- Что происходит? – маленький мальчик удивлённо высунул лохматую голову из-за огромной ноги отца.
Вокруг были люди! Много людей. Они стояли, образуя идеально ровный круг вокруг огражденного деревянными кольями загона, взволнованно и радостно перешептываясь, многие женщины плакали.
- Здравствуй, Хокода, - мужчина подошёл к отцу мальчика и радостно улыбнулся. – Уже совсем скоро, - предвкушая что-то явно интересное и значимое, мечтательно посмотрел он на вечеряющее небо.
Мальчик с интересом посмотрел на мужчину. Какая странная причёска, подумал он, разглядывая идеально убранные и перевязанные красной лентой, совсем как у его отца, волосы незнакомого дяди и сравнивая их со своими растрепавшимися паклями. На мужчине был прекрасный воинский костюм: боевая цвета осенней листвы юбка, металлический нагрудник и высокие, до колен, кожаные сапоги из бычьей шкуры, из-за голенища одного из них виднелась рукоятка ножа, а на поясе красовался меч.
- Да, совсем скоро, - услышал он голос отца. Мальчик обернулся и проследил взгляд взрослых. Солнце уже наполовину спряталось за горизонтом, словно оно боялось увидеть того, что с таким нетерпением все вокруг ожидали.
- Что будет совсем скоро? – взрослые тут же, как по команде, посмотрели на ребёнка.
- Скоро начнётся обряд посвящения, - ответил Хокода сыну.
- Обряд? Что это ещё за обряд? – мальчик в недоумении смотрел на расхохотавшихся мужчин.
- Это клятва, которую приносит молодой человек, подтверждая свою готовность стать настоящим мужчиной, - объяснял Хокода, - все молодые люди, достигшие шестнадцати лет, через него проходят. В этот день они становятся мужчинами: им сошьют сапоги и повяжут волосы красной лентой, в знак того, что они стали настоящими воинами.
- Значит, и я тоже буду клясться? – восторженно округлив глаза, воскликнул мальчик.
- И ты, Кевин, однажды поклянёшься и докажешь свою стойкость и непоколебимость.
- А как её доказывают? – в кругу послышалось какое-то движение.
- Сейчас увидишь, - загадочно улыбнулся Хокода и протолкнул сына ближе к ограждению. Кевин повиновался и, взволнованно сжимая в руках деревянного воина, протиснулся между нетерпеливыми зрителям. Отец стоял позади, положив свою огромную руку ему на плечо. Кевин впервые в жизни видел столько людей одновременно, казалось, что сейчас в этом месте собралось всё их племя, ожидая чего-то прекрасного. Но чего? Кевин не знал, но тоже, как и все вокруг, замирал в предвкушении, надеясь увидеть что-то поистине прекрасное.
Наконец в загоне появился старейшина их племени и, стукнув несколько раз своей огромной палкой-посохом о пыльную землю, начал говорить. Кевин не слушал, он старался не упустить ничего интересного для его детского воображения. Он то приподнимался на цыпочки и заглядывал поверх кольев, то нагибался и проворным глазам наблюдал за старейшиной между ними. Всё не то! Ему не видно! Вдруг сильные руки подхватили его подмышки, и ему открылся прекрасный обзор на всё происходящее. Это отец поднял сына и усадил себе на руки, Кевин обхватил отца за шею маленькими ручками и удивлённо раскрыл рот. Старейшины уже не было, теперь в загоне стоял молодой паренёк и приветливо всем вокруг махал рукой. Его радостно приветствовали, но что-то в нём было странно… Кевин внимательно всмотрелся в лицо паренька. Это же был Кларк, соседский мальчишка, неужели ему предстоит клясться? Кевин с завистью посмотрел на своего старшего товарища. Но всё равно что-то было не так: Кларк был весел, энергичен и беззаботен, как и всегда, но… но в его глазах застыл страх. Мерзкой липкой змеёй он обвивал его расширившиеся зрачки и вязкой лентой уходил внутрь, прямо в сердце.
- Папа, что происходит? – Кевину вдруг тоже стало нестерпимо страшно. Он больше не ждал ничего прекрасного или необычного. Вдруг остро захотелось очутиться в маминых объятиях и, прижавшись к её груди, укрыться от всего того, что должно было сейчас произойти, от всего страшного. А произойдёт сейчас что-то страшное, в этом у ребёнка больше не было сомнения. Почему здесь нет мамы? Почему?
В загон двое мужчин с трудом ввели рассвирепевшего буйвола: он тяжело и звонко дышал, выпуская из ноздрей маленькие, едва заметные струйки пара, глаза его были налиты кровью, а копыто монотонно било по земле. Кларк испуганно пошатнулся, но, тот час взяв себя в руки, он решительно выпрямил спину и легким движением руки вынул из-за пояса небольшой меч, вполовину величины военного.
- Папа, что происходит? – вновь, но уже почти крича, спросил Кевин. Хокода даже не повернул головы в его сторону, внимательно наблюдая за происходящим по ту сторону ограждения.
- Смотри, - просто сказал он.
Кевин повиновался и устремил взгляд вперёд. Кларк с полумечом в руках стал приближаться к рассвирепевшему быку, приняв боевую стойку на полусогнутых коленях. В его глазах всё ещё был страх, но уже будто отодвинутый на второй план, каким-то новым странным чувством. Кевин не мог дать этому чувству названия, но он видел, как зло блестели глаза его знакомого озорного мальчишки под его влиянием. Что он собирается делать? Маленький мальчик на руках отца с замиранием сердца ждал, что будет дальше. Кларк подошёл уже совсем близко, даже к спокойному животному нельзя было подходить так близко, а он шёл к рассвирепевшему и даже не думал останавливаться. Он остановился в десяти шагах от быка, не больше, и вскинул руку, готовясь к удару, но оружие предательски блеснуло и бык, бешено взревев, помчался на Кларка. Ещё секунда и мальчишка бы болтался у него на рогах, но Кларк всегда был проворен, он увернулся, подставив под улар плечо, из которого тут же безудержным потоком хлынула кровь. Кларк, тяжело дыша, замер, животное же, развернувшись, вновь било копытом землю, готовясь к новому удару.
- Нет, нет! – пронзительно закричал Кевин. – Папа, пожалуйста, останови это! Папа! – он колотил отца маленькими кулачками в грудь. Хокода никак не реагировал.
- Смотри, - вновь повторил он ничего не выражающим голосом, лицо его тоже было серо и неприступно, будто из камня.
- Нет, папа, пожалуйста…
- Смотри! – грубо одёрнул он сына. Кевину ничего не оставалось, как подчиниться. Он медленно, безумно медленно повернул свою маленькую лохматую головку и нервно сглотнул слёзы. Плакать было нельзя! Мужчина не должен плакать! Слёзы – это признак слабости, так его учил отец.
Кларк, пронзительно крича и размахивая над головой своим полумечом, нёсся навстречу быку. Несколько мгновений и они поравнялись, Кевин зажмурился.
- Открой глаза, Кевин, - услышал он откуда-то издалека суровый голос отца. Он открыл. Кларк стоял спиной к упавшему навзничь животному. Бык страдальчески мычал, звонко выпуская носом воздух и пытаясь подняться. Глаза его обезумили от боли и страха. Именно страха! Он боялся. Это огромное страшное животное чего-то боялось. И Кевину вдруг стало невыносимо жаль его. Кларк, твёрдо сжав своё оружие, с каменным лицом направлялся к быку.
- Нет, остановите его, – шептал Кевин, словно в бреду, смотря вперёд. Он почему-то знал, что сейчас произойдёт.
Кларк подошёл и, взяв животное за рог, рывком поднял его голову. Кевин в ужасе прижался лицом к плечу отца. Но Хокода только недовольно сдвинул брови. Он двумя пальцами взял сына за подбородок и повернул его лицом к загону. Кевин вертелся, пытаясь вырваться, но отец держал сильно, словно клешни рака впился он в лицо ребёнка. – Я не хочу на это смотреть, я не хочу на это смотреть! – повторял Кевин, выворачиваясь, по его детскому лицу ручьём текли слёзы.
- Смотри, Кевин, смотри.
Кларк со страшной улыбкой посмотрел в глаза быку и, не моргнув, со всей силы вонзил свой полумеч ему в шею так, что кончик его показался с другой стороны. Все вокруг одобрительно зааплодировали, и только Кевин закрыл лицо руками, уронив своего деревянного воина в грязь.
Кларк резко вырвал оружие из мёртвого животного, и во все стороны брызнула кровь. Послышались восторженные отклики. Кевин посмотрел на распростёртого на земле быка и к горлу его подступили новые рыдания. Животное лежало с пробитой шеей, распахнув в предсмертном ужасе глаза, в которых застыл страх. Кевину казалось, а, может, это действительно было так, что он видит застывшую в уголке глаза животного так и не успевшую сорваться слезинку. За что? За что? Повторяло его сердце, бешено колотясь в груди, будто желая вырваться и отомстить за смерть невинного создания. Но это был не конец: обряд посвящения завершён, когда в руках человека окажется тёплое сердце быка. Кларк медленно приблизился к мёртвому, но ещё горячему животному и с бешеными глазами наполовину вонзил своё стальное оружие в грудь быка.
- Не надо! Не надо! – закричал Кевин, отворачиваясь, но отец не дал ему закрыть глаза. Он сильнее стиснул своей огромной ладонью маленький детский подбородок, не давая шанса даже пошевелиться. – Папа, пожалуйста, я не хочу, не заставляй меня, - но Хокода был неприступен. Кевин видел, как Кларк рассёк мечом грудь быку, как сунув руку в тёплую плоть, вырвал окровавленное сердце и поднял его высоко над головой. Он слышал, как отовсюду зазвучали слова похвалы и одобрения. Но сам он видел лишь остекленевшие глаза животного, застывшие в ужасе зрачки, которые, как казалось Кевину, были обращены на него. Вот что значит «сапоги из поверженного быка».
«Смотри, будто бы говорили глаза животного, смотри, что они со мной сделали. За что?»
Этим вечером Хокода восторженно рассказывал жене, как отважен и умён их сосед, как он бесстрашно и без колебаний сумел доказать всем, что он – мужчина! Кевин слушал отца молча, потупив глаза. Мужчина! Теперь его уже не переполняла гордость от осознания, что ему, Кевину, тоже придётся доказывать всем, что он мужчина. Ведь это так несправедливо.
- Почему бык был такой злой? – неожиданно даже для самого себя прервал отца Кевин.
- Потому что его специально полдня злили, - ответил Хокода, пожав плечами.
- То есть Кларк убил ни в чём неповинное животное? – Кевин ошарашено смотрел на отца. – Но… но это ведь… несправедливо…
- Это долг настоящего мужчины! – грозно сказал Хокода, направление мыслей сына ему явно не нравилось. – Однажды и ты докажешь…
- Нет, - перебил Кевин. – Я никому не собираюсь ничего доказывать! Если настоящий мужчина – это тот, кто убивает невинных, я не желаю им быть!
Маленький семилетний мальчик гневно посмотрел на своего отца и, не говоря больше ни слова, вышел из комнаты. Это было начало нового мышления.
- Кевин, Кевин, идём! – молодой симпатичный парень с пшеничными растрёпанными волосами и блестящими от восторга глазами распахнул дверь маленькой избушки. – Идём! Чего ты сидишь?
Кевин безучастно посмотрел на пришедшего и, не сказав ни слова, опустил голову, вернувшись к своему занятию: он зашивал разорванный в лесу плащ.
- Ну, чего же ты? – нетерпеливо позвал паренёк.
- Извини, Конор, я не пойду, - он даже не поднял глаз, сосредоточенно следя за своими пальцами.
- Как «не пойду»? Мы должны! Ведь завтра и нам проходить через это! – Конор выжидающе глядел на своего друга, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, боясь что-нибудь пропустить.
- Извини, не сегодня.
- Как хочешь, - Конор мгновенно испарился.
Завтра! Уже завтра! Кевин отложил работу и, подперев рукой подбородок, глубоко задумался. Неужели прошло уже девять лет? Неужели это ему завтра предстоит безжалостно и хладнокровно зарезать живое существо? За эти долгие девять лет он много, слишком много раз видел этот глупый обряд, безжалостное посвящение мальчика в мужчину. Его заставляли смотреть. Он видел слишком много напрасных смертей, но так и не смог к ним привыкнуть. Он не понимал, что с ним не так, но одна только мысль об окровавленном мече в плотно стиснутом кулаке вызывала в нём отвращение и злобу. Именно злобу! Кевин знал, что этому обряду тысячи лет, он знал, что мужчина должен быть твёрд и безжалостен, чтобы суметь защитить свою семью, но он не мог смириться с этим. Он не мог отыскать внутри себя этот стержень безжалостности и безразличия. Его просто не было. Нет, сегодня он не будет на это смотреть. Сегодня он останется один, чтобы подумать.
Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге появился Хокода весёлый и счастливый.
- Ты почему дома сидишь? – блестя глазами, спросил он сына. – Там сейчас такое было, - он одобрительно качал головой.
«Кого-то прекрасно и красиво убили», устало подумал Кевин.
- Я устал, - произнёс он вслух. – Устал наблюдать убийства.
- Понимаю, - Хокода вздохнул и сочувственно посмотрел на сына. – Но ничего, - оживился он, - завтра ты не будешь смотреть убийство, завтра ты его совершишь.
Кевин вздрогнул при этих словах. «Совершишь». Нет, нет, я не смогу.
- Угадай, какого быка поставят тебе в соперники, - Кевин безразлично пожал плечами. Он не хотел сейчас об этом думать. Человеку, который не может отрубить голову курице, трудно было думать о том, чтобы распороть кому-то шею. – Это Буйвол! – Хокода даже захохотал от удовольствия.
- Буйвол? – Кевин медленно повернул голову и недоверчиво посмотрел на отца. – Мой Буйвол?
- Да, это я предложил. Если ты убьёшь Буйвола… нет, не так… Когда ты убьёшь Буйвола, все увидят, какой ты твёрдый и решительный, - Хокода с довольной улыбкой на лице сел и, положив на стол свой огромный меч, принялся начищать лезвие. – Все будут мне завидовать.
- Но ведь я знаю его с самого его рождения… Это ведь я выходил его, слабого и умирающего телёнка! Ведь он мне друг, – Кевин вскочил с места, трясясь то ли от гнева, то ли от страха. – Как ты мог? Как?
- Перестань нести всякий сентиментальный бред, сын мой, - спокойно сказал Хокода, продолжая возиться с мечом и не обращая внимания на негодование сына. – Всё племя знает, как ты возился с этим телёнком и завтра все они увидят, чем ты готов пожертвовать, чтобы защищать близких. Завтра я буду тобой гордиться.
«Сомневаюсь», гневно подумал Кевин и вышел из дома, громко хлопнув дверью. Ему было тяжело осознать, что его никто не понимают. «Неужели я такой один?», грустно думал он, шагая по жёлтой тропинке к загону с быками. Вокруг зеленела трава, деревья распускали свои липкие мягкие почки, превращая их в свежую ароматную листву. Пели птицы, где-то совсем рядом кукарекал петух, явно перепутав время суток. Всё вокруг дышало спокойствием и умиротворённостью, только Кевина разбирали сомнения, нарушая общую концепцию царящего вокруг пейзажа.
У загона никого не было и Кевин спокойно, не повстречав на своём пути ни единой живой души, пришёл к своему другу, Буйволу. Огромный чёрный бык с золотым кольцом в носу и белым пятном в виде звёздочки на лбу мирно жевал траву. Размахивая хвостом, отгоняя насекомых.
- Здравствуй, друг, - Кевин подошёл к загону и, сплетя на груди руки, прислонился к изгороди. – Как ты?
Бык сонно поднял голову и посмотрел на Кевина полузакрытыми глазами, мерно шевеля челюстями, пережевывая свежую молодую траву. Кевин усмехнулся.
- А ведь ты даже не знаешь, что завтра я должен буду убить тебя, - Буйвол навострил уши, челюсти его замерли, глаза широко распахнулись. Можно было подумать, что он понял только что сказанные слова, он всё понял. – Я не смогу этого сделать… не смогу… - Кевин уткнулся лисов в ладони и отрицательно покачал головой. За что ему всё это? Буйвол медленно подошёл к изгороди и, протяжно мыкнув, ткнул носом в руки своего хозяина. Кевин посмотрел на животное и отчаяние и жалость волной захлестнули его душу. Он видел перед собой маленького, только что родившегося телёночка с неокрепшими ногами и едва вздымающейся грудью. Ведь это он, Кевин, выхаживал его несколько месяцев подряд, поил его, заваривал целебные травы и натирал чудодейственными бальзамами. Это благодаря ему, Кевину, здесь стоит теперь огромное животное, изменившийся до неузнаваемости больной телёнок. Но кое-что в нём всё-таки осталось неизменным, его глаза. Всё такие же чёрные, грустные и большие. Он сейчас, как и тогда, смотрел на Кевина с надеждой на жизнь, на спасение. О, Кевин готов был глядеть куда угодно, но не в эти бездонно добрые и беззлобные глаза. Только не они! Он не мог убить того, кому спас жизнь. Он не мог.
Скорей, скорей бежать отсюда! Он потрепал Буйвола за шею и, круто развернувшись, практически побежал прочь от загона. За что отец поступает с ним так жестоко? Кевин бежал, не разбирая дороги, только бы подальше от этого ужасного места, только бы подальше… но от себя убежать нельзя. Кевин остановился на краю утёса: далеко внизу шумела вода, прогоняя из головы все ненужные мысли, освежая и приводя в порядок разбушевавшийся разум.
Кевин прошёл к самому краю и, закрыв глаза, полной грудью вдохнул солоноватый влажный воздух. С плеч будто сняли огромный камень, мешающий нормально двигаться, сразу стало как-то легче, хоть никакие проблемы и не ушли. Но почему он не может быть как все? Почему бы просто не убить быка и не жить спокойно? Но он не мог! Почему, чтобы что-то кому-то доказать он должен убить своего друга? И вообще, почему он должен что-то кому-то доказывать? Эти вопросы, словно ядовитое жало змеи вонзились в его истерзанное сердце, пуская яд и не давая возможности даже дышать.
Кевин ещё раз вздохнул и опустился на тёплую землю. Солнце уже начало падать в глубины неизведанного мира и всё вокруг погружалось в мирную предвечернюю дрёму. Природа засыпала, небо окрашивалось в яркие оранжевые тона, и океан вторил ему, словно зеркало. Кевин устало провёл ладонью по волосам и опустил голову.
- Кхе, кхе, - услышал он чей-то кашель прямо у себя за спиной. Он быстро обернулся: перед ним стоял сухой старик с огромным посохом в руках, казалось, только благодаря ему, он всё ещё держится на ногах.
- Старейшина, - Кевин вспрыгнул на ноги и склонил голову. Старик улыбнулся и не без усилий опустился на землю, похлопав рядом, приглашая Кевина присесть. Он повиновался.
- Тебя что-то беспокоит, мальчик мой? – улыбнулся старик, обнажая наполовину пустой рот. – Расскажи мне.
- Всё равно даже вы не в состоянии мне помочь.
- Почему ты так в этом уверен? Порой даже самая никчёмная мартышка может быть полезна грозному льву, - старик ласково посмотрел на сидевшего рядом мальчишку. Именно мальчишку.
- Я устал… понимаете… устал…
- Отчего же? – его тусклые глаза смотрели прямо перед собой, будто совсем не он разговаривал сейчас с Кевином, будто совсем не его губы только что растягивали слова.
- От крови, - Кевин вздохнул и посмотрел на небо: кроваво-красное.
- Ты говоришь об обряде, верно?
- Да, - удручённо выдохнул Кевин.
- Но ведь животные для того и созданы, чтобы их убивать, разве нет?
- Да, но не так, - он покачал головой, - не так. Каждое существо имеет право на жизнь, и я не вижу причин, почему именно мы имеем право её отнимать. Я не вижу благородства и смелости в том, чтобы убить предварительно доведённое до бешенства животное, а потом ходить, гордо подняв голову. Это не героизм, это трагедия и я её не хочу.
Кевин устало вздохнул. Зачем рассказывать это человеку, который просто-напросто за эти слова может выбросить тебя из племени, признав слабаком? Зачем нужно раскрывать душу тому, кто может признать это слабостью? Но Кевин не хотел думать о том, что поступает неправильно. Единственное, чего он хотел – понимания, может быть, совета, или просто элементарного заверия, что он совершенно обычный, такой, как все. Старик никак не отреагировал на его слова, он всё так же смотрел вперёд, и лишь губы его тронула едва заметная улыбка.
- Будь таким, каков ты есть на самом деле, - наконец произнёс он. – Никогда не предавай себя в угоду другим.
- Но что мне делать? Я не могу убить… не могу… даже животное, которое рождено, чтобы быть убитым, - Кевин с немой надеждой вглядывался в изрытое морщинами лицо старика.
- Слушай его, - старик ткнул скрюченным пальцем в левую грудь Кевина, - и её, - он немного передвинул руку, так что палец указал прямо на середину груди. – Если ты будешь слушать их, ты никогда не ошибёшься.
С этими словами он тяжело поднялся и, не говоря больше ни слова, пошёл прочь, опираясь на свой посох. Кевин остался сидеть в глубокой задумчивости.
Завтра наступило слишком скоро. Не успел Кевин опомниться, как он уже стоял посреди огромного загона, а рядом с ним стоял старейшина племени и говорил эту заученную, полную доблести и отваги речь.
- Сегодня Кевин, сын Хокоды, докажет всем нам, что он готов сражаться за наши жизни, он готов вступить в ряды храбрецов, чтобы быть отважным и непоколебимым таким, как его уважаемый отец! – донеслись до слуха Кевина слова старика откуда-то издалека. Казалось, что он стоит в сотни метров от него, хотя между ними не было и двух. Кевин нервно оглядывался по сторонам: народу было масса, всё племя собралось, чтобы увидеть, как сын Хокоды убьёт того, кого когда-то спас, как он безжалостно и хладнокровно вскроет горло животному, доказав, что достоин. В первом ряду переполненный гордости стоял Хокода, высоко вскинув голову и скрестив на груди руки. Он ждал чего-то необычного, чуть ли не сверхъестественного от своего шестнадцатилетнего сына, все ждали.
Наконец старейшина закончил говорить, отовсюду, со всех сторон послышались одобрительные возгласы. Толпа расступилась, разбегаясь в разные стороны: двое крепких мужчин, закрепив верёвки на рогах Буйвола, вели его к загону. Только сейчас Кевин увидел, насколько бык был действительно огромен: его огромная, будто каменная, грудь тяжело вздымалась и опускалась, рога были угрожающе выдвинуты вперёд, глаза налиты кровью, а из ноздрей тонкой струйкой вырывался пар. Кевин не мог узнать своего всегда такого спокойного и умиротворённого Буйвола, сейчас это было рассвирепевшее и кровожадное животное. Кевин оглядел его: на спине виднелись красные полосы, из которых то и дело сочилась кровь. Маленькая белая звёздочка на лбу была сейчас перепачкана кровью. «Вот как они тебя таким сделали», грустно подумал он, и глаза его защипало.
Быка затолкали в загон, захлопнув за ним калитку. Мужчины облегчённо вздохнули. Буйвол, опустив голову и взрыхляя копытом твёрдую, как камень землю, смотрел на Кевина. Его прищуренные, налитые кровью глаза следили за каждым движением противника. Кевин стоял прямо напротив быка, всего в нескольких метрах от него, ожидая. Он ждал, но чего? Кажется, он и сам не знал. Прошло несколько томительных секунд, Буйвол начал всё быстрее и быстрее бить копытом: он готовился к атаке. Кевин никак не реагировал.
В толпе удивлённо начали перешёптываться: люди не понимали, почему столько времени теряется даром, почему ничего не происходит. Среди мужчин послышались неодобрительные возгласы. Хокода стоял, напряжённо сдвинув брови.
Кевин не замечал ничего вокруг: ни возгласов толпы, ни недовольных глаз отца, он видел лишь быка напротив себя, разъярённого и измученного, и его мозг лихорадочно искал выход. Если он продолжит бездействовать, Буйвол его просто-напросто убьёт, а если начнёт защищаться… нет, он не станет защищаться. Буйвол ни в чём не виноват: его избили, истерзали те, кто зовут себя настоящими мужчинами, для того, чтобы Кевин убил его, но они просчитались. Никогда он не станет вредить невинному и уж тем более своему другу. Кевин положил руку на пояс и резким движением вынул свой полумеч: толпа по ту сторону загона оживилась. «Ну, наконец-то, говорили их улыбки и заблестевшие глаза, сейчас начнётся». Но Кевин не собирался ничего начинать, он принял решение. Он обвёл толпу взглядом, немного задержал глаза на недовольном лице отца и, непринуждённо улыбнувшись, кинул оружие в сторону. Меч упал, громко звякнув. Повисла гробовая тишина.
- Буйвол, Буйвол, это я, - Кевин начал подходить к быку. Ему это явно не понравилось: он начал фыркать и с новой силой теребить копытом почву. – Это я – Кевин.
- Нет, нет, Кевин, что ты делаешь? – Хокода в ужасе смотрел на действия сына, схватившись за колья загона. – Возьми меч, он же убьёт тебя! – кричал он.
- Нет, отец, - Кевин отрицательно покачал головой, - не убьёт. Он не сможет убить того, кто любит его, - Кевин отвернулся от множества удивлённых лиц и посмотрел в глаза животному. – Ты не сможешь убить того, кто всю твою жизнь заботился о тебе, - Кевин приближался, Буйвол настороженно и недоверчиво следил за ним. – Никакими пытками они не смогут стереть из твоей памяти моей заботы.
Кевин остановился в нескольких шагах от Буйвола, протянув вперёд руку с раскрытой ладонью.
- Буйвол, это же я Кевин, твой друг, - он сделал несколько нерешительных шагов, все вокруг испуганно замерли. «Вот сейчас… сейчас разъярённый бык растерзает его», будто кричали распахнутые в ужасе глаза наблюдателей. Но Буйвол не нападал, он лишь удивлённо смотрел измученными глазами, в которых застыл страх, на протянутую к нему ладонь.
- Это я, - вновь повторил Кевин, ободряюще улыбаясь. Копыто быка замерло, глаза, прежде сверкавшие яростью, потухли. Он выпрямился и посмотрел на человека напротив себя. Человека, который подарил ему ещё один шанс на жизнь. Он узнал его! Буйвол, коротко мукнув, подошёл к Кевину и уткнулся мордой в его грудь, будто ища защиты, прося о спасении.
- Они больше не навредят тебе, - Кевин погладил его широкую шею, на которой виднелись следы плети. – Никто не навредит, - зло оглядев толпу, добавил он.
Люди стояли, ошарашено глядя на уткнувшегося в грудь шестнадцатилетнего паренька свирепое животное. Им было дико и непривычно видеть в животном что-то человеческое, что-то близкое им самим. Никто из всех этих женщин, мужчин, подростков и даже детей никогда не задумывались о том, что существам, не умеющим говорить, тоже бывает больно, грустно или радостно. Они тоже, как и мы, а, может быть даже, намного лучше нас, умеют скорбеть и искренне плакать. Никто в этом племени никогда не задумывался, что обряд, который тысячи лет живёт в их народе, не более, чем издевательство над беззащитными существами. Никто, кроме Кевина. Только он один сумел разглядеть в ближнем не породу и место в пищевой цепи, а бессмертную душу, которую точно так же можно ранить или уничтожить. Только он один понял, насколько важно оставаться человеком, невзирая на принятые законы и традиции, на пересуды и неодобрение. Только он один сумел ради справедливости растоптать собственные интересы. Это и есть настоящий мужчина! Это и значит быть человеком!...
КОНЕЦ...