Единственной Лесе, коей нет и не может быть в запечатленный на фото период ни в соцсетях, ни в тиви, ни в СМИ
Медицинский режим тупичковой постели принуждал меня как криэйтора иллюзорного мира лорда Дансени хотя бы умозрительно примерить шотландский килт бородатого и опасного, словно неуловимый Шендерович, первого из Бондов Джеймсов, раздумавшего перед точнехоньким выстрелом скользкого Билли Зейна повторять свое тайное кодовое шифрованное и невероятно секретное имя дважды, учитывая же ловко пойманного тоненькой родственницей Снарка ( взят за кахонес, крепко и по уму, эдак - ту хитрожопые латинки орудуют теплыми берегами райских морей Флинта : тыр - пыр марокасами, попой крути, да, хочишь мичеть, оглянуться не успеешь - голосуешь за Кастро и поставляешь порошок морскими катерами, прорывая границы блокады туманными ночами Флорида - кисс, а там ходит по берегу и ищет кальмаров Анька Курникова, голая, между прочим, она всегда такая в моих мыслях ), решил я поставить не к месту азбуки запятую и продолжить уже просто замечательным, будто жизнь Бонча, кино.
- Здравствуйте, товарищи, - совершенно дежавюсто вкатился в каморку Стасовой Ленин, вновь напугав Блюмкина, снова упавшего с подоконника, Ильич еще подумал, что странные традиции начинают образовываться, если Яша рушится вздорной и глупой Толокно вниз.
- Владимир Ильич, - вставая с пола решительно сказал Блюмкин, тщательно застегивая на все пуговицы кожаную куртку, выданную лимитом и разверсткой самим Феликсом Юсуповым, - мы предчувствуем, - он ткнул себя пальцем в гудящую подвигом грудь и сокрушенно покачал головой, вверх - вниз, как лошадь, насмешив мудрого вождя, тут же сощурившегося лукаво, отчего его и так невеликие глаза совсем исчезли в глубоких морщинах эпидермиса лица, - что вы начнете гнать про Бонча, но я хочу рассказать вам, дорогой вы наш Ёсь Сарионыч, о преждевременно засохшем Жан - Клоде Ван Дамме, интернациональном бойце продовольственного маршрута гетьмана Винниченко.
- Он президент, - усаживаясь в кресло поправил Ленин Блюмкина, рассматривая накопившиеся за день бумаги, - демократически избранный гарнизоном фон Бока на митинге собачьих и рачьих делегатов. Плагиат, - захохотал неунывающий вождь, передвигая булавки на карте к востоку, - из Савинкова. Пала Чита, - неожиданно помрачнел Ленин и вскочил, забегал по каморке, нервы и кольцо фронтов молодой республики.
- Он мужского рода, - запротиворечил Блюмкин, снова умещаясь костлявым задом на подоконнике, - ему еще костюм втюхивали, хороший, джинсовый.
- На самом деле было несколько иначе, - не согласился Ленин, решив открыть соратнику тайну создания важнейшего из искусств, хотя их было две штуки, о чем постоянно забывают, спешно надергав чепуховых полуобрывочных цитат из многократно выправленных первоисточников, впрочем, после правки Витухновской Сартра удивляться уже нечему. Да и незачем. Помешивая ложечкой чай Ленин рассказал как оно через плечо жестами, Блюмкин же ждал истории про то, как было на самом деле, я прочитал это в мемуарах Тэффи лет двадцать, что ли, назад, половину забыл, а вторую половину воспринял по - своему, ибо в те времена сидел плотно на хмуром, поэтому оставим рассказ Ленина за кадром и скобками и перейдем к другой истории, случившейся в ином месте и в особенное время.
- Как вы думаете, душа моя, - красуясь вишневого цвета халатом перед свежетрипперной Керн, лечившейся самоуком на частной квартире ( во дворе доходного дома Граузе, что по Гороховой вниз, через проходной переулок, где еще о прошлом годе мужик графа Штрик - Штрикфельда телегой в квартального угодил ), но в этот момент сидевшей на канапе у камина, Пушкин, раскуривая трубку за столом, - отчего Свифт постоянно забавляется масштабированием ?
- Аллегория, - вздохнула Анна, расчесывая пышные волосы черепаховым гребнем, - гипербола и буримэ.
- Возможно, - засмеялся Пушкин, бросая трубку в камин, - вполне может быть, даже вероятно. Но надо быть последним мудаком, - заиграл поэт темным глазом, проникая подруге под батист пеньюара, - чтобы рассуждать об этом, вместо того, чтобы ...
Он замолчал и прыгнул на вскрикнувшую Керн, словно енот ...
Ленин замолчал и посмотрел в темное окно. Пули, степь, кони, люди, ветер, ветер, в белом венчике из роз шел по улице Ребоз.
- Вообще - то, там как с Читой, - повернулся Ленин к Блюмкину, - не Ребоз, а Ребозо. Джуалинь еще, - вспомнил вождь, зевая от скуки. - Эх, было время, товарищ Яков, когда ноли и единицы казались чем - то новым и съедобным, а сейчас, - он пренебрежительно щелкнул пальцами, - ноль русских осталось, и то, - снова захохотал он, - одна из них еврейка.
- Спать пойду, - решил Блюмкин, уже ничего не понимая, - а вы пока мой отчет почитайте.
Он протянул Ленину пачку рукописных листов, проиллюстрированных Рерихом, старорежимно откланялся и лег спать в соседнем кабинете, вырвав провода телефона и подвинув стол к двери.