XV
КАССАНДРА
Окидывая взором ликующую толпу, встречающую нас с царевичем по прибытии в Трою, я в который раз ловлю себя на мысли, что толпа в своем безрассудстве одинакова во все века, на всех континентах, при любых властителях. Сегодня она воздает тебе почести, щедро осыпая кружащимися в воздухе благоуханными лепестками, завтра – в таком же единодушном исступлении ненавидит, потрясая кулаками и изрыгая немыслимые проклятия. В том и в другом случае она – стихия, и любовь толпы всегда так же слепа, как и ее ненависть.
Впрочем, я обожаю купаться в этой безотчетной слепой любви, словно в прекрасных, нежных как шелк цветах. По нраву мне и купание в жгучей ненависти, подобное омовению в пенящейся, бурлящей, горячей и липкой крови. И любовь, и ненависть смертных в равной степени придают мне силы, избавляют от извечного моего томления и нещадного, словно червь подтачивающего изнутри одиночества. Только так я по-настоящему чувствую себя живым.
Подъехав к подножию царского чертога, двухместная колесница, притормозив, останавливается. Парис, все это время стоявший рядом и обнимавший меня за плечо, сходит на землю. Жестом подозвав меня к себе, он объявляет громогласно:
– Это – невеста моя, Елена, будущая царица ваша! В мудрости и красоте сей прекрасной жене нет равных на всей Земле! Милостью богов она полюбила меня, а я – ее!
Толпа, словно огромный тысячеглавый монстр, разражается оглушительным хвалебным ревом. Подождав какое-то время, сребробородый Приам, царь троянский, делает повелительный жест рукой, укрощая буйно плещущееся людское море. Неспешным шагом спустившись с террасы своего пышно убранного дворца, старик приближается к нам и обнимает сына после хоть и не слишком долгой, но всякий раз томительной для него разлуки. Затем, с интересом измерив меня взглядом, он роняет задумчиво:
– А ты и впрямь так прекрасна, как рисует тебя молва, Елена из Спарты. Не удивлен, что мой сын не смог устоять перед твоими чарами…
Улыбнувшись приветливо, я легонько приобнимаю за плечи будущего своего свекра. На террасу дворца меж тем выбегает несуразного вида дева в исподней одежде. Ноги ее необуты; буйные рыжие волосы разметались по сторонам, будто лохмы гарпии; мечущиеся глаза беспокойны, почти безумны; на плече – огромный священный змей.
– Ты хоть понимаешь, кого привел сюда?! – восклицает дева, обращаясь к брату, и лицо Париса искажает презрительная гримаса. Будто бы ища поддержки в чужих глазах, царевич молча озирается по сторонам.
– Вы все – слепцы! Все вы! – не унимается вещунья, обводя глазами ощетинившуюся, как зверь, толпу. По нестройным людским рядам волной бежит возмущенный ропот.
– Кассандра, дочь моя, успокойся… – мягко произносит, оборачиваясь к ней, Приам. Рука старика застыла в примирительно кротком жесте, глаза исполнены жалостливой мольбы. – Давай за вечерней трапезой ты поведаешь все, что открыли тебе твои голоса? А пока ступай, дитя, в свои покои. Не надо, право, смущать людей…
Словно не замечая Приама, Кассандра, оставаясь на высокой террасе дворца, продолжает с вызовом взирать на своего брезгливо насупившегося брата.
– Разве ты не видишь, кто она?! – указывая на фигуру мою перстом, дева все еще не глядит на меня прямо, не желая, должно быть, встречаться глазами с демоном.
– Ее зовут Елена, – отзывается Парис, крепко сжав мою руку в своей ладони. – Все знают, что она – прекраснейшая из смертных женщин. И тебе следовало бы относиться к ней с почтением, потому что отныне она будет жить здесь!
Змея, до сих пор дремавшая на плече Кассандры, поднимает голову и, оскалив пасть, издает протяжный шипящий стон. Неестественная тишина тяжелой грозовой тучей зависает над многолюдной площадью.
– Она – не женщина! И не смертная! – неистовствует Кассандра, и голос ее подобен грозному морскому вихрю. Люди начинают переглядываться в смятении, и на сотнях лиц печатью проступает суеверный трепет.
Морщась от стыда, старый Приам делает несколько шагов навстречу своей непокойной дочери.
– Помилуй, но кто же она, по-твоему? – нарочито вопросительно разводит руками старик.
– Она – рок, который погубит Трою, – обреченно чеканит та, глядя поверх растревоженно шушукающейся толпы.
Внезапно наплыв на солнце, плотное темно-серое облако со стремительностью всадника заволакивает его сумрачной пеленой. Дева наконец бросает на меня беспокойно сверкающий мрачный взгляд. Я взираю на нее с уважением, ведь среди людского моря, которое сейчас окружает нас – только мы вдвоем, похоже, не страшимся правды. Признаюсь: я нечасто встречаю сильных противников и всегда с интересом принимаю вызов, который эти безумцы отваживаются бросить мне.
Кассандра долго не отводит от меня своих зияющих темных глаз. Ее змея тоже пожирает меня зеницами, оскалив хищную пасть в беззвучном, но грозном крике. Кажется, будто на всей этой запруженной людьми площади остались только мы двое – бесстрашная вещая дева и демон, которого она распознала за маской ослепительно прекрасной земной богини.
Улыбнувшись мягко, я впиваюсь взглядом в глаза змеи: мы становимся с нею единым целым, одной грациозной и хищной плотью. Покорно сомкнув похожую на бездонную пропасть пасть, змея кольцами оплетает шею своей хозяйки – медленно, плавно, словно ласкаясь с нею. Становясь, однако, все теснее, неумолимые объятия вскоре сдавливают шею Кассандры тугой удавкой. Подкошенно упав на колени, та трясущимися руками пытается оттянуть змею, но не может справиться с ее непоколебимой хваткой. Толпа оживает, клокочет в смятении, и естественный испуг, возникший на лицах смертных в первые мгновения, закономерно вытесняется бурным, неистовым, рьяным хохотом. Солнце снова показывается из-за туч, светя так же беззаботно и жизнерадостно, как и прежде.
«Все же знают, что она безумная! – доносится из гудящего роя людских голосов. – Неужели кто-то до сих пор еще внемлет ей?!»
Не в силах пошевелиться, Кассандра неотрывно смотрит на меня почти омертвевшим стеклянным взором. Острый камень, просвистев у виска несчастной, оставляет саднящий след на ее моментально выцветшей бледной коже.
– Разуйте же глаза, безумцы! – шипит из последних сил вещунья. – Не невеста стоит подле брата моего, а безжалостный бич богов! И он растерзает и убьет всех вас! Слышите?! Он убье…
Слова ее тонут в насмешливом улюлюкании и разноголосом глумливом хохоте.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/10/02/1516