ДЕДУКЦИЯ
Отпуск принято проводить в каком-нибудь необычном месте. Причем экзотичность выбранной точки на карте напрямую зависит от уровня доходов отдыхающего. Трезво оценив свои финансовые возможности, в тот год часть своего отпуска я решил провести в качестве пациента хирургического отделения. Ничего страшного, просто ряд мелких профилактических работ. Заведующий отделением по знакомству пообещал мне небольшую уютную палату, но оказалось, что у главного врача тоже есть свои знакомые, нуждающиеся в комфорте, и я оказался в обычной палате на шесть постояльцев. Собственно говоря, такие палаты предназначены для четырех пациентов, но раз туда можно впихнуть шесть коек – то так тому и быть.
Главным украшением палаты был классический дедушка. У меня сложилось впечатление, что хотя бы один такой дед полагается на каждую больничную палату – ну, как в литературном произведении на сельские темы должен быть свой дед Щукарь. Возможно, дедушки эти состоят на балансе медицинского учреждения, например, по линии административно-хозяйственной части. А может быть, всё не так строго и официально, а вовсе даже имеется тайная мистическая связь, и такой дедушка является неотъемлемой частью палаты, типа домового или банника. По крайней мере, старожилы палаты утверждали, что, когда они сюда попали, дедушка уже был; а когда мы все выписались – он там остался. Врачи его на обходах особо не замечали, что подтверждает версию о сверхъестественном происхождении дедушки. Наш дед был абсолютно глухой, поэтому разговаривал чрезвычайно громко, любил задавать вопросы – но вот ответов не слышал совершенно, в связи с чем мы постепенно освоили своеобразный язык энергичных жестов. А еще он оглушительно храпел по ночам, мешая спать всем соседям. Днем в коридорах с пациентами других палат мы обсуждали «своих» дедушек, и пришли к выводу, что наш – круче всех, потому что он еще и разговаривал во сне, точнее – выкрикивал различные фразы. Однажды в четыре часа утра он внятно и с угрозой в голосе прокричал известный слоган: «Заплати налоги – и спи спокойно!» И, хотя моя совесть в этом плане была чиста, в ту ночь я больше уснуть не смог.
Почти все остальные пациенты нашей палаты были средних лет мужчинами, которые целыми днями говорили о своем здоровье. Исключение составлял молодой человек лет 18-19, который числился за врачом урологом. Соседей по палате он вслух презирал за «немужские» разговоры о болезнях, а дедушку ненавидел и порицал за ночной храп. Дед к его нападкам относился спокойно, потому что напрочь их не слышал. У юноши был своеобразный режим пребывания в отделении. Утром к нему приходил врач и стандартно спрашивал: «Ну чё?». Юноша не менее стандартно и с вызовом отвечал «А ничё!», после чего начинал пространно высказывать свое мнение об успехах отечественной медицины вообще и урологии в частности. Врач, не дослушав, поворачивался к нему спиной и уходил, а парень собирал свои вещички и шел домой – видимо, отсыпаться. Вечером он снова появлялся в палате, протягивал от всех розеток к своей койке удлинители, включал кучу гаджетов, надевал наушники и временно выпадал их окружающей действительности – до начала дедушкиного ночного концерта. Наушники тут ему не помогали, слаба современная техника против природных катастроф.
Меня, как врача по специальности, сильно заинтересовало – а с чем же, собственно, занимает койку молодой человек? И я включил дедукцию. Сопоставив имеющиеся факты: призывной возраст парня, ночное пребывание в отделении, повторяющийся высокоинтеллектуальный утренний диалог «Ну чё? – А ничё!» и общее недовольное состояние молодого человека, я решил, что находится на урологической койке он по поводу предполагаемого ночного энуреза – с конкретной целью откосить от армии. Вывод, к которому я пришел, учитывал все известные данные и казался единственно верным решением. Смущало только, что дело диагностики тянется так долго. Обычно уже на первое-второе утро умный призывник выливает в постель воду из припасенной заранее бутылочки и с гордостью говорит врачу: вот я, вот утро, вот мокрая постель – давайте мне освобождение от армии. Конечно, врач может предъявленную лужицу и понюхать (хотя нюхать мокрый больничный матрас – сомнительное удовольствие). На этот случай опытные «уклонисты» с вечера запасают в бутылочке не воду, а мочу. Существенным недостатком описанного (в обоих значениях этого слова) метода является тот момент, что трусы у парня остаются сухими, и опытный врач легко раскрывает обман.
Довольный своими детективными способностями, я временно унял профессиональное любопытство, но позже всё-таки поинтересовался у уролога – верна ли моя догадка. И оказалось, что вся эта хваленая дедукция – шарлатанство и надувательство. Выяснилось, что на самом деле где-то в недрах урологической системы того юноши блуждал маленький камешек, который то ли вот-вот должен был выйти наружу, то ли давно рассыпался песочком, и до выяснения истины он находился под наблюдением уролога. А на ночной режим пребывания в палате доктор, рассерженный наглыми нападками юнца на урологическую науку, перевел его специально – чтоб применять к нему пытки дедушкиным храпом…
КРИТЕРИЙ ВЫЗДОРОВЛЕНИЯ
Сразу по окончании интернатуры я был направлен в сельскую больницу в качестве невролога. За время учебы в институте и последующей стажировки в профильных стационарах города я научился диагностировать и лечить практически все сложные и редкие заболевания нервной системы. Вот только на приеме в поликлинике я (как и все мои однокурсники) ни разу не был. Сейчас в этом направлении кое-что сдвинулось, в планах учебы будущих врачей появилось понятие «поликлинический прием». И всё же консультативный прием преподавателя кафедры в окружении студентов и работа практического врача – это «две большие разницы».
В общем, начав самостоятельную работу, я был шокирован. Ни один из обратившихся ко мне на прием пациентов не «укладывался» в известные науке неврологические диагнозы. Как я сейчас понимаю, подавляющее большинство из этих людей страдало от последствий недостаточного приема гипотензивных (снижающих артериальное давление) препаратов, а также избыточного приема горячительных напитков. К неврологии всё это имело весьма отдаленное отношение.
В конце концов, я самостоятельно вывел для себя новую классификацию. Все пациенты делились на две группы: тех, кому был нужен больничный лист и тех, кому он не был нужен.
Те, кто претендовал на получение листка нетрудоспособности, были «лёгкими» посетителями. От работы я их освобождал без всяких проблем (в те годы я еще не выработал профессиональную подозрительность), и счастливый пациент моментально исчезал из кабинета, как правило, даже не захватив с собой бумажку с расписанным лечением.
Те, кому «больничный» был не нужен, являлись пациентами «трудными». Я поначалу вообще не мог понять, зачем они обратились на прием, так как назначенное лечение их тоже мало интересовало. Позже я выяснил, что большинство этих пожилых людей просто приходили «поговорить».
В один прекрасный день обратился ко мне в кабинет средних лет мужчина с «птичьей» фамилией – ну, допустим, Зябликов. Выглядел он довольно представительно: был одет в потертую, но чистую пиджачную пару и при галстуке. Лицо его украшали массивные очки с очень толстыми стеклами. Пациент пояснил, что у него сильно болит правое плечо, из-за чего он не может поднять руку. И по своему богатому жизненному опыту он знает, что единственное, что гарантированно может ему помочь – это больничный лист. Прекрасно, нет проблем, он пришел как раз туда, куда надо. Под неодобрительный шепот местной медсестры – дескать, этот симулянт уже всем надоел – востребованный листок был выписан, и гражданин Зябликов удалился.
Через пару дней ко мне обратилась женщина с жалобами на головную боль. При осмотре ровно на макушке у нее была обнаружена большая шишка (по-научному выражаясь, подкожная гематома). Со слов пострадавшей, её побил муж, а конкретно – ударил пустым ведром по голове. Медсестра выразительно постучала пальцем по обложке амбулаторной карточки пациентки. Там значилась фамилия – Зябликова.
Далее состоялся следующий диалог.
- А как именно он вас ударил? - спросил я.
- А вот так! – женщина продемонстрировала мне энергичное круговое движение рукой.
- И какой именно рукой он держал ведро? – уточнил я.
- Правой! – ответила ушибленная мадам Зябликова.
- Ну, так передайте ему, что от болезни правого плеча он уже вылечился, - подвел я итог беседы.
- Да он знает, уже сегодня утром на работу пошел, просил закрыть больничный, - закончила сеанс дистанционной медицины пациентка.
И чего они все не ходят к хирургу…
ШУМ В ГОЛОВЕ
Сначала – скучный разговор про медицину.
Это, конечно, мое личное мнение, с которым не согласятся озабоченные проблемами выполнения плана представители медицинской администрации и отдельные жадные до платных услуг врачи, но массово направлять на ультразвуковое исследование артерий головы и шеи детей и подростков не надо. В 99% случаев у них не находят ничего подозрительного вообще, а у оставшегося одного процента опять же в 99% случаев находят просто индивидуальные особенности (вроде асимметрии диаметра или непрямолинейного хода сосудов), что не является признаком заболевания и лечения не требует, но порождает панику у родителей ребенка. Другое дело пожилые люди, у которых имеются различные проявления атеросклероза кровеносных сосудов. И всё-таки остается статистическая одна сотая процента…
В субботу в конце рабочего дня по опустевшему коридору диагностического центра ходила молодая женщина. На руках у нее мирно спал плотно закутанный в одеяльце ребенок в возрасте месяцев трех-четырех. Женщина медленно продвигалась от одной закрытой двери к другой, внимательно читая прикрепленные таблички. Подобным образом ведут себя посетители картинных галерей, но я усомнился в художественной ценности рассматриваемых объектов и спросил даму: «Вы что-то ищете?».
Женщина пояснила, что она хотела бы пройти исследование сосудов по поводу шума в голове. Как назло, ни один врач дуплексного сканирования в эту субботу не работал. Чтобы немного развлечь расстроившуюся даму, я спросил: «А как вы полагаете, почему у вас в таком молодом возрасте начался шум в голове?». На внятный ответ я и не рассчитывал, просто надеялся, что упоминание о ее молодости (и теоретически прилагающейся к возрасту красоте) поднимет ей настроение. Но дама безмятежно ответила: «А это не у меня в голове шумит, а у ребенка».
Я немедленно (не вслух, конечно) усомнился в душевном здоровье собеседницы. Дело в том, что шум в голове – процесс довольно интимный, слышимый только самому страдающему. Человек, конечно, может предъявить такие жалобы другим лицам, но чтоб это сделал грудной младенец… Нет, эта молодая мамаша, несомненно, слишком мнительна. Вслух же я осторожно спросил: «А почему вы решили, что у ребенка шумит в голове?» Так же спокойно женщина ответила: «А я этот шум слышу!»
Тут всякие сомнения в отношении мамаши у меня отпали. Слышать шум в чужой голове – это, пожалуй, еще хуже, чем слышать чужие голоса в голове своей. В полутемном коридоре явственно начал материализоваться призрак неотложной психиатрической бригады. Пока я предавался грустным размышлениям, дама развернула одеяльце и сняла с ребенка шапочку. Несостоявшийся призрак психиатрической «неотложки» развеялся с печальным стоном. Мало того, что я и сам услышал пульсирующий свистящий шум – я увидел под кожей на голове у ребенка патологически измененную височную артерию! Правда, это был не «шум в голове», а, так сказать, «шум снаружи головы», но это уже мелочи. Дуплексное сканирование тут, конечно, не помешало бы. Я срочно направил маму с ребенком туда, где по правилам положено такой патологией заниматься, и удалился в свой кабинет, раздумывая о превратностях медицинской статистики и о слуховых галлюцинациях.
РЕПРИЗА
Шел обычный диагностический прием. Лист ожидания в компьютере показал, что следующим пациентом будет мужчина в возрасте 78 лет. Мы ожидали – вот сейчас распахнется дверь, и в кабинет на каталке ввезут грузного патриарха, окруженного толпой суетящихся родственников. Но к нам стремительно зашел поджарый мужчина, выглядевший максимум лет на 60, и с порога заявил: «Я – Артист!». Выждав паузу и не дождавшись аплодисментов, наш Артист с обидой в голосе продолжил: «Я много лет служу в N-ском театре, и вот они уехали на гастроли в Горно-Алтайск без меня!»
Название театра мне ни о чем не говорило – да мало ли у нас маленьких театров при Дворцах культуры. Но я и сам в прошлом в какой-то степени артист, и знаю аромат этого волшебства: свет рампы, кулисы, раскрывающийся занавес! Ну, и как говорить с подобной публикой, я тоже знаю. Поэтому я сказал Артисту:
- Да полноте, батенька! Вы столько лет служите Театру, наверное, уже весь мир с гастролями объездили. Пусть молодежь едет в этот ничтожный Горно-Алтайск, хоть какого-то опыта набирается!
- И то верно, - ответил приободрившийся Артист, - уж поездил я с гастролями по белу свету! И в Ишиме бывал, и в Тобольске, и даже в самом Оренбурге!
Перечислив эти мировые театральные столицы, Артист несколько утешился и отправился за кулисы переодеваться. (Ой, что-то я совсем погрузился в театральную тему. За ширму он ушел, штаны снимать.)
А я начал заполнять скучный протокол осмотра. На первой строчке значился пункт: «Жалобы пациента». И я спросил в сторону ширмы: «А что вас беспокоит?»
Результат меня ошеломил.
Из-за ширмы раздался громкий возглас: «Реприза!!!». Занавес распахнулся (ширма с грохотом отлетела в сторону). Взвизгнула медсестра. Вперед стремительно метнулся Артист, сияя улыбкой, раскидывая руки в стороны и одновременно с разбегу падая на колени; в этой позе он плавно доехал по полу до самого края рампы (уткнулся в кушетку). После чего он деловито встал, поклонился и сказал: «И вот после этой сцены в спектакле у меня вечером болят колени».
Я аплодировал стоя.
Сентябрь 2018