***
Ночь осветилась яркими вспышками, в воздух поднялись клубы дыма. Птицы умолкли, звери затаились. Ни одного звука, кроме работы моторов и выстрелов, которые издавали звуки града и чередующегося грома. Советские войска продвигались шаг за шагом к Берлину. К логову фашизма, которое защищали последние солдаты Гитлера, обреченные на гибель с самого начала этой глупой войны. Красноармейцы встречали почти на каждом километре оплоты немцев, очищая города полностью от заразы.
***
– Матушка…
– Что, доча?
– Русские нас убьют?
– …нет…
***
Красные, подойдя к одному из последних бастионов немцев, стали бомбить город безжалостно и без сострадания. От чего аж земля задрожала, словно по ней прошелся великан. Артиллерия работала во всю, не жалея запасов для тех, кого они ненавидели больше всего.
Темное небо разрывалось пополам, окрашиваясь красным заревом, словно заливаясь кровью. Город дрожал. Люди молились.
***
– …мамочка, я не хочу умирать…
– Все будет хорошо, не бойся, красные хорошие… они пришли освободить нас от…
– От плохого дяденьки, Адольфа?
– Да.
***
После бомбёжки красноармейцы легко пробили защиту города. Поэтому они мгновенно вступили в городские битвы, на которых пролилось немало крови. На всех крышах затаились немецкие снайперы, отстреливая красных, словно птичек на охоте. Каждый проулок фашисты удерживали до конца, до последнего. Переулки залились кровью от бесстрашия немцев и от храбрости красноармейцев. Советские солдаты врывались в каждый дом. Некоторые, чтобы ограбить, убить, а другие – чтобы спасти невинных…
***
Они близко…
– Не бойся, доча… я тебя люблю…
Дверь распахнулась, в дом вошёл коренастый красноармеец с чёрными, грязными волосами и с добрыми голубыми глазами, держа в руке винтовку, на конце которой торчал окровавленный штык.
Дочь с матерью затаились.
Солдат прошёл дальше в дом, внимательно его осматривая. Всё было убрано и разложено по полочкам – аккуратно. На кухне стол был накрыт белой скатертью, на которой стояло две чашки, наполненные мутной водой и тарелка с сухарями. А в комнате в углу стояла не заправленная кровать, за которой и спрятались немки. Но красноармеец сначала их не заметил, его внимание привлекли маленькие детские туфельки, стоящие возле стула и розовое платьице, лежавшее на нем.
Девочка всхлипнула.
Солдат вздрогнул и сразу же оторвав взгляд от прекрасного, заглянул за кровать. Где ему взору предстала женщина с ребенком, которому на первый взгляд было три, четыре года.
Женщина заметив, что солдат на них смотрит, вскочила и сразу упала на колени перед ним, всхлипывая. Она то умоляла о чём-то на немецком языке, то еще более не могла сдержать слёз, бросая взгляд назад. Красноармеец опешил, не зная, что делать, он всмотрелся в дальний угол, где сидела, съежившись, маленькая девочка с белокурыми локонами, изумрудными глазками. В которых суровый солдат, прошедший от Москвы до Германии более двух тысяч километров, увидел то, что не позволяет людям на войне стать чудовищами. Немка увидев, куда он смотрит, еще более расплакалась и, проговорив что-то на немецком девочке, которая после отвернулась к стенке, обхватив руками свою маленькую, светленькую головку, начала расстегивать пуговицы на своей кофте. Красноармеец остолбенел, а женщина лишь продолжала расстегивать пуговицы дрожащими пальцами. Но она не успела. Солдат, придя в себя, в мгновение ока поднял ее с колен и проговорил:
- Не надо…
Женщина в недоумение посмотрела на него, не понимая русскую речь.
- Пошлите со мной, я вам помогу, выведу вас отсюда – сказал красноармеец, пытаясь одновременно показать все на жестах.
Они вышли в коридор: солдат и женщина, держащая за ручку маленькую девочку. Но вдруг в дом ворвались еще двое красноармейцев.
- Семён, какой ты молодец, нашел для нас развлечение – сказал солдат со шрамом на пол лица, бросая взгляд на немок.
- И не надейтесь, они невинны.
- А нам плевать, да Влад?
Второй кивнул, после чего направился в сторону Семёна, который, не раздумывая, наставил на него винтовку.
- Не дури, Семён – проговорил солдат со шрамом, выхватывая из чехла пистолет. Но он не успел. Раздался выстрел, а затем и стук мертвого тела о пол.
Второго выстрела не было лишь мягкий звук штыка, вошедшего в тело красноармейца. Семён обернулся, взглянул мокрыми глазами на немок, которые побелели от увиденного, и еле проговорил:
- Пошлите…
***
Тишина успокаивала слух, после ночных канонад и стрельб. Запахи пороха, бензина, дыма ударяли в ноздри, лишь изредка появлялись нотки сочных цветов. Солнце не жалело никого, светило вовсю, било своими лучами по глазам обычных людей, жителей и солдат, которые собрались на площади, захваченного города.
Семён стоял, прислонившись к стене, ожидая смертный приговор за предательство, убийство своих товарищей. Но он одновременно, то разглядывал трех солдат, стоявших для того чтобы исполнить приговор, то поглядывал на разговаривающего командира с офицерами, то выискивал кого-то в толпе. Командир, обсудив что-то с офицером, вышел к Семёну и громко сказал:
- Анафьев Семён Григорьевич, вы приговариваетесь к смертной казне, в виде расстрела, за предательство и за измену Родине…
Командира прервали немецкие крики, а после на площадь выбежала маленькая худенькая девочка, держа в ручке букетик цветов. Она сначала оглянулась, но потом, увидев Семёна, побежала к нему, никто не пытался ее остановить, все заворожено смотрели. Красноармеец сел на корточки, а девочка, протянув ему букетик, поцеловала в небритую щечку и проговорила тонким голоском:
– Vielen Dank!
Красноармеец, зная перевод этих слов, вдохнул сочный аромат цветов и улыбнулся девочке, которая ответила ему взаимностью. Из толпы выбежала женщина, но ее схватили солдаты, не позволив пройти дальше, поэтому она лишь взглянув благодарными глазами на того кому она обязана многим, окликнула девочку, та быстро взглянула на Семёна в последний раз и убежала к матери.
Наблюдавший командир откашлялся и продолжил:
- Прошу исполнить приговор!
Семён встал и, взглянув на дула винтовок, вдохнул сочный аромат цветов последний раз в своей жизни. И после закрыл глаза, услышав свою смерть – выстрелы.
Примечание.
Vielen Dank (от немецкого) – Спасибо.