(1967 год и последующие)
Глава 1
Проснулся неожиданно от неудобной позы и ещё чего-то, испугавшего меня во сне.
Чужая кровать. Чужая комната. И всё кружится слева направо что с открытыми глазами, что с закрытыми.
Странно. Почему стены комнаты продолжают вертеться каруселью, когда я закрываю глаза? Это уже вопрос не физики, а метафизики…
- Дурак! Идиот!
Отругав себя, почувствовал, что стало немного легче: словно помолился и самокритикой снял с себя часть грехов.
Теперь пора соображать логически.
Перепил – раз.
Днюха у Юрки – два.
У него и заснул – три.
Голова сильно кружится – четыре.
Светка – стерва, всё из-за неё – пять.
Не умею пить и не надо было начинать – шесть.
Музыка в комнате за дверью, значит ещё не все разошлись – семь.
Самое главное – восьмое: встать, не стошнить и уйти по-человечески домой.
Вышел в соседнюю комнату. Моё появление встретили приветственными криками.
- Костян воскрес! Я же говорил, - воскликнул Юрка, - что «камээсы» от бутылки «Белого Аиста» не умирают!
Пригласил меня на свой день рождения, а я - один. Вот и напился с горя.
В квартире осталось восемь человек: пятеро девчат и - со мной - трое парней. Две пары находились, как говорится, «в отношениях» уже давно. Получалось так, что я свободно мог подойти к любой из трёх. Две из них были не в пример ярче, симпатичнее и даже длинноногее, если можно так выразиться. Но чёрт дёрнул меня подсесть именно к третьей.
Даже наряд на ней был не то, чтобы хуже, но проще и обыкновеннее. У других праздничные платья, а на ней блузка и короткая юбка. И никаких украшений: ни золотой цепочки на шее, ни колечка, ни серёжек.
В ресторане я её не видел. Присоединилась позже? Но вроде из наших.
Я и подсел на диван, на котором расположились с бокалами вина три «свободные» грации. Думаю, что под плохое настроение подсознательно хотел сделать себе ещё хуже. И выпил лишнее намеренно, хотя легче всё равно не стало. Вот пусть и девчонка будет хуже других. Так мне и надо. Что-то вроде этого.
А там – кто меня знает?
Кто-то сказал, что самые страстные девчата – это брюнетки с чёрными жгучими глазами.
У Маши была абсолютно заурядная внешность: простая шатенка со стройной фигурой. А какая ещё может быть фигура у двадцатилетней девушки? Некоторая рыжинка и курчавость в волосах, зелёные крапинки в глаза может быть и насторожили бы более внимательного парня, но я особой бдительностью в этом отношении не отличался. Да ещё в таком состоянии.
Она с равнодушной приветливостью улыбнулась в ответ на мой взгляд.
- Слушай, я тебя не знаю. Ты с какого курса?
- На третий перешла. Мы с вашим курсом редко пересекаемся.
- Получается, что нас с тобой ничего не связывает, - сделал я не очень трезвое умозаключение.
И нет, чтобы ответить какой-нибудь шуткой. Она пристально посмотрела на меня и после непродолжительного молчания ответила:
- Это зависит от тебя.
- А где все?
- Спать ушли.
- А вы что сидите?
- Раньше выспались.
- Интересно… Потанцуем?
- Если не упадёшь, то давай. Ты вроде малость перебрал …
- А ты держи меня крепче, я и не упаду.
- По какому поводу перепил?
- Тоска и жить не хочется.
- В переводе на русский это звучит так: твоя красотуля-блондинка решила дать другому. А в моём лице надеешься получить утешительный приз?
- Нет… Откуда ты её знаешь?.. А может и да.
- Что – да?
- Ну, я про утешительный приз.
Процесс танца протекал весьма условно. Мы стояли прислонившись друг к другу и перекачиваясь из стороны в стороны, иногда даже попадая в такт мелодии.
- Ты – Костя?
- Он самый. А как тебя?
- Маша.
- Редкое имя! Такое встречается только в романах у классиков девятнадцатого века. Я тебя в ресторане не видел. Или не заметил?
- Вступительный взнос оказался не по карману. Присоединилась к вашей компании позже.
- Слушай, Маша, скажи-ка мне что-нибудь оптимистичное и ободряющее. А то действительно тошно.
- Тебе не приходило в голову, что танец – имитация в вертикальном положении тех движений, которые более приятны в горизонтальном?
- В таком аспекте о танцах я не думал.
- У тебя голова высоко расположена, пока дойдёт… Идём лучше сядем. Ещё свалишься. Что у тебя за горе такое, что напился? Неужели на самом деле из-за девчонки?
- Ну, и это тоже. Но перебрал с непривычки. Выпиваю редко, потому что спортсмен, поняла? Кандидат в мастера между прочим… Но вот получилось так… как-то так…
- Девчата сидят, ждут: на кого ты клюнешь. Думаешь, они остались музыку послушать? С тебя глаз не сводят, а ты за меня уцепился. Они симпатичнее. Любая утешит тебя не хуже твоей блондинки.
- Откуда ты про неё знаешь?
- Вас весь институт знает? Самая красивая пара лечебного факультета.
- Слушай… Идём на улицу, а? Что-то развозит меня всё больше… Сейчас уже прохладно должно быть, на улице быстрее протрезвею. А то меня тошнит даже… Духота чёртова… А ты будешь меня поддерживать, чтобы не упал, ладно?
- Пойдём, коли хочешь. Только поддерживать тебя мне будет сложно. Разные весовые категории… Ты где живёшь?
- На Первомайке. Здесь недалеко.
- Небось с мамой и папой?
- А с кем ещё?
- И комната своя есть?
- Разумеется. Вопросы ты странные задаёшь… А-а-а, сама в общаге живёшь, да?
- Не обломилось такое счастье. Снимаем с подругой комнату. У тебя целая квартира и ты ещё слёзы льёшь… У нас есть такая поговорка: есть кого, есть чем, но негде. Это обычная студенческая проблема. А у тебя получается наоборот: есть чем, есть где и некого. Это уже комедия.
- Что-то опять не всё до меня дошло. Ты так быстро говоришь… А сама где живёшь?
- Рядом с Кремлёвским Валом. Там старые дома под снос. В них легче комнату снять, чем в новом доме.
- Назад на троллейбусе одна доедешь? Я тебя уже проводить не смогу.
- За меня не беспокойся. Доберусь. Ты главное – сам не упади, а то я тебя, верзилу, поднять не смогу.
Какое-то время шли молча. Тошнота не проходила. Маша шла рядом, взяв меня под руку и невольно пошатываясь в одной со мной амплитуде.
- Под ноги смотри. Сейчас будем улицу переходить… Как придёшь, скажи матери, пусть нальёт стакан холодной воды и капнет в него несколько капель нашатыря. И хорошо бы тебе блевануть. И выспаться. Завтра будешь как огурчик.
- Какая мама? Я один живу.
- Ты же сказал, что с родителями.
- Они в Африке. В командировке. Для египтян плотину строят.
- И ты один живёшь в целой квартире?
- Что значит в целой? Не в поломанной же?!
- Я в другом смысле. Завидую тебе. Кого хочешь, можешь к себе пригласить. Не жизнь, а малина.
- Я кого хочешь не приглашаю.
- Только блондиночку свою водишь?
- Водил. А она снова уехала.
- Большая квартира?
- Обычная. Три комнаты.
- Это для тебя обычная. Мы с подругой в одной комнатушке живём три на четыре метра, а ты один – в трёх.
- Как ты не поймёшь, глупенькая?! Я же не во всех трёх комнатах живу! В одной - письменный стол, шкаф, книжные полки и кровать, там я сплю и занимаюсь. Всё! В большой – если только телек посмотреть. И на кухне. А больше мне ничего и не надо.
- Это верно. Но я в таких квартирах не бывала.
- Ты же с родителями где-то жила. Откуда приехала?
- Из Ряжска.
- Ну вот! Районный же центр! Там что, домов нет?
- Есть там дома, есть. Угомонись. Только таких нет.
- А! Ты про эти? Сталинский псевдоклассицизм. Потолки зато высокие. Хочешь посмотреть?
- Можно.
- Только третий этаж. На руках меня не занесёшь?
- Нет уж, уволь. Не смогу.
- Да, я пошутил, глупенькая. А ты поверила, да?
Меня вдруг разобрал такой смех, что я долго не мог остановиться.
- Слушай, у тебя не белая горячка начинается?
- Нет. Не пугайся. Просто я последнюю неделю ни разу не смеялся. Накопилось. Хочешь, я тебя на руках подниму? Запросто! Ты, небось лёгкая, как пушинка.
- Тоже не надо. Я жить хочу. Пошли вместе потихоньку. И не споткнись.
Протянула мне стакан с водой, куда накапала нашатырный спирт.
- Допивай до конца, не умрёшь.
- Противно… Небось цианистый калий мне подлила.
- Пей, говорю. Затошнит, не сдерживай… А теперь полежи. Можно я по комнатам похожу, посмотрю?
- Смотри… Только не уходи пока. Что-то плохо мне.
- Не помрёшь… Я заметила: чем здоровее парень, тем он хуже переносит плохое состояние. Чуть заболел сразу – хана, помираю… Для таких каждая болячка – страх, что коньки отбросите… Квартира у тебя шикарная.
- Это не моя, а родительская.
- С родителями легко жить.
- Тебе твои, наверное, тоже помогают. На то и родители.
- На то… Да не у всех.
- Тебе не помогают?
- Отец на инвалидности. Мать… Она… Пропивает его пенсию. Огородом одним кормятся. Я после сессии домой потому и не поехала, чтобы им ещё меня кормить не пришлось. Устроилась в «Семашко» санитаркой. Первого июля уже приступаю.
- Так ты на одну стипендию живёшь? На сорок рублей? Это же не реально! Ты же ещё за комнату должна платить. Чем питаешься, святым духом?
- За комнату мы с подругой натурой расплачиваемся.
- Это другой разговор. Здорово придумали: хозяину - помидорчики с огорода и живёте бесплатно.
- Ну, вообще-то это не те помидорчики, о которых ты думаешь.
- А какие?
- Не важно. Проехали.
- Ой! Слушай, меня тошнит.
- Блевануть без моей помощи сможешь? Или тебе в ванную тоже под руку вести?
- Сам я… Сам… Подожди… Чёрт…
Когда вернулся, признался:
- Сразу легче стало.
- Ты же на шестой курс перешёл, почти врач. Что же такой беспомощный?
- Нас этому не учат.
- Кефир есть?
- Есть. Тебе дать?
- Мне не надо. А ты выпей хотя бы стакан. А лучше – больше.
- Да? Тогда пошли на кухню… А что ты про помидоры говорила, я не понял?
- Всё хочешь знать? Ты из любознательных?
- Ну, если секрет, то не надо.
- Секрет Полишинеля. Вся моя группа знает.
- Опять не пойму. Что за секрет, о котором все знают?
- Ладно. Учитывая, что мы встретились с тобой в первый и в последний раз, удовлетворю твоё любопытство. Нас, девчат, двое. Хозяин – мужик шестидесяти лет, на пенсию только вышел, работать на заводе продолжает. Вдовец, ещё в силе. Ему баба нужна. Через день или два, как ему захочется, одна из нас по очереди должна с ним трахаться. В общем получается, что минимум раз, а то и два в неделю каждую из нас он шпилит. Когда у кого месячные, отдувается другая. Вот такая плата за жильё. Впрочем, Михалыч нормальный мужик, по утрам нам всегда чай делает и бутерброды с маслом. Отношения у нас почти родственные. Когда трезвый, ему и пяти минут хватает. Но раз в месяц обязательно напьётся и - с пятницы до воскресенья глушит водяру. Тут уж нам обоим достаётся. И елозит, мудак старый, по целому часу пока не кончит, а ты ему всё это время подмахивай.
- Почему в милицию на него не заявите?
- Упаси боже! Мы его сами на это уговорили. Если бы мы платили деньгами, то на что жили бы? На еду вряд ли наскребли бы, а чтобы тряпку себе какую купить – и не думай. Презики ему приходится самим покупали, но это уже в наших интересах. Да на раскладушку для меня сбросились вдвоём. В комнате только одна кровать была.
- И ты сейчас к нему пойдёшь?
- Да. Но сегодня не моя очередь.
- Этот ваш хозяин – козёл и извращенец.
- Бывают хуже. Он обычный дядька. Денег на одного хватает. А где ему молодуху искать? На танцы в горпарк ходить? А тут две девки под рукой и сами напрашиваются. И надо отдать ему должное, действительно без всяких там издевательств и выкрутасов. После запоев мы даже ухаживаем за ним и сами в магазин бегаем для него за продуктами. На его деньги, разумеется.
- Не ходи туда. Выспись у меня на нормальной постели. Всё лучше, чем на раскладушке.
- Ты серьёзно говоришь или ещё не протрезвел?
- Спи здесь. А я лягу в родительской спальне. Меня можешь не бояться.
- Тебя я боюсь меньше всего. А блондинка твоя не заявится мириться?
- Исключено. Она сейчас на горных лыжах катается… Или делает вид, что катается…
- Тогда дай мне, пожалуйста, полотенце? У тебя здесь душ, а у старика мы в корыте полощемся.
- Какие проблемы?! Господи. Проведи хоть одну ночь по-человечески… Вот смотри: здесь - полотенца, здесь - постельное бельё. Только всё сама, ладно?
- Разберусь.
- Тогда good night и на всякий случай - прощай.
- Спокойной ночи, Костя. Станет плохо, зови.
Утром пришёл к ней в комнату в одних трусах, сел на край постели. Маша открыла глаза:
- Как себя чувствуешь?
- Как ты и предсказала, «огурцом»… Я хотел… только спросить…
- Не надо ничего спрашивать. Если хочешь, а по твоему первичному половому признаку я это вижу, лезь ко мне под одеяло… Только резинку надень.
Она достала из-под подушки упаковку презерватива.
- Откуда она там взялась?
- Я знала, что ты утром придёшь.
- Откуда?
- Ты из тех, кто любит сначала поговорить?..
*
- Ты всегда такой нежный и замедленный?
- А что? Тебе так не нравится?
- Можно, конечно. Zierlich, manierlich, langsam, possierlich. [Жеманно, манерно, медленно, забавно – (нем.)] Но мы так и до обеда не кончим. Давай попроще? Говорят, лучше сорок раз по разу, чем один раз сорок раз. Хочешь совместить это противоречие?
- Опять не понял.
- Сейчас поймёшь. Ложись на спину. А я на тебе скакать буду… Ну, как тебе такой вариант?
- Я сейчас кончу… А хотелось подольше…
- Кончай, не тормози. Через десять минут повторим.
- У меня сразу не получится.
- Получится. Не сорок раз, конечно, но несколько – я тебе гарантирую. Это уже моя забота...
Несколько раз – с её, разумеется, помощью - у меня действительно получилось. Светка мне такого не позволяла. А тут я был как после пятой партии в волейбол в затянувшейся игре. Потный и обессиленный.
- Вот все токсины из тебя и вышли. Теперь-то ты точно, как огурчик. Иди под душ. А я напоследок ещё немного на такой мягкой постели понежусь, можно?
- Лежи хоть до обеда.
- До обеда не получится. Но спасибо, что приютил меня в такой роскоши.
- А ты вернёшься в свой бордель на колёсах?
- Сегодня моя очередь. Если хочешь, завтра могу снова к тебе прийти? У тебя здесь классно.
- Нет. Или совсем не приходи, или не ночуй там. Живи лучше у меня.
- Ага! Явятся родители и куда мне бежать? На каком-нибудь чердаке себе ночлег искать?
- Они только уехали. Теперь до следующего отпуска - через год.
- Легкомысленный ты всё-таки парень, Костя. А другая какая девчонка тебе понравится? И снова я - лишняя.
- Не понравится.
- Хорошо. Эту версию оставим. Но я ни за что не поверю, что ты также легко отмахнёшься от своей блондинки. А ведь она вернётся к тебе. Могу поспорить на что угодно, кроме денег.
- У неё там роман с доцентом из гистологии. Причём роман карьерного характера. У нас же на следующий год распределение. Вот она с ним и крутит шашни.
- Так вы же всегда вместе ходите!
- Да, ходим вместе. Только мне кажется, спит она не только со мной, но и с ним. Поддерживает в нём огонёк, чтобы тот не угас до распределения.
- У меня ещё есть момент, так сказать, этического характера. Подруга тогда останется одна. А мы так не договаривались. У тебя есть кто на примете из девчат, кому жить негде?
- Кроме тебя – никого.
- Остроумно… Ты подумай о том, что предлагаешь. Я бы без раздумий согласилась, если бы жила где-то в своей квартире. Нравится – встречаемся, разонравилось – разбежались. А там я как… как…
- Ты там как в кабале, точнее не скажешь.
- Это был мой выбор.
- И потом давай определимся. Замуж я тебя не зову. Но год ты могла бы спокойно жить у меня. А за год мало ли что произойдёт?..
- Мне надо смотреть не на год, а минимум года на четыре вперёд. У меня кроме диплома и последующей работы других шансов выжить просто нет.
- Хозяин твой на обед не приходит?
- Нет. Обедает на заводе.
- А подруга?
- Она… Вроде меня. Такая же нищая. В каникулы днём отсыпается, а вечером пойдёт ребят кадрить. Подрабатывает как может и чем может. А я где после первого курса проходила практику санитаркой, там снова и договорилась остаться до начала сентября. Любая зарплата больше степухи, проживу по любому, да ещё приоденусь к началу учебного года.
- Я вызываю такси и мы сейчас поедем за твоими вещами.
*
- Костя, а ты не слишком усердствуешь? Мне, конечно, это в кайф, но хотя бы перед тренировкой силу не расходовал. И ты, кстати, похудел, сам это не видишь? Я с десятого июля ещё заместительство возьму. Каждая третье ночное дежурство - моё. Отдохнёшь от секса.
- Две другие ночи всё равно мои будут. Наверстаю.
- Ты – сумасшедший. Так нельзя… Секс – дело заразительное. Твоя блондинка, пожалуй, была права, что не очень баловала тебя им…
*
Маша гладила, когда открылась дверь в квартиру и в комнату вошла та самая блондинка. Посмотрела на Машу как на забежавшую в квартиру чужую кошку:
- Приветики.
- Здравствуй.
- Ты кто?
- Мария.
- Костик привёл?
- Да.
- Уж лучше бы он привёл, как в прошлый раз, какую-нибудь драную кошку. От той легче было избавиться. Ладно, деваться некуда. Выключай утюг, садись, поговорим. Хотя подожди… Доглаживай, я всё равно этим не занимаюсь. Мы обычно такое бельё в прачечную сдаём. А я пока уберу продукты в холодильник, привезла ему деликатесы из Германии.
Маша выключила утюг, села на стул, который стоял напротив дивана. Вот сейчас произойдёт разговор, которого она давно ждала и побивалась. Сейчас начнётся бабский ор или слёзы… Впрочем, блондинка что-то не очень расстроилась и слёз не видно… Девка, видать, хладнокровная, но очень красивая. Всё при ней – и сиськи, и бёдра, и ноги... Даже зло берёт, когда видишь такую русскую Барби!
Вернулась Света. Села на диван, закинула ногу на ногу и минуту молча рассматривала Машу.
- Значит – ты просто Мария. Откуда взялась, девонька?
- Перешла на третий курс. Мы вместе учимся.
- Вместе?! Хорошо сказано. И где он тебя откопал?
- Так сложилось.
- Что-то для третьего курса ты взрослее, чем должна быть.
- Работала. Поступила с третьего раза.
- Упорная. Это плохо... Ну и как тебе жилось здесь с моим Костиком?
- Хорошо нам жилось.
- Ишь ты! За двоих отвечаешь? Ну этот вопрос я позже уточню. А сейчас давай договоримся с тобой по-хорошему. Я сейчас уйду. А ты, девонька, послушай меня очень внимательно. Бельё только догладь, не люблю с ним возиться. Костик должен прийти с тренировки где-то к семи. Тебе два часа на прощание с ним. В девять я вернусь. Извини за грубое выражение, но чтобы к этому времени и духа твоего здесь не было. Это понятно?
- Если он скажет, я уйду.
- Плохо ты его знаешь, если даже не представляешь, что он скажет. Костя каждую убогую девку жалеет больше, чем меня. Но жалость – это не любовь, различие ты должна понимать, не маленькая. Он начнёт рвать на голове волосы, рефлексировать, а потом скажет, что ему легче самому уйти из дома, чем тебя выставить. Так что прояви инициативу сама. К нему легко прийти, но уходить всегда тяжелее. Не ты первая, не ты последняя. Не заставляй парня зря мучиться. Ты же знаешь про нас, я угадала?
- Да. Знаю даже, что ты любительница медленного секса.
- О! Он тебе и об этом разболтал?
- Нет, сама догадалась. Для этого много ума не надо.
- Что ж, на дурочку ты не похожа. Тогда ответь мне: зачем чужое место заняла?
- Я его не заняла, не бойся. Сейчас уйду. Только бельё доглаживать не буду. Это уж ты сама как-нибудь…
- Так не пойдёт. Я не про бельё. Я про Костю. Он кошку блохастую потом два дня искал, бегал по всем подъездам, всё пытался найти и покормить. А тебя искать ещё дольше будет. Ты с ним простись по-людски. Так, чтобы он потом тебя не искал. Понятно?
- Это уже от него зависит, тебе не кажется?
- Не кажется, потому что в ещё большей степени это зависит от меня. А уж я – можешь мне поверить на слово – даже Элизабете Тейлор его не уступлю. О тебе и говорить нечего… Да, будешь уходить, ничего лишнего с собой не прихвати. Я прекрасно знаю, где здесь и что лежит. Если нужно на первое время, могу тебе и деньжат подкинуть. У Кости, чтобы ты знала, своих денег мало. Всё есть, за квартиру оплачено на год вперёд, а денег – только на еду. Вот такие у него заботливые родители.
- Знаю.
- Маруся, мы с тобой как – подруги или враги?
- Как Костя скажет, так и будет.
- Опять ты за своё… Ладно. Повторяться я не люблю. И ты, кстати, пообещала сама уйти, если помнишь…
*
В одиннадцать часов вечера в гинекологическое отделении больницы проникнуть было не очень просто. Но Машу я разыскал.
- Ты зачем ушла с вещами?
- Я же тебе написала большое письмо. Всё объяснила. Не бойся, на улице ночевать не придётся. Другой дуры на моё место пока не нашлась. Вернусь на свою раскладушку.
- Где твои сумки?
- В подсобке. Ты думаешь… Я ничего вашего не брала. Там только мои шмотки и всё. И ключи, я же ими дверь закрывала… Вот они, возьми.
- Глупости не болтай. Ты до восьми утра дежуришь?
- Да.
- Это твои сумки? Я их заберу, чтобы ты утром с ними не таскалась.
- Подожди. У меня там платье. Мне же переодеться надо будет… Костя, я же тебе всё написала. Ты читал?
- Читал. Очень трогательно. Оставлю себе на память… А сейчас возьми из сумки, что тебе надо, остальное я унесу. В восемь сдашь смену. Полчаса тебе на дорогу. В восемь тридцать я сяду завтракать и чтобы ты в это время вошла в квартиру.
- Ты хорошо обо всём подумал? О себе, о Свете? Костя, тебе надо успокоиться и подумать.
- Уже подумал. Ночью поспать сможешь?
- С часу до четырёх-пяти утра, если ничего не случится, смогу и прилечь.
- Завтра жду тебя.
Поцеловал Машу и ушёл.
*
- Костик, мне что, опять прощения у тебя просить за то, что ты с какой-то шалавкой связался? Я же тебя предупреждала, что мне придётся уехать с родаками на четыре недели. А из Германии один раз только и удалось тебе позвонить. Мы же в горах были… Ты должен мне поверить, что у меня с этим Волгиным ничего не было, так – лёгкий флирт. И должен понять, что я не для своего удовольствия с ним общалась. Ты на своей кафедре почти зацепился, тебе уже аспирантуру пообещали. Тебя за одно чемпионство в институте оставят. А мне что – отказаться от распределения и остаться без работы? Не помру, конечно, с голоду, но я сама хотела бы на какой-нибудь кафедре работать. Сейчас все шансы для этого есть. А гистология – единственное, что я ещё хорошо помню и знаю, так как потом не без твоей, кстати, помощи все предметы запустила… Госэкзамены бы не завалить… А если на гистологии устроюсь, то к концу аспирантуры у меня уже и диссер был бы наполовину готов… Разве плохо? Мы вроде так и планировали с тобой… Нельзя же быть таким ребёнком, Костик! Мамочка его бросила, любимая девушка оставила и с горя надо цеплять по пьяни первую попавшую на глаза девку? Ты своей головой подумай! Тоже мне - центральный блокирующий в сборной, а сопли распустил! Надеюсь, ничем от неё не заразился?.. Ты хоть знаешь, как она за свою комнату…
- Всё плохое я о ней знаю. Напоминать мне не надо.
- Хорошо. Только напомню один закон биологии: генетику пальцем не задавишь... Давай больше не будем с тобой спорить на эту тему. Я тебе пообещала, что устрою твою несчастную голубку самым наилучшим образом. Скажи пусть дома сидит, когда ты на тренировку уйдёшь. Сама к ней приду… Кстати, ты не подумал о реакции твоей матери, когда она увидела бы эту «простигосподи»? А? Мать свою хотя бы пожалел…
- Хватит об этом. Что одно и тоже сто раз повторять? Поможешь ей с общежитием, тогда другое дело…
- И чем она тебя так привязала, а? Ни кожи, ни рожи... Впрочем, я уже догадалась, чем... Думаешь, я так не могу?.. Ну ладно, на дурочку она не похожа, должна сообразить, что для неё лучше. Уверена, что найду с ней общий язык… Господи, на какие жертвы мне приходится идти, чтобы только удержать тебя...
*
- Костя, прости, но мне с тобой в любом случае нельзя оставаться.
- Почему?
- Потому что и тебе со мной нельзя.
- Логику не уловил.
- Как говорили на кафедре философии: мы с тобой из разных социальных групп.
- Чушь собачья.
- Может быть. Но это факт. И не надо меня уговаривать. Если я и живу почти как шлюха, это не значит, что у меня нет никаких чувств. Потом расставаться будет больнее… И ещё. Твоя Светлана сделала очень важное для меня предложение. Практически исполнила мою заветную мечту. Я до конца института смогу работать в больнице. Ты же знаешь, что главный врач – её отец. Сначала, как сейчас, санитаркой, а после третьего курса – медсестрой. И с графиком пойдут навстречу. Ей можно верить?
- Можно верить её отцу. Но думаю, что и она с этим делом шутить вряд ли станет. Светка – гений по разруливанию проблем, которые сама же и создаёт.
- Мне одновременно придётся учиться и работать, всё равно не до любви будет. И вы со Светланой – идеальная пара… Может когда и встретимся ещё с тобой... Зря я тебе про себя рассказала. Не надо было всего говорить. Пообещай, что всё плохое обо мне забудешь.
- Не смогу. Как бы странно тебе это не показалось, но ты спала с мужиком, чтобы выжить, а Светка наверняка трахается со своим доцентом, чтобы ей уже начали материал для диссертации готовить. Второй вариант я считаю более позорным.
- Тебе судить, не мне. И ещё просьба. Не ищи меня специально, очень прошу. Пообещай.
- Обещаю. А ты пообещай, что если тебе понадобится какая-то от меня помощь, то или позвонишь, или придёшь.
- Обещаю.
Глава 2.
Все корпуса некогда загородной психиатрической больницы были расположены в форме гигантской буквы «П», у основания которого длинной неровной чертой тянулись дома, давно вошедшие в черту города. По всей территории щедро раскиданы дубы, неправдоподобно высокие берёзы, бе¬лую кору которых можно с трудом заметить только у самой верхушки ствола.
Своеобразная парковая зона придавала боль¬нице неповторимое очарование: нигде в городе больше нет та¬кого места. И придавленные к землекирпичные корпуса, построенные чуть ли не сто лет назад, воспринимались как должное на фоне этих велича¬вых деревьев. Такие же зелёные великаны возвышались толь¬ко вокруг заброшенной церкви на краю посёлка, стыдливо прикрывая от посторонних глаз свой распоротый и «обескрещенный» купол.
Областная психиатрическая больница находилась в пределах города, гигантской под-ковой охватывающего её с трёх сторон, но предусмотрительно отгородилась от его шума оврагом, переходящим в большой пруд, и плохо ухоженным парком. Какие-нибудь пятьсот-шестьсот метров отделяют последние городские девятиэтажки от больничной территории, но пока пройдёшь их по узкой асфальтовой до¬рожке в окружении дурманящих зарослей лопухов, камыша и звонко квакающих лягушек, то уже невольно начинаешь гово¬рить: «там, в городе» и «здесь, в больнице». Впрочем, город уже протянул к больнице асфальтовый язык и охватил его раз¬двоенным концом старый накренившийся дуб у первого кор¬пуса. Здесь была последняя остановка автобуса, который «ходил в город».
Шёл 1970-й год. Я заканчивал второй курс аспирантуры на кафедре психиатрии, окончательно забросив после повторных травм колена волейбол. Да и совмещать работу над кандидатской с постоянными по два раза в день тренировками стало невозможно. Это в институте мне делали поблажки, а в аспирантуре надо было и пациентов вести в отделении, и кандидатскую писать. Если точнее - проводить опыты, которые легли бы в её основу.
Светлана неожиданно (думаю, что неожиданно только для меня) вышла замуж за какого-то немецкого профессора (по-нашему - обычного препода в лейпцигском универе), воспользовавшись новым семейным кодексом, разрешающим браки с иностранцами. Впрочем, изредка писала письма полные воспоминаний о нашей «ещё не прошедшей любви». Меня они раздражали. Представлял себе, как она лежит в постели с этой немчурой и делает вид, что ностальгирует по русскому парню. Можно подумать её туда в плен угнали!.. Старался о ней забыть, но получалось плохо…
Иногда доцент просил меня провести за него занятие с группой студентов. Чаще всего это оказывалось самое первое занятие на цикле психиатрии, на котором полагалось рассказать об истории психиатрии и областной психиатрической больницы. Затем провести с группой студентов полуторачасовой обход всех её отделений и корпусов. Другими словами, дать им «понюхать пороху».
Мне нравилось слегка, но вполне обоснованно, попугать студентов. Громко объявлял собравшейся вокруг меня группе:
- Девушкам снять серьги и клипсы. Из карманов вынуть все авторучки, оставьте их здесь. У кого короткая стрижка, шапочки лучше снять, чтобы не стащили с головы, у кого длинные волосы, спрятать их под шапочку.
Кто-нибудь несмело замечал:
- Получится, что половина группы будет без шапочек, а другие в шапочках.
- Не беда. Не в операционную идём, а в обход по психиатрической больнице. Главное – всем вернуться живыми и невредимыми. Так что меня слушать беспрекословно. Сколько у вас парней? Трое. Значит - выживем. Тебе вручаю этот треугольный ключ. Из рук его не выпускать и в карман не класть. Идёшь самым последним и закрываешь за собой дверь. И не торопись, чтобы кого-нибудь из девчат не забыть в отделении. А вы двое распределитесь вдоль всей группы. Бояться нечего. Смертельных случаев пока не наблюдалось. Шаг влево, шаг вправо - претензии не принимаю. Всё ясно?
Наступала тишина: все проникались «текущим моментом» и сознанием серьёзности предстоящего мероприятия. Да и мне было спокойнее, когда предупреждал их. Кто-нибудь из пациентов (чаще в женском хроническом) студентов, разумеется, отматерит, но это – мелочи, пусть привыкают. Лишь бы никто не ударил и не порвал халат. Но в каждом отделении нас встречала дежурная медсестра (а в мужском отделении – и медбрат), которая сразу присоединялась к нашей процессии, молча, но внимательно следя за окружающими девушек больными. В мужских отделениях такие «демонстрации» пациентами всегда громко приветствовались: где ещё им, месяцами находящимися в больнице, увидеть целую толпу молодых и симпатичных девушек?
Очередная группа состояла из двенадцати человек. Два парня. Нормально.
Об истории психиатрии я повествовал до того времени, когда в отделениях заканчивался завтрак. Перед инструктажем объявил перерыв:
- Курить только на улице у входа на кафедру. Туалет на первом этаже. Через пятнадцать минут чтобы все были здесь.
Отсидевшие целый час студенты с радостью потянулись из кабинета к выходу. Осталась сидеть одна девушка – брюнетка со стрижкой, которая закрывала почти всё её лицо.
- Чего сидишь, солнышко? Выйди на свежий воздух. Я вас не по дендрарию водить буду, а по старым и вонючим помещениям, - сказал я, вставая из-за стола.
Она подняла голову и посмотрела на меня.
Это была Маша.
Я остановился перед ней. Вроде ничего удивительного. Сейчас у неё цикл психиатрии. Но всё равно как-то неожиданно…
- Привет!
- Здравствуйте, Константин Вадимович!
- Мы были на «ты».
- Были. Здесь несколько иная обстановка.
- Ты изменилась.
Она дотронулась до своих волос.
- Это само собой, и чёрный цвет тебе идёт лучше… Ты как-то по-другому изменилась. Похорошела. И взгляд уверенный. Раньше такого не было.
- А ты практически не изменился.
- Три года не виделись, но я те три недели часто вспоминаю.
- Я тоже.
- У тебя всё нормально? Я имею ввиду…
Кто-то крикнул:
- Мария, ты идёшь или нет?
Она встала:
- Извините, Константин Вадимович, пойду, как вы советовали, на свежий воздух.
- У меня к тебе куча вопросов. Давай вечером встретимся. Часов в семь сможешь?
- Нет. С шести до одиннадцати дежурю.
- Давай в пять. Провожу тебя до больницы. Где?
- У центрального входа в Горрощу. Только никаких цветов, объятий и поцелуев.
- Обидно.
Маша уже через плечо бросила:
- На лекции нам говорили, что обида – инфантильное чувство.
- Так и есть. Думаешь, я сильно возмужал за эти годы?
- Посмотрим…
Она быстро вышла из кабинета.
*
После работы пошёл в Горрощу из психбольницы пешком. Быстрее, чем ехать на автобусе через весь город.
Интересно, как она живёт? Есть ли у неё кто-нибудь или не до любовников? Во всяком случае, судя по традиционному отсутствию у неё каких-либо украшений, состоятельного ухажёра точно нет.
Маша подошла ровно к пяти часам. Лишнее доказательство того, что не избалована кавалерами.
Я смог хорошо рассмотреть её по мере приближения. Стала выше ростом. Но это из-за каблуков. Походка такая же быстрая, но уверенная и решительная как у человека, который знает себе цену. Фигура… Такая же тонкая и стройная. И вполне стильно одета: костюм, сумочка, туфли – всё под цвет друг другу только разных оттенков. Да, это уже не девочка с раскладушки, это - женщина.
Я пошёл навстречу.
- Привет!
- Добрый день, Константин Вадимович!
- Пока есть время, погуляем?
- Согласна.
- Расскажи мне о себе. Где живёшь? Тяжело совмещать работу с учёбой? Замуж не вышла?
- Может быть хотя бы из галантности ты расскажешь о себе первым?
- Нет. Очень хочу всё узнать о тебе. И потом я старший по возрасту и по должности. Так что ты должна меня слушаться.
- Давненько не слышала я твой поучающий голос. Не хотелось тебе признаваться, Костя, но мы с тобой одногодки. Ты моим возрастом никогда не интересовался, принимая за девочку, а я не хотела тебя расстраивать. Но по должности ты, разумеется, выше…
Она взяла меня под руку.
- Только начну я не с ответа на твои риторические вопросы, а с самого-самого начала. Я часто представляла, как рассказываю тебе свою историю... Хватит терпения меня выслушать?
- Разумеется.
- Тогда слушай. Стоило мне уйти из своего, как ты говорил, «борделя на колёсах», как Михалыч помер. Прямо на Людке - сердечный приступ. Та перепугалась и сразу ко мне побежала. Утром привели его в порядок, а потом пошли в милицию и написали соответствующее заявление. Снимали, мол, комнату, разумеется, за плату, а вот сегодня проснулись, а хозяин мёртвый. Ни «Скорая», ни милиция никакого криминала не обнаружила. Хоронить его мы отказались – откуда такие деньги? Тело забрали в морг. Порылись в его ящиках, нашли два адреса, судя по письмам, от родных из Александро-Невского. Написали им. Только через месяц оттуда приехала его сестра и предложила Людке – представляешь!? – выкупить этот домишко. Потом сговорились так, что Людесса там будет пока бесплатно жить и «охранять помещение», но сама платить за коммунальные услуги. Людесса быстро сориентировалась, сдала вторую комнату ещё двум девчатам и их деньгами расплачивалась за коммуналку. Прожила так до Нового года и любила в разговоре небрежно заметить: «Это было ещё до того, как на мне один мужик помер»… Ничего, что я тебе такие вещи рассказываю?
- Очень интересно. Прямо готовый рассказ.
- Я с тобой почему-то становлюсь… Ну, той Машей, понимаешь? Хотя уже давно не та… Когда ты рядом, у меня возникает противоестественное чувство всё о себе рассказывать. Даже такое, что любая благоразумная девица обязательно бы утаила. Как в самый первый раз, помнишь?
- Помню. Противоестественные чувства в рамках моей профессии. Рассказывай дальше. Скелеты в шкафу – лишняя тяжесть на душе. Выкладывай.
- Ага! Ты всё про меня узнаешь, а потом в свою психбольницу уложишь.
- Не бойся. Я тебя на дому лечить буду. Есть у меня одно проверенное средство.
- Я даже представляю какое... Но мы отклонились от темы… Мне часто казалось странным, что за те такие далёкие три недели у меня могло сохраниться какое-то чувство… Впрочем, ты мне и раньше нравился. Я даже бегала смотреть, как вы со Светкой выходили из аудитории после лекции. Как принц с принцессой…
- Чего замолчала?
- Опять что-то лишнее ляпнула. Ну ладно… Теперь дальше. Мне сразу при устройстве на работу дали ордер на больничное общежитие для сотрудников. За это, конечно, твоей Светлане низкий поклон. Комната на двоих, но с газовой плитой и горячей водой – почти гостиничный люкс. Да, в ней ещё совмещённый санузел с душем. В общем – мечта поэта! Если не рай, как в твоей квартире, то его преддверие – точно. Мне очень повезло с соседкой. Недели через две в эту же комнату вселилась не какая-то там, как я, санитарка, а врач-гинеколог. Устроилась на работу в нашем же отделении. Молодая татарочка тридцати лет, Галина Хусаиновна. Мы быстро подружились и я столько всего от неё узнала! Я с ней за два года, пока вместе жили, считай, ординатуру по акушерству и гинекологии прошла. Много рассказывала о своих больных, случаях из практики. Я сейчас совмещаю там медсестрой, но порою мне уже поручают то, что должен делать только врач. Потом Галина Хусаиновна получила уже свою квартиру, а ко мне подселили медсестру из реанимации.
- Машенька, уже полшестого. Тебе во сколько надо быть в отделении?
- Я сегодня не работаю.
- Ты сказала, что дежуришь. Зачем обманула?
- Если бы наша встреча пошла не так, как мне хотелось бы, я всегда могла бы с тобой проститься.
- Это же нечестно!
- Знаю. Но когда живёшь одна, то иногда приходится обманывать в целях самозащиты. Тебе-то кого бояться? Не меня же?
- А тебе? Неужели меня?
- Я боялась, что ты изменился…
Некоторое время шли молча.
- Маша, сверни вот сюда, между кустами.
- Это ещё зачем?
- Ты же сказала, что не боишься меня.
- Хорошо… Ну, зашла. Дальше что?
- Руки опусти и не оборачивайся.
- О, Господи! Моё условие, надеюсь, ты не забыл? Никаких обнимашек.
- Разумеется. Я до тебя даже пальцем не дотронусь.
Достал купленную по пути в парк небольшую золотую цепочку. Не без труда открыл замочек. Затем быстро накинул цепочку на шею Маше и застегнул.
- Это что?
Маша повернулась ко мне и протянула руки к цепочке, но я вовремя перехватил их.
- Это ещё зачем? Костя, мне не нужны подарки. Ни от кого такие не брала и у тебя не возьму.
- Это не подарок. Это нечто большее.
- Что же?
- Это память обо мне. Напоминание о тех трёх неделях. Начнёшь шею мыть, оцарапаешься и сразу подумаешь: «Это память о Константине свет Вадимовиче! Это святое! Трогать нельзя».
- Руки отпусти. Больно.
- Извини.
Маша ощупала цепочку, с недоверием глядя то на меня, то кося глазами себе на грудь.
- Дорогая?
- Она бесценная. И когда тебе подарят солидную золотую цепочку с кулоном из топаза под цвет твоих глаз, ты эту маленькую всё-таки не снимай. Хорошо?
- Не знаю.
- Она у тебя первая?
- Да… Ничего из золота у меня нет… Теперь девчата начнут расспрашивать: откуда и кто подарил?
- Скажешь: шла-шла и нашла.
- Ага! Так мне и поверят… Может выйдем из кустов? Или у тебя ещё какие сюрпризы заготовлены?
- Есть ещё один, но для этого надо выйти на аллею.
Маша приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в подбородок. Целоваться стоя нам всегда было не очень ловко из-за разности в росте.
Сказала:
- Спасибо. Обещаю её не снимать.
Я повёл её к скамейке, но пройдя несколько шагов, она остановилась и обернулась.
- Что случилось?
- Ничего. Просто хочу запомнить это место.
- Давай зайдём за скамейку.
- Зачем?
- Ещё один сюрприз.
Я поднял её и посадил на спинку скамейки. Теперь целовать её было гораздо удобнее:
- Ты меня обманула, а я тебя.
Я целовал её, не обращая внимания на редких прохожих, а она прерывисто шептала:
- Хорошо… что ты не сдержал… своего обещания… - И добавила почти сквозь слёзы: - Я часто мечтала об этом.
Глава 3.
Я долго не соглашалась переезжать из общежития к Косте. Первые мои отговорки были вполне резонны: шестой курс, скоро госэкзамены, шла я на «красный диплом». Последний момент был для меня очень важен:
- Ты же должен понять, что в Рязани я нигде на работу не устроюсь. О кафедрах и говорить нечего. Везде или всё занято, или возьмут блатных. С «красным дипломом» я хотя бы могу попросить ректора направить меня в Ряжск. Уж там как-нибудь устроилась бы. Мне сейчас как никогда надо много заниматься. Пойми: любить я тебя готова, но к семейной жизни – нет… Не обижайся на меня, Костюш, но условия у меня до лета будут жёсткие. Встречаться один, ну… два раза в неделю, не чаще. Удобнее всего вечером у тебя на кафедре. И ненадолго. Сдам последний экзамен, тогда я вся твоя – с утра до вечера.
- Вернее – с утра до утра. И что же, ждать всю зиму и весну?
- Зато сможем повторить то лето, полное огня.
- Я хочу не одно лето, а всю жизнь, полную огня с тобой.
- Не боишься сгореть, как наш Михалыч?
- Если тридцать пять лет гореть с тобой, то в шестьдесят и умереть не обидно будет.
- И сгорим оба…
- А что в этом плохого? Всё лучше, чем от водки и от простуд…
*
Высокомерная мать Кости Ольга Михайловна при первом же знакомстве сильно испортила мне настроение, бесцеремонно констатировав:
- Нам предлагают командировку в Монголию. Хотелось бы оставить сына в надёжных руках. Светлану мы уже знали, но коли, сынок, у тебя с ней не сложилось, ничего не поделаешь. Живи пока с Машей. Но я всё-таки не пойму, как ты смог упустить такую девушку, как Света?..
*
Сразу после Нового года, когда уехали его родители, я с двумя чемоданами вещей переехала к Косте. В отделении перешла на полставки, чтобы хватало время на «семейную жизнь».
И когда мы остались в квартире одни, у нас началась не жизнь, а малина! Последняя в основном сводилась к ежедневному (утром и вечером – как минимум) сексу. Я как могла награждала себя за трёхлетнее воздержание.
Самая сладкая для меня минута наступала, как ни странно, потом, когда мы, казалось, уже насытившись обоюдными ласками, ложились спать.
Костя лежал на спине, вытянув руки вдоль тела, и мирно посапывал. Я выходила из душа и тихонько ложилась на его левую руку, чуть раздвинув ноги. Моя голова оказывалась на его плече, а его кисть – около моего паха. Чувствовать его руку всем своим телом и особенно там было необыкновенно приятно.
Иногда мы так и засыпали.
Иногда, если он ещё не успевал заснуть или я нечаянно будила его, недовольно бурчал:
- Заездила, дикарка, интеллигентного человека до полусмерти.
- Я больше не буду, - шептала я голосом провинившейся школьницы.
- Не буду… Поздно… Я, может, уже помираю…
Он поворачивался ко мне, обнимая другой рукой:
- Спи давай. И больше никаких похотливых посягательств на слабого мужчину, поняла?
- Поняла, милый. Уже сплю.
А сама ждала, что будет дальше. Обычно мы оба погружались в дремоту, но через какое-то время он, может быть возбудившись от пригрезившегося сновидения, сильно прижимал меня к себе, резко наваливаясь всем телом так, что мне трудно становилось дышать. Овладевал мною молча грубо и быстро – так, как мне больше всего нравилось. И потом, тяжело дыша, произносил ещё одну фразу, которую я обожала:
- Ты - сосуд дьявольский… Но такой прелестный…
Был у нас с Костей ещё один вид «молчаливой ласки». Он чувствовал, когда я оставалась неудовлетворённой. В этих случаях его рука лежала ладонью вверх. Я ложилась на неё как обычно. Его пальцы располагались как раз под моим самым чувствительным местом. Я обнимала его за шею и тянулась ртом к его уху. Прислушиваясь к моим судорожным вдохам и выдохам и к той силе, с которой я впивалась в него ногтями, Костя доводил меня уже до полного изнеможения наслаждением...
В такие моменты не было на всей земле женщины, счастливее меня.
Но разве счастье может длиться долго?
В мае я обнаружила, что беременна. И уже минимум, как полтора месяца.
Что получается: апрель, май, июнь. Так…
Потом госэкзамены. Их я ещё сдам в нормальном состоянии.
В августе всё станет заметно. И ребёночек уже начнёт во мне шевелиться.
Что делать?
Сама же во всём виновата. Разумеется, я всегда пользовалась презервативами, но мне хотелось, чтобы наша жизнь с Костей не была похожа на прежние мои соития. Чтобы они были более семейными, если можно так выразиться. Поэтому что угодно, но только не эти противные отечественные резинки! А импортные достать трудно и дорого. И Галина Хусаиновна посоветовала мне воспользоваться цервикальным колпачком, который хорошо подходит нерожавшим женщинам.
Научила пользоваться им меня:
- У тебя пальчики длинные и ловкие, достанешь.
И вроде всё было хорошо.
Хорошо-то хорошо, да оказалось, что не очень…
Экзамены я сдам. И диплом получу. А потом надо будет уезжать. Женить на себе Костю, да ещё так пошло – по «залёту» - никогда в жизни! Сам он о свадьбе не говорил. Несколько раз заметил, что дети у нас обязательно будут, но только ближе к тридцати годам. А сейчас поживём в своё удовольствие и накопим деньги на отдельную кооперативную квартиру. Разумеется, ему ещё надо защитить кандидатскую, а мне - найти работу в Рязани.
А тут – ребёнок!.. И какой он родится? Вдруг будет урод или… Знать бы свою наследственность. А то получится, как у Пушкина: «Родила царица в ночь не то сына, не то дочь; не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку». И Косте всю жизнь этим испорчу…
Сделать аборт?
Первый раз меня выскоблили в возрасте семнадцати лет… Повторять этот эксперимент в третий раз даже в специализированных условиях я уже не хотела.
Глава 4.
Светлана приезжала каждое лето на родину со своим Вальтером, которого при нас называла «Валиком».
Её приход к нам в гости меня всегда волновал, однако летом 1971-го года я увидел, что она беременна и успокоился. Рожать она приехала в родные пенаты. Светка всё рассчитала точно: мои родители как раз были дома. Подарила отцу и мне швейцарские часы, матери – косметический набор. Снисходительно протянула какой-то тюбик и Маше:
- Для ресничек. Будут как у Софии Ротару. У вас таких не делают. Мужики увидят, упадут.
Меня представила Валику, как mein guter Freund vom Institut.
Через несколько дней неожиданно позвонила мне на кафедру:
- Привет, Костик!
- Guten Morgen, Frau Kraus!
- Господи, хоть ты говори со мной на человеческом языке. Мне этот немецкий уже осточертел.
- Ты же на нём вроде свободно говоришь…
- Представляешь, Валик по-русски ни бельмеса так и не понимает! Знает несколько слов и всё. Я научила его тем матерным словам, которые мне самой нравятся в определённые моменты. Но он их так произносит, что мне смешно становится. Из-за этого толком кончить с ним не могу. Ариец называется!.. А имитировать оргазм надоело… Мне там всё надоело, Костик! Этот Ляйпциг такая же деревня, как Рязань!
- Ты там только второй год, Светик. Рано сдаёшься.
- Не второй год, а уже полных два года живу среди этих жмотов и скупердяев. Протестанты хреновы!
- Сочувствую, но ничем помочь не могу.
- Костик, говорят, что ты mit dieser Hure [c этой шлюхой – (нем.)] расписался. Это, надеюсь, сплетни?
- Твоя надежда безосновательна, Светик. Мы с Машей снова вместе, хотя ещё и не расписывались. И уверен, что надолго.
- С ума не сходи! Ты можешь меня немного подождать?
- Слушай, у тебя с головой всё нормально? У меня своя жизнь. У тебя своя. Кстати, ты не забыла, что уже беременна? Всё. Точка. Давай закроем эту тему.
- Я же тебя как любила, так и люблю. А с этой заграницей дурака сваляла. Ну виновата я, не отрицаю. Да рожу я этого гитлерюгенда, назову Адольфом и отвезу ему в Германию. Пусть подавится им! Там я за несколько месяцев форму наберу. У них появились шикарные спа-салоны. Приеду ещё красивее, чем была.
- Ты же писала, что он очень обеспеченный человек, что у него есть свой замок. Ты же туда за богатством поехала.
- Какой к чёрту замок?! Малюсенький охотничий домишко. Я не понимаю, почему англичане Ляйпциг разбомбили к чёртовой матери, а его хибара так и стоит целёхонькая? Самое смешное, что место там красивое, а охотиться нельзя. Только пить пиво, любоваться природой и трахаться. А ты знаешь, как я любила с отцом на охоту ездить…
- Светка, ты сделала свой выбор.
- Это был ошибочный выбор, Костик. Ты должен это понимать. Или попользовался мной, добился, чтобы я устроила общежитие твоей шалаве, а теперь бросаешь?
- Успокойся и не устраивай истерики.
- Ты никогда не жалел меня. Я в тебя как кошка влюбилась с первого курса, учёбу из-за тебя практически забросила, на лекциях только о тебе и могла думать!.. Запомни, я тебя никогда не брошу! Хотя бы по той причине, что без тебя жить не смогу.
- Слушай, пора переставать мыслить, как ребёнок.
- Это я-то ребёнок?! А до тебя ещё не дошло, как хитро Машка тебя использовала? Скажет, что залетела и женит тебя на себе. Спорю на что угодно, что так и будет. А потом уйдёт от тебя и обеспечит себя на ближайшие восемнадцать лет алиментами. Спорим?
*
Недели через две после того, как Светлана родила мальчика, я пришёл к ней домой с поздравлением и букетом цветов.
- Почему твой благоверный не приехал, когда ты рожала?
- Деньги экономит, жмот. Прилетит через полтора месяца, чтобы сразу забрать меня с маленьким в свой Vaterland. Фридрихом пацана назвал. Как их бывшего короля саксонского звали.
- Чего сидишь, как инвалидка в кресле? Да ещё под пледом.
- Не хочу, чтобы ты видел, какая у меня сейчас фигура. Но гимнастикой уже занялась, прими это к сведению. А этот бош мечтает, чтобы у меня задница стала в два раза шире.
- Ну и угоди мужу. Тебе-то хуже не будет.
- Сейчас! Тебе широкозадые девки никогда не нравились, я знаю. Хрен ему, а не жопу шире плеч. Пусть среди немок таких ищет.
- Говорят, ты легко родила.
- Говорят… Сами бы попробовали… Не столько больно, сколько обидно, что ребёнок не от тебя и мне снова придётся ходить с этим уродским животом. Ты же наверняка захочешь, чтобы и у тебя сын был.
- Ты опять за своё? Светка, будь благоразумной. Давай не будем ссориться и останемся друзьями.
- Что? Ты веришь в эту чушь? Какая дружба может быть между бывшими любовниками? Я вернусь максимум через полгода. Если ты до этого не расстанешься со своей Schickse [давалка; ****ь – (нем.)], то я её убью, понял?
- Ты совсем сбрендила?
- Надеюсь, что ты будешь участвовать в моей судебно-психиатрической экспертизе, которая признает меня невменяемой и госпитализирует в женское отделение твоей психушки. Там мы с тобой всегда сможем где-нибудь встречаться… Чего испугался? Это шутка… Наверное… А там, кто знает, что я выкину?
*
- Здравствуй, Света! Это Маша.
- О, Маруся! Приветики. Что хотела?
- У меня к тебе один вопрос, но лучше при встрече.
- Милая моя, с ума сошла? Мы завтра с утра улетаем! Собираемся… У тебя что-то важное?
- Да.
- Как всё сложно с тобой… Ну давай приезжай прямо сейчас. Надеюсь, выяснять отношения нам с тобой долго не придётся?
- Нет.
Когда Маша позвонила в дверь, открыла Светлана.
- Заходи… Хотя подожди. Я чувствую, что ты приехала не просто пожелать мне счастливого пути. Давай спустимся во двор. Хоть посижу там в тишине без этого гвалта. – Крикнула в сторону комнат: - Walter, ich gehe in den Garten hinaus. In f;nf Minuten bin ich zur;ck… Вызывай лифт, пока не задержали.
Во дворе сели на скамейку.
- Давай, подруга, быстро и коротко. Слушаю.
- Ты ещё любишь Костю?
- Ни фига себе вопросик! Ради него и прискакала? Ну ты даёшь!.. Представь себе, что люблю. Он ко мне, кстати, два раза заходил с поздравлениями, но пока у тебя для ревности нет никаких оснований. Чтобы сразу расставить все точки над «i»: я через полгода – это максимум – вернусь и отобью его у тебя. Это заявление обсуждению не подлежит. Я и ему об этом сказала… Наверняка у тебя есть ещё вопросы.
- Главный вопрос я выяснила. Если можешь, скажи: почему ты тогда бросила его и уехала в Германию? Да ещё вышла замуж.
- Потому что дура. Красивые блондинки, ты должна это знать, иногда совершают глупые поступки… А почему ты никак не среагировала на мои притязания? Костя сейчас с тобой. Но что-то мне подсказывает, что ты готова с ним расстаться. Так?
- На этот вопрос я не буду отвечать.
- Ну ты и зараза! Мне задаёшь вопросики на засыпон, а сама на них отвечать не хочешь. Так не честно.
- Знаю. Извини. У меня к тебе ещё просьба.
- Совсем обнаглела? Просьбы у неё!.. Ладно, выкладывай. Сгораю от любопытства.
- Напиши мне оттуда, пожалуйста, два письма. В первом подтверди, что точно решила бросить своего Вальтера. А во втором напиши, когда именно приедешь.
- Охренеть! Я прямо умираю от любопытства. Можно узнать зачем и почему?
- У меня неприятности в семье. У родителей. Мне надо будет к ним уехать. И надолго.
- Что-то мне подсказывает, что ты хотела сказать «навсегда». А Костика, значит, ты мне собираешься торжественно передать как ценную вещь из рук в руки.
- Я могу рассчитывать, что наш разговор останется между нами?
- Нашла у кого такое спрашивать! Ты доверяешь свой секрет единственному человеку в мире, который его не должен знать. Почему? Как это понимать?
- Как хочешь. Выполни, пожалуйста, мою просьбу… Вот и всё. Не буду тебя задерживать.
- Нет-нет-нет. Теперь-то самое интересное и начинается. Любишь ли ты Костика, я даже спрашивать не буду. Знаю, что любишь. А зачем тогда повторять мою ошибку? Только не надо мне ля-ля про своих родаков. Враньё от правды отличать я умею… Не скажешь истинную причину?
- Нет.
- Да… Уважаю… Ладно. Просьбу твою выполню… На какой адрес писать?
- Почтовой отделение номер тринадцать. Такое число запомнить легко. До востребования на моё имя.
- Отчество у тебя какое?
- Семёновна. Мария Семёновна Шишкина. Тебе пора возвращаться.
- Подожди, не уходи, Мария Семёновна. Не помрут там без меня. Скажи мне ещё что-нибудь. Ну, дай мне пищу для размышлений, а то я не засну всю ночь и буду думать о нашем разговоре.
- Я считаю, что ты его любишь сильнее, чем я.
- О-па! Что ни слово, то хоть в обморок падай. А это ты из чего заключила?
- Ради него ты готова на б;льшие жертвы, чем я.
- Даже не знаю, что тебе сказать в ответ. Может быть ты и права, хотя на сегодняшний день, как видишь, всё обстоит ровно наоборот… Но не ответить тебе таким же искренним признанием я не могу… Между нами девочками говоря, у меня было мало любовников, всегда хватало одного Костика. Так вот, равных ему в сексе мне ни разу не попадались, считая моего Валика. Во всяком случае для меня и по моим ощущениям. Почему я сразу тебе и заявила, что отобью Костю. Не хочу прожить жизнь тускло, без наслаждения. Деньги, заграница – всё это туфта! Оргазм в постели… да хоть в шалаше - вот ради чего стоит жить!
- Это тебе так только мнится. Хотя когда есть деньги, можно рассуждать и так.
- А я и не скрываю, что для меня важнее. Оргазм и каждую ночь.
- А можно ещё по разу утром и днём. Не пробовала?
- Ох ты и сучка! Нарочно меня дразнишь?.. Я, наверное, не такая страстная, как ты. Более холодная в сексуальном отношении… У меня больше эгоизма, больше себялюбия. Психология красотки, понимаешь? Меня надо упрашивать и тогда я, может быть, сделаю милость – раздвину ноги. А ты другая. Это я уже поняла. Темперамент у тебя другой. Ты – страстная при всей своей внешней сдержанности. Видимо, как раз для него… Или нет? Или он устаёт от тебя? Скажи честно?
- Отвечу твоими словами: нашла у кого спрашивать? Не скажу… Пять минут прошли. Не доводи дело до семейного скандала. Возвращайся. Счастливо тебе добраться и без особых конфликтов решить свои семейные дела.
- Теперь уже у меня к тебе последний вопрос. А если я не вернусь? В смысле - не разведусь с Валиком. Всякое в жизни случается. Что тогда ты будешь делать?
- Тогда мы с Костей поженимся. Я буду ждать до августа. Прощай, Светлана.
- Пока, подруга… Что ж, посмотрим, как у нас всё сложится...
Глава 5
«Костенька, любимый мой!
Я даже прощения просить не буду, такое – не прощается.
Я ушла. Совсем ушла.
Знаю, что начнёшь меня искать, - не надо. Не найдёшь. В Ряжске я отродясь не бывала. А моя временная прописка в паспорте (её ты смог бы узнать в Отделе кадров «Семашко») – давно устарела. На первом курсе с девчатами действительно жили на Дзержинского, повезло страшно. Семья уезжала на два года, их племянница из Ряжска - поступала вместе со мной – убедила их, что одной ей жить будет страшно и хорошо бы жить небольшой группой. Хозяин устроили нам собеседование, убедился в нашей порядочности, но заставил всех пойти в милицию и зарегистрироваться по их адресу. Потом я эту временную прописку смогла продлить… Ты просто мало интересовался моим прошлым, да и мне нечем было похвастаться.
Родителей моих не ищи. Нет их у меня. Ни папы-инвалида, ни мамы-алкоголички. Хотя я бы сейчас была рада и таким…
Я, разумеется, устроюсь на работу по специальности, но где-нибудь далеко-далеко…
Последнюю зарплату я всю взяла себе. Из наших накоплений на квартиру взяла ровно половину. Я не знаю, чьих там денег больше – твоих или моих, но, думаю, ты на это не обидишься. Мне на первое время деньги понадобятся.
Я забрала твои подарки (серёжки и перстенёк). Сразу скажу, что, скорее всего, я их продам. Жаль, что как я не пытала тебя, ты мне так и не признался, сколько они стоят. Но ту цепочку, которую ты мне не дарил, а которая является памятью о тебе, я буду хранить, пока жива.
Хорошие платья и бельё, я, конечно, забрала с собой. Всё, что моё осталось, лежит на нижней полке в шкафу. Отнеси в мешке к мусорному ящику. Я всё постирала, одежда чистая, может кому и пригодится. Там обычно ходят люди, выбирают, что кому нужно.
Ты, конечно, будешь мучить себя вопросом: зачем и почему? Могу ответить также, как это было и при нашем первом расставании: мы с тобой очень разные. Ты обо мне ничего не знаешь. А я не знаю, от кого родилась, какие мои родственники… Это я уже в сторону генетики склоняюсь...
Костенька, я тебя очень люблю. Но пишу это не для того, чтобы привязать тебя к себе. Я просто хочу, чтобы ты иногда вспоминал меня. Нам же так хорошо было вместе.
Прими мой довольно подлый поступок мужественно. Не бегай, не ищи меня, не трать нервы, время и деньги. Всё проходит, пройдёт и это. А потом оглянись – и увидишь столько вокруг красивых и приличных девушек. Любая станет тебе хорошей женой, я уверена в этом. Будь счастлив, любимый. Я с тобой была счастлива, как никогда в жизни. Спасибо тебе за это.
Прощай.
Твоя Маша».
Конец июля. С первого августа мы должны были с ней поехать в спортивный лагерь в Солотчу. Она не очень хотела, но надо было же отдохнуть от города, а Солотча – место курортное. Валялась бы на пляже, купалась и отдыхала, а я там мог бы с ребятами в волейбол поиграть…
Теперь мне и ехать никуда не хочется.
И что делать? Снова один. Почему у меня каждый раз так получается? Если это уже система, вероятно, я сам и виноват.
Сто раз перечитал её письмо и поразился его продуманности. Такие в аффекте, под настроение не пишутся. Значит она уже думала об этом раньше…
Маша в буквальном смысле отрезала мне все пути её поисков. Не во Всесоюзный розыск же подавать? Спросят: на каком основании?.. Была надежда, что она всё-таки не уехала на Камчатку, а где-нибудь приютилась на окраине области – в Шацком районе или в Кадомском. Если она устроилась в больницу, тогда через светкиного отца её точно можно было бы найти. Он-то знает всех главных врачей районных больниц. Надо будет созвониться и зайти к нему…
А почему я никогда не расспрашивал Машу о её прошлом? Боялся узнать что-то ещё более худшее? Или привык больше рассказывать о себе, самому находиться в центре внимания?
И посоветоваться не с кем. Матери написать? Так она не только будет рада, а ещё уколет: мол, не только Светку не смог удержать, а даже эту свою… Она Машу в письмах так и называла словно вещь – «твоя». Не по имени, а: «Как там твоя поживает?»
Но не мне судить свою мать. Даже Маша, чувствуя неприязненное к себе отношение с её стороны, как-то сказала мне:
- Давай договоримся так: об Ольге Михайловне aut bene, aut nihil.
Два дня находился словно в ступоре. Хорошо, что было отпускное время.
На третий день вечером позвонил Сергею Марковичу. Он меня хорошо знает и вообще – человек солидный и рассудительный. Что-нибудь подскажет.
Ответила… Светка.
- Привет. Ты в Рязани?
- Да. Два дня назад прилетела.
- Света, я ходил поговорить с твоим отцом. Он дома?
- Да. Сейчас позову. Только один вопрос к тебе: она… ушла.
- Маша? Да. А ты откуда знаешь?
- Костя, думаю, что тебе лучше сначала поговорить со мной, а потом обращаться к папе.
- Ты что-то знаешь? Знаешь, где Маша?
- Я не знаю, где она сейчас. Но тебе станет многое яснее после моих слов. Давай встретимся.
- Я к тебя сейчас приеду, хорошо?
- Приезжай. Буду тебя ждать.
Света, видимо, не ожидала увидеть меня в таком убитом и потерянным виде. Должен, конечно, переживать, но чтобы до такой степени? Она, наверное, втайне надеялась, что увижу я её – снова такую красивую и желанную - и сразу забуду Машу.
- Пошли ко мне в комнату. Там нам будет удобнее поговорить на эту тему.
Я молча последовал за своей бывшей возлюбленной.
- Садись в кресло.
- Я могу упасть от твоих слов?
- Не знаю. Но не ёрничай и лучше сядь… У тебя такой вид, что…
- Ты обещала мне что-то сообщить.
- Да. Только не перебивай меня, ладно? У меня и так в голове одна каша, а когда волнуюсь…
- Тебе-то что волноваться?
- Костя, не надо злиться на меня и говорить со мной таким тоном. Если не хочешь меня выслушать, пошли сразу к папе.
- Извини. Я немного не в себе… Ты, конечно, ни в чём не виновата. Молчу и слушаю тебя.
- Значит, так… Ровно за день до нашего отъезда после рождения Фредди ко мне пришла Маша.
Я с трудом удержался, чтобы снова не перебить Свету. Маша мне об этом визите ничего не говорила.
- Мы с ней общались ровно пять минут. Ну, так сложились обстоятельства. Всё основное я запомнила хорошо. Она сначала задала мне два вопроса: люблю ли я тебя и зачем тогда вышла за другого? Мои ответы к нашему сегодняшнему делу не относятся, ты их и так знаешь. А вот дальше слушай внимательно. Она попросила меня написать ей два письма из Германии. В первом я должна была сообщить, что оформляю развод с Валиком и что этот вопрос решённый. Я как раз этим и занималась. Валику нужен был Фредди со мной или без меня – без разницы. У этого бывшего фон барона прерывалась какая-то ветвь на генеалогическом древе, если не будет наследника. Сразу нашли кормилицу в три раза толще меня, а какой-то дедушка, наверняка бывший гестаповец, прислал из Аргентины на имя Валика кучу денег. В общем малыш и без меня должен прекрасно выжить. Пожалуй даже лучше, чем с такой истеричкой, как я… Я у Валика ничего не просила: только оформить развод и отправить меня в Союз.
- Всё-таки я тебя перебью. Неужели тебе не жалко было бросать мальца? Это же твой ребёнок.
- Можешь считать меня после этого сволочью и плохой матерью. И будешь прав. Но не любила я его. Я старалась, поверь мне, изо всех сил старалась, но он мне всё время казался чужим и не моим… Что есть, то есть… Подожди… Я до самого главного не дошла. Тебя же не мой сын интересует… А во втором письме, я должна была сообщить Маше, когда точно приеду. Ей для чего-то нужно было это знать. Впрочем, теперь мне ясно для чего – чтобы знать, когда уходить самой… Письмо я не посылала, не угадаешь, как долго оно будет идти, а позвонила маме. Та узнала номер отделения и когда будет работать Маша. Я ей на следующий же день из Ляйпцига и позвонила. Но разговор получился какой-то куцый. Ты знаешь её лаконичность: да, нет, до свидания. Сказала, что торопится на операцию. Я только и сообщила, в какой день прилетаю. Спросила ещё, действительно ли она собирается от тебя уходить? Ответила: «Да. Спасибо за звонок» и повесила трубку. Всё! Она когда ушла?
- Двадцать седьмого.
- Она не могла уйти не простившись с тобой.
- Простилась. Но, как и в прошлый раз, написав трогательное письмо с просьбой её не искать и нулевой информацией о том, где она сейчас.
- Она не могла с собой покончить?
- Исключено. Взяла часть денег, вещи, какие получше, свои украшения.
- Я не поверю, что ты не заметил каких-либо изменений в ней в последние месяцы. Она железная по характеру девка, но не артистка. Сосредоточься на этом, Костик. Ты должен был что-нибудь заметить.
- Всё нормально было. Дом-работа. Никогда не опаздывала, не пропадала. И уж налево точно не ходила.
- А в плане секса?
- А что в этом плане тебя интересует?
- Что-нибудь изменилось?
- Что там может…
Я замолчал… А Светка, пожалуй, права. Изменилось и многое…
- У неё перед экзаменами обострился гипоацидный гастрит. Принимала специальные лекарства, иногда была боль в желудке… Мясо перестала есть…
- Дальше, Костик, дальше!
- Гастрит мог быть психосоматического происхождения. От волнения. Это же нормально!
- Ты не себя убеждай. Факты давай. Трахались как всегда?
- Ну ты уж слишком…
- Не нукай, я это не ради любопытства спрашиваю. Отвечай!
- Она стала живот беречь. Это естественно, если болит… Позы мы поменяли. Вернее оставили только такие, чтобы я на неё не ложился.
- А руками - вот так - она живот оберегала?
- Да.
- И до тебя ещё пока ничего не доходит? Ты, смотрю, все институтские лекции в волейбол проиграл, а у меня в голове хоть что-то осталось.
- Ты хочешь сказать, что… Но она же всегда предохранялась! Колпачок надевала...
- Очень ненадёжная вещь особенно с таким крупным мужиком, как ты. Колпачок небось сам потом вываливался… Господи! Она что, не могла обратиться ко мне? Я бы ей прислала целый ящик импортных презервативов!.. Ладно. Резюмируем наши рассуждения, дорогой мой Константин. Маша беременна и, разумеется, от тебя. Ты ей, скорее всего, как и мне, выходить замуж не предлагал. Зачем? Тебе и так было хорошо. Ты – толстокожий мужик, Костя. Что-то тонко чувствуешь, а что-то до тебя ни черта не доходит! Машка ушла, чтобы не заставлять тебя жениться на ней из-за непредвиденной беременности. Не ожидала я от неё такого благородства… Во всяком случае, я так думаю… А теперь можно и к папе идти. Если она устроилась на работу в области, он её найдёт.
- А если ещё не устроилась? Или пока вообще не будет работать? Имеющихся у неё денег на несколько месяцев хватит и без работы.
- Тогда, думаю, идти к нему пока нет смысла. Раньше времени его лучше не напрягать. А вот недели через две-три – само оно.
Так мы со Светой и решили.
Но ни через три недели, ни через три месяца, ни через три года следов Маши я в области не обнаружил…
***
[Название повести – строчка из стихотворения Владимира Белякова]
Июнь-июль 2018 г.