Глава 23. Вечеринка
Первый роман-фэнтези «Осколки мозаики» писался 30 лет, опубликован Издательством РСП, 2018,ISBN 978-5-4477-3166-3, эксклюзивный тираж 100 экз. Можно купить у автора с дарственной надписью, писать в личные сообщения.
В продаже электронная книга: ISBN 978-5-4485-3413-3 Ridero. https://ridero.ru/books/oskolki_mozaiki/
Медлительные сумерки за окном грозили наполнить стекла отражениями. Он задернул шторы, охотно добавил свечей, и чад дружеской беседы не замедлил вознестись к непознаваемому. Иногда споры длились до утра, но не сегодня, он понял ее. «Нет-нет, не сейчас» — кивнула она, возмущенно поднимаясь из глубокого кресла. Он напряженно проследил ее перемещения по гостиной. Он боялся зеркал, друзья заметили это и, когда она скрылась на кухне, переглянулись.
— Поздравляем, старик! Весьма оригинально, талантливо! Да-да, увидим, в другой раз, — они стали прощаться.
— Странно, что я не услышал критики. Я только хотел сказать, что конфликта как такового ведь и нет.
Алфея сидела, вытянув ноги на подоконник, упираясь подбородком в колени, созерцая ореолы фонарей огромного города. Он скомкал листок, мечтая забыть, навсегда забыть строфу: «Любовь уходит, не прощаясь, едва лишь в мыслях предаем. Любовь уходит, завещая любимый призрак за окном».
— Нам не будет скучно в этом мире, — прозвучало оправданием.
— Нет, не будет. Там еще осталась посуда? — бесцветно справилась она.
— Может быть — я сам?
— Я вымою. Это тоже лекарство от тоски. Ее можно разбить.
— Тоску или посуду? — удивился он.
— Не все ли равно, одно переходит в другое и наоборот, а результат всегда непредсказуем.
— Они расстроили тебя?
— Нет, они просто не верят в мое существование. У них мысли столь зависимы от материи. Все понятно и обыденно. Можно возиться по хозяйству, витая в облаках, сочиняя сюжеты.
— Послушай, фея, но когда я пишу, надеюсь, я абсолютно свободен? Уверен, это именно так. Но записанное вне меня, словно кто-то надиктовал текст.
— Любой текст — будущая реальность. Ты откликаешься на зов, тебе есть что сказать.
— Мне?! Но я поясняю, сие от меня не зависит, следовательно, я заблуждаюсь.
— Нет и нет. Автор всегда знает, какими словами передать ощущение полета, напоминает о несовершенстве пут, в которые все заключены.
— Это и есть повод для твоей грусти?
— Вероятно.
Скрывая ноги, спадает полупрозрачная туника. Она застывает изваянием у зеркала. Лишь краткий миг безумья моего?.. Я не готов, так скоро, милая? Но что я говорю?! Это незыблемо — непреходяще, неразделимо: ты и я.
— Ты молчишь, — Алфея не взглянула на него, задувая оплавившие свечи.
Он решил не вдаваться в подробности, вернулся в кабинет опробовать золотое перо «паркера» - подарок друзей. У книжного шкафа юнец пристально вглядывался в портрет, затем открыл дверцу, взял его, ничуть не смутившись присутствием хозяина, вышел к свету, чтобы рассеять сомнения, лучше рассмотреть фотографию. Несомненно, он узнал себя шестнадцатилетнего. Автор решил освободить стол, взял стопку книг и разместил на полке. Кто-то предусмотрительно протер пыль, приготовил место. Улыбчивый парень, постукивая рамкой по ладошке, высматривал что-то в личной библиотеке. Оставалось только покачать головой на самоуправство. Даже кот удобно распластался на пачках нераспакованного тиража. В проеме окна он узнал силуэт странника – только в хорошем костюме и шляпе, присевшего на подоконник. Он закурил, не найдя пепельницы, поднял скомканный лист, расправил, перечитав, аккуратно спрятал во внутреннем кармане, снисходительно оглядывая разношерстную компанию.
Более всего передвижению по комнате мешали вытянутые скрещенные ноги девицы в алом облегающем платьишке, вальяжно растекшейся в мягком кресле и стряхивающей пепел прямо в вазу с живыми розами. Выгнать ее на бульвар, так ведь сразу поскользнется на дурацких шпильках, шлепнется в лужу полуприкрытым местом (листопад же!) или того хуже – ногу подвернет, завоет на всю округу, тащи ее назад на себе… разбудит Алфею, которая спит, пожалуй, утомившись с приготовлением банкета. Надо же, справилась без помощи, совсем было некогда с этим торжеством.
Он хотел присесть к столу, но мальчишка уже достал запылившийся «ундервуд», водрузил на старое место и увлеченно стучал на машинке, поглядывая на влюбленную парочку на диване. Девушка млела от поцелуев, молодой человек почти утонул в ее груди, не забывая расстегивать платье. Она теребила его кудри, покрывала неумелыми поцелуями лоб и брови, а он вновь проваливался в складку меж грудей, ничего вокруг не замечая. Дело к соитию, шли бы они отсюда уже в более укромное место. Рядом с ними женщина, тоже бесцеремонно, оголила грудь, к ней сразу подбежал малыш. Он сосредоточенно кормился, причмокивая, раскрывая рот для передышки, смотрел внимательно на милующихся, толкая их ногами. Молчали все. Не найдя себе места, автор решил принести табуретку с кухни, чтобы испробовать перо.
Алфея сидела спиной к двери, вытянув ноги на подоконник, захваченная чтением новой книги, словно не она корректировала содержание. О! Женщины! О! Чаровницы! Как же они любят восхваления себе – любимой. Стишок ли, просто комплимент или песенка про нее, хотя бы немного про нее. И они сразу погружаются в театральные – чужие эмоции, о которых автор и не задумывался, сочиняя. Без лестных обещаний – жизнь не в радость. Зачем им это (?!) мужчинам не понять. А те, кто знают их слабость, не промахиваются, флиртуя. Самое обидное, что сейчас она его, виновника торжества, не замечает, войдя в роль главной героини. А раз так все удачно складывается, то пора разобраться с непрошеными поклонниками. Вероятно, кто-то из друзей забыл свою подругу - модель или актрису. Ее можно без слов облить водой из вазы, чтобы научилась пользоваться пепельницей.
В кабинете горела только настольная лампа, на рабочем месте сидел хипповатый студент, - по-свойски макнув перьевую ручку в антикварную чернильницу, он заглядывал за тяжелую портьеру и продолжал писать, ухмыляясь в усы. Там другая парочка предавалась утехам, сверкая наготой некоторых частей тела. Странник не стал дожидаться реплик, хмыкнув, перешагнул через длинные ноги красотки, вышел. Автору тоже пришлось перешагивать. Кормящая мамочка одевала малыша для прогулки, жалуясь вслух о том, что ей, все равно, не хватит денег на билет. Длинноногая поднялась из кресла, вызвала такси, неприязненно поморщилась, прежде чем показать свое превосходство.
- Надеюсь, вам не в Париж лететь? Хватит вам десятки.
- Почему Париж? Откуда вам все известно? - вспыхнула женщина.
Но два метра костей, одернув собравшийся в гармошку подол, гордо исчезла. Следом загромыхала коляска по ступеням. Молодые люди вяло оправляли одежды и не спешили помочь. Удивительное безразличие. Каждый не любил каждого только за то, что другой был (стал?) другим. Можно представить, что бы они наговорили, если кто-то из них был хозяином дома. Терпели друг друга сквозь зубы, одно непонятно - для кого устроено это представление?
Копошение за шторой затихло. Автор заглянул, но там уже никого не было. «Ундервуд» зачехленный стоял на подоконнике, как обычно. Все ушли. Отъехало второе такси, третье. В первом исчезли шпильки искательницы приключений. Он видел, как старательно тетка повязывает шарф его сыну, играющему с малышом в коляске…
Его озарило: бывшая приходила к нему за деньгами, а он никого не узнал – так все изменились с годами. И единственный сын, с которым не виделись лет семь, не решился, вопреки запрету, войти в квартиру, в родной дом отца! Они переходили бульвар. Отстав от матери, он остановился, долго смотрел на папу… Внезапно, взметнув ворох рыжих листьев, убежал. Если бы в тот миг, он мог предчувствовать будущее, как утверждала Алфея, он бы выпрыгнул в окно высокого первого этажа, крепко обнял, удержал свою кровиночку. Скорее всего, подросток сослался бы на то, что мамка одна, ей трудно с братиком. А он бы кричал, что она вовсе не одна - давно замужем, это он - один на один с собой…
В жутком сне он не мог представить, что в следующий раз он встретит сына в мире виртуальном, поначалу приняв фото со сложенными на груди руками за нестареющего странника. И мечты, и досада опали как листья, тихо.