В доме у «Маршаков» странным образом сочетались беспорядок и уют, и это совсем не делало дом хуже, но наоборот располагало к общению, расслабляло. А вот на стенах очень аккуратно были развешаны фотографии, какие-то грамоты, благодарности и чьи-то работы резьбы по камню. На полках стояли многочисленные каменные шкатулки, фигурки, даже букеты со всевозможными завитками. Было несколько сюжетов, каких-то подвесок с вензелями, гербов… «Не дом, а музей какой-то, - подумалось мне, - без домработницы даже не очень занятым людям не обойтись...».
- Можно? – спросила я разрешения, кивнув на ближайшую стену.
- Да, - просто ответил он.
Я ничего в этом не понимаю, но чувствовала, что это сделано не просто хорошо, а профессионально. Мне было очень интересно, и я переходила от одной работы к другой, постепенно начиная понимать, что автор работ – не только хозяин дома. Был еще кто-то. И этот кто-то, видимо, был на фотографиях. Сначала мальчик, потом – юноша, затем - взрослый человек…
Я с интересом посмотрела на Маршака и с удивлением заметила, что он напряженно смотрит на меня, словно ждет каких-то моих слов. Но я не решилась сама заговорить об этом: чувствовалась какая-то за этим трагедия, да и не хотелось выглядеть любопытной, особенно при моём-то нынешнем статусе.. Маршак тоже молчал, и я двинулась дальше.
В затемнённом, неприметном месте, с краешка, в большую рамку был заключен небольшой лист бумаги - не лист даже, а обрывок, - на котором мелким почерком было написано четверостишие. Чувствовалось - тот, кто это писал, очень спешил. Наверное, боялся забыть то, что рождалось у него в голове. В нескольких местах текст был исправлен:
"В той чаше яда, что ты дал, Сальери,
Признание растворено на дне.
Оно мне в вечность распахнуло двери
По сходной относительно цене..." *
Я снова посмотрела на Самуила Яковлевича. Он по-прежнему смотрел на меня.
- Простите, - сказала я.
- Что Вы, Дульсинея, за что мне Вас прощать? – у него не получилось сказать это просто, чувствовалось, что ему хотелось об этом поговорить. Но я чего-то испугалась, и, решив сменить тему, спросила, как ни в чем не бывало:
- Самуил Яковлич, показывайте уже мой фронт работ!..
… В тот же день, сразу после «инструктажа», я приступила к работе. Обязанности мои были несложными – уборка, приготовление пищи и походы по магазинам. Прямо, как дома. С одной только разницей – мне за это еще и платили… Хозяева были непривередливыми, щедрыми. Хозяйку я почти не видела – приходила она глубоким вечером, ужинала и уходила в кабинет. Утром она уходила еще до моего пробуждения: такая была договоренность – не мешаться «под ногами» по утрам.. А вот Самуила Яковлича видела часто - он ежедневно давал мне поручения и расплачивался со мной еженедельно тоже он.
Мне нравилась моя работа еще и потому, что можно было делать её не спеша, снова и снова любуясь каменными «картинами». Нравилось, стирая с них пыль, размышлять о том, кто бы мог это сделать – хозяин или тот, другой… Что такое было у него на душе, что он сделал именно эту работу, а не что-то другое. Что хотел нам рассказать… Я всё смотрела и смотрела на них и через какое-то время начала отличать работы одного автора от другого. Но три из них выделялись совсем – были похожи, но что-то в них было не то…
_______________________________________
* стихотворение Александра Викторовича Зайцева. Это здесь:
http://proza.ru/2016/05/27/1960
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2018/10/01/801