(Это читать пока не надо. Пишу сразу сюда, чтобы не потерялось)
Предисловие
- Девушка! Я уже целый час Вам объясняю: мы не можем отправить это в печать. Ну, что - почему? Потому, что такого просто не может быть! Если уж Вы собрались писать - задайте своему воображению более похожую на жизнь историю. Или наоборот - совсем не похожую. А тут?
Ну, вот что это: "Он ждал ее, получается, 20 лет..." И где Вы это видели?
Или это: "После твоих трех браков ты поняла, что я - твоя судьба?" Да такого просто не может быть!
- Я потому и написала о необычной истории. Пусть люди узнают, что и такое случается.
- Ваша рукопись - плод странной фантазии. Забирайте и дорабатывайте. До свидания!
Ирина пришла домой, погрустневшая.
- Милая, что случилось? Не взяли в печать? А почему - не сказали?
- Сказали! "Плод странной фантазии". Такого не может быть.
- Как же это - "не может"? Я же читал рукопись! Ты даже мысли мои угадала! Хочешь, чтобы рукопись напечатали? Я сам пойду к тому редактору. Поговорю.
- Вряд ли это поможет. Он настроен категорически.
- А это мы еще посмотрим.
Через пару месяцев Ирина держала в руках новую книгу. На обложке, вместо рабочего названия "Возвращаюсь, сделав круг", было: "Плод странной фантазии".
Часть первая
Сломались крылья? Прибинтуешь новые!
Ирина сидела на остановке уже почти час. Домой ехать совсем не хотелось. А больше и некуда. В памяти прокручивалась вчерашняя ссора с матерью и тот момент, когда Ирина не сдержалась – ударила мать. Вот теперь все мешало вернуться домой: и возмущение за мамины обидные слова, и стыд за тот удар.
- Привет. Давно сидишь одна. Значит – хотела куда-то ехать, да передумала. А теперь передумала передумывать и заблудилась в собственной голове. Одета не для вечерних прогулок. Хотела домой вернуться засветло. Похоже, как раз домой и не хочешь возвращаться. Но на улице холодно, а ты все не едешь. Некуда, кроме дома, ехать. Извини, если прав.
- А Вы наблюдательны. Только и ехать не хочется и ни с кем общаться – тоже.
- Сосем так плохо? И не общайся. На, глотни, а то совсем окоченеешь. Я посижу рядом, пока транспорт не выберешь. Не пугайся. За глоток не спрошу.
Ирина вдруг поняла, что ей и правда холодно. Взяв, предложенную случайным собеседником, бутылку водки, прямо из горла сделала глоток. Закуску собеседник предложить не догадался.
- Ночью снег и сильный ветер обещали. Остановка – плохое укрытие. Не решишь, где ночевать – замерзнешь.
- Какая разница? Ну, и замерзну? Велика потеря?
- Э! Подожди! Чем расстроил – извини. Какое бы ни было горе, зачем такой молодой девушке замерзать? Жизнь продолжается.
- Наверное. Ну, за продолжение так называемой жизни!
Ирина, не дожидаясь разрешения хозяина бутылки, сделала из нее еще глоток. И снова без закуски.
Дальнейшее она не помнила. Очнулась на следующее утро в полуразрушенной кирпичной сараюшке железнодорожного депо. На полу сараюшки валялась куча тряпок. Вот на этих тряпках Ирина и проснулась. Голова после вчерашнего просто раскалывалась. Возле тряпок, на расстеленной газете, стояло полбутылки водки и рядом лежал сверток. В нем оказались кусок хлеба и котлета.
Движения были немного скованными, но главная задача Ирины была: хоть что-то начать соображать. После глотка водки боль немного утихла. Ирина поняла, что, поверх ее собственной одежды, на ней, видавшая виды, телогрейка и, не менее потрепанные ватные штаны. «Так-с. Мною не воспользовались. Уже хорошо» Часы тоже «никуда не ушли». Стрелки на них сообщали, что половина урока в училище ею пропущена. Сначала неожиданная прогульщица решила попасть хотя бы на второй урок. Но вернувшаяся головная боль заставила отказаться от подобного поступка.
Наша «больная» приняла очередную «порцию лекарства» и снова уснула.