Измайлов сам раскрыл холодильник. В синеватом холодном свете лежала мертвая молодая девушка. Эрик, не в силах сдерживать себя, вцепился в руку следователя.
— Это Ольга, — прошептал он, — сестра.
— Вы уверены? — осведомился Анатолий Петрович. — Смотрите внимательно. Ошибки быть не должно. От вашего слова сейчас зависит судьба двух ваших друзей. Я говорю про Инкса и этого Арнольда Карловича.
— Это Ольга, Ольга, — говорил юноша, все еще держась за следователя, но, не отводя глаз от застывшего, уже искаженного смертью, молодого лица. Кое-где на ее теле еще виднелись следы белой краски. — Моя сестра. Кто ее убил? За что?
— Кто убил, мы почти знаем, а за что — точно знаем. Подозреваемые — это Степан Федорович Инкс и его секретарь, который, если лично и не принимал участие во всех этих преступлениях, но был в курсе дел своего хозяина. Их цель — завладеть бесценной коллекцией вашего отца.
— Ольга, Ольга, сеструха, — бормотал мальчуган, слезы потоком текли по его лицу, которые он вытирал рукавом английского костюма.
Измайлов закрыл холодильник и вывел мальчика из морга. Они вернулись в кабинет следователя. Юноша тяжело плюхнулся на стул и разрыдался.
— Эрик опознал в убитой сестру, — злорадно проговорил Измайлов. — Итак, господа хорошие, пора каяться. Чистосердечное признание, как известно, смягчает наказание.
— Хорошо, — подал голос Инкс, который, казалось, что-то напряженно обдумывал. — Я не только расскажу вам все, но и покажу.
— Что? — воскликнул испуганный Штиглиц. — Степан Федорович, вы нездоровы! Вы переутомились! — Арнольд Карлович в волнении вскочил с кресла. — Палач, гестаповец! — выкрикнул секретарь в самодовольное лицо Измайлова. — Даже, если мой хозяин сейчас что-нибудь и скажет, это все будет неправдой. Вы пытками и жестоким обращением вынудили Степана Федоровича наговаривать на себя! Я не оставлю это так!
— Я вас пытал, Степан Федорович, или был к вам жесток? — ухмыльнулся следователь.
— Нет, нет, все в порядке, — поспешно поднял руку Инкс, — у меня нет к вам претензий. Вы были со мной корректны и вежливы. Успокойтесь, Арнольд Карлович, нам пока не в чем упрекнуть Анатолия Петровича. Он — профессионал высокого уровня и качественно выполняет свою работу. Итак, вы хотите пройти путем моего преступления? Я охотно проведу вас по нему.
Арнольд Карлович побледнел.
— Вы больны, Степан Федорович, — бормотал он. — У вас стресс, вы не в своем уме.
— О нет, не волнуйтесь, друг мой, — улыбнулся Инкс, — мой разум, как никогда, ясен. И это все благодаря Анатолию Петровичу Измайлову, его спартанский режим очень благотворно повлиял на меня. Я все обдумал и хочу говорить.
— Быть честным — в ваших же интересах, — сказал следователь.
— Эрик, вы желаете принять участие в нашей прогулке? — спросил Степан Федорович притихшего мальчишку.
— Я? Да, — кивнул мальчик.
— Ребенка следует изолировать, — жестоко проговорил Измайлов.
— Но я его опекун и суда надо мной не было, моя вина еще не доказана и, следовательно, я не лишен прав заботиться об Эрике. А юноша хочет сопровождать нас. Что может помешать моему подопечному быть рядом со мной?
Измайлов только заскрипел зубами на неопровержимые доводы Степана Федоровича.
— Если вы намерены от меня сбежать, то не выйдет.
— И в мыслях такого не держу, — добродушно проговорил Инкс. — Я даже не буду против, если вы наденете на меня наручники. В старину узникам к ноге, чтобы они не убежали, привешивали ядро, но сейчас, кажется, такое не практикуется. Если это правило действует и ныне, то я согласен.
— Шутить изволите, — проскрипел следователь. — Имейте в виду, что за ложные показания полагается отдельная статья. Балаган устраивать я вам не позволю.
— Вот поэтому, чтобы было все серьезно и достойно, разрешите мне прежде умыться. Арнольд Карлович привез мне зубную пасту, мыло и все необходимые предметы гигиены. Я хочу появиться на месте моего преступления почти таким, каким я был в тот злополучный день.
— Да, конечно, — сбавил обороты Измайлов, — только смотрите, без глупостей. — Он выразительно посмотрел на бритву.
— Кончать жизнь самоубийством, когда появилась возможность обнародовать правду? Это было бы непростительным легкомыслием. А я считаю себя достаточно интеллектуальным человеком.
Измайлов распорядился препроводить Инкса в камеру, чтобы он мог привести себя в порядок. Степан Федорович ушел, а Измайлов остался с обеспокоенным Арнольдом Карловичем и подавленным Эриком.
— По-моему, ваш шеф чего-то того, — покрутил у виска следователь.
— Несчастный человек, — покачал головой Штиглиц. — Это вы довели его до такого состояния. Мой хозяин — это блестящий ум, огромные знания, аристократические манеры. У него помутился рассудок от ваших допросов.
— Если у вашего шефа и помутился рассудок, то уже давно. Он спятил без меня. Алчность и зависть сгубили его. Но можете успокоить себя, если Инкс не преступник, то он сумасшедший, и тогда тюрьму ему заменит сумасшедший дом. Конечно альтернатива неважная, но вам, наверное, будет приятнее сознавать, что все эти годы вы служили не расчетливому бандиту, а несчастному шизику, то есть больному человеку. Вполне вероятно, что ваш хозяин — просто болен. В его положении — это будет наилучший выход.
— Что вы несете! Сумасшедший, больной! — воскликнул Штиглиц. — Да Степан Федорович нормальнее самого нормального человека.
Измайлов доверительно закурил и предложил сигарету Штиглицу. Но Арнольд Карлович отказался.
— Честно говоря, версия о шизофрении вашего босса мне тоже не по душе. — сказал Измайлов, с наслаждением затягиваясь. — Хотя, как я понимаю, сейчас Инкс задумал разыграть перед нами спектакль именно на эту тему. Но ему не отвертеться. Меня будет сложно убедить в его безумии.
Вскоре привели Степана Федоровича. Инкс, несмотря на утомленный вид, выглядел безукоризненно. Он умылся, побрился и даже слегка подушился утонченными духами, которые заботливо привез Арнольд Карлович.
— Я готов, — без тени страха или волнения сказал Инкс, он протянул руки следователю.
— Вам чего? — не понял Измайлов.
— А наручники? — улыбнулся Инкс. — Мне не нужны никакие поблажки.
Измайлов, с каменным лицом, защелкнул на холеных белых запястьях Степан Федоровича стальные «браслеты».
— Вам не удастся меня провести, господин Инкс, — сказал Измайлов. — И не пытайтесь прикидываться юродивым. А, если и сойдете за такового, то сумасшедший дом, в который я упрячу вас, гарантирую, даже отдаленно не будет походить на самую жалкую африканскую гостиницу. Это ад и там вы подвергнетесь самым настоящим пыткам. В тюрьме же такой умный и ловкий человек, как вы, имеет шанс выжить и подчас даже неплохо устроиться. Через несколько лет вы сможете там стать авторитетом, в дурдоме же вас превратят в подопытного кролика, жалкую безумную развалину, которую будут накачивать всякой дрянью, пока вы действительно не рехнетесь и утратите даже подобие разумного мыслящего существа.
Эрик слушал Измайлова, замерев от ужаса. Инкс заметил состояние Эрика.
— Ну как вам не стыдно говорить такие вещи при столь юном создании? — с укором проговорил Степан Федорович. — Пойдемте, — распорядился Инкс, словно он был не подозреваемым, а сам вел расследование.