МИНИАТЮРА
В свое время мне довелось работать в редакции газеты глухого сельского района. С квартирами тогда было туго. Многие районные чиновники были вынуждены снимать комнаты в частных хатах. Эта же участь и меня постигла.
Сначала я считал, что мне со съемной комнатой не очень повезло. Хата была старая. Моя комната просторная, но холодная. Сколько угля в печку ни насыплешь, в комнате раздеваться после улицы не тянуло. Но потом мое мнение круто изменилось. В этой хате был душевный уют.
В маленькой комнатке хаты жила хозяйка моего обиталища. Все звали ее просто – Николаевна. Она заметно отличалась от сельских женщин. Не знаю, где она раньше работала. Но в положенное время стала получать скромную пенсию. Значит, где-то работала.
.у Николаевны было что-то отнюдь не сельское. Она и выглядела и разговаривала так, что сразу понимаешь – это интеллигентная женщина. Она была добрая и приветливая. С меня она брала за просторную комнату всего десять рублей советскими деньгами.
Николаевна ко мне заходить стеснялась. Зато к себе приглашала довольно часто. О чем-нибудь спросить, или просто поболтать. И каждый раз, заходя в комнатку хозяйки, невольно обращал внимание на портрет мужчины в раме на стене. Это был снимок времен перед революцией, а, может, в период нэпа.
Мужчина смотрел со снимка умными красивыми глазами. На голове его красовалась щегольская шляпа. Воротник белой рубашки стягивала галстук-бабочка. Усы мужчины задорно были закручены вверх.
Однажды я осмелился спросить Николаевну, что это за мужчина?
– Это мой дед, – просто ответила она. – Он долго и трудно болел. Пять лет назад умер.
Николаевна заметно пригорюнилась. Но быстро привела себя в порядок:
– Но, вы поверить не можете. Когда болел, лежал в комнате, в которой ты сейчас живешь. Койка стояла прямо у окна. Это он попросил, чтобы видеть, кто проходит – мимо нашей хаты. За три дня до кончины зовет меня к себе:
–Николаевна! Какая девушка сейчас прошла. Фигура, как у греческих статуй. Ноги – точеные. Ты знаешь? Мои болячки после такой картины дали мне амнистию. А ведь знал, что дни его сочтены.
Рассказ меня удивил, и я спросил Николаевну:
– И всегда он таким был?
– Да всю жизнь. Начну его стыдить: «Ты ж уже старый. Весь в морщинах. Что ты на молодых девушек в окно пялишься? Ты для них – развалина.
У него сразу возражения:
– Ну, ты зря, Николаевна. Я еще очень даже привлекательный. Мимо меня ни одна женщина безразлично не проходит. Обязательно остановится. Внимательно присмотрится. Ну, думаю, влюбилась. Но как только я прохожу – смачно плюется мне вслед