(илл. Хамаль Амалов)
0.
Сюр - это гигантский склад после полуночи.
Эстакады, то и дело начинающие гудеть вентиляторы кулеров, прячущихся под потолком,
равнодушно сплёвывающие вниз ледяной воздух.
Распахивающиеся при приближении зёвы порталов, ведущих в глубины заставленные стеллажами.
Равнодушный красный - минус двадцать четыре градуса. Глубокая заморозка.
Пронумерованные идеи, каждая в своей ячейке, разнесённая бездушным каталогом.
Дневного света, как и тепла здесь нет.
Только пучки фотонов рождённые в парах ртути.
1. Syrup
Алиса падала и падала вниз, разглядывая стены колодца, уставленные разномастными полками.
Рой блестящих созданий вился вокруг неё, трепеща крылышками колибри и скалясь острыми зубами.
Два портрета в толстых рамах сорвались со стен при её приближении и полетели рядом –
на одном из них была изображена мать Алисы, озабоченно хмурящая брови, на втором – этот смешной мистер Доджсон
- Я беспокоюсь за неё, Чарльз, доктор настаивает на продолжении лечения, но Алиса всё время спит…
Портреты исчезли в пёстрой круговерти, продолжая что-то говорить. Хлопнула дверь.
Алиса их не слышала – она росла вверх, смотря как её ноги уносятся вниз.
- Бедные мои ножки, - прошептала она, - Кто же вас теперь будет обувать?
Крысы садились вокруг, на клетчатый пол, теряя свои перья, разливающиеся солёной водой,
грозящей захлестнуть колени.
С прикроватного столика на Алису, мрачно прищурясь, смотрела склянка с простой белой этикеткой,
которая гласила «Сироп миссис Уинслоу для детей».
- Выпей меня, - просипело мутное стекло.
2. Жемчуг
- Тише, тише, шебутной! Тож не сок давишь, а я не виноград!
- Слаще любой заморской ягоды, нежнее розы…
- Ой, ой, а запел. Небось в каждом постое девчонкам в уши мёд льёшь, господарь златарь.
Лишь бы до выечки добраться, а там и пусть небо с овчину.
- Нет. Не в каждом. Да не умею я мёд лить. Только камни граню, да золотишко гну. А вот как тебя увидел…
Погоди, врать не буду, утром уедем, но памятку я тебе оставлю, смотри, вот лал, он тоску прогоняет, е даёт страсти угаснуть, счастье в люб… да погоди смеяться, каждый камень своей силой обладает, не только ценой!
Вот яхонт – прогонит все страхи, сохранит от наговора, а вот агаты, цветные – не так дороги,
но счастье приносят, а чёрный хранит от дурного глаза, яшма…
- От любой напасти, подумай, эдак у тебя там целый свет собрался в мешке – поищи, что хочешь найдёшь.
…
- И то верно, целый свет. А тебя вот не могу с собой забрать. Как бы не старался.
- Ай, златарь, так разве я помещусь! Да… и куда живому человеку к твоим камням?
- Возьми нитку жемчуга. На память. Он живой, как и ты живая, видишь, как рдеется?
Только… только потускнеет со временем, а потом…
- Дурак ты, златарь, если ты каждой бабе будешь про её короткий век напоминать – точно не женишься никогда,
будешь всю жизнь на постоях девок побрякушками завлекать. Иди сюда, убери свои камешки.
Время всё одно песок – сыпет, сыпет, уж и не осталось почти, а всё, что осталось – наше.
3. Инквизитор
Пять…
Я иду искать.
Конечно, вскрика, как и звука падающего тела они не слышать не могли – хотя -
услышал же скрип открывающегося окна их папаша, что теперь пускает пузыри в кухонной раковине.
Ковёр белеет в полутьме, как и стены, уверен, что стоит включить свет,
как увижу семейные фотографии в прямоугольниках темноты на стенах либо милые пасторали.
Из комнаты сбоку – шум, что-то двигают по ковру. Видимо, пытаются забаррикадировать дверь.
Улыбаюсь и легко отжимаю дверь плечом, почти не встречая сопротивления.
Прикроватная лампа почти не разгоняет тени, но мои глаза уже привыкли к пёстрой полутьме.
Она сидит, вжавшись в спинку, обнимая большого мягкого зайца, уставившись на меня распахнутыми влажными колодцами глаз.
Пять.
Нашёл.
Сколько ей? Пять? Шесть? Таких ангелочков мне рисовал дед, пока ещё мог держать кисть в скрученных артритом пальцах.
Подхожу ближе, улыбаясь.
Она не шелохнулась, только смотрит на меня неотрывно, пытаясь уйти в стену полностью.
Мы глядим друг на друга три вечности, пока я не понимаю, что в доме больше никого нет.
Её мать ускользнула, бросив на растерзании своё чёртово потомство.
Что должен делать каждый инквизитор?
Я убираю нож и ухожу.
На пороге, через плечо, говорю ей
- Вырастешь - захочешь отправиться на Шабаш – лучше сведи счёты с жизнью сама.
4. Катька
Катька появилась у нас дома в самом конце восьмидесятых.
Отец приковылял домой настолько пьяным, что открыв входную дверь,
уронил сумку и улегся прямо на полу в обнимку с куклой дикого и странного вида.
Уже утром, бледная мама, не спавшая всю ночь, разобрала сумку, содержащую зарплату продукцией (или, говоря по-народному, натурой)
и со словами: «Чтобы их в Пекле бесы куклами кормили», - водрузила Катьку на стеллаж в моей комнате.
Катюха была негритянкой.
Неизвестный мастер, видимо, воплотил в невиданной по тем временам чёрной пластмассе,
отчего-то рыжих волосах и оранжевых глазах всю нерастраченную страсть к африканской экзотике,
которую так любили в Погибшей Стране.
Конечно, я с ней не играл, кто из мальчишек, даже наедине с собой, будет играть с куклой?
Она стала моей многолетней подружкой, с которой можно было поболтать во время длительных зимних болезней,
подмигнуть и неприлично пошутить, так, чтобы не слышали родители,
прочно заняв своё место в Детских Воспоминаниях, став их частью.
Спустя годы, оказавшись дома, я сидел, словно гость, в своей Детской.
- Мама, а где Катька?
- Да соседка заходила с дочкой – отдала.
Почему стало так горько из-за куска старого пластика?
Я не решился пойти и забрать. Думал, что она наконец обрела предназначенную ей судьбу в детских руках.
5. blindness
«Подумать только, а раньше обзорный иллюминатор казался мне пижонством».
Теперь, когда корабль фактически ослеп, иллюминатор был единственной возможностью для Максима выглянуть из,
ещё месяц назад, гордости торгового флота Его Императорского Величества Константина,
а сейчас – искорёженной консервной банки, безвольно висящей на орбите Глизе 581b.
- извини меня, Максим, - в голосе Милен, донёсшегося через фоны, промелькнуло что-то похожее на сожаление,
- я действительно ошиблась. решение принималось в спешке, без вводных.
- Ничего страшного, дорогая, в конце концов, ответственность на мне.
Планета высилась, словно искрящаяся стена, составленная из прекрасных переливов индиго,
ультрамарина и всех оттенков фиолетового – имея диаметр в двадцать раз больше Земли,
581b кокетливо прятала линию горизонта на таком близком расстоянии.
Ошибка навигатора на двадцать световых лет. Спасение от Кочевников… и пустая звёздная система,
ставшая первым грандиозным разочарованием Человечества.
Пять планет, ни на одну из которых не имело смысла даже высаживаться.
- Сколько ещё будет функционировать система жизнеобеспечения?
- Боюсь, что недолго, Максим. В сложившихся условиях я рекомендую свести ущерб к минимальному и попытаться законсервировать корабль.
Синий уходил, остался сгущающийся фиолетовый, да ещё чёрный ночи чужого мира начавший накрывать планету.
- Дай мне ещё немного времени.
Тусклое оранжево-красное маленькое солнце скрылось.
Рубка погрузилась в тень.