И кто в избытке ощущений,
Когда кипит и стынет кровь,
Не ведал ваших искушений,
Самоубийство и любовь…
Ф. Тютчев
Приложение
Что важнее, жизнь или смерть?
Смотря какая жизнь и смотря какая смерть… Кому уж как повезет. Мне кажется ответ здесь должен быть именно таким.
Мне в своей жизни пришлось сталкиваться с таким явлением нашей действительности, как самоубийство. Первый раз еще в Байконуре, когда у нас в гостинице повесился один молодой монтажник, устроившийся в эту монтажную организацию для того, чтобы накопить деньги на кооперативную квартиру для своей молодой семьи. Квартиру он купил, но потом, оказалось, что надо было бы еще накопить денег на хорошую мебель в эту квартиру, потом на машину…
И он уже исхитрился стать долгожителем нашей монтажной организации и проработать в ней целых пять лет, а конца этой работы не было и видно. А потом выяснилось, что жена заимела себе любовника и прекрасно жила с ним в новой, купленной им на свои кровные Байконуровские деньги квартире. Он и повесился.
Затем на заводе, где я работал покончил с собой Главный механик после сильнейшего его разноса директором на оперативке. Покончил собой изуверски. Он пришел себе в кабинет и одним ударом правой руки воткнул в свой висок отвертку чуть ли не на половину ее длины. Смерть была мгновенной. Далее на заводе была смерть ведущего инженера отдела по ТБ завода, который повесился на работе в туалете, не оставив даже записки. Тоже повесился, но уже дома, руководитель группы в производственном отделе. И все эти мужчины были в расцвете сил и здоровья возраста после сорока.
А один мужчина, работавший конструктором в ОГК, после развода с женой повесился в своей комнате у себя в квартире со второго раза. То есть, получается, что кончали с собой в моей жизни на заводе одни мужчины. Женщин самоубийц я не встречал. С женским самоубийством в своей жизни я не сталкивался.
Так что же это такое, самоубийство?
Почему некоторые люди разного возраста и разных социальных слоев как-то вдруг, ни с того и вроде бы ни с сего, кончают жизнь самоубийством? Почему у них возникает мысль больше не жить. И так ли случайна эта мысль? И почему это люди в расцвете сил и здоровья вдруг начинают думать о своей смерти, о своем самоубийстве? И много ли на самом деле среди нас людей, никогда не думающие о самоубийстве? Эта их мысль, какой бы дикой она не показалась, является признаком душевной слабости их или же, наоборот, признаком силы. Ведь животные никогда не кончают жизнь самоубийством – настолько силен у них инстинкт жизни.
А у людей он что, слаб?
Скажите, почему наибольшее количество самоубийств происходит в Норвегии и в странах Скандинавии, самых вроде бы благополучных и сытых странах мира? Почему? Не знаю. Не знаю. Но, наверное, потому, что не хлебом единым жив человек и людям, кроме чувства сытости и внешнего благополучия нужно в жизни еще что-то такое, что не всегда можно даже определить словами, но без чего жизнь становится просто невыносимой. И когда у тебя в материальном отношении все вроде бы есть, вдруг оказывается, что самого главного-то в твоей жизни как раз и нет. А главное – это смысл жизни, ее идея. А раз нет, смысла в твоей жизни, то зачем она тогда? Жить ради того, чтобы есть, пить и справлять свои физиологические потребности как-то мало для нормального человека. Тогда мы не «гомо сапиенс», а непонятно кто на этой земле. И тогда самой спасительной мыслью для тебя становится мысль о самоубийстве.
И это совсем не обязательно должны быть какая-нибудь жизненная трагедия, после которой человек не хочет жить или разорванные по каким-то вдруг причинам дорогие отношения между мужчиной и женщиной, которые сейчас в странах цивилизованного мира в связи с вакханалией их гендерной революции вообще превратились в непонятно что, в некие, и чисто физиологические отправления с партнером непонятного пола и возраста, словно в общественный туалет по нужде сходил.
Причем, самоубийством кончают свою жизнь почему-то больше мужчины, чем женщины. И чаще всего творческие люди. Такие, как поэты или актеры, иногда писатели. Причем, обязательно крупные, талантливые и всеми уже признанные поэты, писатели и актеры.. Такие, как Пушкин, который, к примеру, пошел на смерть не от своей руки, а от руки другого человека. Но все равно это было самоубийство. Лермонтов ушел из жизни точно также, от руки выбранного им убийцы. А вот Гаршин, Есенин, Маяковский, Фадеев, Шпаликов, Башлачев лишили себя жизни сами. И Олег Даль ушел их жизни сам, совсем еще молодой.
Женщин поэтов самоубийц мало. Здесь можно лишь сказать о Марине Цветаевой, никак не вписавшейся в новую и враждебную ей Советскую Россию. А вот поэт Юлия Друнина ушла сама, не приняв для себя эту новую, уже демократическую Россию, в качестве возможной среды для своей жизни. Именно ей принадлежат такие бессмертные строки о ВОВ:
Я много раз бывала в рукопашной,
Раз наяву и сотни раз во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
К ним можно добавить еще и много известных иностранных писателей, поэтов и музыкантов, включая, таких, о которых просто невозможно было бы подумать такого, как, к примеру, Хемингуэя или Стефана Цвейга и Оскара Уайльда, ушедших из жизни в расцвете жизни и своих с творческих сил.
Но меня жизнь с подобными людьми не сталкивала. Мое окружение состояло из самых обычных, вроде бы, людей, работающих на заводе. Но и среди них оказались самоубийцы. Мужчины самоубийцы. Женщин самоубийц я в своей жизни не встречал. Почему? Не знаю, не понимаю. Но, наверное, потому, что психологически мужчины являются гораздо слабее женщин.
Да и ответственность у мужчины перед жизнью, перед женой, перед детьми, перед семьей, намного менее выражена, чем у женщины. Поэтому мужчины у нас слабый пол, а не женщины. И никуда от этого не денешься.
Такова она наша "се ля ви".
Право на самоубийство
(Отрывок из романа)
Шло время и постепенно Андрей начал свыкаться с мыслью, что у него есть постоянная женщина, что у него в Москве есть место, где его постоянно ждут, где он всегда нужен, где его всегда примут и куда он может прийти в любое время и в любом своем виде. Так незаметно Лина вошла в его жизнь и заняла там, пусть не главное, но все же достаточно весомое и прочное место.
И все бы оно ничего, если бы этот сложившийся случайно их образ жизни таким бы и остался в дальнейшем. Он очень даже устраивал Андрея. Было удобно и не вызывало никаких проблем. Неделю он работал в Костроме. В пятницу или в четверг вечером уезжал в Москву. В Москве проводил с Линой два-три дня и в воскресение вечером опять уезжал к себе на работу в Кострому. Во время их коротких встреч они оба друг к другу очень нежны, внимательны, предупредительны и не успевали, не то, чтобы по-ссориться или повздорить, а даже надоесть друг другу. Именно этот вариант коротких еженедельных встреч очень и очень подходил Андрею, он давал хоть какую-то иллюзию нормальных отношений между любящими друг друга мужчиной и женщиной, и не связывал его никакими формальными обязательствами перед Линой. Что, в свою очередь, не лишало его ощущения личной своей независимости и свободы.
То есть, вроде бы и женат, но, в то же время, холостой. Очень даже удобно. Удобней и не придумаешь. Для Андрея, но не для Лины. Именно такие отношения полу-любовницы – полужены очень скоро перестали устраивать саму Лину. Ей, только что разведенной женщине, испытавшей горечь неудавшегося брака и не насладившейся в полной мере счастьем семейной жизни, для душевного и психологического комфорта, для жизненного равновесия нужен был полноценный и законный муж, а не какой-то там любовник или приходящий регулярно на ночь мужчина. Она любила Андрея и ей хотелось быть постоянно рядом с любимым человеком, ощущать его, чувствовать, видеть, слышать, хотелось общаться с ним, заботиться о нем, готовить ему вкусные блюда, стирать ему белье, покупать для него вещи, т.е. ей хотелось жить с Андреем полноценной жизнью, а не просто иногда спать с ним.
Тем более, что вопрос с квартирой благодаря деньгам Андрея у нее решился благополучно и уже осенью она собиралась получать ордер на двухкомнатную отдельную квартиру в 16-ти этажном доме башенного типа, строящемся в хорошем районе, недалеко от метро «Щербаковская». И свою новую жизнь в новой квартире она собиралась начать именно с Андреем, а не с кем-то другим.
И Лина начала тихую, но упорную и настойчивую осаду Андрею. При каждом удобном случае, особенно после их физической близости, пользуясь благодушной расслабленностью Андрея, она заводила с ним разговор об их будущей совместной жизни, о том, как они вместе будут выбирать и покупать мебель для новой квартиры, как будут ее обустраивать, обставлять мечтала о том, где и что там надо будет сразу же, еще до въезда, переделать какие обои покупать, какой плиткой кухню, ванную и туалет облицовывать какие полки, антресоли, встроенные шкафы соорудить, где достать для всего этого материалы, сколько все это будет стоить и еще многое и многое другое. При этом разговоре она с ним вела обычно с таким видом и в таком тоне, как будто Андрей уже давно стал ее мужем и их совместная дальнейшая жизнь не вызывает ни у кого из них никаких сомнений.
И к маю Андрей сдался. Перед праздниками он сделал ей предложение и они подали заявление в ЗАГС. Через два месяца должна быть их свадьба и тогда наступит полный и окончательный конец беззаботной и безалаберной жизни Андрея, кончатся его метания и шараханья из стороны в сторону, и он теперь спокойно пойдет дальше вперед, но уже не один, а под руку со своей женщиной, любовницей, а теперь вот женой...Все, вроде, бы начинает складываться у Андрея хорошо, как у нормальных людей. И можно было бы спокойно пожелать ему счастья да благополучия в дальнейшей жизни, если бы не одно «но». На душе у него с каждым днем становилось все «чернее и чернее»…Что-то опять он сделал не так… Но что? Неужто, эта женитьба – его очередная ошибка?!
"Дрожат, как пламя у свечи В глазах невысохшие слезы, Опять без видимых причин На сердце загремели грозы. И разом дрогнула Земля, Как будто скорчилась от Боли, Мы вроде вместе – ты и я, Но кто ж из нас теперь в неволе? Или в неволе – оба мы?! Судьба – наш Божий Перст!!! Цепями с Счастьем «скованны», Несем свой тяжкий Крест…"
Но Крест, пусть даже и семейный, нести у Андрея особого желания не было. Точнее даже - никакого желания. А здесь еще его работа подыграла ему в его невольном малодушии.
Вскоре после майских праздников на объекте Андрея под Костромой начался обычный предпусковой аврал. Понаехало жуткое количество начальства, было много шума, криков, уговоров, угроз, бестолковщины, а потом высшее Министерское руководство предложило монтажникам аккордный наряд за пуск объекта к 15-му июня. Монтажники на общем собрании согласились с предложением руководства и был подписан договор об условиях досрочной сдачи объекта в эксплуатацию. После чего все начальство поразъехалось с объекта, а у монтажников началась сумасшедшая работа по двенадцать часов в сутки без всяких выходных и праздничных. Работа, еда и сон. На отдых времени практически не оставалось. Поездки все в Москву автоматически отменились и Андрей в мае месяце съездил к Лине всего лишь один раз. Потом стало совсем не до нее. И в прямом, и в переносном смысле.
Дело в том, что Андрей впервые за последние месяцы своей жизни в Бродах и Костроме вновь остался один на один с самим собой, со своими мыслями. И на него вновь навалилась тоска. Черная, лютая, страшная. Его вновь потянуло на выпивку. И мысли рождались в голове одна чернее другой.
Не-ет уж Андрей, не леззь-ка ты к людям на глаза, не мешай им жить. Знай шесток свое место. Знай и помни, что со свиным рылом в «калашный» ряд не суются. Не их там место. Закон жизни. Никуда не денешься. Не создан ты для семейного счастья, не для тебя оно. Пора бы уж и осознать особенности своей натуры и сделать соответствующие выводы. У тебя свой путь, особенный. Путь одинокого волка, бредущего по белу свету в стороне от нормальных людей. Ну, а если ты волк, то иди, иди...один.
Странные пируэты порой выделывает с нами судьба. Зачем ей понадобилось вновь сбивать с ног Андрея, только что поверившего в себя, в то, что он действительно поднялся, в то, что прошлое его действительно позади и больше не будет ему мешать, жить? Что это, очередная проверка на прочность, новое испытание или чья-то злая шутка, посчитавшего, что ловко подловил Андрея? Как бы то ни было, но Андрей вновь запил. И чем дальше, тем больше. Пил практически каждый день после работы, пил помногу пил, не пьянея, а мрачнея и дурея. С дурной головой бухался на койку и мгновенно отключался. А ночью скрежетал зубами, матерился и кричал, звал кого-то на помощь. Похоже, что женщину...
Андрей доработал в Костроме до сдачи объекта, затем вернулся в Москву и, ни разу не зайдя к Лине, не позвонив ей, срочно напросился в новую командировку. Его послали на Дальний Восток, под Уссурийск, где он пробыл безвыездно свыше двух месяцев. Вернувшись в Москву, отдыхать не стал а сразу же уехал в следующую командировку, снова под Кострому, в маленький, тихий, уютный, старинный русский городок с чудесно певучим названием Судиславль.
И все это время он пил. Пил много, отчаянно, зло. Пил, свирепея наливаясь злостью и яростью к себе, ко всем окружающим, ко всему миру. Все вернулось на крути своя, все повторилось вновь, как будто и не было никогда той памятной, Байконурской эпопеи с его удивительным воскрешением из мертвых и последующих животворных месяцев его новой жизни в Закарпатье, где он повстречал Тамару, всей душой потянувшейся к нему, в Костроме, когда он в один из своих приездов в Москву познакомился с Линой и зародил в ее сердце надежду на счастье. Все теперь забыто, исковеркано, перечеркнуто одним решительным махом. Зачем? Для чего? Почему? Андрей и сам не мог ответить на эти вопросы. Все произошло слишком быстро для него самого, как будто некто, всесильный и всемогущий, вдруг взял и переключил программу его жизнедеятельности на совершенно другой вариант, а теперь вот смотрит на его барахтанье и посмеивается. Мол, каждому свое и сколько, мол, волка не корми, все равно сбежит в лес...
Однако, этот черный период в жизни Андрея оказался не таким уж длительным и продолжался всего лишь четыре с небольшим месяцев. Кроме того, внутреннее психологическое состояние. Андрея на данный период существенно отличалось от того, что было с ним три года назад. Нынешний Андрей был совершенно другим и прошлое в полной своей мере не могло с ним так повториться. Мог быть сбой его процесса выправления, срыв психологический, спад эмоциональный в связи с нервным стрессом из-за неверного жизненного решения. Все могло быть, что угодно могло быть. Но не могло быть надолго. Андрей уже встал, выпрямился и снова падать, снова возвращаться к полу животному своему недавнему существованию никакого желания не испытывал. Слишком уж дорого далась ему истина, чтобы теперь вновь повторить свои прошлые ошибки. Ходить вечно по одному и тому же замкнутому кругу, постоянно натыкаясь на одни и те же грабли, он больше не хотел. Все, сыт был уже по самое горло. И даже выше...
Потому-то он и пил с таким остервенением, с таким отвращением, с такой ненавистью и злостью к самому себе. Потому что уже понимал, дозрел до подобного понимания, что именно этого срыва он как раз и не должен был допускать. Не имея он никакого права на подобные промахи. Ведь он был уже не один. Ведь рядом с ним стоял уже другой человек, полюбивший его. И он, Андрей, должен быть ответственен за его счастье, за его благополучие. Должен был, обязан был. Это так. Но он отмахнулся от него, плюнул в его душу, плюнул в любящее его лицо, в глаза, с Благоговением смотревшие на него. И Андрей никак не мог отделаться от мучительного чувства стыда перед Линой за ту трусливую и грязную подлость, которую он совершил перед ней. Не мужское это дело – убегать от женщины, от ответственности перед ней, мужской ответственности перед женщиной. А он убежал от Тамары, ничего ей не объяснив, убежал тайком, тихо, подло, мерзко. Точно также поступил он и с Линой. Слава богу, хоть квартиру успел ей помочь сделать. А то бы вообще, хоть в петлю от стыда, от отвращения к самому себе, хоть на дыбу...
Так и окончился его этот очередной роман с женщиной. Больше он Лину никогда не видел и не знал ничего о ее дальнейшей судьбе. Правда в декабре этого же года он, будучи в Москве, в годовщину их знакомства с Линой, обратился в справочное бюро с запросом о ней. Ему дали ее адрес. Адрес был новый. Андрей поехал к ней, нашел тот дом башню, поднялся на 12-ый этаж, где находилась ее квартира, постоял перед ее дверью постоял и... ушел. Не хватило ни сил, ни совести позвонить ей. Было настолько мерзко на душе, что он взял две бутылки водки, поехал в свою комнату в Подлипках, закрылся там один и выпил за вечер одну бутылку за другой без всякой закуски, ограничиваясь лишь сигаретами. Пил, не пьянея Хмель не брал его.
Холодно, холодно,
Что же так холодно?
Жизнь, как стекло,
На кусочки расколота.
Холодно, холодно,
Боже, как холодно!
Плачет от сердца
Кусочек отколотый.
Холодно, холодно,
Ужас, как холодно!
Словно по сердцу
Ударили молотом…
Это был один из самых мучительных и трудных моментов в его жизни. И, как оказалось, самый роковой. Он ни о чем не думал, он просто сидел, отупело глядя перед собой и опрокидывая в себя стопку за стопкой, пока не опустела одна бутылка, затем другая. После этого он лег на кровать, не раздеваясь, и полночи лежал без сна, с отупевшей, ничего не соображающей и гудящей, как колокол, пустой головой.
Он был настолько переполнен презрением и отвращением к самому себе, к собственным действиям и поступкам, что ему не хотелось даже жить. И он впервые после Байконуровской аварии пожалел о том, что сумел выбраться тогда из горящей шахты. Лучше все-таки ему было бы остаться там, чем бесцельно коптить небо и портить жизнь встречающимся на пути хорошим людям. Подумал всерьез, а не просто так, подумал с холодной расчетливой «самоуничтожительностью», подталкивающей к активным и решительным действиям.
В эту ночь он впервые всерьёз подумал о самоубийстве, как о самом надежном способе решения своих жизненных проблем путем прекращения этой своей жизни. Жить ему б было уже незачем. Жить было уже не нужно. Его волновал и заботил уже не способ ухода из жизни, а сам уход. И ему было уже совсем безразлично, каким образом это сделать, повеситься или выброситься из окна. Другого способа под руками у него не было. Морально, психологически он был готов и на то, и на это.
Он встал с койки и начал искать у себя веревку. Веревка нашлась. Тогда возник вопрос – к чему ее привязать. Однако ничего подходящего в комнате не оказалось. Андрей постоял в раздумье, затем начал искать у себя большой гвоздь, чтобы вбить его в стену. Гвоздя тоже не нашлось. Тогда он шагнул к двери, чтобы по лестнице подняться на верхний этаж, открыть там окно на лестничной площадке и выброситься оттуда вниз на бетон под окнами. Он взялся за ручку двери, открыл дверь и пошел к лестничному проему, по которому можно было подняться на верхний, девятый здания этаж общежития.
Коридор этажа был пуст. Поэтому никто Андрея не остановил и не задал дурацких, никчемных вопросов о том или сем. Он прошла вестибюль этажа и открыл дверь лестничного проема. Там было пусто. Только около окна стояло друг на друге несколько сломанных стульев. Андрей переставила стулья на другое с место и подошел к окну. Окно было старое, еще Советских времен, но рамы были уже не деревянные, а сделаны из алюминия. Последний шик уходящего в небытие политического строя. Поэтому открыть окно не оказалось для Андрея особой проблемой. Делал он все это спокойно, не торопясь, даже как бы рассудочно. Он распахнула створку окна и глубоко вздохнула, втянув в себя летний, жаркий, пахнувший городом и бензином воздух, перевел дыхание.. Затем встал на подоконник, закрыла глаза и прыгнул вперед.
PS Похоронил Андрея его монтажное управление. Разговоров на похоронах было много, но никто ничего понять не мог. Единственный человек, вылезший во время страшного пожара на ракетной точке в Байконуре буквально с «того самого света», вдруг ни с того, ни с сего, выбросился ночью из окна их девятиэтажного общежития. Зачем? Почему? Ведь он был еще совсем молодой и у него все было впереди. Но жить он почему-то не захотел.
***