Я снова жду осенних холодов:
Мне кажется, они уже подули…
И осень начинается в июле
Внезапным увяданием садов…
Из стихов А. Макаревича
***
В тот год, о котором хочу рассказать, многое переменилось в сознании. Я интенсивно занимался медитативной практикой. Слова Рауля о царстве мертвых и о стихиях довольно неожиданно нашли подтверждение в видении потустороннего. Подтверждение это выглядело не так, как я мог бы себе представить парой лет раньше… Впрочем, рассказывать об этом нудно и утомительно, а порой жутковато, поскольку ничего общего с общепринятыми представлениями об эзотерике, конечно же, не имеет…
Один из «моментов истины», как водится, добросовестно мною упущенных в спешке и рутине тех дней, своею властной лапой все-таки приучил помнить о том, что раньше едва ощущалось мной:
Во первых, не поминать о мистике в разговорах со знакомыми… Как говорил в свое время супиринтендант наполеоновской армии Анри де Бейль (более известный нам под именем Стендаля), вещи, входящие в разряд «интеллектуального» пьянства*, никогда не стоит ставить во главу угла. Возможно, именно потому, что таких разных «уголков» Универсума – великое множество, как и миров, доступных исследованию непредвзятым умом… Да и способно ли ограниченное людское сознание вместить вещи Беспредельности?
Во-вторых ( о чем, бишь, я?)
Да, конечно: о том, что язык большей частью должен нам служить для того, чтобы грамотно скрывать свои сокровенные мысли, а не болтать о них встречным и поперечным… Обо всем этом этом умолчит, а точнее, профессионально напишет в своем пространстве подсознательное! И там уже, в этом неощутимом обычными каналами восприятия пространстве, эти мысли найдут своих благодарных слушателей… Конечно, один из таких потоков Бытия(точнее, проявление этого потока) в нас может быть легко затоптан мирским, находясь в состоянии зачаточном, но спустя значительное время, порой долгие годы обучения – оно, это начало подчиняет себе уже все, что окружает нас, подчиняет незримо и властно: так мы приходим к особому, магическому восприятию мира…
***
... Бывает так, что садовник бережно обиходит на своем клочке земли экзотические растения, вроде бы никак не приспособленные к произрастанию в суровом отечественном климате. Думается, именно это Грин называл Несбывшимся… При ближайшем рассмотрении оказывается, что Несбывшееся пытается робко лягнуть слабыми еще копытцами мохнатую и дурно пахнущую Правду Бытия, а Прошлое, репьями застрявшее в шкуре этого чудовища, вносит ноту уныния в его простуженный рев… Что ж, трава познания иногда горька, но молоко мудрости сладостно всем …
***
Это явственно ощущалось тогда всеми фибрами души: такие состояния – редкость, их надо ценить. Редкость, возможно, именно потому, что любое осознание себя приходит к нам либо на пороге собственной смерти, либо (что чаще) на фоне ежеосеннего умирания Природы…
Как бы то ни было, прибыли мы в наш райский уголок в один из золотых осенних дней: Жанна с Соней поехали на автобусе, а наша троица в составе Рауля, меня и Кости Строкова – на взятых в прокате велосипедах. Ехали с остановками: расстояние в сто пятьдесят километров преодолели за полтора дня... Кристина с нами не поехала: мою дружбу с Раулем она едва терпела. Я воспринимал это вполне естественным: конечно, мне это было не по душе, но я накануне свадьбы обещал ей, что не буду требовать от нее ничего того, что она не сможет выполнить… И это обещание просто выполнял, не задумываясь ни о чем более. Много позже я узнал, что обеты такого рода – мощнейший магический контракт…
***
…Конечно же, в те дни я не давал себе труда в части психологического анализа: наши дневные словесные баталии неизменно заканчивались нежным и страстным ночным примирением…
***
Речушка Туикан с ледяной водой и необъятная тайга на заднем плане не оставляли места суете: все это дело осталось где-то там, за спиной -- в пыльном и суетливом городе… Этюдники, захваченные нами, были пущены в ход: именно той осени я обязан своим первым робким акварелям. Золотые дубовые листья вкупе с блестящими зеркальцами лесных бочажков добросовестно были вылиты на бумагу: безмятежное течение Туикана располагало... Были также выпущены на волю и кое-какие из моих стихов. Жанна гуляла с дочкой по окрестностям (дом бабушки стоял в уединенном месте), а наша троица, кроме всего прочего, посвящала дни философским спорам на веранде. Иногда (насколько позволяли финансы) поиски истины подкреплялись парой бутылок портвейна, купленного в местном сельпо… Кто-то скажет, что это против нравственности, но, как заметил Рауль – жизнь на то и жизнь, чтобы пренебрегать условностями… Как-то раз мы с Костей шли по берегу, направляясь к бревенчатому мосту через Туикан. В этот момент через него переезжал огромный черный «джип». С размаха плюхнув в дорожную лужу, сей каскадер обдал нас потоками жидкой грязи; вдобавок к этому из окна машины донеслась непристойная брань... Неприкрытой ненависти было столько в голосе водителя, что я внутренне ощетинился. Лицо я разглядел мельком, но оно врезалось в память накрепко: свинячьи глазки на красном, как ошпаренном кипятком, лице и вывороченные губы развратника… Я не успел отскочить и стоял мокрый, ошарашенно глядя вслед:
-- Чтоб тебе пусто было!
Костя брезгливо счищал со штанов ошметки грязи:
-- Коммерсанты сраные…
Горячая волна, поднявшаяся снизу живота, разлилась по телу и пару секунд я стоял, хватая ртом воздух, как вытащенная на берег рыба. Через некоторое время приступ дурноты прошел.
***
Жанна вернувшись из райцентра с покупками, рассказала новость. Какой-то приезжий попал в аварию. Шедший на большой скорости «джип» вывернул влево, пытаясь объехать корову, забредшую на шоссе. Результатом маневра был вылет в кювет и многочисленные повреждения автомобиля… Водителя увезли в город на машине, принадлежащей одному из местных.
…Мы сидели на веранде бабушкиного домика. Константин ушел в гостиную, где стояли наши постели и давно спал сном праведника. Стемнело.
Рауль покосился на жену, вышедшую на веранду и взглядом показал в небеса.
Я молчал. Рауль поморщился.
– Видишь, как легко попасть в царство мертвых, если не соблюдать правил?
Я не знал, что сказать. Фразу Рауля о мертвых и стихиях я отчетливо помнил, но до сих пор не придавал ей никакого смысла. Но откуда он узнал о давешнем происшествии? Ни я, ни Костя ничего не говорили ему об этом.
***
Мне вовсе не хотелось быть причиной несчастий кого бы там ни было, пусть даже меня и оскорбили: христианская мораль накрепко въелась в меня за время обучения эзотерическим премудростям и подставлять щеку в ответ на унижения стало нормой. Сегодняшний случай, однако, заставил посмотреть на вещи в ином свете…
-- В астрале разум ничего не значит !
Рауль затянулся.
-- Чувство! Лишь чувства важны в том мире . И эти чувства тем чище, чем выше мы находимся «там»… Понимаешь?
Рауль поморщился и беспомощно махнул рукой. Слова его будили в душе какой-то отклик, но понять его я был решительно не в состоянии:
-- Неужели я так бестолков? -- подумалось мне. Стало тоскливо. Схватив бутылку, я плеснул себе ещё вина. В чудовищной глубине над нами мерцало созвездие Большой Медведицы: прищурившись, я отчетливо разглядел Алькор во второй звездочке ковша. Подумалось:
Там тоже могут жить люди! Какими они нас видят?
-- Не думай… Ум – самая низкая сила во Вселенной…
Рауль устало смотрел перед собой. Глаза мерцали, как звездочки Медведицы: на веранде, лампы не было, и стол освещало только окно кухни, в которой Жанна колдовала над ужином. Здесь, в этом месте, я не ощущал натиска мыслей, обычного в городской среде. Наверно, так мог бы себя чувствовать какой-нибудь неандерталец, пекший на угольях куски мяса добытого на дневной охоте мамонта… Напряжение, наконец, отпустило: я рассмеялся. В ручье ворочалась крупная рыбина.
Жанна вышла к нам и зажгла сигарету:
– Опять за свое?
***
Было видно, что Рауль наслаждается покоем. Я нащупал на столе пачку «Мальборо» и вытянул сигарету… В траве свиристело: Рауль зашел в дом. Спустя минуту он вернулся на веранду с «Филипсом». Ночь заполнилась безупречным ливерпульским произношением: «Битлз» пели о вечном… Я наслаждением слушал и курил: тройка бесшабашных русских и британская четверка, посвятившая свое творчество любви. И это творчество многими воспринято в штыки, как несущее разврат и угрозу миру добропорядочного обывателя… Странно? Однако – здесь, под горящей тишиной Млечного Пути, перечеркнувшему полнеба над нами, было возможно все! Много позже я стал понимать, насколько влияние Природы сильно в отношении того, что мы именуем «духовным»… И почему стоит полагать человеческие критерии нравственности и любви незыблемыми? Только лишь вследствие наших несовершенных представлений о них? В тот момент я задумывался об этом столь же мало, сколько подёнка об источнике света, на который летит в неизбежности умереть… Однако сейчас, спустя много лет, настроения тех дней припоминаются необычайно отчетливо и многие вещи, неосознаваемые тогда, предстают в совершенно ином свете…
***
Жанна ушла к дочери.
– Рауль, а кто решает там, на небесах, в какое тело нам воплощаться и когда?...
– Все записано в книге судеб, мой друг, все записано… Он вздохнул. В слабом свете окна вода ручья флюоресцировала зеленым: силуэты рыб звали куда-то в неисследованные области.
– Развитая душа сама решает, в какую семью ей воплотиться. Но чаще все решают за нее. И чем старше душа, чем она мудрее, тем про-должительнее промежуток между инкарнациями.
-- Ты сам когда-нибудь узнаешь ... Немного помолчав, он добавил: --
И мы узнаем друг друга…
Фраза, неслышно прошелестевшая на фоне ночных шорохов, была волшебной: я совершенно точно знал, о чем говорит Рауль, знал не умом, а сердцем! Может, это именно то чувство, о котором он только что упомянул? Не было ни единой мысли в голове и…
« -- Милый зайчик, что с тобой?
-- Посмотри-ка -- за рекой
-- Бродят синие огни
-- Говорят тебе – усни!»
Колыбельная, что Жанна напевала дочке на мотив одной из песенок «Битлз», тоже звучала волшебно.
***
Мы молчали. «Филипс» пел теперь голосом Константина Никольского:
«… а я останусь, но -- еще успею
уйти, не оглянувшись в темноту;
И с кем расстанусь, тем пока не смею
Сказать, что мне уже невмоготу…»
***
Это и еще речная свежесть окрасили вечер в тона щемящей тоски…. Вдруг я понял, с чем таким знакомым у меня всегда ассоциировался профиль Рауля! В памяти всплыла заставка из книги Веры Бок «Народные блюзы»… На рисунке была изображена негритянка с дымящейся сигаретой, задумчиво созерцающая банджо, лежащее на столе: по струнам банджо, как по рельсам, ехал паровозик с пятью вагонами. Вероятно, паровозик и банджо должны были изображать песенку Стивена Фостера «О, Сюзанна»…
***
Все, кроме нас с Раулем, спали( Костя, вышедший полчаса назад по нужде, сразу же молча ушел в дом). Принесенная Жанной керосиновая лампа выхватывала из мрака часть стола: поденки облаком вились вокруг нее. Я снова вгляделся в ночное небо; звезды здесь были не такими, как в городе. Огромные и загадочные, они будили почти благоговейный страх перед беспредельностью мироздания. И вообще, надо сказать, что тут, на Туикане -- все было пугающе необычным! Мне в эти дни снились удивительно яркие сны, в которых мы с Раулем бродили по бесчисленным переходам огромного научно-исследовательского комплекса... Большей частью залы, аудитории и крытые галереи переходов были мне знакомы, как будто я провел в них не один год: все было привычно и не вызывало никаких эмоций. Бывало, что я гулял по « своему» городу один… Тогда я мягко отталкивался от пола и пробовал летать. Впечатления от полета трудно описать: большей частью это было напряженным «парением шмеля» в воздухе. Но иногда я совершал огромные, в сотню-другую шагов, прыжки в не менее впечатляющих по размерам залах этого странного мира… Иногда я попадал наружу и летал, опасаясь наткнуться на многочисленные электрические провода. Пейзажи, расстилающиеся внизу, были похожими на земные – мосты через реки, пыльные гравийные дороги… Вот люди – те были другими. Внешне это почти ничем не выражалось, но было различие, которое трудно описать словами…
…Цены в этом мире были на порядок ниже, чем у нас. Была одна встреча, которую я запомнил очень хорошо: это и дало повод мне так считать. Позже эта встреча реализовалась уже в нашей реальности: может, я когда-нибудь расскажу об этом…
Когда я описал кое-что Раулю, тот улыбнулся:
-- Я так думаю, мы с тобой находимся в месте силы. Не знаю, как разумно описать это, но похоже, здесь какой-то портал в иное, параллельное измерение… Что такое точка сборки, знаешь?
Я отрицательно покачал головой. О точке сборки как-то Рауль рассказывал, но я почти не запомнил разговор…
-- Это энергетический центр, который отвечает за восприятие мира. Во сне точка сборки смещается от своего устойчивого положения: так мы самым естественным способом попадаем в параллельный мир…
-- Рауль, а можно попасть в другой мир без сна?
--Приедем в город, дам тебе почитать Кастанеду, у него много чего написано по этому поводу… Пошли спать! Завтра хочу вас вытащить на этюды пораньше…
***
Наша троица прилежно крутила педали: трава между колеями уже была схвачена утренним инеем. Я, как обычно, расположился в хвосте, Константин – рядом со мной и чуть впереди, Рауль ехал первым. Скоро мы переехали мостик через Туикан и показались дома поселка, куда мы ходили за покупками. «Предводитель команчей» резко поддал газу и покатил по бетонному тротуару. Мы с Костей оживленно переговаривались и как-то разом прошляпили момент, когда Рауль внезапно исчез из виду и остановились, растерянно крутя головами. Ни с того, ни с сего закипела злость. В панике я вообразил, что Рауль намеренно решил от нас отделаться… Но скоро гнев схлынул и мы с Костей медленно двинулись по тротуару, смотря по сторонам и надеясь обнаружить Рауля в одном из дворов поселка. Тот не появлялся. Я остановился возле магазина, чтобы прикурить; наручные часы показывали около семи утра и на улицах было пустынно… Костя оглянулся. Он не курил и не одобрял этой привычки у других… Наверно, он так же, как и я, чувствовал себя брошенным: во всяком случае, озирался вокруг он с совершенно растерянным видом. Не выдержав, я прыснул. Строков тоже ухмыльнулся в бороду и молча двинул вперед… Некоторое время мы сосредоточенно крутили педали, пока вдруг не обнаружили сзади чье-то сопение. Конечно же, это был Рауль собственной персоной… Он довольно ухмылялся. Сигарета свисала с уголка губ, а кепка, надвинутая на глаза, придавала ему вид хулигана из фильма старых добрых советских времен… Я спросил:
-- Куда поедем?
Мы остановились и принялись обсуждать маршрут. Костя предлагал двинуться от развилки по налево, к дальним холмам, поросшим дубовыми деревьями, но Рауль скептически хмыкнул:
-- Не стоит…
-- Почему?
-- Почему-почему…
--Не проедем мы там…
Рауль принял одну из излюбленных «птичьих» поз: скучающий взгляд в небеса и руки, скрещенные на груди. Костя заартачился:
-- Прекрасная дорога…
-- Ну прекрасная, так прекрасная… Поезжай вперед, мы следом…
Через пятнадцать минут мы с интересом наблюдали за Костей, который, отчаянно ругаясь, счищал густую глину с колесных ободов и спиц. Рауль сидел на придорожной кочке: мне как раз приспичило по нужде. Зайдя в лесок, я с наслаждением вдыхал его холодный, уже почти зимний запах... С дороги доносились раздраженное бурчание и короткие ответные реплики. Костя справился с велосипедом и компания тронулась. Рауль ехал впереди, изредка оглядываясь. Мы уже устали, когда Рауль удовлетворенно хмыкнул: я заметил узкую тропинку, петляющую меж кустами.
***
Пробираться было непросто. По бедру бил болтающийся на ремне этюдник, и вдобавок приходилось уворачиваться от веток, хлеставших в лицо, когда я подбирался слишком близко к шедшему впереди Раулю... Один раз ветка больно хлестнула по глазам. Это случилось как раз в тот момент, когда мне взду-малось закурить. Напоминание о том, что делать сразу несколько дел не всегда полезно… Вообще, чувствовал я себя здесь не очень комфортно. Нечто враждебное, чуждое было разлито в воздухе. Или мне только так казалось? Константин чертыхался вполголоса: было понятно, что теперь он уже недоволен поездкой вообще и Раулем в частности… А тот безучастно пробирался впереди, насвистывая фразу из «Севильского цирюльника»... Ничто не могло выбить его из колеи! Миновав чащобу, мы выбрались на свободное пространство. Это был пологий склон большого оврага: по другой его стороне толпой взбегала рощица молодых дубков… Мной овладело сонное безразличие: опустившись на поваленный дубовый ствол и прислонившись к другому спиной, я наблюдал, как Костя с Раулем устанавливали этюдники на треногах. Здесь, в уединенном распадке, было безветренно и тихо. Взглянув на часы, я удивился. Было уже, оказывается, около девяти утра; потеплело. Я разомлел и ни о чем не думал, что со мной случалось крайне редко… Состояние крайнего безмыслия, так это можно было назвать. Потом все-таки поднялся и, опять закурив, принялся распаковывать этюдник. Рисовать особо не хотелось.Но я, приготовив все для акварели, побрел к видневшемуся на дне оврага бочажку с водой. Набрав во фляжку воды, обильно смочил поролон-подложку и положил на него лист бумаги. Что-то, однако, мне не давало покоя; я никак не мог взяться за кисть. Рауль оглянулся на меня с усмешкой и приложил палец к губам. Костя, тот вообще не обращал внимания на окружающее, а сосредоточенными ударами наносил мазки на картон. Оба работали маслом, но я был в этой технике профаном. Мне больше давалась акварель…
***
Кисти расслабляли: нанеся большую часть пейзажа на бумагу, я опять прислонился к давешнему упавшему дереву... Шумы леса зачаровывали. Непроизвольно вслушиваясь в них, я насчитал несколько различных шумов -- это был шум листвы, жужжание насекомых, удары дятла в сотне метров от нас и даже фырканье крыльев фазана на опушке. Постепенно тело онемело, и я впал в странное оцепенение. Костя о чем-то спрашивал Рауля, но я не слышал голоса. Окружающее подернулось серой дымкой. Внезапно я увидел!... Нет, это сложно назвать видением -- скорее, слышанием: дыра в потоке звуков была похожа на окно в другой мир! И в этом "окне" возникла беззвучная картинка: человек, очень похожий на Костю, но значительно старше, в черном фартуке, стоит возле циркулярной пилы, рассматривая свежеоструганную доску... Я напрягся, пытаясь рассмотреть получше, но картинка стала расплываться. Вернулось звуковое восприятие.
***
Пропала охота рисовать. Я чувствовал себя разбитым и ждал, когда Костя с Раулем закончат свои этюды. Была среда, 12 октября 1987 года.
Примечания:
* Имеется в виду ракурс видения земных вещей с позиций ученика, стремящегося к просветлению: все вещи феноменального мира провозглашаются второстепенными по сравнению с познанием ноуменального мира (мира духов). Другими словами, начинающий мистик опьяняется «духовным» осознанием своей и чужих жизней, закрывая глаза на значимость и красоту земной реальности .
*