Утренние заметки критикана

Доминика Дрозд
Утренние заметки критикана.
Нет ничего лучше, чем встать пораньше в пасмурный субботний денёк, открыть дверь на веранду пошире, запустив в комнату свежий ветер, и, полив любимые настурцию и петунию, укроп и петрушку, сесть за всевозможную графоманию.
Уже бог весть как давно не пишу я практически ничего, кроме рабочих вещей. Ну, так, иногда приходит мысль черкнуть какие-нибудь стихи. В голове роится летучий эскадрон мыслей по плану очередного романа, но это пока что эфемерные намётки, так как дело не горит.
С той поры, как в моём новом доме борются две противоположности – моя прокитайская натура, активно работающая над феншуизацией жизненного пространства, и натура некоего средиземноморского фенотипа с повышенной социальной ответственностью, доставшейся ему от немецких дедов, я не имею абсолютно никакого интереса к жизни тех людей, с которыми меня счастливо развела судьба. Я не страдаю от любопытства и не лазаю по чужим страницам, выискивая знакомые имена. По правде говоря, жизнь этих людей по сравнению с моей кажется мне сейчас настолько скучной, что я даже представить не могу себе то, что за этими скучными жизнями ещё и нужно как-то следить.
Однако недавно я поняла, что очень устала от изучения статей о падении рейтинга Меркель, о российской пенсионной реформе, хроник проделок американского президента, сводок с футбольных полей, моих собственных каждодневных разборов завалов, привезённых из Китая, а также всевозможных подвигов на ниве описания художественных выставок и пробила в проклятущем интернете творческий псевдоним дамы, воспоминания о которой в моей семье всегда вызывают всплеск анекдототворчества. Это, конечно, не одна знакомая мне «генеральская дочь», ныне «любовница трёх президентов», а другая мадмуазель, моя бывшая подружка по школе и единственный человек за всю мою долгую жизнь, сумевший почти отворотить меня от Бога.
Бесполезно пересказывать историю нашей так сказать «дружбы», ибо это тема для другого исследования, слишком личная, чтобы куда-то её выносить, и, я бы даже сказала, трагичная, ибо мало кто портил мне нервы так, как это умудрялась делать хрупкая богобоязненная дама. Ну, Бог ей судья, а вот для её творчества могут найтись и совсем вполне земные судьи, ибо если бы М, назову её так, не хотела бы подобных судей, она бы не продолжала вывешивать свои работы на этом сайте.
Для начала скажу, что мой анализ касается только её творчества, однако, говоря о любом авторе, нельзя не упоминать особенности его житья-бытья. Все мы проходили через школьный кошмар под названием «литературный анализ». Всякие там искания духовные, разных Андреев Болконских, Сонечек, Раскольниковых и тому подобных странных персонажей, рассказывая о которых нужно было сказать – что, да почему, и что хотел сказать автор… Да ничего он не хотел. Или Бог знает, что хотел. У него спросите.
Тут история другая. Я реально знаю человека, так как общалась с ней и успела достаточно подробно изучить гвозди, шурупы, опилки в её голове, много раз ею восхититься, ещё больше – разочароваться. Конечно, до конца понять мне её не удалось. Равно, как и ей меня, иначе бы мы и не расстались. Не знаю, как она, а я рада, что больше не общаюсь с ней. Мне реально стало легче, ибо эта женщина давила на меня почище самосвала. Одно я только никогда не перестану подчёркивать – присутствие у М несомненного литературного таланта, который в лучшие для страны времена мог бы сделать её лучшим филологом Пушкинского дома, а не банальным курьером в заштатной фирме.
На филфаке СПбГУ М училась не зря. Здорового литературного занудства ей не занимать. И если я со своей журналистской лёгкостью всё больше страдаю разгильдяйством и порой ленюсь дорабатывать какие-то сложные пассажи, то её упёртости в обработке слова может позавидовать любой шизофреник. М реально измучает и себя и других в попытках довести литературный пассаж до иступлённого совершенства, но это не значит, что совершенство свершится. В этом и заключается литературный процесс.
Другое дело, что М работала подобным образом раньше. Изучив ряд её свежих произведений, я поняла, что мать-халтура настигла и мою известную зануду. Так как критиковать – легче, чем писать, я решила немного поиграть в Белинского. Правда, в отличие от грозы всех филологов, занудствовать я не стану и попробую обыграть всё это, как в «Комеди Клаб», которых не смотрю, но наслышана, что это что-то не очень хорошее, но прикольное.
Итак, повесть «Жанна».
Сложно понять, что движет человеком, выбирающим для героинь вычурные имена. Вероятно, это наследие девяностых, когда чем оригинальней, тем лучше. М вообще тотально застряла в тех самых лихолетьях, о которых большинство трезвомыслящих людей пытается отплеваться, и грезит нормами времени, когда мораль, жизнь, музыка и вообще любое искусство не стоили и ломаного белорусского «зайца». Героиню звали Жанна, но автор сходу оправдывается – мол, в честь бабушки так назвали девчонку.
На самом деле, в честь бабушки назвали саму М, но имя у неё как раз-таки нормальное, очень человеческое и милое. Однако мне сложно представить, чтобы для женщины, рождённой в первой половине 20 века, кто-то придумал имя Жанна. Впрочем, тараканов у людей во все времена жизни хватало, а ещё есть революционерка Жанна ДАрк.
Автор, не задумываясь о последствиях, продолжает дидактически начитывать сюжет и расклад событий, абсолютно не давая читателю самому разобраться в том, кому из героев он должен симпатизировать и самому отслеживать происходящее. С самых первых строк мы знакомимся с той самой Жанной, взращенной супер-религиозными родителями. Да, мама М действительно сильно грешила религиозностью, доходящей до абсурдизма. Поэтому и родился такой образ, правда, в жизни мама М была вполне милой, обаятельной и даже мягкотелой, а вовсе не такой деспотичной страпонессой, какую изволила начертать нам М.
По правде говоря, за этот образ мне обидно. Он откровенно утрирован и низведён до ненужного и нелогичного маразма. Нет, я не сторонник дотошности в передаче прототипов, но образ мамы Жанны изначально показался мне слишком замороченным. Папа проступает невнятно, ибо прототип у него смазан по некоторым жизненным обстоятельствам, и вообще в повествовании кажется каким-то ненужным китайским привеском на люстре.
Автор не слезает с читателя живым! Она начитывает и начитывает эту страшную реальность о религиозности семьи Жанны и о том, как всему этому беспределу пробует противостоять хрупкая девушка-подросток. Всё это стандартному читателю может показаться наивным и надуманным, но М в данном возрасте как раз вполне соответствовала тому, что она описала, поэтому лично мне смешно не было.
Было грустно.
Ещё более взгрустнула я, когда поняла, что та самая Тася, которая вступает аккуратным придатком к образу страдалицы божьей Жанны, это не Таисия, как я бы хотела предполагать, а Наташа. О Бог, это же я. Почти я.
Нет, ну давайте просто банально переносить имена своих прототипов в повествование! А что? Зачем трудиться над подбором имён? И так сойдёт. А ещё давайте забудем о том, что там вещают занудные Хализевы и Абрамовичи и засандалим описание внешности главных героинь в самое начало, самыми прямыми фразами, без лишних образов! А то читателю станет грустно выискивать невзначай брошенные упоминания о тех или иных чертах лица и фигуры персонажа по первым главам, он заскучает и пойдёт читать современных рэпперов.
Ну да, так М и сделала. Жанна описана подробно во первых же строках и, разумеется, противопоставлена Тасе, ибо Жанна, как и стоит предполагать, списана со всех стандартных героинь латиноамериканских сериалов девяностых разом и предполагает отсылку на саму М.
И если М не занимать высокой самооценки, то мне – юмора, ибо я наблюдаю эту картину не первый год и не в первом произведении М. Её длинноногие, сногсшибательные, почти модельные альтер-эго маршируют сквозь века.
Итак, картина удручающая. Жанна прекрасна во всём, но она не может слушать современную музыку, ибо это грех. М действительно в юности на полном серьёзе рассказывала мне байку для имбецилов о том, что в песнях Битлз зашифрованы послания Сатане и прочую религиозную пургу, вычитанную в пропагандистских церковных брошюрках. Ещё она торжественно сжигала постеры с Томом Крузом за то, что он играл вампиров, и безжалостно расправлялась с Каем Метовым, так как этот негодяй олицетворял саму порочность.
Соглашусь, что Метов – это моветон, но под нож его пускать дико. А рок-музыка просто имеет иной ритмический рисунок, чем классика и попса, и кому, как не даме, умеющей правильно нажимать на клавиши пианино, это знать.
Но суть в другом – М противопоставила в своей повести Жанну и Тасю, а также родителей обеих девушек. Тут-то и начинается самое интересное.
Насколько мне позволяет понять мой задурманенный поездками в Китай разум католика, М ищет Бога. Или пытается найти Бога. Или пытается понять, что такое – настоящий Бог и вера в Него. То есть, какой она должна быть и где не перегнуть палку. Забавно только то, что в своих попытках навязать читателю свою волю, автор не оставляет свободы выбора.
Забудем о том, что в текст перекочевали даже мой отчий дом и его длина, его окна, выходящие на проспект (а вот и не все, одно во двор выходило), наши посиделки перед магнитофоном (о да, я переписывала для М кассеты на своём «Филипсе», который был так хорошо собран в родной Голландии, что до сих пор работает), а ещё частично мои мама и бабушка.
Частично – повторюсь. Потому что бабушка моя реально была верующим человеком, католичкой, а мама на самом деле довольно скептически относится к религии. Именно так – к религии, а не к Богу! Не знаю, сколько процентов жирности… пардон, богоборчества от моей мамы перекочевали в образ мамы Таси, но если в реальной жизни моя мама – добрейший трезвомыслящий человек, то мама Таси – просто какая-то озверевшая фанатичка, которая сначала заикается о том, что Бог есть, но совсем не обязательно лоб расшибать, чтобы в него верить (но именно так делает Жанна и её родители), а потом говорит, что вера – это зло и Бог, собственно, тоже. Этот когнитивный диссонанс автора не смущает, и она продолжает сгущать краски нешуточно, превращая повесть в полотно Мунка.
Лично мне мама Таси показалась самым здравомыслящим человеком. И правда – зачем расшибать лоб? Ведь после прочтения повести не оставляет ощущение того, что именно излишнее рвение в попытке стать более религиозной, чем все святые отцы разом, доводит Жанну до самоубийства. Автора, конечно, волнует больше проблема того, что Жанна умерла не исповедавшись, чем то, что она вообще умерла, но это детали.
Если вернуться к тому, как безбожно перетянула М в повесть реальных людей, то стоит отметить мужа Жанны – некоего Антошу. Ага, привет, товарищ капитан медицинской службы. Вот и подарили твоё имечко мерзавцу, списанному с первого мужа М, поделом тебе, анестезиолог доморощенный. Ибо негоже попадаться под горячую руку М, она у нас обидчивая. И капитан-покоритель Хабаровска, и первый муж М были настолько похожими в реальной жизни редкостными чудаками, что этот образ я восприняла как собирательный.
Моего мужа М к счастью не знает лично, поэтому не стала заморачиваться, дала супругу Таси самое глупое имя из всех возможных (всё равно бы не угадала), прилепила самые банальные черты характера, не потрудилась хоть как-то описать (это же моё, а оно по определению хуже, чем у Мануэлы… пардон, Клаудии).
Теперь приступлю к тому, что мечтала с нетерпением описать ещё давно. Разумеется! Любимые несовпадения! Вот это точно невозможно списать творческий вымысел! М – знающий человек. Она, в какой-то степени, энциклопедия, но в этой толстой книжке вырваны страницы, рассказывающие о медицине.
Я вообще не понимаю, как современные сценаристы и другого рода бумагомаратели умудряются делать столько грубейших ошибок в описании медицинской тематики. Ну нет у вас связей со специалистами, ну лень вам открыть справочник, поискать в интернете, ну не беритесь вы за описание подробностей, в которых, ясен пень, запутаетесь! Уж насколько я каждый день работаю над совершенствованием своей медицинской базы данных, но и то для корректировки повести «Подлость богов», кишащей медицинскими подробностями, приглашала двух знакомых реаниматологов. Они вежливо поправили мои ляпы. Медицина – королева наук! Филологи и журналисты должны обращаться с ней уважительно!
М насмешила меня подробностями того, что в лучшем варианте описания могло бы стать трагедией для Таси. Героиня забеременела, по версии М – на старости-то лет, в 37, но перед этим она болела трахеитом, лечилась антибиотиками, поэтому врачи заподозрили врождённую аномалию будущего ребёнка и посоветовали сделать аборт.
Так получилось, что я читала эту часть повести, когда Р вытянул меня на природу. Значит, сижу я на зелёном холме, пытаюсь бороться с интернетом и жарищей, а тут такое. Ну просто плакать хочется. И не от жалости к Тасе, а от того, как тут всё запущено у автора.
Для начала – 37 лет для современной женщины – это молодость! Сейчас у многих женщин в таком возрасте появляются первенцы даже, а не вторые и третьи дети, как у героини. Сейчас и в 50 рожают здоровых детей, а уж о 40-летних мамочках и не говорю. Женщины помолодели, это не дремучие 60-е. Но М считает, что если роженице 37, то это катастрофа.
В реальности ни один врач не стал бы в описанной ситуации уговаривать делать аборт. Это просто не сочетается с нынешней социальной политикой, когда демография обсуждается на самом высоком уровне. Я запускаю сюда какой-то китайский пафос, но это действительно так – М допускает прямо какие-то кощунственные выступления, описывая врачей такими недалёкими.
Теперь переходим к трахеиту и антибиотикам… Ну да, лекарства во время беременности – это табу, но даже женщины-экстрасенсы вряд ли догадываются о том, что беременны на самых ранних сроках и продолжают принимать положенные для них лекарства. Главное, вовремя отменить препарат, и всё! Тем более, антибиотики практически никогда не влияют на развитие плода. Это не психотропные, которые глушат сознание, не препараты химеотерапии, не препараты о ВИЧ, хотя и на них рождаются вполне здоровые дети, если так складываются обстоятельства.
Антибиотики – практически препараты первой необходимости, тем более, что при том же трахеите они пьются курсами не более определённого количества дней и не могут нанести вред ни матери, ни плоду. Это, конечно, научно и нехудожественно и ведь так хочется сгустить краски, заломить руки и кинуть читателю кость, ан, нет…
Следующее недоразумение происходит у автора, когда она берётся за описание УЗИ. Да, УЗИ для определения возможных пороков развития плода делается на сроке около 30 недель. Оно называется скрининг, так как показывает только основные возможные дефекты развития. Порок сердца там разглядеть практически невозможно, тем более, нереально понять, насколько там всё серьёзно и в какой стадии находится дисплазия клапана. Для этого делается повторное УЗИ на более позднем сроке, где уже понятно, серьёзен ли дефект, в чём именно его серьёзность и можно ли это будет как-то исправить.
Автор поддерживает мексиканоподобный трагизм, расстраивая читателя нереальными в подобной ситуации выводами о том, что ребёнок не жилец. Видать, УЗИ Кассандра делала… Ситуацию нагнетает мама Таси, выступающая на тёмной стороне, и ругается на дочь, не делающую аборт по религиозным мотивам, а доселе бесцветный муж Таси Валера шаблонно матерится на тёщу, демонстрируя такую же исступлённую религиозную сознательность.
Буэнос-Айрес нервно грызёт ногти на берегу Атлантики, наблюдая за грызнёй сумасшедших русских.
Ребёнок, которого уже заочно похоронили, рождается и выживает. Чего и следовало ожидать, ибо спасла его не реанимация, а Бог, хотя, судя по описанным М симптомам никто его спасти не мог, это медицинский абсурд. Ну ладно, главное, что читатель теперь ещё больше утверждается в том, что аборты – это зло (я и не спорю), Бог велик (тоже не спорю), а мама Таси – плохой человек (а тут бабушка надвое сказала). Все рады и называют новорождённую девочку сложным, неэстетичным, но зато «значимым» (для любящей вычурность М) именем Нонна, ориентируясь на то, что с древнеегипетского это имя переводится как «посвящённая Богу». Не тому Богу, кстати, но это уже придирки.
Околомедицинская чепуха находит своё продолжение в том, что Жанна, работая санитаркой в больнице, заводит шашни с врачом. При этом абсолютно не разъясняется, какого именно рода это санитарка, чтобы хоть отдалённо пофантазировать на тему того, как это младший медперсонал, призванный тряпками махать и подавать шприцы, получил доступ к значимому телу.
Впрочем, я ухожу от главной идеи, которую автор уже много времени пытается добросить до читателя, но конца и края морализаторству нет. В общем, Тася – истинно религиозная дама, и это держит её на плаву. У неё даже дочка религиозная, хотя по опыту общения с детьми такого возраста я знаю, что им дела нет особого до Бога, зато их очень интересуют разные Скуби Ду. Жанна - тоже религиозна, но как-то вот не так. Как именно – я так и не поняла. То ли китайцы своим даосизмом мозги мне запудрили, то ли М сама запуталась в том, что хотела сказать.
В этой ситуации мои симпатии на стороне трезвомыслящей мамы Таси, которая успешно совмещает человеческий, социальный гуманизм с критическим восприятием излишней воцерквлённости. Как итог – Жанна спивается, беременеет от какого-то постороннего паразита, а не от мужа, и накладывает на себя руки. Всё, итог жизни, как будто иллюстрирующий то, что негоже расшибать лоб в своих молитвах. Неужели это и хотела сказать М? Ну не жалко мне Жанну. Ну не вызывает у меня умиления инфантильная Тася, чёрт её за ногу, неужели я – её прототип. Ну непонятно мне то, почему во всём виновата песня «Сказочная тайга». Песня дурацкая, но если всю жизнь метаться между псевдобогом и псевдосовободой, тут и Аве Мария не спасёт.
В общем, вещь автору не удалась. Равно как и не поняла я смысла, видимо, автобиографической эпопеи с претензией на юмор – «Несвоевременность». Я долго вникала в то, почему фамилия Бобылкин (скорее, Бобылёв) должна напоминать мне о Печорине с Онегиным, почему первая часть рассказа списана с Википедии (часть о протоке Бобылка в Лахте), каким образом Лахта-центр напоминает автору фаллос, если в народе его кличут не иначе, как Газоскрёб и Кукурузина (Фрейд аплодирует со слезами на глазах), а главное – зачем во первых же строках наворачивать что-то такое толстовское, что кровь из глаз?
Соблазнительница Светка, как и полагается, прекрасна во всём, а самая прекрасная часть в неё – это ноги… Танец персонажей я как-то промотала, ибо вечерело, и надо было спать. Потом я поняла, что Светке привиделся «муж её венчанный», а автор закончила повествование моралью о том, что любовь, в общем-то, не важна, главное – это с кем ты повенчался, и мужу не изменила, что похвально.
Во-на как получается. А что, венчаться надо только с тем, с кем «пожено», или с тем, кого любишь? А если не любишь, то зачем тогда венчаться? Или… В общем, я не поняла, потонула в Бобылке под Газоскрёбом.
Дальнейшие опусы я читать не рискнула, пробежавшись глазами по строкам из рассказа о двух поссорившихся братьях, наткнулась там на описание сложных бизнес-реалий, заскучала и вернулась душой в жаркое лето.
Я до сих пор во многом уважаю М и считаю, что она умеет блистательно юморить и выворачивать интересные сюжеты, но пока её талант отдыхает. Юмора я не приметила, а образы показались мне шаблонными и наполненными излишними и надуманными религиозными темами. Надо надеяться, что в будущем всё изменится, однако я не гарантирую прочтения новых вещей. Всё-таки, я продолжаю не без гордости считать, что на данный момент живу намного интересней, чем автор этих странностей.