У меня есть замечательная сослуживица, пусть будет Оксана. Она еще совсем молодая, ей тридцать, а муж Леша у нее чуть постарше, к сорока. У них есть сын, тоже Леша (никогда не понимала людей, которые называют детей в свою честь), который дался Оксане с большим трудом, она долго не могла забеременеть, лечилась от бесплодия года два, потом носила беременность осторожно, чуть дыша. Маленький Леша - чудо и прелесть, очень похож на маму: такой же кругленький и румяный, как яблочко. Уже школьник.
Живут Оксана и ее семья в комнате в бараке. Так сложилось, другого жилья у них нет, и не предвидится. Зарабатывают оба мало, еле-еле хватает на жизнь: Оксана лаборанткой, Леша-старший электриком в частной конторе, которая может месяцами не платить зарплату. Комнатку, которая досталась Леше в наследство, они блогоустроили, выгородили кухоньку с раковиной и крошечной плиткой, шкафом отгородили кровать для Леши-маленького. Сортир на улице, деревянная будочка с замком в ряду других будочек - по числу комнат в бараке.
Оксана - ужасная лапочка, готовит просто потрясающе, улыбчивая, симпатичная, но очень переживала из-за лишнего веса: набрала во время гормональной терапии, а потом во время беременности и кормления еще добавила. Весила она после декрета 117 кг, но оставалась при этом симпатяшкой и улыбашкой-хохотушкой. Больше всего мечтала о втором ребенке, и, похоже, о девочке - вздыхала, разглядывая девичьи одежки, с удовольствием участвовала в разговорах о девочках (так сложилось, что у нас в лабе у всех девочки есть, только у нее нету). Опять же, и материнский капитал бы не помешал: если продать их комнатку и добавить маткапитал, уже можно купить однушку-хрущевку. А если еще и кредит взять - то и двушку. Поближе к школе Леши-маленького: сейчас из пригородного поселка его приходится возить в школу и из школы на маршрутке, забирает его обычно Оксанина мама, старенькая пенсионерка. Оксана с сестрой ее поздние дети - Оксану она родила в сорок, сестру - в сорок два. А потом ее муж умер, и девочек она растила одна. Оксанина сестра родила от своего начальника, и долго пыталась отсудить на девочку алименты, но ей это так и не удалось: надо проводить экспертизу ДНК, а она даже не знает, как к ней подступиться, и денег нет. С работы ее после родов сократили. Так и живут на мамину пенсию, а Оксаниной племяннице тем временем уже лет пять стало, что ли.
***
И вот Оксана вместе с мужем взялась серьезно за дело. Год, два - опять не выходит. Пошла к врачам, те сказали - если не похудеешь, шансов нет. И Оксана за полтора года сбросила почти 30 кг! Не только диетами, но и упорными тренировками, ездила по вечерам на аква-аэробику и шейпинг трижды в неделю, не пропускала ни одного занятия, даже на права сдала, чтобы иметь возможность ездить на мужниной престарелой десятке. Я своими глазами почти два года наблюдала, как Оксана ест салатики, гречку, пьет кефирчик, закусывает паровыми тефтельками... и становится все стройнее и стройнее. Сила воли у нее - это что-то!! Мне даже смотреть бывало тяжело, а она ничего, держалась и даже смеялась над своим меню. Ужасно радовалась эффекту: сменила всю одежду, так как прежняя ей стала непоправимо велика. И даже сапоги в икрах стали болтаться. Муж, говорит, даже ревновать начал, говорит - хватит уже худеть! А она - кремень. Очень, очень хочет ребеночка. Врачи ей сказали: будешь 60 кг - вот тогда яичники заработают, и родишь. Оксана говорила, что по ночам ей часто снится, что она беременна, или кормит грудью, или катит коляску. И еще она присматривает занавески в новую квартиру: говорит, что не может удержаться, ноги сами тянут в магазины текстиля. Не покупает еще, только мечтает.
Диагноз у Оксаны, кстати, неутешительный: дисфункция яичников. Она уж и трубы продувала, рассказывала, ежась, как страшно боялась этой процедуры, и как было больно. Она вообще страшная трусиха, и боли очень боится, вся бледнеет. Но тут, говорит, зубы сжала, глаза зажмурила и думала о лялечке. Больно было, но терпимо. Зачем трубы продувать, если фолликулы у нее не вызревают - я так и не поняла, но молча ей очень сочувствовала. Гормоны она уже тоже пьет два почти года, и... эх, яйцеклеток все равно как не было, так и нет. Не вызревают, не хватает гормонов. Говорят, надо ехать к репродуктологу в Екатеринбург... Рассказала как-то смущенно и с обидой, что Леша-старший ее однажды (любя! как же иначе!) кабачком без семечек назвал. Они друг друга кабачочком и тыковкой называли и раньше, такая домашняя игра у них была, а Леша-старший тоже упитанный, коротконогий, круглолицый: Оксана восхитительно печет всякие пироги и беляши, сама при этом не ест, диета же. Как же Лешам не поправиться.
***
Не надо быть никаким экстрасенсом, чтобы предсказать развитие событий.
Оказалось внезапно, что на Лешиной работе завелась девочка. Ну как девочка, девушка, молодая совсем. Диспетчер. И в девочке случайно, как будто бы сам собой, завелся ребеночек. От Леши-старшего. Уже шестой месяц. Леша об этом Оксане сообщил, строго нахмурив брови, и тут же, пока она оседала на стул, схватившись за лицо, добавил: семья - это святое, но он человек порядочный, поэтому ребенка не бросит, будет помогать. Финансово, ну и вообще. Пока он что-то дальше бубнил, у Оксаны все перед глазами сначала все стало фиолетовое, а потом затопило чернотой: она потеряла сознание. Очнулась уже на полу, Леша-старший ее бил по щекам. Хорошо, что Леша-маленький в этот момент был на улице, гулял во дворе.
***
Для кого-то это все, может быть, простая жизненная коллизия. Ну, завелся ребенок и завелся где-то там. У одной из наших сослуживиц, кстати, лет тридцать назад именно так и случилось - и ничего, все живы до сих пор. А для Оксаны это был конец всей ее уютной, благополучной, налаженной жизни. Она была абсолютно уверена, что у них - счастливая семья. Леша, как ни странно, в этом тоже был уверен. И до сих пор, наверное, уверен, я бы не удивилась.
Настали страшные-страшные дни для Оксаны. Она была словно мертвая. Двигалась, как зомби, по ночам плакала, поэтому на работу приходила опухшая и сразу запиралась у себя в весовой. Шейпинг бросила. А смысл теперь. Леша пытался себя вести, как ни в чем не бывало, и Оксана ему тоже механически отвечала по-старому, чтобы Леша-маленький ни о чем не догадался. Когда Леша-старший как-то вечером под одеялом потянулся Оксану обнять, она забилась в припадке вроде эпилептического, рыдая молча, со стиснутыми зубами, чтобы не разбудить сына. Леша-старший испугался и отстал, и больше попыток подкатиться не делал. На людях проявлял повышенную заботу и по отношению к Оксане, и к сыну, а тот только растерянно крутил головой и не мог понять, что происходит. Чувствовал, что что-то очень не так. Оксана ему сказала, что болеет, она и на самом деле вела себя как тяжело больная - почти перестала есть, забросила огород, в котором Леша-старший ковырялся теперь в одиночку, при первой же возможности ложилась лицом к стенке и лежала так молча и неподвижно, как мертвая. Лешу-маленького на летние каникулы забрала в пригород Оксанина мама, и теперь на ее плечах, кроме Оксаниной сестры с ребенком, оказался еще один внук. Маме Оксана ничего не сказала про будущего ребенка, ни словечка.
***
Недавно Оксана пришла на работу в платочке, я аж перекреститься захотела, хотя вообще-то такой привычки не имела раньше. На чей-то осторожный вопрос ответила равнодушно - подстриглась неудачно. Насколько неудачно, я случайно увидела через приоткрытую дверь в Оксанину комнату, когда она перед зеркалом перевязывала платок: она стала почти лысой. Волосы у нее и так за два месяца после «известия»почти выпали, и короткая стрижка только ухудшила дело, через редкие волосины просвечивала кожа. Весила Оксана уже килограмм шестьдесят, не больше. Скулы заострились, нос вытянулся. А глаза, которые два месяца были как у мертвой рыбы, вдруг засветились черным огнем, я даже специально посмотрела внимательнее - раньше они были серо-зеленые, как светлое бутылочное стекло, а теперь потемнели из-за страшно расширенных зрачков. Мне тогда стало совсем тревожно за нее, если честно.
И я как-то подгадала, чтобы остаться с Оксаной наедине, поехали мы с ней на отбор проб воды, и там я ее разговорила. Она долго молчала, два месяца, поэтому слова из нее полились потоком, стоило только немножечко ее пожалеть и спросить, чем я могу ей помочь.
Оказалось, что помочь я ей могу советом и поддержкой. А это мы завсегда, вы ж знаете. Она собиралась провести один такой специальный обряд (тут она замялась), и спрашивала, как я думаю, не может ли этот обряд обернуться против нее или против Леши-маленького. В обряде нужно было использовать ее волосы, поэтому она и остриглась так коротко. До подстрижки у нее кудри были ниже лопаток. А Лешины волосы она как-то сложила в мешочек, чтобы выкинуть после стрижки, она сама его стригла дома, и так про этот мешочек и забыла, хотя вообще-то она страшная чистюля и аккуратистка обычно. Недавно на него наткнулась случайно, и вспомнила, что ей сестра как-то рассказывала про бабку, которая жила в маминой деревне... и дальше ворох каких-то подробностей про бабку, а я не перебивала и грызла ногти, пока мы уже ехали с пробами воды обратно в лабораторию. Оксана требовательно на меня смотрела своими чернущими горячими глазами, и ждала моего ответа. Я промямлила что-то насчет того, что если этот обряд поможет ей успокоиться и почувствовать себя лучше - то я абсолютно за. Лишь бы ничто живое не пострадало. Оксана меня заверила, что никого убивать не собирается, а просто сожжет свои и Лешины волосы особенным образом на костре в лесу ночью... ну то есть не обязательно в лесу, но в безлюдном месте... ну и еще кое-какие обстоятельства должны быть, о которых она мне не может рассказать. Но жаб и змей она клянется не трогать.
После того, как я сказала, что вроде бы этот обряд безопасный, раз для него не нужно никого убивать, Оксана успокоилась и даже повеселела. Меня даже потом тетки в лабе спрашивали - что я такого ей сказала. Я вяло отбалтывалась, что мы с Оксаной говорили о женской магии, и что сковородка - это стрррашно магический инструмент в женских руках, и все тихонько ржали, чтобы Оксана не слышала.
***
А спустя некоторое время Оксана заметно повеселела. При удобном случае шепотом рассказала мне, что "та сучка" родила ребеночка, да оказался порченый, с гидроцефалией и еще какими-то патологиями. Муж ее сказал, что он человек благородный, и порченого ребенка не бросит, будет помогать деньгами и вообще чем может.
Но, конечно, через некоторое время помощь эта сошла на нет, как и не было ее. Я потом спрашивала Оксану - что за обряд был. Так и не призналась, говорила - не было ничего, никакого обряда, я это все придумала сама.