«Кто Ви такой? Чтьё Вам надьё, чьёг'т побег'ьи!» - пьяный вдрызг полковник посмотрел на Викентия Матвеевича осоловелыми глазами и ввернул такое ругательство, от которого покраснели даже видавшие виды пьяницы, сидевшие поблизости, за соседними столиками. Был он высок, голубоглаз, видно было что в молодости он слыл писанным красавцем и вероятно, пользовался у дам оглушительным успехом. Но с годами кудри его повыпали, обнажив красную плешь, глаза повыцвели, кожа одрябла, а багровый нос и заметный живот выдавали в нем большого любителя вина и пива. Судя по акценту, он был урожденный француз, но виртуозное владение русской матерщиной указывало, что жил он в России давненько и, видимо, вернуться на Родину ему уже было не суждено.
«Да я учитель здешний, гимназический, господин полковник» - почему-то с нотками лести в голосе залепетал Викентий Матвеевич, маленький, сухонький человечек в поношенном мундире. «Преподаю изящную словесность детишкам-с. Да я ведь Вам с самого начала представился. Вы имели любезность предложить мне чарку, за Ваш так сказать счет-с. Сам –то я жалованье имею махонькое… Учитель словесности, понимаете».
«Словесности, говог'итье? Поэзы Александр ПушкИн читаетье?»
«Конечно, господин полковник, всенепременно. Пушкин, Лермонтов, Жуковский, Ломоносов. Вот я как сейчас помню:
У Лукоморья дуб зеленый,
Златая цепь на дубе том…»
Голосок у Викентия Матвеевича был тоненький и препротивный.
«Что Вьи можьете помнИть. Вот я помнЮ. Я Пушкина знавал, я даже г' одственик ему, мон шер ами, да, г' одственник. Я ему – как это ля рюс? - Свояк!»
«Ага, родственник! Своячок!» - Викентий Матвеевич подмигнул бугаю-кабатчику. Тот, протирая перекинутым через плечо полотенцем, мокрую тарелку, одобрительно хмыкнул: «да оне-с как только напьются-с, такие пули заливают-с. Мол, с Пушкиным прямо как мы с вами, на короткой ноге-с. Стрелялись даже. Мол, ранил он его, Пушкина. В руку ... »
«Хе-хе-хе» - визгливо, но тихо захихикал учитель. «С Пушкиным! С самим академиком по отделению изящной словесности! Воспитателем нынешнего Государя-Императора, дай ему Бог долгие лета!». Он мелко перекрестился и снова хотел было хихикнуть, но тяжелый взгляд пьяного полковника заставил его умолкнуть.
«Конечно, господин полковник, конечно! Не извольте заказать еще чарочку за здоровье Вашего свояка, действительного статского советника, академика Александра Сергеевича..»
«Гарсон» - взревел француз. - неси еще водка! Угостить!»
Они выпили и вдруг полковник вскочил и схватил учителя за грудки: «Ви думать я ничто, а он большой человьек, уи? Уи, эла, уи. Так и есть! Быть дуэль! Пиф-паф! ПушкИн, ранЕн, я быть сослАн прованс, дезер». Полковник напирал: Но я ведь не должен был гнить в этом дезер, дыг' а, в этом гарнизон, забытом сам Бог! Нон! Я должен был ехАть Г'одина, Ля Франс! Я должен был стать большой человьек! Ан депуте! Вьише! Сенато'г! А я тут с вьи пить водкА! О мон дью!»
Полковник опустил руки, рухнул за стол и уснул, уткнувшись лбом в тарелку.
К нему осторожно подошел кабатчик. «Надо послать за супружницей евонной, Катериной Николавной. Она живо мальчишек дворовых пришлет, они и утащат господина полковника»
«Как хоть звать бузотера?» - учитель подмигнул кабатчику еще раз. «Известно как. Его в нашем кабаке каждая собака знает. Да Вы ведь у нас, господин учитель, человек новый, не освоились еще. Известно как. Барон Егор Карлович Дантес – де Геккерн. Полковник 2-го гренадерского Ростовского Его Императорского Величества Князя Михаила Александровича полка. Ох и тяжеленный же он, рожа непросыхающая, прости меня Господи… »