Пушкин, Питер и Аврора

Майк Эйдельберг
Впервые я увидел этот город в далеком 1976м. Мне было одиннадцать. До этого ездил на летние каникулы в Кишинёв, туда где родился. Дедушка и бабушка перебрались в Питер (за глаза все продолжали называть так этот город всю советскую историю). Когда-то моя тётя, сестра отца вышла замуж за ленинградца, и у меня появились замечательные двоюродные брат и сестра, которые затем стали роднее родных.
Нет, мы все родились в Кишинёве под присмотром бабушки. Она врачевала в железнодорожной больнице, где было лучшее родильное отделение в городе. Но с дедушкой и бабушкой родина перебралась на берега Невы, о чем я не пожалел. Первые питерские каникулы прошли в Пушкине. Целый месяц я гулял по аллеям Екатерининского и Александровского парка и водил двоюродных в кинотеатр «Аврора». Огромные красные буквы украшали перекресток недалеко от железнодорожной станции. Детские фильмы были в нашем распоряжении: «Пионер с «Экватора», «Москва – Кассиопея», «Отроки во Вселенной», все выпуски «Карусели» и только появившегося «Ералаша». Нет, иногда на электричке с отцом или дедом мы добирались до самого города на Неве и погружались в сказку, написанную веками. Меня очаровывали дворцы и брусчатые мостовые, старинные трамваи, которые тогда еще бегали по многовековым улицам. Вместе с тем, кинотеатр «Аврора» оставался лучшим другом каждый мой приезд к дедушке и бабушке.
В Минске всё было обыденным - серые «хрущёвки» или «брежнёвки», обычный официальный центр в стиле развитого или, может, еще развивающегося социализма и свои любимые кинотеатры. А в Пушкине и Питере...
Спустя десятилетия я побывал там в 2008 году и увидел изможденный город, утомленный новой и новейшей историей. Опустевшие фабрики, старинные здания с глазницами окон, ржавые рельсы, по которым не ездят трамваи, из-за чего давка в метро с утра до вечера, и люди с уставшими лицами, когда-то ждавшие перемен, как манны небесной. Но что-то пошло не так. Хотя в глазах сохранилась та же старая северная доброта. Как и когда-то, повсюду светлые волосы и голубые глаза, что снова бросилось в глаза, отдавая душевным теплом – тут уже моя усталость от назойливо брюнетского Ближнего Востока.
Разумеется, я посетил не только Питер. Однажды двоюродная сестричка вручила мне двух американцев, и я повез их в Пушкин. Электрички бегали уже не каждые двадцать минут, а раз в несколько часов, и были теми же самыми «кругломордыми улыбками», на которых дедушка возил меня из Пушкина в Питер - с деревянными лавками, с зелеными обоями и тусклым светом в салоне. От станции мы шли пешком в сторону Екатерининского парка. Сердце ускорило ритм. Я увидел «Аврору» - те самые огромные, размером с еще один этаж буквы... но не алые, как в далекие времена детства. Бурая ржавчина украшала старый кинотеатр. И даже не был уверен, работает ли он - афиш что-то не заметил.
Парк был ухожен, дворец открыт и за десятилетия отреставрированы еще несколько залов. Экскурсовод отчитал меня за то, что переводил американцам вместо того, чтобы взять англоязычного его коллегу.
Спустя неделю, улетая обратно в Израиль, я увозил множество впечатлений, но легкий осадок остался. Тот кинотеатр напомнил мне кого-то из друзей, кого не видел несколько десятков лет, сверстника из далекого детства, вдруг превратившегося в дряхлого старика.
Может, все это потому, что люди, которые когда-то там берегли историю, теперь повсюду встречаются здесь - в Израиле?