Первый рейс -1

Сергей Вельяминов
               

     - Рота, подъём! - орал вахтенный во всеуслышание.

      И так каждый день - четыре года подряд. И это была жизнь! И какой бы тяжёлой она не казалась тогда, сейчас это воспринимается, как самое счастливое время! И действительно, в те четыре года учёбы в мореходке, уместилось столько всего, что этого с лихвой хватило потом на всю оставшуюся жизнь...

    - Рота, подъём!..

    На первом курсе вскакивали как хорошо отлаженные «ваньки-встаньки». Потом «механизм» начал потихоньку давать сбой, и эта команда исполнялась уже не так молниеносно, как раньше. Никто от неожиданности не падал с кровати. Никто не боялся получить наряд вне очереди, а спали по-прежнему, на двухъярусных кроватях.

    Была одна отрада: старшина ставил пластинку на проигрыватель, и голос болгарской певицы Лили Ивановой гнал нас во двор, а там зарядка с оголённым торсом, причём в любую погоду! Потом опять наверх - водные процедуры. Наконец, утреннее построение. Далее шли разборки: это успеваемость, поведение и «разное». Вот в это «разное» как раз и входило самое интересное!

    Сегодня особый день! Сегодня объявили о предстоящей плавпрактике, о составе групп и руководителях. Ура! Наконец, дождались – «загранка»! Это слово имело для нас магическое значение, из-за которого мы и пришли сюда терпеть такие лишения и трудности. Всё ради одного: чтобы когда-нибудь пересечь границу и оказаться там, в запретном, чуждом, но в таком, манящем к себе, мире...

    Нам трудно понять сейчас восемнадцатилетнего парня, живущего в начале семидесятых прошлого столетия в стране с названием СССР. Он кроме Москвы и Ростова ничего в жизни не видел… И вот теперь должен был состояться его первый выход в море, его первый рейс и сразу в Японию! Это не девять часов на самолёте с компанией «Аэрофлот», а через весь мир по воде: в жару и штормы, в качку и морскую болезнь. Рейс планировался на три долгих месяца! Впервые в жизни, я покидал не только родных и близких, но и Родину, без которой не представлял своей жизни, как бы пафосно это сейчас не звучало.

     Вы никогда не ездили на пассажирском поезде «Ростов – Одесса»? Значит, вы ещё не знаете, что такое трудности в пути...

     Плацкартный вагон, окна открыты, но стоит такая духота, что кажется: люди замурованы в консервной банке из-под килек в томатном соусе… И это не только метафора, - кильками действительно пахнет. Баночки с ними вскрыты повсеместно. Там же чёрный хлеб, солёные огурцы и тёплая водка. До поры до времени она покоилась на самом дне наших сумок и спокойно ждала своего времени.

     Пить такую водку было противно, но этого мы не замечали. Мы ехали на практику в Ильичевск, где нас ждал танкер, на котором мы должны были уйти в рейс. После первой выпитой рюмки всех развозило, а если добавить радость последнего дня в Ростове, которая затмевала собой горечь расставания на перроне: объятия, слёзы, пришедших провожать..., то на утро это всё было смазано в нашей памяти плохим сном и духотой, которая лезла изо всех щелей...

   - Саша, ты только пиши, не пропадай насовсем, - слышишь?!. – говорила мне моя Катя, а сколько ещё таких "Кать" было в моей жизни?..

     Долго целовались... Пары шампанского и сладость съеденного шоколада вносили определенный шарм в это прощание. А багряное закатное солнце казалось тоже прощалось с нами, заполняя вокзал красным светом.

    - Молодёжь, всё... Пора?! Отправляемся! Вот лижутся, лижутся, что дома делали, спросить вас? Картинки в журналах рассматривали? – ворчала на нас проводница.

     Поезд дёрнулся, показывая этим свою нетерпимость, при этом, не дав договорить проводнице, но та легко запрыгнула в вагон, тактично пропустив меня вперёд. Состав тронулся. Вокзал тем временем медленно поплыл назад, с каждой секундой всё более удаляясь. Катя продолжала махать рукой, постепенно превращаясь в маленькую точку, а потом и вовсе пропала.

     Шёл второй день пути. Трудно было понять: двигается поезд или стоит на месте, но то, что он кланялся каждому столбу – это факт. Но это никак не могло омрачить наше приподнятое настроение. Ведь ты причастен к такому важному событию! Хотелось петь и прыгать до потолка от счастья! Трудно сейчас представить, но кусок чёрного хлеба с огурцом тогда казался устрицей, заказанной в дорогом парижском ресторане; а тёплая водка, налитая в гранёный стакан – французским коньяком в хрустальном фужере…

     Хорошо помню, как впервые в жизни увидел море. Это было в Одессе. Я спускался по знаменитой лестнице к морскому вокзалу, а навстречу мне, вместе с горизонтом, поднималась синяя масса воды! То тут, то там - на её глади виднелись «игрушечные» пароходики... Они мирно стояли на рейде, ожидая своей очереди прикоснуться к причалу Одесского порта. Скажу откровенно, я не был поражён или восхищён увиденным, скорее я принял это, как должное… - ведь море для меня теперь становилось повседневной работой.

    В Одессе мы пробыли весь световой день: шатались по Дерибасовской, с интересом рассматривая одесситов. О них так много было сказано и прочитано! Иногда казалось, что ты находишься на съёмках «12-и стульев» …

    Свобода длилась недолго. Вечером нас погрузили в автобус, и мы отбыли в Ильичевск, на судоремонтный завод. Там нас ждал танкер «Отто Гротеволь», ожидающий своей очереди выхода в рейс. Он был отремонтирован. Оставалось совсем немного и в путь! Теперь на несколько месяцев он становился нашим домом.

    Но не всё было так гладко и празднично, как казалось нам на первый взгляд. Потянулись дни ожидания. Рейс постоянно откладывали по разным причинам. Часто приходилось переделывать то, что вчера уже было принято. Но нам было не до производственного процесса - мы рвались в море! Продолжали ждать: шкрябали палубу, отмывали машинное отделение, наводили порядок - время ожидания тянулось невыносимо долго. Но тот праздничный день всё же настал! На завтра намечены первые ходовые испытания! Это для них, старых моряков, - испытания, а для нас это целое событие!

    Трудно сейчас представить, что я испытывал, когда почувствовал, как огромный «остров» - наш танкер, плавно отваливает от причала. Как можно ещё назвать судно длиною в два футбольных поля? И действительно, здесь, в порту Ильичевска, он был, как остров. Это потом на юге Африки, у мыса Доброй надежды, в шторм, огромное судно превратится в скорлупку.

     Но это будет потом, а сейчас "он" медленно сползал в море... - заработали гребные винты, всё пришло в движение. И можно было подумать, что танкер стоит на месте, если только не тот факт, что причал медленно стал отходить от нашего борта. …И только одна девушка с букетом цветов продолжала бежать в надежде, что её увидят. Но пирс закончился, а вместе с ним и надежды... Я тогда ещё не знал, что это было началом долгого пути домой.

     Так устроено сердце моряка: находясь на берегу он с любовью думает о море, но стоит ему только увидеть за кормой, уходящий в туман берег, как его начинает мучить тоска. И только через несколько дней, войдя в рабочий режим, он свыкается с мыслью об этом.

      Вокруг тебя море. Впервые видишь столько воды и не с берега. Вот ещё: небо, солнце, облака и ничего больше, и вдруг вдали показался берег… Надо же, Колумб шёл полгода, чтобы увидеть землю обетованную, а мы полдня в море и уже берег.

      Это Крым! Вот эти горы и скалы – есть Крым! Это первая моя земля, которую я вижу с моря… Мы немного покружили у полуострова и утром вернулись в Ильичевск. Испытания прошли хорошо, можно было подводить итоги.

    - Товарищи курсанты! Ремонт успешно закончен, и завтра мы уходим в наш первый рейс! - напыщенно и не скрывая своей радости, говорил начальник практики.

      Нос у него был красным, впрочем, как всегда, а глаза немного слезились. Он больше напоминал завсегдатая "Гамбринуса", а не морского офицера, кем являлся на самом деле.

    - И так, я продолжаю. Завтра утром наш танкер возьмёт курс на солнечный Батуми, там мы зальём танки высококачественным мазутом и с этим грузом отправимся в Японию. В Японии в двух портах отдадим мазут и двинемся в Персидский залив. Возьмём нефть и куда-нибудь в Европу, порт назначения пока неизвестен. Вот так! Разрешите, от всей души поздравить вас с первым рейсом! Надеюсь, что он запомнится вам надолго! Да и мне тоже...

      Я смотрел на Анатолия Петровича и радовался за него, за себя, за всех нас. Почему-то вспомнилось, как он приходил к нам в столовую и ел котлетки с картофельным пюре. Не знаю почему я это вспомнил именно сейчас? Может быть оттого, что постоянно потел, когда волновался. А поедать курсантские котлеты ему было стыдно, от этого он постоянно вытирал пот со лба.      
      
                *

      На следующий день мы были в море. Первое моё море – Чёрное. Это только название, а по-настоящему оно было синим, а солнце белым. За кормой ровная, как автострада дорога - кильватерный след от гребных винтов, и бескрайнее пространство воды. Да, именно бескрайнее, потому что до этого самое большое количество воды я видел где-нибудь в пруду Подмосковья или на гребном канале в Ростове.

      Рабочий день был заполнен различными хозяйственными работами. Прежде всего, связанными с наведением порядка на судне. Тряпка и щелочной раствор в ведре надолго стал нашим главным инструментом. Да и как без этого: пароход грязный, только из ремонта, всё надо было отмывать и отчищать, возвращая судну его первоначальный вид.

      Какое счастье было выползти из машинного отделения и вдохнуть полной грудью солёный морской воздух! И начинаешь сразу завидовать матросам, которые в одних шортах поливали палубу из шлангов, и это у них называлось работа. Мы, механики, о таком "блаженстве" и мечтать не могли.

      Наутро, прямо по курсу появился берег! Ничего себе, эти в предрассветной дымке синие горы и есть Кавказ? Внизу у моря домишки... Это - Батуми! Уже через несколько часов мы пришвартовались в порту, в нефтеналивной гавани. Нас, практикантов, тут же отпустили на берег. Делай, что хочешь! - некоторые пошли осваивать местную высоту… это, конечно, не гора, но большим холмом назвать можно. Другие двинули в город - осваивать «культуру»: кафе, ресторанчики, шашлыки и все остальные прелести гостеприимной Грузии. Тогда для меня чуть ли не весь Кавказ был Грузией. И откуда мне было знать, что там на каждой горе свои порядки..., а Батуми и вовсе является столицей солнечной Аджарии. И не знать этого глупо.

    Мы, а нас было немного: человека четыре, - решили провести день на пляже. Пляж галечный и достаточно приличный: шашлыки, Байкал, пиво и вино. Отдыхай - не хочу. Галька резала бока, солнце нещадно палило. К вечеру почувствовали себя плохо - мы просто сгорели...

    Рассказывать вам о том, что такое «сгореть» - бессмысленно: ведь каждый из нас прошёл хорошую школу где-нибудь на пляжах Анталии, потом закрепив её на Майорке или Багамах. А тогда, в те далёкие семидесятые, и Батуми было достаточно.

    Наверное, нет среди нас такого человека, который хоть бы раз в жизни не проклинал всё на свете, в том числе себя и тех, кто под руку подвернётся… Как правило, это бывает по утрам… - вы меня понимаете. В нашем случае, "это" началось вечером, потому что проблема была в другом, - она связана не с чрезмерным подпитием, но с человеческой глупостью.

    Всё болит, до спины дотронуться нельзя... У кого-то поражены и другие части тела. Спасение одно – смачивать холодной водой простыни и накрываться ими. Так прошла наша первая Батумская ночь. А утром работать, - ты не на отдых приехал. Это работа. Теперь она и есть твоя жизнь, та, которую ты сам выбрал...

    С обнажённым торсом и то ходить трудно, в хлопковой футболке – жить ещё можно, а тут тяжёлую робу надевать приходится. Роба - это рабочая одежда моряка, сшитая из плотной ткани и предназначена для работы в машинном отделении или на палубе. Она защищает от холодного ветра, если ты наверху, или от соприкосновения с горячими механизмами в машине, если ты внизу. Наши мучения продолжались пока, мы не ушли в открытое море, взяв курс на Стамбул...

    Утром, не успев как следует открыть глаза, я выскочил на палубу. Надо было взглянуть на "заграницу" - какая она? Тёмный, скалистый, неприветливый берег уныло тянулся вдоль борта... Вот это и есть - "заграница"?..

    Турция - это первая страна, которую я увидел с борта парохода. А где же Стамбул? - В эту минуту, я, наверное, напоминал расстроенного мальчишку, которому обещали ценный подарок, а вручили нечто другое. К Босфору мы подошли только к вечеру. На обоих его берегах раскинулся Стамбул. Вот они, ворота в другой мир, о котором ты думал два последних года...


                2013; 2018 гг.+к