Глава 2
- Остепениться тебе надо, Максимушка, - теплая мамина рука ласково взъерошила его волосы, - а то носишься все туда-сюда, дома тебя почти не видно, работа-друзья, гулянки-посиделки, а толку-то? А ведь уже взрослый совсем. В наше время семьями уже обзаводились, детей рожали. Что ж так и будешь вольным соколом по-над морями да долами? Девушка – то хоть есть у тебя на примете? Да ты кушай, кушай,- хлопотливо спохватилась мама, подливая чай в чашку сына, - я сейчас тебе еще горяченьких оладушек принесу!
Максим сделал «квадратные» глаза и с набитым ртом промычал:
- Ма, я тебя умоляю!
- А что «ма»? Я тебе дело говорю. Вон, и за границу тебя посылают – значит, ценят, по службе, опять же, продвигаешься – дай-то всем так! А кто о тебе заботиться будет, когда мои-то годы уж на исходе, ты подумал? То-то. Так что насчет девушки: есть – нет?
- Ох, мама, какие твои годы! Ты у меня лучше всяких девушек вместе взятых! И заботиться буду о тебе я!
- Спасибо, милый, я и не сомневаюсь. Но семья для мужчины – оплот и отрада, как твой отец всегда говорил, царствие ему небесное!
Ее голос дрогнул, в серо-зеленых глазах блеснули слезы. Макс поспешно поднялся и обнял ее за плечи, прижавшись щекой к прохладному виску.
- Ну что ты, родная. Все хорошо, все путем! И девушка есть… не на примете, правда. А о семье как-то еще не по возрасту мне, что ли – дело-то серьезное, сама говоришь. Но обещаю, что буду над этим работать. Даже не сомневайся!
Женщина улыбнулась, смахнув выступившую слезинку, и шутливо пихнула его в лоб:
- Большой–большой, а без «гармошки»! Ну, кто так говорит: «буду над этим работать»?! Это ж не производственное обязательство к соцсоревнованию каких-нибудь там молодых механизаторов! Тут не работать, а искать нужно. Своего человека, «половинку» свою, то бишь. А девушка-то твоя, это которая худышка с рваными коленками и обиженными губами, что ль? Прости, если что не так сказала.
- А-а, ну да – Ирка, точно! То есть, гх-м – нет: Ирэн Кротик-Короткевич, вот!
Мама всплеснула руками:
- Ты серьезно?!
- А то! Как сейчас говорят, типа – дворянская фамилия.
- Господи! Звучит, как какой-нибудь Сверчков-Распопов или Мамонт-Вральский… И чем же занимается твоя пассия Кротик, если не секрет?
Максим, только что одухотворенный истовым порывом благородных созвучий, смешался:
- Ну-у, так - учится, работает… В общем, нормально, типа.
- Ясно. Учится у жизни, работает над собой. Понимаю. И прекрати, пожалуйста, эти плебейские «ну-у» и «типа», слушать невозможно! Еще скажи «круто», «мрак», «нормалек» или этот, как его? А-а, вот: «блин». Тьфу! Прости, Господи.
- «Жесть» еще, - автоматически добавил Макс.
- Гадость какая! Уши вянут!
- Да нет, мам, сейчас все так говорят. Не графья же, в конце-концов.
Женщина развернулась всем корпусом и, опершись о стол ладонями, с жаром бросила:
- Вот! Вот, то-то и оно! «Не графья»! Это уже не заслуга, сынок. Это сильно наоборот, как говорят в Одессе! Ужасно, нет слов… докатились. Кротик твой тоже так разговаривает?
- Ма-а-ам!..
Она подошла и обняла его за шею, потрепала по макушке:
- С твоим происхождением и воспитанием тебе больше подошла бы Потемкина-Таврическая или какая-нибудь Тур-Оболенская.
- Какая разница? Все равно потом Стрельникова станет, - заулыбался Максим.
- А, не скажи, милый. Есть разница, есть! Я тут давеча, - жеманно съерничала мама, - смотрела передачу по телевизору, так там показывали, что возродили Дворянское Собрание, представляешь?!
- И кто же там теперь собирается? – состроил напряженно-заинтересованную мину Макс.
- Потомки русских дворян. Союз свой организовали, предводитель дворянства у них чуть ли не граф Нарышкин, и все в таком роде.
- И что же? Зачем вся эта бутафория теперь-то?
- А ты знаешь, сын, не бутафория оказалось! Я сама удивилась, откуда что взялось:
мужчины воспитанные, обходительные, с правильной речью, ухоженные, но с чувством меры и собственного достоинства, девушки молодые из Института Благородных Девиц, между прочим! Просто загляденье: милые, скромные, умницы-красавицы – спинки прямые, запястья тонкие: «пардон, шарман, силь ву пле...» - глаз не отвести! Тебе бы такую.
- Ах, маман, где ж ее взять-то, чтоб и запястья, и «шарман»? Смольный-то, как я понимаю, так и остается Революционным Штабом? Музеем, то бишь, потому как это – наше все. А гимназистки-институтки, тургеневские девушки, умницы-красавицы – э во-о-она где! Не про нас, типа.
- Дуралей ты мой! Давай-ка лучше собирайся уже, всего два дня осталось. Вещи, какие надо приготовь, я постираю-поглажу.
- Да там вещей-то всего ничего: пара белья, сорочки две, да носки с носовыми платками. Ну, галстук еще… Ерунда, в общем.
- Ерунда – не ерунда, а все должно выглядеть пристойно. Джентльмена отличают не только по манерам, но и по безукоризненному порядку в мелочах – от пробора в волосах до цвета носков. Кстати, а где ты будешь там жить? Тебе предложили отель или какие-то апартаменты, как это сейчас называется?
- Да, сказали, что для большинства участников форума забронированы места в отеле, правда, может оказаться один номер на двоих. Ничего, разберемся по ходу дела. Главное – «нАчать», как говорил наш последний Генсек.
- Ф-фи, mon cher! Абревиатура рискует сорваться в моветон!
Максим, обрадованный, что мама развеселилась, вскочил и, подхватив ее под руку, крутанулся на каблуках, увлекая в кружение вальса:
- Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три!
- Макс, хватит! Ты меня закружил! – Она счастливо улыбалась.
- Кстати! Знаешь, что я вдруг подумала?
- Что, мама? – Он залюбовался - ее глубокие зеленые глаза искрились радостью.
- Ты помнишь тетушку Клэр?
- Это нашу дальнюю родственницу, которая всю жизнь живет в Париже?
- Да, сестра твоего дедушки, он тебе ведь когда-то рассказывал, помнишь?
- Смутно. Там ведь какая-то сложная история была – Гражданская война, Константинополь, эмигранты…. Не люблю я всех этих ужасов царизма – архаизм, в общем.
- Да не то слово! История действительно там темная – отсюда и не разглядишь, но родственница она нам самая, что ни наесть прямая – корень рода, можно сказать. И про всех нас, включая и тебя – внучатого племянника всегда живо интересовалась и у твоего дедушки, и у отца пока они были живы. И по сему считаю, что тебе ее необходимо проведать, коль такой случай представился. Думаю, тебе интересно будет, да и ей тоже. Что скажешь, сын?
- Можно, - без особого энтузиазма протянул Макс. - А она вообще-то жива еще?
- А вот это мы сейчас и узнаем!
Мама вытащила из ящика комода потрепанную записную книжку и, близоруко щурясь, перелистала страницы.
- Вот, нашла! Набирай номер.
Она пододвинула сыну телефонный аппарат и продиктовала связку цифр.
- Говори по-французски, сынок. Она, наверное, уже по-нашему разучилась.
- Хорошо, мама.
Трубка, отстреляв дальними шорохами бессчетных релейных щелчков электронно-эфирных соединений, в последний раз всхлипнула и равномерно зазуммерила ясными, длинными гудками международного вызова. Мать и сын напряженно застыли, автоматически отсчитывая гудки: ту-у-уут, ту-у-уут, ту-у-уут… Наконец раздался щелчок и Максим показал глазами: соединяют! Он коротко выдохнул и старательно грассируя, произнес:
- Salut! Bonjour, Madame. Je suis ton neveu de Russie, Maxim Strelnikov, vous vous souvenez?*
В ответ полная тишина. Максим даже отстранил трубку от уха и потряс, проверяя на короткое замыкание. Потом снова прижал к уху и напряженно вслушался. Мертвую зыбь электронной замяти разорвал уверенный, с прокуренной трещинкой голос:
- Привет, племянничек! Ты верно выбрал время - старая перечница все еще на месте. Буду рада слышать родную русскую речь. И не напрягайся, здесь все свои.
* Алло! Здравствуйте, госпожа. Я ваш племянник из России, Максим Стрельников, помните? (фр.)