Температура на дисплее поползла вниз, повеяло прохладой, кондиционер вновь, заработал в штатном режиме. Антон Арсеньевич смотрел на чип-карту, раздумывая над создавшимся положением.
- Прежде чем вы наберете номер жены, я хочу знать, что у вас в голове совершенно нет глупостей, - Вновь заговорил оживший динамик, - Вы не позволите себе ничего лишнего, только сухой рассказ, этакое покаяние. Вам обязательно нужно покаяться, ваша жена заслуживает правды. Столько лет лжи и наконец, полная ясность – это ли не чудо? Это ли не свершение высшей справедливости. После вашего признания, вам станет легче. С плеч упадет огромный груз. Верьте мне. Я знаю, что говорю. Но хватит об этом, я должен быть уверен, что во время разговора вы не сделаете глупостей, не постараетесь дать знак, не скажете лишнего. Надо отдать должное, вы весьма благоразумны, но было бы наивным полагать, что я не обезопасил себя от любого необдуманного действия с вашей стороны. Для этого мне пришлось совершить кое-какие манипуляции. Признаюсь, я не сторонник радикальных мер, но как вы могли убедиться, иногда –это единственный способ достичь цели. И чтоб понять на правильном ли я пути, хочу, чтобы вы ответили на вопрос. Вы любите свою дочь, доктор Елисеев?
Антон Арсеньевич вздрогнул, где-то глубоко во внутренностях кольнуло, а следом в районе груди заработали мощные тиски, которые сжимали сердце, не на секунду не ослабляя давление.
- Что ты задумал, ублюдок? – Антон Арсеньевич шумно дышал, его желваки ходили ходуном, делая и без того крупные черты лица еще более массивными.
- Зачем так грубо, у нас ведь с вами одна цель, победить в игре.
- Сволочь, ты решил прикрыться ребенком. Я..
- Только не нужно этих банальностей, - перебил Елисеева голос в динамиках,- Найду и медленно убью, изжарю на сковородке, порежу на мелкие кусочки. Звучит банально. Давайте оставим этот героизм для голливудских боевиков. Сейчас ваша задача выйти из машины с минимальными для себя потерями. Признайтесь, дочь - это невосполнимая потеря. Я уверен, что вы любите свою Юлию. Посмотрите, какая она у вас красавица.
Экран монитора вновь ожил, онлайн камера безжалостно передавала изображение, на котором дочь доктора медицины, со свойственной ей беззаботностью, прогуливала урок. Елисеев прилип глазами к экрану.
- Доктор Елисеев, ваша дочь прекрасна, как нежный горный цветок, но одно ваше неосторожное слово превратит ее ангельское личико, в покрытый шрамами слепой кусок мяса. Соляная кислота не убьет ее, но оставит на всю жизнь калекой.
- Подонок, ты не сделаешь этого…
- О, нет, не делайте таких заявлений. Лучше подумайте, как ваше неосторожно сказанное слово медленно делает из вашей дочери инвалида. Прожигает кожу, кровеносные сосуды, мышцы, глазные яблоки, почти до кости. Пластическим хирургам вашей клиники будет, чем позаниматься в рабочее время. И не надейтесь на то, что я блефую. Я полагаюсь на вашу сознательность и отцовскую любовь. А теперь, вы возьмёте коммуникатор и расскажете жене, как низко вы поступали с ней все эти годы, расскажете подробно. Вы не включите видеосвязь, не будете общаться в онлайн режиме, вы запишите голосовые сообщения и отправите ей на номер. Я позаботился о том, чтобы она не смогла идентифицировать аккаунт, с которого будут приходить сообщения, лишь ваш голос, доктор Елисеев. И помните, если вы попытаетесь утаить хоть слово, я начну повышать температуру. Впрочем, при минус восемнадцати, вы тоже долго не протяните. У меня отличный выбор на сегодня.
***
Стыд, гнев, возмущение, ярость унижение. Смятение чувств, странное сочетание. Словно Антона Арсеньевича заставили голым идти по улице, да еще с табличкой «идиот» на груди. Именно идиотом, он ощущал себя в настоящий момент. Идиотом, который попал в ловушку, тщательно воздвигаемую годами собственной недальновидностью и безрассудством. Палец медленно нажал на кнопку, чужой голос полился из горла Антона Арсеньевича, уничтожая его сущность, оставляя только горстку никому не нужного праха.
-Я не знаю, сможешь ли ты простить меня, дорогая. И не знаю, захочешь ли понять. Если ты решишь выкинуть меня из своей жизни, я приму это решение. Пусть и такой выбор для меня будет тяжелым. Но я не могу больше молчать, я виноват перед тобой, виноват крепко. Трудно говорить подобные вещи, слова застревают в горле, язык не слушается. Но молчать еще труднее. Я всегда жил между двумя чувствами – любовью к тебе и собственной похотью. Вот такая гнусная ситуация. Моя похоть ломала меня, сгибая пополам. Противостоять ей я не мог. Я как маньяк, при виде жертвы, забывал о благоразумии и двигался по течению своих желаний.
Я изменял тебе, изменял мерзко, иногда дико, чаще всего сознательно. Я не гнушался случайных встреч, я не брезговал твоими подругами. Они молчали, я их за это не осуждаю, они такие же жертвы. Я посещал публичные дома, вызывал проституток в гостиницы. Да, я тратил деньги на женщин даже в те моменты, когда мы крайне нуждались в них. Пока ты ждала меня дома с маленькой Юлечкой, я был в объятиях женщин. Меня влекло к ним – это, как болезнь, как зуд, как жажда. У меня никогда не было постоянной любовницы, все мои связи - лишь эпизоды. Сколько их было, я не помню. Я понимаю то, что ты сейчас слышишь – убивает тебя, лишает покоя и сна, но поверь – так будет лучше для нас обоих. Я не знаю, что не так с моей психикой, я боюсь и не хочу думать об этом. Мне хотелось больше, чаще. Я не упускал ни одного момента, даже если шанс быть пойманным вполне отчетливо маячил перед глазами. Все эти женщины - ничто, кусок мяса. Но все это потом, после случившегося, уходили, оставляя лишь чувство сожаления и раскаяния. Но, наступал новый день и я терял самообладания, забывая обо всем, искал жертву.
Изо дня в день, из года в год. На протяжении всей нашей совместной жизни. Мне самому не верится, что так бывает, но, увы – это чистая правда. От начала и до конца. Теперь ты ее знаешь, как поступишь ты, мне не ведомо. Любое твое решение я приму. Прости, если сможешь, я тебя люблю.
***
Антон Арсеньевич закончил запись и тут же она отправилась в свой полет по единому информационному пространству, для того чтобы через секунду безжалостным битом ударить по адресату, ломая такую привычную, устоявшуюся и спокойную жизнь.
- Браво доктор. Вы превзошли мои ожидания. Не напрасно я верил в вас. Вы отлично справились с заданием! Теперь я уверен, мы с вами вместе преодолеем все испытания, все до одного. – сказал человек в динамиках.
- Ты доволен, ублюдок? - Перебил его, доктор Елисеев - Тебе доставило это удовольствие, может ты даже получил гребаный оргазм? Да, признайся- ты кончил? Что тебе еще нужно, мразь? Давай, я сделаю для тебя это и ты оставишь меня и мою семью в покое.
- Ну вот, опять у вас приступ ярости, откуда в вас это, доктор? Вы странный человек. Изменяли жене вы, а мразь и ублюдок - я. По истине, логика, не поддающаяся осознанию. С этим нужно что-то делать, ваши оскорбления, порядком мне надоели. Пожалуй, стоит ввести для вас наказание. Вы сами напросились. Я настоятельно советую вам, с этого самого момента, выбирать выражения и не опускаться до оскорблений.
Человек в серых джинсах нервничал. Он очень не хотел выпускать нить, которую держал в руках. Держал цепко, но нить была не столь прочной, как казалась Антону Арсеньевичу и человек в серых джинсах это знал. Знал и тщательно скрывал. Человек спешил завершить начатое. Но ни одним своим словом, ни одним мускулом, ни одним движением ресниц не показывал этого. Все , что ему было нужно, находилось у него в руках, нужно лишь не совершить ошибку.
Ноздри Антона Арсеньевича раздувались, гнев, возмущение и стыд съедали его. Бешенство и злость на обстоятельства и самого себя готовы были разорвать его на части. С языка уже готова была слететь очередная гневная тирада. Как вдруг он услышал это. Звук льющейся воды. Услышал отчетливо, словно кран открыли где-то рядом, звук точно шел не из динамиков. Доктор Елисеев удивленно замер и уже готов был поверить в реальность происходящего, но звук воды пропал так же внезапно, как и появился, оставив после себя странное ощущение нереальности происходящего.