Эта история началась с цитаты, непреднамеренного убийства, перепуганного мальчика и трубящего ангела.
1
Марина Сергеевна не могла дождаться окончания дня. Головная боль не унималась с самого утра. Учительница уже выпила три таблетки цитрамона, побывала у медсестры, которая посоветовала ей выпить ещё цитрамона, и сходила к директору. Просьбу о раннем уходе домой Артем Петрович встретил взглядом: „Я тебе не за то деньги плачу, чтобы ты отпрашивалась с четвёртого урока”.
Преподаватель английского ещё не знала, что пройдёт полчаса, и головной боли – как и чего-либо ещё – она уже чувствовать не будет; да и зарплату Артем Петрович ни ей, ни остальным учителям, выдать не сможет. Поэтому теперь она сидела в 6-А и молча наблюдала, как дети с помощью смартфонов делают перевод текста итоговой контрольной работы. И так собиралась поставить всем пятерки (может, за исключением Арины Семеновой, которая за целый год и двух слов не выучила). Девочка держала ручку, но так ничего и не написала за прошедшие пятнадцать минут урока.
Если бы не головная боль, Марину Сергеевну неподвижность ученицы удивила и потревожила, но свинцовый штырь, воткнутый в голову учительницы, накалялся добела и провоцировал тошноту. Глаза запекли от ставшего вдруг слишком ярким света, и она их закрыла.
- Арина, прекрати, я тебе говорю, - услышала Марина Сергеевна раздраженный голос в тысячах километров от себя.
К горлу женщины подступил завтрак – яичница с помидорами и колбасой, а перед закрытыми глазами появились разноцветные пятна. Стараясь не двигать головой, Марина Сергеевна поднялась так, словно проглотила шест, и, все ещё не размыкая век, открыла окно. Тёплый майский ветер влетел в класс, поглаживая кожу на щеках и развевая волосы. Глоток воздуха, пахнущего недавно распустившимися листьями, первыми цветами и пылью, немного усмирил боль, и в горле пропал кисловатый привкус.
- Смотрите на неё! – закричал Вова Грицай. – Смотрите, что она вытворяет!
- Арина, прекрати! Кому говорю?!
Марина Сергеевна узнала голос: Катя Авдеева, отличница, которую к Арине подсадила её классная, чтобы та помогала отстающей с уроками (давала списывать).
„Странно, что могло довести до раздражения всегда спокойную и милую Катю?”
- Не надо так, Арина. Мне страшно! – закричала Лера Кузнецова. А потом разрыдалась как новорожденный: противно, резко и непрерывно.
„Как городская сирена, оповещающая о наступлении катаклизма: взрыве атомной электростанции или начале войны”. (Никто в городе понятия сейчас не имеет, что городская сирена и впрямь завоет ровно в полдень, то есть через пять минут).
Марина Сергеевна открыла, наконец, глаза, и класс деталь за деталью возникал из черноты перед ней. Белые стены. Шкаф с книгами. Парты и испуганные дети. Они все уставились на Арину. Девочка сидела за партой именно так, как того учат в первом классе – с ровной спиной, с тетрадью, повернутой к ней под углом в тридцать градусов, с ручкой в левой руке (никакие попытки сделать Арину правшой, в том числе и удары линейкой, не помогли). Но не её поза, не то, что дети смотрели на неё глазами лани, убегающей от пожара, привлекало внимание. Губы девочки бесшумно и быстро двигались, зрачки пропали, и глаза её светились слишком ярким белком, подчеркнутым густыми ресницами.
„Somebody killed little Susie”, - донеслось с площадки перед школой – девятиклассники репетировали выпускной вальс.
И дети, и Марина Сергеевна дрогнули от неожиданности (кроме, разумеется, Арины, которая уставилась на доску: „Двадцать шестое мая. Годовая контрольная работа”).
Несмотря на головную боль, учительница удивилась, что на выпускной вальс кто-то выбрал песню про смерть девочки, оставшейся без родственников. Видимо, красивые аккорды возымели верх над депрессивным текстом.
И как только в голове англичанки пронеслось слово „текстом”, Арина заговорила вслух, и все вздрогнули снова, будто от удара током.
- ... семь Ангелов, которые стояли пред Богом; и дано им семь труб. И пришел иной Ангел, и стал перед жертвенником, держа золотую кадильницу; и дано было ему множество фимиама, чтобы он с молитвами всех святых возложил его на золотой жертвенник, который перед престолом. И вознесся дым фимиама с молитвами святых от руки Ангела пред Бога. И взял Ангел кадильницу, и наполнил ее огнем с жертвенника, и поверг на землю: и произошли голоса и громы, и молнии и землетрясение.
И семь Ангелов, имеющие семь труб, приготовились трубить.
Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела.
Второй Ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась в море; и третья часть моря сделалась кровью, и умерла третья часть одушевленных тварей, живущих в море, и третья часть судов погибла.
Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде «полынь»; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки.
Марина Сергеевна видела, как Аринины губы двигались, но слова, глухие и жёсткие, словно вытекали из испорченного радио, а не из девочки. Поначалу женщине даже показалось, что это какой-то розыгрыш, попытка сорвать контрольную, но потом она вспомнила те две кнопки, на которые села за десять лет практики, и глупое, а вместе с тем единственное, объяснение улетучилось. Где-то на дне мозга сформировалась мысль, что у Арины припадок или нечто в похожем роде, но рациональная часть сознания представила свой контраргумент: даже в самом страшном делирии двоичница-шестиклассница вряд ли бы цитировала Библию слово в слово. Марина Сергеевна была атеисткой и в бога не верила, но могла голову на отсечение дать, что Арина рассказывает наизусть ту часть Святого Писания, которая о конце света.
Кроме того – учительница сделала усилие, дабы оторвать взгляд от белков глаз Арины и посмотрела на остальных учеников – дети в самом деле напуганы, некоторые плачут (одни вслух, другие – нет), поднялись со стульев, но судорожно сжимают края парт, не сводят взгляда с бедняжки.
Именно тогда учительница осознала, что нужно что-то предпринять. Собралась с духом, и...
Арина замолчала, закрыла глаза, открыла. Теперь девочка смотрела на доску бледно-голубыми глазами. Заморгала быстро-быстро, будто только проснулась.
Марина Сергеевна обрадовалась, „Все прошло”, подумала, шагнула в сторону девочки.
А потом её милые черты исказила странная улыбка – от уха до уха. Изменение такое разительное, как грозовые тучи в секунду заволокшие безоблачное небо.
- Арина, - сказала учительница дрогнувшим голосом, но не услышала себя, потому что класс взорвался от крика неожиданности и ужаса, когда Арина, улыбаясь как Джокер, проткнула бледно-голубой глаз ручкой.
Брызнула кровь.
Катя Авдеева сделала то, чего не делала с пяти лет, - обмочилась.
А затем и впрямь вострубил ангел.
2
Однако давайте на некоторое время оставим класс, которым овладели паника, непонимание и неверие; детей, умы и воображения которых заняты не планами на три месяца каникул, а неживой теперь одноклассницей. Представьте только: мгновение назад она жила (да, вела себя очень странно – и страшно – говорила непонятную ерунду), а теперь в её глазу торчит ручка, из раны течёт кровь и что-то белое и желеобразное. Сейчас дети не готовы осознать трагичность и непонятность ситуации. Только через пару недель смерть и погребение мертвых станет для них таким же обыденным пустяком как включение компьютера.
Что же касается Марии Сергеевны – когда вострубил ангел, она ... Впрочем, об этом позже.
Сейчас же, благодаря особым возможностям ведения повествования, мы можем покинуть 6-А, остановить время, перемотать на пять минут назад и оказаться на площадке перед школой, где девятиклассники выходят из прохладного коридора, чтобы начать репетировать вальс, который ни остальные ученики, ни учителя, ни родители никогда не увидят. Пока же никто об этом не знает, поэтому давайте не расстраивать выпускников.
Аня Савицкая, крашеная блондинка, выходит со школы первая с телефоном в руке и листает страницу с музыкой во ВКонтакте, чтобы найти „Somebody killed little Susie”. Понятия не имеет, о чем песня, но их классной, русичке, понравилось звучание – меланхоличное и грустное – поэтому танцевать они будут под трек Майкла Джексона.
- Давайте скорее, - кричит Аня, отчего проглатывает мятную жвачку. Видит кроме себя десять одноклассников, хотя пар должно быть шесть.
Что поделать: маленький город – маленькие классы.
- Где Полина? – спрашивает Аня.
- Понятия не имею. Сейчас ей напишу, - отвечает Юля, тоже с телефоном в руке.
- Может, на фиг эту репетицию? – Говорит Сергей Новиков без особого энтузиазма: ни Анька, ни Юлька, ни остальные девчонки (ну, наверно, кроме Ксени, которая слишком стеснительная) не позволят выпускному вальсу сорваться.
Что поделать: маленький город, маленькие радости.
- Ванька, - кричит Женя Питина, - брось сигарету! Будешь на меня дымом дышать – ударю в святую святых.
Все одиннадцать девятиклассников смеются. Ванька, который уже получил от Жени удар в святая святых, бросает неподоженную сигарету на потрескавшийся асфальт и тушит её носком кроссовка, будто не собирается репетировать вальс, а учится танцевать твист.
Из-за этого девятиклассники начинают смеяться снова.
- Ну что там? Ответила? – спрашивает Аня. В конце концов, линейка будет уже послезавтра, а только Полина ходила на танцы и может придумать движения на последний проигрыш.
- Не-а. – Юля прячет телефон в карман джинсов и смотрит на дорогу, как будто Полина появится по велению её взгляда.
- Окей, пока репетируем без неё, - решает Аня.
- Эй, - возмущается Артём. – Какое «без неё»? А мне с кем плясать? С воздухом? Я – домой.
- Я те дам «домой», - говорит Сергей. – Мучиться – так всем вместе.
- Могу Наталью Юрьевну позвать, с ней повальсируешь, - добавляет Женя.
На площадке снова звучит смех, а потом ребята разделяются на пары (Артем одной рукой обнимает воздух за талию, а другой берет его ладонь где-то на уровне плеч), и Аня включает Майкла Джексона на полную мощность.
Площадка и улица на несколько перекрестков выше и ниже школы погружаются в драматические аккорды, а потом раздаётся неповторимый голос. Девятиклассники танцуют, не зная, что последний звонок зазвенит с секунды на секунду. Только в форме страшного трубения ангела.
3
Что же касается Полины, она тоже не станцует выпускной вальс как и не услышит трубения ангела.
Однако чтобы узнать почему, нам потребуется провернуть такой же трюк со временем. Мы остановим воображаемые часы нашей истории в ту самую секунду, когда вострубил ангел. Из-за того, что звук имеет свою скорость (и хотя очень скоро произойдёт череда невозможных с точки зрения науки происшествий, константы нашей Вселенной не изменятся), одиннадцать девятиклассников и одна воздушная партнерша не успеют услышать страшный рев ангела. А также ещё раз переместимся в пространстве, на соседнюю улицу, и отмотаем время на пять минут назад.
Полина чувствует вибрацию телефона: «Пришло сообщение», думает, но не вынимает его из кармана джинсов, чтобы ответить на звонок или сообщение. (Разумеется, это пишет Юля, но Полина этого так и не узнает).
Её глаза блестят: она пьяна – от коньяка в коле и от любви. Девушка влюблена – в первый и в последний раз. Отпивает немного из стакана, а потом отставляет его на журнальный столик. Лёд тихо стучит о стекло.
В этот момент Полина – самая счастливая девушка на свете: она смотрит романтическую комедию с парнем, которого любит, с парнем, который любит её. Который её обнимает.
- Почему ты меня любишь? – Вопрос ей кажется смертельно важным.
«Потому что ты смазливая и у тебя единственной в классе классная грудь», - думает Максим. И сжимает её грудь. А она ему это позволяет.
- Потому что ты классная, - говорит.
Странно, как мало нужно влюбленной Полине.
- Спасибо, что ты есть, - отвечает.
Какая ироничная жизнь. Ещё неделю назад Полина даже не подозревала о существовании Максима, а теперь её собственное существование кажется ей невозможным без него. Даже без воздуха она продержалась бы дольше.
- Не за что, сладкая. – Его рука спускается с груди и ложится ниже, на живот.
Полина чувствует приятное тепло ниже, и волна наслаждения охватывает её. Никогда не была на море, даже в речке не купалась (Местная речушка воняла какой-то химией, и даже камыши не слишком охотно расли в местах с более медленным течением. Но со временем именно она станет единственным источником воды, не считая дождя.), но девушка представила, как вода ударяет о песчаный берег, вспенивается и отступает. Именно это сейчас чувствует: роскошной жар, который появляется в её лоне и приятной пульсацией проходит до самых кончиков волос.
Вздрагивает, когда горячие губы Максима касаются её губ. Она поддается поцелую, и тогда парень кладет руку на то, что Женя Питина называет «святая святых». Поневоле в сознании появляется желание рассмеяться, как она всегда делала, когда Женька использовала это выражение, но Максим переворачивает Полину на спину, и скрип кожаного дивана прогоняет смех.
«Боже, что он делает языком!» - пробегает мысль и тут же тонет в новой волне блаженства. На какое-то мгновение она покидает свое тело и парит высоко в небе, а потом слышит, как Максим расстегивает брюки, металлический лязг пряжки ремня, - и страсть развеивается.
Полина падает камнем на диван. Непонятный страх сковывает ее. Или, может, тяжесть парня, лежащего на ней. Когда Максим стягивает брюки, и остаётся в одних трусах, девушка понимает, что делает ошибку. И, странно, время для неё как будто замирает, и память подсовывает ей воспоминания, мелькающие, словно слайды.
Мама, плачущая на диване. Сжимает судорожно альбом – аж пальцы побелели.
Мама, пьющая и плачущая одновременно.
Мама, кричащая: «Вон, тварь неблагодарная! Жри, что дают, или чеши к своему папаше недоделанному. Всю жизнь мне испортили – ты и гад этот!»
Замирает на мгновение, даже сердце не бьётся. Она уже в настоящем. Не помнила ничего из того, что увидела только что глазами памяти. Ей тогда было года три или четыре. Мама уже изменилась. Теперь она совершенно другая. Полина подсознательно понимает, что мама была несчастлива оттого, что сделала с папой слишком рано то, чего хочет сейчас Максим.
Полина уверилась, что не готова сейчас к этому. И время стало течь дальше.
- Не надо, - шепчет.
- Твоё тело говорит по-другому. Киска. – Улыбается Максим так, как ей нравится.
Полина чувствует влажность между ног и краснеет. Пытается прикрыться руками.
- Я буду аккуратным. – Улыбается как Чеширский Кот.
Такая улыбка окончательно её убеждает, что ещё не время. Пытается встать, но Максим снова толкает её на диван. Кожа под ней противно мычит.
- Ты меня пугаешь, - говорит Полина. Наивно думает, что Максим сейчас же опомнится и извинится.
Только смеётся и силой раздвигает ей ноги. Пятно на трусиках говорит за себя. Кладет ей руку на щеку. Дрожит: в обычной ситуации от нежности прикосновения, теперь же – от страха. Страх читается в её глазах, они кричат: «Спасите, кто может!». Максим видит, чувствует её страх, её страх как раз на руку. Дотрагивается указательным пальцем губ девушки. Губ, которые так охотно открывались навстречу поцелую. Интересно, откроются ли навстречу кое-чему другому.
Смеется от одной только мысли, а потом чувствует боль и кричит:
- Сука, сука! Укусила меня! – Подушечка пальца покрывается кровью.
Полина дрожит как от лихорадки: назвал её сукой. Как мог?
- Ах ты дрянь, - кричит и дает пощечину. На щеке остается размазанный след от пальцев и в нескольких местах выступают бусинки крови.
Полина плачет, а потом делает то, о чем даже не подозревала, что способна, - ударяет коленом в святая святых Максима. Удар был несильным: девушка неудобно лежит на спине, а парень стоит в полушаге от неё.
На момент в голове Максима темнеет, а потом он кричит:
- Ах ты, сука-тварь!
Хватает с журнального столика стакан с колой и коньяком. Содержимое разбрызгивается по комнате, а толстое дно стакана бесшумно ломает височную кость Полины. Струйка крови вытекает из раны, а тело, ведомое силой удара, падает на правый бок.
Когда боль в святая святых проходит и в голове Максима проясняется, он думает, что он сильно влип. Конечно, отец его выручит – всегда выручал – но убийство...
Максим ещё не знает, что через секунду вострубит ангел (в приступе паники парень примет его песнь за полицейскую сирену), и все его проблемы решатся в тот же миг.
Глава I. Часть 4: http://www.proza.ru/2018/10/02/1864