22. У ЛЮБВИ НЕТ ОСНОВАНИЯ
На пороге книги Кельгу ждала Сабина. Она покрасила волосы в цвет осени и в своих кирпичного цвета джинсах и рыжем свитере казалась осенней феей. Вот только глаза у феи были грустные.
- Мы с Анджеем вчера опять поругались, - сказала Сабина, гладя подбежавшего к ней Муркиса, который настолько идеально подходил по цвету и к её волосам, и к сегодняшнему костюму, что Кельга залюбовалась. - Нет, ты не думай, никаких особых гадостей мы друг другу не наговорили. Всё было очень вежливо... и тоскливо… А теперь вот молчим и никто не хочет делать первый шаг к примирению. Мне кажется, что от нашей любви ничего не осталось. Её больше нет.
- Любви всегда ещё нет, - откликнулась Кельга, - любовь всегда ещё только может возникнуть, а может и не возникнуть. Твоей собственной любви, а не только любви к тебе твоего возлюбленного.
Сабина: Моя любовь есть. Всегда есть.
Кельга: Я тоже так часто ощущаю. Весь вопрос в том, что мы называем любовью. Тебя тянет к Анджею? Ты хочешь его видеть, говорить с ним, быть с ним вместе?
Сабина: Да!
Кельга: И ты называешь это любовью?
Сабина: Конечно! А ты разве нет?
Кельга: А Анджей всего этого сейчас хочет?
Сабина: Нет.
Кельга: А чего он хочет?
Сабина: Быть один. Чтобы я его оставила в покое…
Кельга: И ты оставляешь его в покое?
Сабина: Не совсем...
Кельга: А любить — разве не значит делать так, чтобы твоему возлюбленному было хорошо, разве это не значит дарить ему свободу, умножать его свободу?
Сабина: Значит…
Кельга: И такая твоя любовь всегда есть?
Сабина: Ты права… не всегда…
Кельга вспомнила свой стих с эпиграфом из любимого Эдмона Жабеса. Эпиграф был таким:
Книги нет.
Чтение творит её, сотворяя слова,
как и мир есть возобновляемое человеком чтение мира.
И сразу же в памяти всплыло всё это стихотворение Жабеса целиком:
Книги нет. Чтение творит её, сотворяя слова, как и мир есть возобновляемое человеком чтение мира.
Нет сделанного. Всё только предстоит принять – всему научиться.
Что бы ты ни делал, это себя ты надеешься спасти. Это себя ты теряешь.
Писать – это сталкиваться с лицом незнакомца.
И Кельга медленно прочитала этот стих Сабине. «Здорово! - восхищенно пробормотала та. - Повтори ещё раз!» И Кельга прочитала его ещё раз. А потом и ещё.
- И ты ещё хотела прочитать свой стих, для которого первая строка Жабеса стала эпиграфом, - напомнила Сабина.
- Стоп! - вздрогнула Кельга - Ты что, читаешь мои мысли? Я хотела — но я же этого не сказала!
- Увы, я читаю твои мысли только в норд-норд-ост, - улыбнулась Сабина. - Прочитаешь?
И Кельга прочитала:
О ЛЮБВИ
Книги нет.
Чтение творит её, сотворяя слова,
как и мир есть возобновляемое человеком чтение мира.
Эдмон Жабес
Любви нет.
Мы творим её, даря себя любимым и принимая их в дар.
И мы убиваем ее, не принимая в дар любимых-как-они-есть-сейчас,
требуя, чтобы они были такими-как-мы-их-любили-прежде.
И калечим ее, боясь дарить себя-таких-как-мы-есть-сейчас,
стараясь дарить себя-такими-как-они-нас-любили-прежде.
Мы унижаем любовь, довольствуясь собой-какие-мы-есть-сейчас,
забывая о себе-какими-мы-призваны-быть.
И подрезаем ей крылья, довольствуясь любимыми-какие-они-есть-сейчас,
забывая о них-какими-они-призваны-быть.
Любви всегда ещё нет. В каждый миг она ещё только может родиться —
такой, какой мы сотворим её.
Потом они долго молчали и смотрели на плывущие за окном облака. Небо было голубым, облака плыли с запада на восток и обе они любовались этой картиной и хотели удержать её в памяти, ведь завтра, если верить прогнозу, начнутся осенние дожди и это будет надолго. И вдруг Кельга услышала знакомый голос Эдмона Жабеса:
- Спасибо за стих, Кельга. - Она оглянулась и только теперь заметила, что справа от неё, совсем рядом с ними, на пороге книги сидит и он, собственной персоной.
- Да, любви всегда ещё нет, - Жабес улыбнулся.
- Откуда же она тогда берётся? - требовательно спросила Сабина, напрочь забыв обо всех нормах вежливости.
- Ниоткуда, - снова улыбнулся Жабес.
- Как ниоткуда? - растерялась Сабина.
Кельге очень хотелось придти ей на помощь, но она не очень понимала, как это сделать. Как можно объяснить, что любовь — как и мир, как и книга — не есть то, про что мы можем сказать, что она (или он) «есть», и «берётся» из какого-то места, и возникает из «чего-то»? Она знала, что все аналогии тут будут хромать, но решила всё же попробовать:
- А откуда берётся езда на велосипеде?
- Из меня, - тут же откликнулась Сабина.
- А в тебе она разве есть? - спросила Кельга.
- Ну, это моё действие.
- А в тебе есть место, где лежит твоя езда на велосипеде? - включился в игру Жабес.
- Т.е. вы оба хотите сказать, что и любовь есть моё действие, которое возникает из меня, но которого, пока оно не возникло, во мне нет?
Жабес одобрительно кивнул. Кельга задумалась — что-то во фразе Сабины её не устраивало, хотя суть аналогии Сабина уловила точно. Однако сама аналогия, как и следовало ожидать, хромала.
- Понимаешь, не совсем действие, - начала она. - Ну, или очень особое действие. Ты можешь сесть на велосипед и поехать, в общем-то, когда захочешь, если у тебя есть велосипед. А в случае любви не так просто…
- А в случае любви, - подхватил Жабес, - ты садишься на велосипед и вдруг обнаруживаешь, что сидишь на самом верху горизонта Хуфу и не срываешься вниз лишь потому, что чья-та рука придерживает раму…
- Горизонта Хуфу? А что это? - недоумевала Сабина.
- То, что мы называем пирамидой Хеопса, - ответила Кельга, помнившая, что Жабес первую половину своей жизни прожил в Египте. И добавила:
- Перефразируя Эдмона, любить — это сталкиваться с лицом незнакомца. Твоим собственным.
- Почему? - Сабина была настойчива.
- А ты вчера хотела поругаться с Анджеем? Собиралась это сделать? Была у тебя такая цель? - спросила её Кельга.
- Нет! Наоборот! Я шла к нему и хотела быть белой и пушистой, хотела обо всём договориться, во всём его понять и всё уладить.
- А встретилась с лицом незнакомки, - мягко улыбнулся Жабес.
- Да… я сейчас недовольна своим вчерашним поведением… - отозвалась Сабина. - И что мне теперь делать?
- А ты как думаешь? - прищурилась Кельга.
- Ты намекаешь, что мне надо познакомиться с собой?
- Люблю психологов — всегда сами находят на всё ответы, - голос Кельги звучал задумчиво, однако Сабина уловила еле заметную иронию и возмутилась:
- Ты же сама психолог!
- Ты так думаешь? А если бы даже и так, разве это мешает мне любить психологов?
- Ты смеёшься надо мной! Совсем как Анджей вчера!
- Извини. Этого я не знала. А смеюсь я не над тобой… И тебе самой разве не смешно, когда психологи всё знают, всё понимают, всё могут объяснить — а ведут себя так, как будто к ним все их замечательные знания не относятся?
- А это так происходит? - удивился Жабес.
- Так… - тихо ответила Сабина.
- С писателями такое тоже случается, - успокоил её Жабес.
- Но ведь не с Вами, Эдмон! - воскликнула Кельга.
- Со мной почти случалось, просто я вовремя увёртывался.
- А как? - вопросительно взглянула Сабина.
- Когда пишешь, время течёт не так, как обычно. И если в обычной жизни ты включаешь время писания, то увернуться несложно.
- И ты тоже так делаешь? - обратилась Сабина к Кельге.
- И я тоже.
- А мне что делать? Я писать не люблю. Даже по-польски.
- О, тогда пишите по-французски, - весело отозвался Жабес.
- А серьёзно?
- А серьёзно — сама ответь на свой вопрос, ты ж психолог, - улыбнулась Кельга.
- Надо что-то своё, найти, да? - неуверенно спросила Сабина.
- Ну вот видишь — ты сама всегда можешь ответить, - теперь Кельга и Жабес улыбались вместе.
- Не всегда, - Сабина снова обрела уверенность. - Я не знаю, кто это сказал, что у любви нет основания.
- Мевляна Джалаладдин Руми. По крайней мере, он сказал это одним из первых, - задумчиво произнесла Кельга.