Благодаря заботам дедушки Ахмеда, рос я честным и добрым мальчиком, уважал старших, отчего даже соседи по кухне отзывались обо мне хорошо. И вот перед самой смертью дедушка подозвал меня и сказал: «Самое главное в жизни – будь, внук, всегда справедливым и честным». А мечта моего детства – стать шофером и я копил деньги на собственную машину. Отец тихо посмеивался, но до поры помалкивал.
После окончания 11 классов он пригласил меня на беседу, усадил за стол и сказал вот что. «Поговорим с тобой, сын… Ты уже достаточно взрослый и настала пора выходить тебе на большую дорогу жизни. Однако до счастья на правде далеко не ускачешь. До него проще на машине доехать. И лучше, если добираться до счастья ты будешь на колесах собственных. Понял? Мы подготовим много фруктов, и ты с дядей Георгием поедешь через недельку продавать. Он знает, куда».
Ехать куда-то и зачем-то не очень хотелось, но на Кавказе слово отца – закон, и я согласно кивнул головой. Через две недели мы уже находились на рынке большого города. Я стоял за прилавком, а передо мной весы и куча первосортных мандаринов. Неподалеку разместился дядя Георгий, то и дело поощрительно кивавший, чтобы я не робел.
Первой подошла приятно одетая женщина в очках, и, даже не взглянув на товар, спросила. «Ну, и почем мандаринчики?». Я бойко ответил: «Сто рублей кило!» «Но это же грабеж, - сказала она. И Вам даже и не стыдно?». Смерив меня уничтожающим взглядом, она ушла. Я покраснел, мне стало очень неловко. «Конечно, стыдно, - подумал я, - но ведь все на этом рынке продают за сотню рублей…».
Тут подошла худенькая старушка в ветхом пальто и сказала, не торгуясь: «А отвесь-ка мне два килограмма, да крупнее. У меня внучка в больнице…». Взвешивая мандарины, я вдруг обратил внимание на ее облезлый воротник и внезапно все во мне запротестовало. «Ну, уж нет, дорогой папочка! Не хочу и не могу ехать «к счастью» на машине, добытой такой «правдой»!». Вспомнив напутственные слова любимого дедушки, я твердо сказал: «С Вас, бабуля, тридцать рублей».
Она недоверчиво посмотрела на меня, отдала требуемую сумму и шустро скрылась, боясь, что я вдруг передумаю. Три человека, стоявшие рядом, взяли по 5 килограммов сразу и тоже быстренько исчезли. Толпа передо мной стала расти ежесекундно. Появившийся рядом дядя Георгий яростно зашептал: «И ты сын моего брата! О, ишак безмозглый! Ты что, урод, хочешь и моего сына без машины оставить?!».
Разгоряченный и торжествующий, я оттолкнул его и он, трижды плюнув, ушел. Во мне поднялась буря чувств, и я крикнул: «Уважаемые россияне! Берите мандарины!! Всего по тридцать рублей за килограмм!!!». Задние напирали, а передние вдруг перестали брать, и я услышал чей-то голос. «Мужики, этот южанин что-то слишком уж раздобрился…». «Конечно! – ответил уверенный мужской бас. Зазря отдавать не будет! Тут, ребятки, что-то не так… Надо разбираться».
«Ну, да, точно! Здесь дело заведомо нечистое!» – заверещала бойкая старушка. «Некоторые такие вот в помидоры смеси какой-то пустят - и зреют они прямо за 10 минуточек!». Пораженный недоверием, я, было, попытался защищаться: «Люди! Я же вам только добра хочу!». Но меня язвительно перебил мужчина в роговых очках: «Ишь ты! С чего это ты нам вдруг добра захотел? А в полицию ты не хочешь?!».
Начался невообразимый гвалт и крики: «Администратора! Директора сюда!! Полицию!!!». И уже через несколько минут я шел в сопровождении двух полицейских, и по пути напряженно соображал: «Неужели прав все-таки он, отец? Но как тогда быть с предсмертными словами дедушки?!».
В присутствии директора и служителей закона я честно, как на духу, рассказал обо всем, и они понимающе заулыбались. Наконец, экспертиза доказала доброкачественность мандаринов и старшина полиции процедил: «Иди и не валяй больше дурака. Усек? Нет?».
После происшедшего я стоял за прилавком с чистой совестью и более уже не пытался продавать мандарины по тридцать рублей за килограмм. Да, собственно говоря, что-то не очень-то и хотелось…