День был солнечный, и с моря веяло свежестью, однако дышать полной грудью мешали переломанные рёбра. Отвечать дерзко или хотя бы спокойно не осталось сил.
Строго говоря, сил вообще не осталось. Айка прикрыла глаза: больше всего она сейчас хотела оказаться в храме Бэлбоха. Там, в прохладной темноте, можно припасть лбом к холодному алтарю с выгравированной на нём фразой Жизненная сила не появляется из пустоты и не уходит в пустоту, и слушать других Белых Сестёр, поющих о живительном свете любви, о великом долге, о жизни и смерти…
В тихие вечера, когда пламя отбрасывало на их лица красноватые отблески, они все становились прекрасно похожими. Они были истинными дочерьми Праматери Тайан: женщины разных рас и народов, с единым светом в сердце.
– Ты ведь знаешь, что бывает с молчуньями? - тихо спросил один из наёмников, с гаденькой улыбочкой выгибая её палец под неестественным углом.
– Да, - прошептала Айка, с трудом сдерживая слёзы.
Она знает. Женщины из деревень, переживших нападение этих наёмников, рассказывали ужасные вещи…
Однако у этих женщин в сердце не пылал Истинный Огонь.
А в груди Айки этот огонь горел ярко. Он сиял, освещая ей страшные вечера и ночи, особенно ночи, в грязной камере, согревал её в минуты боли. Он сиял, вселяя в её трепещущее сердце смелость и надежду. Он сиял даже сейчас, несмотря на то, что наёмники пытками старались погасить это пламя.
Айка Лютица, девятнадцатилетняя оперативница ордена Белых Сестёр, верила: Истинный Огонь, давший ей жизнь, и Бэлбох, наполнивший эту жизнь смыслом, не оставят её в трудную минуту.
«Пожалуйста, - прошептала юная Белая Сестра, - пожалуйста… окажи мне великую честь, Бэлбох…»
Наёмник выбил ей зубы, но она повторила, едва шевеля окровавленными дёснами: «О Бэлбох, забери меня к себе в Правильный храм… Молю тебя, Светлый Бог.» Всеми фибрами своей молодой, но суровой и расчётливой души она жаждала ответа. Её вера вновь была чиста, как в детстве, а все сомнения вытеснила всепоглощающая боль.
Девушка, содрогаясь в болевой агонии, жаждала ответа, и боялась уже, что не дождётся.
Но Бэлбох ответил!
Поэтому, когда наёмник запустил руку под рубашку Айки, грубо ощупывая иссечённый плетью живот и окровавленную грудь пленницы, он поразился, насколько её плоть холодна. Он встряхнул девушку — она мотнулась безвольной куклой.
А потом — юное тело вспыхнуло. В пламени исчезло лицо, после смерти ставшее спокойным и прекрасным; сгорели распушившиеся каштановые косы, окровавленная одежда и плоть под ней…
Воин тонко заверещал, дуя на горящие руки. Куда там! Огонь охватил всё его тело, и, уничтожив несчастного, быстро перекинулся на пол. Остальные наёмники бросили товарища на произвол судьбы и кинулись врассыпную: некоторые выпрыгивали из окон, кто-то — отпирал дверь непослушными пальцами, кто-то пытался высадить дверь плечом…
Спустя час двухэтажный штаб Наёмников Сенуа догорел дотла. Чудом оставшиеся в живых бандиты обнаружили среди пепла и дыма обугленные кости товарищей и Белой Сестры.
– Тупые фанатичные шмары, - сплюнул сквозь зубы лидер наёмников, Власт, - жалко наших парней… Хотя кто же знал, что у ней взаправду огонь в жилах? Эх…
* * *
Айка лежала на чём-то холодном и жёстком. Она осторожно сжала и разжала кулак. Пальцы слушались – будто и не были переломаны и обожжены какие-то пару минут назад... Минут? Или часов? Или дней?
Лютица открыла глаза: над ней нависал каменный потолок. Знакомые ещё с детских песен сцены из Эры Творения были высечены на сером камне. Эти песенки Айке пела на ночь мать, так давно, что кажется, будто это было в другой жизни.
Вот Бэлбох рука об руку с первой Белой Сестрой — Тайей — сражается с Великим Змием.
Вот Тайан жертвует собой, призывая мощь Истинного Огня, и убивает Змия.
Вот из огромного костра, поглотившего Дочь Света и Воплощение Тьмы, выходят первые женщины, первые Белые Сёстры.
…Что ж, Айка увидела достаточно. Она хотя бы поняла, где находится. Это… это… Храм Бэлбоха в Нимире. Но как такое вообще возможно? Истинный Огонь ведь убивает — навсегда. Что за сила оживила обыкновенную, пусть и талантливую оперативницу Ордена сейчас?
Айка дёрнулась влево и тотчас пожалела о своём поступке. Опора под спиной исчезла, и она скатилась с алтаря. С алтаря?
Потирая ушибленное плечо, девушка вскочила на ноги. Вокруг определённо был Храм Бэлбоха, каким она его запомнила с первых дней жизни. Окна без стёкол, сквозь которые сочится мягкий вечерний свет, огромный холодный алтарь, алая стена, символизирующая Истинный Огонь — всё привычно. Но где же люди? Где хоть кто-нибудь? Обычно Белые Сёстры собирались здесь по вечерам: молились об ушедших на войну подругах, о немощных и болящих, о судьбах мира… Но даже днём Храм никогда не пустовал. Что же произошло сейчас?
– Эй! - закричала Айка.
– Эй… эй… эй… - ответило ей эхо.
Пусто!
– Тебе страшно, светлоокая Сестра?
Сказать, что Айка обернулась моментально — ничего не сказать.
Перед ней стоял высокий худой человек со смуглой кожей и золотистыми волосами. Он был не стар и не молод, и лишь печальные зелёные глаза выдавали в нём Изначальное Существо. Черты его задумчивого лица выглядели совершенными, и, самое главное, знакомыми девушке.
Отступив назад в благоговейном ужасе, Айка Лютица перевела взгляд с человека перед ней — хотя нет, не человека — на потолок, где был изображён тот же мужчина. Он сражался со Змием.
– Бэлбох, - Айка опустилась на одно колено, - чем я заслужила…
– Сёстры Мэг и Сандера остались в живых лишь благодаря твоему самопожертвованию. Да и пара десятков мирных людей обязаны тебе жизнью… Поэтому встань, Белая Сестра. Это я должен стоять на коленях пред тобой — не ты.
Айка пружинисто вскочила на ноги. Она наслаждалась отсутствием боли — в последние страшные дни покой стал для неё самым желанным даром.
Свобода от боли пахла пьяняще.
– Где я? - восхищённо глядя по сторонам, спросила Лютица.
– В Правильном Храме, ты же видишь.
– Это потрясающе… - пробормотала Айка, задирая голову. Над ней больше не было потолка — только небо, вечное небо, бесконечное небо.
Это и был Правильный Храм — все храмы на земле есть лишь жалкое подобие его.
…Ровно как и земные пытки и страдания — всего только отдалённое подобие Настоящих Мучений.
– Я могу здесь остаться? - спросила Айка, окидывая взглядом Правильный Храм.
– Можешь, если хочешь, - ответил Бэлбох, - однако если покой тебе не по душе, у меня… найдётся для тебя работёнка.
В Правильном храме было ощутимо холодно. Его белоснежная чистота не грела, но и не давила, не угнетала. Правильный Храм был чудесен, и вечное пребывание в нём составило бы счастье для погибшей в пламени девушки.
– Я понимаю твои сомнения, - негромко сказал Бэлбох, - тут действительно прекрасно. Мы с Тайан начали строить Правильный Храм вместе, только закончить она не успела. Не дожила. Она вложила в каждый камешек часть своей души… И я не смог продолжить в том же духе без неё. Храм, который создал я, мрачноват… да и холодно здесь. И скучно. Некоторые Белые Сёстры со скуки даже упрашивали переправить их в Храм Настоящих Мучений… пообщаться, так сказать, с заключёнными.
Видимо, взгляд Айки слишком красноречиво изобразил панику, смешанную с недоверием, поэтому Бэлбох громко расхохотался.
– Шучу. Не верь всему, что говорят, Белая Сестричка. Даже тому, что говорю я, верить необязательно… На самом деле жестокостью к несчастным твои подруги почти не грешат. К этому больше склонны рыцари и простой люд. Кстати, твоя мать даже проявляла сочувствие к вечным узникам…
– Моя мать? - буднично спросила Айка, но сердце её затрепетало. - Где она? Я могу её увидеть?
– Нет, к сожалению, - вздохнул Бэлбох. - Эта достойная женщина недолго пробыла здесь. Кирдания Лютица отправилась дальше.
– И меня не дождалась…
Айка тяжело опустилась на камень алтаря. Прекрасный Храм как-то выцвел, потерял свою возвышенную чистоту и белизну.
Остался лишь холод.
– Так ты согласна? - негромко спросил Бэлбох.
Айка заглянула в его глаза и сказала:
– Согласна. В чём заключается это задание?
– Ты вернёшься в Дэльтельен, в мир Подобия. Там ты поможешь ребёнку… поможешь Мессии.
Бэлбох взмахнул рукой, и храм вокруг них исчез.
Сквозь заросшее полевыми цветами поле к Айке стремительным шагом спешила маленькая эльфийка в лёгких белых одеждах. Её золотистые локоны искрились в лучах летнего солнца. Эльфийской девочке было около одиннадцати или двенадцати лет, и, став чуточку старше, она обещала превратиться в настоящую красавицу.
Айка неожиданно для самой себя улыбнулась. Мессия — девчонка! Какой… приятный сюрприз.
– Не надейся, что тебе удастся завербовать её в ряды Белых Сестёр, - нахмурился Бэлбох, разрывая ментальную трансляцию.
Поле, голубое небо и улыбающаяся девочка вмиг исчезли, и вокруг Лютицы снова высились иссечённые рунами холодные стены.
– Воительница такой силы очень бы помогла нашему Ордену, который только за последние пять лет потерял больше половины личного состава, - осторожно сказала Айка, - однако на всё ваша воля.
– Защити девочку, - тихо и устало сказал Светлый бог, - я не могу сделать это сам, поскольку Мессия неминуемо почувствует моё присутствие. Веришь или нет, защитная реакция такого сильного существа будет непредсказуемой. Выброс силы, глобальные катаклизмы, мор, извержение вулкана… Короче, мало приятного. Чтобы такого не случилось, тебе нужно всего лишь быть рядом с ней. Например, стать её другом, обучить контролировать себя и не применять силы по пустякам. Когда Халина Чипрано немного подрастёт, я откроюсь девочке.
– Хорошо, - кивнула Айка, - я всё сделаю.
– И последнее…
На лице Бэлбоха отразилось подобие смущения.
– Прости, светлоокая Сестра, но я прошу о постоянной ментальной связи, - смущённо сказал он. – Поясню: я буду смотреть твоими глазами, слышать твоими ушами, и Мессия не почувствует меня. Тогда, возможно, она не наделает глупостей…
Такими были законы мироздания, что даже Бог не мог вселиться в голову человеку согласия.
– Хорошо, не вопрос, - пожала плечами девушка.
Бэлбох пожал ей руку. Божественная ладонь была мягкой на ощупь, сухой и очень-очень тёплой. Холод Храма отступил на пару мгновений.
– Кирдания Лютица гордилась бы своей дочерью, - торжественно сказал Бэлбох. - А теперь — прощай. Удачи! Защити мою малышку и постарайся не умереть снова.
Уши заложило, и Айка, падая в бескрайнюю звёздную пропасть, увидела на мгновение тень своей матери; потом воздух вокруг девушки запузырился, засиял тысячами искр. Короткая вспышка света прервала странные видения, и наступила темнота.
* * *
Стоящий на острове белоснежный маяк вблизи был вовсе не таким уж светлым — камень где-то облупился, где-то покрылся мхом и плесенью, однако в солнечные дни он сиял первозданной белизной.
Правда, солнечные дни в последнее время случались нечасто.
Наоисс смутно помнил, что, когда он был ребёнком, здесь, на крохотном острове, постоянно было солнечно. Должно быть, это свойство памяти ребёнка: он помнил лишь то, что хотел. Сейчас небеса обычно пасмурны, а волны шумят, словно собираются разбить вдребезги камень острова и переломить уходящую в небо иглу маяка.
Он одновременно и завидовал, и жалел Энн, у которой солнца в детстве почти совсем не было. Ей не с чем сравнивать, она помнит лишь хмурый мир вокруг — с первых секунд жизни.
Когда четырнадцать лет назад старик — Наоисс никогда не называл старенького смотрителя маяка отцом — отправился на материк за провизией, трёхлетний Нао, конечно, не ожидал, что он вернётся не один. Но вечно хмурый смотритель вылез из лодки, держа на руках нечто крошечное, закутанное в грязное серое покрывало, и на лице старика впервые на памяти Нао играла улыбка.
– Эй, малой! - позвал тогда старик.
Мальчик подошёл.
– Это — твоя сестра. Понял?
– Понял, - послушно кивнул Наоисс.
– Запомни это…
Маленький свёрток дёрнулся и тоненько запищал. Из-под ткани на мальчика взглянули прозрачные, глупенькие глазки.
– Её будут звать Энн. Усёк?
– Усёк.
С тех пор на острове живут трое: старик, мальчик и девочка.
Энн стала молодой девушкой, а Наоисс — статным юношей. Из последней поездки, которая состоялась полгода назад, старик привёс юноше кривой нож, а девочке — красные бусы. С тех пор старик слёг и уже не вставал, а Энн больше не снимала бусы даже перед сном.
Нао чинил лодку, а сестра помогала, точнее — пыталась не мешать.
– Отдохнём, - предложил юноша.
Пот заливал глаза. Наоисс опустился на песок, Энн осталась стоять. Нао украдкой взглянул на неё. Она смотрела на море, и её лицо выражало тупую сосредоточенность. Белёсые брови были нахмурены, в серых глазах плескалось море, а ветер трепетал белое выцветшее платье и дёргал за красную нитку бус. Толстые ноги девушки крепко опирались о землю, и невысокая и крепкая до некрасивости фигура казалась выточенной из куска скалы.
Море воды и песка. Сколько помнил себя Нао, песок был везде. Песок был в пище, которую старик приносил им в маяк. Песок он вытряхивал вечером из одежды. Песок был сейчас в соломенных, выгоревших волосах сестрёнки, песок застрял между пальцами её ног, песок осел на её щеках и коже.
Наоиссу казалось, что они с сестрой созданы из мокрого, вязкого песка с примесью глины, только внутри него течёт вода, а внутри Энн перекатываются лёгкие белые песчинки.
А вот старик — другое дело. Он весь состоит из сухого, твёрдого, колючего песка. Он так хрупок, что вот-вот рассыплется.
Нао понимал, что старик уже не встанет. Та поездка в город и в правду была последней. С тех пор Наоисс переплывал узенький залив уже три раза: привозил продукты и нехитрые лекарства. Для себя юноша прикупил засаленную, продающуюся за бесценок книжку о рыцаре, которую с тех пор прочитал вдоль и поперёк. Нао пытался научить читать и сестру, но Энн грамота не давалась вообще. Она не различала буквы, начинала хныкать и хмурится, и Наоиссу пришлось бросить это занятие.
– Я отойду, - сказала сестра.
Нао кивнул.
Волны мерно перекатывались, ударялись о рифы и камни. В последнюю поездку Наоисс повредил обшивку лодки, поэтому сейчас приходилось чинить её. Нао брал ужас, когда он представлял, какого большим кораблям заходить в гавань. Если даже днём, в спокойную погоду, он едва не погубил лодку, вещи и себя, какого же им плыть ночью, в шторм?
– Нао! Нао, сюда! - услышал юноша истошный крик сестры.
Он бросился к ней.