибо его родина опрокинулась и переживает не лучшие времена. Вон Иваныч про свою Свету рассказывает. Она тоже пережила невзгоды и вступила в светлую полосу, которая и есть новая жизнь, новая транскрипция Родины, за которую ничего не жалко … Но она не теряла любимого человека. Уйти от нелюбимого – это одно, а потерять, да ещё столь трагически потерять … это уже другое. А как ему-то теперь жить? Без родины-то своей, без любимой?..
– Э-э, браток, – послышался голос участкового. – Расклеились мы с тобой немного.
– Пожалуй, я домой пойду, – заявил Володя и потянулся, чтобы подняться. Ноги не желали держать его тела.
– Э-э, друг ситный, – тянул Иваныч. – Куда это ты засобирался на ночь-то глядя? Нет тебе отсюда пути в этот час. Наш дом тебя обогреет, а место у нас столько, что шестерых разместить ещё можно … ну, или троих.
За свою жизнь Володя Фёдоров где только не ночевал. Лучше всего было, конечно, дома. Есть такое высказывание – «дома и стены помогают». Отчего так – не задумывались? Или вот такое выражение – «вкладывать душу». Наша душа - это целый мир энергетических полей, насыщенный божественной составляющей. Мы «вкладываем душу» в пространство нашего жилья, насыщаем его своей энергетикой, и сами подпитываемся от энергетики своего дома. Точно так же происходит в домах наших друзей … и в домах наших врагов. Если мы посещаем дом своего врага, то он к нам относится насторожённо. Там мы себя плохо чувствуем, а утончённые натуры могут и умереть. Случались ведь скоропостижные смерти неизвестно от чего. Наша медицина и наука с готовностью закрывает глаза на то, что объяснить не может, или на то, что не вписывается в уговорённые схемы. Чувствовали вы, как тяжело приходится в больничных кабинетах, а в особенности – палатах? Все свои страхи и боли больные проецируют на эти стены. А морг? Он готов раздавить нас своей фатальной неподвижностью. Иное дело, когда мы находимся у друзей. Вот где нам хорошо. Лучше только у любимых. Там, всё равно что дома. Где твоё сердце, там твой дом.
Для отдыха капитану предложили несколько мест. Он выбрал для себя веранду. То, что в городских квартирах называется лоджией, в сельском доме является верандой. Это маленькая пристройка в дому. В каждом доме, где живёт рукастый хозяин, имеется летняя кухня. Точно так летней спальней может быть веранда. В других случаях это кладовка, а спать летом можно на чердаке, на сеновале, да где угодно можно спать, даже в саду, соорудить простенький навес, предусмотреть сетку от комаров, поставить лёгкую раскладную кровать или просто гамак и – отдыхай на здоровье.
Какое-то время Фёдоров ворочался на стареньком диванчике, пытаясь разместить своё тело между буграми и впадинами. Как только это получилось, он закрыл глаза, но тут прямо за стеной запел соловей. И откуда он взялся в городе? Но соловей был настырным. Он решил исполнить весь свой репертуар, а некоторые, самые любимые им арии повторял снова и снова, гордый собой и своим вокальным искусством. Сначала слушать его было приятно и интересно, но соловей был настырным и громкоголосым. Казалось, что вот сейчас он перестанет петь, но пустится в пляс, исполняя чечётку в духе Тако Окерси или Фреда Астера. Наверное, это раздражило и Варвару, потому что вдруг за стенкой послышался остервенелый лай, и пение прекратилось. Должно быть, разобиженный пернатый певец отправился допевать в другое место, где у него будут более благодарные слушатели. Только тогда Фёдоров начал засыпать.
Он ворочался на диване, который сделался вдруг совершенно невыносимым для лежания. Потом не выдержал и сел, отбросив жаркое одеяло. Сквозь тоненькую ситцевую занавеску просвечивала крупная луна, похожая на голову мертвеца. Вдруг следователю показалось, что в дверях кто-то стоит. Кто здесь может быть?
– Кто здесь?
Фигура в дверях шагнула вперёд и попала в полосу лунного света. Это была … Лариса. Она походила на облачко. Только лицо и можно было узнать.
– Мне без тебя плохо, – пожаловался Фёдоров. Это был сон, тревожный сон. А во сне можно увидеть что угодно, и даже умершую супругу.
Фигура сделала движение к нему, словно собиралась подойти, обнять. Фёдоров вздохнул.
– Я отмщу за тебя, Лара. Я найду убийцу … если это не Приходько.
– Не … надо …
Слова были неуловимыми, как шорох ветерка. Может, даже слов не было вовсе, и ему просто послышалось. Фёдоров поднялся и шагнул  к Ларисе, но фигура её заколебалась и растворилась, рассеялась в воздухе, словно её и не было вовсе. Владимир шарил руками, пытаясь поймать пустоту …
– Лара … Ларочка …


Глава 20
– Подъём! Подъём! На зарядку становись!!
Каждое утро Никифор Долгих поднимал своих детей и тащил их на утреннюю зарядку. Сначала детям это не нравилось, и они роптали, но потом втянулись все, и даже девочки – подпрыгивали на месте, приседали, махали руками и поворачивались в разные стороны. Для мальчишек имелся турник, а для девочек – шведская стенка. Да, надо ещё отметить, что домашний стадион был устроен в саду, и занятие проходило под утренний птичий щебет, дружно и весело.          
В этот раз к семье Долгих присоединился и гость. Фёдоров услышал призыв, ему стало любопытно, он вышел посмотреть, а так как Иваныч сам активно проделывал все упражнения, то скоро и Владимир тоже подпрыгивал, отжимался и приседал. А потом они провели показательную спарринг-схватку, так как оба увлекались боксом. Детвора, как парни, так и девчонки, были довольны этим зрелищем до визга, на который явилась на только сенбернарша Варвара, но и хозяйка дома, Светлана Владимировна. Уперев руки в бока, она скептически наблюдала за прыгающими взрослыми мужиками, изображающими кулачную схватку, но потом засмеялась, как все, похлопала в ладоши, а потом прекратила безобразия и командным тоном призвала всех к порядку, то есть за обеденный стол, но – для завтрака.
Завтрак – дело ответственное. Как день начнёшь, так он и задастся. Англичане для завтрака предпочитают овсянку, в также чай и рогалики с мармеладом. Автор признается, что овсянку не может терпеть, а предпочитает любую другую кашу. Преимущественно кашами на завтрак и кормила своих Светлана Владимировна. По случаю наличия в доме гостя был приготовлен крупеник из разной крупы. Что такое крупеник? Это русское национальное блюдо, в котором каша переходит в состояние запеканки, с добавлением других продуктов. В данном случае Светлана Владимировна взяла в равных пропорциях пшено, овсянку, гречневую крупу, рис и изюм, всего два с половиной стакана (изюм обдала кипятком), развела тремя яйцами и парила в жирном мясном бульоне. В самом конце облила пудинг маслом. Он должен подрумяниться до тёмного цвета, но не подгореть. Все с удовольствием предались радостям дегустации и насыщения. И даже гость дома, Владимир Фёдоров, с удовольствием лакомился крупеником. Потом дети поднялись из-за стола и удалились. Скоро должны были начаться летние каникулы, бесконечно длинные и вмещающие в себя тысячи ребячьих удовольствий, и чем ближе они подступались, тем сложнее было настроить себя на учёбу и прочие нужные занятия. Именно это и проделывала Светлана Владимировна – внушала детям (своим и тоже своим, пусть и не кровным), что недоделанное дело, это всё равно, что несделанное. Другими словами – заставляла их собраться и настроиться на учёбу. Как сказал поэт (актёр Михаил Ножкин) – «последний бой, он трудный самый».
– Ну что, Владимир Павлович, – сказал Иваныч следователю, – ты пока здесь посиди, а я тоже собраться должен. У ребят свои дела, а у нас свои – надо на моём участке разобраться, да и с этой Марией не всё до конца ясно.
Человека, попавшего в беду, друзья и коллеги стараются не оставлять на долгое время одного. Почему? А потому, что человек начинает задаваться вопросами, мол, как это так получилось, что я в беде очутился, и ведь не отговоришься пустопорожними фразами, потому что врать самому себе глупо и бессмысленно, ибо сам понимаешь, что врёшь, и от этого на душе становится ещё гаже. А друзья … на то они и друзья, чтобы поддержать тебя, дурака, даже если ты сам понаделал ошибок, ведь ты их друг и – всяко в нашей жизни бывает, не все столь мудры, чтобы всегда вести себя правильно. Но человек понимает свои ошибки и недоработки и корит себя сам, ибо в нём имеется такая сложная штука, как совесть, которая и делает человека собственно человеком, а вовсе и не разум, ибо столько рядом с нами таких, которые вытравили из себя свою совесть и думают, что переиграли всех, всех облапошили, и теперь надо начать собирать дивиденды со своей бессовестности. Насколько легче жить без совести, и как это сказывается на самом человеке?
– О чём задумались, Владимир Павлович?
Фёдоров вздрогнул. Он не заметил, когда к нему подошла хозяйка дома, которая умела быть хозяйкой и знала, что и почём в этой жизни. По крайней мере, именно так она и выглядела.
– Да … так … – пожал плечами следователь, – о разном.
– Хорошо, если так, – кивнула Светлана Владимировна. – Хорошо, если человек в наше время находит время, чтобы думать. А коли так, скажите, для чего вы, да и вообще люди, живут?
Фёдоров, честно признаться, от такого сложного и философского вопроса растерялся. Он раскрыл было, чтобы отшутиться, но хозяйка смотрела на него с самым серьёзным видом и даже слегка хмурилась. Должно быть, шуткой здесь было не отделаться. Он вздохнул и признался:
– Так сразу и не ответишь …
– Да, – согласилась с ним хозяйка. – Сразу трудно ответить. Абсолютное большинство людей предпочитают не задаваться такими вопросами, а просто жить. Но ведь если ты не знаешь, для чего живёшь, так легко и совершаешь ошибки. Это как двигаться вперёд с завязанными глазами. Куда угодно можно забрести, и в болото, и на минное поле. Посмотрите, Владимир Павлович, сколько вокруг несчастных людей; сколько влачащих существование без всякого смысла.
– Я и сам … – признался следователь, – несчастен … теперь … без Ларисы.
– Потому, что не задумывался. А раз не задумывался, так и двигался туда, куда вынесет.
Фёдоров замолчал и склонил голову. Он почувствовал, как в нём нарастает горечь, как в груди закипают слёзы. Считается, что слёзы, это признак слабости. Нет. Это – рикошет совести. Если тебя пробирает на слёзы, значит в тебе этот механизм, «инструмент Бога» ещё действует.
– Ну, всё, капитан, я готов.
В комнате появился Долгих, увидал потерянный вид гостя и сурово поджатые губы супруги. Иваныч вздохнул и взъерошил сам себе волосы, вцепившись в них обеими руками.
– Светлана. Ну, ты опять …
– И ничего не опять, – откликнулась хозяйка. – Владимир Павлович – мужчина, и я хотела бы, чтобы он поступал по-мужски, чтобы он умел задать сам себе нужный вопрос, и ответить на него. Самому ответить. Нас отучают думать и спрашивать с себя самих. А в результате …
Махнув рукой, Светлана Владимировна быстро вышла из комнаты и пропала во внутренних помещениях дома, оставив гостя наедине со своими чувствами, в которых Фёдоров ещё не успел разобраться. Он ведь был ещё сам не свой. Только-только начал возвращаться к жизни.
– Товарищ капитан … 
– Она права, Иваныч. Со мной-то всё в порядке, в отличие от Ларисы. А то, что я расклеился малость, так это меня не красит. Я это понимаю. Я растолкую, что хотела мне сказать ваша супруга. Я уже это начинаю понимать. Надо отвечать за свои поступки, за свои мысли, за свои мотивации. Мы бездумно шагаем вперёд, ни мало не озадачиваясь, а что там – впереди? Результат бывает положительный. Бывает и отрицательный. Но не потому, что мы так поступаем …
– Загадками говоришь, капитан, – нахмурился участковый инспектор.
– Надо просто научиться видеть, Иваныч.
– Вот что, Владимир Павлович, – решительно заявил Долгих. – Дело у меня сегодня непростое, и даже сложное, зависимое от людей. Особенность моего участка в том, что здешние обитатели милицию недолюбливают, а по правде сказать, так и вовсе не выносят. По тем или иным причинам. Со мной они ещё как-то мирятся. Наверное, я доказал, что имею право находиться рядом с ними. Они даже могут поделиться со мною своими секретами. Но что я могу сказать точно, так это то, что при постороннем они не раскроют и рта, даже если я буду уверять их, что вы свой в доску. Жизнь их так много била, да всё больше по морде, что они теперь живут ощущениями, а в вас они увидят мента, который вышел на тропу мести. Так от вас воняет, без обиды будет сказано.
– Что, – горько усмехнулся следователь, – это так видно?
– Этого не заметит обычный прохожий. Этого не заметит девяносто девять из ста прохожих на улицах нашего города, но обитатели городского «дна» это умеют ощущать. Там, внизу, всё воспринимается немного по-другому. Я это понимаю, но чётко сформулировать не могу. Одному мне они ещё что-то могут сказать, что-то показать, но с вами … Я не уверен.
– Хорошо. Я тебя понял, Иваныч. Спасибо тебе за уход, за ласку. Я у тебя как в санатории побывал.
– Извините, Владимир Павлович. Я, конечно, могу вас пригласить с собой, но …
– Но толку от этого не будет никакого, – продолжил фразу следователь. – Нам же нужен результат.
– Я обещаю сделать всё, что могу. У меня там есть пара контактов, которые могут что-то знать.
– Вот и хорошо. Нам надо узнать об убийстве подростка, Вадика Быкасова и … Ларисы. Ну, и прочих здешних товарищей. Это – первое, первоочередное. И – второе – поиск свидетельницы, Марии Образчиковой. Она, возможно, знает убийцу. Если, конечно, он её не …
– Не должен, товарищ капитан, – участковый приободрился и уже готов был бежать, искать, «рыть землю». – Убийца до сих пор, кажется, не заботился прятать тела своих жертв.
– До сих пор, Иваныч, мы так близко к нему не подходили. Потому … всё может быть.
– Я со своей частью задания справлюсь. Не сомневайтесь, товарищ капитан. А потом вам результат сразу и сообщу.
– А я, пожалуй, в отдел отправлюсь. Пора там появиться.
Фёдоров поднялся и удалился. Где-то в глубине дома чем-то занималась Светлана. Долгих вздохнул и тоже отправился по делам службы. Светлана занималась стрижкой собак, а когда заказов не было, находила себе занятие дома, вот как сейчас. Раньше она работала киоскёром, продавала газеты, журналы и разные канцелярские мелочи. Два дня работала, два дня отдыхала, то есть тоже работала, но уже дома. Занималась хозяйством, детьми, но сидячий образ жизни ей опостылел, и она переквалифицировалась в парикмахеры.
Иногда Иваныч отправлялся на свой участок, одевшись по всей форме. Так бывало, когда он занимался профилактикой будущих нарушений, чтобы они не стали настоящими преступлениями. Милицейская (или полицейская) форма действует отрезвляюще на тех, кто колеблется на грани нарушения закона. В таком случае бывает достаточно одного разговора и даже вида формы, чтобы потенциальный преступник одумался и сделал полшажочка назад, пока ещё это возможно. Иногда Долгих отправлялся, одевшись по гражданке, в джинсах, футболке, а то и в рабочей робе, как одевались люди, населяющие его кварталы. Так бывало, когда Долгих пытался вникнуть в подробности уже совершённых деяний, чтобы вывести на «чистую воду» тех, кто уже набедокурил. В таком случае встречных ему попадалось меньше. В такие минуты его старались обходить стороной. И тогда становилось видно, у кого «рыльце в пушку». С таких Иваныч и начинал своё собственное следствие. Сказать по правде, делать это ему приходилось не так уж часто, а если совсем уж честно – так очень редко. На участке Иваныча преступлений почти не совершалось, а если и совершалось, то заезжими «гастролёрами», то есть теми, кто только что откинулся, приелась к своим корешам- подельникам, а потом, после небольшой гулянки, и совершались деяния, в основном хулиганского наполнения. Да и то, на следующий же день те самые кореша- подельники бежали к Иванычу каяться и убеждать его, что «бес попутал», и что «больше не повторится». Народ на подведомственной ему территории  как-то не очень спешил снова вернуться «к хозяину» и отправиться на новую ходку. В этом и заключается мастерство профилактики. С кем надо Иваныч умел поговорить «по душам» и даже устроить на работу, а с кем надо и сурово пообщаться, напомнить, как складывается судьба- «орлянка». Так или иначе, но Иваныча уважали и даже кое-что ему докладывали, те, кто ему «был должен». Это та пара контактов, о которых он сообщил Фёдорову.
У каждого уважающего себя оперативника имеются свои «сексоты» на земле. Это те, кто совершил незначительное преступление, от которого оперативник помог бедолаге «отмазаться», но не за просто так, а за будущее сотрудничество. На этом и строится невидимая работа с преступностью, а не на логических вывертах «гениев от сыска». У оперативников имелись свои «докладчики», у участковых свои. Как правило, это были любопытствующие бабки, которые были в курсе всех и всего, но имелись и те, кто временами «заглядывал» за ту сторону закона и был в курсе того, что там творится. Вот и у Иваныча были такие люди. Один из них – Алконавт, по пьяни осужденный за хулиганку, которого Иваныч отстоял и не позволил на него повесить убийство, а также имелся Гореван, ещё один бедолага, успевший «потоптать» зону. Его Иваныч вынул из петли и устроил на рынок, где тот занимался мелким ремонтным промыслом – чинил всякую домашнюю утварь, а в особенности – замки. Вот к нему и отправился Долгих.
Жизнь и судьбу Ивашкина Егора Лукича мы пересказывать не будем. Все его несчастия и перипетия случились из-за упрямства самого Ивашкина. Не захотел он идти одно время по той «дороге», по которой терпеливо шагали прочие его соотечественники, и – пошло- поехало. Все злосчастья, которые он пережил, отобразились на его унылой вытянутой физиономии, на его багровом «пористом» носу, на дряблых щеках и морщинистом лбу. Было Ивашкину не так уж много лет, но имел он чрезвычайно потасканный вид и ходил, опираясь на облегчённый костыль- трость.
– Как жизнь, Егор Лукич? – спросил своего информатора участковый, обнаружив его на скамеечке, с початой бутылкой пива в руке. От вопроса зазевавшийся Гореван вздрогнул так, что бутылка едва не выскользнула у него из руки.
– И тебе, – выдавил он из себя, откашлявшись, – того же. – Потом, сделав большой глоток, спросил у Иваныча: – Ты слыхал, начальник, что творится у нас в последнее время?
– Вот для этого я и искал тебя, Егор Лукич, чтобы ты просветил меня.
– Нечистое дело у нас творится, начальник, ох и нечистое. Дьявол у нас завёлся, не иначе как. Мужики об этом давно уже говорят.
– Если много употреблять этого «дела», – щёлкнул себя по горлу Долгих, – то ещё не такое можно увидеть. И мелких бесенят, и взрослого чёрта.
– Видел я это всё, – отмахнулся Гореван, – прошёл через это. В первый раз как увидел – торкает, а потом как бы свыкаешься. Либо они тебя потом переварят, либо ты из запоя выкарабкаешься. Но в этот раз всё, начальник, по серьёзному. Может это и не дьявол, но и не человек. Демон, либо упырь. Он и убивает всех, кто ему под руку подвернётся. Раньше такое часто встречалось, а теперь человек страшнее дьявола сделался. Всех под корень ничтожит. Может, и до нашего доберутся. С чего ведь началось?
– С чего? – переспросил участковый.
– Фаза заявил, что дьявола видел. Тогда ему никто не поверил. Мало ли что Фаза с перепою увидит. А тот хвалиться начал. Что видел, где тот дьявол живёт. А потом пропал Фаза …
– «Фаза», это ведь Семрюков, Виталий Амвросиевич?
– Ага. Язык свернёшь, пока выговоришь. «Фаза» - проще. Виталя электриком работал, пока не допился до чёртиков. А потом дьявол его и убил. Не хвались про свои встречи да знакомства. «Фаза» всё про всех знал, это его и сгубило. Потом был Генка Симаков. Так и не успел сесть парнишка. К этому всё шло. У него своя компания была.
– Помню я его. Не раз с ним беседы проводились. Он только зубы всё скалил.
– Больше не скалит. Ещё кто-то из его компании в руки дьявола попал. А в последний раз всё удивительно получилось …
– Вот с этого места, Егор Лукич, как можно подробнее.
– Не знаю я подробностей, меня не было там. Это Фаза умудрялся оказываться там, где что-то должно произойти. Через это и под фазу в своё время попал, инвалидность получил, как только жив остался.
– Под напряжение Семрюков попал, потому что пьяным на работу вышел. Но ты давай ближе к делу.
– Ближе к телу, – осклабился в улыбке Гореван. – То есть к трупу, к трупам. Короче говоря, так, начальник было: заявилась к нам некая баба … то есть женщина. Пацанчика одного искала, который пропал. То ли родственник, то ли ученик её, я уж точно не скажу…
– Ну-ну, продолжай.
– Только она к Магдалине сунулась ... Это одна очень странная особа, чуть ли не бывшая проститутка, которая ударилась в религию. С ней тоже что-то в своё время случилось, что она свою жизнь развернула в другую сторону. Вот эта Мария и занималась здесь благотворительной деятельностью.
– Здесь, насколько я знаю, – подсказал Долгих, – молельный дом имеется, одного религиозного общества.
– Так эта Мария туда и хаживает, – обрадовался Ивашкин. – Как бы от них миссионерствует. Вот эта женщина к ней и явилась. Долго они с нею разговаривали, а потом отправились в одно место. Вместе с ними пошли Расписной и Алконавт.
Долгих насторожился. Это он подсказал Алконавту, то есть Бережных Денису Евдокимовичу, держаться поближе тех мест, где что-то творится. Бережных- Алконавт усердие проявил, которое столь печально закончилось. Он пытался позвонить участковому, но того не оказалось дома в нужную минуту, а потом … было уже поздно.
– Что там с Расписным и Алконавтом?
– Они взялись показать Марии и посторонней женщине, где видели пацанчика одного. Тёмная это история, я вам скажу, начальник. Обычно, если что случается очень нехорошего, то это место убийца обходит десятыми тропами. Это как на войне – в одну воронку два снаряда не попадают. Наверное, это утверждение не годится, если речь идёт о дьяволе. Короче говоря, никто из них назад не вернулся. Народ у нас струхнул, не пошёл туда, пока утро не наступило. А потом их всех и обнаружили – и наших, и пацана того, которого искали. Ну, подробности ты, начальник, у своих можешь узнать. Они там протоколов целую пачку исписали.
– Много ваши им рассказали? – поинтересовался Долгих.
– Да разве наши станут перед ментами трепаться? – удивился Гореван, и тут же спохватился: – Ой, извините, Никифор Иванович. Вырвалось. Я вам сейчас рассказываю, что сам знаю.
– А эта … Магдалина?
– Странное дело, начальник, – перешёл на шёпот Ивашкин и даже вперёд наклонился, словно убийца таился где-то рядом и мог их подслушать. – Магдалины там не было. Крови было немало, а Магдалины не было. То ли дьявол её утащил с собой, то ли она ушла своими ногами. Только о ней поговаривают, что «святая» она, а со «святыми» «нечистая сила» совладать не может. Я в эти россказни не очень-то верю, но всё это было – вот, рядом. Не знаю уж, как и быть. Сам к вам хотел бежать, но уж больно тема-то – щекотливая.
+ + +
А Фёдоров направился домой. Теперь, когда Ларису схоронили, а родственники поразъехались, удивлённые и разочарованные его безучастностью, квартира стала казаться чужой. Здесь не хотелось находиться, словно она стала нечистой, словно в ней поселилось несчастье. Ночевать приходилось, куда уж денешься, но слишком часто – всегда – сны заканчивались кошмарами. Может, оттого Фёдоров и остался ночевать у Иваныча, хотя и там были странные сны.
Обычно отпуск несёт в себе ожидания радости, свобода от докуки, от ежедневной необходимости что-то делать. Есть люди, которые не могут жить без работы. Их называют трудоголиками (по ассоциации с алкоголиками, зависимыми от алкоголя). Хорошо это или плохо – беспрерывно работать? С точки зрения рабовладельца или главного менеджера – необходимое качество, но это относится к людям с низкими коэффициентами интеллекта, где главное – производительность, вал, а для работника высших квалификаций это означает снижение качества работы. Только в Японии работники умудряются оставаться квалифицированными при больших темпах усердия, в прочих же государствах людям необходим отдых, чтобы работа не опостылела. Работа или учёба. Отпуск и каникулы. Самые лучшие воспоминания в нашей жизни, запечатлённые на фотографиях в альбомах, которыми хвалятся друг перед другом. Это всё и есть – отпуск, когда человек является хозяином своего времени.
Совсем иное дело – тот отпуск, который предоставили Фёдорову. Это время не работы не приносило ему радости, наоборот – иссушало его самого и его душу. Здесь работа была необходимым лекарством, которое вытянет его из начинающейся депрессии. Капитан прошёлся по комнате, остановился, взял со стола тетрадку, бездумно принялся её перелистывать, а потом какое-то слово зацепило его. Он посмотрел на обложку. Там его рукой, чёрным маркером было написано – «Дело № 007». Это он сам совсем недавно, в прошлой, такой счастливой жизни, написал на тетрадке, желая подразнить супругу. Она его действительно поругала, но без всякой злости (называется – «пожурить»), по-семейному.
Походив по комнате, следователь нашёл обычную канцелярскую папку с надписью «Дело» и вложил туда тетрадь с сочинением несчастного убитого подростка. Он как бы становился участником их особой бригады, павший от рук опасного преступника. Володя снова взял маркер в руки и написал на папке «Дело» цифры – 007. Потом решительно начал собираться на работу. Оделся по форме, что проделывал далеко не всегда. Но она, то есть форма, дисциплинирует и отодвигает на задний план разные там домашние проблемы. Скоро он вышел из квартиры. Папка с надписью «дело № 007» осталась лежать на столе.
– Ну, как – готов приступить к работе? – спросил майор Громов, заглядывая в глаза Фёдорову.
– Так точно, товарищ майор, – чётко ответил капитан и вытянулся едва ли не по стойке «смирно». Громов хмыкнул, разглядывая подчинённого, который отрапортовал: – Готов приступить к выполнению задания.
– Хорошо, что готов. Только … похоже, что наша работа завершена.
– Как так? – удивился Фёдоров, снял с головы фуражку и кинул её на стол.
Следователь вернулся домой. Хорошо, когда работа для тебя становится «вторым домом», но вместе с тем и немного грустно, ибо родные пенаты трудно заменить. Если их пытаешься заменить работой, то значит – дома не всё в порядке, дома чего-то не хватает. Правда, ещё есть формулировка некоей гармонии: «Счастье – это когда утром с радостью идёшь на работу, а вечером с радостью возвращаешься домой». Примерно так у него и было, но только сейчас домой возвращаться не хотелось. Может, что и изменится, когда убийца- маньяк будет изобличён и наказан.
– Дело наше закрывается. Из города Шахты пришли подтверждения относительно личности гражданина Приходько. Он, на почве ревности, похоже, перестал дружить  с головой. Сначала отказался подниматься на поверхность и больше недели провёл в пространствах подземных горизонтов, а потом … Есть версия, что это именно он устроил катастрофу – взрыв в выработке.
– Но это же, – растерялся Фёдоров, – это же – террористический акт.
– По нашим запросам там началось новое следствие. Во вновь открывшихся обстоятельствах это весьма тёмное и «туманное» дело начинает проясняться. Похоже, что рассудок у гражданина Приходько и в самом деле дал «трещину». Он планировал покончить с собой на «рабочем», так сказать, месте, но в последний момент одумался и пытался бежать. Но взрыв случился, и его товарищи погибли. Все погибли, обращаю твоё внимание, Володя, кроме него. Сначала он имитировал полную потерю памяти, а потом начал нести полную ахинею, старуху какую-то приплёл, что на него сеть чёрную пыталась набросить. Он ведь тогда в передовиках ходил, пока не связался с этой бабой, как там её?..
– Образчикова? – машинально подсказал капитан.
– Вот-вот, – обрадовался Громов. – Образчикова Мария. Вместо того, чтобы влиться в их семью, большую и – между прочим – обеспеченную, она принялась гулять, направо и налево, и даже при этом не очень-то и скрываясь. С полюбовником она удрала в Киев, а в Шахтах о ней ходили настолько невероятные слухи, что не хочется вспоминать.
– Лариса отозвалась о ней, как об очень набожной женщине. Её даже называют «Магдалиной», в честь библейского персонажа, женщины, ставшей ученицей и подругой Иисуса Христа.
– Я говорю о том, что прочитал в присланных материалах. А там о ней очень нелицеприятно отзывались. Должно быть, этот Приходько сильно переживал, раз у него так «поехала крыша». По всем медицинским параметрам он должен был если не умереть, то – остаться инвалидом, и скорей всего – полным инвалидом. Но, – тут Громов поднял вверх указующий перст, сделав многозначительную паузу, – появилась его сбежавшая жёнушка и взяла всё дело в свои руки. В полном смысле этого слова. Медики уже поставили на Приходько крест, с его-то повреждениями. Но эта женщина, Мария Образчикова, села с ним рядом, взяла его руку своими руками и … принялась ждать. Невероятное дело, но начались улучшения. Такое раньше проделывала Евгения Давиташвили, известная как Джуна. Приходько очнулся, начал говорить. Сначала он отказывался от всего, но позднее кое-что начал «вспоминать». К примеру, рассказывал, как по галерее выработки за ним гонялась старуха с чёрной сетью. Конечно же, никто ему не поверил. Никто, кроме Образчиковой. Та всё время плакала и просила у мужа прощения. Наверное, она уболтала его. Он ни с кем не желал говорить, кроме неё. А потом они покинули Шахты и оказались в нашем городе, где устроились в троллейбусное депо. Приходько и здесь выглядел довольно странно, но Мария Образчикова убедило дирекцию, что они будут хорошими работниками, попутно поведав, что им пришлось много чего пережить. Их пожалели и устроили. Со временем Приходько делался всё более нелюдимым. Единственное, что он делал, это водил троллейбус. Тут к нему никаких нареканий не было. Он взял самую плохую машину и лично помогал ремонтной бригаде восстанавливать её. Это и побудило дирекцию отнестись к нему снисходительно, игнорировать жалобы окружающих о неадекватном поведении. Директор депо тогда сказал, что каждый человек имеет право на чудачество, если оно никак не сказывается на качестве жизни окружающих. Сначала так и было. Никто не слышал от него ни одного худого слова. Если честно, то и доброго тоже. Он вообще был молчуном. За обоих говорила супруга. За обоих она в кассе депо и зарплату получала. А потом между ними случилась размолвка, если здесь подходит это слово, учитывая молчаливость Приходько. Кажется, он перестал обращать внимание на свою жену, которая за ним ухаживала и присматривала. Он всё больше погружался в своё собственный мир, как больные аутизмом. Как раз в это время и начались страшные серийные убийства. Мы думаем, все сотрудники нашей бригады, что временное улучшение закончилось, и у Приходько начались провалы в сознании. Он погружался в мир теней, где над ним брали власть силы тьмы. Это я повторяю объяснения одного из медиков. У него это получается лучше, чем у меня. Короче говоря, этот Приходько уходил за порог человеческого облика. Говорят, что гитлеровские учёные проводили опыты, чтобы человека погружать в состояние, где задействованы чувства подсознания. Об этом много говорил Фридрих Ницше, которого почитал Адольф Гитлер.
– То есть Приходько уподоблялся арийским богам? – уточнил Фёдоров.
– Ему виднее, кому он там уподоблялся, – сухо буркнул Громов. – Наши аналитики сделали вывод, что готовящийся теракт, для которого он накапливал горючие материалы, сходен с предыдущим, то есть взрывом на шахте, в которой он работал. То есть он впадал в период буйной шизофрении. Твоё появление, капитан, предотвратило масштабное преступление. Жаль, что ты не раскрылся мне раньше. Но, чего уж теперь говорить …
– А те убийства, которые мы расследовали?
– Похоже, что всё это – его работа. Временами Приходько был адекватен, а временами впадал в сумрачное состояние, в котором не контролировал ни себя, ни свои действия. По сути, это были два совершенно разных человека.
– Убийца не был человеком, – тихо заявил Фёдоров, но майор его услышал.
– Пусть будет так: временами человек заканчивался. Сон разума рождает чудовищ, говорили в Испании. Вот в такое чудовище и превращался этот человек.
– Убийца не был человеком, – повторил Фёдоров, и Громов опять не обратил на его слова внимания. А зря, скажем мы.


Глава 21
– Здорово, мент!
Когда встречаются старые приятели, они порой подкалывают друг друга, говоря разные фразы, которые могут даже показаться оскорбительными, но в других обстоятельствах. Это как в семидесятые годы молодёжь обращались друг к другу: «Привет, старик», или «старичок». И каждому было ясно, что это такая шутка, ведь им не было и двадцати. Вот и наши два приятеля называли один другого – «мент» и «журналюга». Тоже ведь можно оскорбиться, если не знать, что это такая приятельская вольность. Вот только Фёдоров не ответил, и Маслов сразу насторожился:
– Какие-то проблемы? Ах да, ты же потерял … Ларису.
– Не в этом дело, – наконец откликнулся следователь, и добавил: – Дело закрыто.
– Как … закрыто?! – обомлел журналист. – Вы всё-таки изловили убийцу?!
– Считается … что – да.
– Вот дела!! Это же – сенсация!! И – кто он?!!
Скажемся вам, что журналисты, репортёры, это совершенно особый народ. Как-то один из них признался, что почувствовал себя настоящим профессионалом, когда вдруг ощутил, что одного из бойцов, попавшего в кадр телекамеры, в следующий миг убьют; и репортёр сделал на него «наезд» и навёл «крупный кадр», а в следующий миг тело пронзило пулей и оно повалилось бездыханным трупом. Любой человек сделал бы всё, чтобы предупредить эту смерть, но … не репортёр. Получился великолепный кадр, а передача была отмечена премией. Какая вина репортёра, что он мог эту смерть предупредить, но не сделал этого? Никакой, но он в себе перешагивает некую важную грань, и становится другим человеком, циничным и язвительным. Тех, кто переступает грань закона, называют преступником и наказывают по мере проступка, а тех, кто перешёл грань человечности? Как относиться к ним? Ведь они вроде бы ничего не нарушили. Это из философских кондиций. Если общество научится их отмечать и регулировать, то это означает, что оно готово шагнуть в Будущее, будущее новых возможностей.
– Кто? – повторил Фёдоров. – Я не могу сказать – кто …
– Ага, – кивнул головой журналист. – Понимаю. Тайна следствия. Но мне-то, своему другу, ты можешь сказать полслова? Я должен подготовиться и сказать первым. Ну же, мент. От тебя зависит судьба твоего друга. Если бы считаешь меня своим другом, конечно.
– Считаю … не считаю … какая разница?
– Э-э, друг ситный, – протянул Маслов. – Будь мужиком, не раскисай. Я тебя понимаю – ты потерял любимого человека, но ведь жизнь-то продолжается. Для тебя – продолжается. А вместе с тобой и для твоей Ларисы. Она стала частью тебя, частью твоей памяти, частью твоей души. Недаром ведь про самых своих любимых партнёров мы говорим – моя половинка. Она ведь и осталась твоей половинкой, а ты себя заживо хоронишь. Тем самым ты её второй раз хочешь лишить будущего. Твоего будущего, то есть и её. Подумай над моими словами.
Фёдоров честно задумался. Маслов был искушён в словотворчестве, но логика в его словах была. И эта логика возвращала Фёдорову какие-то смыслы существования.
– Ага, – обрадовался Маслов. – Тебя проняло. Это хорошо. Это – замечательно. А теперь я снова задам тебе важный вопрос: кто убийца? И не говори мне, что это дворецкий. Я этого не переживу.
– Тут дело тёмное, Александр, – признался Фёдоров. – Есть официальная точка зрения, то есть версия, но я считаю, что дело ещё нельзя закрывать, так как там ещё много неясного.
– Но мне-то, как другу, ты можешь объяснить? Хотя бы в двух словах.
В двух словах объяснить, конечно же, было невозможно. Скрепя сердце, следователь рассказал о Стефане Приходько, о его ужасной участи и страшной смерти, о том, что руководство группы, при поддержке руководства губернского УВД, решилось закрыть дело, повесив всё на несчастного водителя.
– Я слишком глубоко во всё это влез, – признался Фёдоров приятелю, – потерял не только жену, но и желание жить дальше. Вместе с тем я чувствую, что всё ещё не закончилось. Тот, кто всё это творил, может уйти на дно, выждать, затаиться, но потом он обязательно вернётся и – всё начнётся по-новой. Мы это уже проходили.
– Послушай, Володя, – заговорил Маслов, схватив приятеля за плечи и глядя ему прямо в глаза. – Ты должен всё это рассказать у меня в студии. Все твои ощущения. Как человек, как гражданин, ты не имеешь права скрывать своё мнение, мнение специалиста. Ты должен высказаться. Подумай – этим ты спасёшь немало жизней в ближайшем будущем, в котором может появиться тот самый убийца, тот неуловимый маньяк. Твои слова, возможно, что-то изменят в решении вашего руководства. Лариса бы меня поддержала и сказала бы спасибо, если ты сейчас возьмёшь на себя смелость сказать …
– Постой … дай мне прийти в себя.
Бывают решения, которые принимать сложно, трудно, ибо они меняют наше будущее, и не обязательно – в лучшую сторону. Но Фёдоров для себя будущего не ощущал. То есть, другими словами, в этом отношении он был свободен, как это не звучало печально.
– Я согласен …
Маслову показалось, что он ослышался. Об этом интервью журналист мечтал уже долгое время, но следователь никак не соглашался. Вот и сейчас, предлагая участвовать в записи его передачи, Маслов говорил скорее по привычке, чем надеясь на удачу. Но – сработало. И это было столь неожиданно, что он никак не мог в это поверить.
– Ты … согласен?…
– Я уже сказал …
– То есть я – не ослышался, и ты согласен принять участие в передаче?
– Да.
– Не будем откладывать это в долгий ящик. Сейчас я предупрежу свою бригаду, и мы отправимся в студию. Это будет … это будет очень скоро. Я отойду, а ты меня дождись. Обязательно дождись.
Маслов ликовал в душе, хотя по виду оставался невозмутимым и самодовольным. Успешный человек всегда доволен собой, потому что у него всегда всё получается. Это пришло к нам из Америки, из Соединённых Штатов, где всё поставлено на извлечение прибыли и довольства собой. Александр мысленно высоко подпрыгнул, а потом отошёл в сторону и достал мобильный телефон.
– Это Лариса?
– Я вас слушаю, – с готовностью откликнулась ассистентка, отвечающая за подготовку программы.
– Срочно собирай всех! У нас намечается настоящая бомба. Скоро я приведу человека для записи «На ночь глядя». Подготовьте там всё. Надо выдать сегодня же. Начинайте анонсировать эфир.
– Под каким видом?
– Что значит – под каким?! – возвысил голос журналист. – Надо заинтриговать зрителей. Объявляйте о внеплановом выходе передачи. Говорите, что скоро будет сделано сенсационное заявление, касающиеся всех жителей нашего региона. И Лариса … вы там постарайтесь … Я уже веду нашего гостя. Он не должен «сорваться с крючка», то есть откладывать запись никак нельзя. Повторяю …
– Я всё поняла, и процесс пошёл, – энергично ответила Лариса Перевалова.
– Ну и умничка. А мы скоро будем.
Что это такое – выстроить передачу, да ещё такую, которая ожидается стать сенсацией. Это … как абордаж купеческого корабля. Надо быть предельно чётким, действовать безошибочно и меняться по ходу действия. Для обычной передачи составляется сценарный план или синапсис, где чётко прописаны все вопросы и даже ожидаемые ответы, отталкиваясь от которых ведущий задаёт новые вопросы и движется в нужном направлении. Это – обязательное условие. Ведущий, это безусловный хозяин репортажа и он не может попасть впросак. Впросак может попасть гость и порой такое встречается. Именно это и привлекает к экрану зрителей, которые всё время ждут скандала, как ожидали зрители цирковых выступлений падения канатоходца из-под купола, или нападения хищников на укротителя. Вот этот сладостный момент, когда ты видишь своими глазами смерть и несчастья, а сам остаёшься в довольстве и безопасности. Это – плохо? Это щекочет нервы не меньше, чем у пассажиров автомобиля, у которого отказали тормоза. Этот аттракцион стал бы самым успешным. Если бы научились гарантировать пассажирам полную безопасность. А пока … пока все приникают к экранам телевизоров и жаждут «адреналиновых» зрелищ.
+ + +
– Вся наша жизнь состоит из бесконечной череды рисков, – начал говорить Маслов, после того, как прошла заставка передачи «На ночь глядя». – Даже банальный переход улицы может закончиться тем, что пешехода собьёт машина. Но здесь задействованы не только факторы случайности. Когда мы переходим улицу, мы оцениваем свои возможности и окружающую нас обстановку, может рассчитать скорость движения, как свою, так и ближайших автомобилей, можем увеличить свою скорость или повернуть назад. То есть у нас имеется какая-то свобода действий и предсказуемость результатов. Иное дело, когда преступление совершается вне законов логики и привычных нам прикидок. У нас в гостях сегодня капитан юстиции Владимир Павлович Фёдоров, который входил в состав особой бригады следственного комитета при прокуратуре. Здравствуйте, Владимир Павлович.
– Здравствуйте, – бесстрастно ответил следователь, облачённый по всей форме в мундир со всеми положенными шевронами и значками. Гримёр- парикмахер над ним поработал настолько тщательно, что он мог бы явиться на дипломатический приём, а не только на телепередачу.
– Расскажите, в чём заключаются отличия обычных преступлений от серийных.
– Обычные преступления, – произнёс Фёдоров и сделал паузу. – В какое сложное время мы живём. Преступление, это чрезвычайное происшествие, когда совершивший его переступает грань дозволенного обществом. Страшно время, когда преступление становится обыденностью. Этоо говорит о неправильном устройстве общества. Дело государства – установить такое состояние в обществе, когда люди могут трудиться без особых затруднений, используя свои способности и навыки, а потом иметь возможность отдохнуть в составе семьи или в дружеской компании без риска для здоровья и жизни.
– Увы, – подхватил слова следователя ведущий, задачей которого служит управление темой разговора, чтобы не дать ему уйти в сторону или начать «топтаться на месте», – об этом мы можем только мечтать и надеяться, что мы все доживём до тех счастливых времён, когда именно так и будет устроено общество. А теперь я снова спрошу вас об отличии.
– В чём отличие? – Медленно повторил Фёдоров. – Преступление, это намерение некоего человека, или группы лиц, совершить деяние и получить от него немедленную прибыль, будь то грабёж или банальная кража. По этой же схеме выстраиваются аферы и мошенничества, расхищения и прочие прегрешения. Для того, чтобы жить честным трудом, надо сделать в самого себя некие вложения, то есть получить образование, квалификацию, навыки, влиться в коллектив, освоить какое-то дело. Всё это занимает какое-то время, иногда – довольно протяжённое. Лишь потом начинают поступать дивиденды в виде хорошей зарплаты, уважения коллег, накопления благосостояния. Далеко не у всех хватает терпения всё это преодолеть. Хочется всего и сразу. Это и есть – причина большей части преступлений.
– Это – бытовая преступность, а как же криминальная? Она отличается от бытовой?
– Криминальная преступность … это уже освоившаяся преступность. Люди уже свыклись с тем, что преступили закон, освоились с таким существованием, начали встраивать свой образ жизни в новые условия. Особенность криминальной преступности в том, что она втягивает в свои условия всё новых и новых участников. Это такая болезнь, чрезвычайно заразная, если в обществе не предусмотрены меры противодействия, лечение болезни. В двадцатые годы такое «лечение» было суровым, но действенным, и кара наступала на месте преступления. Почти так же было после окончания Великой Отечественной войны, когда страну захлестнула волна преступности, когда люди занимались воровством и бандитизмом, чтобы выжить в суровых условиях. Ещё можно привести для примера становление Североамериканских Соединённых Штатов, особенно в девятнадцатом веке, где зачастую не было возможности соблюдать нормы закона и зависело от общества, как население, люди выстраивают свои отношения на новых территориях. Шерифы, маршалы и простые граждане сумели противостоять многочисленным бандитским шайкам и построить цивилизованные отношения.
– Если мне не изменяет память, – использовал возникшую паузу Маслов, – то именно в США появились серийные убийцы. У нас это – редкость, а там встречаются гораздо чаще. Чем это обусловлено, учитывая, что американское общество гораздо более цивилизовано и отрегулировано, чем наше?
– Я бы так не сказал, – задумчиво ответил следователь. – Состоятельность общества вовсе не является панацеей от преступности. Больше здесь играет роль законопослушность.
– Неужели в США менее законопослушны, чем в Европе, или чем у нас?
– Что в Европе более законопослушны, это можно принять за аксиому, что же касается нас, то здесь всё сложнее … Говорят, что суровость статей закона компенсируется необязательностью их исполнения. Это касается нашего государства, где наряду с Законом в ходу «понятия», трактовка «как надо». А в США большую роль играет инициативность граждан, свободное ношение и владение оружием. Собственно говоря, по этой причине победили преступность во время становления «новых территорий» на Западе и на границе с Мексикой. Позднее же большую роль играли финансовые компании, деятельность которых и привела к Великой Депрессии, которой обернулись первые финансовые кризисы, когда деньги «делались из воздуха», когда компании акционировались и акции имели хождение наряду с официальными денежными облигациями. Потом был объявлен «сухой закон», когда бутлегерством занялась мафия и начала получать невиданные барыши, сравнимые с государственным бюджетом. Именно тогда появилось ФБР, как орган борьбы с мафией. Преступность США, это отдельная история, целый «мир». Про это можно говорить и читать продолжительные лекции. К примеру, как изменилась в мире организованная преступность после окончания Второй мировой войны, и какую роль в этом сыграли США с их внутренней и внешней политикой.
– Может быть, мы этому посвятим отдельную передачу «На ночь глядя», но хотелось поговорить на интересующую нас тему, а для этого я и спросил вас, Владимир Павлович о серийных преступниках.
– Ах да, я немного увлёкся и ушёл от заданной темы. Серийные убийства, это совершенно иная материя, отличная от прочего криминала. Пожалуй, самым известным серийным убийцей был «Джек- Потрошитель», действовавший в Лондоне в конце восьмидесятых годов девятнадцатого века. Он был знаменит тем, что резал, буквально на части, лондонских проституток, словно был намерен очистить от них «дно» Лондона, районы Уайтчеппл и Ист-Энд. Про «Джека- Потрошителя» было написано немало книг и снято немало фильмов, но так доподлинно и неизвестно, кто же это был на самом деле. Есть версии, что это был довольно состоятельный человек, возможно даже из аристократии, а то и политической элиты того времени.
– А если предположить, – заявил Маслов с хитрым видом, – что Скотленд-Ярд или какой-нибудь там Шерлок Холмс убийцу всё же изобличил, но решили, что не стоит дело оборачивать политическим скандалом, и всё было покрыто мраком тайны.
– Нельзя исключить и этого, тем более, что у меня появилась собственная версия обратной стороны этих ужасных преступлений.
– Очень интересно, – воскликнул ведущий, – и мы с большим вниманием выслушаем эту вашу версию, но сначала давайте поговорим ещё о серийных убийствах. Вы привели пример, и даже конкретный пример, с «Джеком- Потрошителем», но заявили, что серийные убийства характерны скорее для США, чем «Старого Света». Почему так?
– Я специально не готовился для сегодняшнего вечера и этой передачи, потому буду говорить не совсем взаимосвязано. Что касается «Джека- Потрошителя», то я не зря сказал о книгах и фильмах, связанных с этим персонажем. Таким образом создаётся легенда, преступление мифологизируется и как бы выходит из категории обычных, заурядных дел. Невероятное дело, но эти преступления становятся даже притягательными, им начинают подражать, у «Джека- Потрошителя», убившего семь или восемь лондонских проституток, появились подражатели, последователи.
– Как это можно объяснить? – воскликнул ведущий.
– Есть такое выражение – очарование порока. Те, кто употребляют наркотики, алкоголь, курят табак, чувствуют тягу к противоестественным сексуальным склонностям, стараются приобщить к этому как можно больше сторонников, как будто прегрешение, разделённое на всех, становится нормой жизни. Курение марихуаны и употребление лёгких наркотиков уже не считается преступлением или отклонением в некоторых странах, алкоголь повсеместно распространён и употребляется всеми слоями населения, хотя с ним связано множество преступлений в быту, и однополые браки тоже становятся нормой. Мало того – браки с детьми, с девочками, тоже становятся реальностью. Раньше это ограничивалось отдельными государствами Центральной и Средней Азии, Ближним Востоком и Северной Африкой, но сейчас, когда началось новое «переселение народов», активная миграция населения, эти обычаи переносятся в самые просвещённые страны, где мигранты заявляют о своих правах придерживаться старых обычаев.
– Но при чём тут серийные убийства? – спросил с деланным недоумением Маслов. – И при чём здесь США?
– Я отвечу на эти вопросы, – отозвался гость передачи, – но напомню, что я предупреждал о своей неготовности говорить чётко и лаконично. Мне приходится ориентироваться в теме нашего разговора на ходу, так что прошу прощения за разного рода оговорки и недосказанности. Итак, что можно сказать о Североамериканские Соединённые Штаты. Напомню, что в семнадцатом и восемнадцатом веке американские колонии были всего лишь сырьевыми придатками «Старого Света», но череда войн на европейском континенте ослабила метрополию настолько, что некоторые колонии решили отделиться и жить «своим умом», то есть самостоятельно. Так появились Североамериканские Соединённые Штаты, которые расширялись в течение всего девятнадцатого века и продолжили эти тенденции в веке двадцатом. Деятели этого молодого государства сделали главную ставку на предпринимательство и личную инициативу, а также начали весьма тонкую религиозную политику, которая заключалась в соединении христианской религии с поклонением «Золотому Тельцу». Его можно назвать современным именем – Его Величество Американский Доллар. Этими вопросами активно занимался американский писатель Рон Хаббард, придумавший дианетику и сайнтологию.
– Это что-то новенькое, – вполне искренне удивился ведущий. – Я такого хода от вас, Владимир Павлович, никак не ожидал.
– Пустое это, Александр Евдокимович, мыслить стандартами. Жизнь наша устроена более сложно, чем мы себе представляем. Оттого у нас столько неудач, что мы делаем неправильные выводы.
– Хорошо, – согласился ведущий. – Попробуйте нам объяснить свою точку зрения.
– Она не то чтобы совсем моя, просто продукт досужих размышлений, моих и нескольких товарищей. Суть в том, что когда европейские мореплаватели, Колумб, Веспуччи и прочие начали осваивать новый континент, он был уже заселён, и не только аборигенами, но и теми, кто был вынужден сюда переселиться ранее.
– И кто же это был?
– Как вы помните, Европу лихорадило от феодальных и религиозных войн. То и дело появлялись группы людей, которые старались отстаивать свои идеи построения нового общества, развивать науку, какие-то новые технологии, но их преследовали и нещадно уничтожали. Некоторые погибали, другие объединялись в тайные общества и даже пытались строить своё государство, как в области Лангедок, что находилась между Францией и Испанией. Католическая церковь устроила против этого «государства» крестовый поход, так называемые Альбигойские войны, в самом начале тринадцатого века. Это государство крестоносцы, монахи и невежественный народ разгромили, а остатки катаров и альбигойцев уплыли на парусниках. Но, судя по всему, они не погибли в Атлантическом океане, а достигли того самого континента, который и был назван Америкой, через несколько столетий.
– Ага, – кивнул ведущий, – мы что-то начинаем понимать.
– Это вам только кажется, – холодно улыбнулся гость. – Все мы можем только предполагать, потому как всё это тщательно засекречено. Пиренейский полуостров начал заселяться где-то около тридцати пяти тысяч лет назад. Официальная история фрагментарно рассказывает о событиях пяти тысячелетней давности. От той поры сохранились разве только баски, которые упорно отстаивают права на своё государство. Другие племена – иберов, не дожили до нашего времени. От них осталось только название, а Испания тогда называлась Иберией, именно потому, что её населяли племена иберов. Эти земли активно обживались финикиянами, довольно загадочным народом мореходов. Есть версия, что финикиянами являлись пережившие катастрофу беглецы с Атлантиды. Во всяком случае, финикияне обладали высокой культурой, которую у них переняли античные греки. Финикияне основали город Гадес. Город Кадис, возле Гибралтарского пролива, это его своеобразный потомок. Потом почти весь полуостров захватили арабы, магрибские мавры, которые отличались тем, что владели древними искусствами магии. Потом, в результате Реконкисты мавров с полуострова вытеснили, но их культура до сих пор присутствует в Испании. В том числе и знания. К этим источникам и припадали деятели обществ катаров и альбигойцев. Они изучали летописи финикиян и магрибцев и проводили свои собственные опыты. С этими знаниями они и отправились за океан. А отправились они туда потому, что знали, куда направляются. О новом континенте были осведомлены финикияне, хозяева всех морей и океанов задолго до греков.
– Очень интересно, – воскликнул ведущий, – но каким образом это сочетается с серийными убийствами?
– Очень даже сочетается, – возразил гость, – и я сейчас к этому перейду, но сперва расскажу об одном интересном и страшном случае. В 1969-м году в дом режиссёра Романа Полански, что находился в Беверли-Хиллз, ворвалась банда, которую возглавлял некий Чарльз Мэнсон.
– Да-да, я слышал про эту кошмарную историю, – заявил ведущий.
– Позвольте, Александр Евдокимович, я продолжу, ибо то, что я собираюсь сказать, важно. Незадолго до этого вышел фильм «Ребёнок Розмари» по роману Айры Левина, режиссёром которого был Роман Полански. Фильм имел оглушительный успех и принёс Полански славу и большие деньги, а также почитание его теми, которых можно отнести к сектам сатанистов. Одна из них, секта «Семья» и пожаловала на вечеринку к семье Полански. Жена режиссёра, актриса Шарон Тейт, была беременна, и сам Мэнсон решил провести кровавый ритуал, чтобы вызвать адского демона. В результате этих действий несчастная супруга погибла, а большая часть гостей получила сильный психический шок. Надо отметить, что секта «Семья» к тому времени уже успела совершить несколько кровавых ритуальных убийств, но в этот раз они перешли все границы, и были арестованы. Сам Мэнсон был помещён в суровые условия тюремной психиатрической клиники для маньяков, где якобы находился доктор Ганнибал Лектор, герой серии других кошмарных голливудских фильмов, а Томас Харрис, автор книг о Лекторе, не раз беседовал с Мэнсоном, пользуясь своими знакомствами в ФБР. Это всего лишь один пример, а таких случаев в США было немало. О них говорить не принято, и многое так и остаётся в тайне.
– Вы хотите сказать, Владимир Павлович, что в США …
– Я сам скажу, но начну снова с тех времён, когда беглецы из Европы попали на новый континент. Они успели там обосноваться до тех времён, когда явилась следующая волна мореплавателей. Переселенцы успели вступить в контакт с некими силами, которые приняли участие в их становлении на новом месте. Увы, но в те времена континент, названный «Новым Светом» являлся прибежищем Чёрных сил, а некоторые племена в центральной и южной частях материка,  вырезаны почти поголовно в ритуальных убийствах.
– Это были серийные убийства?
– Это были сверхсерийные, то есть – одновременно – и масштабные, и с применением сверхъестественных сил. И с этими силами вступили в сотрудничество беглецы из Европы. После того, как был открыт «Новый Свет», туда начали стекаться волны разного рода религиозных изгоев, сектантов и просто смутьянов. Америка сделалась прибежищем десятков и сотен сект, самые закрытые из которых были сатанинскими. Более того, они начали невиданных масштабов эксперименты по перестраиванию человеческого рода на новые лекала, используя для этого новые научные исследования в области фармакологии и генетики, имея невиданное доселе финансирование. Приложили к этому руку и военные и разведывательные организации, решая какие-то свои политические сиюминутные программы, не подозревая или закрывая глаза на действительное положение дел.
– Это всё предположения и конспирология. Об этом ходит множество слухов, но нет официальных подтверждений.
– Этого не может быть, говорили чопорные англичане, потому что этого не может быть никогда. Вы обращали внимания, как много в современном мире говорят о Боге, и как мало поминают Дьявола. А ведь если пристально посмотреть на весь наш уклад, на устройство жизни, то видно, насколько там мало от Бога. Почему так, скажите на милость?
– Этому можно посветить отдельную передачу, – в смущении ответил Маслов.
– Говорить о Боге в передаче «На ночь глядя»? – насмешливо спросил следователь. – Это такая шутка? А ведь если игнорировать тему дьявольского присутствия, то создаётся впечатление его неучастия в нашей жизни и – исходя из этого – непротивление его влияний. А то, что много говорят о Боге … это по большей части всего лишь набор слов, к которым все давно привыкли, как к некоей скучной обыденности. Впрочем, не моё это дело – заниматься богословскими вопросами.
– Привычней говорить о серийных убийствах, – подсказал ведущий, чтобы направить гостя в нужное «русло» передачи.
– Увы, и ещё раз – увы, – вздохнул следователь. – Даже хотя бы разговор об этом огорчает и ввергает в уныние. Серийные убийства … Помните, я начинал эту лекцию с упоминания секты «Семья» небезызвестного Чарльза Мэнсона? Вот это и есть настоящий серийный убийца, а его жертвы – суть жертвы на дьявольский алтарь. Об этом не принято говорить, но все серийные убийцы приносят жертвы именно на этот алтарь. Некоторые не осознают этого, другие делают это сознательно, третьи – неистово, как тот же Мэнсон.
– То есть, вы хотите сказать, – едва не подпрыгнул ведущий, – что …
– Да, именно так. Сатанизм в наше просвещённое время чрезвычайно распространён, а нам всем настолько нахально и эффективно отводят глаза, что мы не замечаем очевидного, что просится из самых элементарных логических выводов. Почему так сложно найти серийного убийцу? Потому, что он находится под покровительством самых чёрных сил, идёт кровавая жатва, а общество безмолвствует, оно безропотно, а те, кто призван защищать, сам уже давно перешёл на тёмную сторону ...
– Давайте всё же не будем делать скоропалительных выводов, – суетливо прервал гостя ведущий. – Лучше расскажите о «нашем» маньяке. Кажется, его всё же изловили?
– Напомню вам, – серьёзно ответил следователь, что Чикатило «вылавливали» четыре раза, а двоих даже расстреляли за его проделки, а он продолжал убивать во имя своего бога.
– Но ведь, в конце-то концов, он был изобличён.
– Да, но после того, как у него появились последователи, более интересные тем силам. Но всё это уже осталось в прошлом. Вы, Александр Евдокимович, спросили у меня о поимке действовавшего в нашем городе маньяка. Лично моё мнение – вышли на другого человека. Это всё – цепь трагических случайностей, подтверждающую мою версию: нам опять отвели глаза.
– Но, говорят, что это человек с психическими отклонениями.
– Раньше говорили – душевнобольной, то есть человек с больной душой. В настоящее время всё больше появляется таких, у кого сбита настройка душевных качеств. Особенно таких было много в первой половине двадцатого века, когда казалось, что весь мир сошёл с ума и кинулся яростно уничтожать любого, кто не укладывался в несколько предложенных схем.
– Об этом говорят и спорят философы и политологи, но нам-то как быть? Нам – кировчанам, вятчанам? Кошмар для нас кончился?
– Я думаю, что нас будут в этом уверять, но я бы не советовал моим землякам успокаиваться. Моё мнение, что это чудовище ещё не обезврежено. И ещё – я сам обещаю, что покончу с ним, как он покончил … с моей женой … с Ларисой!!
Внезапно глаза гостя закатились, и он откинулся на стуле, начав сползать на бок. Маслов кинулся к нему, через мгновение к нему присоединился оператор, второй оператор, кто-то ещё из технической обслуги. Гостю тёрли виски, обмахивали его сложенной газетой, кто-то нашёл флакончик с аммиаком. Фёдоров вдохнул едкие пары, дёрнулся и открыл мутные глаза. Он начал озираться по сторонам.
– Володя, – тянул за рукав гостя Маслов, – ты меня слышишь?
– Да, – хрипло отозвался следователь. – Где это я?
– В студии, – улыбнулся Маслов. – Мы записали с тобой интереснейшую передачу. Ты говорил страшные вещи. Они никого не оставят равнодушными. Именно для этого мы всё и затеяли.
– Я … ничего не помню … я что-то говорил?
– Да. И это «что-то» звучало на редкость убедительно.
Фёдоров имел весьма жалкий вид. Он действительно не помнил, что с ним происходило в студии. Его отвели в сторону и напоили крепким кофе. Лучше от этого гостю не стало, и Маслов вызвался лично отвезти своего приятеля домой, чтобы доставить его прямо до кровати.
– Последние слова можно удалить, – шепнул Маслов своим помощникам, – а всё остальное мы дадим. Это будет настоящая бомба, блокбастер.


Глава 22
– Что вы себе позволяете, капитан?! Что это за выводы делаете, а?!!
Генерал Калеван, Василий Игнатьевич, начальник губернского управления внутренних дел походил на римского сенатора, имел грузную фигуру борца и репутацию тигра, которому пальца в рот не клади – оттяпает. Если бы Калевана обрядить в тогу патриция и посадить в Колизей в элитном секторе, то никто бы не отличил его от аристократа. Грубые черты породистого лица имели бронзовую окраску, а волосы были украшены благородной сединой. Кулаки у генерала были сравнимы с кувалдой или пушечным ядром, а в соревнованиях по рукопашному бою с ним никто не рисковал выходить: во-первых, потому что генерал, а во-вторых, удар его по-прежнему оставался бронебойным. Калеван и голос имел столь зычный, что ему мегафон или иное приспособление для усиления звука были без надобности, и от возгласов звякали стаканы в мельхиоровых подстаканниках, и подпрыгивала авторучка «Паркер», подаренная на конференции.
Когда начальство чинит разнос, то подчинённому надо держаться соответственно, то есть иметь виноватый вид и демонстрировать сожаление своей вины. Ещё Пётр I в своих «Наставлениях» рекомендовал: «Подчинённый в виду начальства должен принимать вид лихой и даже слегка дурковатый, дабы чрезмерным разумением своим не смущать начальственное лицо». Чаще всего подчинённые в погонах стоят, вытянувшись в стойке «смирно» и выпучивают в пустоту перед собой глаза. Можно надувать щёки и краснеть лицом, можно демонстрировать свою ничтожность в другом виде, главное здесь – показать свою подчинённость. Собаки в этой ситуации поджимают хвосты или ложатся на спину, демонстрируя уязвимый живот.
Следователь Фёдоров не вытягивался и не прижимал ладоней ко швам форменных брюк. Он хмурился и смотрел исподлобья на генерала, не озабочивая себя подобострастием, то есть не демонстрировал свою зависимость. Вчера он сделался участником телепередачи, не посоветавшись ни с кем, по своему разумению и совершил тем проступок, ибо человек в погонах зависим от приказов вышестоящих командиров и начальников, которые не привыкли считаться с нуждами и мнениями людей им подчинённых. Уж такова армия, а также прочие службы, где базовой основой является Приказ.
– Вам нечего сказать, капитан?! – Голос генерала, казалось, становился материальным и мог свалить с ног, как умелый удар кулака. – Наверное, вы успели забыть свои похождения. Так давайте же насладимся этим зрелищем все вместе.
Генерал взял в руки длинный пульт управления большим плоским «плазменным» телевизором, что был укреплён на стене, на экран которого можно было вывести что угодно: от подробной карты города или губернии, и до «картинки» с одной из камер видеонаблюдения, коих было уже во множестве по улицам губернского города и прочих населённых пунктов, связанных в единую сеть. В телевизор был встроен проигрыватель для просмотра материалов с флэш-карты. Генерал вывел сюжет передачи.
Появился тёмный ночной лес, с большой елью посередине картинки. С ветви громко ухнула несколько раз сова, и сразу же завыл волк. Камера понеслась, как в бреющем полёте, над ночным лесом и через мгновение, в прогалы между ветвей, появились огни города, на который и мчалась летающая камера. Появилась надпись «На ночь глядя», а потом открылась сама студия, в которой с довольным видом сидел ведущий – Александр Маслов, который поздоровался с присутствующими в кабинете с экрана телевизора.
– Это он к нам обращается, – грозно комментировал генерал Калеван. ¬– И нас же обозначил в качестве воя. Волки, мол, позорные, не могут за порядком в городе уследить. Правильно, между прочим, намекает. А ему вторит наша взошедшая звезда телевизионных эфиров, исполнитель канканов и прочих комических куплетов, капитан Фёдоров. Как он здесь нас поддел, а?! Вы послушайте только его речи. Кем, хотелось бы знать, дозволенные? Чтобы взять их обоих за вымя да вывести на чистую воду, и полоскать там, и полоскать …
Много чего говорил Калеван, сжимая и разжимая кулаки, а Фёдоров и Громов стояли молча. Майор имел вид скорбный, как несчастный Пьеро из итальянской комедии дель арте, тогда как Фёдоров держался отчуждённо и почти независимо. Он не слышал слов генерала, а вникал в смысл слов, доносившихся из динамиков телевизора. Всё, что там говорилось, было для него в новинку. Это невероятно, но он не помнил ничего из того, что происходило в съёмочном павильоне, словно его усыпили там, а в передаче участвовал кто-то другой, похожий на следователя лишь внешне. Многое из того, что там было сказано, капитан ранее не знал, и ему было удивительно видеть себя, говорившего так убедительно, словно в студенческой аудитории. В конце передачи даже ведущий начал сдавать перед интеллектуальной осведомлённостью гостя, от которого явно не ожидали всех тех слов, какие он произносил.
– Ну, что, куплетисты, – гремел генерал праведным гневом, – готовы ли вы держать ответ?
– Товарищ генерал … – начал говорить майор Громов. – Я … не …
– Это всё я, – громко заявил Фёдоров. – Это всё один я. Майор Громов был не в курсе. Он предоставил мне отпуск для улаживания семейных дел …
– Который ты проводишь столь оригинальным способом, – Калеван был готов обрушить весь гнев на того, который обозначил свою вину, – вместо того, чтобы заниматься своей супругой.
– Её похоронили, – заявил Фёдоров.
– Если бы ты ею занимался, то, думаю, её не пришлось бы хоронить.
– Я был полностью занят проблемой следствия, как и прочие участники нашей бригады, – упрямо продолжал капитан. – А то, что получилось, считаю роковым стечением обстоятельств.
– Но у остальных-то супруги сидят дома и занимаются своими и домашними делами.
– Моя Лариса любила меня и желала разделить все тяготы нашей общей жизни.
– Парнишка там ещё этот, – Калеван чуть сбавил громкость вещания, и стёкла в окнах перестали звенеть. – Что ему там понадобилось?
– Не только Лариса и Вадик Быкасов интересовались этим делом, – продолжал держать ответ Фёдоров, – но и многие прочие граждане нашего города. В своё время мы предлагали объявить комендантский час …
– Ещё бы особое военное положение объявили, и ввели патрулирование войск, – грохнул кулаком по столу генерал. – Заниматься организационными вопросами не вашего ума дело. Надо было сосредоточиться на поимке убийцы.
– Убийца обезврежен, товарищ генерал, – вставил реплику Громов. – Персональными стараниями капитана Фёдорова.
– Мы бы отметили его персональные старания, – громогласно объявил генерал, – если бы не эти его телевизионные выкрутасы. Только мы обрадовались, что завершили это тяжёлое и сложное дело, как капитан объявил всему городу, что мы рано радуемся, а убийца, настоящий убийца всё ещё остаётся на свободе. Что же скажут нам люди? Что нам делать с этим самым Приходько?
– Я найду настоящего преступника, – объявил звенящим голосом Фёдоров.
– А вот в этом я сомневаюсь, – снова грохнул по столу кулаком генерал. – Я приказываю вам сдать все дела. Будем проводить расследование относительно вашей деятельности. Работник органов силён своим участием в общем коллективе, тогда как вы, капитан … скорее вы - одинокий волк МакКуэйд, техасский, чёрт побери, рейнджер. Зачем там было надо всё разносить? Для этого у нас есть специально обученные люди.
– Я готов, если надо, – заявил Фёдоров громким голосом, – положить заявление и сдать оружие.
– Капитан, помолчите, – буркнул в полголоса Громов.
– А он у нас не хочет и не может молчать, – ещё более громко ответил Калеван. – Он у нас ещё откроет «будку гласности» и будет вещать с телеэкрана. Будешь, капитан? Признавайся.
Фёдоров играл желваками и молчал.
– Разберёмся, – за генералом, как всегда, оставалось последнее слово, – разберёмся.
Спустя какой-то час капитан шагал домой. На душе было ещё более погано. Смущало то, что Владимир не помнил, чем всё закончилось для него у Калевана. Он там заявил, что готов подать в отставку. Приняли её у него или дело ограничилось взысканием, строгим или не очень, это был вопрос. И вопрос непростой. Звонить сейчас Громову и узнавать у него подробности, было тактически проигрышным делом. Майор Громов испытал дискомфорт не менее, чем его подчинённый, а может и того более. Надо выждать, а потом всё осторожно выяснить. Но выпадения его из реальности … Сначала это случилось в морге, при опознании тела Ларисы, потом во время записи телепередачи, и вот сейчас – у генерала. А ведь он не просто выключился, он ведь что-то в это время говорил, чем-то руководствовался. Что или кто замещал его личность и разум в это время? Это тоже следовало узнать, а пока что Фёдорова переполняла депрессия.
И почему ему так не везёт? Честно признаться, так Владимир гордился своей фамилией. Среди Фёдоровых были писатели, учёные, конструкторы, лётчики, биологи и многие-многие другие. В первую очередь вспоминался первопечатник Иван Фёдоров. Точнее, звали его Иваном Фёдоровичем Московитиным, а что Фёдоровым считался, так это обычай был такой - называть фамилией имя отца. Собственно говоря, это значило, что Иван – сын Фёдора, то есть Фёдоров. А известен Фёдоров- Московитин напечатанной в 1564-м году первой книгой религиозного содержания «Апостол». И печатать Ивану Фёдорову помогал его верный товарищ – Пётр Тимофеевич Мстиславец. Сам же Фёдоров в своё время был более славен как пушечный мастер, и как изобретатель многоствольной мортиры. Принято видеть Ивана Фёдорова человеком мастеровым, в фартуке и с инструментами в руках. А ведь он учился в Краковском университете в 1529- 1532-х годах и даже получил степень бакалавра. Иван Фёдоров был человеком учёным и входил в окружение митрополита Московского Макария, который и подвигнул Фёдорова на создание типографии для печатания книг. Макарий даже вёл просветительский кружок, и был намерен расширять распространение грамоты на Руси, но как раз в это время (1565 г.) Великий князь Иван IV Васильевич (Грозный) ввёл институт опричнины, В Москве начались гонения, и Фёдоров, вместе со своим другом Мстиславцем, подались в Великое княжество Литовское, где их пути разошлись, но Фёдоров продолжал заниматься печатным делом, сначала при поддержке гетмана Ходкевича, а потом князя Константина Острожского. Умер он во Львове, занимаясь организацией там новой типографии.
Особняком можно вспомнить ещё одного Фёдорова – Николая Фёдоровича, учителя, просветителя и мыслителя. Незаконнорождённый сын князя Гагарина и пленной черкешенка, Николай Фёдоров получил образование в Тамбовской гимназии, а затем – Ришельевском лицее, что находился в Одессе. Николай Фёдоров какое-то время учительствовал в Липецком уездном училище, но потом его захватила грандиозная идея, которую он сформулировал как «Общее дело», заключавшееся в воспитании людей, воскрешении мёртвых и бессмертия живущих, а также преобразования Вселенной в рай, в «Царствие Божие», как выражался сам Николай Фёдорович. В то время он уже служил библиотекарем в московской Чертковской библиотеке, что давало возможность изучать труды самых великих философов. В начале семидесятых годов девятнадцатого века Фёдоров сформулировал идеи русского космизма, о всеединстве всего живого, и попытался объяснить с помощью интуиции и мистики Вселенную и процессы, в ней происходящие. Его мысли продолжил другой учитель, Циолковский, с которым Фёдоров весьма много переписывался, также как со Львом Толстым, философом Владимиром Соловьёвым и даже писателем Фёдором Достоевским. Уже после смерти мыслителя, которая случилась в 1903-м году, его ученики издали двухтомный труд «Философия общего дела», где говорилось о развитии человечества до таких высот, когда люди по мощи духа уподобятся Богу и разделят его ответственность за создание Вселенной.
 Всем хороши были Фёдоровы, и любое дело им было по плечу, кроме, разве что политики. Политика им не давалась. Правда, можно вспомнить Бориса Григорьевича Фёдорова, министра финансов в правительстве Гайдара, но … его политическая деятельность не шла рука об руку с удачей. Да, он привлёк в правительства, Сергея Дубинина, Михаила Касьянова, Сергея Алексашенко, но сам там не смог удержаться. В 1998-м году он поднялся до председателя налоговой службы, приравненный к министру, в правительстве Сергея Кириенко, но … грянул дефолт и Кириенко исчез, но Фёдоров ещё какое-то время оставался и даже сделался заместителем премьер- министра, коим был назначен Борисом Ельциным Виктор Черномырдин, но Государственная Дума тогда не утвердила (!!!) его и всё правительство было вынуждено уйти в отставку. Это можно назвать удачей? В последний раз Борис Фёдоров сделал попытку как-то организоваться, создав собственную партию – Партию любителей пива и провёл тур по стране. Тогда автор этих строк обменялся с ним парой фраз (хотя сам не употребляет пива), но партия любителей пива (как и любителей пельменей (была и такая)) просуществовала недолго и незаметно растворилась с политических горизонтов. И сам Борис Фёдоров умер 20 ноября 2008 года в Лондоне, и смерть его была не без элементов странностей. Примерно в то же время другой политик – Егор Тимурович Гайдар тоже едва не погиб на международном экономическом форуме, кажется, в Женеве, а через год, в 2009-м году скоропостижно, то есть внезапно, неожиданно скончался. В свидетельстве о смерти значилась тромбоэмболия. Автор признается, что лично слышал выступления Егора Гайдара и жал ему руку, чем гордится.
Но, пожалуй, самым знаменательным деятелем из Фёдоровых (по нашей версии) может считаться Святослав Николаевич Фёдоров. Родился он на территории Украины, в семье военного и должен был продолжить династию, поступив в Ереванское подготовительное артиллерийское училище, закончив школу. Это было в 1943-м году, когда ещё вовсю шла Великая Отечественная война, и молодых людей переполнял патриотический ажиотаж. Но … он ушёл из училища и поступил в медицинский институт, что находился в Ростове-на-Дону. Так страна потеряла артиллериста, но приобрела выдающегося медика, офтальмолога с мировым именем. Бывают же такие люди, талантливые «со всех сторон». Как обычно бывает – человек достигает каких-то вершин в своей профессии (особенно в такой специфической, как медицина), но остаётся дилетантом в жизненных вопросах. Святослав Фёдоров, после окончания учёбы работал врачом- окулистом районной больницы в станице Вешенская, где, кстати сказать, проживал писатель Михаил Шолохов. Это было в 1952-м году, а уже через пять лет занял место заведующего клиническим отделом Чебоксарского филиала Государственного института глазных болезней имени Гельмгольца. В 1960-м году Фёдоров создал искусственный хрусталик и провёл операцию по вживлению его в глаз человека. Правда, директор филиала обвинил врача в «антифизиологичности» и уволил уникального специалиста. Но, после того, как в газете «Известия» появилась статья об операции и новых возможностях советской медицинской науки, Фёдорова восстановили на работе и признали его опыт. Учёный отправился в Москву, и устроился на кафедру 3-го Московского медицинского института, где использовалась его методика с применением искусственного хрусталика. Но учёный пошёл ещё дальше и начал имплантацию искусственной роговицы, а с 1970-го года создал уникальную методику лечения глаукомы, страшной болезни, приводившей к полной слепоте. Фёдоров брался за лечение с любой стадии. До него такое не делали нигде в мире. На базе своей лаборатории, где создавались самые передовые офтальмологические технологии, Фёдоров создал в начале 80-х Институт микрохирургии глаза, а с 1986-го года – организовал Межотраслевой научно-технический комплекс с тем же названием – «Микрохирургия глаза». Этот комплекс был уникален (простите нас за частое употребление этого слова, но здесь это оправдано) своей завершённостью. Это было частное предприятие, где всё было поставлено по высшему разряду, то есть сотрудники предприятия (высшие специалисты, среднее медицинское звено и даже рабочие) получали неплохие деньги, имели отличные условия для работы и быта, питались со своего хозяйства и были довольны своим существованием. Это было подобие коммунизма (или развитого социализма, как в Норвегии или Германии), и всё было сделано стараниями и талантом Святослава Фёдорова. Но этот уникальный (!) человек не пожелал на этом успокаиваться и почивать на лаврах, которые заслужил. Он решил заняться политикой, чтобы распространить свой опыт (науки и организации производства) на всю страну. А это как раз относится к области внутренней политики. С февраля 1991-го года Фёдоров вошёл в Высший консультативно- координационный совет при председателе Верховного Совета Б. Н. Ельцине, а потом начал создавать свою собственную либерально- демократическую партию – Партию самоуправления трудящихся, от которой баллотировался в президенты России в 1996-м году. Тогда на второй срок прошёл Ельцин, и эти выборы прошли чередою скандалов, а Фёдоров снова сосредоточился на Главном деле своей жизни, не забывая и о политике. Святослав Фёдоров погиб 2 июня 2000-го года, когда упал вертолёт МНТК «Микрохирургия глаза», на котором он возвращался в Москву из поездки в Тамбов. Ходили слухи, что Фёдоров готовился снова активно заняться политикой. Увы, но Фёдоровым в этом деле нет ходу. И это обстоятельство печально для России.
К чему это мы вдруг начали рассказывать о самых разных Фёдоровых, не относящихся к сюжету нашего романа? Ну, почему же не относящихся? Наш Фёдоров, Владимир Павлович, внимательно и даже в чём-то ревниво отслеживал достижения всех прочих Фёдоровых; и мы скажем вам, друзья наши, что если каждый из вас (из нас) постарается, чтобы именно с вами (с нами) ассоциировали носимую вами (нами) фамилию, то наше общество, да и страна в целом, начали бы продвигаться вперёд немелкими шагами. Что же касается государства, то, увы … но форматы государства приходят и уходят, а страна остаётся, если оно (государство) очень не постарается, чтобы и страны не осталось … Как-то так …
Дома было нехорошо. Дома было одиноко. Владимир Фёдоров не был кисейной барышней и не был расположен к истерикам и меланхолии, но … если вас располовинят, то хотели бы мы видеть ваши старания показать, что ничего особенного и не произошло. Ко всему можно привыкнуть, но остаться без любимого человека, остаться насильно, это плохо, этого не должно быть. Всюду, куда не посмотришь, возникал образ Ларисы. Она была здесь совсем недавно, вышла на пять минут и … не вернулась … и никогда больше не вернётся.
Владимир нашёл на кухне недопитую бутылку «Пшеничной» водки и выпил её, как воду, но стало ненамного легче. Что делать дальше, когда его вытурят из «органов»? Не вытурят? Тогда он сам уйдёт. Всё получилось не так, как он хотел, как планировал, и не надо делать вид, что всё образуется. Не образуется! Придётся в своей жизни всё поменять. В прокуратуре он не останется, да и в милиции тоже. Пойдёт охранником куда-нибудь, или этим … как его … частным детективом. Сейчас можно этим заниматься, следить за неверными мужьями или жёнами, расследовать деликатные проблемы частного бизнеса. Дел хватит, и даже можно на этом неплохо существовать. Существовать, а не жить. Ну, с этим как-нибудь придётся разобраться. Но сначала надо будет закончить это дело – «дело № 007», как его назвал он сам. Надо найти настоящего убийцу и покарать его, а потом будет всё остальное, если оно будет, это остальное.
Что можно сделать, если знать, что дело закрыто, а заинтересованный в нём следователь отлучён от следствия? Единственное, что можно сделать: продолжить на свой страх и риск. И попробовать надо найти единственного свидетеля – пропавшего кондуктора троллейбуса № 441, Марию Образчикову. Вместе с ней отправилась Лариса на поиски бедолаги Быкасова. На следующий день нашли трупы подростка, Ларисы, кого-то из местных обитателей, но Образчиковой так и не нашли, ни живой, ни изувеченной. До сих пор маньяк заложников не брал. Вряд ли он изменил своим привычкам. Обычно маньяки и серийные убийцы привычек не меняют. Если получится найти Образчикову, то, возможно, и разоблачение убийцы, истинного убийцы, тоже станет реальностью.
Надо идти в то место и искать. Но одному там делать нечего, да ещё и лишённому легитимности, «аккредитации», как говорят журналисты. Вспомнился Саша Маслов, который уверял, что после передачи от неравнодушных зрителей начнут поступать звонки. Большинство звонков будут ни о чём, от эмоций, но среди них могут всплыть и полезные сведения. Надо будет поинтересоваться у Маслова, нет ли чего для него. Далее – Долгих. Хороший человек этот участковый, дельный. И супруга у него дельная. Повезло Иванычу с супругой. Вот как самому Владимиру с Ларисой. От этой мысли сделалось вдруг так тяжело, словно заболели все зубы. Фёдоров схватился за голову и застонал. Потом заглянул в бутылку, но та оказалось пустой. Идти сейчас было уже поздно. Завтра с утра он отправится к Иванычу.
+ + +
Дневной город и город ночной, это не одно и то же. Они отличаются друг от друга, как … день и ночь. Даже люди, которые действуют ночью и днём, действуют по разному. Вот и наш герой, капитан Фёдоров, а может уже и бывший капитан, не шёл уверенно, а скорее крался, то и дело оглядываясь через плечо.
Интересно, почему у молодого нищего пролетарского государства нашлись деньги на план ГОЭЛРО, после которого, пусть даже через десять лет, провинциальная часть России осветилась электричеством (этим занимался Глеб Максимилианович Кржижановский, сочинивший песню «Варшавянка» («Вихри враждебные веют над нами»)), а нынешняя Россия, распухшая от нефтедолларов, плевать хотела на провинцию, где давно уже рухнули подгнившие фонарные столбы, да и в городах освещаются только центральные улицы, где нескончаем праздник потребления, а окраинные улицы освещаются фарами проезжающих машин, фонариками редких пешеходов, да светом из окон, а также вывесками магазинчиков? Не потому ли, что пролетарское государство строилось для будущего, для народа, который должен был стать самым передовым и великим, а нынешняя Россия устроена для извлечения всяких прибылей, от торговли чем осталось до извлечения дохода от населения, а власть давно уже одной ногой в Лондоне и на как бы своих им начхать с самой высокой колокольни? Почему именно с колокольни? Потому что Русская православная церковь истово уверена, что именно так и должна выглядеть «Святая Русь».
Фёдоров двигался по ночному городу, и его не удивляло, что улицы его пусты. Все попрятались от неизвестного кровожадного убийцы, защитить от которого мог только он, следователь Фёдоров. Все остальные правоохранители «умыли руки», заявив, что они преступника выловили и проблема решена. Увы, всё сейчас делается только для вида, вся деятельность существует только на бумаге, а на деле … Увы и ещё раз – увы. Но пока существуют люди добросовестные, то есть люди совестливые, которые не желают изображать дело, на что-то ещё можно надеяться. Для этого и вышел ночью из дома капитан Фёдоров. Он пойдёт тем же путём, каким шла до него Лариса, а до неё несчастный мальчишка Вадик Быкасов, который тоже мечтал освободить город от монстра.
Улицы были темны, а занавеси на окнах плотно закрыты. Это вроде светомаскировки, словно город находится в осадном положении. Да он и находится. Его атаковал монстр. Все, кому положено город защищать, трусливо отсиживаются у себя. Но кто-то должен защитить город! Это сделает капитан Фёдоров, пусть даже и в одиночку. Жаль, что пришлось сдать табельное оружие. С пистолетом, оно как-то надёжнее. Или товарища с собой прихватить. Кого-нибудь из ОМОНа? Нет, пожалуй, они не пойдут. Наверняка там уже распространились слухи об опале, которую учинил над ним генерал Калеван. Тогда – Саша Маслов. Он когда-то и сам побывал в переделках (это описано в романе «Операция «Троянский конь»). Правда, прошло уже достаточно много времени, и Маслов мог измениться. Это только старый таможенник Верещагин из фильма «Белое солнце пустыни» остался верен старым идеалам. Или – Иваныч. Участковый инспектор знает свой «участок» как пять пальцев. Но и у него семья, а супруга его, Светлана Владимировна вряд ли обрадуется, если он позовёт Долгих помогать взять убийцу, да ещё и настоящего монстра.
Мысли у капитана переключились на серийного убийцу. Лариса ему сказала, что тот больше не человек. Что бы это значило? Что он потерял человеческий облик? Это – иносказание? Или он и в самом деле?.. Ещё совсем недавно Владимир посмеялся бы над такими предположениями, но теперь … теперь многое изменилось. Он теперь ничему не удивлялся, и многое мог принять на веру. Пускай будет так. Это его не остановит.
Фёдоров снова увеличил шаг. Дома теперь уже не высились над головой, а стояли тёмными склепами. Словно он попал в некрополь, на заброшенное кладбище. Громко каркали беспокойные вороны, и тоскливо выли голодные бродячие собаки, не нашедшие за день, чем бы набить тощее брюхо. А может, это были … волки? Глупости! Откуда в городе могут взяться волки? Днём – такое невозможно и представить, но ночью … ночью предполагается всякое. В американских ужастиках какая только нечисть не вылезает наружу в полнолуние.
Как по заказу из-за густых массивных туч выглянула крупная луна, похожая рисунком на череп и тут же грянул целый хор воющих собак (или волков). Сделалось жутко. Фёдоров остановился и огляделся по сторонам. Оказалось, что и в самом деле он каким-то образом забрёл на кладбище. Он плохо ориентировался в этой части города. Вместо низких разрушающихся домов высились древние склепы. Стояли и кресты. Некоторые от неумолимого бега времени клонились долу. Капитан нерешительно оглянулся и увидел тёмный силуэт, стоявший в кустарнике. Он недавно прошёл мимо и ничего не слышал, не подозревал чужого присутствия. Сердце колотилось в груди, словно датчик опознавания. Похоже, что он встретил убийцу. Что же дальше?
– Эй, ты от меня не уйдёшь. Выходи. Есть тема.
Фигура выдвинулась из кустов. Лунный свет бросил на лицо мертвящие блики. Там, в густом кустарнике, перемешанном тенями, он казался гигантом. Теперь было видно, что это обычный человек, молодой парень, одетый в камуфляж, как будто это был солдат, солдат одной из тех необъявленных войн, что вело государство в близлежащих регионах. Свет падал так, что стоявший казался мертвецом. Кожа его была серой, а глаза … глаз не было видно. Вместо них чернели провалы, из которых стекала тёмная жижа. Парень молчал. Можно было подумать, что это не человек вовсе, а памятник кому-то там. Фёдоров почувствовал неуверенность в себе, в своих силах. Если с вами такое случается, то вы знаете, что в такой ситуации лучше проявить решительность и двинуться вперёд. Это ещё Наполеон сказал, до того, как стать тем самым Наполеоном, что главное, это ввязаться в кампанию, а что будет потом, зависит от вас, от вашего желания победить и … от удачи.
– Стоять! – закричал в полный голос капитан и двинулся к парню в камуфляже, но крик его потонул в тишине, как в вате, а парень продолжал двигаться ему навстречу.
Жалко, что рядом нет верных товарищей, и пистолет остался на службе. Но он в своё время серьёзно занимался боксом, а также не пропускал занятий боевого самбо, придуманного Виктором Афанасьевичем Спиридоновым, уроженцем Вятской губернии. Фёдоров прыгнул к парню, предположительному преступнику, и нанёс серию быстрых ударов (корпус- голова- корпус), после чего отскочил назад, развернулся боком и ударил уже ногой и даже взвыл при этом кошкой, как это делал Брюс Ли в своих фильмах. По всем законам жанра парень должен был отлететь и упасть на землю. Поднимется он или нет, это уже не важно. Но, парень лишь отступил на шаг назад, но продолжал двигаться вперёд. Удары, даже самые мощные, на него не действовали.
Что такое сила? Это масса, помноженная на скорость. Тот же упомянутый Брюс Ли умел двигаться с невероятной скоростью. Обладающий малой массой (чуть более пятидесяти килограмм), он мог наносить удары эквивалентные нескольким тоннам. «Удар зубодробительный, удар искрометательный, удар – скуловорот», писал в поэме «Кому на Руси жить хорошо» Николай Некрасов. Эти слова вполне могли быть сказаны и про Брюса Ли, и Про Кассиуса Клея (Мохаммеда Али) и некоторых других чемпионов. Сила есть материализованная энергия, и она может быть нейтрализована только другой силой, которая в свою очередь подкреплена другой энергией. Какой?
Все вы, наверное, слышали выражение «нечистая сила»? Задумывались вы над значением (этимологией) его? Что значит – «нечистая»? Грязная? Или как? А «чистая сила»? Это что? Если про «нечистую силу» говорилось, то про «чистую» как-то умалчивается. Давайте разберёмся.
Чистая сила, или просто сила, это то, что нас окружает, чем мы пользуемся. Русские витязи, богатыри, обладатели силы, суть носители силы светлой, то есть «чистой». Даже если они не являются ревнителями православной веры. Но почему одни становились богатырями, носителями «силы светлой», а другие нет? В чём здесь секрет? Вероятно – в помыслах. В былинах, народных сказах говорилось, что богатыри появлялись, когда Руси грозила какая-то беда, чаще всего со стороны степняков, умевших быстро организовываться в многочисленную воинскую орду. Чтобы противостоять вражьему войску, было необходимо наличие некоей силы, коей и становились богатыри. Илья Муромец, Никита Селянович, Алёша Попович, Святогор, даже Никита Кожемяка, происходивший из низов, из простого народа. Они становились носителями «светлой силы» и вершили подвиги, прославленные впоследствии сказителями.
Ещё раз. Недаром ведь говорилось, что человек создан по образу и подобию Высших сил, только все эти способности и возможности упрятаны глубоко в человеке, в его подсознании. При великой  необходимости эти способности, физические, умственные, а то и паранормальные, проявляют, но потом могут исчезнуть, но могут и остаться. Так на Руси появилось войско богатырское, которое охраняло рубежи державы, и неплохо охраняло, результативно. А ведь там происходили всякие случаи, в том числе и с применением «силы нечистой». Один бой с драконом на берегу реки Калиновой чего стоит (из былины).
Видали вы, как дерутся боксёры? Один молотит другого, что есть силы, а тот почти от противника и не отмахивается и большая часть ударов приходится в корпус. Любой обычный человек давно бы уже опрокинулся и повалился, сознание потерял. Это в боксе называется нокаутом. А боец стоит и только покачивается. Это называется – нейтрализация одной силы другой. У борца Чака Норриса (настоящее его имя – Карлос Рэй) есть книга «Секрет внутренней силы», где об этом подробно всё расписано. Суть понятия «внутренней силы» в том, что из мышечных волокон подпитываются энергопотоки в человеческом теле, которые умеют создавать то, что писатели- фантасты именуют силовым полем. Это тонкая энергетическая оболочка, аналог ауры, которая позволяет человеку избегать увечий в тех или иных обстоятельствах. Мы порой удивляемся, как это иному удаётся уцелеть в самой невероятной ситуации, попав под машину, в автокатастрофу, или ещё как, но дело в противодействии описанной нами силовой «оболочки». Вот и удары боксёра какое-то время нейтрализуются такой силовой «аурой». Конечно, после такого боя боксёры едва передвигают ноги, чувствую бессилие, потому что истратили огромное количество энергии, своей «внутренней силы».
Странный парень с лицом мертвеца, оставаясь бесстрастным, надвинулся на Фёдорова. Бежать от него? Опустить руки? «Русские не сдаются!» - заявили морские пехотинцы в Севастополе и предпочли погибнуть. Это было в сложные годы Великой Отечественной войны, а сейчас … Сейчас, в мирное время, всё мыслится по другому. Тогда всё же отступить. Но отступив раз, потом дать слабину во второй, и это может войти в привычку – «играть труса». Но размышлять дальше уже не было времени: странный парень сомкнул пальцы рук на его шее. Это было как попасть в стальные манипуляторы робота. Чужие пальцы погрузились в плоть, и по ним заструилась кровь. Ноги капитана оторвались от земли, и он повис, беспомощно дёргая ногами.
Беспомощно?
Нет! Перед глазами плыли тёмные пятна, увеличивая свою площадь. Фёдоров собрал остатки сил и, что есть мочи, ударил ладонями по ушам противника. Такой удар несёт оглушающую боль от давления по ушным мембранам, сравнимую с болью от удара между ног. Но убийца почти не реагировал. Только из глазных впадин выплеснулась тёмная жижа. И тогда следователь вонзил туда указательные пальцы рук. Они вошли целиком, пронзая губчатую массу, которая была мозгом. Убийца зашатался, и погрузил ещё сильнее свои пальцы в шейные мышцы Фёдорова. Тот ответной мерой тоже увеличил нажим на глазные впадины, а потом у него появилось ощущение, что он с этим человеком … монстром … сливается, делается одним целым. Он закричал, закричал так громко, как только мог, а потом рванулся изо всех сил …


Глава 23
Это был сон …
Слава богу, всё случившееся было всего лишь сном. Фёдоров лежал на полу и потирал горло, которое только что сжимали чужие пальцы. Они, эти пальцы, кажется, даже проникли сквозь кожу и сделались частью его. От этого ощущения веяло такой жутью, что Фёдоров даже едва нашёл в себе силы подняться на ноги. Он направился в ванную комнату и долго плескал в лицо холодную воду, чтобы прийти в себя, смыть все скверные ощущения. Потом отправился завтракать. Съел, без всякого аппетита, пару яиц, поджарив их вместе с помидорами, тонко нарезанными на дольки. Это блюдо любила Лариса, называя его «лазаньей», обильно подперчивая и добавляя какую-то пряную зелень. Но сейчас всё казалось не таким, как раньше, пресным и безрадостным.
Интересно, долго такое с ним будет продолжаться? К тому же болела голова. Фёдоров потёр виски пальцами, но боль в голове не уходила. Надо было принять таблетку от давления, но не хотелось идти и рыться в аптечке. Раньше, когда начинала болеть голова, он отправлялся в ванную и становился под душ. Контрастный душ, то есть череда холодной и горячей головы, ликвидировали боль. Правильный это был способ или нет, Фёдоров не задумывался. Главное, что он действовал.
Дома оставаться не хотелось. На работу - тоже. К тому же вспомнился последний визит к генералу Калевану, начальнику губернского управления внутренних дел. Кажется, тот кричал на него. Он тоже что-то говорил в ответ. Чуть ли не о своём уходе из «органов». Генералы не любят таких речей. Непосредственный начальник, майор Громов, тот бы нашёл выход из сложившегося положения. Но … кажется, Громов уже не его начальник. Кажется, что дело их признано выполненным, особая бригада расформирована, и все участники её возвращаются на былое место службы. Все, кроме капитана Фёдорова, у которого оказался слишком длинный язык.
Впрочем, лучше будет отправиться сейчас на службу, встретиться с Громовым и переговорить с ним, узнать – что там да как, а уже потом предпринимать следующие действия. Отдельный человек, он ничто в современном обществе. Став частью какой-то системы, какой-то серьёзной организации, он «набирает вес» и влияние. Не стоит так легко разбрасываться служебными удостоверениями. Это только в фильмах герои бросают в лицо своим начальникам удостоверения и выкладывают личное оружие на стол. Так угодно сценаристам, которые заранее знают, что этот самый герой в скором времени трагично и красиво погибнет, чтобы пощекотать чувства зрителей. Останься герой на своём привычном месте, поберегись лишний раз – и фильм получится не такой острый. «Ради красного словца не пожалею и отца». Эта пословица сложена, наверное, специально для сценаристов.
У каждого военного и человека из «органов» в шкафу имеется тщательно отутюженная парадная форма с полным комплектом всем положенных нашивок и наград (если таковые имеются). Фёдоров этот парадный костюм из шкафа извлёк, с тщанием оглядел его и повесил на «плечиках» на дверцу шкафа. Прежде чем одеть его, надо было привести себя в порядок, то есть побриться и тщательно причесаться, ибо парадному костюму надо соответствовать. Фёдоров достал китайскую электробритву «Филипс», которая работала почти бесшумно и качественно, и подошёл к зеркалу, чтобы удалить наросшую щетину со своего лица. Признаться, в последние дни он за собой почти не следил, запустил себя, что выразилось в «мешках» под глазами и заросшим лицом. Он почти уподобился иному писателю или художнику, которые, в упоенении творческого вдохновения, отдавались своей работе, полностью игнорируя свой внешний вид. Фёдоров подключил бритву к розетке и начал пристраивать её к подбородку; привычно посмотрел на себя в зеркало и …
На шее его виднелись чётко видимые пятна. Совсем недавно его душили, сжимая его горло обеими руками. Эти багровые пятна и были отпечатками пальцев. Кому, как не следователи, разбираться в подобной специфике?
– М-да …
Бритва бодро и уютно жужжала в руке, почти совсем позабытая. Минуту, а то и две, капитан разглядывал своё собственное лицо в отражении, а потом бритву выключил и вернул в чехол. В таком виде к Громову идти не стоило. У майора (да и не только у него) появится много вопросов, на которые нельзя ответить вразумительно.
Сначала следователь попытался приложить свои руки на шею, стараясь попадать пальцами в пятна, но, как он ни старался, этого у него не получилось. То есть достаточно безумная версия, что это он сам во сне пытался задушить себя, была здесь неприменима. Что же оставалось?
Оставалось два фактора. Причудившаяся во время обморока в морге супруга, которая сообщила ему, что убийца её не был человеком, и тот странный сон, который материализовался с этими страшными следами. Может ли быть так, что сон вырывается наружу?
Американский сценарист и режиссёр Уэс Крэйвен как-то прослышал, что в Лос-Анжелесе среди китайских эмигрантов распространяется странная эпидемия смертей: китайцы умирали во сне от чего-то ужасного – лица их были искажены. Крэйвен попытался представить себе их смертельный кошмар, а потом переиначить его на американский манер. Получился «Кошмар на улице Вязов», фильм, ставший культовым для любителей ужасов. Монстр из сна, Фредди Крюгер начал триумфальное шествие из фильма в фильм, сделав Роберта Энглунда звездой, хотя актёром он был весьма посредственным. Та странная смертельная эпидемия среди китайцев скоро прекратилась и про это все быстро забыли, а серия фильмов продолжалась. Крэйвен скоро занялся другими проблемами, а тайна так и осталась нераскрытой. Впрочем, как множество других тайн, не менее странных.
В таком виде идти на работу не было смысла. Даже если шею забинтовать или замаскировать другими способами. Всё равно появятся вопросы, на которые он не сможет вразумительно ответить, от чего появятся самые безумные версии. Лучше пока на работу не показываться, а попробовать разобраться самому. Каким образом? Хороший вопрос. Наверняка имеется масса людей, которые могли бы ответить. Плохо, что ни с одним из них Фёдоров не знаком. Разве что … Всё рассказать Маслову. Журналист с такими людьми наверняка знаком и знается. Может быть, он даже сведёт с ними следователя. Но сперва всю душу из него вынет и препарирует по своим телевизионным канонам. А оно нам это надо? То есть придётся оставить Маслова на «безрыбье», на совсем уж последний случай. А ему, то есть неудачнику Фёдорову, следует вернуться к тому, чего он так и не сделал. То есть найти пропавшую свидетельницу, эту самую Марию Образчикову. Она и сама весьма таинственный субъект. Ведёт странный образ жизни, вращается среди бродяг и голытьбы, ведёт среди них как бы миссионерскую работу. Так делали много лет назад, лет сто или двести, тот же Миклухо-Маклай, Николай Николаевич. Наверняка, современники считали его чудаком и странным человеком. Отправляться на край света и жить среди дикарей, что может быть чудаковатей? А папуасы Новой Гвинеи считали его белым богом. Вот и бродяги с земли Иваныча называли Образчикову Магдалиной, как звали женщину из Палестины, знавшую Иисуса Христа. Может, она скажет что-то определённое?
Теперь Фёдоров знал, куда он сейчас отправится. К Иванычу. Долгих обещал помочь ему с пропавшей свидетельницей. Чем чёрт не шутит, может, он уже нашёл её и может свести капитана к ней. Всего-то и делов, что заглянуть к Долгих в гости и всё узнать. Он сейчас человек свободный и волен в своих действиях. Да и задавать вопросы о следах на шее там вряд ли кто станет. Впрочем, на всякий случай Фёдоров шею бинтом обернул.
В будний день Долгих, конечно же, дома не сидел. У него имелась своя работа, которую он знал и любил. Был он теперь либо на своей территории, либо в участковом пункте, где он систематизировал все сведения. Но там он бывал не часто, тогда, когда должен был это делать, по расписанию, которое висело на стене, перед входом в пункт, небольшое помещение в жилом доме.
Всё это сообщила нашему герою Светлана Владимировна, супруга участкового, которой случилось находиться дома. Ещё она сказала, что Никифор Иванович старается приходить на обед домой. Если есть намерение с ним повидаться, то лучше всего здесь его и подождать. Владимир с минуту раздумывал, а потом решился войти.
В прошлый раз его встретил Витька, а теперь это был Пашка, щупленький мальчонка, лопоухий, очень похожий на Иваныча, но в миниатюре. Он хлопал белёсыми ресницами и открывал щербатый рот. У пацанов такое встречается сплошь и рядом. Оттого их и называют – «бедовый народ». Он держался за ошейник лабрадорши Варвары. Довольно крупная и сильная собака вполне могла бы вырваться из рук, но осознавала, что в доме – защитница, а хозяева всё же – люди. Тем более, что процесс «знакомства», то есть обнюхивания, прошёлся ещё в прошлый раз, и Варвара несколько раз качнула хвостом, давая знать, что узнала гостя и допускает здесь его присутствие, но под бдительным её присмотром.
– А хотите, Владимир Павлович, я вам свои работы покажу? – предложила гостю хозяйка, размышлявшая, чем бы его занять, пока явится супруг.
– Конечно, покажите, – обрадовался Фёдоров, который уже, было, решил выйти наружу и бродить там, дожидаясь хозяина. Неудобно было отвлекать людей своим здесь незапланированным присутствием.
Хозяйка усадила гостя на завалинку и удалилась в дом. Маленький Пашка с Варварой разглядывали гостя. Лабрадорша мерно покачивала хвостом, а бесхитростный парнишка ковырялся в носу с детской непосредственностью. Скоро появилась хозяйка, держа в руках целую охапку рамок, натянутых на ткань.
Существует множество видов заполнения досуга. Тут уж у кого как фантазия работает. Раньше люди коллекционировали марки, это называлось уважительным словом «филателия». Другие собирали этикетки от спичечных коробков. Оказывается это не менее увлекательное занятие. В самые суровые послереволюционные годы те, кто выпускали спички, щедрились и на этикетки, наклеиваемые на коробки со спичками. Это уже потом, когда социалистический строй был отвергнут, всё начало хиреть, в том числе и спичечное производство, а от этикеток и вовсе отказались. Но это так – к слову. Коллекционировать можно что угодно – грампластинки, книги, открытки, винные этикетки, пачки из-под сигарет. Встречаются чудаки, которые коллекционируют крышки от канализационных колодцев. Конечно же, в виде фотографий. А то, что в городах зияют открытые зевы этих колодцев, так это вина не коллекционеров, а тех, кто живёт за счёт сдачи цветных металлов и чёрного лома. Это они, как хищники, хватают всё, до чего дотягиваются их жадные и бесчестные руки. С этим можно покончить, была бы на это воля со стороны Закона. А нет воли, нет и … Закона, подскажете вы? Увы, и крышек нет тоже, что опасно в ночную пору, когда во времена дикого капитализма перестали освещать многие улицы. Но всё это лирика. Увы, печальная лирика городских пейзажей …
Кроме собирательства- коллекционирования, досуг заполняется мастерством  и рукоделием. Мужчины зачастую, особенно в былые времена, баловали себя работой по дереву – выпиливанием и резьбой. Некоторые украшали свои жилища, делая из домов и квартир произведение искусств. Автор не раз любовался такой работой, а один бывший учитель, учитель физики в одном из районов Кировской области, не только украсил свой дом, но и выстроил целый театр во дворе, где его ученики, бывшие ученики, участники самодеятельного театрального кружка, давали своим соседям целые представления на круглой сцене, которая, по окончании спектакля, поднималась на тросах и превращалась в большой круглый стол, как у легендарного короля Артура, а учитель, теперь театральный режиссёр, потчевал «актёров», а то и зрителей, ароматным чаем с лично сваренным вареньем  из ягод со своего сада. Воистину и швец, и жнец и на дуде игрец. И я там был, тот чай я пил, а теперь и вам рассказываю.
Светлана Владимировна занималась вышивкой. Берётся канва (специальная ткань для вышивки), натягивается на основу и, с помощью пялец, вышивается выбранный рисунок. Долгая история, скажем вам, но оно того стоит - получается замечательная вещь. Вышиваются целые картины и даже вставляются в рамки. Ручная работа, в полном понимании этого смысла. Такое вышивание сродни гобелену, виду тканого художественного искусства, возникшего во Франции, в предместье Парижа Сан-Марсель в 1662-м году, в той мастерской, которой владела семья известных красильщиков Гобеленов, которые трудились на своём поприще аж с пятнадцатого века. От их фамилии и пошло обозначение тканых картин. Этим видом творчества занимался Франсуа Буше (его тканая картина «Купание Дианы», как и другие работы, украшает Лувр), Жан Батист Удри и прочие художники. Потом гобелены вышли из моды, но с первой половины двадцатого века гобелены снова сделались популярными. Ими занимались, в частности, Шарль Эдуар Женнере, в юности окончивший школу декоративно-прикладного искусства в Ла-Фо-де-Шон, но мировой известности всё же добившийся в иной сфере – архитектуре. Вы, наверное, слышали о Ле Корбюзье. Это он и есть. Ещё можно вспомнить Анри Матисса, Фернана Леже, представлять которых нет надобности. Теперь вот вышивкой занялась Светлана Долгих, но не для того, чтобы прославить своё имя, а для души, для досуга, чтобы занять себя долгими зимними вечерами, когда за окном шумит студёный ветер, вокруг стола чаёвничает семья, верная Варька лежит под ногами, а на душе покой и благодушие, которое хочется выразить через свои работы.
– Одной из первых моих вышивок была Варвара, – достала из вороха принесённых работ одну Светлана Владимировна. – Видите, это она и есть, совсем ещё молодая. Она здесь позирует, хотя ей так хочется сорваться с места и помчаться посмотреть, не крадётся ли снаружи злоумышленник. Видите, как у неё подняты уши и задран нос. Она ещё нервно барабанила хвостом по полу, но здесь этого никак не передать. Класс мастерства заключается в том, чтобы уметь передавать жизнь и настроение.
– Собака получилась очень похожей, – заметил Фёдоров.
– И на этом спасибо, – усмехнулась мастерица.
Капитан пересматривал другие работы. Некоторые были заключены в рамочки, другие оставались в своём первоначальном виде, то есть куском ткани, но, конечно же, украшенные искусной вышивкой, сделанной разноцветными нитками мулине. Наконец в руках его очутилась одна вышитая картина. Она была удивительно многокрасочна и романтична. Попробуем её рассмотреть. Это было морское побережье, по правую сторону которого тянулась скалистая гряда утёсов, уходящих в море. Над поверхностью волнующегося моря задержалось вечернее солнце, озаряющее низкие облака багровыми красками. На песчаный берег накатывали волны, с гребешков которых скатывались комочки пены. По центру картины лежала девушка, роскошные локоны которой живописно растрепались на песке, левую руку она положила под голову, заменяя ею подушку, а правой прижимала к груди объёмистую книгу, страницы которой успели немного истрепаться от слишком частого их перелистывания. Наверное, то была её любимая книга, над которой она мечтала или проливала девичьи слёзы, перемешанные с грёзами о предстоящей судьбе. Но самое удивительное в картине было то, что девушка укрывалась морем. Она не лежала в воде, погрузившись в неё частично. Вовсе нет! Мастерица умудрилась изобразить море с набегающими волнами одеялом, в которое укутывалась та девушка, черты лица которой … Фёдоров присмотрелся.
– Это – вы?
Девушка действительно чем-то напоминала хозяйку, какими-то неуловимыми чертами, которые понимаешь и видишь не иначе как душою, ибо привычными чувствами сие разглядеть почти невозможно. Хозяйка заулыбалась и даже покраснела от удовольствия.
– Вы, Владимир Павлович, заметили это? Нет, это не я. Это … моя дочка Софья.
– Здесь уже довольно взрослая девушка. Неужели у вас уже такая взрослая дочь?
– Конечно же – нет. Она у меня ещё совсем кроха, к тому же редко сидит на месте.
– Но как же вы ?..
– Знаете, я интересуюсь новинками разных технологий. Недавно мне попала в руки заметка, что появилась особая компьютерная программа  для работы с фотографиями, которая позволяет искусственно людей старить или омолаживать. Можно заказать свой фотопортрет в молодости, или, к примеру, ребёнка, каким он будет в более зрелые годы. Вот я и решила вышить свою дочь такой, какой она будет лет через тринадцать- пятнадцать. Мне лично – понравилось. И Никифору тоже. И ребятам. Соня не хотела выпускать её из рук. Видите, здесь она немного испачкалась. Собираюсь её постирать. А вам как?
– Замечательно, – признался капитан. – У вас – золотые руки.
– Такое говорят златошвейке, – заулыбалась хозяйка, которой было приятно лишний раз услышать похвалу. – Но я старалась.
– А это кто? – спросил следователь, увидав портрет другой женщины, уже взрослой, в которой тоже угадывались черты мастерицы.
– Это – моя мама, Зобнина Татьяна Александровна. Мы были с ней очень близки …
– Были? – переспросил следователь. – Она?..
– Да, не так давно она … умерла. Это было … тяжело перенести. Она мне часто является во сне. Все свои важные вопросы я непременно задаю ей. И мы вместе с ней всё решаем … как это было раньше. Это кажется вам странным?
Фёдоров вспомнил свои сны, в которых появляется Лариса, и хочет что-то сказать ему, о чём-то его предупредить, вспомнил, как реагирует на всё это его сердце, и - ничего не ответил. Хозяйка поняла, что у этого человека имеется своя тайна и не стала его расспрашивать.
– Вы и сейчас этим занимаетесь, Светлана Владимировна? – спросил Фёдоров, чтобы прервать паузу. – Это же довольно утомительно для глаз, для зрения.
– Это – для души, – ответила хозяйка. – А сейчас я начала большую работу – хочу вышить всю нашу семью, с Никифором, с детьми, с собакой.
– И с вами?
– Себя я изображу в центре, и Софу с книгой в руках, чтобы обозначить ту картину, которую вы отметили.
– Обычно маленькие девочки держат кукол, а не книгу.
– Это ведь не для обычных ситуаций, а некий символ домашнего очага, домашнего уюта. И вообще, это моя работа, как хочу её, как вижу, так и делаю. А что касается кукол… как вам сказать … Мне не нравятся нынешние куклы, предназначенные для девочек, все эти Синди и Барби. В них, уже на уровне производства, каким-то образом закладывают жлобство и стервозность. Те девочки, которые ими играют, во взрослой жизни превращаются в мегер и эгоисток. И это не только моё ощущение. Есть у меня одна хорошая знакомая …
– Мне тоже не по нраву иностранные куклы, – заявил следователь, стараясь выглядеть максимально серьёзным, – и я в детстве ими принципиально не играл.
Какое-то время хозяйка ошарашенно смотрела ему в лицо, а потом они вместе рассмеялись.
– Я на минуточку вас оставлю, – поднялась хозяйка с места, – надо посмотреть, как маринуется куриное филе.
Она удалилась, а Фёдоров принялся дальше изучать рукодельное творчество хранительницы семейного очага Долгих. Некоторые вышивки были простенькие, но отдельные работы поражали количеством деталей и цветовых оттенков. Оказывается, цветными нитками можно достигнуть поразительных результатов. Недаром художники занимаются таким видом искусства, где можно использовать особенности рельефа, что позволяет создавать эффект объёма.
– Самая простая вещь – курица, – громко заявила Светлана Владимировна, появляясь у завалинки. – Сами судите – взять полкило куриного филе, нарезать порционными кусками и залить их маринадом.
– Маринадом? – переспросил капитан, ещё не успев оторваться от вышивок.
– Да, маринад, – энергично кивнула хозяйка. – Элементарно. Берётся два сырых яйца, разбивается в миску, добавляется столовая ложка горчицы, столовая ложка растительного масла, лучше – оливкового, но можно и любого, всё это смешивается до состояния однородной кашицы, добавляется соль и перец – по вкусу, и заливается филе. Потом всё надо поставить в холодильник, чтобы мясо хорошенько маринадом пропиталось, часа четыре или пять, некоторые оставляют и на восемь часов и на девять. А потом мясо положить на сковороду и поджарить с каждой стороны по пять минут. И всё! Получается как мясо в кляре. Вкусно и просто. Минимум стараний. Это может сделать каждый, если не лениться.
– А как же горчица? Она не влияет на вкус?
– В сочетании с яичным желтком и белком свойства горчицы меняются. Вам это надо непременно попробовать. Скоро придёт Никифор, и я вас приглашу за стол. А пока …посмотрите вот.
Всё это время Светлана Владимировна придерживала в руках самую обычную куклу, правда, спрятав её за спиной. Правда, выглядела она как-то необычно. Фёдоров присмотрелся и понял, что вместо привычных волос на голове у куклы были узкие ленточки, а одета кукла была в красивое платьице из современных материалов.
– Вот, – с гордостью повторила хозяйка. – Я нашла старую куклу, какие продавались в магазинах в советские времена. Правда, пришлось проявить выдумку. К примеру, у неё почти не оставалось волос. Уже давно кто-то из детишек вытаскал их. Я где-то слышала, что можно применить вот такой метод. Попробовала, и мне понравилось, понравилось, что получилось. Это как в песне – «я его слепила из того, что было, а потом что было, то и полюбила». Посмотрите, Владимир Павлович. И Наташа, и Софья, обе от этой куклы без ума, а платьишко мы с ними шили сами. Замечательно, правда? Я собираюсь сделать целую коллекцию, в память о детстве, о той стране, которая ушла в прошлое, о том времени, когда мы были счастливы. Это будет маленький кусочек счастья, который можно подержать в руках, который можно показать … хотя бы своим дочерям.
Фёдоров хотел сказать, что он рад за неё, за то, что её мечты скоро найдут своё воплощение, но … не смог сказать ни слова. Он просто отвёл глаза в сторону. Чужое, соседское счастье, как бы выделяет ваши несчастья, делают их ещё более опустошающими. Он жевал свои губы, стараясь успокоиться. Светлана Владимировна опустила куклу, заглянула ему в глаза.
– Что, плохо всё так? – сочувственно спросила хозяйка этого замечательного дома.
– Да уж, – ответил следователь, и невпопад добавил. – Не жалуемся.
– Говорят, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих, – вздохнула Светлана Владимировна. – Это я к тому, что надо чем-то себя занять. Тогда будет хоть немного, но легче.
– А что я могу сделать? – пожаловался следователь, и тут же сам себе ответил. – Только выловить убийцу. Наши объявили, что убийца обезврежен, но я-то чувствую, что это не так, что он снова затаился, где-то выжидает. Таким людям помогает сам дьявол. Но взамен он забирает их души и заставляет работать на себя. В данном случае – убивать. А что могу сделать я – простой, обычный человек, который действовал в составе особой следственной бригады и то не смог сделать всего. А какой-то пацан нашёл этого нелюдя и – погиб! И Лариса моя тоже нашла!! И тоже – погибла!!! Так что же делать мне?! Тоже найти его, а там уж посмотрим – кто кого!! Но я не допущу, чтобы он убивал снова. Не допущу, что бы мне не пришлось для этого сделать …
– А если … – хозяйка сказала почти шёпотом, но Фёдоров услышал её и с надеждой посмотрел ей в лицо, – если я помогу вам?
– Как это? – не понял её слов гость.
– Я уже поминала про свою знакомую, которая тоже собирает кукол, кукол разных стран и народов. Но она занимается ещё и помощью людям, попавшим в особые обстоятельства. Вот и я попала … даже сама не зная об этом. Я уже говорила, что часто видела во сне умершую маму, о том, как с ней общалась. Мы были с ней всегда близки, но после её смерти эта связь не прервалась. Я не знала, что мёртвые переходят в иное состояние, что они могут начать питаться энергией живых. Я всё это могу понять, но мама … такого не могло быть. Но госпожа Селена … она помогла прервать эту связь и прекратить эти сны, такие яркие и реальные. И ещё она сказала, что у меня тоже имеются необычные способности. Был один случай, когда я увидала во сне свою хорошую знакомую, почти подругу, с которой обо всём говорили, делились друг с другом … много чем. И вот, я увидела во сне её, которая сидела в автобусе и смотрела на меня. Меня поразило её лицо, отрешённое и полное отчаяния. Автобус только что отъехал от остановки. И тогда я … остановила его. Не помню уж, каким образом, а потом залезла в салон и вытащила свою знакомую. Помню, как билось моё сердце, как пот заливал лицо, каким мокрыми и холодными были её руки. Но я вытащила её, а автобус ушёл. Там были и другие пассажиры, которых я не разглядела, занятая своей подругой. Я была обессилена до такой степени, что больше уже ничего не помнила. Утром я позвонила своей знакомой и с ужасом узнала, что ночью у неё чуть не остановилось сердце. То есть оно остановилось, и наступила клиническая смерть, по рассказам родственников, которые запаниковали и не знали, что делать. «Скорая помощь» оказалась не такой уж и скорой и прибыла, когда всё уже разрешилась. Подруга сказала, что она перестала дышать, а потом … потом сердце забилось, она вздохнула и застонала, а минут через пятнадцать явились и медики, обкололи чем надо. Я бы не объединила эти два факта, но госпожа Селена сказала, что это я вытащила свою знакомую из смерти. Она даже стала объяснять, каким это получилось образом. Она заявила, что может помочь мне раскрыть до сих пор скрытые возможности, а я … отказалась.
– Почему?    
– Это довольно сложный вопрос … То есть вопрос-то простой, а ответ на него сложный. Знаете, Владимир Павлович, чтобы помогать людям, как это делает госпожа Селена, надо … как бы это сказать … надо отдать всего себя этому делу … ну, без остатка, то есть целиком.
– Да … наверное, – согласился Фёдоров, немного подумав. – А что здесь не так?
– Не так здесь то, что я лучше целиком посвящу себя своей семье. Посвящу в том смысле, что это для меня – святое. Отдам себя Павлику и Софьюшке. А Витя? Васька? Наташенька? Они в этой жизни уже отведали лиха. Они только у меня отогрелись. Это я их своим сердцем отогреваю, к хорошей стороне жизни двигаю. Как бы у них жизнь сложилась, если бы они к нам не попали? То есть я людей уже сейчас спасаю, но – конкретных людей. В чём, по вашему разумению – женское предназначение?
– Ну… – задумался Фёдоров. – Хранить семейный очаг … семью …
– Вы ещё про продолжение рода вспомните, – подсказала хозяйка со скептическим видом. – Всё это так, но главное предназначение всё же: создание уверенности в то, что завтрашний день будет, и будет он радостным.
– Но это скорее функции государства, – попробовал возразить следователь.
– Да, – согласилась с ним Светлана Владимировна. – Но если государство со своими обязанностями не справляется, женщинам приходится брать их дело в свои руки.
– А в чём же тогда предназначение мужчин? – спросил капитан.
– Это вы у меня спрашиваете? У женщины? – нахмурилась хозяйка. – В этом вы все. Хорошо. Я отвечу. Предназначение мужчин в том, чтобы он состоялся, тот завтрашний день, который мы, женщины, согреем своей заботой и любовью. Понятно вам, мужчинам?
– Хорошо, я постараюсь передать им … нам …
Немного посмеялись. Светлана Владимировна вздохнула и добавила:
– Может и есть у меня способности экстрасенса, но это означает, что их надо использовать, и чем лучше, тем больше. А это значит – что-то надо оторвать от семьи, чем-то поступиться, а я к этому не готова. Я уж лучше всю себя отдам им – Никифору, Софьюшке, Павлику, Витеньке, Васеньке, Наташке. Это они – мой мир. Это они – мой род. Я что-то неправильно говорю?
– Да нет, наверное, – согласился следователь. – Всё изложено честно. Всё у вас по полочкам разложено. Не придерёшься. Остаётся только узнать адрес той вашей госпожи.
– Госпожи Селены?
– Да, её.
– Сначала пообедайте с нами. А потом и адрес будет.
– Чем больше я у вас сижу, тем меньше мне отсюда хочется уходить. А уходить придётся. Это как оттягивать визит к стоматологу. Болит зуб, и идти не хочется, а надо.
– Я сейчас вам адрес напишу, и записочку черкну в пару строк. Один момент подождите.
+ + +
Госпожа Селена проживала в элитном микрорайоне, настолько не похожем на «участок» Долгих, что казалось, что они должны находиться в разных государствах, в разных мирах. В одном из них  пронырливые взрослые с испитыми лицами ищут, как можно выжить в их суровом мире, а в другом сытые и ухоженные женщины сидят возле детских площадок, наблюдают, как резвятся их ярко одетые дети, и обсуждают друг с другом, как они славно отдохнули на зарубежных курортах, какие им ещё доступны модные шмотки и какие ещё удобства и опции им предстоит освоить в ближайшее время. Их мужья и любовники раскатывают в престижных иномарках, одетые в модельные костюмы, а руки их доказывают, что им нет надобности этими руками хоть к чему-то прикасаться. Эти престижные районы охраняются полицией, а неподалёку от детских площадок, кажется, прогуливаются полицейские патрули с доберманами, чтобы не допустить детёнышам недочеловеков вкусить радостей от игр в этих эдемах. Для тех детёнышей имеются помойки, где им позволено резвиться в своё удовольствие.
Фёдоров прошёлся по дорожке, сложенной из жёлтой брусчатки, похожей на ту, которую топтали туфельки Элли и её друзей. В одном из этих многоэтажных красавцев и проживала, если верен начертанный адрес, та неизвестная госпожа Селена, экстрасенс и астролог. Сколько их появилось в последнее время, готовых указать вам нужное направление, подсказать вам, как поступить, поддержать вас в вашей неуверенности, если, конечно, у вас есть чем заплатить, и хорошо заплатить. Интересно, каким это образом экстрасенс, проживающая в столь престижном районе, смогла подружиться со Светланой Долгих? Два этих мира редко пересекаются друг с другом и легче освоиться в параллельном мире, чем в этом, со столь красивыми и богатыми домами, где проживают представители Высшего общества.
Стараясь не думать о несправедливостях, характерных для нынешнего времени, следователь двинулся искать указанный на бумажке дом, а потом звонить по домофону, чтобы попасть внутрь этого величественного строения. Если бы кто сказал ему, что он будет искать встречи с хиромантом и астрологом, то он смеялся бы до упада. Но … жизнь идёт, и обстоятельства её меняются. Раньше он не видел и не переживал то, что увидел и пережил сейчас, и всё это мало гармонировало с его прежними настроениями. Почему бы не обратиться к астрологу?
Домофон откликнулся и голос из динамика оказался неожиданно приятным. В представлении Фёдорова все эти гадалки и знахарки были схожи по внешности с цыганками, только более ухоженные, все непременно курили длинные тонкие сигареты, элегантно стряхивая с них пепел, и голос имели с хрипотцой, «прокуренный». Ничего этого в данном случае не было. Визави с той стороны домофона выслушала  ссылки капитана на Светлану Владимировну Долгих, и предложила войти. Щёлкнул электрический замок. Следователь отворил дверь подъезда.
Конечно же, жилище кудесницы не должно походить на жильё обычного смертного, даже если это мещанин, разбухший от дармовых денег до состояния набоба. Они могут себе позволить всё, что угодно, но их фантазия редко подымается выше определённого уровня. Здесь же всё было необычно и даже таинственно. Вместо привычной трели дверного звонка внутри заухал филин. Он оказался сидящим на дереве, то есть – чучело филина и даже глаза его светились в приглушённом освещении холла. Чучело расположилось на столбе, похожем на тотемный столб какого-то индейского племени и на стволе были вырезаны страшные рожи, но вместе с тем часть ствола оставили в виде дерева, и на одной из двух- трёх ветвей и устроилось чучело лесной птицы. Всего остального Фёдоров разглядеть не успел, потому что перед ним стояла хозяйка этой необычной квартиры, и она никак не вписывалась в тот трафаретный образ, который он нарисовал для себя, готовясь к этой встрече. Во-первых, не было монументальной грузности, замаскированной длинной складчатой одеждой, не было тёмных очков и отставленной в сторону сигареллы, не было длинных каблуков и обилия косметики, не было ароматических … Впрочем, нет, ароматические палочки, кажется, где-то были, так как чувствовался их своеобразный аромат. 
Экстрасенс оказалась неожиданно хорошенькой, обладательницей утончённой, если приглядеться, красоты. Длинные тёмные волосы были уложены в довольно сложную причёску, ассоциирующуюся с чем-то древнегреческим. А может, это было выражено небольшой диадемой, что очень украшала причёску. Скулы лица чаровницы были довольно высоко расположены, лицо чуть вытянуто и имело треугольную форму, наверное, из-за остренького подбородка. Глаза были большими и имели тревожащий зелёный оттенок, а когда женщина смотрела вам в глаза, то были настолько зелены, настолько глубоки, что казалось, что в них можно утонуть, как в бездонном омуте, но при этом свободном от чертей, которых обычно с этим тихим омутом связывают. Стройное тело женщины было облачено то ли в халат, то ли в пеньюар небесно-голубого цвета, а ножки покоились в домашних тапочках, но покрытых серебристых бисером столь плотно, что казались серебряными башмачками, какими пользовалась колдунья Бастинда, а потом девочка Элли. Зелёные глаза спокойно изучали посетителя сквозь очки в тонком оправе, которые экстрасенс поправила рукой, почти обнажившейся, когда широкий рукав её шёлкового облачения мягко скользнул, демонстрируя белизну и свежесть кожи. Женщина была по настоящему, то есть без обилия косметических средств и способов макияжа, хороша собой и осознавала это. Почему-то Владимир Фёдоров смутился и почувствовал, что теряет дар речи.
– Э-э, зд…равствуйте, – с трудом выговорил он.
– И вам – не хворать, – довольно миролюбиво ответила гадалка. – С чем пожаловали? Так просто сюда не заглядывают.
– Меня Долгих сюда прислала, Светлана Владимировна, – сообщил Фёдоров.
– Об этом я уже догадалась. Рассказывайте дальше. Впрочем, – вдруг остановила не успевшего сказать и слова капитана эта удивительная и странная женщина, – серьёзных вещей не говорят на пороге. Я приглашаю вас в свою обитель и надеюсь на откровенный рассказ. Только в таком случае я могу вам помочь. Не надо держать от меня секретов, как не держат их от медиков и адвокатов.
Пока она говорила, госпожа Селена повернулась и двинулась вглубь своей квартиры, поманив гостя за собой. Фёдоров снял форменные ботинки и надел домашние шлёпанцы, несколько пар которых, разного калибра, выстроилось у вешалки. За дверью находилась комната для приёмов гостей, судя по всему. Окна в комнате были задрапированы плотными занавесями, тяжёлыми бархатными складками свисающими до паркететированного пола, планки которого миролюбиво поскрипывали при ходьбе. У следователя создалось впечатление, что это устроено так, чтобы слышать чьё-то присутствие и перемещение по комнате. Посередине залы находился длинный стол, прикрытый скатертью тёмно-фиолетового цвета, такого же, как и занавеси. Стол был сервирован чайным сервизом на две персоны. На видном месте находился и хрустальный шар, какие изображались на картинках, иллюстрировавших лабораторию астролога и хироманта. Всё так и должно быть, как если бы он вдруг провалился на двести лет назад, а то и все две тысячи, и встретил вдруг дочь царя Приама, прорицательницу Кассандру, получивший дар провидицы от самого Аполлона. Только Кассандра отвергла притязания бога, покровителя искусств, и тот, обидевшись на красотку, устроил так, что её предсказаниям никто не верил. Очень похоже на нынешние времена, не правда ли, когда все экстрасенсы, априори, считаются мошенниками, ещё до того, как они хотя бы откроют рот. Да и сам следователь чувствовал, что относится к этой женщине довольно скептически.
– Вы кого-то ждёте? – спросил он. – Может, я пришёл не вовремя?
– Судя по всему, – ответила ему женщина, – я жду именно вас. Сейчас я заварю чаю, и мы с вами обо всём поговорим. Обо всём, что вас тревожит, и стало причиной вашего прихода ко мне.
– Но откуда вы?.. – начал было удивляться гость, но хозяйка уже вышла из залы, предоставив ему время как-то прийти в себя.
Наверное, решил следователь, привычно оперируя приёмами логики, Светлана Владимировна после его ухода позвонила сюда и сообщила о скором визите. Тогда всё становилось ясно. Его здесь ждали и к его приходу здесь готовились. Тем лучше, меньше придётся рассказывать. Работа следователя – узнавать, а не раскрывать свои карты.
Скоро появилась хозяйка квартиры и принесла мельхиоровый поднос с приземистым глиняным чайником, из короткого толстого носика которого бодро струился парок, словно вода продолжала кипеть внутри него. Здесь же, на подносе, были крошечные кренделёчки и печеньица, присыпанные сахаром и цукатами. Женщина принялась разливать чай, временами пытливо поглядывая на гостя, словно ожидала, что тот тут же примется за изложение причины своего визита. Фёдоров кашлянул в кулак, придвинул к себе фарфоровую чашку и осторожно глотнул из неё. Чай оказался очень горячим, неожиданно густым и терпким.
– Это китайский чай, – пояснила хозяйка, госпожа Селена, – мне присылают его из западной части Китай, где он произрастает на горных склонах Куньлуня. Оттого у него столь необычный вкус. Это не только вкусный напиток, но он позволяет концентрироваться на чём-то, в данном случае – на воспоминаниях. Пейте его не спеша и подумайте, с чего начать ваш рассказ.
– А что вам успела сказать Светлана Владимировна? – спросил между двумя глотками капитан. – Я это спрашиваю, чтобы не повторяться.
– Светлана? – удивилась хозяйка. – Она мне не звонила. Мы с ней не разговариваем по телефону, а говорим, когда встречаемся. К сожалению, не так уж часто, как бы хотелось – Света – человек интересный и своеобразный, с ней легко общаться, она открыта и многогранна, к этому ещё и неболтлива, и тактична.
– Тогда откуда вы узнали, что я должен прийти к вам? – не удержался от вопроса Фёдоров, чувствуя, что выглядит довольно глуповато.
– Я знала, что ко мне сегодня явится гость с весьма сложной темой для разговора. Кто это будет конкретно, я не знала, да это не так уж и важно. Важно – чем обернётся наша беседа, чем она обернётся для вас.
На это Фёдоров не нашёлся, что сказать. Он вздохнул, а потом … начал говорить и говорил без остановки часа полтора, которые для него прошли как пять минут. Он даже не успел устать, то есть язык его не начал заплетаться, как это случается у тех, кто говорит обычно мало. Он рассказал про себя, про свою роль в особой следственной бригаде, про Ларису и сочинение злосчастного подростка Вадика Быкасова, о том, как близко восприняла Лариса это сочинение, как прониклась идеями своего ученика, поведал о том, что подсказал своему знакомому журналисту с телевидения о «следствии» ученика, как тот загорелся мыслью пригласить Вадика выступить в его передаче, как не получилось этого сделать по причине пропажи данного учащегося, как Лариса отправилась на его поиски и пропала сама, как она явилась ему, когда он потерял сознание во время опознания тела в морге …
По мере рассказа экстрасенс становилась всё серьёзней. Она даже наклонилась вперёд, вцепившись обеими руками в подлокотники массивного деревянного стула, напоминающего своей монументальностью трон. До сих пор она лишь слушала гостя, а теперь начала задавать вопросы.
– Вы почувствовали, что упали на пол?
– Нет. Этого я не почувствовал. Произошло как бы выпадение меня из реальности. Вот я стоял, разглядывал … тело Ларисы, а потом … потом увидел её стоявшей в полный рост … без одежды … но сопровождающих меня людей как бы не было …
– Что значит – как бы? – уточнила экстрасенс.
– Ну, – замялся Фёдоров, – они должны были быть рядом, но я не видел, не замечал их, потому что весь сосредоточился на Ларисе. Это было … господи, я даже не нахожу для этого слов. Мы смотрели друг друга, словно прощались, ведь мы больше не увидимся … А потом Лариса принялась меня уговаривать бросить это дело, потому что убийца не человек.
– Она так и сказала?
– Она сказала, что он больше не человек ...
– Что было потом?
– Я пришёл в себя от того, что мне дали вдохнуть пары аммиака. Это меня словно выдернуло из обморочного состояния …
– Это состояние ещё называют пограничным, – сообщила экстрасенс, – потому что в этом состоянии люди реагируют шире своих обычных способностей.
Фёдорову показалось, что внутри хрустального шара поднялось туманное облачко, которое тут же опустилось на дно искрящимися звёздочками. Порой в сувенирных лавках можно найти подобный экспонат, где внутри прозрачного шара находится домик или несколько домиков, на которых опускается подобие снегопада, если шар потрясти и поднять искусственные снежинки. Здесь домиков не было, но внутри шара вдруг пронеслась быстрая буря из искристых завихрений тумана. «Чертовщина какая-то», – подумал Фёдоров и даже закрыл глаза, всего лишь на мгновение. Когда он открыл их снова, шар был прозрачным, а женщина- экстрасенс сидела, откинувшись в своём деревянном кресле и размышляла.
– Что было дальше?
А дальше появилась версия с Приходько, внезапно ставшая главной с лёгкой руки Вадика Быкасова и Ларисы Фёдоровой, которые сами сделались жертвами настоящего маньяка. Незадачливый Приходько погиб, не пожелав отстаивать своего права доказать, что это не он тот паршивый козёл, что столь сильно проредил стадо. Руководству правоохранительных органов надоело со всех сторон слышать нарекания о своей некачественной «работе», и оно с радостью ухватилось за возможность указать на удобного персонажа, да ещё столь удачно сумевшего погибнуть, поскорее отчитаться о своих победах, а там будет видно, чем всё закончится. Если снова начнутся похожие убийства, то можно заявить о появлении «имитатора». Такое уже не раз проделывалось,
Экстрасенс внимательно выслушала слова следователя (а может уже и бывшего следователя) и спросила у него:
– Чего же вы от меня хотите, уважаемый Владимир Павлович?
– Я хочу найти истинного убийцу, с вашей помощью или без вашей, но если вы мне в этом как-то поспособствуете, то … то … – не найдя что сказать дальше, Фёдоров вздохнул и замолчал.
– А как же предупреждения вашей супруги, чтобы вы оставили это дело?
– Я хочу отомстить за её безвременную гибель, – признался следователь, – и это, прежде всего, но немаловажно и то, что этим я предотвращу новые смерти, которые наверняка появятся, если маньяк не будет обезврежен.
– Другими словами – вы не хотите внять предупреждениям? – уточнила экстрасенс.
– Не хочу, – честно признался капитан. – Я стою на краю своей жизни, потерявшую вдруг былые смыслы, и лишь один из них толкает меня к действиям.
– Месть?
– Справедливая месть.
– А как же веления Бога отказаться от мести, его «Аз воздам», где он заявляет свои права на справедливость?
– Это всё только слова досужих философов и теологов, за которыми я не вижу настоящего смысла. Это то же самое – «я умываю руки», как заявил Понтий Пилат, вручая жизнь и судьбу Иисуса Христа в руки Синедриона. Кто от этого выиграл?
– А кто выиграет в вашем случае?
– Те будущие жертвы, что останутся жить.
– Вы смотрели серию американских фильмов «Пункт назначения», в которых сказано, что все старания предотвратить смерти оборачиваются ещё большими смертями?
– Это точка зрения сценаристов, которые получают большие гонорары за свои сюжеты, с каждым годом всё более и более кровавые. Я же пытаюсь встать на пути этих «багровых рек». Если вы мне не желаете помочь, то я уж как-нибудь справлюсь сам.
– … Как справлялись до сих пор? – ехидно поинтересовалась госпожа Селена, но, увидев, как потемнел лицом гость и собрался подняться, повелительно протянула в его сторону руку. – Хорошо. Я помогу вам. Но только не пеняйте мне, если ваша затея получится.
Внезапно Фёдорову почудилось, что внутри прозрачного шара, что стоял на столе, появилось человеческое лицо, и на него посмотрели, жутковато-пронизывающе, чужие глаза. По коже его побежали мурашки. Захотелось вскочить с места и бежать прочь, но он сжал зубы и остался на месте. Покосился на шар, но он снова был прозрачным. Неужели ему всё это чудится? Разум его, измученный последними событиями, держался из последних сил. Экстрасенс сидела перед ним, наклонив голову и глядя в стол. Наверное, она размышляла, стоит ли помогать этому человеку, о существовании которого ещё вчера не подозревала.
Готовы вы ли мы протянуть руку помощи незнакомому человеку? А ведь это такой своеобразный тест на цивилизованность. Если поможем, то, значит, мы достигли неких рубежей собственной значимости; значит, мы что-то можем и чего-то стоим. А если нет … то уж не обессудьте, что с вами мало считаются. Воспитанники детского сада не помогают никому, потому что сами нуждаются в помощи, даже если и выглядят успешными и самодостаточными.       
– Вам надо найти это чудовище, но вы не можете этого сделать? – оторвала взгляд от поверхности стола экстрасенс.
– Д…да, – с трудом выдавил из себя следователь. Ах, как трудно признаваться в каком-то своём неумении, особенно если это ваше основное занятие.
– Это и неудивительно, – подбодрила его (вольно или невольно) госпожа Селена. – Мир много сложнее, чем мы думаем, чем нам его представляют. Существуют невидимые нам могущественные силы, которые манипулируют разными процессами, в том числе и теми, которых, как бы, не должно существовать. Все или большая часть серийных убийств суть жертвоприношения дьявольским силам. Это может явное действие, с соблюдением установленных ритуалов, и неявное, где остаётся только жертва, а сам носитель зла включается на определённое краткое время, а во всём остальном это - обычный человек.
– Я пришёл к такому же выводу, – признался следователь, – но меня в нём никто не поддерживает.
– Я же говорила, – вздохнула экстрасенс, – что люди предпочитают жить в выдуманном ими или для них мире и не заморачиваться на действительность. У Экклезиаста сказано, что многие знания рождают много печалей. А ведь здесь сказано именно об истинной картине мира. Эти знания порождают вместе с собой и ответственность, которая может оказаться не по силам. Мне продолжать?
– Продолжайте, – на душе капитана было тоскливо, но он постарался быть максимально бесстрастным.
– Человек эффективен в нынешней модели общества, если он является частью той или иной системы. Но дело в том, что само общество отрегулировано так, что некоторые явления оно обходит стороной. Увы, это касается и серийных убийств.
– Почему так? – с трудом выговорил Фёдоров, которому было больно от тех несправедливостей, с которыми он столкнулся.
– Человеку – человеково, а богу – богово, даже если этот бог – тёмный. Тёмный бог собирают свою жатву, и ему служат те, кто отзывается на его зов. Если ты не можешь что-то поменять в своей жизни, то лучше не замечать этого. Так живёт абсолютное большинство в нашем обществе. Если ты не принимаешь общих правил, то ты встаёшь на тот путь, который выбирают для себя изгои общества.
– Изгоев общества отвергает, – попробовал поправить экстрасенса следователь.
– Это не так, – отмахнулась от него госпожа Селена. – Если ты принимаешь общие правила игры, то общества примет тебя таким, каким ты есть. Для любого найдётся место, для самой «паршивой овцы». Такие даже предпочтительней, чтобы выполнять грязную работу, которую не хотят делать другие.
– Вы обещали мне помочь?
– Моя помощь может печально для вас закончиться, Владимир Павлович.
– Пусть так, я к этому готов.
– Не надо отчаиваться. Жизнь – штука суровая, но в ней сокрыты и приятные моменты. Надо только до них терпеливо дожить.
– Я уже объяснил свою позицию.
– Тогда вам необходимы две вещи. Первая – то, что поможет вам найти маньяка. Второе – то, что вам позволит при этой встрече уцелеть.
Госпожа Селена удалилась из зала, а следователь Фёдоров остался сидеть, прислушиваясь к себе, готов ли он к тому, о чём здесь неоднократно утверждал. Говорить – это одно, а чувствовать – другое. Готов ли он к тем неприятностям и бедам, о которых его предупреждала эта женщина? Сложный вопрос, на который трудно ответить … Пока он размышлял да примерялся к своим чувствам, экстрасенс вернулась. В руках она держала несколько предметов – узкую трубочку, картонные очки и брелок в форме куколки.
– Что это? – удивился капитан.
– Вам необходимо найти чудовище, – ответила ему госпожа Селена, – которое просто так отыскать невозможно. Невозможно без применения спецсредств. Существуют специальные касты охотников за нечистой силой. В США даже имеется сериал «Сверхъестественное», где немного рассказывается о подобной работе. Конечно, они всё изобразили эффектно и зрелищно, а на самом деле всё рутинно и очень опасно. Настоящие охотники обставляют свою работу на высоком уровне – проводят ритуалы, применяют специальные словесные формулы, имеют свои особые арсеналы. Тягаться с представителями «нечистой силы» - это не совсем мой профиль, поэтому уж не обессудьте, Владимир Павлович. Даю вам то, что у меня под рукой имеется. Это вот свисток. Обычно им подзывают собак. Он настроен на ультразвуковой диапазон. Я внесла небольшие коррективы. Сейчас он работает чуть по-другому. На его призыв это существо должно откликнуться. Подчёркивая, что это всё очень опасно. Лучше пригласить с собой парочку подготовленных друзей, но это может привести к тому, что ваш монстр к вам не подойдёт, а если и подойдёт, то вовсе и не факт, что вы вернётесь назад в том же количественном составе, что отправились на акцию. И это ещё не самый худший вариант. Поэтому лучше идти в одиночку. Ещё один весьма специфический момент. Если это монстр с потусторонними способностями, то, скорей всего, вам его не увидеть до тех пор, пока он на вас не нападёт, или не захочет, чтобы вы его увидели.
– А для чего это ему – чтобы его увидели?
– А для чего он нападает, не задумывались? Для чего нападают представители «нечистой силы»? Для того, чтобы выкачать из вас вашу энергию. Помните, по легендам чёрт предлагает купить у человека его душу? Это почти то же самое. Увидит человек чудовище и в нём начинаются весьма интересные биохимические реакции в организме. Начинается выделяться адреналин и его производные, которые повышают действенность энергетической оболочки. Для «нечистой силы» это как специи для гурмана. Этим они и питаются, питают свою силу. А человеческая плоть им без особой надобности. Конечно, встречаются там и такие, которые и человечину жрут, но это из категории изгоев, самые отморозки, которых даже свои не привечают. Но и «нечистые» могут столько энергии высосать, что человек обессиливает, но, самое неприятное, что может сделаться постоянным «донором», то есть его энергетическое защитное поле получит серьёзные повреждения и не сможет защищать носителя. Но вам, Владимир Павлович, по этому поводу волноваться не стоит – похоже вам придётся иметь дело как раз с отморозком. И, для того, чтобы вы его смогли разглядеть сразу, и нужны вот эти очки.
Следователь взял в руки очки, похожие на те, с помощью каких раньше смотрели слайды с «объёмным» эффектом, а сейчас смотрят 3-D фильмы. Они были изготовлены из обычного серого картона, а стёкла были из тонкого пластика. Фёдоров повертел их в руках со скептическим видом.
– Да, – согласилась экстрасенс, – качество неважнецкое. Но уж что есть. Вам ведь нужно на один раз, а их на один раз вполне достаточно. Я чуть-чуть поработала с волновыми регистрами. Вы отчётливо увидите силуэт, а там уж делайте своё дело, как собирались делать. Как только он поймёт, что «отводить глаза» он больше не может, то он предстанет перед вами во всей своей красе. Говоря «краса», я имею в виду совсем не красоту.
– Я это понял.
– И – последнее. Я сделала вам оберег. Он должен защитить вас от найденного монстра. Он не сможет на вас напасть. У него как бы будут расплываться намерения. Используйте свой шанс. На второй раз сил оберега может не хватить. Лучше всего держать его в руке, зажав в кулаке. Можно и разместить на теле, но чтобы было соединение. Всё остальное в ваших руках …


Глава 24
На прощанье госпожа Селена сообщила Фёдорову:
– Вероятно, этот ваш маньяк и в самом деле уже перестал быть человеком. Это значит, что он нашёл себе достаточно надёжное убежище, логово, где и отлёживается. Каким-то образом он подпитывается тёмной энергией. Когда она скапливается в необходимом количестве, маньяк выходит наружу и собирает дань жертвами во славу тёмных божеств. Быть может, он даже не осознаёт этого. Я бы советовала не откладывать его поисков. Наверняка это где-то неподалёку от того места, где нашли последние жертвы. Надо действовать, пока он не накопил новых сил, пока ещё имеется возможность с ним как-то справиться.
Выслушав экстрасенса, следователь с ней согласился. Она говорила дело. Весьма тепло распрощавшись и поблагодарив за дары, капитан отправился к себе. Экстрасенс проводила его глазами и, вздыхая, заперла за ним дверь. Ещё один человек уходил в неизвестность. Госпожу Селену не отпускала тревога и предчувствие, что всё могло плохо кончиться, тем более, что Фёдорова предупреждала и его погибшая супруга, а духи умерших зря предупреждениями разбрасываться не будут. Лишь в исключительных случаях они проявляются со своими предупреждениями.
Испытывал недобрые предчувствия и Фёдоров, но это его не очень-то трогало. С недавних пор он не задумывался о завтрашнем дне. Будущего для него вроде бы и не существовало. День как-то прожил и ладно. Хорошо, что чувство депрессии его всё же покинуло. Точнее заменилось чувством мести. Он должен расправиться с маньяком, даже если тот окажется настоящим чудовищем, какими пугают нас фильмы ужасов.
Вы замечали, что нас всё время тянет к запретному, хотя с самым малых лет нас озадачивают запретами – то нельзя, это, а малышам так и хочется запрет нарушить. Вот и библейских прародителей тоже запретами потчевали. И чем всё закончилось? Если люди ослушались Бога, то станут ли они прислушиваться к голосу другого человека? Это что касается запретов. К тому же люди любят пугаться. С самых юных лет любимыми сказками были сказки страшные. В современный век сказки эти сделались изобразительными, кинематографическими. Казалось бы, запреты сделались показательными, но разве это людей останавливает, когда они переступают через эти запреты?   
Фёдоров отправился к себе домой. Дом для людей это аналог убежища, где можно укрыться от всякого рода жизненных невзгод. «Мой дом- моя крепость», – говорят англичане, и в чём-то они правы. Но эта крепость, она имеет фундамент внутри, в душе, а если душа опустошена, то и фундамент начинает разрушаться, и тогда чувство защищённости пропадает. Капитан обратил внимание, что он не находит себе места, переходит из одной комнаты в другую, берёт то одну вещь, то другую, бездумно вертит в руках, а потом, столь же бездумно, кладёт куда попало. На месте не сиделось, но и отправляться искать монстра было рано. Надо выждать, чтобы не привлекать любопытных глаз. Чем позднее он отправится, тем лучше – больше гарантии, что обойдётся без свидетелей. Лучше всего выйти после полуночи, а ещё лучше – под утро, когда уж точно все спят без задних ног. Вот только – высидишь ли?
+ + +
Трудно ли сидеть в Убежище? До сих пор Зверь этим вопросом не задавался. Он просто сидел, выключаясь  из реальности. Для этого есть специальное обозначение – осмос. В этом осмосе он и зависает. До сих пор так и было. Но теперь так быть перестало. Он привык выходить из Убежища и забирать чужие жизни. Он знал, что так надо, что так угодно. Кому? Это уже другой, не такой уж важный вопрос. Главное – действие, а причина этого действия … Муравей строит муравейник и не задаётся лишними вопросами. Пчела лепит из воска соты и складывает туда мёд. Зверь приносит жертвы. У каждого – своё предназначение.
Но в последний раз всё получилось не так, как было раньше. Он схватил эту женщину, чтобы забрать у неё жизнь. Перед этим он чувствовал, что этого делать не стоит. Если бы он доверялся своим чувствам, то, наверное, задумался бы. Но он давно уже перестал задумываться, а действовал по привычной схеме, которую кто-то поместил ему в голову. Так было раньше. Но теперь он получил ожоги, которые не проходили и причиняли ему боль. Он схватил эту женщину и почувствовал боль, которая становилась всё сильнее. От рук  пошёл дым, и запахло палёным, словно он схватился руками за оголённый электрический провод. Но ведь это была обычная женщина, смертная женщина. Выходит – не обычная, а может даже и не совсем смертная. Не умер же он сам совсем, как это обычно бывает. Может, и женщина тоже несёт в себе что-то … что-то … неизвестно что. Зверь выпустил её и вернулся в Убежище, но только боль от ожогов не проходила, а донимала его всё больше. Быть может, это всё пройдёт, когда случится новый выброс «чёрной силы», которая переполняет его и толкает выйти из Убежища и принести жертвы, ещё и ещё. Убивать для него стало давно привычной работой, ещё с тех пор, как он был обычным человеком, обычным смертным. Потом многое изменилось. Что именно изменилось, Зверь не знал. Да это ему и без надобности – знать. Многие люди так и живут – бездумно, и ничего, никто их не осуждает.
Больно … очень больно ... надо дождаться выброса … выброса …
+ + +
Надо дождаться полуночи. Тогда можно будет отправиться без риска появления посторонних лиц. Фёдорову лишние свидетели ни к чему. Он отправится к месту последних убийств и осмотрит там всё с применением очков, которые получил от экстрасенса. Если он ничего не обнаружит, то тогда применит свисток. Госпожа Селена говорила ему, что на зов монстр к нему явится. Он услышит его, а Фёдоров, да ещё в этих дурацких очках, его постарается не упустить. Экстрасенс говорила ему, что убийца ещё не набрался сил, и с ним можно будет справиться. Помнится из фильмов, что вампира убивают, пронзив его сердце осиновым колом, оборотня можно победить с помощью серебряной пули, а как биться с монстром, терроризировавшим город? Может, и для него надо определённое оружие, какую-нибудь икону, «святую» воду или заговоры, какие применяют экзорцисты, изгоняющие из человека демонов. Неизвестно. Экстрасенс ему не сказала. Она и сама не знает, с чем именно придётся столкнуться следователю, да и Лариса сказала ему, что маньяк больше не человек. Не человек, а кто? Впрочем, не важно, он постарается, чтобы монстр прекратил своё существование и не поганил собой город.
Наверное, Фёдоров обошёл свою квартиру в тысячный раз, пока вдруг не решил, что – пора. Он обессиливал сам себя этим утомительным ожиданием. Промедление дальше – смерти подобно. Кто это сказал. Пётр I? Персидский царь Дарий I? Кажется, что-то похожее говорил и Ленин. Неважно, важно то, что Фёдоров больше не может оставаться в квартире.
Тщательно проверив, не забыл ли он чего – все три предмета, выданные ему госпожой Селеной, были разложены по карманам чёрной кожаной куртки, а ещё была короткая резиновая дубинка и складной нож- «бабочка», которую можно было раскрыть ловким движением руки. Это оружие пришло к нам с Востока, из Таиланда или Малайзии. Вообще, восточный набор холодного оружия на Востоке – самый разнообразный и эффективный. Человек Запада выбирает револьвер или пистолет, оружие громогласное и убедительное, а человек Востока предпочитает оружие бесшумное, но не менее эффективное в «ловких и натруженных руках», как поёт Андрей Макаревич, по другому, впрочем, поводу.
Дневной город и ночной город, это как бы два разных города, вложенных один в другой. Ночной город в центре, это город, наполненный неоном, уличным освещением и толпами людей, жаждущих развлечений, а вот город окраин тёмен и полон скрытой угрозы. Постороннему лучше здесь не появляться, ибо это чревато опасностями. К великому сожалению, надо оказаться именно там. Фёдоров старался быть незаметным, придерживался самой тёмной стороны улицы и двигался быстрыми шагами. В других обстоятельствах он воспользовался бы услугами такси, но только не сейчас. Он должен быть дома. Сейчас его как бы и нет. В квартире остался включенным свет и телевизор. Ещё раньше он дозвонился до пары приятелей, поговорил с ними и, как бы, между прочим, сообщил каждому, что занимается дома разборкой домашних дел, которые грозят затянуться далеко за полночь. Хоть какое-то, но алиби, на крайний случай. Что это за такой «крайний случай», капитан старался не думать.
Киров-на-Вятке город не такой уж и большой, особенно если не задаёшься затеей пересечь его от края до края, а из центра можно добраться до любой точки, не очень при этом и утомившись. Обладающий хорошей памятью и умеющий ориентироваться, Фёдоров подобрался до места, где было найдено тело Ларисы с такой стороны, где его никто не мог видеть. Правда, пришлось вымазать ноги, да ещё и едва не свалиться с крутого берега. Но он добрался, почти благополучно, и принялся оглядываться, временами подсвечивая портативным фонариком со светодиодной лампой. Конечно же, он не заметил ничего такого, что не было ему уже известным, даже учитывая тот фактор, что ночью местность кажется иной. Пора было использовать те средства, которыми следователя снабдила экстрасенс с именем «госпожа Селена».
Хорошо, что здесь никого не было, потому как ночью, в уродливых картонных очках Фёдоров выглядел настолько глупо, что можно было подозревать, что у этого человека большие проблемы с головой. Но наш герой не очень задумывался, как он выглядит со стороны.
Действительно, окрестности выглядели не совсем привычно. Если на них глядеть сквозь «3-D очки». Всё расплывалось и двоилось. Хотелось стащит их и тут же выбросить. Ситуация начала выходить из-под контроля. Фёдоров достал из кармана свисток и дунул в него. Никакого звука не было слышно. Неужели всё это впустую? Следователь дунул в свисток что есть мочи …
+ + +
До сих пор времени между выбросами тёмной энергии для Зверя как бы не существовало. Он замирал, а потом – просыпался и выходил наружу, чтобы собрать новый кровавый «урожай». Потом он удалялся в своё Убежище и погружался в осмос, пребывая в этом состоянии почти постоянно. Так можно было существовать вечно. Или до тех пор, пока происходят выбросы. Но теперь всё стало по-другому. Полностью перейти в состояние осмоса Зверь не мог из-за боли от ожогов, которые он получил, схватив ту женщину, внутри которой находилась ещё одна, но – огненная. Боль от ожогов выворачивала наизнанку и заставляла плоть отделяться от тела. Зверь беспокойно ощущал, как от него отваливается один кусок за другим. Раньше он находился в оцепенении, и тело залечивало раны само, а он на эту тему не задумывался. Он вообще ни о чём не задумывался. Думать, это из категории людей и высших существ.
Неизвестно, как долго просидел бы Зверь в своём Убежище и досидел бы он до очередного выброса, который мог бы восстановить его плоть и наполнить его силой ярости. Неизвестно … но пришёл зов, который вызвал в нём беспокойство и вибрации, а потом достиг такой силы, что Зверь больше не мог находиться в неподвижности, и решил выйти наружу, чтобы понять, кто там ему досаждает. В нём ещё оставалось достаточно сил, чтобы наказать, чтобы принести ещё одну, или несколько жертв. Может быть, после этого боль от ожогов утихнет и можно будет дождаться выброса?             
С трудом Зверь вывел сам себя из состояния осмоса (после выброса это происходило само собой), вылез из Убежища и начал оглядываться. Того, кто издавал зов, он увидал сразу. Но, кроме него появились ещё двое. То есть один, в сопровождении большой собаки. Человек, маленький человек, не мог видеть Зверя, по крайней мере, до тех пор, пока он не начнёт ритуал жертвоприношения. Надо было выбирать, к кому подступиться первому: тому, который пришёл с собакой, отвезти глаза которой нельзя, или к тому, что поднял его с помощью зова. Если тот, что был с собакой, не представлял опасности, был маленького роста и юный годами, сам просился на роль жертвы, то второй … с ним придётся повозиться. Этот, второй (то есть пришедший первым) дышал угрозой и явно не зря издавал зов, то есть был готов к схватке. Надо было выбирать.
+ + +
Когда Фёдоров уже решил, что экстрасенс его подвела и у него ничего не получится, начались изменения. В дальнем углу площадки, где ничего не было, вдруг поднялась крышка люка, и оттуда полезло чудовище. Оно имело человеческую фигуру, но разобрать подробности было невозможно: во-первых был уже поздний вечер и тени создавали тёмную мглу, а во-вторых очки всё меняли, размывали и раздваивали; следователь даже стащил их с носа, но стало только хуже, теперь там было сплошное тёмное пятно, тогда как сквозь очки хоть что-то было видно. Фёдоров стиснул резиновую дубинку, прикидывая, как и куда он будет ею бить, другой рукой сжимая фигурку оберега: всё, как ему рекомендовала сделать экстрасенс.
И тут начались неожиданности: позади, в стороне послышалось скуление. Следователь покосился в ту сторону и едва не чертыхнулся – там стоял подросток, почти что малыш, в сопровождении здоровущего пса, который был едва ли не больше своего хозяина. А ведь госпожа Селена говорила ему, что этот свисток переделан из собачьего, того, который подманивает собак. Фёдоров не стал дожидаться самим же назначенного времени, когда меньше шансов подманить близ прогуливающихся собак и теперь пожинал плоды своей торопливости. Крупная псина, почуяв монстра, демонстрировала все признаки паники и, наверное, сбежала прочь, не будь рядом хозяина, по природе своей предназначенная охранять его. Псина прижималась к малышу и старалась оттащить его прочь, а тот не понимал опасностей и выкрикивал тоненьким мальчишеским фальцетом: «Фу, Рекс. Фу!» Но Рекс не слушал его, а дрожал всем телом. Мальчишечка косился в сторону замершего Фёдорова и пытался образумить своего Рекса.
Экстрасенс предупреждала Фёдорова, что монстр ещё не набрался сил, и что с ним можно как-то справиться, но теперь на площадке появился ещё один участник, и это обстоятельство может изменить картину. Монстр питается страхами своих жертв, то есть теперь он покажется во всей своей красе, и, конечно же, мальчишечка испугается, как уже испугалась его массивная псина. Этот страх добавит чудовищу силы. Маньяк нападёт на них. Конечно же, следователь будет защищаться, но одно дело защищать самого себя, а другое дело, пытаться спасти другого, совсем его малыша. К тому же рядом с мальчишечкой находится собака, которая может переадресовать свои страхи, трансформировать их в агрессию по отношению к обычному человеку, очутившемуся рядом с чудовищем, всю опасность которого собака ощущает прямо сейчас.
– Эй, мальчуган, – как можно миролюбивее позвал малыша Фёдоров, – тебя как зовут?
– Андрюшка, – испуганно ответил тот.
– Давай, Андрюшка, забирай своего Рекса и тикай поскорее. Мы тут одного очень плохого типа видели. Очень опасного типа …
– Ой …
Чудовище-таки проявилось, и мальчонка увидал его. Здоровенный Рекс начал лаять, и этот лай был с нотками истерики. Псина то гавкала на монстра, то поворачивалась к Фёдорову и начинала угрожающе рычать. Вот-вот он набросится на единственного их защитника, обезумев от паники. Это надо было срочно предупредить.
– Андрюшка, я тебе сейчас дам одну куколку, а ты с ней быстро беги домой. Хорошо?
– И с Рексом.
– Конечно, с Рексом. Бери куколку.
Мальчик, стараясь не смотреть на чёрную фигуру, подошёл к капитану, который спокойно с ним разговаривал, взял у него оберег и сжал в руке. Оберег действительно действовал, и не только на него. Крупная собака тоже сразу успокоилась, прижалась к хозяину и они, почти бегом, удалились прочь. Вот сейчас можно было начинать.
+ + +
Зверь недовольно заворчал. Он собирался броситься и напасть на детёныша, который столь сладко испугался. Зверь так бы и сделал, если бы не боль от ожогов. Она никуда не делась и мешала нападать. Мальчишка сбежал, но оставался тот, кто его звал. Уж этот-то бежать не расположен. И – хорошо. Из него получится хорошая жертва. А та боль, которую тот испытает перед смертью, возможно, нейтрализует его боль. Сколько мыслей, сколько чувств … Лучше действия … Лучше смерть … Смерть …
Зверь зарычал и прыгнул вперёд. Он был не так быстр, каким был после выброса, но успел подскочить к чужаку до того, как тот успел поднять свою дубинку. Он схватил его за руку и рванул. Раньше такой захват позволял вырвать конечность из сустава, но в этот раз такого не получилось. Противник вырвался, и даже успел огреть его своей жалкой дубинкой. Раньше таких ударов Зверь даже не ощущал, но теперь дубинка попала по одному из ожогов, Зверь взвыл и отшатнулся. Противник его взмахнул рукой и между пальцев вдруг появился клинок ножа, который тут же впился в тело, и ещё раз, и ещё. Зверь выхватил клинок и отбросил его. Противник взвыл как кошка, подпрыгнул в воздух и ударил ногой. Когда-то и сам Зверь умел драться не хуже, но теперь в этих приёмах не было надобности. Их применяли от слабости, что хоть чем-то компенсировать недостаток силы. Сил у Зверя было в избытке, то есть совсем недавно так было. А теперь … От ударов ногами он отступил и недовольно заворчал. Потом он сам кинулся вперёд и перешёл в наступление.
+ + +
Бывало, что Фёдоров попадал в переделки, стоял перед вооружённым преступником, но такого, как в этот раз, с ним ещё не случалось. Герой (или антигерой) серии американских фильмов «Пятница, 13» Джейсон Вурхис, маньяк с потусторонними способностями демонстрировал полную неуязвимость. Если его и убивали, то он непременно возрождался. Таким его придумали сценарист Виктор Миллер и режиссёр Шон Каннингем. А теперь два вопроса. Первый: откуда, из каких глубин подсознания извлекаются подобные сюжеты? И второй: не делаются ли эти истории явью после того, как их посмотрят миллионы, десятки миллионов зрителей, ибо, как поётся в песне – «ничто на Земле не проходит бесследно». Чем всё это оборачивается? Не является ли Зверь последствием того, что в своё время появился Джейсон Вурхис? Или – наоборот – Вурхис появился оттого, что всё это уже случалось, и не раз.
Фёдоров бил чудовище дубинкой, нанёс несколько ударов ножом, но всё это было для противника как дробь для слона. Конечно, тот реагировал, отшатывался, но и не более того. И это учитывая, что маньяк ещё не набрался сил в полной мере. Неудивительно, что до него никак не могли добраться, и, вместе с тем, от него не было спасения. Ещё никто из жертв не уцелел, кроме, разве что, несчастной супруги Стефана Приходько, Марии Образчиковой. Она тоже была на месте страшной гибели других жертв, но … тело её так и не было найдено, что давало надежду на то, что она как-то уцелела.
Великое дело – профессионализм; даже находясь в смертельной опасности, следователь Фёдоров успевал прикидывать разные варианты следственных действий, их очерёдность. Капитан изловчился и провёл быструю серию ударов, достойную бойца из Шао-Линя, но и это не подействовало, равно как и удары в прыжке ногами. Фёдоров почувствовал, что начал уставать, а его противнику всё было нипочём, он был невозмутим, как … мертвец. Да он и был мертвецом, не до конца погибшим. Что прикажете с таким делать?
Вдруг вспомнился сон, в котором он поразил монстра, вонзив пальцы в глазницы. Жестокий приём, какие применяют полные отморозки, к примеру – зоновские «торпеды», получившие заказ на устранение. Но другого варианта не было, и Фёдоров снова пошёл в атаку. Точнее – прыгнул, обхватил одной рукой голову чудовища, а второй – напряжёнными пальцами – ударил в глазницы. Следователь успел почувствовать, как пальцы его входят в некую губчатую массу и …
+ + +
Он почувствовал, что его бой закончился. Он стоял, пошатываясь, но всё же держался на ногах, а его противник … его не было. Сбежал?
Но нет, теперь Володя увидел его, обычного парня, с худым костистым вытянутым лицом, похожий на актёра Роберта Патрика, сыгравшего роль терминатора во втором «Терминаторе». Он и дрался только что с Фёдоровым, как киборг, и даже почти не дрался, а скорее ждал, когда капитан обессилеет. Но теперь, похоже, всё закончилось. Следователь подошёл к своему противнику. Что теперь делать?
– Ты кто такой будешь? – спросил, а сам примерился, как схватить его, если тот попробует сбежать. Но противник и не думал спасаться. Наоборот, он улыбнулся. Но только одними губами, а всё остальное лицо так и осталось маской.
– Саша я, – ответил, – Зверев. Солдат был, а сейчас неизвестно кто.
– Известно – убийца, – жёстко ответил Фёдоров.
– Так солдат и есть убийца. Его Родина призывает, чтобы он во славу её других убивал. Этим я и занимался.
– Чего такое говоришь, – немного смутился капитан. – Это на войне проходит, а сейчас – мирное время.
– Не всё ли равно, – ответил Саша Зверев. – Убийство, оно убийством и останется. Убил человека, и что-то внутри тебя меняется, а следующего убить уже гораздо легче. С каждым следующим всё легче будет. Вот и ты счёт свой открыл. Скоро сам убедишься.
– Чего такое говоришь, – возмутился Фёдоров. – Кого это я убил?
– Меня, – ответил Саша Зверев. – Меня убил. Со мною всё покончено, а у тебя теперь всё только начинается. И хочу тебе великое спасибо сказать. Устал я от всего этого. А ты с моей души тяжкий камень снял. Позволь тебя отблагодарить.
Фёдоров в изумлении от слов парня и сказать ничего не успел, а тот подошёл к нему, обнял и поцеловал в губы. Фёдоров собирался отпрянуть, оттолкнуть негодяя. А тот внезапно сделался твёрдым как камень, и глаз у него больше не было видно, там зияли глубокие ямы- провалы, из которых сочилась почти чёрная жижа. Фёдоров закричал, оттолкнул тело монстра и … и …
+ + +
В себя Фёдоров пришёл уже дома. Это было совершенно неожиданно. Только что он был на окраине города, на одной из пустошей, сделавшейся волею рока ареной смертного поединка и – в следующее мгновение – оказался у себя дома. Какая-то часть жизни, пусть даже самая незначительная, оказалась выдернутой из действительности, из памяти. Чем там всё закончилось? Как он сюда добрался?
Последнее, что вспоминалось, это как он вонзил пальцы в глазницы маньяка. Дальше … были какие-то видения, словно он разговаривал с убийцей; всё вспоминалось весьма смутно. Наверное, он снова потерял сознание. Это могло быть следствием нервного напряжения, истощения сил. Но тогда он должен был прийти в себя на той площадке. Кстати сказать, там должно остаться тело серийного убийцы. Надо было вызвать следовательскую бригаду. Хотя … никакой бригады уже нет. Она уже распущена, а дело маньяка закрыто и  сдано в архив. Но всё равно … он должен доложиться.
Фёдоров понял, насколько он устал за последнее время. Если он как-то и держался, то только за счёт напряжения, за счёт того, что дал сам себе зарок найти и обезвредить, то есть найти и отомстить … Он это сделал, и теперь может расслабиться.
А вдруг … а вдруг он всё это для себя придумал? Если эти последние события были воображаемыми? Это был бы настоящий удар  по самому себе. Следователь поднялся на ноги и почувствовал, как на пол с коленей что-то упало. Он машинально склонился и поднял тетрадь, ту самую, в которой было сочинение Вадика Быкасова, на которой своей рукой он начертал – «Дело № 007». Писал он тогда в шутку, а сколько разных событий случилось тех пор. Капитан хотел отложить тетрадку, как вдруг увидел на ней чёткий тёмный отпечаток ладони. Он посмотрел на свои руки и увидел, что они вымазаны в тёмной жиже, успевшей подсохнуть. И сразу в памяти всплыли потёки чёрной жидкости, сочившейся из глазниц маньяка, и свои пальцы, которые эти глазницы пробили.


Глава 25
Александр Маслов работал над новым проектом – «Перспектива», который обещал сделаться прорывным и перевести региональную студию «Вятка-ТВ» на новый уровень. Он сам придумал блок новых программ и пришёл с ними в управление губернской администрации, где сумел убедить чиновников, что придуманные им передачи ложатся в канву региональной политики. Судите сами: передача «Проект: мой Вятский край» должен рассказывать о проблемах губернии и путях решения тех проблем»; другая передача – «С кого начинается Родина» будет рассказывать об интересных людях, проживающих на территории губернии, которые живут интересно, творчески, с придумкой, и этим своим энтузиазмом должны бы увлечь своих сограждан, ибо именно идеалисты вытаскивают общество из самых глубоких ям кризиса, политического, социального или экономического. Наконец, передача «Перспектива» должна будет рассказать всем телезрителям, а значит – в перспективе – всему населению губернии о тех технологиях и методиках, которые созданы, родились на территории губернии и могли бы служить (в перспективе) основанием (базисом) в будущем благополучии региона, предметом экспорта и обмена технологиями. Сейчас Маслов заканчивал пилотный выпуск передачи и придирчиво, в который раз уже, его просматривал.
Сначала на экране монитора появилась компьютерная заставка. Это была фотография группы студентов в мантиях и четырёхугольных шапочках. Они явно готовились получить дипломы, а может уже получили. Да, вот один из них демонстрирует с довольным видом документ в красной кожаной обложке. Тем временем кадр отъезжает и становится видно, что фотография не одна, что их гораздо больше – здесь и просто молодёжь, преимущественно весёлая и чем-то занятая, здесь и подростки, несущиеся на велосипедах, идущие куда-то с удочками, запускающие воздушного змея, просто оживлённо беседующие. Кадр продолжает отодвигаться, а фотографии множатся. Сейчас это и люди более зрелого возраста, работающие в самых разных профессиях, соответственно и по-разному одетые, с различной рабочей атрибутикой. Есть и пожилые люди, пенсионеры, сидящие на скамеечке в парке, читающие газеты, играющие в домино или шахматы. Кадр продолжает отдаляться. Теперь здесь, на фотографиях, и люди занятые в сельском хозяйстве, и просто фотографии природных пейзажей. Фотографий настолько много, что они сливаются в единый фон. Всё это – наши современники, а фоном является карта России, на которой чётко обозначена Кировская губерния. Карта начинается делаться объёмной, но не вся, а отдельными участками, которые складываются в буквы. Это слово «перспектива», которое отрывается от карты и начинает бодро вращаться под звуки музыкальной заставки передачи. Это музыкальная тема песни «Бошетумбай» группы «Кино». По мере показа телепередачи эта мелодия не раз появляется внутри пространства программы. Теперь в кадре – изображение звёздного неба. Это придумал сам Маслов – взять тему космоса. А какую ещё тему прикажете разрабатывать в начале двадцать первого века? Теперь в кадре появляется Александр Маслов, как ведущий этой передачи. За кадром Виктор Цой поёт: «Звёздное небо над головой», и его голос отдаляется и пропадает как бы в дали, но его сменяет голос Александра, который как бы вторит певцу:
– Звёздное небо над головой. Космос. Он дышит бесконечным пространством, а звёзды напоминают собой далёкие маяки, работающие для будущих звездопроходцев. Это непременно будет, а пока мы используем звёздное небо, чтобы изучить то, что находится под ним. А находимся под ним мы, а также то пространство, которое мы обживаем. Здесь и жилые кварталы городов, зелёные зоны, зоны досуга и отдыха, магазины и промышленные площадки, где сконцентрированы производственные и складские комплексы. А ещё имеются свалки. И их удручающе много, потому как не научились мы рачительно хозяйствовать. Но это непременно будет. И мы к этому стремимся. Но … свалки. Они-то здесь, рядом с нами. Как быть? Что с ними делать?
Пока длился этот монолог, за спиной Маслова появлялись изображения городских кварталов, иллюстрировавших его слова. Одна картинка сменяла другую, пока всё не заняли фотографии свалок. Они становились всё крупнее, а Маслов, как ведущий передачи, продолжал говорить:
– Мы недаром начали с космоса, а потом перешли на нашу грешную землю, со всеми её неудобицами. В одной старой советской песне пелось – «мне сверху видно всё, ты так и знай». Действительно, со спутников, плотно заселивших орбиту нашего мира, видно всё. Спутники позиционирования, метеорологические, геофизические, они составляют системы «ГЛОНАС», GPS и другие. Выполняют спутники десятки, сотни разного рода действий, в масштабах нашей необозримой страны. Но могут решать они и наши проблемы, то есть проблемы Кировской, Вятской губернии. Некоторые из проблем. В частности, связанные со свалками. И поможет нам в этом инновационно- образовательный Центр космических услуг.
Камера отъехала от Маслова, и появляется Валентина Александровна Титова, директор Центра КУ. Она немного волнуется и то и дело поправляет очки, сползающие на кончик носа, но старается держаться бодро и сразу начинает говорить:
– Деятельность нашего Центра отнюдь не ограничивается свалками, хотя мы работаем, и весьма активно, также в этом направлении. Как только что было сказано, Центр наш образовательный, то есть мы готовим специалистов, которые смогут профессионально работать с той информацией, что получается с помощью спутников. Здесь задействованы экология, химия, математика, системное программирование, география, геохимия и ещё много всего, что скучно перечислять, а зрителю воспринимать на слух. Поверьте, что полученная сверху информация должна всесторонне и профессионально обрабатываться. А далее … следующее направление нашей деятельности – это разработка инновационных тематических проектов с использованием геоинформационных систем для социально- экономического развития нашего региона. Такие проекты у нас уже работают и специалисты задействованы. Давайте для показательного примера рассмотрим два наших проекта.
Пока Титова Валентина Александровна говорит, в кадре появляются фотографии научного и студенческого персонала, так или иначе задействованного в Центре, а также всевозможные тематические планы, графики, диаграммы, а директор продолжала:
– Мы уже начали изучать свалки Орловского района и окрестности города Орлова. Были сделаны снимки высокой разрешаемости с разных ракурсов, чтобы сделать стереофотограмметрический анализ местности, когда после математической обработки снимков формируется её трёхмерная модель, для вычисления объёмов объекта, точного его нахождения и рекомендуемых путей использования. Были сделаны и полевые испытания. Для чего это было нужно? После манипуляций деревообработки остаются отходы – опил, щепа и другие материалы. Они и скапливаются, занимая массу места и объёма на полигонах вывоза твёрдых отходов. На шестидесяти свалках древесных отходов их скопилось почти 180 тысяч кубических метров на площади в 130570 квадратных метров. Повторюсь, что это только свалки деревообработки и только одного – Орловского района. Они находятся в открытом доступе для всех природных процессов. Там происходят постоянные биохимические реакции взаимодействия, тогда как уже сейчас они могут приносить конкретную пользу для населения нашей губернии. После вторичной обработки, вполне доступными для нас способами, получаются средства защиты растений, или пищевые добавки, или древесно- цементные строительные материалы, или древесные брикеты, аналогичные пеллетам, которые всё больше становятся востребованными для отопления, благодаря повышенному коэффициенту полезного действия, малому проценту отходов, от одного до половины процента сгоревшего топлива, что остаётся в золе, а это очень даже немаловажный фактор. Специалисты оценят мои слова. И ещё, может быть, самое главное – этот вид топлива не надо завозить издалека, так что транспортные расходы будут крайне необременительны.
Пока Титова произносила свой диалог, зрители успели увидеть карту Орловского района, топографическую, географическую, а также каким район видится из космоса. Потом пошли фотографии ряда свалок древесных отходов, их математические модели, те материалы, которые можно получить посредством вторичной переработки древесных отходов, акцентируя внимание на брикетах, о которых идёт речь. А Валентина Александровна тем временем продолжала:
– Нами разработана технология оригинального изготовления топливных брикетов, то есть мы имеем настоящий завод, который выпускает полтонны брикетов в час. При полной загрузке производства получается 184 тонны брикетов в месяц. Это что касается топлива, топлива из отходов, которые гниют и отравляют окружающую нас с вами среду. Ещё у нас имеется разработка котельной установки серии «ОС». Она рассчитана на стандартные 215 дней отопительного сезона. Обслуживают две установки, которые полагаются по стандартам на одну котельную, руководитель предприятия, мастер обслуживания и четыре оператора, учитывая круглосуточный цикл отопления. Вся документации и необходимые технологии имеются в наличии.
На мониторе были продемонстрированы схема установки, а потом и опытный экземпляр, готовый к работе.
– Таким образом, наши партнёры получают полный цикл работ, начиная от изучения местонахождения древесных отходов, путей их доставки, и до технологии изготовления топливных брикетов и установки котельного оборудования. Для муниципальных поселений и сельскохозяйственных предприятий такое наше предложение будет оптимальным решением их потребностей. В дальнейшем, когда складированных отходов не останется, можно будет работать непосредственно с теми предприятиями, которые занимаются деревообработкой в больших, промышленных масштабах. Это и ЗАО «Красный якорь», и ООО «Спичечная фабрика «Белка- Фаворит», и ОАО «Лузский лесопромышленный комплекс», и ООО «Майсклес», и ООО «Полеко», и ОАО «Лесной профиль» и другие. Всех трудно так сразу перечислить. Одно можно утверждать, что этого ресурса хватит надолго. Но не это самое главное. Подумайте сами, на территории нашей губернии, где мы все живём, можно своими руками улучшить экологическую обстановку с одновременным решением ряда существенных проблем. Всё это вполне нам по силам, надо лишь приложить руки, используя предприимчивость и инвестиционные усилия наших сограждан.
Схемы и макеты брикетного завода и котельных сменились логотипами и адресными планами деревообрабатывающих предприятий. Потом снова пошли виды губернии с орбитального спутника. Директор Центра Ку продолжила свою речь:
– Кроме картографических исследований и проведения экологического маркетирования наш Центр космических услуг занимается, как я и упоминала, также другими проектами. В частности мы проводили инженерно- экологические изыскания для проектируемого полигона, где должны храниться отходы после уничтожения химического оружия со складов в Мородыково. Подробнее об этом расскажет Александр Степанович Тимонов, который плотно работает над воплощением этого проекта.
На экране монитора появляется энергичного вида худощавый мужчина в костюме, бывший чиновник муниципального предприятия, взявший на себя обязанности вести эту работу. Тимонов начинает говорить, щедро помогая себе жестикуляциями рук:
– После завершения уничтожения боевых химических веществ, что долгие годы складировались у нас под боком, придётся утилизировать и те вещества и снаряжение, что были задействованы в технологической цепочке. После сожжения всего этого, получившаяся зола, как конечный пункт утилизации, должна поместиться на полигон, над проектированием которого мы и работаем. Дело это довольно сложное и ответственное. Надо ведь провести подробное изучение динамики изменений природной среды в районе Мородыково, и влияние на него тех процессов, что происходили по мере переработки ОВ. По сути своей, эти исследования уже заканчиваются, при деятельном участии Центра космических услуг, чьи спутники дают прекрасный материал для анализа и составления схем математического анализирования. Наш полигон обещает быть современным и отвечающим всем параметрам хранения опасных веществ, где имеется своя специфика. Ведь хранить их придётся, с соблюдением условий температурной шкалы и прочих требований, которые предъявляются к объектам захоронений.
На мониторе сменили друг друга несколько схематических конструкций будущего полигона в разных масштабах и с разных ракурсов, а также была показана карта района, где находился завод по уничтожению химических боевых веществ, к которому и будет примыкать означенный полигон. Все панорамы заканчиваются быстрым отъездом. На мониторе вращалась Земля, стыдливо прикрытая облачным покровом. В кадре, на фоне планеты. Снова появился ведущий, Александр Маслов.
– Отсюда действительно всё видно, и мир наш кажется небольшим, требующим защиты. И будет ли она, эта защита, зависит от нас, от нас с вами. Вместе мы можем многое, в том числе и сделать так, чтобы жить в нашем Вятском крае стало комфортно и радостно вам, мне, каждому из нас. Пожелаем же работникам Центра космических услуг перспективы. Пожелаем им удачи.
Снова «картинка» опускается на Землю, выискивая на ней, в безграничной России, наш уютный «медвежий угол», Кировскую губернию. Хрипловатым баритоном поёт Виктор Цой: «Пожелай мне удачи…» Фраза песни переходит в музыкальную заставку передачи. Того же Цоя … 
Маслов с удовольствием пересмотрел всю программу, им придуманную и составленную. Кто-то может и объявил её чрезмерно скучной, но ведь для развлечений существует масса других проектов, именно для этого и затеянных. А программы, подобные «Перспективе» создаются для генерации, чтобы создать дополнительные условия развития экономики родного края. Это смело можно отнести к тому, что называется инновационной политикой, политикой развития регионов. Александр Маслов был уверен, что будущее стоит за региональной политикой, что государство слишком зациклено на себе самом, на своих инфраструктурах, на излишней централизации, но том, что слишком ревниво относится к развитию регионов, к тому, что они сделаются самодостаточными. Чем государство сильнее, централизовеннее, тем оно меньше подвернуто к процессам совершенствования, которое состоит именно в том, чтобы подтянуть регионы, в том числе и самые отдалённые, к повышению уровня жизни, комфорта, образования и прочего, чем традиционно отличается столица государства; и не так уж важно, нашего или иного. В чём успешность скандинавских государств? Именно в том, что провинциальная часть ничем не уступает столичной. А для того, чтобы достичь этого свойства, необходимо предоставить регионам, провинции, большую степень свобод и экономической самостоятельности. Может даже перейти в иную государственную форму – конфедерации, где каждая губерния суть своё государство, с правом заключать экономические союзы с теми, с кем им выгодно. Но это дело послезавтрашних дней, а сейчас надо было создать условия для экономического роста, найти необходимые внутренние резервы, для чего и задумывалась «Перспектива», да и прочие программы, входившие в новую обойму. Почти сразу Маслов начал собирать материалы и для второго выпуска, где речь пойдёт о создании геопортала, для привлечения интереса из-за пределов региона, как туристов, так и инвесторов, для изучения водных ресурсов, чтобы поднять на новый уровень сельское хозяйство губернии. А проблемам продовольствия будет посвящена третья программа. Дело обещало развернуться, и администрация губернии проявляла к новым передачам «Вятки-ТВ» повышенный интерес. Поэтому Маслов перешёл едва ли не на круглосуточный ритм работы, стимулируя коллег к полной отдаче. Надо было успеть сделать большой задел, и опередить конкурентов с других телеканалов, которые уже успели пронюхать про серию новых программ «Вятки-ТВ» и этим обстоятельством озаботились.
Маслов и большая часть его коллег были настолько заняты новыми проектами, что почти не появлялись дома, чем сильно расстраивали своих «вторых половин», которые обрывали телефоны, пытаясь вернуть своих мужей (и жён) в священное лоно семьи. Кто-то не выдерживал и удалялся, стараясь не встречаться с товарищами глазами, но большинство стойко переносили все тягости жизни записного телевизионщика. Телефоны отключали, или переводили в режим «автоответчика». Тон всему задавал Александр Маслов, и потому «держал марку», старался не поддаваться слабостям. А Виолетта ему звонила, передавала текстовые сообщения, а потом явилась лично и приклеила широким скотчем записку на окно, в которой был начертан грозный ультиматум, что либо Александр является для переговоров домой, либо она привозит его вещи, какие ещё целы, и вываливает на проезжей части, откуда их будет видно через это самое окно, с помощью которого и было сделано предупреждение. Игнорировать слова супруги Маслов не стал, ибо она в силах была сдержать обещание, да и накопилась за эти дни усталость. Маслов объявил общий выходной (кроме тех, кто должен был работать по расписанию), и скудный ручеёк  выплеснулся из дверей помещения телеканала, и быстро рассосался в разных направлениях.
Уже дома на Маслова обрушился целый поток разного содержания слов, в которых Виолетта Полянская пыталась выразить своё отношение к супругу, забывшему дорогу домой. Слова эти имели зачастую диаметральное толкование. Сначала Александр пытался вставить между этими извержениями хотя бы своё слово, но это было почти бесполезно. Он какое-то время слушал поток угроз и жалоб, а потом обнял Виолетту и закрыл её рот поцелуем. Он держал её в объятиях, пока она не прекратила вырываться и колотить его кулачком по плечу. На шум заявилась со своей половины Марианна, посмотрела на супружеские объятия, взяла со стола бутерброд, хмыкнула и удалилась обратно, туда, где грохотала чмокающим гитарным ритмом группа «Пятница». Потом было примирение, которое продолжилось в спальне, было долгим и страстным, а затем переместилось на кухню, ибо Маслов заявил, что вот сейчас, в следующую минуту испустит дух, потому как давно уже находится за гранью всяческих пределов сил. Лишь после этого Виолетта вспомнила, что собирала на стол, когда в дом явился заблудший муж. Александр хватал руками всё, до чего мог дотянуться и громко прославлял кулинарное искусство вообще, и Виолетту в частности. Снова на горизонте появилась Марианна, забрала полный кофейник и тарелку с нарезанными бутербродами, громко сообщила, что «уже вообще-то три часа ночи», и снова ушла к себе, где всё ещё что-то сладко мурлыкали динамики, убеждая, что в этой жизни есть и своя волна, которую надо оседлать, обуздать и отправиться в счастливое завтра. Маслов привычным движением достал телефон и увидал, что там зафиксированы десятки не отвеченных вызовов и текстовых сообщений. Несколько звонков было от Фёдорова, а также непонятное сообщение со словами «поцелуй Иуды». Эти слова Маслова заинтересовали, но тут телефон у него отобрала Виолетта, отшвырнула его вон, и снова вступила в свои права доминирующей хозяйки.
+ + +
Герой нашего романа, Александр Маслов, весьма безразлично отнёсся к сообщению своего приятеля Фёдорова, который за это время несколько раз пытался до него дозвониться, но – каждый раз безуспешно. И фраза о поцелуе тоже оставила телевизионщика безучастным. А ведь всё это для следователя было важно, очень важно. Придётся нам самим сделать несколько пояснений, чтобы вам стало понятно, что происходило с другим героем нашего повествования, и рассказ этот, пояснение, мы начнём с поцелуя Иуды.
Известно, что у Иисуса Христа было двенадцать учеников- последователей, то есть апостолов (посланников, распространяющих учение Иисуса). Позднее говорилось о семидесяти апостолах, лично общавшихся с Учителем, но прежде всего говорят о двенадцати. Одиннадцать были родом из Галилеи. Это – историческая область в Северной Палестине, где проживал и сам Иисус, в городе Назарете, и лишь один был из Иудеи, области в южной части Палестины, находившейся под римским протекторатом. Иуда был казначеем и имел дело с деньгами. Говорили, что именно деньги являются инструментом Дьявола и служит проводником его козней. Посредством денег Дьявол получил возможность влиять на Иуду, ученика Иисуса. Иуда лично встретился с демоном, и произошло то, что сейчас назвали бы программированием личности. Дьяволу было важно иметь своё представительство с тем, кто нёс в себе «программу Бога». Иуда должен был повлиять на Иисуса. Собственно говоря, именно это и случилось в Гефсиманском саду, после моления о чаше. Туда вошли иудейские первосвященники в сопровождении вооружённых воинов. Иуда Искариот, незадолго до этого посетил храм иудейский и сделал священникам предложение выдать своего Учителя, за что ему выдали тридцать сребреников (сиклей). Когда появилась толпа воинов, Иуда приблизился к Иисусу, сказал ему «Радуйся, равви» и поцеловал, чтобы дать знать, кого именно надо арестовать, что и было проделано, а Учителя повели на суд римского прокуратора Понтия Пилата, о чём хорошо известно. Говорят, что после этого Иуда раскаялся, принёс полученные монеты обратно в иудейский храм и оставил их там, а сам повесился на осине неподалёку. Так гласит легенда, пересказанная многими переписчиками.
Что тут можно ещё сказать? Прежде всего то, что поцелуй в Иудее является приветствием, как в европейских государствах – рукопожатие. Когда-то было принято демонстрировать при встрече руки, что в них нет оружия. Потом для этого стали обмениваться пожатиями. Это было выражением дружеского участия. В Иудее эту роль играли поцелуи. Это мог быть поцелуй в лоб, как это делал старший по возрасту относительно младшего, к примеру – дедушка целовал внука. Это мог быть поцелуй в щеку, что проделывали равные по статусу. Это мог быть поцелуй в губы, что было знаком особой признательности и выражения любви. Этот обычай распространился и на прочие страны и вошёл в обиход повсеместно, тогда как раньше ограничивались объятиями и поглаживаниями. Наконец, это мог быть поцелуй руки, для демонстрации своей преданности и подчинённости. Этот обычай сохранился до сих пор между священниками и паствой. Равно как и целование икон, как окладов, так и изображённых на них персонажей.
Но целование в губы имеет ещё одно свойство – обмен энергетикой, особенно со стороны того, кто обладал сильной энергетикой. Теперь снова вернёмся к Иуде Искариоту. Мы уже говорили о его программировании тёмной демонической силой. Это классический пример овладения чужой волей и внушением определённых действий. Такое программирование делают на один раз, и на многократные действия. Вы, наверное, слышали про «одержимых»? Это – пример многократного воздействия. Последствием такого воздействия становится и эпилепсия с припадками, которые заключаются в кратком выключении личности. По-видимому, закодирован был и Иуда, ослабление личности которого было связано с его финансовыми операциями, которые он проводил, будучи казначеем общины. То, что он не был изначально предателем, убеждает хотя бы то, что он был избран Учителем на роль апостола, то есть его посланника. Его вербовка (мы берём это привычное слово, «вербальный» суть «словесный», но здесь явно были замешаны приёмы энергетики и помещение некой информации на уровень подсознания) произошла позднее. Под влиянием этой программы и произошло предательство, отмеченное библейскими летописцами. Но суть того действия не в том, чтобы указать, кого надо арестовывать (не только в том). Своим поцелуем Иуда передал заряд «чёрной силы», чтобы отравить и изменить сознание Иисуса Христа. Но Учитель оказался сильнее и противостоял намерениям тех, кто устроил эту «диверсию». Но воздействие всё же было сильное. По этой причине Учителю пришлось пойти на смерть. Только этим способом он смог «очиститься». Потом он вернулся, и состоялось его вознесение. Так это было, или не совсем так, когда-нибудь ответят учёные или энтузиасты- эзотерики, если только религиозные круги не установят жёсткого табу на эту «зону» исследований.
Теперь можно возвратиться к нашей истории и вспомнить про тот поцелуй, которым одарил следователя Фёдорова Зверь Ярый, чудовище в образе человеческом. Что стояло за этим поцелуем? Если заглянуть в мифологию поглубже, то выяснится, что колуны, ведьмы и прочие представители «нечистой силы» стараются обзавестись учениками, которым они передают своё искусство и возможности. Это аналог рождения новой личности со знаком «минус». Это вариант размножения, которым «запрограммировано» человечество. «Тёмные силы» тоже размножаются, но, на других условиях. Если нет возможности передать своё искусство последовательно, то остаётся такое вот «программирование», как в случае с Иудой Искариотом. То есть поцелуй Зверя был «миной замедленного действия», что Фёдоров осознал. Каким-то образом он получил возможность чувствовать чуть больше обычного человека. Что чувствуют люди, укушенные вампиром или оборотнем, как они переживают метаморфирование личности и организма? Быть может это тема для целого литературного произведения?
+ + +
После того, как Маслов разгрёб все свои дела и проблемы, появилась толика времени, которое можно посветить себе, любимому, либо друзьям- приятелям, что являлось священным для большой категории мужского населения. Ну, хочется мужичкам друг перед другом своими достижениями похвалиться, себя показать, на других посмотреть. Посмотрите картину Василия Георгиевича Перова «Охотники на привале». Там как раз это выражено. Маслов сделал один звонок, второй, нанёс ещё несколько визитов. Вспомнил про Фёдорова. Всё-таки его выступление оказалось резонансным. Правда, это едва не закончилось отставкой капитана. Или – закончилось? Честно говоря, давно надо было к нему заглянуть, растормошить товарища, вернуть ему вкус к жизни. Честно признаться, так это инициативы Маслова привели к возможной опале следователя. Тем более, стоило к нему заглянуть. Маслов набрал его по мобильному телефону, с минуту вслушивался в длинные гудки, а потом отключился. Всё равно, вот сейчас он отправится к своему приятелю. Если разобраться в их отношениях, то настоящими, близкими друзьями они так и не стали, по причине ли недостатка свободного времени для неформального времяпровождения, или не было желания по-настоящему сблизиться. Впрочем, всё это неважно. Дружба возникает по наитию, как любовь. Это как вспышка молнии, и человек видится совсем по-другому. Может, это ещё у них впереди. Недавно, когда случилось несчастье с Ларисой, Фёдоров вручил Маслову запасной комплект ключей, на всякий случай. Что этим хотел сказать Фёдоров, журналист так и не понял, но ключи взял, собираясь вернуть их, когда приятель его «придёт в норму».
По пути Маслов заехал в супермаркет и  разорился там на бутылку виски «Джонни Уокер» «Блэк лейбл». Купил ещё большую плитку шоколада, фисташки и ещё по мелочам, чтобы не являться с пустыми руками. Для разговора «по душам» этого должно было хватить, а там … видно будет. В крайнем случае, он вернёт ему ключи от квартиры, как это делают разбегающиеся супруги. Он ещё посмеялся над ассоциациями. Но он был телевизионщиком, и привык мыслить абстрактно, как бы со стороны.
Потрезвонив пару минут у двери в квартиру, Маслов медленно достал из кармана ключи и отпер замок. Внутри пахло отсутствием людей. Вы не замечали такой особенности? Когда дома нет никого, запах в жилище начинает меняться. И не только запах. Меняется и энергетика. В заброшенном жилье начинает твориться то, что называют «чертовщиной». Некоторую сторожевую роль играют иконы, конечно – «намоленные», то есть принесённые из действующего храма. Помогают и обереги, и тоже «активированные». Помогают и кошки, но только они не любят, чтобы жильё было совсем уж заброшенное, и могут его покинуть и сами, хотя считается, что кошки больше привыкают к жилью, чем к хозяевам. Это не совсем верно. Кошки привыкают к жилью, но обязательно с хозяевами, с теми, с кем они нашли «общий язык», то есть – понимание, то есть – один энергетический заряд.
Походив из комнаты в комнату, Маслов устроился на кухне, откупорил бутылку, налил виски в два стакана, по «два пальца», как и полагается, выпил свою долю, закусил фисташками и расслабился. Он решил дождаться хозяина, а пока отдохнуть от всего мира. « И пусть весь мир отдохнёт».
Выпив уже третью дозу, Маслов, незаметно для себя, задремал, положив, как это и полагается при употреблении виски, ноги на стол. Такой американский образ, проверенный временем. Кажется, ему даже начал сниться сон, что в комнате появился Владимир. Хотя входная дверь и не открывалась. Хозяин может оказаться в своём жилище и минуя входные двери. На то он и хозяин – входит так, как хочет. Маслов открыл глаза и поднял голову, приготовив соответствующую случаю фразу. Но … никого не было. Фраза тут же улетучилась из головы. Фёдорова не было, но прощальный луч вечернего солнца сконцентрировался пятном на общей тетрадке, что лежала на подоконнике. На обложке было написано «Дело № 007». Маслов уже узнал о сочинении одного злосчастного школьника, сделавшегося тоже жертвой неуловимого маньяка. Следующей стала, судя по всему, Лариса Фёдорова. Это дело следователь тоже стал называть – 007.
Журналист какое-то время разглядывал тетрадку, а потом взял её в руки и углубился в чтение. Сначала было само сочинение, а потом … потом сюда начал заносить свои мысли следователь. Мысли были сумбурные, и говорилось там о вещах невероятных, далёких от реальности. Кажется, Владимир и сам поминал не раз, что убийца не человек. Маслов понимал это иносказательно, мол, нелюдь, отморозок и всё такое прочее, а здесь говорилось о вещах сверхъестественных, каких и быть-то не должно. Но, если верить этим записям, то бывают. Фёдоров даже ходил к женщине- экстрасенсу, и та научила его, как можно отыскать монстра. Да это же сенсация! К чему нужно было держать целую бригаду опытных следователей, привлекать экспертов по психологии криминальных типов, когда стоит связаться с экстрасенсом, устроить её, в паре с опытным сыщиком и – можно сказать, что дело в шляпе. Кто-то об этом уже писал. Кажется Стивен Кинг, в романе «Мёртвая зона» обыгрывал похожую ситуацию. Но там-то всё придумано, тогда как здесь-то – жизнь.
А вдруг, подумалось Маслову, и про него тоже кто-то выдумал, а всё, что с ним происходит, не более, чем плод чьего-то больного воображения? Подумав, телевизионщик с тоской посмотрел на остатки виски в бутылке. Нет, не стоит пить в одиночку – такой бред в голову лезет.    
Александр снова углубился в записи. Дальше Фёдоров описывал, как отправился искать монстра, в одиночку, почти что в полночь, как у Гоголя. И это не где-то в Диканьке, а у них в городе, в Кирове-на-Вятке, в двадцать первом веке. Нет, всё это надо заснять и показать, пусть и другие поразятся! Хотя … чертовщина, она тогда по-настоящему работает, когда всё случается индивидуально. Говорят, что на миру и смерть красна, а если всё ночью, в одиночестве, где-нибудь на кладбище … М-да, тут про двадцать первый век как-то забывается.
Что там дальше?
Дальше вообще началась полная жуть. Судя по записи, капитан этого монстра нашёл, с помощью какой-то чудодейственного свистка или дудочки, как в сказке о Гамельнском крысолове, впервые рассказанном Людвигом Иоахимом фон Арнимом и его шурином, Клеменсом Брентано. На глаза следователь надел специальные очки, чтобы увидеть это воплощение кошмара. Оказалось, что потустороннего монстра просто так увидеть невозможно. Так вот почему он был неуловим так долго! А Фёдоров – молодец, не стал уподобляться тем, кто не верит в невозможное, заставил себя пойти и – сделал это!
Он его убил, голыми руками, как в самых жёстких боевиках гонконгского или американского кинематографа. И снова у него было видение, что он разговаривал с тем монстром, точнее, получалось, с тем человеком, который сделался чудовищем- серийным убийцей. Здесь сказано, что он был солдатом, прошедшим Афганистан или ещё какие «горячие точки». Там, в загадочном арабском мире, можно подхватить что угодно, любую мерзость. Кажется, ужасная болезнь проказа, или лепра, пришла как раз из тех мест. Говорят, что эту болезнь на людей наводили джинны, из своего сказочного арсенала ужасных наказаний. Почему бы и этому Александру Звереву не подцепить там какую-то ещё более страшную болезнь, какое-то местное проклятие?
А что, появилась в голове у журналиста мысль, если забрать эту тетрадку, которая Фёдорову вряд ли уже нужна, и на основе этих записей попробовать восстановить все эти события? Что, если попробовать написать книгу? Даже так и назвать её – «Дело № 007». У него уже есть сказка про братьев по разуму. Неплохо получилась, кстати сказать. И эту сказку – туда же. Книга получится замечательная!
А как же Фёдоров? Что же с ним сталось? Куда он задевался? Может из этих записей можно как-то разобраться? Но дальше всё было совсем непонятно. Местами записи были не на русском языке, а буквами, каких Маслов ни разу не видел. Это было чудно. Журналист не подозревал за следователем каких-то особых лингвистических интересов, да и слова, казалось, не имели смысла. Что-то о жизни и смерти, о жизни, которая проходит параллельно смерти. Учитывая, что часть текста понять было сложно, а часть вообще не понять (на другом языке), то конец этого детектива был разрушен. Разве что самому досочинить недостающее. К примеру, что Фёдоров был отравлен, по той же схеме, что и Зверев, в своё время, что Фёдоров чувствовал в себе эти нарастающие изменения, и переживал, а потом … потом … ну, это он позднее додумает. Но с Фёдоровым-то что сталось? К сожалению, ответов в тетрадке не имелось. Оставалось несколько чистых страниц, на которых следователь вполне мог бы написать, куда он собрался. А может … может его личность настолько изменилась, что ему нет дела до всех остальных, до Маслова. Зачем же писать в таком случае? Но тетрадку эту журналист решил забрать. И ещё у него появилась мысль: не отправиться ли ему по тем же местам, где и побывал его приятель. Известно ведь, где нашли Ларису, и того злосчастного мальчишку. Капитан написал, что он применил очки, похожие на те, в каких просматривают 3-D фильмы. Надо посоветоваться со специалистами, как можно расширить диапазон их применения. Может, он сможет разглядеть то Убежище, где отсиживался Зверь? А что, если он найдёт то Убежище, а там … увидит Фёдорова? Точнее не самого Фёдорова, а то, в кого он перевоплотился? Остановит ли это Маслова? Пойдёт ли он туда, искать, куда же подевался его приятель, пусть даже бывший приятель?