Рассказ написал Шурик Кочетков, 18 лет (параноидная шизофрения)
Когда вы слышите с т у к в дверь, что с вами происходит? То есть не просто стук, а именно с т у к! Чтобы узнать, нужно его хоть раз услышать самому:
1 - «C»
2 - «Т»
3 - «У»
4 - «К»
Взвыли пружины старой кровати, когда Сергей, сбросив одеяло, выпутался из адских полночных грёз. Он был болезненно одинок и потому знал, что с т у к в дверь, раздавшийся посреди сна, несёт с собой известие о нехорошем. Сергей отёр лоб подвернувшейся тряпкой, прокрался вдоль стеночки к двери.
Кто там? Вот 2 простых слова, которыми мы отвечаем на с т у к прежде, чем цепи глухого пространства разрушатся действием. Они так просились к устам Сергея!
Сосущее отряда простейших фобий, до того мирно дремавшее в нём, теперь скинуло мёртвую оболочку и вдруг воспрянуло живым ужасом. Аккуратно переступая те места на полу, которые могли заскрипеть и выдать его, Сергей чувствовал как он копится и растёт внутри. Гость – вот имя пробудившего ужас! Неизвестность – вот имя матери смертных страхов!
Таким разным бывает стук: громким и очень настойчивым – так стучат ходоки из инспекций и служб, так стучат пьяные гости или сосед, заявившийся к вам с топором во время острейшего шуба; стук средней силы и продолжительности принадлежит близким родственникам да ещё почтальону, волокущему на себе раковую опухоль сумки с корреспонденцией. Один из самых опасных стуков – стук неврастеника, тихий, робкий, неровный, как будто он уж с порога ведёт какую-то изощрённую злую игру. Если вы слышите такой стук, будьте уверены – за дверью иуда. Не надо, не надо, не открывайте ему! Но ни один из обычных стуков не был похож на то, что заставило сжаться Сергея в комок.
- Кто там, а… кто… кто-о та-ам? - беззвучно шептал он, зажав рот ладошкой.
Обняв колени, сидел он под дверью, боясь даже дышать. Сердце билось так громко, что он слышал как оно сокращается, толкая по телу кровь. Наконец, он решился и встал. Минуту топтался на месте, рассматривая коридор, затем всё же выдохнул - обжигая сухое нёбо, застоявшийся воздух вылился изо рта, сделав линзу глазка мутной. Сцепив челюсти, Сергей три раза крутнул «барашек» замка и вытолкнул дверь в сумрак лестничной клетки. Никого не было, лишь склеенные тельца мух чернели на стенах в слабеньком свете лампочки.
- Кто, а… кто здесь? - тишайше позвал Сергей в темноту. И это был дембельский аккорд его мужества. Он ещё бросил несколько угашенных взглядов на лестницу, но, убедившись, что на ней пусто, обернулся с намерением уйти, как вдруг в двери напротив что-то отчётливо щёлкнуло и ещёлкнуло, а после ещёлкнуло ещё, ещё, ещё и ещё раз. Он даже не успел и приметить, как отворилась дверь. Когда повернул голову, в проёме блестели ласковые, укоряющие глаза его соседушки - сухой бледной старухи, в прошлом учительницы младших классов, Мары Антоновны. Нет, она не могла произвести с т у к. Только не она, господи! Пажалуста! Заслуженный педагог, человек глубоко интеллигентный, развитой, она даже на плевки сплетниц-соседок отвечала детской улыбкой. И когда Барсуковы залили гостиную - ни упрёка! Ни одного злого слова! Даже когда Митька Парышев спалил кошку в мусоропроводе - ничего! Другие пенсионерки не могли похвалиться такой широтой натуры и до злого завидовали Маре Антоновне. Даже пакостили ей. К примеру, Нина Михайловна из 112-ой. (Похотливая эта старица тщетно прятала свою с рыжими пятнами папиллом лысину под чёрным париком, который она купила ещё в 1966-м году, когда, будучи пионервожатой, ездила в Крым, с воспитанниками ДЮСШ № 9 на первые в их жизни соревнования по вольной борьбе.) Она тайком вынимала из почтового ящика Мары Антоновны письма и мелко рвала их. Или Аннета Рудольфовна из 88-ой, чей дикий смех вызывал фантазии о ведьмовских шабашах на «Лысой горе», если счесть за «Лысую гору» - горку детской площадки, а шабашем – злое веселье, учинённое сумасшедшими бабками в прошлое Рождество: они скопом съезжали в сугроб, пугая жильцов нечеловеческим визгом. Аннета носила с собой кошачье дерьмо и бросала его к порогу Мары Антоновны, выбрав момент. И этим же самым грешила Илона Альбертовна из 45-й. Окажись перед ним любая из оных, Сергей бы не усомнился, чьих рук это дело. Но перед ним была дражайшая Мара Антоновна, а значит и думать грешно, что с т у к вызван ею!
- Что ты, Серёженька, на ночь разбушевался? - скривилась Мара Антоновна.
- Да так, я… я же… я н-ничего, тёть Мара… - гунявил Сергей потерянно, - наверное, детвора… наверное… хулиганит: стучат да и прячутся…
- А с чего ты взял, что они?
- Звонок же висит. Взрослый бы позвонил, а эти мелкососы… Звонок-то, он высоко… Звонок высоко, не достать им, вот и стучат, дибилы… Так сильно, будто дубиной. Я… напугался я… так напугался сначала…
Мара Антоновна склонила голову набок и, безумная, захихикала:
- Полно придумывать, Серёженька, ты же не пьёшь. Я в прихожей стояла и ничего такого не слышала. Тикай-ка ты спать, милый, да больше не пей, не надо.
- Тёть Мара… вы же… тётенька… я… не пью же…
Но Мара Антоновна уже пятилась от него, жутко вращая зрачками лукавых глаз.
Сергей ещё немного постоял на площадке, держа сигарету в дрожащих пальцах. Часы показывали 3:33.
Гулкое эхо от удара стальной двери скатилось по лестнице и смолкло внизу.