Народное достояние
(рассказ)
Деньги в банковской упаковке, закатанные в прозрачную плёнку, тяжело шлёпнулись на кухонный стол. Под плёнкой розово светились уложенные в тугие пачки пятитысячные купюры. Сверху прилагалась этикетка – «500 000».
- Это что? – сглотнув слюну, спросила жена, не отрывая глаз от того, что на столе.
- Сам не пойму, - потряс головой Михаил. – Выдали в банке.
Лицо у Михаила выглядело крайне растерянным, взволнованным, вспотевшим. Маленькая по сравнению с широкими плечами голова мелко тряслась.
- Дай воды, - слабым голосом попросил он.
* * *
Индивидуально-частный предприниматель Михаил Зюганшин в свои пятьдесят лет уже восемь лет «вёл частный бизнес» - содержал ларёк с одним продавцом, торгующий ассортиментом мелкой водопроводной фурнитуры и прочими скобяными изделиями санитарно-технического назначения. Жена – продавец и бухгалтер, а сам он – директор и снабженец-доставала.
Свой ларёк в районе городского рынка он официально именовал павильоном. В кругу общения себя Михаил обозначал «директором магазина»: не будешь же представляться незнакомым людям директором ларька. Прибыли от такого бизнеса худо-бедно превышали нулевой баланс для налоговой инспекции, на жизнь хватало, о больших богатствах не мечтали: что имеем – и ладно, и так-то, что даже при этих торговых оборотах только успевай укорачиваться от разных жизненных неожиданностей.
И вот нынешним понедельником, утром, когда в ларьке выходной, директор ларька, выписав чек на получение десяти тысяч рублей наличными, отправился в обслуживающий его частное предприятие банк. Учреждений банковского профиля в их городке, насыщенном нефтяной и химической промышленностью, чуть меньше, чем аптек.
Для оперативного распоряжения коммерческими операциями Михаил выбрал самый авторитетный банк, расположивший свой стеклянный офис на главной площади районного города. Как филиалу столичного банка, входившего в рейтинговую десятку банков страны, Михаил доверял ему больше других. Но пуганый кутерьмой в банковском рейтинге всё же старался на долгое время своих денег банку не доверять, и этим утром они с женой решили образовавшуюся на счёте дебетовую сумму обналичить и направить частично на закупку новой партии товара и частично для личных нужд. Жена давно копила на норковую шубу, и сегодняшняя обналичка немного бы приблизила её мечту.
В банковском офисе Михаил сунул оформленный чек в нужное окошко и присел в кресло, дожидаясь вызова к окошку кассира, выдававшего наличные суммы. Ещё три женщины, ожидавшие вызова к тому же окошку, сидели рядом, поснимав от духоты свои меховые головные уборы.
Две женщины обналичились и ушли. Из окошка выкрикнули название фирмы Михаила:
- ИЧП «Ручеёк»!
Михаил скорым шагом направился к той амбразуре кассира, у которой была пришпилена табличка «При отказе в пересчёте – претензии не принимаются». Ему всунули изнутри запаянный в плёнку массивный брикет розового цвета с насыпанной сверху горкой металлических монет. Назвали вслух сумму: «Пятьсот тысяч двести тридцать рублей»
- Эт-т-то мне? - заикающе переспросил Зюганшин.
- Вы «Ручеёк»?
- Я… Я «Ручеёк»…
- Так берите. Или пересчитывать будете?.. Нам тоже эти железные рубли куда-то девать надо, - недовольно выразились в окошке.
Михаил горстью сгрёб мелочь, ссыпал в карман куртки и, взяв в обе руки розовеющий брикет, нервно оглянулся по сторонам. Потом поспешно, суетливо подсунул банковскую упаковку под куртку. Напряжённой походкой вышел из офиса. Пошёл по улице, ускоряя шаги, чуть ли не переходя на бег и прижимая деньги к груди в области сердца.
* * *
На кухне чета Зюганшиных некоторое время сидела молча. Михаил даже не снял куртку Смотрели на розовый брикет, лежащий на столе. В головах у супругов проносились мысли, называемые мечтами. У супруги – на третьем месте норковая шуба, у Михаила – замена старого полугрузового пикапчика на более новую машинёшку.
- А если скажут, надо вернуть? – спросила жена.
Михаил дёрнул головой.
- Но я же не виноват. Сами дали…
- Вот именно. Если ошиблись, то сами виноваты. И нечего обратный ход делать. Так по бухгалтерии не полагается…
- Не полагается? – с робкой надеждой переспросил Михаил.
- Как бухгалтер тебе говорю. Их ошибка. Вот пусть сами и расхлёбывают свою оплошность… Ничего, расхлебают. У них, у банков, денег полно, девать некуда… Грабят народ, присвоили себе всё народное достояние, все природные богатства… А они, эти природные богатства всему народу поровну принадлежат. И прошлым, и грядущим поколениям. Нашим предкам и нашим потомкам. Так оно и есть, как бухгалтер тебе говорю. Так оно и есть.
Михаил вздохнул глубоко и опять покрутил головой.
- Да. Мне как-то тоже такая мысль где-то в глубине крутится. Чувствуется, что это не случайно нам такое свалилось – бац, и достался кусочек народного достояния…
- Всё, Миш, по справедливости, по совести. Наше – недополученное, народное. Это нас боженька пожалел, недаром я вчера, в воскресенье, в церкви свечку поставила перед какой-то иконой. Нет, Миш, не отдадим наше народное достояние… Купим, Миш, новый кухонный гарнитур, диван в залу и шубу мне. Наши деньги! – жена стукнула кулачком по столу. – Наши, - произнесла она с каким-то придыханием, будто из самой глубины сердца.
День прошёл тревожно и нервно. Прислушивались к шагам в подъезде.
Вечером в дверь позвонили. Супруги посмотрели друг на друга одинаковыми вопросительно испуганными взглядами. Банковская упаковка ещё перед обедом была спрятана внутри стиральной машинки и завалена сверху грязным бельём.
Дверь пошла открывать хозяйка. За дверью стояли двое мужчин: солидные, в костюмах, при галстуках, схожих в своей цветовой гамме.
- Мы из службы безопасности нашего банка… мы приехали за ошибочно выданными деньгами… У кассирши истерика… Нужно вернуть ошибочно выданные деньги, - сказали мужчины одновременно.
- А мы при чём тут? – одну руку уперев в дверной проём, а другую себе в бок, - сказала в ответ жена и бухгалтер ИЧП «Ручеёк» . – Какие деньги?
- Пятьсот тысяч рублей с копейками. Ошибочно выданные.
- Копейки, да – у нас есть. А про какие-то пятьсот тысяч первый раз слышим… Нет у нас таких денег! – уже рявкующе гаркнула жена и бухгалтер и для убедительности похлопала по карманам своего махрового халата.
Завершающе добавив, что сейчас она вызовет милицию, она громко захлопнула дверь.
Ночью спали плохо. Старый диван, и раньше скрипевший, как крышка гроба у неугомонного Дракулы, в эту ночь был похож своими звуками на шарманку глухого шарманщика. «А всё равно не отдадим. Наше по всем законам справедливости», - шептала жена Михаила в мучительных попытках уснуть.
Ранним утром следующего дня, со звуками государственного гимна с кухни, в дверь позвонили длинным требовательным звонком. Опять открывать дверь отправилась хозяйка. Она опять, подперев руки в боки, открыла дверь, ожидая увидеть за дверью оскаленные хари агрессивных гоблинов, но на пороге стоял скромный молодой человек тощей наружности. Он представился адвокатом пострадавшего банка, и жена Михаила, предварительно заглянув за его спину, пустила не опасного с виду пострадавшего в квартиру.
Адвокат банка, сидя на кухне, нудно пытался внушить супругам Зюганшиным, что надо вернуть необоснованно полученную сумму, что это есть неосновательное обогащение и по суду присвоенные суммы будут взысканы со штрафными процентами и лучше всё вернуть добровольно во избежание нехороших последствий. Он пытался ещё и давить на жалость к кассирше банка, подчёркивая меланхолией в своей речи, как та убивается за свою оплошность и теперь вынуждена по договору о материальной ответственности продать свою квартиру с двумя внуками.
Зюганшины молчали в ответ, как памятники на своих могилах. Устав слушать молчание дуэтом, адвокат удалился, но пообещав вежливо напоследок возбудить уголовное дело по основаниям явного мошенничества и вернуться уже с ордером на обыск.
- А вот хренушки им, - улыбнулась не выспавшимся лицом жена, когда за представителем банка захлопнулась дверь. – Подёргаются, подёргаются и успокоятся. Что для них такие деньги…
Михаил, тоже не выспавшийся, посопел носом и покрутил головой. После завтрака жена ушла в ларёк за прилавок, а Михаил, помучившись на лёгком морозце с аккумулятором своего пикапа, отправился за новой партией товара.
Ближе к полудню Михаил получил сообщение на телефон «срочно встречаемся» с пятью восклицательными знаками. От нехорошего предчувствия Михаил так ослабел, что при погрузке товара несколько раз ронял коробки с хрупкими ванными смесителями турецкого производства. После этого с ослабленной водительской реакцией он медленно поехал на секретную явку с супругой.
Встретились они на окраине парка, граничащей с городским кладбищем. С кладбища в парк залетали вороны и громко каркали, точно предвещая какое-то несчастье. С этого места просматривались окна их квартиры, и жена с посиневшим от долгого ожидания лицом пристально всматривалась в том направлении. «А вдруг уже в квартире обыск?» - выразила она предположение, пришедшее ей в голову ещё за прилавком в ларьке. От такого варианта событий Михаил ещё больше ослабел. «Взломали дверь с двумя новыми замками…» - и он присел на запорошённую снегом скамейку.
Жена дала команду: «Срочно, вперёд» - и они пробуксовав изношенными покрышками по льду, понеслись в сторону своего дома с самоотверженным желанием закрыть своей грудью амбразуру стиральной машинки.
- У-ух, - облегчённо вздохнула жена, когда супруги Зюганшины подошли к дверям квартиры. – Обыска ещё не было. Давай-ка, Миша, перепрячем деньги в такое место, чтобы их сам чёрт не нашёл…
Розовый брикет завернули в два пластиковых пакета, в старую кожаную куртку и затем утрамбовали в коробку из-под тушёнки. Поразмышляли о месте тайника. Спрятать в гараже: было ясно – не вариант.
- Просто иди и закопай в парке под каким-нибудь запоминательном деревом, - в конце концов, твёрдо сказала жена. – Но коробку спустим из окна, а то вдруг у подъезда уже засада.
При флегматичном характере Михаила его жена напротив обладала волевым характером и быстрым умом. Поэтому и выделилась четверть века назад из всех претенденток на его брачное согласие. Команды жены Михаил исполнял, как солдат, отличник боевой и политической подготовки.
* * *
Наступивший Новый год супруги Зюганшины встречали без праздничной ёлки. На столе вместо гуся с яблоками - жареная картошка и собственного соления огурцы-помидоры.
Санкции, устроенные банком, превратила их жизнь в состояние угнетённой нации. Уже вызывали Михаила и в областной арбитражный суд по иску банка к ИЧП «Ручеёк», и в районный суд, и к следователю – по обвинению в мошенничестве.
Следователь с красными глазами первым делом посоветовал Михаилу нанять адвоката, потому что состав преступления очень хитрый, и не каждый даже профессиональный юрист в нём разберётся. В качестве благожелательного поступка протянул Михаилу визитку очень опытного, по его мнению, специалиста.
Встретились с адвокатом, обсудили ситуацию. Потратили на его гонорар всё накопленное на шубу. Суетливый, как хомячок на своём колёсике в клетке, сизоносый адвокат научил Михаила фразе: «А я нигде не расписывался за получение инкриминируемой мне сумме» и после этого на связь не выходил. Следователь записал эту фразу в протокол допроса, и перестал присылать повестки с вызовами на допрос.
Торговая деятельность постепенно сошла на ноль в отчётных балансах по работе ларька. Остаток нераспроданного товара отдали за треть цены своему конкуренту в нише сантехнического ассортимента, а затем и сам и сам ларёк перешёл к конкуренту по бросовой цене. Нахлопнулась медным тазом мечта Михаила перейти к работе с крупными формами: запустить в продажу французские унитазы производства тобольского завода керамики. Супруга Михаила устроилась на рынке в мясном ряду торговать яйцами в кассетах, с зарплатой от выручки.
* * *
Несколько раз в неделю, в обязательном порядке, супруги Зюганшины прогуливались в парке, проходя мимо засохшего дерева. Смотрели на дерево, как на что-то родное, сокровенное, дорогое.
В начале весны семья Зюганшиных уже питалась преимущественно яйцами меланжевой кондиции, отбракованной из кассет, да соленьями со своего гаража. Но помогала терпеть эти тяжёлые времена вера – вера, что скоро наступит светлое будущее. Вот-вот, ещё чуть-чуть потерпеть, и откопают они в один прекрасный день своё народное достояние, и жизнь засверкает всеми красками счастья и благоденствия.
Сопротивляясь тяжёлым жизненным обстоятельствам, Зюганшины регулярно посещали церковь, ставили свечки и писали жалобы во всевозможные инстанции с требованием освободить простой народ от засилья банкиров-капиталистов, подчёркивая в последних строчках жалоб угрозу «организовать несанкционированный митинг».
В текущий период ранней весны Михаил и подвергся агрессии неизвестных злодеев, когда отправился на своём пикапчике за партией яиц на местную птицефабрику.
На загородном шоссе, разбрызгивая лужи на асфальте, его обогнал чёрный джип с наглухо затонированными стёклами. Прижал, чиркая своим бортом, к обочине, с глубоким, заполненным талой водой кюветом. Михаил ошалело вдарил по тормозам – и затих за рулём, втянув голову плечи. Из джипа вышли медленной походкой два хрюнделя, похожие на поросят в спортивных костюмах. У одного спортивная бита в руках, у другого – какой-то флакончик оранжевого цвета. Они жестом показали Михаилу, чтобы тот вылез наружу, но Михаил отрицающе замотал головой. Рванули дверь, прыснули в лицо из баллончика, вытащили за шиворот Михаила из машины. Два наглых хрюнделя, оба в совокупности уже широких плеч своей жертвы, выговаривали наставительно, как на школьном педсовете нерадивому подростку, что он ведёт себя неправильно. Потом прямым ударом кулака врезали в нос и быстро уехали.
Хлюпая из носа кровавыми пузырями, со слезящимися глазами, Михаил с чрезвычайным трудом добрался до дома. Жена всё поняла без дополнительных объяснений. Сказала с уверенным оптимизмом, прикладывая к носу супруга кусок льда из морозилки:
- Всё, Миша, это у них последний аргумент. Последняя агония банкиров – бандитов наняли, так. Теперь осталось немного дождаться – и жизнь начнёт налаживаться. Как помнишь, в очереди стояли, чтобы талоны отоварить?.. Так и теперь: главное вытерпеть, достоять в своей очереди. И получим своё народное достояние.
* * *
А в последнем месяце весны вместо соловьёв из парка зарокотали оттуда трактора. Продала городская администрация кусок парковой территории под строительство супермаркета. И ни в местных газетах, ни по местному радио об этом ничего не сообщали.
Обомлела семья Зюганшиных от такой неприкрытой коррупции.
- Олигархи-суки! – выдавила из самого сердца жена Михаила. – Ну, никак не дают народу прорваться к светлой жизни.
Кинулись вместе, на пару, как только увидели, что трактора и экскаваторы грохочут уже на том месте, где располагалось сухое дерево. Так спешили, что жена коленку сбила, споткнувшись на перелопаченном пространстве. Не было уже сухого дерева – траншея была прорыта по тому месту.
Заметались супруги в разные стороны, ползали по глинозёмным отвалам. Глину и песок чуть ли не просеивали между пальцев. Строители приостановили работу и с большим удивлением смотрели на парочку с одинаково обезумевшими лицами. Но природное хладнокровие всё-таки вернулось к супруге, и она крикнула Михаилу – «стоп». А потом объяснила окружающим:
- Мы вчера тут гуляли. Я серьгу тут, на этом месте потеряла. Вот с таким бриллиантом, - она показала ноготь своего большого пальца. – Не находили?
Строители засмеялись. Их прораб махнул рукой, и бульдозеристы с экскаваторщиками опять включили свои механизмы.
Дома, умывшись и дав выход наружу нервным чувствам, постепенно успокоились и принялись вырабатывать дальнейший план. Вырабатывала жена, а Михаил соглашающе кивал головой.
На следующий день он устроился подсобным рабочим на эту стройку. А через несколько дней ещё и ночным сторожем по совместительству. Не получалось в дневную смену полноценно заниматься поисковым делом: прораб постоянно матерился и гнал Михаила с лопатой от того места, где когда-то стояло сухое дерево.
Наступило знойное лето. Очень отражались жаркие дни на качестве яичной продукции. Слегка подтухшие яйца супруги употребляли как основное блюдо в рационе своего питания. Но на осунувшемся, потемневшем от солнца и ветра, лице Михаиловой супруги время от времени проскальзывала, как солнечный зайчик в сумрачной комнате, выражение светлой мечтательности.
===== «» ====